Текст книги "Екатерина Великая"

Итак, задолго до смерти Елизаветы у Екатерины готов план. Правда, он еще не очень ясный. Утверждая, что хочет сохранить при себе «обоих великих князей вместе», она не уточняет, для чего это ей нужно. Ясно, не для того, чтобы помочь Петру взойти на престол. Скорее, чтобы помешать ему провозгласить себя императором. Дворцовый переворот должен произойти в ее пользу благодаря ее сторонникам. Понимая, что зашла слишком далеко в своих откровениях перед Уильямсом, она добавляет: «Вы понимаете, что все это – в будущем, когда скончается…»

А тем временем далеко от петербургского дипломатического болота палят пушки, развеваются знамена, гибнут люди. Король Фридрих II со своей армией вторгся в Саксонию. Наконец-то война![40]40
  Это было начало Семилетней войны.


[Закрыть] Русские офицеры ликуют. Со времен Петра Великого они засиделись в казармах. Но денег нет. Солдаты плохо экипированы. Маркиз де Л'Oпиталь утверждает, что у них нет ни сапог, ни ружей и что есть среди них калмыки, воюющие еще с луком и стрелами. Старый фельдмаршал Апраксин волнуется от одной мысли, что придется воевать против такого великого стратега, как Фридрих II. А тот одерживает победу за победой, громит саксонцев под Пирной, опустошает Богемию, бьет австрийцев в Праге. «Молодой двор» в Петербурге восхищается этим гениальным монархом, держащим в страхе столько объединившихся противников. С первого взгляда маркиз де Л'Oпиталь угадывает, что, несмотря на союз России с Францией, эта молодая группировка симпатизирует Пруссии. В такой ситуации Екатерина оказывается в затруднительном положении. Щедроты Уильямса подчинили ее Англии, а значит, и Пруссии. Но возникшая незадолго до этого дружба ее с канцлером Бестужевым обязывает ее поддерживать его антибританскую и антипрусскую политику. Ей приходится лавировать, лгать, притворяться. От этой опасной игры у нее голова кругом идет.

Апраксин никак не решается выступить в поход, которого ждет от него вся Россия, и Бестужев просит Екатерину повлиять на фельдмаршала, чтобы он начинал действовать. Ведь он так ей предан! Пусть она напишет ему втайне от императрицы. Она подчиняется. Не столько по собственному убеждению, сколько для проявления своей доброй воли. Бестужев доволен и вручает ей секретный меморандум, составленный им и касающийся решения вопроса о наследнике трона. Согласно этому документу, Петр действительно будет провозглашен императором, но будет обязан все свои полномочия делить с Екатериной, и та будет править вместе с ним. Наряду с царствующей четой Бестужев отводит себе львиную долю: командование гвардией, министерства иностранных дел, военное и военно-морское. Екатерина польщена доверием канцлера, но не скрывает факт опасности династических расчетов при жизни царицы. В принципе она не отвергает проект, но находит его не вполне реалистичным. Бестужев обещает доработать его. «По правде говоря, – напишет она впоследствии, – я отнеслась к его проекту как к болтовне и увидела в нем желание старика завоевать мое расположение». Свои желания эта женщина с великими амбициями никогда не принимала за действительность. В самых смелых начинаниях здравый рассудок всегда сдерживал ее галопирующее воображение. Несмотря на свою экстравагантность, она удивительно практична. Екатерина любит чувствовать под ногами твердую почву. Она была фанатично рассудочна. Обладала даром прозорливости, но не прорицательницы.

