Текст книги "Очерки русской смуты"

…Далекая Япония не оставляет без внимания даже украинский сепаратизм, поддерживая украинские организации в Маньчжурии, вступая в договорные отношения с УНО, организацией Коновальца, и обещая им, наряду с «русским буфером» ген. Семенова, «украинский буфер» в районе Зеленого Клина… Этот термин, незнакомый, вероятно, большинству читателей, необходимо расшифровать. Как известно, японцы издают казенную газету на русском языке – «Харбинское Время». Газета содержит целую «украинскую страницу», в которой ведется пропаганда в пользу «Великой Украины». В только что полученном номере от 26 ноября даются такие сведения:

«Зеленым Клином называется территория на левом берегу Амура и над берегами Тихого океана»… В 1914 г. Зеленый Клин насчитывал 750 тыс. украинских колонистов, что составляло 75 проц. населения Амурской области и 85 проц. Приморской, т. е. там – «украинское большинство»… Главнейшими «украинскими» городами являются Владивосток, Хабаровск, Благовещенск, Спасское, Никольск-Уссурийск, Николаевск и др… Украинцы Зеленого Клина вели и ведут борьбу за торжество украинской национальной идеи… «Украинский форпост на Дальнем Востоке – Зеленый Клин – может иметь такое же значение в Азии, как Карпатская Украина в Европе»…

Вот куда хватают украино-японские вожделения!..

…Особое положение в русском вопросе занимает Польша.

Прежде всего Польша не признает вовсе существования на своей территории русского меньшинства, относя русских людей к категориям украинцев и белоруссов. Русских школ казенных нет вовсе, а частная находится в полном загоне. Церковь православная – в тисках. Недавно правительством по соглашению с православным синодом введен новый статут православной церкви, в силу которого польский язык становится в ней официальным: в делопроизводстве, в обучении Закона Божьего, в церковных проповедях, а также и в богослужении – «где этого потребует народ»… Священники могут быть поставляемы только с разрешения местного воеводы. И т. д. Кроме насильственной полонизации, гонение на православную веру продолжается и прямым закрытием и разрушением уцелевших еще храмов. В этом возмутительном деле соперничают и католическая церковь, и власть, варварскими способами уничтожающая памятники русского православия. Прошлым летом за один только месяц в Холмщине, Полесье и Подляшье было разрушено 114 церквей – с кощунственным поруганием святынь, с насилиями и арестами священников и верных прихожан. «Приходят люди, – говорил в Сейме (6.7.1938) депутат Волков, – и, не спрашивая настоятеля, приставляют лестницу к стенке, лезут на крышу, разрушают и сбрасывают ее внутрь, где находятся Святые Дары, и весь храм превращают в развалины». Так погибли церкви, «которые стояли еще при польских королях и в которых люди сотни лет возносили к Богу свои жалобы и страдания»… Депутат Волков предупреждал Сейм, что такие мероприятия «создают государству много врагов… Ибо как можно требовать преданности от людей, которым наплевали в их святыню»…

Еще два года тому назад, по поводу известного протеста православных людей Америки против гонения на православную церковь в Польше, митрополит Дионисий, в особом обращении к польскому правительству, называл этот протест «гнусной инсинуацией» и свидетельствовал о «горячей привязанности польской автокефальной церкви к государству»… Велика и безысходна должна быть скорбь православного населения Польши, если этот лояльнейший и покорнейший властям предержащим иерарх, совместно с собором епископов, обратились теперь сами к польскому правительству и христианским церквам с горячим протестом. Собор установил в начале августа, в связи с событиями в Польше, трехдневный пост и особые службы. Глубоко волнующую картину, по словам участников, представляли эти службы в уцелевших храмах, где духовенство в черных ризах и верующие в траурной одежде возносили Господу моление об избавлении людей своих от новых напастей…

Собрание католических польских епископов поспешило отмежевать себя от этих событий, заявив, что произошли они не по их инициативе. Но свидетельство их ложно. Правительственный шовинизм и римская нетерпимость идут рука об руку. Все недавние процессы об отобрании православных церквей возбуждались католическим епископатом. Незадолго до последних событий, в день Св. Пасхи, сам Примас Польши в архипастырском послании поучал свою паству, что: «Фатальной ошибкой было бы создание польского православия на пепелище унии, орошенном кровью католических мучеников»… И призывал – в борьбе с ним «идти следами фанатических безумцев апостольских»…

