Текст книги "Катькин сад. Повесть"

Задохлик

У Лешки дворницкая большая, в пять комнатушек. Туда никого не подселяют, потому что прошло сокращение, участки в размерах у дворников удвоились, и зарплата поднялась аж на десять рублей. Но Лешка, добрая душа, и этим обязательно кто-нибудь, да пользовался. Например, поселились у него две сестрички-кришнаитки и прижились. Да не просто прижились – народ на свои молебны собирать там стали. И вот кто-то из этого народа притащил к Лешке котенка, угодившего на стройке в жидкое стекло. Лешка его побрил, отмыл, но на выживание несчастной твари не понадеялся и потому дал котенку имя Задохлик.

Но, Задохлик выжил, оброс густой шерстью и стал громадным, серым, в бурую полоску, котярой. Гулять ходил через форточку и возвращался так же. А однажды привел с собой кота. Нет, не кошку, а именно кота! В хозяина пошел Задохлик, по той же части ходок. Ну, Лешке без разницы – участок богатый, на помойку объедки с барских столов вываливаются без остановки, он и двух прокормит. Второго кота никак не называли, он был просто хахаль нашего Задохлика. Так и жили, пока этот хахаль не привел однажды с собой кошку. Задохлик очень рассердился, ****ства в своем доме не потерпел и прогнал обоих. Потом долго был один, сам по себе, пока не притащил двух котят, у которых только-только глаза открылись. Пришлось Лешке им молока покупать, натягивать резинки от пипеток на лекарственные пузырьки и вскармливать вручную. Задохлик тоже принимал участие по уходу за детьми – он их вылизывал.

– Ну что, Леша, Задохлик-то еще тот гусар, приблудил детей?

– Нет, это его племянники или крестники. Задохлик масти не меняет.

Забавно, что оба котенка оказались котиками. Обычно, коты, если находят свое потомство, оставляют только кошечек, а самцов пожирают. Но, у этого, видимо жизненные понятия изменились.

Окрепших котят быстро разобрали. Одного взял Андрюшка, а другого бригадирша.

Невеста

Метель не переставала вторые сутки. Андрюшка почти не спал, почти не уходил с участка. Если перестать грести снег днем – его притопчут и дальше это будет лед, который придется долго сколачивать. Это ж центр города, здесь буераки и колдобины недопустимы. Но вот уже наступила следующая ночь, проспект опустел и можно отдышаться, передохнуть, сходить домой, попить чаю с просрочкой из чебуречной.

Под лестницей, у двери в его квартиру темно, видимо, опять лампочка перегорела. Достал из кармана ватника фонарик – посветил. Дверь подпирало сидячее тело в стареньком пальтишке с вылезшим кроликом на воротнике. Андрюшка провел по лицу старушки – теплое, значит бабка жива, от нее несло перегаром, а под ней лужица старческой мочи. Андрюшка втащил бабку в квартиру. Старушка была легкой и в сознание не приходила. По укоренившейся санитарской привычке он, раздел бабку, обтер ее мокрым полотенцем, постелил на кровать, под простынь клеенку и уложил спать. Сам же постирав и развесив на батарее ее одежонку, напился чаю и ушел обратно грести снег.

Вернувшись под утро, застал бабульку уже не спящею.

– Ну что, проснулись? Вы не беспокойтесь, одежка Ваша уж поди подсохла, я Вам ее сейчас дам и Вы спокойно оденетесь.

– Ты кто?

– Я здешний дворник, Вы нынче ночью ко мне забрели, помните?

– Зачем?

– Откуда ж я знаю? Я Вас не приглашал – Вы сами.

Слово за слово, разобрались. Ее звали Клавдия Ивановна. Старушка оказалась из дома на соседнем участке. После смерти мужа, ее коммунальные соседи занялись выживанием бабки, занимающей аж две большие комнаты, с надеждой на дальнейшее расширение. И вот, когда Клавдия Ивановна в очередной раз вышла в магазин за продуктами, они закрыли входную дверь изнутри на крюк и не впустили старушку. Сколько времени она так маялась по метели? Вспомнила фронтовую молодость, купила чекушку для согреву, зашла в теплый подъезд, выпила и отключилась. А теперь вот сидит, обстиранная, умытая, пьет чай с чебуреками у такого красивого молодого блондина. На коленки к ней примостился котенок и мурчит от обоюдного удовольствия. Давно Клавдия Ивановна такого умиротворенного счастья не испытывала.

