Текст книги "Степь. Избранное"

Александр Александрович Измайлов[8]8
  Измайлов А.А. (1873–1921) – пародист, литературный критик. Автор книги «Чехов (Жизнь, личность, творчество)» – литературной биографии писателя.


[Закрыть]
А.П. Чехов Критико-биографический очерк[9]9
  Печатается в сокращении.


[Закрыть]

Человечество заподозрило все исповеди, начиная от исповеди Августина и продолжая признаниями Руссо и Толстого. Говорят, что человек, пишущий для потомства, уже не может быть безусловно искренним. Однако все-таки следовало бы признать, что лучшим биографом человека был бы он сам, конечно, при желании сказать о себе правду. Посторонний по оставшимся документам мог бы только приблизительно угадывать истину.

Вслед за автобиографией лучшим исследованием было бы то, которое говорило бы языком дневников, мемуаров или писем вспоминаемого человека. Едва ли в применении к кому-нибудь возможно осуществление такого намерения во всей полноте. Что касается Чехова, оно осуществимо в значительной степени. Чехов оставил огромную переписку. Он был в ней очень искренним, очень разговорчивым и охотно касался своих личных настроений и внешних перемен жизни. Его переписка, без сомнения, должна лечь в основу той его, будущей, глубокой и полной, биографии, для которой все современные попытки, не исключая и настоящей, – не более как подготовление материалов. Предоставить ему там, где возможно, говорить самому – обязанность биографа.

Чехов не вел дневников, не оставил записок, никогда не собирался писать свою автобиографию. Но автобиографические наброски он делал в своей жизни дважды: один раз по просьбе приват-доцента Московского университета доктора Г.И. Россолимо, и совершенно серьезно, другой раз по просьбе литературного собрата и – сбился на шутку. Вот эти странички: «Я, А.П. Чехов, родился 17 января 1860 года в Таганроге. Учился сначала в Греческой школе при церкви царя Константина, потом в Таганрогской гимназии; в 1879 году поступил в Московский университет на медицинский факультет. Вообще о факультетах имел тогда слабое понятие и выбрал медицинский факультет не помню по каким соображениям, но в выборе потом не раскаивался.

Уже на первом курсе стал печататься в еженедельных журналах и газетах, и эти занятия литературой уже в начале 80-х годов приняли постоянный, профессиональный характер. В 1888 году получил Пушкинскую премию. В 1890 году ездил на остров Сахалин, чтобы потом написать книгу о нашей ссыльной колонии и каторге. Не считая судебных отчетов, рецензий, фельетонов, заметок, всего, что писалось изо дня в день для газет и что теперь было бы трудно отыскать и собрать, мною за 20 лет литературной деятельности было написано и напечатано более 300 листов повестей и рассказов. Писал я и театральные пьесы.

Не сомневаюсь, занятия медицинскими науками имели серьезное влияние на мою литературную деятельность; они значительно раздвинули область моих наблюдений, обогатили меня знаниями, истинную цену которых для меня, как для писателя, может понять только тот, кто сам врач; они имели также и направляющее влияние, и, вероятно, благодаря близости к медицине мне удалось избежать многих ошибок. Знакомство с естественными науками, с научным методом всегда держало меня настороже, и я старался, где было возможно, соображаться с научными данными, а где невозможно, предпочитал не писать вовсе.

Замечу кстати, что условия художественного творчества не всегда допускают полное согласие с научными данными; нельзя изобразить на сцене смерть от яда так, как она происходит на самом деле. Но согласие с научными данными должно чувствоваться и в этой условности, то есть нужно, чтобы для читателя или зрителя было ясно, что это только условность и что он имеет дело со сведущим писателем… К беллетристам, относящимся к науке отрицательно, я не принадлежу и к тем, которые до всего доходят своим умом, не хотел бы принадлежать.

Что касается практической медицины, то еще студентом я работал в Воскресенской земской больнице (близ Нового Иерусалима), у известного земского врача П.А. Архангельского, потом неделю был врачом в Звенигородской больнице. В холерные годы (1892–1893) заведовал Мелиховским участком Серпуховского уезда».

Второй автобиографический набросок дан А. П-чем по просьбе беллетриста-драматурга Вл. Тихонова, нуждавшегося в таком очерке для журнала, который он редактировал. Но, начавший его точными хронологическими датами, Чехов сразу соскользнул на юмористический тон, так что эта страничка, не дающая никаких новых фактических подробностей, может быть приведена не столько в качестве автобиографического документа, сколько как образчик остроумной шутливости, какая была так свойственна Чехову всегда.

