Текст книги "Остров в море"

Глава 17

Когда Штеффи снова отправилась в школу, шел снег; крупные мокрые хлопья таяли, касаясь земли.

Сванте оставил в покое ее косы. Хоть в этом было облегчение.

На перемене к Штеффи подошла Брита. По выражению ее лица было ясно, что она хочет сказать нечто важное, но собирается выжидать как можно дольше.

Штеффи смотрела на снежные хлопья, кружащиеся в воздухе. Она не собиралась заговаривать с Бритой. Если ей есть что сказать, пусть сама сделает первый шаг.

Брита откашлялась.

– Я решила простить тебя, – торжественно сказала она. – Если ты действительно раскаиваешься. Тогда Иисус наверняка тоже простит тебя.

– Спасибо, – ответила Штеффи и попыталась выглядеть полной раскаяния.

– Мама сказала, что мы должны быть кроткими и терпеливыми, – продолжала Брита. – Ты жила в царстве греха всю жизнь. Это не твоя вина.

В царстве греха! Штеффи открыла рот, чтобы выразить протест, но Брита опередила ее.

– Я охотно помогу тебе, – сказала она. – Встать на путь истинный. Можно мне пойти к тебе после обеда?

– Я не знаю… – начала было Штеффи. Но Брита перебила ее.

– Моя мама уже спросила у твоей тети, – сказала она. – Она сказала, что можно.

– Ну ладно, – пробурчала Штеффи.

Ей показалось, что за ее спиной что-то устраивают, но не могла понять толком, что именно.

После школы они вместе пошли домой. Брита без умолку болтала о воскресной школе, о новой песне, которую они выучили в прошлое воскресенье, о том, что скоро день святой Люсии.

– Что за Люсия? – удивилась Штеффи.

– Разве ты не знаешь? – спросила Брита, будто это была самая очевидная вещь в мире. – День святой Люсии – это праздник в честь королевы света.

Ответ ничего особенно не прояснил для Штеффи.

– Какая еще королева света?

Брита принялась усердно и обстоятельно объяснять, как празднуют день святой Люсии.

– В классе выбирают девочку на роль Люсии. И шестерых подруг. Все должны голосовать.

– Кого нужно выбрать?

– Кого-нибудь красивого, – сказала Брита с едва слышным вздохом и добавила: – И кто хорошо поет.

Вера пела хорошо. К тому же она была симпатичной.

– Обычно мы выбираем Сильвию, – сказала Брита.

Они поднимались на последний холм. Брита отстала.

– Не иди так быстро, у меня колет в боку, – пожаловалась она.

Штеффи захотелось поддразнить Бриту. Вместо того чтобы замедлить шаг, она пошла быстрее.

– Подожди же! – крикнула Брита.

Штеффи остановилась, только когда оказалась на вершине холма. Она посмотрела на море. Вдалеке мерцал маяк. Его свет был белым, но, отойдя на пару шагов в сторону, Штеффи увидела, что он стал красным. Дядя Эверт объяснял, что корабли должны держаться белого света. Если они сбиваются с курса, тогда красный предостерегает их от скал и отмели.

Брита догнала Штеффи.

– Почему ты не подождала меня? – укоризненно спросила она.

– Я же жду, – ответила Штеффи.

Глаза Бриты зло сузились, но она, очевидно, вспомнила, что должна быть терпеливой.

– Нам надо идти вниз? – спросила она более дружелюбным тоном.

– На край земли, – сказала Штеффи. Но Брита не смогла понять, что она имела в виду.

– А они богатые? – спросила Брита. – Янсоны?

Штеффи никогда не думала о тете Марте и дяде Эверте как о «богатых». Конечно же, у них было все необходимое. Но тетя Марта сама вела хозяйство без чьей-либо помощи, а дядя Эверт ходил в синей рабочей одежде, и от него пахло рыбой, даже когда он много дней проводил дома.

– Не особенно, – ответила она.

– А твоя семья в Вене? – спросила Брита. – Они-то наверняка богатые?

Штеффи вспомнила большую квартиру, красивую мебель, мягкие матрасы. Вспомнила мамины платья, шляпы, шубы. Папин кабинет, книжные полки от пола до потолка, книги в кожаных переплетах. Все то, чего они лишились, когда нацисты отобрали у них квартиру и папе запретили работать.

