Текст книги "Франсуа и Мальвази. III том"

* * *

На площади, новое название которой решилось отрытым голосованием, толпилось единой массой множество народу. Чувствовался настрой, новая пружина заставлявшая механизм народного состояния двигаться по-иному.

Много было неясного, что заставляло временить с мнениями, но слух что там арестовывали роялистов и Турфаролла!… Заставило собраться здесь и на прилегающих улицах великое множество народу перед новыми зреющими событиями, поэтому оваций ввиду разносившихся ошеломительных слухов почти совсем не было, а стоял однородный нескончаемый вопросительный гул. Кое-где раздавались вопросительные крики, кое-где подхватывались республиканские, и над головами витала общая неясность грядущего.

Остатки полка Турфаролла: две-три сотни занимали небольшой конюшенный двор сбоку от сенатского особняка. Настроений за то чтобы освободить бывшего военноначальника не было и в помине, он был не такой человек среди них, за которого можно было бы заступиться и почему с этой стороны опасностей возникнуть никаких не могло, к тому же особняк все-таки защищался республиканцами Алесси.

Среди люда заметно поднялось оживление, а вызвано оно было тем что к фасаду здания по площади пробирался отряд во главе с д'Алесси, одетого в форму морского офицера, но без королевских регалий. Поднялась буря криков вся человеческая масса пришла в движение. Д'Алесси обернувшись назад только недолго поприветствовал народ характерным ему поднятием правой руки и вошел в приоткрытые двустворчатые двери.

Одурелый, который не сидел никогда ни на одном из лучей, предпочитая разгуливать где придется, сразу обернулся и обратился к вошедшему.

– Могу тебя поздравить, твое предложение с треском провалилось.

Облачко омрачения накатилось на лицо его и это не мог не заметить Одурелый, тем не менее продолжавший.

– И я все так же сенатор.

– А тебе что хотелось бы быть парламентарием? – спросил резко д'Алесси проходя.

– Так хотелось, – не отставал Одурелый с видом подлизы, – Что я был единственным кто проголосовал «за».

Д«Алесси невольно глянул на своих и тех от кого бы он хоть в благодарностях мог бы ожидать поддержки. Сейчас он понимал что предложил неудачное, но все равно как обыкновенный человек был удручен.

– Не подумайте ничего плохого, – поспешил успокоить его Камоно-Локано, – Сенат – древний итальянский орган власти – республиканский, возникший еще до Рождества Христова. И ничего в том удивительного не было что было решено оставить традиционно итальянское. Но зато улица Толедская переименована в Республиканскую, а как известно она проходит у Сенатской площади и этим указывает на сенат снова ставший республиканским. Обсуждается вопрос назвать площадь Четырех Кантонов – площадью Республики.

– Вы вот что! – оборвал Камоно-Локано д'Алесси, подошедший к самому началу, где сидел один, но могло сидеть двое, – Давайте определять четко кто за что!

Камоно-Локано обобщенно прояснил картину:

– Итак, количество сенаторов сто и состоят они примерно в трех партиях… посмотрел на право от себя на левый луч указал:

– Республиканская партия во главе с Монти.

– Это почему же? А нам прикажите какое название носить? – спросил д'Алесси про свою партию.

– Мы что не республиканцы что ли? – зашумели на среднем луче.

– Э! Нет, нет, нет! – остановил возражения президент, – они открыто выявили себя как республиканцы, еще до восстания и позвольте уж хоть называть их так, а не иначе.

