Текст книги "Кащенко"

Глава пятая
БАЛАЛАЙКУ В РУКИ ВОЗЬМУ…

Итак, наш герой пострадал за дело революции, лишившись возможности окончить Московский университет. Здесь стоит отметить, что «кровавый» царский режим в конце XIX века наказывал своих противников довольно гуманно. Петру Кащенко и его друзьям при всей их хронической «неблагонадежности» удавалось раз за разом организовывать массовые протестные выступления, да еще и в стенах университета. И даже когда терпение властей лопнуло, бунтовщиков судили лишь университетским судом. Он состоялся 9 апреля 1881 года, по его решению Петра Викторова сослали в Ставрополь-Самарский, а нашего героя отчислили без права продолжения учебы в течение двух лет и сослали под гласный надзор полиции в Ставрополь-Кавказский. Почему именно туда? Причина проста: недавно в этот город из Ейска переехала мать Петра Петровича Александра Павловна Кащенко со всеми детьми.

Почему она выбрала этот город? Возможно, это было как-то связано с известной династией купцов, носящих ту же фамилию Кащенко. Они сделали состояние на торговле зерном и прославились как благотворители. Долгое время ставропольцы, услышав фамилию Кащенко, говорили: «Щедрые были люди – сколько добра сделали!» Один из представителей семьи Александр Кащенко переехал в Ставрополь как раз одновременно с матерью нашего героя и построил в предместье города, Воронцово-Александровской слободе, ремесленное училище и прогимназию для крестьянских детей. На содержание учебных заведений он выделил особый капитал, а по церковным праздникам всегда приезжал к ученикам с угощением.

Во время революции Александра Кащенко защитили от расправы красных комиссаров собственные рабочие, которые вступились за «эксплуататора». В ставропольском Спасо-Преображенском храме на старинной мраморной доске с именами жертвователей есть и фамилия Кащенко. Такие вот достойные люди носили эту фамилию. Трудно сказать, состояла ли семья нашего героя с ними в родстве, хотя бы и отдаленном. Но вполне возможно, что именно смутные (и скорее всего несбывшиеся) надежды на купеческую помощь сподвигли мать Петра Петровича переехать именно в Ставрополь-Кавказский.

Здесь стоит прояснить ситуацию с двумя Ставрополями, поскольку она постепенно забывается за давностью лет и уже не столь общеизвестна, как в середине ХХ века, когда Ставрополь-Самарский, он же Ставрополь-Волжский или Ставрополь-на-Волге был только что переименован в Тольятти. Генеральный секретарь итальянской компартии Пальмиро Тольятти никакого отношения к этому городу не имел, но некоторый смысл в факте переименования найти можно: второй, кавказский Ставрополь, куда уехал в ссылку Петр Кащенко, больше не путался со своим тезкой и стал просто Ставрополем без всяких приставок.

Слово «Ставрополь» переводится с греческого как «крест-город», но с Античностью это никак не связано. Просто в России конца XVIII века бытовала традиция называть города на греческий лад. Откуда в названии «кавказского» Ставрополя взялся крест, историки спорят до сих пор, причем версии одна другой литературнее. По одной из них фундамент крепости, с которой начался город, имел форму креста. По другой – древний каменный крест якобы нашли, когда рыли траншею для закладки крепостного фундамента. Есть и совсем смешная версия: будто бы Ставропольская крепость, от которой ведет свою историю город, была отмечена на какой-то старинной карте не точкой, а крестиком.

Кавказский Ставрополь тоже не избежал советского переименования. В 1935 году он стал Ворошиловском в честь советского военачальника Климента Ворошилова. Однако после освобождения от немецкой оккупации в 1943 году городу вернули старое название с обоснованием «различие в наименовании краевого центра и края вызывает затруднения для учреждений и граждан». Хотя кого и когда эти затруднения останавливали? Скорее, переименование свидетельствовало о временном охлаждении Сталина к своему другу Ворошилову, не отличившемуся полководческими талантами в ходе Великой Отечественной войны.