Как ни старались Бестужев и великая княгиня скрыть свой сговор, иностранные дипломаты пронюхали про него. Да и императрица догадывается, что за спиной у нее идет торг. В сорок семь лет здоровье ее подорвано распутной жизнью, ее преследуют галлюцинации, приступы страха, она никогда не спит две ночи подряд в одной и той же комнате, молится перед святыми иконами и боится приближения смерти. С ней случаются конвульсии, когда она подолгу лежит в состоянии отупения, близком к коме. «В такие моменты, – пишет Екатерина, – разговаривать с ней было невозможно, о чем бы ни шла речь». Когда царица приходит в себя, ей кажется, что великий князь и великая княгиня сидят как хищные птицы над ее постелью. Ловят момент, когда глаза ее закроются и они набросятся на нее. От этих видений и мыслей было два средства: пьянство и разврат. Отяжелевшая, усталая, одолеваемая икотой, она все больше жаждет любовников. «Постепенно на смену умеренным желаниями пришло распутство, а вместе с набожностью росла и тяга к сладострастию, – пишет Ж. Кастера. – Она часто напивалась и тогда от нетерпения не позволяла даже раздеть себя. Поэтому ее горничные по утрам лишь на живую нитку пришивали ей платье, чтобы быстрее сдернуть его вечером с помощью ножниц; после этого ее несли в постель, где она приходила в себя в объятиях нового атлета». Среди всех этих «атлетов» только один – фаворит. Это Иван Шувалов. Он сменил Разумовского. Был он на восемнадцать лет моложе императрицы, кукольное имел лицо с ямочкой на подбородке, длинный нос и чувственный рот. Носил кружевное жабо и белый парик. Ему присвоен титул президента Академии изящных искусств. Елизавета все видит лишь его глазами. А он – заклятый враг Бестужева.

Внезапная радость охватывает двор: после многих месяцев проволочек Апраксин наконец решился на энергичную акцию против пруссаков. В июле 1757 года русские войска занимают Мемель, а в августе того же года наносят противнику сокрушительный удар в Грос-Егерсдорфе. В честь победы отслужили благодарственный молебен. Чтобы показать свой патриотизм, Екатерина устраивает большой праздник в парке Ораниенбаума. Все вокруг веселятся, а Петру с трудом удается скрывать досаду. «Он очень сожалел о поражении прусских войск, ведь он считал их непобедимыми», – пишет Екатерина. Но его разочарование недолго длится. Пока в Санкт-Петербурге кричали: «На Берлин! На Берлин!» – Апраксин неожиданно отступает, побросав обозы и приказав заклепать пушки. Это необъяснимое отступление вызывает среди русских крики возмущения. Бестужев срочно просит Екатерину еще раз написать фельдмаршалу и «по-дружески» уговорить его прекратить отступать и оказать сопротивление. Письмо тотчас посылается, но остается без ответа. В окружении царицы открыто говорят о заговоре и измене. Одни считают, что, узнав о тяжелой болезни императрицы, фельдмаршал подумал, что она вот-вот умрет, и дал приказ на отступление, чтобы угодить наследнику, чье германофильство широко известно. Другие, и в том числе маркиз де Л'Oпиталь, обвиняют Екатерину и Бестужева в том, что они подкуплены Англией, союзницей Пруссии, а потому подтолкнули Апраксина к отступлению, несмотря на победы над Фридрихом II. «Все эти происки совершаются на глазах у Ее величества – пишет маркиз де Л'Oпиталь, – но она занималась только своим здоровьем, поскольку была в очень плохом состоянии; весь двор находится под влиянием великого князя и особенно – великой княгини, а та полностью покорена умом рыцаря Уильямса и подкуплена деньгами Англии».

По приказу императрицы фельдмаршал отозван и сослан в свое имение в ожидании следствия и суда. Его заместитель, немец Фермер, поставлен во главе армии. После короткого расследования Фермер утверждает, что русские отступили только по военным соображениям: не хватало оружия и боеприпасов, солдаты давно не получали жалованье и помирали от голода, так как обозы не поспевали за быстрым продвижением войск. Эти разумные доводы не подействовали на Елизавету. Она считает, что Апраксин просто действовал по настоянию какого-то высокопоставленного лица. Естественно, подозрения падают на Екатерину. С тех пор как эта непоседа вздумала заниматься политикой, весь «молодой двор» перевернут вверх дном. Нужно как следует пройтись метлой по нему.