– Послушайте! – громко сказал ставший д'Алесси, – Это не игрушки что мы здесь. Зачем раскалываться на несколько партий перед лицом опасности. Набралось много новых людей и я поэтому спросил в общем… Значит так! Я вижу у вас говорителей все идет к тому чтобы расколоться и повоевать друг с другом, а не с тем с кем надо! Нам нужно сейчас воевать с нашими врагами, которые окружают нас! Это испанцы де Карини, это роялисты Спорада. Нашей власти! – власти восставших нужно скрепляться меж самими собой и вооружаться!.. Это нужно хорошо уяснить себе каждому. Сегодня же можно и нужно собрать несколько сотенных отрядов добровольцев вдобавок к тем войскам, что я привел с собой. Склоните на свою сторону остатки полка Турфаролла, что рассиживаются в казармах неподалеку. Мне известно у них царят неплохие настроения, своего полковника заядлого Спорадиста, никто из них даже не думает… чтобы любить и за него заступаться! Они еще не забудьте – итальянцы! Это значит их волнует только то, что хорошо для их страны. Это значит их волнует тоже что и нас! Вот поэтому давайте возьмем себе за девиз: больше дела меньше слов! – хотя ваши дела это и есть слова, добейтесь того чтобы это было не просто словами, но и делами! Мне нужны отряды! Пошлите к ним делегатов. Сделайте так чтобы они встали на нашу сторону! Я пойду поднимать народ. Этой ночью мы должны будем уже ударить по королевским дворам! Роялистское гнездо должно быть разорено! Пока они беззаботно веселятся там у себя, наша власть под сомнением! Нужно штурмовать дворцы! И по возможности захватить их в заложники! Тогда мы свяжем руки аристократии Сицилии!

Его речь прервали аплодисментами. Алесси достойно дождался утихания рукоплещущего шума.

– Итак, принимайтесь за дело, друзья мои! Идите в народ! Поднимайте народ за счастье свое! Я удаляюсь заниматься тем же самым. Я должен придти не с тем чем ушел! И я должен прийти не к тому же от чего ушел. За дело!

С этими словами д'Алесси ушел.

* с глазу на глаз *

Его ждала важная встреча с человеком из Кальварузо, который и получил свое народное прозвище по названию места, откуда был родом. Он интересовал д'Алесси как народный предводитель, могущий собрать и повести за собой много надежных людей.

Сейчас Кальварузо, как и было уговорено, поджидал прихода д'Алесси на встречу в таверне, название которой уже сменилось на «Республика» – так быстро менялись события в городе. Кругом были расставлены его люди и Кальварузо можно было преспокойно дожидаться, не теряя времени за столом. Он монотонно умял уже всего поджаристого цыпленка и допивал уже вторую бутылку вина. На что хозяин таверны, принесший третью бутылку не преминул зудливо заметить.

– Вы сеньор две бутылки выпили, а не в одном глазу!

– Нельзя мне сейчас пьяным быть!… Оставь эту! Не открывай!

Кальварузо был хмур, потому что много думал. Тот кого он ждал пришел. Это был человек полной противоположности туповатому народному человеку, но живой открытый прямой и завораживающий. Простенькое светлое лицо д'Алесси обведенное аккуратной полосой бородки, честный заинтересованный в нем взгляд, деловые манеры быстро расположили к себе Кальварузо чисто по-мужски. Предводители через стол обменялись рукопожатиями, посмотрели друг на друга и оба повеселели, сев за стол. Д'Алесси запросто принялся за предложенного тавернщиком цыпленка и это еще сильнее расположило к себе. Последняя настороженность прошла, он хоть и был аристократом, но с каким именем!

Но от вина, принесенного нарочно плохого, д'Алесси ни в чем не сомневаясь оказался, да и кто искренне станет пить плохое вино?! с этим мужиком все было нормально. Отъевшийся к сему времени Кальварузо, ожидал когда можно будет начать разговор, но чуть Алесси обращал на него внимание, неопределенно указывал ему есть. Никуда не спешить. Перед всяким делом нужно было как следует подкрепиться. Они выпили вместе по завершении трапезы гостя.

– Что надо делать? – прямо спросил его Кальварузо.

– Драться! За каждый клочок города. Город будет наш – возьмем весть остров и Спорада одолеем!

– А что он тебе так сильно не нравится? Ты выполняешь волю князя де Бутера?

– Я сам от себя и выполняю волю только моего прадеда! О князе де Бутера могу сказать только хорошее – перейдет к нам. Марсала будет нашей!

– Что ты хочешь начать делать?

– Ударить по дворцам! Нужно захватить эти гнездышки вместе с птичками! Мне нужна поддержка народа и мне нужно знать как можно это лучше сделать?

– Захватить дворцы не мыслимо. Защита Спорада!