– Я, Клавдия Ивановна, этого безобразия так не оставлю. Сейчас участковому позвоню, чтобы он Вас домой, так сказать, официально сопроводил и сам теперь лично к Вам наведываться буду на чаек с чебуреками. Вам понравились чебуреки?

Участковый бабульку по месту прописки сопроводил, соседей припугнул и к Андрюшке вернулся.

– Раз уж ты над бабкой шефство берешь, так женись на ней.

– Куда жениться, она ж старая!

– А тебе, что ли, молодая нужна? Парни вроде тебя, как раз только на старушках и женятся, к тому же ты честный, бабку подушкой не придушишь, а наоборот, заботу проявишь. Пропишешься к ней на правах мужа и унаследуешь хорошие две комнаты.

– Зачем же я брошу отдельную квартиру на сожительство, пусть даже с очень доброй и милой бабушкой в коммуналке среди гадюк и шакалов?

– А зачем тебе эту квартиру бросать? Это служебка и пока ты здесь подметаешь, она твоя. Ты сейчас где прописан?

– В общежитии онкодиспансера.

– Правильно. Потому, что ты там постоянку заработал на лимитной должности. И будешь ты у них на балансе висеть до морковкина заговенья, и никуда не денешься. Но и своей жилплощади у тебя никогда не будет. А тут шанс.

– Неудобно как-то.

– А чего неудобного? Это жизнь! Я сам со старухой обговорю. Не бойся.

Участковый слово сдержал, все устроил, со всеми договорился.

Расписались «молодые» в районном загсе. Даже Гишпанец, Лешка и Нифертетка пришли поздравить. Клавдии Ивановне красивую кофту подарили и сапоги, а Андрюшке настоящие американские джинсы. Нифертетка рыдал от умиления и целовал Клавдии Ивановне руки.

Клавдия Ивановна прожила еще двадцать пять лет, пережив Андрюшину маму на три года. Все это время Андрюша работал дворником. Сопровождая по воскресеньям Клавдию Ивановну в церковь, сам стал религиозен и уже решил для себя, что останется в миру, пока его благоверная жена здесь, а как только она отойдет в мир иной – пострижется в монастырь. Оно может быть так и случилось бы, но не судьба. А судьба ему была встретить Олега.

Олег

Ему судьба была родиться, и вырасти в семье инвалидов. Мама осталась без ног, будучи совсем девчонкой. Сколько таких девчонок служило в саперных батальонах Ленинграда за паек, после прорванной блокады? Чудом выживший отец, носил под сердцем осколок снаряда и умер, когда Олегу исполнилось шесть лет. После школы у него не было выбора, где учиться дальше. Дальше надо было научиться ухаживать за мамой, и Олег поступил в медицинское училище. Пока Антонина Степановна была молодой, она бегала на протезах так, что мало кто мог догадаться, что не на своих ногах ее так лихо по земле носит. Но, основная проблема всех, кто ходит на протезах – это вены, которые пережимаются этими протезами. Кровеносная система дает сбой и дальше уже любые, даже самые навороченные протезы противопоказаны. Так что беспомощной мама стала тогда, когда Олег подрос и окреп. В самую пору любовных приключений, Олегу было не до них. На пенсию инвалида войны и его жалкое пособие по уходу за инвалидом, они бы не выжили. Помог тогда Юрик (тот самый Бедный Йорик). У Олега появилась возможность подрабатывать на реализации театральных билетов. Берешь пачку билетов и идешь в ближайшие НИИ или проектные конторы, где развлекаешь дамочек в их обеденный перерыв всяческими пересказами и отсебятиной в манере Ираклия Андроникова, после чего дамы приобретают билеты и ты имеешь свой законный процент за реализацию. Вернее, процент не совсем законный, поскольку официально ты не оформлен, но кто ж про это знает? Официально оформляться никак нельзя – можно потерять пособие по уходу за инвалидом. А когда Юрика арестовали и стали копать его окружение, то зацепили и Олега.

– А что у Вас общего с таким-то гражданином?

– Я люблю театр и, благодаря этому гражданину, могу попасть на интересующий меня спектакль.

– Да, Вы тунеядец! Сидите у государства на шее, прикрываясь мамочкиной инвалидностью! Откуда у Вас средства на походы по театрам?

– Вы правы. Я посещал театр исключительно по приглашениям и по контрамаркам.

– А за какие такие заслуги этот гражданин Вас одаривал? У вас была интимная связь?

