Текст книги "Обзор гениальности"

Интересным представляется рассмотреть личность русского профессора М. М. Филиппова в контексте власти гениальности в науке. Отличительной особенностью этого гения, который жил 1858—1903 гг. (44 года) является его очень большая тяга к власти, как учёного. М. М. Филиппов легендарный учёный-энциклопедист, но для начала считаю актуальным рассмотреть его идею о передаче взрыва на расстоянии.

Эта идея характеризует его, как учёного, который хотел владеть умами и жизнями людей. Он хочет сохранить человечество, с его слов, освободить человечество раз и навсегда от войн. Для этого он изобретает механизм, который по его словам может переносить взрыв из одного места в другое, будучи, например, взорванным в Санкт-Петербурге, взорваться в Константинополе. М. М. Филипповым владеет идея прекращения войн, страха человечества перед войнами такого типа, в результате прекращении войн.

Филиппов М. М. – гений. Он создаёт механизм, который вероятнее всего сейчас засекречен и мы не знаём о нём, но для него, как гения важно признание и поэтому он открыто говорит о своём изобретении, в результате чего возможно лишается своей жизни. Но сама идея механизма, который может оказывать на ход мировой истории является гениальной.

М. М. Филиппов по образованию физик. Он говорит с полной уверенностью и серьёзностью о том, что открыл. Это очевидно и из того, что ранее он проявляет себя, как переводчик, журналист, писатель, философ и очень интересный собеседник.

Интересно заметить то, что как и у большинства гениев, у него нет великих предков, потомственных гениев. Гениальность с точки зрения нейроморфологии не наследуется, является случайным процессом для мозга, удачным совпадением структур.

Поэтому до М. М. Филиппова и после него таких выдающихся людей в его роду нет.

Скажем немного о биографии этого великого учёного. Он родился в деревне. Тоже часто встречающийся факт: многие гении рождаются не в столицах и лишь потом переезжают в центр или большие города. Он выучил в молодости английский, французский и немецкий языки, а потом для поступления в Ленинградский университет ещё греческий язык и латынь. Также он учился в Германии, в Гейдельбергском университете. Получил там степень доктора наук.

Вернувшись в Россию, Филиппов пишет рецензию на ставший тогда популярным «Капитал» К. Маркса, увлекается идеями социализма, пишет книгу по истории материализма, ряд художественных произведений, удостоившихся оценки даже от А. Толстого. И также переводит труды Д. И. Менделеева на французский и труды западных учёных на русский язык.

Говорить о биографии М. М. Филиппова можно долго, приведённых данных достаточно для того, чтобы сказать, что это выдающийся энциклопедист и очень умный человек, фактически гений.

М. Филиппов не реализовал своё открытие. Причина его смерти не известна. Но можно предположить, что нервное напряжение и отчуждённость от признания также сыграли роль в его жизни и были трагедией его существования.

Гениальность в разные эпохи проявляется по-разному. Если обратиться к XVI – XVII векам, то мы увидим в этот период довольно яркую фигуру – Г. Лейбница, выдающегося учёного и философа. И очевидно сразу, что самой большой предпосылкой его деятельности является оптимизм, который даёт наука. Фактически наука для него, как религия, она первостепенна и главная стимулирующая основа его жизни.8484
  Фишер К. История новой философии: Готфрид Вильгельм Лейбниц: Его жизнь, сочинения и учение. М., 2005., с. 24


[Закрыть]

Для Г. Лейбница главное познавать, мыслить, писать, говорить, обсуждать, делать открытия, он полностью и всецело поглощён процессом научного творчества.

По этой причине с уверенностью можно считать, что наука для гения, у которого в науке всё получается, это психологический фактор существования, экзистенциального бытия гения.

Важным представляется сказать о том, что Г. Лейбниц – это личность, которая многообразно проявляет себя в науках, от философии до математики. (Ж. Делёз, «Лейбниц и барокко»)8585
  Делёз Ж. Лейбниц и барокко. 1980, 1986/87 / Пер. с фр. Б. Скуратова. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. – с.370


[Закрыть], он старается во всём успеть, в любых областях понемногу написать, создать, изучить. Поэтому Г. Лейбниц – это пример желания всеобъемлющего понимания на основании знания многих вещей.

Познание – это главная предпосылка бытия гения, рождение вопроса, желание открывать важная особенность исследователя. Но она может быть только при условии определённой доли свободы. Поэтому многие гении не были женаты или замужем, были очень индивидуалистичными, гениальность требует времени и сосредоточения. Свобода – главное условие познания, но прежде всего должен быть интерес, который рождает познание.

У Лейбница это выражалось в том, что он несколько раз решался жениться, но в итоге приходил к мысли, что ему это совершенно не интересно, и что просто общество и социальная жизнь сбивают его с пути его обычного, привычного одинокого образа жизни в плане семьи. Но в то же время известно, что он общался с Софией Шарлоттой, которая была одним из первых лиц в доме Габсбургов и писала Г. Лейбницу письма, выражающие желание поскорей вновь с ним увидеться.