К сожалению, в тот момент ничего предпринять против великой княгини нельзя: она опять беременна. Ее беременность – дело государственное. Ее спасает большой живот. А тем временем по салонам не перестают судачить. У всех на устах имя подлинного отца: Станислав Понятовский. Великий князь, хотя и придерживается широких взглядов в вопросах своей супружеской чести, при свидетелях заявляет: «Бог знает, почему моя жена опять забеременела! Я совсем не уверен, от меня ли этот ребенок и должен ли я его принимать на свой счет!»[41]41
  Екатерина II. Мемуары.


[Закрыть] Эти оскорбительные слова тотчас доходят до Екатерины, и ее беспокоит такая скрытая угроза отказа от отцовства. Чтобы предупредить события, она говорит Льву Нарышкину: «Потребуйте от него (от Петра), пусть поклянется, что он не спал со своей женой, и скажите ему, что, если он принесет такую клятву, вы тотчас сообщите об этом Александру Шувалову, великому инквизитору империи».[42]42
  Там же.


[Закрыть] Прижатый к стене, Петр отказывается поклясться. Успел ли он, между двумя визитами к Елизавете Воронцовой, осчастливить постель Екатерины своим присутствием, или, что более вероятно, он не захотел поднимать скандал из-за столь незначительного события? «Идите к черту и больше об этом не говорите!» – сказал он Льву Нарышкину.

Вздохнув с облегчением, Екатерина принимает решение отныне следовать «независимым путем», то есть не связывать свою судьбу с судьбой Петра. «Вопрос стоял так, – пишет она, – либо погибнуть из-за него или вместе с ним, либо спастись самой, спасти детей своих, а быть может, и государство от крушения, опасность которого неминуема в силу моральных и физических особенностей великого князя».

Неприязнь окружающих лишь усиливает ее решимость. Вице-канцлер Воронцов и фаворит Иван Шувалов добились того, что Станислава Понятовского отзывают в Польшу, но она упрашивает Бестужева отложить его отъезд. Неужели у нее опять отнимут любимого человека, когда она вот-вот станет матерью! В ночь с 8 на 9 декабря 1758 года начались схватки. Узнав об этом, великий князь тотчас устремляется в ее спальню. На нем мундир гольштейнского полка, сапоги со шпорами, перевязь через плечо и «огромная сабля сбоку». Покачиваясь и еле ворочая языком, с блуждающим взглядом, он заявляет Екатерине, что пришел защищать ее от всех врагов, как храбрый гольштейнский офицер. «Я тотчас поняла, что он был пьян, – пишет она, – и посоветовала ему идти и лечь, чтобы императрица, когда она придет, не увидела его пьяным, да еще вооруженным с головы до ног, в этом ненавистном ей гольштейнском мундире».

Через несколько часов императрица и великий князь, успевший к тому времени переодеться, занимают место в спальне, чтобы присутствовать при появлении младенца. На этот раз Екатерина рожает дочь. Она хочет, чтобы умилостивить царицу, назвать ее Елизаветой. Императрица безразлична к такой чести и выбирает имя Анна, как у ее старшей сестры, матери великого князя. После чего крестит новорожденную малым крещением и уносит ее в свои апартаменты, так же как и первого ребенка. Екатерина не возражает. Таково правило. Вновь она получает дар от императрицы (шестьдесят тысяч рублей), и опять ее оставляют одну, без ухода, в своей спальне. Но, под предлогом защиты от сквозняков, она приказала поставить возле алькова большие ширмы, отгораживающие часть комнаты. За ними она принимает, по секрету от императрицы, ближайших друзей, и в том числе Станислава Понятовского. Он, как всегда, неузнаваем в белокуром парике и, когда страж спрашивает: «Кто идет?» – спокойно отвечает: «Музыкант великого князя». Если постороннее лицо спрашивает, что прячет это нагромождение ширм у постели, Екатерина отвечает: «Стульчак». Так, пришедший от императрицы граф Шувалов застает великую княгиню одну, лежащую в печальной позе, а в двух шагах от нее, за ширмами, друзья «давятся от смеха, присутствуя при этой сцене».[43]43
  Екатерина II. Мемуары.