– Но нужно хотя бы ударить! Не пуганными их нельзя оставлять, иначе они не разъедутся! И нужно ударить как можно покрепче. У меня есть для этого надежные силы. Мне бы только знать куда бить.

– Я знаю куда бить, есть у них одно слабое местечко. Сколько у тебя?

– Пол тысячи! Может быть тысячу наберу! Сколько ты собрать можешь? Можешь большой отряд, чтобы он был постоянно при тебе?

– Могу. Сотни две набираю. Оружия много нужно!

– Дам оружия. Нам нужны такие отряды позарез! Нам нужно только постоянно действовать и мы вынудим кого бы то ни было оставить город. Дворцы возьмем штурмом! Испанцев вынудим уйти из Портового замка блокадой! Выбьем и Спорада из его мест! Нужно только стать полновластными хозяевам в городе и за нами соберется целая армия! Объявим один налог – подушный, и очень низкий. К нам воевать сбежится целый остров!

– Когда будем начинать?

– Этим же вечером! Чего ждать?! Сенат будет телиться, может у меня будет совсем не столько, сколько я думаю, но главное ударить хоть малым числом!

– Я полторы сотни могу набрать, причем это будут стоящие люди. Когда я получу оружие?

– Подходи к сенату. Там со всем разберемся. Могу ручаться, у меня оружие будет там!

– Пойдет. По рукам. К пяти я могу быть.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

Через несколько минут таверну обстреляли и захватили молодчики незаметно понаехавших экипажей, откуда они высыпали валом.

* * *

В бальном зале Дворца короля Рожера, он же Нормандский дворец музыка закончила играть кардебалет и танцевавшие были приглашены к темным от ночи окнам и балконам, обращенным на старый придворцовый сад, залитый ярким светом. Внизу маленький толстенький маркиз Маласпина стоял перед виселицей на которой висел жуткий манекен, вытащенный из катакомб капуцинов: останки одного из грешников одетые в замшелую одежду. Оскаленные зубы на челюсти были подпояшены узкой полоской бородки.

– Сеньоры и сеньорины представляю. Вам Алесси. Это бренный прах прадедушки нынешнего Алесси, который так же хочет установить республику. Мы позаимствовали у братьев капуцинов одного Алесси, а обещаем вернуть два! Ура-а!!

…А теперь приглашаю вас к торту с сюрпризом! – громко воззвал маркиз, указывая рукой вверх, очевидно за спины смотрящих. Все обернулись назад: по зале везли огромный торт величиной и высотой с большой круглый стол. Поэтому не было ничего удивительного в том что шоколадный мавр умещался глубоко в середине и чтобы достать конверт из его шоколадных рук пришлось тянуться при помощи с опасностью влипнуть.

Конверт достали и вслух зачитали коротенькое письмецо: в нем главный повар упоминал о сюрпризе – нужно дождаться когда догорит свеча. Она уже догорала в руках мавра, и долго ждать не пришлось… сначала с сильным хлопком разлетелся в сторону мавр, потом рвануло из недр кремово-бисквитного наслоения обдав залу и присутствующих обильным количеством неприятного вещества, облепившего особенно на ближайших лицо волосы и не так уж страшно – одежду. Всеобщий крик, особенно недовольный женский. И если среди мужчин нашлись шутники сказавшие – поели, то слабый пол был просто взбешен подобной выходкой и тут же начиная очищаться от сладкого стали недовольно расходиться. Князь де Бутера – младший подумал хорошо что здесь не было Мальвази.

В то же время со стороны Палермского собора видимого вдалеке за вершинами садовых деревьев, освещенного некоторым светом, послышалась трескотня выстрелов. По широкой площади перед собором демонстративно наступали толпы восставших. Они шли медленно, казалось крайне неохотно и поэтому капитан засевшего в саду отряда приказал наступать, чтобы разогнать сей мятежный сброд заблаговременно, не подпуская близко к дворцу, который стоял за садом и виллой Бонанно не так далеко, чтобы не пострадать от выстрелов, особенно по окнам.

