Текст книги "Сезоны Персефоны: по следам Колеса"

Время Бельтайна. День пятый: затмение

Прикрыв глаза, Персефона пыталась найти рассказу Младена достойное место в чертогах собственного разума. Быть может, на неё саму кто-то навёл порчу, чтобы поиск ответов на вопросы оборачивался лишь ворохом новых вопросов?..

– Истинный род, – уцепилась Персефона за слова облачного змея. – Но ты сказал, что жених Даяны погиб…

– Я сказал «будто», – улыбнулся Младен. – Говорили, он миловался с ней в пещере на краю села и горного леса. Однажды молния ударила туда средь ясного неба, потом только одежду его и нашли. Вот тебе и небесные стрелы… Оно и понятно: не каждый день порталы в иные места открываются. А почему этот дивный жених к невесте своей вовремя не вернулся, почему её с сыном к себе не забрал – того уже не узнать.

Не открывая глаз, Персефона попыталась вообразить себя на месте Даяны. Не Осенней княгиней, способной шастать по туманам Приграничья к своему возлюбленному супругу, а простой югославской девушкой, которая обожглась на сказке и, отчаявшись ждать продолжения, попыталась жить без надежды на волшебство.

– Её тоже не нашли, – в тихом голосе Персефоны утверждение звучало сильнее вопроса. – А Матео решил, что если неведомый папаша с электричеством дружил, то и сына ему посредством этой магии переправить получится?

Княгиня полагала, что глупо шутит, но Младен кивнул. Задумчиво добавил:

– Могу его понять. Сложно это: когда всю жизнь привык опираться на логичное да зримое, а начинается паранормальный кавардак. И дитё, которое не твоё даже, вдруг начинает во сне ходить да на странных языках болтать, домашнюю скотину взглядом в ужас вгоняет, али ещё что… Словом, магическая душа в нём пробуждается и путь ищет, а у тебя в арсенале – лишь суеверия про подменышей да одержимых. И думал, что перешибёшь эту бесовщину строгостью и здравомыслием, ан нет…

С моря налетел вечерний ветер, и Персефону пробрало короткой дрожью. Прищурившись на заходящее солнце, она впервые вознесла горячую благодарность собственным родителям за все моменты, которые раньше складывала в копилку обид. Папины шутки про эльфов в занавесках, ворчание мамы по поводу «сушёных веников на балконе» – но не жестокий запрет на ролевые встречи, не сожжение травяных сборов или торжественный их спуск в унитаз!

Воображение Персефоны явно было в ударе, поскольку нарисовало ей мрачный образ сломленной и озлобленной Персефоны. Той, которую не пустили на зов души, заставив этого зова стыдиться. Той, чьи травы не способны восстанавливать силы и дарить добрые сны. Той, которая хочет творить отвары, а выходят отравы…

На дрожащие плечи Персефоны легла тёплая шаль цвета хвойного леса.

– Пойдём-ка ближе к огню, – предложил Младен.

***

После ночных приключений Мирьям дрыхла в пещере до заката. Проснувшись, созерцала фрески на потолке – не столь разгадывая образы, сколь вспоминая слова.

Человек в белом. Седой. С крыльями. Другой человек в зелёном. Вместо волос – листья. В руке колосья. Третий в багровом. На голове пожар. Держит молот. Четвёртый в синем. Лазурные кудри как волны. Рядом лодка. Облик пятого не разобрать, но в его руках подобие домры. Шестой и седьмой едва угадываются. Наверное, это не люди. Люди – это те, нагие, ниже. Те, кому передают дары. Или обязанности. Возделывать землю. Ковать и строить. Плавать по морям. Творить искусство. Выходит, и летать тоже?

Дальше – фигурки многочисленные и схематичные: сеют и жнут, танцуют и лежат, сношаются и дерутся. Некоторые выкрашены разными цветами, но большинство чёрные. Краски изрядно выцвели – интересно, сколько им столетий – но тусклым золотом горят меж фигурок тайные символы, вторя контурам лодки и молота, серпа и крыльев. Кажется, что бесконечное шествие соитий и битв нужно лишь затем, чтобы длилась во времени и пространстве эта золотая строка.