[Закрыть]

Но смех и игра не мешают Екатерине с тревогой следить за судом над Апраксиным. Старик-фельдмаршал умер «от апоплексического удара» во время первого же допроса, но следствие продолжается. С каждым днем становится все очевиднее, что канцлер Бестужев будет замешан в деле. Его сопернику, вице-канцлеру Воронцову, не терпится занять его место, и он наговаривает на него как на предателя императрицы. Братья Шуваловы, дяди фаворита Елизаветы, открыто поддерживают обвинение. По их словам, этот сильный и несгибаемый человек, пятнадцать лет державший в руках внешнюю политику России, всего лишь неблагодарный интриган. Вместо того чтобы слепо продолжать служить царице, он втайне сблизился с «молодым двором», стал на сторону великой княгини и даже делает святотатственную ставку на близкую кончину Ее величества. Посол Австрии граф Эстергази и посол Франции маркиз де Л'Oпиталь поддерживают кампанию, проводимую Воронцовым и Шуваловым.

Как-то в феврале, в воскресенье, когда «молодой двор» готовился отпраздновать двойную свадьбу (Льва Нарышкина и графа Бутурлина), Екатерина получает записку от Станислава Понятовского, где он сообщает, что накануне арестованы Бестужев и ювелир Бернарди, чьими услугами она часто пользовалась для пересылки писем, Ададуров, бывший ее учитель русского языка, и Елагин, один из ее верных друзей. Екатерине тотчас стала ясной вся серьезность грозящей опасности. Несомненно, враги Бестужева представят ее как главную соучастницу. Произведут обыск у смещенного сановника, перероют все бумаги. Писем, написанных ею Апраксину и Бестужеву, а также известного проекта наследования престола будет достаточно, чтобы ее осудить. Так что же, пришел конец ее свободе? «Скрепя сердце» отправилась она в церковь. Никто не заговаривает с ней об арестах. Лишь великий князь, никогда не любивший Бестужева, изображает радость. Подчеркнуто держится в стороне от жены, как будто хочет показать, что не имеет отношения к преступлениям, в которых ее обвиняют.

Вечером, после двух свадебных церемоний, Екатерина должна была как ни в чем не бывало еще присутствовать на ужине, потом на балу. Но оставаться в неизвестности выше ее сил. С холодной решительностью подходит она к Никите Трубецкому, одному из вельмож, которым поручено дознание, и спрашивает: «Нашли ли вы больше преступлений, чем преступников, или больше преступников, чем преступлений?» Удивленный такой смелостью, тот бормочет: «Мы делали лишь то, что нам приказали, но преступлений пока не нашли. Поиски безрезультатны». Тогда она обращается с тем же вопросом к другому исполнителю, маршалу Бутурлину, и тот со вздохом отвечает: «Бестужев арестован, но пока мы даже не знаем за что».[44]44
  Екатерина II. Мемуары.


[Закрыть]

На следующий день посланник Гольштейна Штамбке передает Екатерине записку от арестованного канцлера, он ее успокаивает: вовремя успел «все бумаги сжечь». Она тут же следует его примеру. Ночью «сжигает все»: бумаги, книги счетов, старые письма, разные черновики. Все чисто. Если арестуют, никаких доказательств политических переговоров. Тем временем дознаватели обнаружили несколько бумажек, написанных Понятовским Бестужеву. Этого достаточно, чтобы императрица потребовала в категорической форме от короля Польши отозвать Станислава. Потрясенный молодой человек объявляет себя больным и прячется дома. «Днем он не покидал своего особняка, а по ночам таинственно появлялся у великой княжны», – пишет Ж. Кастера. Екатерина умоляет Станислава пореже приходить к ней. Видя, с каким остервенением царица преследует ее друзей, она не решается никого приглашать к себе. Она изолирована, ее избегают, как зачумленную, шепотом поговаривают, что ждать грозы уже недолго. Ждет ее в лучшем случае немилость императрицы и высылка в Германию, а в худшем – пытка, тюрьма и смерть.