Защитники большей частью бросились в нападение по широкой виа на соборную площадь по которой шли и уже приостановились бунтовщики. От них раздавались редкие гулкие выстрелы, но защитники дворца бежали не обращая внимания, желая как можно скорее приблизиться. Они уже добежали до самой площади и начали гнать, как в это время из-за боковой стороны соборных пристроек им чуть ли не в тыл обрушился сильный засадный отряд восставших марсальцев д'Алесси. В это же время кончили притворное отступление на площади. Наступавшим грозило попасть в полное окружение, но капитан, оставив заслоны от одних и других, устремился на маленькую улочку Виколо-Брунья, справа, в ее узком пространстве, меж высоких глухих стен отряд нашел укрытие, если не сказать спасение, потому что марсальцы видя как среди них много испанских мундиров налетели на них с убийственным остервенением атаковать и в узком уличном проходе. Но вскоре было видно от них остался один заслон. Защитники дворца не давая себя отрезать, бросились по улочке до конца, свернули в сторону свернув в сторону дворца направо на площадь Сан-Джованни…, с которой уже виден был надстоящий на возвышении, как развернутые книги, Нормандский дворец, и до сада было вовсе рукой подать, но было слышно как участились ружейные выстрелы. Д'Алесси прорвался возле ограды сада, почти безболезненно отогнав остатки защитного отряда. Отогнав его от решеток не перелезая через них. В это время основная часть его во главе с д'Алесси сломав решетчатые ворота устремились и мимо виллы Бонанно через широкую садовую дорогу к самому дворцу, во дворец. С налета ворваться не успели, потому что успели ударить защитники и удар их был настолько силен, что пришлось отступать в самый конец дворца к Порта-Нуова. Она была захвачена, но все входы и выходы были закрыты и защищены внутренней дворцовой стражей. Защищаясь узким проходом Порта-Нуовы д'Алесси повел основную часть отряда в несколько сотен человек в открывшуюся им другую сторону дворца, оказавшуюся невозможной для штурма из-за высоких стен. Д'Алесси почувствовал что сильно просчитался. Нужно было дать бой защитному отряду и по возможности уничтожить его.

Он повел пошедший за ним отряд обратно, но увидел что остальные отряды устремились уже вниз в долину к Орлеанскому дворцу. Это сулило еще больший успех, можно было еще захватить ворота Кастро, с тем чтобы разрушить их. Больше шуму и меньше крови.

Оставшийся открытым Орлеанский дворец был захвачен. Д'Алесси ходил по его залам чувствуя себя победителем. Ворота захватить не удалось, его защитил какой-то отряд, засевший на узкой улице Бастионов под дворцовой горой. Их невозможно было достать, даже зайдя по подножию дворца сверху, настолько неудобен был склон.

От Кальварузо пришло сообщение, что из Портового замка вышел большой отряд испанцев. Нужно было уходить за гору, стоявшую над собором и дворцами.

Зачем испанцам сдалось это? видно де Карини плясал под дудочку Спорада, и во дворце скрывались жены знатных испанцев.

* зажигательная речь *

Наутро следующего дня, дав сенату собраться д'Алесси вошел одним из последних под восторженные крики и отчасти на осторожные взгляды, взойдя на трибуну он начал свою речь, которую готовил всю ночь. Он говорил выучено, зажигательно о низчайшем налоге и о войне, которую нужно устроить за это дело, в общем обо всем том, от чего многих тошнило и они вспоминали те радостные времена, когда были у Спорада за пазухой. После событий вчерашней ночи не только у дворцов, но и перед зданием сената многих ныне подташнивало от того с кем их втянули сцепиться. Монти вообще хотел реабилитироваться в глазах Спорада через наушников его бывших и здесь, и на площади. Он перебил д'Алесси в защиту Спорада:

– Пока вы вчера были около дворцов Спорада запросто мог захватить сенат. Но он этого не сделал однако же!

– Потому что не смог бы этого сделать! – отпарировал д'Алесси.

– Он бы смог, это мы бы не смогли защититься. Пришлось откупиться арестантами.

– Что?! Кто посмел выпустить арестантов?! – вскричал раздраженно д'Алесси и обратил внимание на выступившего из дверей начальника охраны и командира единственно оставшегося защищать сенат отряда.