В нечёсаную голову Мирьям пришла забавная мысль: не будь она изгнана, не встретила бы в этой пещере янтарный закат, при свете которого собственной кровью переписала символы на бумагу. Следом мелькнула щемящая фантазия: родной дом, тёплые объятия мужа и совместное разгадывание древнего шифра. Мирьям дёрнула головой и заскулила; в пасти возник привкус тёмного колдовства, почуянного ею в позапрошлую ночь. Нужно загрызть источник колдовства, и дом вновь станет родным.

Измятый лист лежал под камушком в самом сухом углу пещеры, и Мирьям подцепила его лапой, дабы взглянуть на засохшие бурые разводы.

Лист сиял, будто неведомый мастер выложил поверх кровавых каракулей тонкую золотую поталь.

***

– Я, конечно, птица, но не сова, – зевая, Сьена выползла из шатра и обнаружила, что солнце уже в зените, а на площадке она первая.

Видимо, коллективный сон до обеда тоже был частью ритуала. Оно и понятно: перед вечерним лунным затмением, на которое был намечен финал, стоило собраться с силами. Со стороны казалось, что странная пёстрая публика беспечно развлекается средь руин – но если по-особому прислушаться и глянуть, становилось слышно и видно, как души настраиваются друг на друга, чтобы звучать в гармонии, а из разнокалиберного многоцветья чужих энергий сплетается общее прекрасное полотно, ждущее выкройки. Совсем скоро магия небесных тел позволит вознести его над миром. Помогут подмастерья космической Пряхи, и сошьётся…

Жажда сменить разрушение на созидание. Воля искать общий язык. Мужество помнить, но прощать. Смелость сиять во тьме.

– Ты тоже его видишь? – тихо вопросили Сьену. – Полотно…

Птицедевочка обернулась. Неподалёку, запрокинув голову, стоял смуглый коренастый волшебник, который в день земли исповедовался Персефоне.

– Ага, – кивнула Сьена.

Чувство громадной совместной работы, что близка к завершению, охватило её от макушки до пяток. Радостно было сознавать, что где-то там есть и её, Сьены, небесно-голубая ниточка.

***

Поджарую шерстяную тушку Мирьям трясло от нетерпения. Разум и память твердили, что для вылазки в аул нужно дождаться темноты, но оставаться в пещере было выше её сил. Полная луна, взойдя в лиловых сумерках, добила несчастную агызмал. Огласив ущелье тоскливым и яростным воем, она рванула вниз.

В ауле не спали. Какое там! Звенели струны, лилось вино, возносились к небесам ладные голоса. Мирьям пыталась вспомнить, что за праздник сегодня, и не могла. Быть может, чей-то день рождения? Да и плевать, ведь важно другое: настигнуть намеченную жертву во время гуляний будет ой как непросто. Но Мирьям настигнет. И загрызёт.

***

На руинах хорватской крепости начинался танец затмения. Ловко маневрируя в тесноте, Старшая независимых волшебников собирала «змейку» под ровный пульс барабана. Пульс ускорялся, «змейка» росла. Ритуальное пламя в центре площадки обрело цвет чернёного серебра, но Персефона, изваянием застывшая в башенке на углу, никак не могла видеть этого, ибо на её голову была накинута плотная ткань, украшенная самоцветами. Самоцветы тоже были видны всем, кроме Персефоны, а вот оценить их вес удостоилась только Княгиня.

«Тяжела ты, шапка Мономаха», – мысленно пошутила Персефона. Мысленно – потому, что говорить было нельзя, а напряжение требовалось куда-то деть, чтобы не дрожали руки. В руках было зеркальце богини Менесс. В зеркальце отражалась полная луна – единственное, что Осенняя княгиня могла и должна была созерцать из-под покрова до того мига, как Старшая коснётся её руки и произнесёт Слова, требующие Ответа.

«Выйдешь из круга, замкнув его, – вновь зазвенело в княгининых ушах. – Замкнёшь круг, из него выйдя…»

А ну, вдох-выдох. Не хватало ещё потерять сознание. На лбу Персефоны выступил пот, моментально пропитав накидку. Как же не хватает Артемиса…

Мягко потеплел на шее кулон из влтавина, пражский его подарок. Уставших пальцев Княгини коснулись незримые ладони, нежной силой унимая дрожь. Была осень, ружьё и лань. Есть весна, зеркало и луна. Будет новая осень, Охота и любовь. До края и после.