Глава IХ
Решающие встречи

Последний день карнавала 1759 года. В придворном театре должна идти комедия русского автора. Станислав Понятовский убедительно просит Екатерину присутствовать, чтобы положить конец слухам о ее якобы заточении в собственной спальне по приказу императрицы. Екатерина заказывает кареты себе и свите, но граф Александр Шувалов, с лицом, постоянно дергающимся от тика, сообщает ей, что великий князь против этого выхода в свет. Она тотчас понимает причину этого резкого отказа: если она поедет на спектакль, ее должны будут сопровождать фрейлины, в их числе фаворитка Петра Елизавета Воронцова, с которой он, по-видимому, намеревался провести вечер.

Екатерина настаивает, прибегает Петр и кричит «с каким-то странным орлиным клекотанием». Она возражает ему и Александру Шувалову тоже. Она пойдет в театр, если надо – одна и без кареты. Но сперва она напишет императрице о том, как третирует ее муженек, и будет просить разрешения покинуть двор и вернуться в Германию, в свою семью. Великий князь уходит, за ним несколько озадаченный Александр Шувалов, а Екатерина тотчас берется за перо. «Я стала писать письмо императрице по-русски, в максимально патетическом стиле, – вспоминает она в своих „Мемуарах“. – Начала с перечисления благодарностей за милость и благодеяния, мне ею оказанные со дня приезда моего в Россию, и добавляла, что, к сожалению, я их не заслужила, ибо навлекла на себя ненависть великого князя и явное неудовольствие Ее величества, что я очень несчастна и умираю от скуки в своей спальне, где мне запрещают самые невинные развлечения, а посему настоятельно прошу ее положить конец моим мучениям и отослать меня обратно к моим родственникам тем или иным способом, по ее усмотрению. Поскольку живу я хотя и в одном доме со своими детьми, но их не вижу, мне все равно, нахожусь ли я рядом или за сотни километров от них; я знаю, что она окружила их заботой, какой им не обеспечат мои скромные возможности, и осмеливаюсь просить ее продолжать эти заботы и что в надежде на это я проведу остаток жизни среди своих родных в молитвах Всевышнему за ее здоровье, за здоровье великого князя, детей моих и всех, кто делал мне добро или причинял зло, но состояние моего здоровья, из-за всех пережитых горестей, таково, что мне приходится опасаться за жизнь мою, а посему и обращаюсь к ней с просьбой отпустить меня лечиться на воды, а оттуда – к родителям».

Очевидно, Екатерина заранее обдумала это письмо. Она полагает, что пришел момент, когда надо идти ва-банк. Ей грозят, будет грозить и она. Она блефует с поразительным хладнокровием. Просит разрешить ей то, чего на самом деле она больше всего боится, – уехать из России. Да и куда ей ехать, если вдруг императрица удовлетворит ее просьбу? В Германию? Отец ее умер, единственный брат поссорился с королем Пруссии и сражается в рядах австрийской армии, Фридрих лишил мать доходов от герцогства Цербстского, и она скрывается в Париже под именем графини Ольденбургской, в долгах как в шелках, запуталась в политических и любовных интригах, влачит несчастное существование эмигрантки, поносит своих врагов и мечтает быть принятой в Версале. Императрица и слышать не хочет об этой назойливой «кузине». А великая княгиня, имея ограниченный доход, не может удовлетворить запросы своей матушки. В 1759 году Иоганна фактически разорилась. По ее словам, дочь высылает ей «несколько фунтиков чая да ревеня». И на самом деле Екатерине хочется забыть и прошлое, и свою семью. Она – удивительный пример добровольного отказа от своих исконных корней. Всякий взрослый человек в большей или меньшей степени питается свежими силами, черпая их в своем детстве, он связан тысячью чувствительных струн со скрытой силой родной земли. Она – нет. Раз и навсегда она решила, что ее место – в России. Природе этого человека напрочь чуждо чувство сомнения. Она терпеть не может возврат к прошлому, угрызения, колебания, увертки. С самых юных лет она живет для борьбы, для побед. И теперь она надеется, что царице придется принимать решение и она отступит перед столь поразительным отказом. Не без опасений вручила она письмо Александру Шувалову с просьбой немедленно передать его Ее величеству. Он обещает выполнить просьбу и, вдруг смягчившись, говорит, «подмигнув глазом», что заказанные ею кареты поданы. Екатерина, торжествуя, выходит из дворца и в приемной видит великого князя и Елизавету Воронцову, играющих в карты. «Увидев меня, он встал, чего он никогда не делал, и она тоже. Я ответила глубоким реверансом и пошла своим путем».[45]45
  Екатерина II. Мемуары.