Что же, вызвали эти картины средневековья возмущение великих и малых демократий? Нет, конечно! К стыду нашему, они не привлекли должного внимания и русского рассеяния, кроме разве американского, и не нашли почти никакого отражения в «большой» эмигрантской прессе. Между тем как даже в польской печати появился ряд статей, сурово осуждающих политику правительства в этом вопросе, тотчас же конфискованных цензурой. В статьях известных публицистов Прушинского, Мацкевича, проф. Гейштора и др. проводится мысль, что «дело 4 мил. православных Речи Посполитой невозможно разрешить путем конфискаций», что «распространители польскости в приходском масштабе не подумали о том, какое впечатление произведут гонения на балканские православные страны, с которыми Польша стремится завязать дружбу», что, вообще, «весь польский народ будет ощущать последствия ошибок, вытекающих из легкомысленной и столь низкого интеллектуального уровня политики теперешнего правительства в данном вопросе».

Польское правительство, ведя борьбу против русскости и русского православия, до последнего времени видело союзника в украинстве. Разгромив организацию Коновальца, правительство в 1935 году заключило соглашение с «Укр. Нац. – демокр. Объединением» (УНДО), сделав ряд уступок украинскому движению в области культурно-национальной, в том числе разрешив насильственную украинизацию церкви и введя обязательное обучение украинскому языку в гимназиях, находящихся на территории Волынского воеводства. Точно таким же союзником считалась и униатская церковь, возглавляемая митрополитом Шептицким. Ныне эти отношения совершенно порвались после того, как митрополит Шептицкий и униатский епископат выступили с протестом против гонения на православие, а УНДО выпустило еще в мае декларацию, в которой, в очень острой форме, потребовало территориальную автономию для всех украинцев, проживающих в Польше. Ныне требования стали еще шире. Польская пресса видит в этих явлениях «руку Берлина» и «окончательную запродажу украинства немцам».

Таким образом, «украинским вопросом» заинтересованы очень Польша, Германия, Япония, английские концессионеры и… папа.

Просчитаются!

Что касается политики международной, то вряд ли, на протяжении последних лет, где-либо она шла такими причудливыми зигзагами, как в Польше. Недаром, по образному выражению одного знатока польских дел, «Бек играет сразу несколькими шарами»… Между Беловежской пущей, где происходят увеселительные охоты при участии Геринга, Парижем, где «вождь» Рыдз-Смиглый, перед получением крупного займа, клялся, что Польша не выступит против Чехословакии, и советской Москвой, в объятия которой бросилась Варшава под влиянием украинской опасности. Официоз правящего объединения, «Газета Польска», словами Бека так определяет положение: «Судьба заставила нас жить между Россией и Германией. Это географическое положение является решающим для методов и целей нашей политики. Все же наши другие отношения являются только производными от этой действительности». А так как соседство и с востока, и с запада расценивается едва ли не с одинаковым страхом и ненавистью, то в конечном счете, невзирая ни на какие пакты, Польша пойдет… с побеждающим. Теперь уже ни Берлин, ни Париж не делают себе иллюзий в этом вопросе.

В «Цайтшрифт фюр Геополитик», в «Дэр Дейтше им Остэн» развиваются подробно планы будущей экспансии Германии. В статьях Уриеля, Дейница и других цель ее определяется созданием Великой Украины от Карпат до Урала, с выходом к Черному морю… Новая держава должна граничить с Германией. Для выполнения этого плана немцы видят две возможности: или договориться с Россией за счет Украины, или же отбросить Россию до пределов Московии. В том и другом случае Польша является препятствием, и это препятствие нужно устранить…

Эта угроза высказывается так часто, прямо и открыто, очевидно, для того, чтобы запугать Польшу и заставить ее идти покорно в орбите германского «Дранга».

Что касается Франции, то и в ней нет ни одной группировки, которая теперь питала бы малейшее доверие к Польше, а орган радикал-социалистов «Эр Нувель» в ноябрьском номере подвел такой итог польской политике:

– Польша прямым и скорым путем идет к четвертому разделу.

Каково же отношение Польши к Национальной России?