«…Вам нужна моя биография? – пишет Чехов. – Вот она.

Родился я в Таганроге в 1860 году (17 января). В 1878 году кончил курс в Таганрогской гимназии. В 1884 году кончил курс в Московском университете по медицинскому факультету. В 1888 году получил Пушкинскую премию. В 1890 году совершил путешествие на Сахалин и обратно морем. В 1891 году совершил турне по Европе, где пил прекрасное вино и ел устриц. В 1892 году гулял на именинах с В.А. Тихоновым. Писать начал в 1879 году в ”Стрекозе”. Сборники мои суть: ”Пестрые рассказы”, ”В сумерках”, ”Хмурые люди” и повесть ”Дуэль”. Грешил и по драматической части, хотя и умеренно.

Переведен на все языки, за исключением иностранных. Впрочем, давно уже переведен немцами. Чехи и сербы тоже одобряют. И французы не чужды взаимности. Тайны любви постиг я, будучи 13 лет. С товарищами, как врачами, так и литераторами, пребываю в отличнейших отношениях. Холост. Желал бы получить пенсию. Медициной занимаюсь, и даже настолько, что, случается, летом произвожу судебно-медицинские вскрытия, коих не совершал уже года 2–3. Из писателей предпочитаю Толстого, из врачей Захарьина.

Однако все это вздор. Пишите, что угодно. Если нет фактов, замените их лирикою…»

Если обе записки А. П-ча не дают ничего нового, чего бы мы не знали, – они не безынтересны в смысле показания, что сам Чехов считал значительным и переломным в своей жизни. <…>

Павел Егорович, отец писателя, начал свою молодость трудной работой прасола. Он гонял скот в Москву, в Харьков и другие северные города. Во время путешествий с гуртами, где верхом, где пешком, он попал в Шую и там высмотрел себе невесту, дочь купца, Евгению Яковлевну Морозову.

Женившись, отец Чехова решил переменить полную приключений прасольскую жизнь на оседлую. В Таганроге Е.П. сначала занимал скромное место старшего приказчика в одном бакалейном магазине, а затем открыл там же, по примеру брата, колониальную лавку, соединенную с винным погребком. <…>

Павел Егорович, став коммерческим человеком, не утратил вкуса к той поэтической жилке, которую пробудила в нем степная жизнь.

Холодный, расчетливый, практического ума человек, он одухотворялся и точно молодел, когда разговор переходил на степь, на привольную жизнь, на табуны, на казачество.

Отец Чехова был не чужд влечений к знанию и искусству. Он любил играть на скрипке; в разговорах цитировал Кольцова. Сам А. П-ч, по свидетельству брата М. П., считал свой талант унаследованным от отца. Скрипка, знание музыки и хороший голос, выработанный во время степных походов, создали новую профессию Павлу Егоровичу, тем более, что торговля его шла неважно. <…>

В семье Павла Егоровича Чехова и жены его Евгении Яковлевны 17 января 1860 года родился сын Антон. Метрическое свидетельство его цело доныне. Из него видно, что восприемниками его были «купеческий брат» С.Ф. Титов и купеческая жена Д.К. Сафьянопуло.

«Родился я, – писал А.П. городскому голове Таганрога П.Ф. Иорданову в 1902 году, – в доме Болотова (так говорит моя мать), или Гнутова, около Третьякова В.Н. на Полицейской улице, в маленьком флигеле во дворе. Дома этого, вероятно, уже нет».

А.П. ошибался – дом этот сохранился доныне. От этого крошечного флигеля в три комнаты с кухней бывшая Полицейская улица теперь называется «Чеховской».

Всех детей у П.Е. Чехова было шесть – Александр, Николай, Антон, Иван, Мария и Михаил.

Первоначальное образование А.П. получил в греческой приходской школе при Цареконстантиновской церкви. <…>

В 1868 году Антон Чехов был отдан в приготовительный класс Таганрогской гимназии. С наградою он перешел в первый класс.

Когда Антон был в четвертом классе, а Александр в восьмом, – отец открыл новую лавку у вокзала, надеясь на наплыв публики.