Но вернемся в конец XIX века, к облику тогдашнего Ставрополя-Кавказского. Был ли он унылой провинцией и беспросветной глушью для ссыльных? А ведь ссылали туда еще со времен декабристского восстания. В списке ставропольских ссыльных значились А. А. Бестужев-Марлинский, А. И. Одоевский, А. Е. Розен, М. А. Назимов и другие декабристы. Заезжал туда во время одной из кавказских ссылок и великий русский поэт М. Ю. Лермонтов. Кроме того, там часто доживали свой век провинившиеся гвардейские офицеры, которым запрещалось появляться в обеих столицах.

Яркий портрет этого места оставил нам генерал Н. Н. Раевский: «Ставрополь – уездный город, на высоком и приятном месте и лучшем для здоровья жителей всей Кавказской губернии. В нем нашел я каменные казенные и купеческие дома, сады плодовитые и немалое число обывателей, словом, преобразованный край, в который едущего ничего, кроме отдаленности, страшить не должно».

В городе периодически показывал премьеры местный театр, работали различные научные общества, выходили собственные периодические издания – «Ставропольские губернские ведомости» и другие, более мелкие. Каждый год открывали двери для новых учеников классические гимназии, как мужская, так и женская, именуемая училищем Святой Александры. Торжественно открытое в 1849 году в присутствии кавказского наместника святейшего князя М. С. Воронцова, это заведение вошло в историю, став первой ласточкой официального женского образования на Кавказе. В 1862 году местный купец Л. Е. Павлов построил для учениц прекрасное трехэтажное здание, которое сохранилось до наших дней. За год до приезда Кащенко, в 1880 году, училище переименовали в Ставропольскую женскую гимназию.

Помимо классических гимназий в городе было множество других школ и училищ, например Армянское. Отдельно существовало Общество для содействия распространению народного образования. Охотно занимались в Ставрополе искусством в специальном «Кружке любителей изящных искусств» и местном отделении Русского музыкального общества. Неудивительно, что город в разные годы охотно посещали известные люди, среди которых А. В. Суворов, А. С. Грибоедов, А. С. Пушкин, Н. Н. Раевский, Н. И. Пирогов.

Интерес к Ставрополю немного поутих после строительства Ростовско-Владикавказской железной дороги, которую пустили в обход этих мест, но город продолжал оставаться притягательным для многих благодаря своему красивому ландшафту и мягкому климату. Для многих, но не для нашего героя. Первыми, с чем он столкнулся по приезде на этот «курорт», стали серьезные материальные проблемы. Никак не получалось найти работу. Все хорошие оценки и знания, полученные за годы обучения в Московском университете, ничего не стоили без диплома. Кащенко вообще не имел права заниматься врачебной деятельностью, а зарабатывать нужно было много и срочно, поскольку молодая жена находилась в интересном положении. Первый сын супругов Борис родился в декабре того же несчастливого 1881 года. Можно только представить, какие душевные муки и угрызения совести испытывал Петр Петрович, вынужденный просить деньги на еду у матери, получающей скудное вдовье пособие.

Стоит отметить, что небольшое пособие полагалось и ему самому. Как ни странно, в дореволюционной России ссыльным платили. В книге А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» говорится: «Кроме того, платило царское государство своему политическому врагу в ссылке: 12 рублей в месяц кормежных и 22 рубля в год одежных». Лепешинский пишет, что и Ленин в шушинской ссылке получал (не отказывался) 12 рублей в месяц, а сам Лепешинский – 16 рублей, ибо был не просто ссыльный, но ссыльный чиновник. Ф. Кон уверяет нас теперь, что этих денег было крайне мало. Однако известно, что сибирские цены были в 2–3 раза ниже российских, и потому казенное содержание ссыльного было даже избыточным. Мартов же пишет, что он «за 5 рублей в месяц получал от хозяина квартиру с полным столом, а остальные деньги тратил на книги и откладывал на побег».

Правда, в документе «Устав о ссыльных» 1909 года цифры гораздо ниже, чем у Солженицына, но все равно речь о выплатах идет, причем независимо от статьи. Также все ссыльные на некоторое время освобождались от налогов: «Относительно обложения ссыльнопоселенцев податями и повинностями соблюдаются следующие правила: поселенцы в первые три года по водворении освобождаются от всяких податей, а затем облагаются сбором по пятнадцати копеек с души в год собственно для составления экономическаго капитала ссыльных; в течение первых десяти лет по водворении ссыльно-поселенцы освобождаются также от земских и общественных повинностей».