Год тому назад я выпустил брошюру на польском языке, изложив в ней историю тайного соглашения Пилсудского с советским правительством и предательства Пилсудским Вооруженных сил Юга России. Брошюра получила распространение в Польше и вызвала отзывы почти во всей польской прессе. Характерно, что большинство газет, по условиям цензурным или по невозможности оправдать содеянное, воздержались от оценки моральной стороны поступка Пилсудского. Только «Польска Збройна», официальный орган военного министерства и нового «вождя» марш. Рыдз-Смиглого, со злобой поведал: «Дело вовсе не в том, искренно или неискренно Пилсудский вел переговоры с Советами или с Деникиным. Дело шло об ослаблении врага и об отношении, на почве личной и исторической, Иосифа Пилсудского к России новой – “красной” и к России старой – “белой”. В белой России Пилсудский должен был видеть извечного врага, тогда как в России красной он мог видеть только кристаллизующийся хаос. История справедлива. Иосиф Пилсудский был орудием кары»… Что же, выкристаллизовался хаос, как будто, достаточно…

Этот зоологический подход «Польски Збройной» и безоговорочный культ Пилсудского разделяется, очевидно, далеко не всеми, так как спустя немного времени в марте правительство сочло необходимым в спешном порядке провести через сейм «закон об охране имени Иосифа Пилсудского», карающий лиц, «в действиях и словах которых будут содержаться элементы, порочащие имя покойного маршала, тюремным заключением до 5 лет»…

Уклонилась также официальная печать от обсуждения вопроса об отношении Польши к будущей России. Причем тот же военный официоз заявил, что делает это «совершенно сознательно».

Еще бы! Чувства правящей группы не требуют пояснений. Ответа же дать, конечно, нельзя, «играя несколькими шарами».

«Мы, русские, – говорит обозреватель польской прессы в “Добровольце”, – также могли бы предъявить исторические счеты полякам – и немалые – и за давнее прошлое, и за “стратагему” Пилсудского, и за настоящее. Но не неповинному польскому народу, a тем правящим кругам его, тем слепцам, которых чувство мести и ненависти толкало и толкает на самоубийственную для своего народа политику в отношении России. История справедлива? Но ведь приговор ее еще не произнесен»…

Все указанные обстоятельства свидетельствуют, как сложно положение Польши в предстоящем разрешении «украинского вопроса», какими противоречиями полон их альянс и с Советами, и с немцами, как болезненно преломляются в сознании русских подданных Польши противоположные устремления немцев, большевиков и поляков. Совершенно неизвестно, куда еще повернет многоликий Янус польской политики и какие неожиданности готовит то обстоятельство, что каждый пятый солдат польской армии – русский.

Во всяком случае, в атмосфере беспринципности и жадности, которые царят на международной политической бирже, все возможно: возможно, что Гитлер с Беком пожелают делить Россию или что Гитлер со Сталиным приступят к разделу Польши.

И то, и другое будет при этом считаться «идеологической борьбой»…

Часть вторая

…Эмиграция вообще может иметь большое значение – положительное или отрицательное.

А еврейское рассеяние!..

Хотя всероссийский погром не поддается сравнению с нынешним еврейским по размерам жертв, страданий и крови, однако никогда противобольшевистские течения не достигали на Западе такого напряжения, как ныне противогитлеровское. Подняты на ноги христианские церкви, дипломатия, политические организации, биржи, мировая пресса, даже кинематограф… Для создания «единого демократического фронта против антисемитизма» в Сев. Америке собирался этой осенью Всемирный еврейский конгресс, с участием представителей 32 стран, с привлечением могущественных финансовых организаций. Сила мирового капитала и еврейская солидарность? Первое – несомненно и, конечно, не идет ни в какое сравнение с русской эмигрантской нищетой. Второе – условно. И в еврействе существуют рознь и самоедство, редко только выносимые на страницы общей печати; наиболее сильные, например, американские еврейские общины враждовали между собой, и только появление Гитлера заставило их вступить в более тесное сотрудничество. Но в одном нет там розни, в одном царит нерушимое, абсолютное единение – в деле защиты своей расы.