Семья вообще жила очень дружно, Антон Павлович был смирнее всех. У него была очень большая голова, и его звали «Бомбой», на что он сердился. Любимым занятием Антона было составление коллекции насекомых и игра в торговлю, бывшая продолжением действительных и нужных занятий его в лавке отца. Сохранились от той поры свидетельства, что он еще ребенком мастерски считал на счетах. Все тогда думали, что из него выйдет коммерсант.

И время каникул у братьев проходило в лавке. Единственным их гуляньем было – посидеть на крылечке и вечером послушать отдаленную музыку городского сада. Был даже момент, когда отец собирался вовсе взять сыновей из гимназии и определенно пустить их «по коммерческой части».

Покупатели были беднота. В результате получался вместо барыша убыток. <…> Лавка была закрыта.

Антон очутился в гимназии, Николай и Александр были отправлены в столицу, первый – в Московское училище живописи и ваяния, второй – в университет.

Дела по торговле становились труднее и труднее. Кончилось тем, что Чеховы, закрыв торговлю, переселились в Москву.

Первые «впечатленья бытия» будущего писателя связаны с Таганрогом. Нельзя сказать, чтобы краски этого города были ярче тех, что обычно отличают русский провинциальный город, и что Чехов находился в особенно благоприятных условиях для своих первых наблюдений. <…>

А.П. близко пережил засасывающий ужас глухого провинциального болота и из кладезя таганрогской жизни черпал мотивы своих произведений. В большинстве чеховских рассказов и пьес можно найти таганрогские черточки. <…>

Но Чехов любил Таганрог. Здесь были сложены его первые впечатления, и он тяготел к этому городу своими воспоминаниями до того, что уже признанным писателем не прочь был помечтать о временном поселении опять «там», под родными липами. <…>

Последний раз Чехов был в Таганроге в 1898 или 1899 году. Он пробыл там всего несколько дней. Был в клубах, в прекрасном городском саду и уехал, сказав на прощанье одному местному журналисту: «Тяжело у вас! Как вы живете!»

Уже славный, Чехов очень интересовался таганрогской городской библиотекой, которую всегда поддерживал пожертвованием книг из своей библиотеки.

Самые яркие и благоуханные впечатления юности Чехова связаны не с Таганрогом, а с деревней Княжей.

Тут впервые <…> он прикоснулся душою к русской природе.

Сами по себе поездки из города в деревню (около шестидесяти верст), то на лошадях («все зависело от оказии»), то на волах, в течение нескольких дней, с ночлегами под бархатным небом Украйны, на душистых коврах свежего сена, – уже одни такие поездки без старших и без тягостной опеки – должны были вносить в свободолюбивую душу высоко одаренного мальчика целые гаммы новых впечатлений.

В каком направлении слагалась психика Чехова-ребенка, каковы были господствующие тона ее в этой обстановке непосредственного соприкосновения с жизнью, с ее светом и радостями, но в то же время под суровою ферулою строгого и практического отца? <…>

Обстановку Таганрогской гимназии и Чехова-гимназиста так вспоминает П.А. Сергеенко:

«Большая, до ослепительности выбеленная комната Таганрогской гимназии. В классе – как бы ярмарка. Ожидают грозу – учителя арифметики. У полуоткрытой двери, с круглым стеклянным окошечком, стоит небольшого роста плотный, хорошо упитанный мальчик, с низко-остриженной головою и белым, лунообразным, пухлым, как булка, лицом. Он стоит, со следами мела на синем мундире, и флегматически ухмыляется. Кругом него проносятся бури и страсти. <…>

Когда я думаю о Чехове, он почти всегда возникает в моей памяти именно таким, каким он на семейной группе: пухленьким, большеголовым, с ямочками на щеках и слегка выпяченным брюшком, которое часто бывало объектом одной шутки, царствовавшей некогда в Таганрогской гимназии: Шутка заключалась в следующем: к Чехову подходит, с пресерьезнейшим видом, кто-нибудь из товарищей-шалунов и, внезапно хлопнув его ладонью по затянутому в мундир животу, полуукоризненно вскрикивал:

– Шутник, право!..

Чехов поспешно втягивал живот и, улыбаясь, лениво отмахивался рукою. Но сам никогда не увлекался этим спортом.

Вообще он не был ни резв, ни шумлив, ни прыток, ни задорлив, но и не являл собою ”буку” или ”нюню”. Скорее, он был всегда несколько вял и сыроват: ”Ну что ж? Ну, и пусть!” – как бы говорило его полуулыбающееся, круглое лицо.