– Мы бы не удержались. Их был целый полк! Я вынужден был уступить требованию!

– Что?! Отдать Турфаролла! Почему не защищались!!

Д«Алесси с гневом выхватил пистолет всегда у него взведенный и выстрелил во Фьора. Тот упал раненным.

– Командор! – вскричал Монти, – Кто вам давал такое право!

Д«Алесси и сам почувствовал что погорячился, но все пошло не к лучшему, а худшему.

Этим утром последние гости покидали дворцы, уезжая под охраной от города в свои места…

Часть II. Вылитая Копия

В ранний рассветный час подъезжает карета княгини.

Местоположение виллы Монтанья-Гранде между морем и сушей, приподнятой над берегом, приходилось как раз на гребень поднятия, что делало то место краем, от которого с одной стороны опускался пологий уклон к воде, а с другой лицевой стороны продолжалось ровное место. Оно незаметно переходило от естественного покрова со светлым полотном дороги через еле заметную, редкую ограду, на открытую на первый взгляд ровную площадку двора, заставленную однако же бортиками клумб и бассейна.

Позади же коричнево-светлого здания изящного барокко, высившегося над склоном, опущение представлялось где ровным, где обрывистым, как за огражденной терраской над заводью пруда, неподалеку от подножия и больших прямоугольных окон, а где просто всхолмленным, но так или иначе полностью заросшим и обросшим почти до самого песчаного берега, куда меж райских кущ садовой зелени опускалась террасками белая лестничная дорожка.

Въехала карета с эскортом, который сразу же по остановке был отпущен на все четыре стороны вместе с полученным на всех весомым кошелем.

Приезд был ранний и нежданный, поэтому из слуг, встречавших княжну по прохождению ее по лестнице наверх успели только бодрствовавшие стражники из охранения и только две служанки, поднявшиеся столь рано по служебным обязанностям. Несмотря на то, что приезд сеньоры событие для домашней челяди большой важности, и слуги, и служанки застыли в преклоненных позах, глядя на них можно было бы заметить переглядки. Виновницей сего события была хрупкая фигура, тонкие черты, очарование и восточная прелесть в лице: что-то креольское, или даже сарацинское, но скорее всего столь зачаровывающее на лице смуглянки выразились итальянские мотивы. Марселина же вызывавшая в одном парне много нестерпимых душевных чувств, что они прорывались через стеснение, сама напротив была к нему ярко выражено равнодушна. Да и был этот молодчик ей в самом деле неподходящ: широк и статен, неуклюж и вязок, и это при ее-то резвости, чувствуемой даже в неподвижной позе. И в дородных продолговатых чертах лица, толстых в палец губах – все в полную противоположность ей, но как раз в этом несоответствии через обратное сеньора княгиня, смотревшая что называется «со стороны» нашла, что они очень подходят друг другу. Но ее более интересовали свои чувства. Обуреваемая ими она еле сдерживалась, чтобы не дать искушению нескромной радости прорваться нескромным вопросом. Мальвази поднимаясь по ступеням бессловно указала Марселине идти за ней. Та, уходя, прыснула, заметив, что увалень не сориентировавшись по изменившейся обстановке продолжал стоять в согбенном положении к ним задом.

Гостиная зала, очень большая, обставленная роскошью, свойственной дому Спорада, повлияла на вошедшую приезжую так, как влияет свойственная душе обстановка, в которой чувствуешь себя как дома. Сеньора Мальвази и была дома, входя и проходя вместе со служанкой на удобное место, где ей с нетерпением хотелось поскорее расспросить.

Поснимав перчатки с рук резкими срывающими движениями и бросив их на широкую заднюю спинку софы, Мальвази разом же и уселась напротив стоявшей Марселины, выжидающе вопросительно взглянув на нее, взволнованно в это же время положив обе руки на четко очерченный из-под низу подол. Марселина видя, что госпожа приготовилась и ждет услышать то, зачем она сюда приехала, все же начала не с того.

– Наконец-то вы вырвались сеньора, вы снова здесь! – воскликнула она с оттенком неподдельной радости.