Вот подобной концентрации сил в главном, в основном – в вопросе о защите российской нации – нет у нас. Не имея силы материальной, мы должны создать моральную силу – в единстве национального самосознания. Только в нем одном. При всех партийных программных расхождениях, при всем пристрастии к тем или другим «вождям» и режимам. И притом – без различия широт и долгот своего местожительства. Необходимо усвоить тактику военного рассыпного строя – идти врозь, а бить вместе. Но бить не друг друга, а большевиков и захватчиков. Почти незамеченным прошел трагический момент, порожденный двойственностью нашего национального самосознания: когда недавно мир висел на волоске, в Лондоне официальное представительство наше заявило, что русская эмиграция «исполнит свой долг в отношении Англии»; в Париже мы читали в эмигрантской прессе, что, в случае войны, русская эмиграция «останется до конца верной Франции»; в Берлине русские национал-социалисты призывали «открыто заявить о своей готовности защищать великие идеи Адольфа Гитлера, которые одни только могут принести русскому народу избавление от иудейского ига»… К чехословацкому вопросу я еще вернусь; сейчас же я хочу остановить ваше внимание на недоразумении, создавшемся вокруг понятия о долге, и вновь повторить те слова, которые сказаны были мною раньше: после того, как весь мир отнесся к великому российскому несчастью, вопрос – только в лояльности и подчинении законам в странах русского рассеяния. Моральные же обязательства к чужим странам должны определяться лишь их отношением к Национальной России. Не может быть сознания своего долга и восприятия родины иным среди русских людей в Берлине и в Варшаве, чем в Лондоне и в Париже. И не может быть для них иного пути, чем тот, которым шло Белое движение, который порос сорными травами пораженчества и псевдооборончества и который можно формулировать в шести словах:

СВЕРЖЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И ЗАЩИТА РОССИИ.

Этот призыв, с которым я неизменно обращаюсь к согражданам по ту и по сю сторону рубежа, в обоих указанных эмигрантских течениях вызывает упрек в нереальности. Нельзя – говорят одни – защищать Россию, подрывая ее силы свержением власти… Нельзя – говорят другие – свергнуть советскую власть без участия внешних сил, хотя бы и преследующих захватные цели… Словом, или большевистская петля, или чужеземное иго. Я же не приемлю ни петли, ни ига.

Верую и исповедую:

СВЕРЖЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И ЗАЩИТА РОССИИ.

Первое течение, ставившее раньше на эволюцию советской власти и теперь окончательно разочаровавшееся в ней, не может не желать в душе свержения. Однако перспективы развала, хаоса и «российского Кинталя» приводят их к примирению с существованием советской власти и, в некоторых случаях, даже к временной поддержке ее… в предвидении близкой войны. Но ведь предвоенное время длится уже 18 лет, оно будет длиться до тех пор, пока будет существовать советская власть, вызывая в соседях страх, ненависть и поползновения за счет России. Временное примирение превращается, таким образом, в постоянное, в умывание рук – в моральную сдачу. Что же? Советская власть будет преследовать подлинно национальные задачи, а не цели своего самосохранения? Разве она исповедует истинный патриотизм, а не торгует им, как было в 1920 году, во время польской войны, или не предает его, как было в Брест-Литовске? Укрепляет военную мощь страны, а не разрушает ее своим головотяпством, истреблением интеллектуальных сил страны и просто физическим истреблением населения? Укрепляет силу армии, а не разрушает ее уничтожением командного состава и подчинением его пошлейшему и невежественному институту политических комиссаров? Наконец, в случае объявления войны, неужели армия останется верной правительству, а вооруженный народ не восстанет?

Если такая вера есть, она наивна. Если ее нет, то позиция псевдооборонцев, неизбежно скользящая в сторону соглашательства, лишена логического основания. Я разумею оборонческие течения демократического сектора, так как то сообщество, которое именует себя «Российским эмигрантским оборонческим движением» и издает так называемый «Голос Отечества», черпает свою «идеологию» и прочее на улице Гренель…

В дни мировой войны Клемансо сказал: «Защитить страну можно только в том случае, если будет свергнуто правительство, неспособное организовать оборону».

Итак, советская власть должна быть свергнута.

Свергнута – при нашем участии словом и делом. Ныне, в предвоенное время, главное наше оружие – пропаганда по обе стороны рубежа. Могущие вместить иные, более решительные, но разумные и целесообразные средства, – да вместят! Не впадая только в бутафорский ура-активизм и не швыряясь зря, для рекламы, человеческими жизнями. А то ведь сколько случаев было легкомысленных, без серьезной цели и без подготовки посылок самоотверженных людей на убой. Вспомним знаменитую «Легенду» Якушева, потери одной молодой национальной организации и, наконец, деятельность Скоблина… Последний с осени 1933 года стал во главе организации проникновения в СССР, а с лета 1934-го, начиная с первых же попыток, все они проваливались, секретные пристанища в России обнаруживались, компрометировались иностранные связи и гибли люди.