Сохранилась точная сумма ссыльного пособия нашего героя – 5 рублей 70 копеек. Это было крайне мало, меньше даже мизерного жалованья прислуги. Кормить на такие деньги семью не представлялось возможным, особенно учитывая беременную жену и будущего ребенка. Ситуация действительно оказалась тяжелой, и усугубляло ее то, что Кащенко попал в нее исключительно собственными стараниями.

Единственной моральной поддержкой Петра Петровича в тот момент стала жена Вера, сочувствующая революционным идеям. Она безусловно поддерживала мужа. У матери, которая вкладывала все силы в образование своих детей, его поступки, приведшие к краху, вряд ли нашли бы понимание. Тем более что она сама рассчитывала на помощь сына.

Кащенко метался в поисках хоть какого-то заработка. Пригодились музыкальное дарование и мастерство: он давал уроки пения, настраивал фортепиано, но средств все равно катастрофически не хватало. Выжить будущему психиатру помог случай: он узнал о вакансии учителя пения в уже упоминавшейся Ставропольской женской гимназии и схватился за эту возможность. Из-за полуарестантского статуса дело выгорело не сразу. Известно, что для разрешения на трудоустройство Кащенко потребовалось ходатайство самого ставропольского губернатора. Но как мы помним, он умел просить сильных мира сего. В итоге Департамент полиции пошел навстречу, и в октябре 1881 года новоиспеченный учитель пения приступил к своим обязанностям.

Кстати, в наше время для занятия подобной должности непременно потребовался бы диплом. Но тогда музыкальное образование в России находилось в зачаточном состоянии, система его еще только складывалась. До 1860-х годов российская музыкальная педагогика представляла собой лишь домашнее обучение, в основном пению и игре на фортепиано, иногда – на струнных инструментах. Любительское музицирование считалось хорошим тоном в богатых домах, именно оно подготовило почву для будущего профессионального исполнительства. Из формата частных уроков музыкальное образование выходило постепенно. Поначалу преподавание музыки внедрилось в программы немузыкальных учебных заведений. К середине XIX века «клавикордные» классы открылись в Московском и Петербургском университетах, а также в Смольном институте, но до настоящей профессиональной системы это, конечно же, недотягивало даже близко.

Когда речь идет о системе, давно и продуктивно работающей, часто кажется, что она сложилась сама собой, как говорится, исторически. Однако в большинстве случаев появление глобальных структур всегда связано с именами конкретных людей, без которых все получилось бы не так или не получилось бы вовсе. Отцами-основателями русского музыкального образования стали братья Рубинштейны – Антон и Николай. Они могли бы ограничиться яркой музыкальной карьерой – таланта на это хватило бы обоим. Но миссия просветителей вела их дальше, и они стали Кириллом и Мефодием русской музыкальной культуры, заложив основы профессиональной музыкальной системы, которая до сих пор котируется во всем мире.

Первым шагом стала инициатива Антона Рубинштейна, создавшего в 1859 году в Петербурге Русское музыкальное общество. В него вошли единомышленники братьев, также стремившиеся к музыкальному просвещению своего отечества. Антон Григорьевич не успокоился на этом и через год организовал общедоступные музыкальные классы. Образование там проходило бесплатно, силами энтузиастов, за два года работы «классов» в них сформировался будущий костяк профессуры первой русской консерватории, которая открылась в Петербурге в 1862 году. Николай Рубинштейн последовал примеру брата и предпринял точно такие же шаги в Москве. Он открыл московское отделение Русского музыкального общества, а чуть позже и музыкальные классы, также вырастив в них педагогический коллектив будущей Московской консерватории. Она открылась в 1866 году, среди ее педагогов был Петр Ильич Чайковский.

Консерватории открыли новую страницу в истории русской музыки. Теперь музыкантов учили не только играть или петь, из них делали настоящую творческую элиту, людей культурных и мыслящих. Помимо музыкальных дисциплин в консерваториях преподавались общие гуманитарные знания. Выпускникам, при условии успешной сдачи экзаменов, выдавали диплом «свободного художника». Курс обучения предполагал девять лет, позднее его разделили на собственно консерваторию и предваряющее ее музыкальное училище. Понятно, что к 1881 году людей с консерваторским образованием в России можно было буквально пересчитать по пальцам. И вряд ли бы они вдруг все оказались в Ставрополе.