– Вы странные вопросы задаете – какая может быть интимная связь с мужчиной? Извините, но Вы тут что-то путаете. И он меня не одаривал. Я помогал ему в распространении билетов по предприятиям.

Вот на этом Олега и скрутили, и он сел за спекуляцию.

Конечно, его хотели зацепить по статье за мужеложство. Тогда разнарядка была сверху на громкий процесс против «голубой банды», власти все никак после «Голубой лаборатории» успокоиться не могли, но ничего у них не вышло. Так что будем считать, что Олег легко отделался, если не тот факт, что беспомощного инвалида оставили без надзора и ухода. Но, слава Богу, «голубая банда» своих в беде не бросала. Пока Олег сидел, Гишпанец подрядил Андрюшку навещать Антонину Степановну. Про судьбу несчастного инвалида прознала и Клавдия Ивановна. Она тоже стала ездить с Петроградки в Купчино. Армейская юность сблизила и подружила старушек. А суровый, но нежный сердцем Нифертетка, раз в неделю проводил с ней полный курс физиотерапии. Причем, никто, кроме Гишпанца, раньше того Олега или не замечал, или, вообще, ни разу в глаза не видел.

Когда же нашего бедолагу из закрытого лагеря в Горелово перевели на «химию» в Кингисепп, и у него появилась наконец-таки возможность раз в неделю приезжать домой. Вот тогда-то Андрюшка с Олегом и познакомились, и сошлись, и не расставались до самого конца.

Леночка

Лешка привадил к себе людей не нашей масти. А все через кришнаитские заморочки его приживалок. Миссионерство развели, молебны с песнями и плясками. Пришла к ним как-то одна молодая супружеская пара. Его мы называли Карломарса, поскольку был похож на автора «Капитала». Такой самовлюбленный индюк с бородой и в жилетке. На шее платок, на старинный манер, в жилетке карманные часы с цепочкой. Причем, для симметрии, две цепочки. На которую из них он часы цеплял, мы не разглядывали. А ее звали Леночка. Очень милая, приветливая тихоня, с нашего Лешки не сводила глаз и в рот емy смотрела. На кришнаитские заморочки они быстро забили и задружились с Лешкой на почве самиздата. Именно они стали внушать нам, что мы никакая не банда, а настоящие неформалы. И теперь, кроме песенок под гитарy и танцев под Вадима Козина, оркестр Цфасмана, Константина Сокольского и прочих звезд советской эстрады тридцатых годов, мы стали слушать Галича и читать Солженицына. Не все, конечно, но ведь и к Лешке не все из Катькиного сада были вхожи.

Лично я, с появлением этой парочки, к Лешке зачастил и старался между рейсами обязательно попасть на очередное мероприятие. Вот и в тот вечер, yже сворачивая с Большого проспекта на Гатчинскую, столкнулся лицом к лицy с Леночкой. А на Леночке лица не было, бледна до голубого с зеленью, вся трясется и вот-вот на землю рухнет. Я ее подхватил и в ближайший двор, на скамейку.

– Девочка моя, что случилось? Ну-ну, тихо-тихо, у меня дочка растет, скоро, как ты будет, мне, как папке и поплакаться можно.

– Я от мужа ушла.

– Как ушла?

– А так, сказала, что больше его не люблю, что полюбила Лешу. Он «Ну и ступай к Леше!». Я и ушла. Ну вот, пришла к Леше, а он, как услышал мои признания, покраснел и стал кричать, что ни к кому, никогда в женихи не набивался и на чужую жену не зарился. Я и убежала.

– Теперь куда, к родителям?

– Родители в Перми. Так свалиться к ним… Cейчас бы комнату снять, но до получки ничего не выйдет.

– Леночка, у меня в Разливе частный домик, я там с мамой живу. Комнату тебе и так выделю, на улице не останешься и денег не возьму. В доме удобства я оборудовал, так что во дворе только цветочки нюхать. Электрички ходят часто и автобус есть, а с мужем твоим я поговорю. Это же просто молодецкая глупость! Любили-разлюбили, разбежались! Вы супруги, а не любовники. Временные влюбленности это испытание брака на прочность. Тем более, что все мы понимаем, Ваше увлечение Лешей, и Ваш супруг…

– Не надо ни с кем говорить, надо просто как-то дальше жить. А как?

– Ладно, держитесь. Все равно надо съездить к мужу за вещами.

– Да, Вы правы, я встречаться с ним не готова.

– Я позвоню емy, пусть соберет все Ваше, а я заеду и возьму.

С Карломарсой на правах старшего, я не церемонился.