[Закрыть]

В театре она демонстративно держится прямо, и взор ее ясен под сотней лукавых взглядов, обращенных на ее ложу. Императрица не пришла. «Думаю, что ей помешало мое письмо», – замечает с удовольствием Екатерина. По ее мнению, письмо не останется без ответа. Но дни проходят, а царица молчит и не показывается. Полное безразличие. Да передал ли ей послание Александр Шувалов? Екатерина теряется в догадках, почему императрица так сурова по отношению к ней, больших грехов на совести не имеющей, и так снисходительна к Петру, напоказ выставляющему свое низкопробное пруссачество. Наверно, потому, что она – невестка, посторонняя, а Елизавета не любит молодых женщин. И еще потому, что Ее величество угадывает в ней волевой характер, а великого князя считает дурачком. Начался пост. Просчитывая каждый свой шаг, Екатерина решает ежедневно подолгу и прилюдно молиться в церкви, «чтобы все видели мою привязанность к православной вере».[46]46
  Там же.


[Закрыть] Напрасный труд. Императрица по-прежнему не желает ее видеть. Больше того, на третью неделю поста по приказу царицы из числа свиты великой княгини неожиданно исключают верную ей госпожу Владиславову. От отчаяния и гнева Екатерина рыдает и объявляет, что тот, кто сменит госпожу Владиславову, «встретит враждебное отношение и даже побои»; в конце концов великая княгиня заявляет заплаканным своим служанкам, что она больна, и ложится в постель. Александр Шувалов вызывает врачей, все они один за другим щупают пульс, находят его слабым и предлагают свое лечение. Она их выгоняет и требует священника. Но не первого попавшегося, а того, кто исповедует императрицу. Оказывается, отец Дубянский – дядюшка одной из горничных Екатерины. Приглашая его к изголовью, она рассчитывает получить вкрадчивого посредника между ней и грозной Елизаветой. И она не ошибается. Выслушав ее исповедь, старый поп, оказавшийся «умнее, чем полагали», полностью одобряет ее, осуждает злобность врагов ее и предлагает ей постоянно кричать во всеуслышание из своей спальни, что она хочет вернуться в Германию, ибо, как он считает, Ее величество ни за что не согласится отпустить ее. И он заверяет Екатерину, что немедленно пойдет к царице и будет убеждать ее принять несчастное дитя. Слово свое он сдержал. И вот Александр Шувалов объявляет Екатерине, что императрица назначает ей аудиенцию «в следующую ночь». Дело в том, что Елизавета все чаще дремлет днем и оживает, когда остальные спят.

13 апреля 1759 года в десять часов вечера Екатерина встает с постели, одевается, ее причесывают, и она готовится к бою. Нервы ее напряжены до предела. Александр Шувалов обещал прийти за ней в полночь. Она ждет. Никого. Чтобы успокоиться, она говорит себе: «Счастье и несчастье – в сердце каждого, если чувствуешь несчастье, стань выше его и сделай так, чтобы счастье твое не зависело ни от каких событий».[47]47
  Екатерина II. Мемуары.


[Закрыть] Несмотря на такие мужественные размышления, она так утомлена, так взволнованна, что садится на канапе и засыпает. Около половины второго ее будят. Александр Шувалов проводит ее в апартаменты императрицы, но сам не уходит. Там же находится великий князь. Получается, что это не разговор с глазу на глаз, как надеялась Екатерина, а явка на суд, где все судьи против нее. За время ее мнимой болезни муж ни разу не зашел к ней. Случайно ей стало известно, что в то же утро он поклялся Елизавете Воронцовой, что женится на ней, как только овдовеет. «Оба очень радовались моей болезни».