Так что на отсутствие диплома у Кащенко никто не посмотрел, а вот его психологический портрет весьма заинтересовал ставропольскую полицию. Наблюдая за тем, как лихо он преподает музыку девочкам, жандармы пришли к выводу, что означенный тип весьма опасен. Тем более что насчет него из Московского полицейского департамента пришла тайная бумага, содержание которой гласило: «Личность крайне вредного направления образа мыслей и, благодаря своему красноречию, имеет огромное влияние на своих товарищей, что в особенности заметно на сходках, бывших в университете, на которых он почти всегда бывал главным руководителем и вожаком, что дает ему возможность высказывать свои антиправительственные идеи и тем производить влияние».

Понятно, что в Москве наш герой имел дерзость призывать студентов к свержению царского режима, но что опасного могли усмотреть ставропольские служители порядка в девичьих занятиях музыкой?

Дело в том, что помимо сильной харизмы и умения влиять на людей Петр Петрович обладал еще незаурядным талантом педагога-методиста. Как уже говорилось, в начале 1880-х профессиональное музыкальное образование только начинало формироваться, учебный процесс происходил в режиме тестирования, никаких официальных учебных программ не существовало. А Кащенко с его блестящими успехами в учебе, конечно же, был перфекционистом, кроме того, он горячо любил музыку, поэтому не мог преподавать ее, что называется, «для галочки». Поэтому он не нашел ничего лучшего, как создать свою, совершенно уникальную методику игры на музыкальных инструментах. Смысл ее в том, что партии сначала твердо выучивались голосом, а потом подбирались по слуху на всяческих гармошках и балалайках. Таким образом нечто вразумительное получалось очень быстро даже у самых неопытных учениц. Удача в свою очередь вдохновляла юных исполнительниц, и они хотели учиться дальше с тем горячим энтузиазмом, которого так часто не хватает ученикам современных детских музыкальных школ.

Возможно, если бы наш герой не вернулся в медицину, то стал бы русским Карлом Орфом или Золтаном Кодаем¹⁵, повлияв на всю систему обучения детей музыке. Но и то, чего он добился в Ставрополе, достойно восхищения. Позанимавшись с новым учителем меньше года, простые девочки из небогатых семей вдруг превратились в хор и оркестр народных инструментов такого уровня, что их стали звать на общегородские официальные мероприятия, а их руководитель стал местной знаменитостью, что, разумеется, очень не понравилось жандармам.

Кащенко же, окрыленный успехом, словно забыл о своем сомнительном статусе и принялся за старое. О. Лиманкин и А. Чудиновских цитируют донесение ставропольских полицейских. Их подопечный «общался с членами кружка, состоявшего из приезжавших на каникулы петербургских студентов и имевшего цель распространение революционных учений среди учащейся молодежи». И это при гласном надзоре полиции, с беременной женой и кучей неработающих младших братьев и сестер, за которых он всегда чувствовал ответственность! Как оценить подобное? Что это – благородное мученичество за идею или кураж безответственного смельчака?

Конечно, Петру Петровичу было тогда всего 22 года, и подобное поведение можно объяснить неопытностью и тем, что в юности люди очень часто живут эмоциями, а не разумом. Но наш герой получал высокие оценки в университете, а значит, с самодисциплиной у него все было в порядке. К тому же подпольная революционная деятельность требовала много сил и изворотливости ума. Судя по всему, в тот момент молодому Кащенко было присуще некое чувство сродни религиозному, свойственное многим революционерам его времени. Именно из-за этого чувства террористы-народники, совершающие жестокие убийства, получали не только широкую поддержку, но иногда практически ореол святости.

Есть специальный термин – психология революционера. Это явление начали изучать вскоре после того, как психология стала научной дисциплиной, то есть в XIX веке. В 1896 году появился фундаментальный труд французского психолога и антрополога Гюстава Лебона «Психология социализма». Лебон составил психологический портрет русских идейных террористов и пришел к выводу, что упорное и насильное навязывание обществу нового социального идеала вызвано аномалиями психики. В своей книге Лебон условно разделил революционеров на три типа. К первому он отнес случайных людей, примкнувших к террористам под влиянием внешних обстоятельств. Став членами тайных обществ, они никогда не участвовали в собственно акциях террора, а лишь соглашались исполнять «мирные» рутинные обязанности, например, обустройство быта в коммунах. Как правило, это были подруги революционеров. Найдя себе более «безопасных» кавалеров, они мгновенно возвращались к нормальной жизни и становились хорошими хозяйками, начисто забыв революционные идеалы.