Впоследствии и лицо его, и фигура настолько изменились, что когда мы встретились после пятилетней разлуки, то я не узнал его. Он ехал куда-то и стоял у окна вагона, а я – в толпе на платформе. Поезд задержался на несколько минут. Я все время смотрел на Чехова и никак не мог вспомнить, где я видел это милое полуулыбающееся лицо. Так мы даже и не поздоровались с ним. И мне до сих пор невыразимо грустно, когда я думаю об этом».

Впечатления исключительной яркости Чехов-ребенок, очевидно, не производил. Его товарищи не припоминают ни одного яркого эпизода из этой поры его жизни. Они отмечают только, что все решительно относились к юному Антоше любовно. У него не было врагов в юности, как не было их и в зрелых годах, хотя он никогда не только не подлаживался к людям, но, скорее, был вял в своих отношениях и не соблюдал иногда даже тех общепринятых приемов, которыми поддерживаются знакомства. Облик юноши Чехова был несколько двойствен – поначалу его отличает то, как бы несколько медленное, развитие, какое отличало и Пушкина.

С годами из тяжеловатого и малообщительного мальчика он превращается в юношу веселого и шутливого. Живой родник юмора всегда бил в душе A. П-ча. Это настроение блистательно сказывается в его письмах, прелестных в своей постоянной шутливости. Об этой черте говорят все, знавшие его в юности. Один из его товарищей вспоминает, что юноша Чехов умел как-то особенно удачно добывать комические рассказы и читал их вслух. В классе стоял хохот, приходил воспитатель, и тетрадочку отнимали. <…>

Другой пример ранней шутливости Чехова сохранил его брат, М.П. По его словам, бывая иногда с матерью в таганрогском театре, А.П., шутя, вызывал вместо артистов – зрителей, почему-либо остановивших на себе его внимание. <…>

Любимым занятием мальчика Чехова была ловля птиц – щеглов, чижей и т. п. Притаившись за рогожною «принадою» на большом пустыре за двором, Чехов с товарищами по гимназии, с затаенным дыханием, следил за птицами и волосяным силком, который надо было осторожно навести на голову птицы. Пойманных птиц или выманивали на таких же пернатых, или же продавали товарищам по 5–10 копеек за экземпляр.

С годами А.П. более и более пристращался к чтению. Оно было очень разнообразно. <…> В воскресные и праздничные дни, спозаранку, Чехов и его товарищи собирались в городской библиотеке и по нескольку часов кряду, забывая об обеде, просиживали там за чтением <…> журналов, иногда вызывая своим смехом шиканье читающей публики.

О Чехове-гимназисте в официальных бумагах, журналах и аттестатах сохранились такие сведения.

Он был исправным учеником, чрезвычайно редко пропускал уроки. Из новых языков он изучал один немецкий и имел за него пятерку.

Успехи его были не всегда одинаковы. В третьем и пятом классах он оставался на повторительный курс. Лучшие успехи А.П. обнаружил в последних классах.

Сочинение на аттестат зрелости А.П. подал последним. Оно было оценено четверкой.

В 1879 году А.П. кончил курс в Таганрогской гимназии. Аттестат его гласит:

«Дан сей Антону Чехову, вероисповедания православного, сыну купца, родившемуся в Таганроге 17 января 1860 года, обучавшемуся в Таганрогской гимназии 10 лет, в том, во-первых, что на основании наблюдений за все время обучения его в Таганрогской гимназии поведение его было вообще отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ весьма хорошая, прилежание очень хорошее и любознательность по всем предметам одинаковая, и, во-вторых, что он обнаружил нижеследующие познания…»

Далее отмечено, что в Законе Божьем, географии и немецком языке Чехов преуспевал на 5, в русском и словесности, логике и истории на 4, в латинском, греческом, математике, физике – на 3.

Если к курсу прибавить и приготовительный класс, то гимназические годы Чехова надо считать в 11 лет.

Из влечений молодой души Чехова, давших свой отклик позднее, биограф А.П. должен отметить рано сказавшуюся любовь молодого Чехова к театру. Посещение зрелищ тогда преследовалось, и гимназистам приходилось ради этого прибегать к известным уловкам. <…> Решаясь на риск, А.П. посещал театр при всякой возможности.

Не чуждался А.П. и личных выступлений на любительской сцене. <…> Не будет забеганием вперед остановиться здесь на этой черте – прирожденной актерской способности, жившей в Чехове и исчезнувшей только с годами возмужалости.