С моря налетел тревожный ветер. Барабан аритмично сбился и ускорился ещё шибче. В лунном отражении мелькнули стремительные незнакомые силуэты.

– Воздух, – совсем рядом произнёс растерянный голос Сьены.

***

Огни слепили, музыка оглушала. Раньше Мирьям радовалась праздникам, но сейчас для её обострившихся чувств было слишком много всего и сразу. А ещё стало сложнее принюхиваться – особенно после того, как она, пробираясь в укромное место, опрокинула кувшин с вином. Зато и собаки, потеряв её дух, перестали нервничать.

Мир перед глазами Мирьям рябил, будто старый телевизор. Виной ли тому биение сердца, эманации затменной луны или зловонные волны чужого колдовства?

Вот она. Избранная цель. Та, чьей волей Мирьям обратилась в то, чем была названа. Та, которая очень скоро познает воплощение собственного слова.

Ведьма отошла в тень деревьев, к телеге с припасами. Мирьям обратилась в оскаленную пружину и бросилась в бой.

Впиться в ногу, резко дёрнуть, свалить наземь. Злая рука пытается сложить заклятье – впиться в руку! Закогтить плечи! Вырвать глотку вместе с последним воплем!

Наступив задней лапой на тело, что ещё билось в жуткой агонии, Мирьям выпрямилась во весь рост и попыталась отплеваться от мясных ошмётков. Строение пасти к плевку не слишком располагало, и Мирьям выхватила из телеги кувшин вина, дабы смыть с клыков тошнотный привкус ведьминой крови. В такой кошмарной и живописной позе её и застали селяне, набежавшие на шум.

Мирьям метнула кувшин в толпу, припала на четыре лапы и скрылась во тьме.

***

Отражение луны в зеркале богини Менесс мелькнуло и пропало, перекрытое чьей-то спиной. Спина была широка и закована в латы. Персефона с болезненной ясностью поняла, что ритуал сорван. Можно было откинуть покровы и взглянуть, кем именно.

Старшая над независимыми волшебниками застыла в трёх шагах от Осенней княгини. В её руке дрожало слепящее остриё слитной энергии, так и не донесённое до лунного зеркала. Музыка оборвалась, остановилось и шествие, но никто не смел разнять рук и выпустить магическую мощь в бесконтрольный разряд.

– Искусная работа, – раздался за плечом Персефоны вкрадчивый голос, который она менее всего ожидала услышать сейчас и здесь. – Но стоит немного подкорректировать силовой вектор… Скажем так, в соответствии с актуальными трендами…

– Владилен? – выдохнула Княгиня.

Энерговампир, с которым судьба свела Персефону и Артемиса ещё в те дни, когда Дикой Охотой правил Эрик. Владилен казался эталоном изысканной элегантности, научной беспристрастности и хладнокровной дипломатии. Артемису он, конечно, присягнул, но наличие Персефоны упрямо считал уязвимостью нового Владыки. Персефона прошла испытание на титул, и Владилен вроде бы отвял…

– Доброго вечера, госпожа, – учтиво склонился энерговампир. – Прошу пройти с нами.

За спиной Владилена маялся Мирослав. Кажется, после полёта с валькириями ему было нехорошо, но глава департамента общемагической безопасности крепился.

– На каком основании? – голос Персефоны зазвенел холодной сталью.

Кое-кто из валькирий потянулся к оружию, и Княгиня перевела взгляд с Мирослава на них. Воители из эскорта высокого начальства были похожи на участниц вчерашнего авиашоу разве что способностью летать. Их воронёная броня казалась лёгкой, но прочной, однако Персефону смутили не доспехи и даже не вооружение. Лица всех валькирий были скрыты за глухими зеркальными забралами, в которых отражалась её жалкая искажённая фигурка.

– Как быстро вы забыли наш разговор, Персефона Ивановна, – недобро усмехнулся Мирослав. – Так быстро, что кажется, будто вы выразили своё запоздалое несогласие.

«Вы не должны миру молоко и мёд», – о нет, эти слова Персефона помнила слишком хорошо. В ответ она пообещала полынную горечь и исполнила обещание, как смогла. Но и пугающие мистерии оказались департаменту не по нраву – уж не тем ли, что обрели нежданный успех? Не тем ли, что на премьере высокий начальник рыдал и каялся в том, что желал сокрыть даже от себя самого?..