– Уже нет, – коротко ответила Штеффи.

Тетя Марта открыла перед ними парадную дверь, словно давно уже стояла там и ждала.

– Добро пожаловать, Брита, – сказала она. – Входи.

Пока они снимали верхнюю одежду, тетя Марта спросила, как поживают мама Бриты, ее бабушка и многие другие люди, о которых Штеффи никогда раньше не слышала. Брита вежливо отвечала.

– Покажи Брите твою комнату, – сказала тетя Марта. – Я скоро принесу вам булочки и сок.

Девочки поднялись на второй этаж.

В комнате Брита осмотрелась. Она кивнула, увидев картину с Иисусом, и указала на фотографии на комоде.

– Это твои родители?

– Да.

Брита мельком взглянула на папин портрет, а вот мамин рассматривала внимательно. На мгновение Штеффи увидела маму глазами Бриты. Волосы с химической завивкой, накрашенные губы, на шее – кокетливое меховое боа. Так непохожа на женщин острова с их сдержанными прическами, не накрашенными лицами и простыми хлопчатобумажными платьями.

Она поняла, что Брита подумала о ее маме: легкомысленная и тщеславная. Греховная. Как кинозвезда из журналов, которые Сильвия иногда приносила с собой в школу и показывала другим девочкам.

– Это неправда, – хотела сказать Штеффи. – Она не такая. Разве плохо быть красивой?

Она увидела перед собой мамино лицо в холодном свете утра на железнодорожной станции, когда они с Нелли уезжали. Из-за красной помады ее лицо казалось еще бледнее, а у рта появились резкие морщины, которых Штеффи раньше не замечала. Мама упаковывала вещи до поздней ночи, что-то передумывала и упаковывала заново. Пакет с бутербродами, приготовленными заранее, она забыла, когда они выходили. Пришлось возвращаться и забирать его.

– У тебя много вещей? – спросила Брита. – Вещей из Вены?

Штеффи открыла нижний ящик комода и достала свои сокровища. Брита проверила ручку и с любопытством заглянула в дневник. Штеффи не рассердилась, все равно все было написано по-немецки. Брита восхитилась при виде танцующей балерины и примерила украшения. Затем увидела в глубине ящика сверток.

– Что это там? – спросила Брита и, прежде чем Штеффи успела ответить, сунула в ящик руку и достала узелок.

– Отдай! – сказала Штеффи.

– Интересно, – продолжала Брита, поднялась и попятилась от вытянутой руки Штеффи.

– Не трогай!

Штеффи схватила Бриту за руку. Дальше все происходило одновременно: Брита развернула носовой платок, Штеффи дернула ее за руку, в дверях с подносом появилась тетя Марта. Фарфоровая собачка Мими выскользнула из рук Бриты, упала на пол и разбилась.

– Про… простите, – запинаясь, сказала Брита. – Я не хотела.

Тетя Марта подняла с пола отколотую голову Мими.

– Что это? – резко спросила она. – Это твое? Откуда ты ее взяла?

– Я не виновата, – пронзительно вскрикнула Брита. – Я только хотела посмотреть.

– У Альмы была такая же собачка, – сказала тетя Марта. – Это она? Ты взяла ее?

Штеффи уставилась вниз на остатки Мими. Нога, хвост, подставка, на которой стояла фигурка. Много маленьких осколков, которые невозможно собрать.

– Это собачка Альмы?

– Да, – прошептала Штеффи. – Но я хотела вернуть ее на место.

– Тогда ты воровка.

Голос тети Марты хлестал, как удар кнута.

– Я пойду домой, – сказала Брита.

– Так будет лучше всего, – ответила тетя Марта. – Штеффи, принеси щетку и подмети здесь. Затем ты пойдешь к тете Альме и попросишь прощения.

Тетя Марта проводила Бриту до дверей. Штеффи принесла щетку и совок, смела осколки фарфора в кучку и выкинула в помойное ведро.

Глава 18

Тетя Марта долго беседовала с тетей Альмой по телефону. Штеффи сидела на своей кровати и ждала приговора. Неужели ей придется дойти до дома тети Альмы и вернуться назад в полной темноте? Может, она получит другое наказание?