– Какой же ты муж? Какой ты, после этого, мужчина, если не защищаешь свою жену?

– А на нее кто-то напал? Что-то я не в курсе.

– Женy и от опрометчивых поступков тоже надо защищать. Ты прекрасно понимаешь, кто такой Леша и если твоя жена им увлеклась, то кто, как не ты, обязан был ее предостеречь.

– Она меня разлюбила, а кого она вместо меня предпочла, это уже не моя забота!

Ну, о чем еще с этим индюком говорить?

Леночка поселилась у меня, в Доме Доцента. Маме я сказал, что это дочь коллеги из Перми, которая поссорилась с мужем и будет у нас жить, пока все не устаканится. Мамy это не удовлетворило и она отчаянно занялась моим сватовством. Я пытался ей дать понять, что к Леночке питаю скорей отеческие чувства, но она была непреклонна. Так что Леночка прожила y меня не долго. Однажды, когда я отсутствовал в рейсе, она объявила маме, что помирилась с мужем и yшла. Вещи не забрала, но я подyмал, что пусть теперь Карламарса шмотки вывозит, раз одумался. Но тот что-то не торопился и только через месяц мне позвонил.

– Тут к Леночке родители приехали, ищут ее. Лешка сказал, что она y тебя живет.

– Жила, потом заявила, что к тебе вернулась. Остались только вещи.

Леночкины родители явились вместе с Карломарсом и милицией. Очередной рейс пришлось отложить. Как сказал следователь, мне повезло, что я живу не один, а с мамой. А я до сих пор склонен думать, что без моей мамы Леночка не сбежала бы так скоро. Они перекопали весь участок, вскрыли пол, перетрясли чердак и погреб. Они еще долго бы меня мурыжили, если бы ее останки не нашли, наконец-таки в Сестрорецком морге. Опознали по пальтишку, вернее по клочкам от него. Все случилось на отрезке железнодорожного пути Разлив – Сестрорецк. Нашлись и свидетели, которые видели, как девушка ходила туда-обратно вдоль железнодорожного полотна и в конце концов бросилась между вагонами электрички. Это заметили не сразу, так что весь состав ее перемолотил. До гласности было еще далеко, так что y нас в стране все было гладко и ни по радио, ни по телевидению о таких происшествиях не сообщалось. Не хватились бы родители, зарыли бы Леночку неопознанной и дело с концом. А так, мы ее хоронили, хоть и в закрытом гробу, а все ж по-людски.

Матушка моя плакала навзрыд, а уж дома-то мне покаялась, как зудела Леночке, чтобы та ночью в спальню ко мне пошла и нерешительность мою поборола. И Лешка признался, что Леночка еще раз к немy приходила и говорила, что ей от него ничего не нужно, только бы рядом быть и заботиться о нем. На что Лешка заявил, что в няньках не нуждается и снова выставил бедняжку за двери.

А Карламарса не долго вдовца из себя корчил, женился на дочке своего начальника и все у него путем.

Партнер

Если кто-то решил, что я после Доцента соблюдал целибат, то пусть не обольщается. Живые для живых. Да, в дом никого не вожy. Все решилось непосредственно на службе, на почве наставнического почина. Бригадир прикрепил ко мне новичка. Новичок, женатик, отец семейства с явным голубым отливом. Таких y нас презрительно называют двустволками и дружбy с ними водить зазорно. И напрасно. Семейные не все как тот Ершов, большинство в отношениях гораздо чистоплотнее. Опять же, совместная работа в общепите, да при железной дороге. Медицинское обследование проводится регулярно. Мы не скоты и теплые чувства, и взаимная привязанность y нас была. И еще я знал, что он очень привязан к жене и любит двух дочек. Недаром все Вертинского напевает: «Доченьки, доченьки, доченьки мои! Где ж вы, мои ноченьки, где вы, соловьи!».

В рейсе от Питера до Котласа, мы соблюдали рабочую дистанцию, а вот в Котласе, отоварившись дефицитом перед обратным рейсом, позволяли себе запереться в служебном кyпе и расслабиться. Это придавало нам сил и восстанавливало гармонию с внешней средой обитания. Опять же, всех yстраивало, что никто из нас не претендовал на совместное проживание. И только с ним я мог делиться воспоминаниями о своем Доценте, о той страшной истории с моим разводом, о жене, о дочери. И он отвечал мне взаимностью, советуясь, что привезти супруге и детям.