Встав вполоборота, дабы обращаться к Княгине и Старшей разом, Мирослав изрёк:

– Я искренне впечатлён. Вы – все до единого – извели уйму собственных сил, чтобы соткать громадный, просто-таки гигантский… пластырь! А сейчас хотите налепить его поверх гнойной раны и ждать, когда та заживёт!

Кто-то из двойняшек пнул Персефону под рёбра, и она задохнулась от ужаса, распознав в этом пинке поддержку речам Мирослава.

– Сейчас миру нужен скальпель, – переместившись ближе к Старшей, продолжил тот.

Усилием воли Старшая скатала острое сияние в плотный клубок и отвела руку в сторону. До Персефоны донёсся запах палёной кожи.

– Не ты творил, не тебе и ковать, – прошипела Старшая. – Прочь с нашего пути.

Владилен мимолётно кивнул валькириям, и отряд ощетинился клинками.

– Какого хрена, Владилен? – прошипела уже Персефона.

– Мне не подходит медовая диета, – склонив голову, ответил энерговампир. – Пусть этот мёд и стал полынным. Не бойся, Княгиня, ты не пострадаешь. Просто… сдайся.

– Эта суровая задача не для нежных рук, – созерцая мучения Старшей, признал Мирослав. – Не ваших и даже не моих. Однако, к нам готов явиться приглашённый специалист высшей квалификации…

Не опуская оружия, валькирии расступились. На пустое место шагнула, воплощаясь, высоченная женщина в доспехах и с копьём. Дабы созерцать её лик, даже дылда Владилен был вынужден задрать голову. Копьё было ещё выше. Доспехи выглядели прошедшими огонь, воду и прочие субстанции; на фоне свежего хай-тека валькирий контраст был особенно ощутим. На плече «приглашённого специалиста» восседал внушительный ворон, чернотой своею сливаясь с волосами. Почуяв торжественность момента, ворон хрипло каркнул и растопырил крылища пред лицом хозяйки. Быть может, поэтому Персефона успела направить внимание на прочие детали её облика и обнаружить, что воительница вообще-то глубоко беременна. Как и она сама.

***

По следу Мирьям шли все псы аула, но ей было не страшно, лишь до одури обидно. Кончина колдуньи не избавила её от пут заклятья, звериный облик не сменился человеческим. О возвращении к мужу нечего было и думать. Теперь её судьба – неравная битва со сворой овчарок и кровавая смерть пред ликом затменной луны.

Петляя меж кустов и обдирая тощие бока, Мирьям старалась уйти в сторону от пещеры, но едва не свалилась в узкое ущелье, затем потеряла направление и очнулась уже на подходе к знакомой площадке. Бегство обернулось провалом, но Мирьям разозлилась на себя не за провал, а за само бегство.

Смерть сверкала жёлтыми глазищами и рычала в кустах, но в этом рыке Мирьям вдруг уловила, что смерть её боится. Быть может, потому, что где-то между аулом и пещерой Мирьям потеряла собственный страх перед смертью. Отчего-то стало жаль бумажку с золотыми письменами, и Мирьям решила драться за неё.

***

– Вы хотите мира, – голос воинственной богини звучал гулко и мягко, как медный колокол. – Но лишь отдаляете его. Вы пытаетесь воззвать к маятнику, что уже начал движение. Вас раскатает в кровавые сопли, а движение продолжится. Быть может, чуть замедлится, продлевая всеобщие мучения. Но сосуд перемирия наполняется не так…

Ораторским мастерством беременная воительница владела не хуже копья. Персефона не знала, как ей достойно возразить – более того, не ощущала даже права возражать.

– Он наполняется лишь тогда, – воинственная богиня вознесла копьё к потемневшей луне, – когда переполнен сосуд битвы. Я призвана приблизить этот миг.

Тяжёлое копьё нацелилось в Старшую. Та мотнула непокорной головой и сжала кулаки.

– Побоище меня насытит, – заметила богиня, – но всё же предлагаю объединить силы.