Таким образом, получается феноменально важное состояние гения-учёного – интерес к абсолютно большому количеству тем, которого у других людей практически не наблюдается, но в условиях свободы для творчества.

Важнейшей предпосылкой взаимосвязи власти и гениальности в науке является желание превосходства одного человека над другим. Гениальность учёного открывает желание быть другим, желание быть самым лучшим и самым выдающимся. В этой связи важно рассмотреть работу Ч. Ломброзо «Гениальность и помешательство», в которой он характеризует каждого гения человеком тщеславным, который не терпит критики.8686
  Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство. От гениальности до безумия один шаг?.. [Текст] / Чезаре Ломброзо; [пер. с итал. Г. Тетюшиновой]. – Москва: РИПОЛ классик, 2011. – с. 129


[Закрыть] Гений старается быть самым великим, потому что обычно в жизни он встречает непонимание и недооценку своих способностей и это выливается в чисто психологический момент отрицания хоть какой-то уникальности у других. Желание признания своих и только своих способностей. Иногда бывает, что гений мало осведомлён в том, что в области, в которой он трудится, есть ещё гении, и тогда он просто не понимает, что не он один такой уникальный.

Гений не терпит, когда в его присутствии кого-то хвалят, об этом пишет Ч. Ломброзо, для гения невыносимо, когда говорят, что кто-то велик, а на самого гения не обращают внимание.

Это не является только психическим моментом, указывающим на искажённость восприятия гения, здесь есть интересный философский пункт. Такое ощущение гением своей значительности происходит из глубинного непонимания гения людьми. Если бы гению в обществе отдавали должное, то есть ценили его, признавали, то подобного тщеславия в нём бы не было. Это элементарная реакция на похвалу в отсутствии личного признания.

Гениальность при этом, если она признана в человеке, не является последним этапом развития гения ни в коем случае, потому что характеристикой жизни является развитие и непостоянство.8787
  Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство. От гениальности до безумия один шаг?.. [Текст] / Чезаре Ломброзо; [пер. с итал. Г. Тетюшиновой]. – Москва: РИПОЛ классик, 2011. – с.49


[Закрыть] Поэтому если представить ситуацию, когда гений признан, это не будет означать достижения счастья конкретным гением. Но будет означать следующий необходимый для развития гения этап. И главным образом гения в науке, потому что это самая часто встречающаяся форма фундаментальной реализации гения. Очевидно, что гений, условно добившийся всего, будет желать политического руководства, власти. Многие выдающиеся учёные, такие как Б. Гейтс начали заниматься политикой после признания, в Европе и США очень распространённое явление, когда учёные переходят в политику.

Известно, что в зоопсихологии существует понятие о трёх инстинктивных формах бытия живого организма и человека, и это еда, размножение и доминантность, и существует понятие о том, что эти формы никогда не могут быть полностью удовлетворены и поэтому обязательно будет бесконечный процесс движения ко всё новому. А для гения тем более, так как он всегда мотивирован на большее.8888
  Савельев С. В. Нищета мозга. 2-е изд., доп. – М.: Веди, 2016. – с.58


[Закрыть]

Ситуация заключается в том, что власть будет требовать новых форм реализации.

И по сути эти формы никогда не будут закончены, реализованы. Поэтому при всём драматизме судьбы гения, этот драматизм в общем-то бесполезен, потому что всё равно не будет утолён никакой формой доминантности.

Г. Лейбниц является характерным примером гения, который не требует от жизни много. Г. Лейбниц очень скромный и спокойный человек. Это указывает, с одной стороны, на необычный тип гения, а с другой стороны подвергает сомнению его гениальность, потому что, по Ч. Ломброзо, гений должен быть тщеславным, но только в работе «Гениальность и помешательство» Ч. Ломброзо Г. Лейбница упоминает и говорит о нём, описывает его творчество, пишет, что он лёжа на кровати записывал.

Г. Лейбниц, как уже сейчас понятно, выдающийся философ и учёный. Его оптимизм можно обосновать логически. В природе не бывает всегда одинаковых вещей и обязательно есть что-то не по правилу, здесь подходит учение самого Г. Лейбница – закон достаточного основания. Г. Лейбниц – исключение из правил.

Важно отметить, что существуют гении в науке, которые будучи гениями, в то же время могут проявлять человеческие недостатки, действительно иметь о себе ложное мнение, когда трактуют какие-то вещи некомпетентно. Например, Аристотель, считающий, что Земля плоская. Так и у Лейбница были ошибки, например, его утверждение о том, что только он открыл дифференциальные уравнения и что только кто-то один может делать конкретные открытия. Хотя возможно это было сказано в смысле недоверия Ньютону, а не отрицания вообще параллельных открытий.

Онтологически важной предпосылкой является понятие о гениальности в науке, как особенной, скрытой, не для всех доступной области знания. Действительно, очень немногие люди имеют способности к науке и доступ к реальному знанию. А гений, который делает открытия, вообще владеет знаниями, которые не доступны никому. По этой причине очень часто гений считает, что наука – это terra incognita жизни, что он особенный, что только он знает, и это придаёт ещё больше остроты тому делу, которым он занимается.