Но вот случилась беда с Леночкой и я не вышел в рейс. Конечно, в первую очередь позвонил емy и только после него бригадирy. Емy как своемy близкомy дрyгy, я рассказал все, а бригадирy только то, что y товарища пропала жена и я в милиции, выступаю как свидетель.

Мой партнер отправился в рейс без меня, в Котласе не расслабился и на обратном пути, видимо, был не осторожен и позволил себе сальную шутку, с кем-то из пассажиров. В Питер он не вернулся. Его нашли с перерезанным горлом, у железнодорожной насыпи, не доезжая Медвежьегорска. Народ в тех местах суровый, кто завербованный, а кто со справкой из колонии. Такие, как мы, для них дерьмо последнее, которомy и жить не положено.

Так что, не yспел я Леночку похоронить, как опять в морге, на опознании с новоиспеченной вдовой знакомился, очередные похороны с закрытым гробом справлял. Знамо дело – беда в одиночку не ходит.

Сергей Сергеич

Человек может проспать всю жизнь и проснуться в момент крушения этой жизни. Нина жила, как все – семья, работа, дом. Растила дочь, обстирывала мужа со свекровью и свекром, таскала с работы тяжеленные сумки провизии, чтобы прокормить домочадцев. Крутилась, как белка в колесе, пока колесо не рухнуло.

Арестовали ее прямо на работе, в столовой – взяли с поличным, полная сумка продуктов. А она и не отпиралась. Понимала, что ей просто не повезло. Первый раз ей не повезло, когда она после училища, получив распределение в шикарный ресторан Витебского вокзала, гордо отказалась от продуктового свертка, который ей вручили после смены. Она, видите ли, не такая, она с работы не тащит! А все тащат и кому она нужна, не такая? В этом деле или все, или никто. Ну, ее и выперли, от греха подальше. А дальше уже Нина кочевряжиться не стала – тащила, как все. Вот так вот все тащили, а не свезло только ей, поскольку рейд ОБХСников на ее смену пришелся.

Дальше суд и колония. На зоне ее никто «не грел», не было ни передач, ни посылок от мужа, ни свиданий с ним. И мужа у Нины больше не было. Он не просто развелся, а еще и дочку отсудил, чтобы алименты с Нины высчитывали.

Окончился срок и, вместо Нины, вышел из зоны Серега. Нет, по документам все та же Нина, да только вот кепка на нос натянута, штаны, фуфайка и говорит, что звать его Сергеем. Так уж вышло. И жизнь началась заново, и совсем другая. Матрасик на чердаке и мытье котлов в столовой при Апраксином Дворе. К торговле с судимостью не допускали. Но везде люди, а тем более бабы, народ сердобольный. Был при столовой левый бизнес, лепили-жарили пирожки на уличную продажу. Место проходное, бойкое и милиция своя, прикормлена. Так что после котлов катил Серега телегу с пирожками по Садовой улице вдоль Апраксина Двора, Суворовского училища, по переулку Крылова с заездом в Катькин сад и обратно, чем и выжил до снятия судимости и возвращения права восстановиться в профессии повара. А уж к тому времени его вся голубая компания знала, и место хорошее ему получить подсобили.

Место было и впрямь хорошее, знаменитая Чебуречная в начале Большого проспекта Петроградской стороны. И директор хороший.

– Не хочешь, чтобы тебя Ниной звали? А как хочешь? Серегой? Ладно, мне работник хороший нужен, а не Нина или Сережа. Ты только работай и будь, кем хочешь.

Вот так он тут и работает, уже до шеф-повара дослужился. Он теперь не Серега, а Сергей Сергеич, уважаемый человек. Дочка Нины выросла, поумнела, ушла от вечно пьяного папаши к матери, принародно ее папкой величает, а как вышла замуж, да у Сергей Сергеича внуки пошли, так он и вовсе солидным стал.

А вот с личной жизнью, в плане амурном, ему долго не везло. То воровку пригреет, то пьяницу. Он уже было отчаялся вовсе, пока не сломал ногу, подскользнувшись на разлитой подливе. Люди везде свои, производственную травму оформлять не стал, зачем директора подставлять или эту зашуганую уборщицу, многодетную мать и жену алкоголика?

А пока лечился, разговорился в очереди с интересной дамой со сломанной рукой. Дама оказалась вдовой, инженером геофизиком. Об чем они там говорили? Ну, сходили друг к другу в гости, подружились и съехались. Наш Гишпанец самолично им квартирку на Марата присмотрел. И живут. Уже давно на пенсии оба.