Старшая потупила взор, будто подчиняясь, и сорвавшимся голосом крикнула:

– Силу в землю! Раз, д…

Размыкая живую цепь, дрогнули руки – вспотевшие и сухие, прохладные и горячие – но прежде этого в ярый шар, пробив ладонь Старшей, вонзилось остриё копья. Коротко и сухо грохнул разряд, слившись с болезненным криком.

– Три, – приняв энергию в копьё, закрыла счёт богиня.

В гулкой тишине раздался хрустальный звон: лунное зеркало в пальцах Персефоны треснуло надвое. Воительница бросила взгляд на осколки, затем на Осеннюю княгиню.

– Оно мне не нужно, – прозвучал свысока медный колокол. – Ты тоже.

Ночь затменной луны

– Княгиня нужна мне, – напомнил Мирослав. – По делу о превышении сезонных полномочий…

Воинственная богиня равнодушно повела сияющим копьём.

– А луну с неба не достать ли заодно? – выкрикнули из толпы.

Персефона вздрогнула, узнав голос Нэндру. С постамента в башенке ей было видно, как высоченная воительница совершила изящный разворот к кучке независимых волшебников, как рассредоточились в цепь зеркальношлемные валькирии, как хищно напряглась спина Владилена. Едва зримый пёстрый парус, искусно сотканный пятидневным трудом, изгаженный обидным именем пластыря за миг до финальной нити, стремительно выцвел и начал расползаться над руинами туманной ветошью, сокрыв собою тусклую луну.

Поначалу Персефона решила, что энергию общего полотна тоже всосало воинственное копьё. Но сейчас Княгиня ощутила, что вложенные силы вернулись обратно в неё, будто неосуществимая транзакция – на личный счёт. И, кажется, она не одна такая…

Возгорелись в чародейских руках огненные сгустки и ручные молнии, легли на тетиву самодивьи стрелы. Заплясал над ритуальным пламенем тонкий смерч: вот-вот вознесёт в воздух раскалённую гору угля и обрушит на незваных гостей. И грянет героическая битва за независимое волшебство и Осеннюю княгиню!

Нет. Лютое побоище во славу трёхметровой бой-бабы на сносях.

– Нельзя!! – воздев руки над головой, завопила Персефона.

Своего вопля она не услышала. Дрогнул строй валькирий, словно каждую из них незримо пнули под колени. Споткнулся и развеялся смерч, так и не зачерпнув огня. Беременная воительница перехватила копьё, изготовленное для атаки, и оперлась на него, будто на посох. А потом обернулась к той, которую назвала ненужной.

– Я пойду по своей воле, – не чувствуя сил для поединка взоров с богиней, Персефона предпочла уставиться на Мирослава. – Но вначале незваные гости немедленно покинут площадку, а глава европейского отделения департамента гарантирует безопасность и свободу всем присутствующим.

Требование Осенней княгини прозвучало дерзко и нелепо. Но, кажется, побоище и впрямь отменялось.

– Блок на физическое и ментальное оружие, – объявил Мирослав, и от слов его на Персефону повеяло забытым ветром эльфийских ролёвок.

– Если кто-то всё же желает сразиться, мы охотно задержимся, – голос богини стал будничным, словно у рекламного менеджера после презентации. – Но, полагаю, мы ещё встретимся – как противники или как союзники. Моё нынешнее имя Аштар Морган. Воззвания, жертвы, упоминания в соцсетях приветствуются.

Ворон покинул латное плечо хозяйки и в три прыжка вырос до размеров крупной лошади. Аштар оседлала пернатую спину и хлопнула ворона по крылу. Клин валькирий вознёсся над руинами и завис на месте, украшая воздух сиянием реверсивных следов.

– Чисто технически, – усмехнулся Владилен, – они покинули площадку.

Мирослав подал руку Персефоне. Делать было нечего: Персефона протянула свою ладонь в ответ. Мирослав стремительным движением перехватил, крутанул, заломил и замкнул запястья Княгини в силовые контуры арестного заклятья.

Из толпы выскочила яростная полуоперённая Сьена, взметнул полы плаща Младен.

– Давайте без почётного эскорта, – скривился Мирослав. – Владилен, ты готов?