Ее величество принимает обвиняемую в огромном холодном зале, плохо освещенном редкими канделябрами. Между двух окон поблескивают золотые тазики, где императрица совершает свой туалет. В одном из тазиков Екатерина видит стопку бумаг. Не ее ли это письма Апраксину и Бестужеву? Они! Вещественные доказательства на суде. Она в ловушке. За широкими ширмами, стоящими у стены, слышится дыхание, угадывается чье-то присутствие. Позже она узнает, что фаворит Елизаветы Иван Шувалов и двоюродный брат его граф Петр прятались там, чтобы слышать ее показания. Публика на местах. Пьесу можно начинать. Инстинктивно Екатерина выбирает тактику излияния слабой женщины с разбитыми нервами. Перед ней сидит императрица, огромная, с толстым слоем краски на лице, с высокой грудью и широкими бедрами, с холодным взглядом. Екатерина падает на колени у ног этой статуи осуждения и начинает свою речь: она выбилась из сил, никто ее не любит, пусть ее отпустят на родину! Императрица потрясена, у нее слезливый нрав, украдкой она утирает слезы и просит Екатерину встать. Та отказывается.

«– Как могу я вас отпустить? – говорит императрица. – Вспомните, ведь у вас есть дети!

– Мои дети в ваших руках, и лучше им нигде не будет, – отвечает Екатерина по-прежнему на коленях. – Надеюсь, что вы их не покинете!

– Но что сказать народу о таком возвращении?

– Ваше величество скажет то, что сочтет нужным, а именно почему я навлекла на себя вашу немилость и ненависть великого князя.

– На что вы будете жить у родителей?.. Мать – в бегах; ей пришлось покинуть дом и уехать в Париж!

– Я знаю, – вздыхает Екатерина. – Ей вменили в вину преданность интересам России, и король Пруссии ее изгнал!»[48]48
  Екатерина II. Мемуары.


[Закрыть]

Так Иоганна, а следовательно, и дочь ее предстают как жертвы борцов за русские интересы. Елизавета, не ожидавшая такого объяснения, раздумывает, смягчается, протягивает руку женщине, распростертой на полу в красивом платье, заставляет ее встать и тихо говорит:

– Бог свидетель, как я плакала, когда, по приезде в Россию, вы были смертельно больны, и, если бы я вас не полюбила, я не оставила бы вас здесь.

И пока Екатерина рассыпается в благодарностях за прошлые благодеяния, так подчеркивающие нынешнюю опалу, императрица подходит вплотную к ней и говорит шепотом:

– Вы чересчур горды. Вспомните, как в Летнем дворце я подошла однажды к вам и спросила, не болит ли у вас шея, ибо увидела, что вы еле склоняете голову, а вы отделывались легким поклоном из-за гордыни.

Екатерина возражает, говорит о своей преданности, восхищении, но царица прерывает ее:

– Вы воображаете, что умнее вас никого нет!

– Если бы я так думала, – со стоном говорит Екатерина, – мое нынешнее положение и сама эта беседа – лучшее доказательство, меня опровергающее, ибо по глупости своей я не поняла, что вы изволили мне сказать четыре года тому назад!

Разочарованный тем, как развертывается беседа, где раненое самолюбие берет верх над политическими соображениями, великий князь начинает шептаться в углу с Александром Шуваловым. Вдруг, возвысив голос, он заявляет:

– Она ужасно злая и дико упрямая!

– Если вы говорите обо мне, – восклицает Екатерина, – я рада, что могу сказать в присутствии Ее величества, что я действительно зла на тех, кто советует вам совершать несправедливости, и стала упряма с тех пор, как убедилась, что мои поблажки привели лишь к враждебности с вашей стороны!

С каждой минутой уверенность в себе у нее возрастает. Может быть, все обойдется банальным внушением, ограничится небольшим столкновением между теткой и племянницей? Во всяком случае, императрица, по-видимому, забыла главную претензию – измену. Она ходит по залу взад и вперед, шурша большим своим платьем. И вдруг – удар в лоб. После стычек – решающий штурм.