«Антон Павлович был превосходный актер, – пишет его брат М.П. – Очень часто, чуть не каждый день, он выступал у себя в семье, в своих собственных импровизациях. То он читал лекцию и изображал при этом старого профессора, то выступал в роли зубного врача, то представлял афонского монаха. Его первое произведение, напечатанное им в ”Стрекозе” (”Письмо к ученому соседу”), представляет собою именно одну из его лекций, которую он в лицах разыгрывал перед нами». <…>

Ту же черту отмечает в А. П-че Сергеенко. «У Чехова, – пишет он, – было выдающееся от природы актерское дарование. Товарищи его детства и родственники до сих пор не могут вспоминать без смеха о всевозможных комических сценах, устраиваемых им во дни юности. Путем незаметного грима он мог до такой степени изменить свое лицо и весь преобразиться, что даже близкие ему люди не узнавали его и по целым часам беседовали с А.П. как с новым лицом». <…>

К какому, собственно, моменту следует приурочить первое литературное выступление Чехова?

Сохранилось на это указание самого Антона Павловича, и совершенно точное, вполне соответствующее имеющимся сведениям. В 1904 году Чехов писал Д. Батюшкову: «Уверяю вас, юбилей мой (если говорить о 25) еще не наступил и будет не скоро. Я приехал в Москву, чтобы поступить в университет, во второй половине 1879 года, первая безделушка в 10–15 строк была напечатана в марте или апреле 1880 года в ”Стрекозе”; если быть очень снисходительным и считать началом именно эту безделушку, то и тогда мой юбилей пришлось бы праздновать не раньше, как в 1905 году». <…>

Литературный талант обнаружился у А.П. уже в детские годы. Его товарищ, А. Дросси, вспоминает, что в гимназии издавался товарищеский журнал под названием, кажется, «Звездочка» (?), в котором первое и самое почетное место занимали А.П. и товарищ его по классу, Натан Богораз, ныне известный поэт-беллетрист и исследователь якутов, пишущий под псевдонимом «Тан».

В седьмом классе гимназии, по свидетельству брата Михаила, Чехов написал даже целую драму под названием «Безотцовщина» и смешной водевиль «Недаром курица пела». <…>

В Москве А.П. очутился на медицинском факультете Московского университета. Нам уже известно из его автобиографии, что едва ли ясное сознание преимуществ этого факультета или какое-либо прирожденное влечение руководило этим выбором будущей карьеры. Чехов не раскаивался в этом шаге молодости, но сам затруднялся дать позднее точную его мотивировку. <…>

Медицинский факультет издавна хранит репутацию наиболее серьезного. Медик не может числиться студентом и не заниматься, как это возможно, например, для юриста или естественника. Сохранились сведения, что Чехов был исправным и работающим студентом. Товарищеские отношения его были безоблачны.

Студенческие годы только еще начинались, а жизнь со своими предъявлениями уже стояла за плечами Чехова. Переселившийся в Москву отец один не мог бы содержать семью на свое скудное жалованье амбарного приказчика. И с самой ранней поры пребывания в Москве сын Антон заводит отношения с мелкими иллюстрированными журналами той поры.

В материальном отношении хлеб добывался молодым Чеховым с великим усилием. <…>

Тогда газетное дело далеко не было в современном развитии, и нравы в редакциях царили патриархальные.

Из внешних фактов этой эпохи жизни Чехова выделяются два – вступление его в 1885 году в «Петербургскую газету», бросившую имя Чехова в широкие петербургские читающие массы, далекие от юмористических журналов, и в 1886 году приближение к редакции «Нового времени», возведшей его еще на одну ступень выше. <…>

С момента входа Чехова в «Новое время» наступает в его жизни новая эра. Не столько факт перехода в большую и литературную газету, не столько улучшение его материального положения, сколько самое знакомство его с А.С. Сувориным играло здесь роль. <…>

В эту пору молодому Чехову приходилось так мало роскошествовать, что приобретение нового пальто он считал уже событием, с которым надо поздравлять своего покровителя-редактора. <…>

Уже в 1887 году, приглашенный в хорошие журналы, Чехов все еще бедствует. <…>

Подобно письмам Достоевского, письма Чехова часто – сплошной вопль на безденежье.

Он пускает в ход все свои таланты и знания, чтобы добыть денег, – и писательствует, и лечит. Ему постоянно мешают то семейные заботы, то родня, то пациенты. <…>