Тетя Марта ястребиным взглядом обнаружила крохотный осколок фарфора на полу.

– Подбери, – приказала она.

Осколок был так мал, что Штеффи едва удалось взять его большим и указательным пальцами.

– Мы с тетей Альмой решили, что сегодня ты к ней не пойдешь, – сказала тетя Марта. – Тебе нужно время подумать о том, что ты сделала, и как следует раскаяться. После воскресной школы ты пойдешь вместе с сестрой к тете Альме и попросишь прощения.

Сначала Штеффи почувствовала облегчение. Но потом она поняла, что было бы лучше разделаться с этим сразу. Сегодня среда. До воскресенья четыре дня. Четыре долгих дня.

На следующее утро в коридоре Брита повернулась к ней спиной, а в классе отодвинулась подальше на самый край скамьи, словно боялась заразиться опасной болезнью.

– Сегодня мы будем выбирать Люсию, – сказала учительница. – Есть какие-нибудь предложения?

Барбру подняла руку.

– Да, Барбру?

– Я думаю, Сильвия должна быть Люсией.

– Есть другие предложения?

В классе стало тихо. Никто не тянул руку.

– Других предложений нет?

Маргит, тихая, застенчивая девочка, которая обычно прыгала в скакалки с Бритой и ее подругами, осторожно подняла руку.

– Да, Маргит?

– Сильвия, – почти прошептала девочка.

– Сильвию уже предложили, – сказала учительница. – Итак, больше никаких предложений нет?

– Есть, – сказала Штеффи.

– У нас в классе поднимают руку, прежде чем сказать что-нибудь, – сделала замечание учительница. – Ну?

– Вера, – сказала Штеффи. – Думаю, Люсией должна быть Вера.

Кто-то фыркнул. На пол упала ручка. Вера обернулась, бросив на Штеффи поспешный удивленный взгляд. Сильвия вскинула голову и равнодушно улыбнулась.

– Так-так, – сказала учительница. – Тогда будем голосовать.

Вера подняла руку.

– Я не хочу быть Люсией, – сказала она. – Сильвия подходит гораздо лучше на роль Люсии.

– Это решит класс, – ответила учительница.

Ингрид, староста, раздала каждому по маленькому цветному бумажному листочку. На нем нужно было написать имя той, кому следует быть Люсией, и свернуть его. В свою очередь учительница написала имена Сильвии и Веры вверху на черной доске.

Когда все закончили, Ингрид собрала листочки и отдала учительнице. Та развернула первый листок.

– Вера, – сказала она и поставила штрих на доске под именем Веры.

Штеффи стало интересно, не ее ли это листок. Может, она одна голосовала за Веру?

– Вера, – снова сказала учительница и поставила на доске еще один штрих. – Вера. Вера.

Она разворачивала листок за листком. Один за другим появлялись штрихи под именем Веры. Под именем Сильвии было почти пусто.

– Вера. Вера. Вера. Сильвия. Вера. Вера.

Когда листки закончились, у Веры было двадцать шесть голосов, а у Сильвии только пять.

– Рыжая Люсия, – громко сказала Сильвия, не подняв руки. – Такого никогда еще не видали!

– Да, Вера, – сказала учительница. – Ты будешь Люсией в этом году.

Вера выглядела несчастной.

– У меня слишком короткое платье, – сказала она.

– Удлини подол, – посоветовала учительница. – Или пришей снизу оборку, если нужно. Корону мы тебе дадим.

– Ей не нужны свечи, – сказала Барбру. – И так волосы горят.

– Что вы себе сегодня позволяете? – возмутилась учительница. – Следующий, кто скажет слово, не подняв руку, отправится в коридор. Сильвия будет подружкой, не правда ли?

Класс загудел, соглашаясь.

– У меня есть еще одно предложение, – продолжала учительница. – Стефания никогда еще не принимала участие в праздновании Люсии, и это, возможно, единственный шанс для нее. Я думаю, мы позволим ей быть одной из подружек.

Никто ничего не сказал. Ни да, ни нет.

Кроме Сильвии и Штеффи подружками были выбраны Барбру, Гунвор, Майбрит и Ингрид. Все кроме Ингрид принадлежали к компании Сильвии.

На перемене учительница задержала Штеффи.