Персефона обернулась и обалдела. За спиной энерговампира трепетали гигантские прозрачные крылья, формой похожие на драконьи, а структурой – на стрекозиные. Из груди Владилена проросла вторая пара рук, суставчатых и шестипалых. При мысли о том, что это существо понесёт её сквозь ночную высоту бок о бок с Мирославом, Персефоне поплохело. А она ещё готоцикла боялась… О, кстати!

– Не стоит нагружать Владилена, – выдавив сдержанную улыбку, предложила Персефона. – Я предоставлю вам свой личный транспорт.

Распихав и Сьену, и Младена, пред очи Мирослава вывалилась Старшая: бледная от ярости и боли, с кровавыми бинтами на ладони и фразой настолько же бессильной, насколько неизбежной:

– На её месте должна быть я!

Блюститель магической безопасности мягко улыбнулся:

– На каком же основании, Эльвира? Заявку вы подали вовремя, запретных заклинаний не творили, Княгиню участвовать не принуждали, а кто тайно присягнул Аштар Морган и навёл её на мероприятие, департаменту неизвестно… Подлечите свою руку, а потом этой рукой напишите заявление на… допустим, Владилена, который распространялся тут об актуальных трендах и силовых векторах…

Владилен оскалился не то на Старшую, не то на Мирослава.

– Если же ваша совесть и впрямь нечиста, – Мирослав продолжал улыбаться Эльвире, – нас не затруднит провести внеплановую проверку деятельности независимых волшебников. В ходе этих проверок чего только не всплывает…

Старшая пошатнулась, и Нэндру подставил ей плечо.

Намотав на кулак силовую цепь с Персефоной, Мирослав спустился с площадки и воззрился на готоцикл. Разумеется, он учился пилотировать нечто похожее, но дело было давнее и не слишком успешное. Признаваться в этом пред всем волшебным людом не хотелось. Демоны раздери эту Княгиню, она даже из-под ареста умудрилась бросить ему вызов!

Мирослав подтолкнул Персефону к готоциклу, помог перекинуть ногу через длинное седло. Сам сел сзади, зажав добычу меж рогатым рулём и собою.

– Какой фразой его завести? – прошипел он в ухо Персефоны.

– Страстной и ласковой, – ответила Княгиня. – Неси меня прочь, сквозь полдень и ночь, над танцем огней до цели моей! Затем назвать адрес.

К чести готоцикла, тот ничем не выдал своей тайны и выпустил пернатую механизацию лишь после приказа Мирослава.

– Ах, да, – начальник департамента магбезопасности хлопнул себя по лбу и принялся рыться в карманах пиджака. – Совсем забыл: подпишите, Княгиня, согласие с вашим арестом, вот на этом бланке зачеркните «Владилен» и поверх впишите название вашего транспортного средства…

В угли бывшего ритуального костра шлёпнулась жидкая белая лепёха. Ворон воинственной богини не выдержал затяжного кружения над постылыми руинами, а ожидание, судя по всему, грозило затянуться надолго.

– Первыми я убью бюрократов, – пообещала с высоты Аштар Морган. – Вначале они вещают о срочных боевых задачах, затем тонут в бумагах и топят всех! Прочь отсюда, мои неистовые воины! Нас заждалась поэзия сражений!

Бронированное авиазвено перестроилось и вслед за богиней легло на боевой курс.

Персефона боролась с искушением каллиграфически выписать полное имя и двойную – после свадьбы с Артемисом – фамилию, краем глаза наблюдая, как независимые волшебники разносят Владилена в клочья. Ах, поздно надеяться: проклятый энерговампир уже вошёл в режим всеядности – что в него ни всади, всё усвоится да жизненных сил добавит. А Мирослав, потирая лапки, зафиксирует коллективное нарушение перемирия.

– Что ж я тебе так сдалась, а? – не отрываясь от бумаг, вопросила Персефона.

– Не мне, – мурлыкнул Мирослав, кладя горячие ладони на живот Княгини. – И не только ты… Эй, какого хрена этому старику опять надо?!

С площадки на парковку спикировал Младен. Меж его бровей залегла грозная складка, черты лица заострились, обретя больше фамильного сходства с Артемисом, чем Персефона подмечала в любой из прошлых дней.

– Мы летим вместе, – припечатал облачный змей. – Я имею родственное право и долг оберегать Княгиню.

– Не вопрос, – пожал плечами Мирослав. – Лети. В пределах балканской зоны. За дальнейшее сопровождение получишь дисквалификацию.