– Вы постоянно вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются, – говорит царица, сверля Екатерину испепеляющим взглядом. – Во времена императрицы Анны я никогда не решилась бы на такое. Как вы смели, например, писать приказания маршалу Апраксину?

Екатерина резко возражает:

– Я? Мне и в голову такое не приходило.

– Как вы смеете отрицать? Вон в тазу ваши письма!

Она показывает бумаги, лежащие в золотом тазике, и добавляет:

– Вам было запрещено писать.

– Я действительно нарушила запрет и прошу у вас прощения, – отвечает не смущаясь Екатерина. – Но раз мои письма здесь, эти три письма могут доказать Вашему величеству, что я никогда не писала приказаний ему (Апраксину); в одном я сообщала, что говорят о его поведении… А два других письма – это поздравление с рождением его сына и новогодние пожелания.

– Бестужев говорит, что было много других.

Екатерина выдерживает взгляд императрицы и спокойно отвечает:

– Если Бестужев говорит так, он лжет.

– Ну что ж! – кричит Елизавета. – Раз он лжет о вас, я прикажу пытать его!

Екатерина не дрогнула. Такая грубая угроза могла вызвать только улыбку. Теперь она уверена, что против нее нет доказательств, одни глупости. Выпустив из себя гнев, императрица постепенно успокаивается. Этим моментом пользуется великий князь, осыпав свою супругу неуклюжими проклятиями. Догадываясь, что она вот-вот выиграет схватку, он хочет вернуть удачу. «Было ясно как день, – напишет Екатерина, – что он хотел отделаться от меня, чтобы заменить меня, если удастся, очередной любовницей». Оглушенная криками племянника, императрица не скрывает своей усталости. В этом семейном споре, когда муж размахивает руками и вопит, а жена молчит, сохраняя достоинство, она явно на стороне жены. Она подходит к Екатерине и, многозначительно взглянув на племянника, тихо говорит:

– Я многое могла бы сказать вам, но не хочу подливать масла в огонь, вы и так в ссоре!

Это свидетельство доверия после трудного боя внушает Екатерине чувство победы. «Я вся размягчилась…» – пишет она. И шепчет на ухо императрице:

– Я тоже не могу говорить, хотя очень хотела бы открыть вам сердце и душу.

И вновь глаза императрицы увлажнились. Чтобы скрыть волнение, она вместе с Александром Шуваловым провожает до двери Екатерину и великого князя. Время – три часа утра. Измученная, но радостная Екатерина велит горничным раздеть ее, но в дверь стучит Александр Шувалов. Он пришел по поручению императрицы передать великой княгине «ее поздравления», просьбу не огорчаться и обещание иметь еще одну беседу с ней без свидетелей. В эту ночь Екатерина засыпает как в раю. Утром ей передают слова, сказанные Ее величеством одному из придворных: «Она (великая княгиня) любит правду и справедливость; это очень умная женщина, а мой племянник – скотина».[49]49
  Екатерина II. Мемуары.


[Закрыть]

Хоть ей и лестны эти слова, Екатерина ждет по-прежнему «еще одну беседу», как обещала Елизавета. Императрица ленива и непостоянна, может быть, она уже передумала? Во всяком случае, Петр по-прежнему ведет себя нагло, а Воронцова так уверена, что он женится на ней, что принимает людей в великокняжеских покоях, как если бы она была его законной супругой. Опасаясь, что со временем ее победа в ночной баталии потеряет свое значение, Екатерина вновь заговаривает об отъезде. И на этот раз ее уловка удается. Один из ее злейших врагов и союзник великого князя, вице-канцлер граф Михаил Воронцов, умоляет ее со слезами на глазах и громко всхлипывая (у него «больной зоб») отказаться от плана, который так огорчает императрицу! Но она не отступает. Говорит, что детей от нее скрывают. Повторяет, что делается все, чтобы она не хотела здесь оставаться. Через несколько дней ей докладывают, что ей разрешено в тот же день, в три часа пополудни, повидать сына и дочь, а после этого ее примет Ее величество.