– Тебе понадобится длинное белое платье, – сказала она. – Попроси тетю. И зеленый венок на голову. Из веточек голубики подойдет, брусники здесь мало.

Выйдя во двор школы, Штеффи поискала взглядом Веру, но ее нигде не было видно. Сильвия шепталась со своими подругами, с ненавистью поглядывая в сторону Штеффи.

– Ты еще за это получишь, – прошептала она Штеффи на ухо, когда они поднимались по лестнице после перемены.

День тянулся медленно. Штеффи была невнимательной, и учительница делала ей замечания. Штеффи пыталась сконцентрироваться на войне Карла XII с Россией. Но разбитая фарфоровая собачка, извинения перед тетей Альмой, странное выражение лица Веры, угроза Сильвии и белое платье, которое нужно где-то найти, – все крутилось в ее голове и заглушало слова учительницы.

– Стефания? – ее имя пробилось сквозь завесу мыслей.

– Я не слышала вопроса, – пробормотала она.

Учительница переадресовала вопрос Брите. Разумеется, та ответила. Брита проявляла способности ко всему, что можно выучить наизусть – псалмы и даты, горные вершины и столицы.

Последним уроком было правописание. Этот предмет нравился Штеффи меньше всего. Говорить по-шведски получалось все лучше и лучше, но писать было трудно, а писать правильно – почти невозможно.

«Лоцманы были уже на борту, – читала учительница. – Они направились в море, чтобы перехватить дрейфующее судно…»

Штеффи окунула перо в чернила и принялась писать. Как пишется «перехватить»?

«…чтобы пирихватить дрейфующее судно…» – получилось у нее.

«…лавируя между огромными волнами…» – продолжала учительница. Должно быть, Штеффи что-то пропустила. Как там было? Она уставилась в страницу, пытаясь отыскать отсутствующие слова. Теперь уже она забыла последние слова учительницы.

Штеффи сдалась. Она отложила ручку в сторону.

– Стефания? – спросила учительница. – Почему ты не пишешь?

– Я не могу.

– Что с тобой сегодня? – встревожилась учительница. – Ты опять заболела?

Штеффи покачала головой и тут же об этом пожалела. Она могла бы сказать, что ее знобит. Ей бы позволили пойти домой.

– Тогда работай, – сказала учительница и принялась диктовать дальше.

Штеффи взяла ручку. Слова продолжали упрямиться. Наконец прозвенел звонок.

В одиночестве Штеффи возвращалась домой. Брита за весь день не сказала ни слова.

Немного впереди на дороге она увидела, как мелькнули рыжие волосы. Штеффи прибавила шаг и догнала Веру. Может быть, она рада, что ее выбрали Люсией?

Но Вера со злостью прошипела:

– Что ты устроила?

– Ты про что?

– Тебе не следовало вмешиваться в то, что тебя не касается. Сильвия никогда меня не простит.

– Тебя? Это на меня она злится.

– Ты ничего не понимаешь, – крикнула Вера. – Дура! Ты все испортила.

– Я не хотела… – начала было Штеффи, но Вера ее не слушала. Она свернула направо и исчезла, сверкнув огненно-рыжими волосами.

Глава 19

—Штеффи, теперь тебя отправят домой? – спросила Нелли по пути из воскресной школы.

– Нет, – прошипела та. – Домой вернуться не удастся. Идет война, дурочка.

Домой ее не отправят, что бы она ни сделала. Но возможно, отправят куда-нибудь еще. В другую семью или в детский дом. В другое место, где не будет Нелли.

Нелли молчала. У калитки она сказала, утешая сестру:

– Во всяком случае, если тебя отправят домой, ты встретишься с мамой и папой.

Она открыла парадную дверь и закричала:

– Мама! Мы уже дома!

Мама? Нелли назвала тетю Альму мамой? Штеффи вскипела от гнева.

– Она не твоя мать, – сказала она, но не успела закончить, поскольку в комнату вошла тетя Альма.

Тетя Альма закрыла дверь за собой и Штеффи и села за стол.

Штеффи присела на самый край стула и вцепилась в него обеими руками, боясь свалиться. На кухне шумели Нелли и малыши.

– Зачем ты взяла собачку? – спросила тетя Альма резким тоном, которого Штеффи никогда раньше не слышала.