Или это смешение «советского» с народным достоянием… В годы голода в советской России и паралича транспорта в прокламациях одной зарубежной «боевой» организации можно было прочесть призывы:

Спускай под откос поезда! Жги склады и амбары!

Не хватило ума посоветовать просто – захватить, поделить и использовать…

Эта психология бессмысленного разрушения, столь ярко проявившаяся в 1917–1918 годах, чревата большими опасностями. И кто знает, не придется ли силою спасать от гневной народной стихии плотины, турбины и машины всех этих Беломорских каналов и Днепростроев, построенных на крови и костях русского народа, ненавистных закрепощением и жестокой эксплуатацией его, но долженствующих обратиться в источник народного благосостояния Национальной России.

Исходя из лозунга «СВЕРЖЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И ЗАЩИТА РОССИИ», в час войны участие эмиграции в Русском Деле будет различно, в зависимости от обстановки.

Если Красная армия и Вооруженный Народ сбросят советскую власть и обратятся не только по плоти, но и по призванию своему в русскую национальную силу, если, при этом, им удастся сохранить организованность и стать на защиту страны, наше место – там, в их рядах.

Если Красная армия, под ударами извне, разложится и в стране наступит хаос, тогда повторится история 1918 года: на историческую арену выступят – во втором издании, под другими именами, но в той же ипостаси – Брусиловы, попутчики советов, Петлюры – попутчики Польши, Голубовичи, Скоропадские, Сулькевичи, Жордании – попутчики немцев, Семеновы – с японским буфером; появятся, наконец, представители гайдаматчины и пугачевщины – батьки Махно, Маруси-анархистки и проч., и проч. Но в этом калейдоскопе так же, как и тогда, отсеется вооруженное национальное движение, в котором сольются лучшие элементы армии, комсомола, широких недр народных – весьма разнородные политически и социально, но движимые тем же стимулом, который создал прообраз их – Добровольческие армии:

СВЕРЖЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И ЗАЩИТА РОССИИ.

Все равно, откуда раздастся призыв – отсюда или оттуда. Все равно, если возглавит движение не воин стана белого, а бывшего красного. Но если оно будет одухотворено этим двуединым стимулом – наше место в его рядах.

Наконец, еще один случай – по моему глубокому убеждению невозможный. Я не приводил бы его, если бы не приходилось слышать не лишенный ехидства вопрос: А что же вы сделаете, если в случае войны народ русский и армия отложат расчеты с внутренним захватчиком и встанут единодушно против внешнего?

Повторяю, я не могу поверить, чтобы вооруженный русский народ не восстал против своих поработителей. Но если бы подобное случилось, мы, не меняя отнюдь своего отношения к советской власти, в этом случае, только в этом единственном, были бы бессильны вести прямую борьбу против нее. Для нас невозможно было бы морально ни при каких обстоятельствах и прямое участие в действиях той армии, которая ныне именуется Красной, доколе она не сбросит с себя власть коммунистов. Но и тогда наша активность, тем или другим путем, должна быть направлена не в пользу, а против внешних захватчиков.

Во всех этих случаях крайне важна подготовительная работа в двух направлениях: во-первых – установление твердых начал национального самосознания, дабы иметь возможность разобраться в призывах многочисленных «вождей» и «вождиков», растущих как грибы на почве русского безвременья. Чтобы невольно и бесславно не попасть в стан какого-нибудь эмигрантского Махно или в лагерь ландскнехтов, обманно прикрытый трехцветным русским флагом. И во-вторых – в качестве подготовительной меры необходим какой-то учет сил, какой-то план – хотя бы в общих чертах, – допускаемый отсутствием средств, таможенными рогатками, отношением стран рассеяния и крайне неопределенной международной обстановкой. Ибо если «весенние походы» в том понимании, какое им придавали псевдоактивисты, – миф, то вовсе не миф, а суровая реальность то обстоятельство, что, в случае войны, во всех воюющих странах русское рассеяние, способное носить оружие, окажется или под ружьем, или… в концентрационном лагере…