Потемневший горизонт прошило грозовой нитью. Младен вздрогнул.

– А я подарена владыкой Самайна, – пискнула Сьена, – для защиты и…

– Да вы заколебали, – не выдержал Мирослав. – Лети и ты. Сколько сможешь. Готоцикл конфискован для перевозки обвиняемой, посторонним посадка запрещена.

Персефона зажмурилась, запрещая себе дрожь, слёзы и бешеный пульс. Она покидала эти руины, торжествуя дипломатическую победу над нежданными и грозными врагами, а предвкушая новые прения на тему «грешновато Осенней княгине в Бельтайн колдовать». То, что приготовил ей Мирослав на самом деле, было неведомо и кошмарно. Сейчас они взлетят, блок на атаку будет снят, и Владилен без промедления порвёт одной лапой Сьену, а другой Младена. Двух самых родных – после Артемиса – существ, не испугавшихся остаться на её стороне и не подозревающих, в какой они из-за этого опасности…

Молния сверкнула ближе, очертив контуры прибрежного островка. Персефону осенило идеей смелой и страшной. Подмигнув Младену так отчаянно, что лицо едва не свело судорогой, Княгиня изрекла:

– Мне кажется, полёт будет быстрым… Знаете ли, на той стороне острова Углян есть бухта Тьмы и бухта Света… А прямо напротив – ведь «преко» в переводе «напротив», верно, Младен…

– Через, – поправил её облачный змей, и тут до него дошло, что это не вопрос. – Но можно и «напротив», да…

– Напротив остров Галовац, то бишь Чаячий, – стукнув кулачками по рулю, задохнулась от волнения Персефона.

– Экая вы впечатлительная, – хмыкнул Мирослав, невзначай касаясь Персефониного живота. – В вашем положении, знаете ли…

Из-под готоцикла взметнулся синий свет, вознеся крылатую сумрачную махину вопреки всем законам аэродинамики. Владилен грузно воспарил рядом.

– Я слышал, Артемис тебя многому научил, – рассеянно обратился Младен к Сьене.

Третья молния сверкнула совсем близко. Птицедевочка глянула облачному змею в глаза, и перья на её спине встали дыбом.

Полёт и впрямь вышел быстрым. Ничего не подозревающий Мирослав скомандовал готоциклу «Рим, виа Аппиа Антика», и изящный нос летучей громады развернулся будто бы в сторону Италии. Владилен пристроился следом, Сьена и Младен – во фланги. Луна вновь просветлела, но сиять ей оставалось недолго: близился грозовой фронт.

– Зачем тебе мои дети? – обернулась Персефона к Мирославу. – Убить? Отобрать?

– Страх заставляет тебя мыслить крайне банально, Княгиня, – откликнулся тот. – Нет.

Над бухтой Света (или всё-таки Тьмы?) готоцикл снизился к воде и заложил резкий вираж. Сзади завопил Владилен. Оглянувшись, Мирослав узрел на его закорках Сьену, кромсающую основания стрекозиных крыл острыми плоскостями собственных перьев.

Энерговампир встряхнулся, и птицедеву отшвырнуло прочь, но по морде ему тут же хлестнул серый плащ облачного змея. Плащ намотался, Владилен потерял направление, пернатый комок Сьены зашёл на таран сверху, Младен дёрнул вниз – и Владилен, увлекая противников за собой, подбитой феей рухнул в волны.

– Не взлетят, так поплавают, – равнодушно отметил Мирослав. – Всё, хватит шалостей.

В шею Персефоны впилось острое жало лезвия. Княгиня скосила глаза на изящный стилет и твёрдую руку Мирослава. Если это блеф, то очень искусный. Если же запрет на драку снят, нужно дотянуться до облегчемодана, закреплённого под рулём. Скованные руки изрядно осложняли этот манёвр.

– Разве я не нужна живой? – выдохнула Персефона.

– Смотря кому, – уточнил Мирослав. – Заказчику нужен лишь генетический материал.

Под готоциклом промелькнула вершина острова Углян. Сверкнула близкая молния, стоп-кадром выхватив из тьмы широкие кроны деревьев, оставленные руины и бестолково маленькие фигурки меж них. Раскатисто грохнуло в тучах.