Второй тип составляли ораторы разной степени амбициозности и таланта. Самым важным в революционной деятельности для них оказывалось влияние на массы. Психологической потребности в насилии они не испытывали и бомб не взрывали, ограничиваясь идеологическим просвещением. Кащенко, несомненно, относился к этому типу. Его влекла возможность выступить с трибуны, зажечь людей, повести их за собой, неважно, в какие формы облекались его позитивные идеи – в политические, музыкальные или научно-медицинские. Поэтому со временем он все-таки отошел от революционной деятельности, найдя своим ораторским и организационным талантам другое применение.

Третий, самый опасный тип революционера явно не имел с нашим героем ничего общего. Лебон определил этот тип как страдающий хроническим девиантным (то есть сильно отличающимся от принятых социальных норм) психологическим состоянием. Таких людей называют фанатиками. Они становились террористами и проливали кровь своих сограждан часто не из-за идейности, а из-за латентной психопатии, толкающей их к насилию. К такому типу принадлежал Игнатий Гриневицкий, признававший лишь кровавые формы террора, – именно он бросил роковую бомбу под ноги Александра II.

Итак, протестная деятельность продолжала манить Кащенко возможностью самовыражения, но обстоятельства сильно сдерживали его революционный порыв. Он все-таки был ответственным человеком и не мог бесконечно подставлять своих близких, являясь для них в общем-то единственной опорой. В какой-то момент Петр Петрович задумался о том, чтобы наладить отношения с властями и даже попросить у них помощи. Для начала он написал ходатайство о снятии гласного надзора, однако Совещание по особым делам сочло его просьбу преждевременной, что неудивительно. Он подождал около года, а потом с истинно казачьей храбростью написал письмо самому министру внутренних дел Д. А. Толстому.

В этом документе Кащенко вполне реализовался как оратор. Он просит прощения красноречиво, даже артистично: «В прошлом месяце исполнилось 2 года с того времени, когда я был исключен из Московского университета за два месяца до окончания курса и отдан под надзор полиции… Если бы эта кара постигла меня только одного и не коснулась моей собственной семьи, состоящей из жены, маленького сына и многочисленной семьи моей матери-вдовы, нуждающейся в значительной поддержке и возлагавшей на меня, единственного старшего своего сына, все надежды, – я не осмелился бы и беспокоить Ваше Сиятельство моей просьбой и отбыл бы назначенный мне срок 9-е сентября 1884 г. безропотно. Но, Ваше Сиятельство, тягость семейного положения и продолжительное пребывание здесь (я не смею полагать это достаточным искуплением моей вины) дают мне надежду на Ваше милостивое согласие сократить мне срок моего нахождения под надзором и дозволить мне привести к концу мое прямое назначение: получить диплом врача и посильно служить обществу теми знаниями, которые дает профессиональное университетское образование… т. е. дело, ради которого я и мои родители принесли столько материальных и нравственных жертв»¹⁶.

Удивительно, но министр проявил сочувствие к будущему выдающемуся психиатру. Если честно, речь шла всего о нескольких месяцах, но для Кащенко этот срок имел очень большое значение. Петр Петрович отчаянно стремился все-таки получить диплом врача, упущенный так безрассудно. А оставаясь в Ставрополе до начала сентября, он не успевал на экзамены и терял целый год.

Что касается университета, то выбора у нашего героя не было. После ссылки он еще некоторое время не имел права проживать в обеих столицах, а также в Киеве. Но неплохой вариант для завершения образования все же имелся – Казанский университет. Он шел третьим по рейтингу после Петербургского и Московского, и его медицинский факультет считался весьма сильным. Туда Кащенко и подал документы на пятый курс. А встретил его в Казани не кто иной, как товарищ по революционной борьбе Петр Викторов. Вскоре закадычные друзья стали еще и однокурсниками. На этот раз наш герой погрузился в медицину основательно, не отвлекаясь на другие виды деятельности. Конечно, кроме музыки, которая сопровождала его всю жизнь, являясь мощной отдушиной и фактически второй профессией.