– Благодаря тебе. Не твое бы письмо, я не в жизнь бы не решилась! Да, а… Где тот, о ком ты писала?

– Он занимает комнату этажом выше и к настоящему времени еще наверное не проснулся.

– А он…?

– Вы все решите сами. Я право и не знаю, что и говорить о нем, но вы сами когда увидите его поймете, что я должна была вам обязательно написать то, что я написала, – прочувственно проговорила Марселина и обратив внимание на какой-то шорох, указала рукой. – А вот наверное и он идет. Идите скорее, встретьтесь на лестнице, пока никого нет!

Мальвази с волнительно колотящимся сердцем поспешно встала и направилась к дверям, со страхом и радостью думая о том, кого она может там встретить? В груди казалось готово было разорваться, когда она подходя слышала, и причем отчетливо, что в тоже время с коридора один за другим быстрые шаги приближаются все ближе, и вот!… в раскрывшейся створке она увидела его! Их взгляды встретились, но так как он продолжал идти не смогши остановиться сразу, а взгляд его был устремлен вперед, то не смотря под ноги и как не чувствуя их, наступив на небольшой порожек, следующим шагом запнулся и не выровняв положение, чуть не налетел на сеньору. Но вовремя спохватившись, он выпрямился, затушевав оказию движением руки соответствующим реверансу поклона. Он был такой же, но с более волнистым волосом, рассматривала она его почти с ужасом, совсем загорелый, старше и мужественней, лишь только черты лица чем-то напоминали знакомые, а вроде бы и совсем не он, но похож… Совсем запутавшись, она чуть не вскрикнула, когда он вновь поднял на нее глаза, такие знакомые, чуть не склонившие ее к великой радости. Выразительно с надежной глядя в них и не находя ничего кроме интереса к ней, сильно опечалилась и как последний всплеск надежды или слабости было то, что она еле прошептала, смутившись к окончанию:

– Франсуа…

Франсуа не было, это она словно бы вновь явственно поняла с тем, как услышала от самой себя это милое печальное слово, столь неуместное в данной обстановке и несбыточное в последующей жизни, что почувствовала себя непонятно равнодушно, после этого нахлынувшего: отчаянно жаль невозвратимое.

Наблюдавший за чувствами, охватившими сеньору, молодой человек, словно бы чувствуя за собой вину, что не оправдал собою ее надежд, оказавшись не тем, высоко эмоционально переживая ее печаль, и как будто перебирая с этим, что можно было бы подумать, он насмехается или гримасничает после прошептанного: «Франсуа», горечно ужался и не выдержав, бросился перед ней на колено:

– Сеньора! Я знаю о вашем горе!.. уверил он. – Я вам его заменю!

Но ее минутная слабость прошла и она выразительным взглядом осадила его пылкость.

– Пойдите вон, кто вам сюда позволял входить?! Закройте дверь с другой стороны!

Растроганный до глубины души несчастьем сеньоры молодой человек в темном или черном костюме, имевшем оттенок траурности ровно настолько, насколько имело оное его лицо – нинасколько, когда его осадили и выставив вон, показали спину, так же до глубины души оказался раздосадованным и вид его теперь представился жалким и побитым. Неожиданный оборот как обухом по голове прозвенел в его голове, после чего оставалось только чтобы не портить карьеру, убраться по добру по здорову, не раздражать. Только он это сделал, постаравшись все же как можно послышней закрыть за собой дверь и сам не зная, что этим хотевши добиться, как Марселина переведя от дверей робкий взгляд на проходившую сеньору, виновато попросила:

– Простите меня пожалуйста, я вам принесла только лишние огорчения.

– Неправда. Воспоминания о нем самое лучшее, что у меня осталось, – глубоко разочарованно вздохнула княгиня. – Тем более, что он действительно немного похож и тебе ничего другого не оставалось, как сообщить об этом мне.

Минуту спустя, прошедшую в молчаливой задумчивости, сеньора Мальвази почувствовала усталость пред несбыточностью надежд, попросила:

– Я устала с дороги, расстели постель и помоги раздеться.