– Почему мы сменили курс? – крикнул Мирослав.

– Гроза, – собрав остатки мужества для спасительной лжи, ответила Княгиня. – Облетаем… через самостан!

Над островком Галовац готоцикл ухнул на посадку, подарив своим пассажирам миг невесомости. За этот миг Персефона успела сотворить обережный знак, дёрнула облегчемодан и, отпихнув Мирослава, скатилась по крылу готоцикла наземь.

Монастырская тропинка сама легла под ноги, но Персефона не сразу обрела способность по ней побежать. Готоцикл пытался оттеснить Мирослава к морю, растопырив над Княгиней крылья, будто наседка над птенцом.

– Что-то не выходит нынче по-хорошему, – поднявшись в воздух, Мирослав влепил готоциклу заклятие недвижности.

Персефона обалдела, и обалдение вытеснило страх, очистив путь для спасительной ярости. То есть летать мы умеем, просто предпочитаем перемещаться на чужой тяге.

– Мне нужно оружие, – запустив скованные руки в облегчемодан, приказала Княгиня.

Тот отрыгнул в её ладонь первое, что нашлось: широкий, чуть погнутый серп. Тот, с которым юную Персефону посвятили в травницы.

– Сойдёт, – решила Княгиня, рассекла лезвием арестные путы и рванула к памятнику.

***

Луна скрылась в грозовых тучах, и кровавый азарт мало-помалу начал покидать Мирьям. Площадка перед пещерой была полна собачьих ошмётков, растерзанных её клыками и когтями, но псы всё не кончались. Ободранное бедро бесило своей слабостью: на боль не хватало сил. В чаще галдели, сверкая фонарями, охотники.

Что ж, вот и конец.

Припав на заднюю лапу, Мирьям цапнула зубами золотой лист. «Не доставайся ж ты никому», – полыхнуло в голове невесть откуда прилетевшее проклятье. Полыхнуло так, что в глазах потемнело. Собачий рык жалко утонул в титаническом инфразвуке громового разряда. Мирьям приподняло ослепительным потоком и повлекло в неведомом направлении.

***

Достигнув памятника, Персефона упала на колени. Не то, чтобы она собиралась молиться, просто ноги не держали. Суровый епископ – или кто он там был – недвижно взирал на неё сверху вниз. «Можешь приходить, когда захочешь», – было сказано Княгине в ночь их первой встречи, но про защиту не прозвучало ни слова!

– Я додумала лишнего, – задыхаясь, признала Персефона. – Вы не обещали помочь. Но я здесь чужая. Бежать мне некуда. Так что простите за драку в святом месте…

Персефона заставила себя подняться, и, повернувшись к памятнику спиной, а к Мирославу лицом, приняла подобие боевой стойки. Ни Младена, ни Сьены по сию пору не видать. Неужели гадский Владилен одолел обоих?

– Не пр-рощу, – сжав рукоять серпа, прорычала Княгиня.

С оглушительной вспышкой над нею треснули небеса.

– Боже опростит, – усмехнулись за спиной. – Але нийе потребно…

С небес на Мирослава обрушилась электрическая стрела и воющая шерстяная тушка. Вокруг Персефоны выкрутили в ноль контраст и громкость, а затем, не сдвигая с места, продёрнули её сквозь плотную серую пелену. Примерно так, читая в отрочестве «Дозоры», будущая Княгиня воображала себе Сумрак. Он же оказался – Приграничье и Загранье. Но сюда нельзя зайти, будто в круглосуточный магазин! Особое время и место. Многосоставные эликсиры, непременно с кровью волшебного существа…

– Добродошли, Персефона, – отделившись от собственного памятника, страж Приграничья изловил Княгиню за руки. – Ты хотела избежать гибели, и твоё желание вовремя сошлось с чьим-то таким же. Моё имя Алоизий Степинац, и ты не чужая мне.

***

От портальной молнии Мирослав прикрылся тройственным щитом, высадив на него почти все силы, но к довеску из одичавшей оборотницы он был не готов. Пришлось попросту врезать ей кулаком в нос. В довершение всего куда-то делась Персефона. Ах, ну ясно же: сбежала в портал! Мда, сильна… А может, лишь наколдовала невидимость и крадётся сзади с серпом в руках? Тогда кто автор портала?..