– Простите, – прошептала Штеффи. – Мне очень жаль, что она разбилась.

– Я не из-за собачки расстраиваюсь, – сказала тетя Альма. – А из-за того, что ты взяла ее без спроса. Разве ты не понимаешь, что это воровство?

– Я собиралась вернуть ее, – почти беззвучно произнесла Штеффи.

– Нельзя брать чужие вещи, – сказала тетя Альма. – «Не укради». Вы ведь наверняка говорили об этом в воскресной школе?

– Я и раньше это знала, – сказала Штеффи громче и с вызывающей интонацией. Вероятно, тетя Альма думает, что она ничему не училась дома. Словно они открыли для себя десять заповедей только на острове.

– Я разочаровалась в тебе, – продолжала тетя Альма. – А ведь я всегда тебя защищала.

Ее голос звучал оскорбленно, словно Штеффи взяла фарфоровую собачку, только чтобы огорчить ее.

– Зачем ты это сделала?

Штеффи не ответила. Тетя Альма выжидающе смотрела на нее. Наконец Штеффи сказала:

– Я только хотела подержать ее.

Тетя Альма вздохнула.

– Я раскаиваюсь, – сказала Штеффи. – Я действительно очень раскаиваюсь. Я никогда так больше не сделаю. Милая тетя Альма, прости меня.

Тут тетя Альма улыбнулась и похлопала ее по щеке.

– Хорошо, – сказала она. – Я прощаю тебя. Но только потому, что ты искренне раскаиваешься.

Однако на этом все не закончилось. Вечером в церкви был молебен. Штеффи пошла туда с тетей Мартой, хотя была уже утром в воскресной школе. Тетя Марта велела ей стать на колени.

– Мы будем молиться вместе, – сказала она.

Тетя Марта принялась громко и звонко читать молитву. Она просила Иисуса направить Штеффи на путь истинный и помочь ей не грешить. Щеки Штеффи пылали. Она тайком посматривала по сторонам, не слушает ли ее кто-нибудь.

– Молись! – сказала тетя Марта и слегка толкнула ее в бок.

– Дорогой Иисус, – начала Штеффи и тут же сбилась. – Дорогой Иисус, помоги мне не быть плохой девочкой. Сделай так, чтобы я стала хорошей. И сделай так, чтобы Сильвия тоже стала добрее. И позволь мне вскоре снова встретиться с мамой и папой.

– Молись о прощении, – прошептала тетя Марта.

– И прости меня за то, что я взяла Мими из шкафа тети Альмы.

– Мими, что еще за глупости? – спросила тетя Марта, выходя из церкви после службы. – Только живым созданиям полагается иметь имена. Ну и лодкам, конечно.

Штеффи молчала. Она думала о живом создании по имени Мими. О маленькой собачке с коричневыми подпалинами на белой шерсти, с черным влажным носом.

Перед сном Штеффи сложила в ранец свои школьные принадлежности. На чистом листе бумаги она написала слова песни Люсии. Песню нужно выучить к среде. В среду день святой Люсии. Мелодия сложная, но она собиралась петь тихо, едва двигая губами.

Уже воскресенье, а она все еще не попросила тетю Марту помочь ей с белым платьем. Скоро будет слишком поздно. Вряд ли тетя Марта захочет отправиться за ним в Гётеборг. Возможно, удастся взять у кого-нибудь взаймы? Или сшить?

Тетя Марта сидела в кресле-качалке и листала газету.

– В среду день святой Люсии, – начала Штеффи.

Тетя Марта подняла глаза.

– Правда? – сказала она.

– Я буду подружкой.

Тетя Марта кивнула.

– Очень мило.

Она перевернула страницу газеты.

Штеффи набралась мужества.

– Мне нужно длинное белое платье.

– Полагаю, мы что-нибудь придумаем, – почти дружелюбно сказала тетя Марта. – А сейчас иди и ложись.

Вечером накануне дня святой Люсии на кровати Штеффи лежало сложенное, тщательно выглаженное платье. Штеффи развернула и примерила его. Это была длинная фланелевая ночная рубашка с пуговицей высоко на шее. Фон был белого цвета, но на нем слабо угадывался бледный узор из маленьких голубых цветочков.

Штеффи представляла себе платье Люсии совсем иначе, более красивым, с кружевами и лентами, как на свадебном наряде невесты. Но тетя Марта наверняка лучше знала, как должна выглядеть подружка Люсии. Аккуратно сложив платье, Штеффи завернула его в шелковую бумагу и сунула в школьную сумку.

На следующее утро она вышла из дома на целый час раньше, чем обычно. Нужно было отрепетировать шествие Люсии, прежде чем придут остальные школьники. Шел снег и, как обычно с востока, всю дорогу до школы дул встречный ветер.

Учительница уже запустила девочек в класс. Мальчишки собрались рядом в кладовке для карт и готовились изображать «звездных мальчиков» в процессии Люсии.

Вера была одета в простую белую рубашку с маленьким круглым воротником. Учительница завязывала ей широкую красную шелковую ленту, резко выделяющуюся на талии. Сильвия кружилась, демонстрируя свое красивое платье с широкими кружевами на воротнике и рукавах.

Ингрид, староста класса, стояла в углу и переодевалась. Платье, которое она надевала через голову, было белоснежным. Как, впрочем, и у других девочек.

Штеффи встала рядом с Ингрид и принялась раздеваться. Она дрожала от холода и торопливо достала из сумки платье тети Марты. Ингрид бросила на нее рассеянный взгляд и вздрогнула.

Штеффи натянула сорочку через голову и стала застегивать маленькие пуговички. Рукава были длинноваты и мешали.

– Посмотрите, – вскрикнула Барбру. – Посмотрите на Штеффи!

Все уставились на нее. Сильвия громко расхохоталась.

– На ней старая ночная рубашка!

– В цветочек! – фыркнула Барбру.

Гунвор и Майбрит расхохотались в один голос. Ингрид покосилась на учительницу и украдкой улыбнулась. Вера не смеялась. Она была бледна и не обращала внимания на то, что происходило вокруг.

– Тихо! – закричала учительница. – Немедленно прекратите!

– Она будет в этом? – спросила Сильвия. – Вся процессия Люсии будет испорчена. Довольно того, что она не может петь.

Учительница вздохнула.

– Подождите здесь, – сказала она. – Я найду другое платье для Стефании. Ингрид, смотри, чтобы все вели себя тихо.

Казалось, учительница отсутствовала очень долго, хотя прошло лишь десять минут. Штеффи сняла ночную рубашку и натянула поверх нижнего белья кофту, чтобы не замерзнуть. Другие девочки причесывались и шептались. Вера бубнила стихи Люсии, повторяя их раз за разом.

– Теперь мы едва ли успеем провести репетицию, – недовольно сказала Ингрид.

– Да, и кто в этом виноват? – прицепилась Сильвия.

Наконец учительница вернулась с платьем Люсии. Оно оказалось слишком коротким для Штеффи, и учительнице пришлось подпороть подол.

– Будет не видно, что подол не подшит, – сказала учительница. – Но тебе придется забрать платье домой и все подшить. Я взяла его взаймы у жены вахтера. Ее дочь уже выросла из платья.

Девочки два раза отрепетировали песню. Затем все отправились в кладовую.

– Начинаем! – сказала учительница и распахнула дверь в коридор. Она зажгла шесть свечей на тяжелой короне Веры. Подруги тоже зажгли свечи, которые держали в руках. Процессия Люсии медленно двинулась по коридору, где выстроились другие ученики класса и смотрели на них. Штеффи и Ингрид шли сразу за Верой. За ними – Сильвия и Барбру, потом – Гунвор и Майбрит, и последними – два мальчика в остроконечных колпачках со звездочками из золотой бумаги.

Оставалось пройти всего лишь несколько метров, как Штеффи почувствовала, как кто-то тронул ее косу. Она не успела понять, что произошло, пока не зашипело и противно не запахло паленым.

– Горит! – закричал кто-то.

Штеффи держала в руке косу и смотрела на нее. От кисточки внизу остались лишь опаленные клочки волос.

– Как это случилось? – спросила учительница.

– Я не знаю, – невинно ответила Сильвия. – Должно быть, Стефания размахнулась косой и задела мою свечу. Или свечу Барбру.

– Да, – подтвердила Барбру. – Так все и было.

Штеффи ничего не сказала. Сильвия – ее враг, и сейчас она оказалась сильнее.