Наука с точки зрения обывателей незаметна. Она просто есть. И это указывает на фундаментальную черту отношения к гению из науки со стороны народа – равнодушие и отсутствие интереса. Наука не является обсуждаемым и важным явлением в жизни обывателя. Это просто что-то существующее, иногда несущее какие-то результаты в жизнь.

Поэтому гений ещё раз становится жертвой своей недооценки, потому что среди людей не только его не признают, но и как бы не понимают чем он занимается.

Деятельность гения потому кажется бесполезной, не имеющей смысла, даже показывающей его безделие или желание подольше не заниматься реальными делами, несущими ощутимый результат. А в силу того, что гений очень часто бывает не семейным человеком, то увеличивается критика и желание отождествить его с ненормальностью, психической девиацией. Научный гений страдает от непонимания в среде людей по всем этим причинам и очень часто в силу склада своей психики не может полноценно ответить, противостоять такому отношению.

Есть ещё более отягчающая роль гения в науке вещь – это непонимание в среде коллектива учёных. Если получается, что гений оказывается в научной среде, то зачастую он становится изгоем, либо постоянным предметом насмешек, несерьёзного отношения, потому что гений говорит о вещах, о которых большинство учёных не желает говорить по причине их сложности. Но ответы не принимаются, потому что привычка к обыденной ситуации, среднему ощущению жизни присутствует у большинства людей. Что-то необычное, которое может решиться в кругу конкретного коллектива, не воспринимается как реальное.

Гений страдает и по этой причине. Пример Г. Лейбница очевиден. Он не смог защититься в первом своём университете, с которым имел дело, так как ему были поставлены условия времени: долго работать и только потом защищаться. Но Г. Лейбниц перешёл в другой университет и там решил свои проблемы, в итоге, что самое главное, не стал преподавать, потому что, судя по всему, не наладил хороших отношений с коллективом учёных.

Оказывается наглядной ситуация онтологического дефицита удивления в среде учёных. А гений удивлён всем и всегда хочет удивляться, недаром в античности говорили, что философия начинается с удивления.8989
  А. П. Назаретян А. П., В зеркале двух веков. Предварительные оценки и сценарии, в Сб.: Связь времён, Выпуск 1 / Гл. ред. Б. В. Орешкин, М., «Прогресс-Традиция», 2001 г., с.17


[Закрыть]

Научный коллектив отторгает эксклюзивность. Но бывает и здесь исключение. И научный коллектив принимает идеи, и даёт им развитие, пример этому – вручение Нобелевских Премий и активность научно-исследовательских центров, а также активность столичных центров образования, университетов.

Г. Лейбниц притом, что не стал преподавателем и кабинетным учёным, всю жизнь общался с учёными. И это свидетельствует о ещё одной онтологической предпосылке – деятельность гения в науке всегда сопряжена с научным коллективом, даже если гений трудится вне этого коллектива.

Переписка, общение, обмен мнениями – черта поведения гения от науки, потому что с научными идеями больше не к кому обратиться, только к учёным.

Существует ещё один интересный аспект, который мало рассматривается в научной литературе. Это гениальность в гуманитарной науке. Обычно рассматриваются естественные науки, но существуют и гении-гуманитарии. Помимо поэтов, писателей, художников и музыкантов, в науке есть свои мэтры – культурологи, философы, историки, филологи, социологи и представители других гуманитарных профессий.

Гений в гуманитарной науке – это гений, который осуществляет взаимосвязь власти и гениальности через то, что может изменить мир в виде идеи. Гуманитарные науки сложнее естественных наук, потому что имеет дело с вопросами, которые точно решить нельзя (особенно это касается политической мысли и философии), в то же время строит проекты, которые могут иметь непредсказуемые последствия. Гуманитарии, на самом деле, оказывают большее влияние, чем технические и научно-технические гении, потому что более понятны и легче воспринимаются и реализуются их идеи. Чего стоят политические работы К. Маркса и Ф. Энгельса.

Философской предпосылкой и онтологической ситуацией здесь служит власть, которая реализуется через максимально понятное содержание. Мысль гения понятна. Поэтому она воспринимается легко. Видны способы её реализации и внедрения. В этом особенность деятельности гения из гуманитарной науки.

Понятность рождает популярность. Подражание. Последователей. В современной России существует масса примеров такого поведения гуманитариев и их последователей. Это скорей всего не гении, но всё же пример следования гуманитарной идее. Приведём примеры. Философия традиционализма и Евразийский союз молодёжи, который возглавляется А. Дугиным, имеет массу последователей. Организация «Суть Времени» С. Кургиняна имеет массу последователей, которые хотят отстаивать идеи коммунизма, «НОД» Е. Фёдорова, различные литературные кружки, клубы любителей разных сфер гуманитарной науки и так далее.

Это указывает на фундаментальную значимость гуманитарной науки как в современном мире, так и в истории вообще.

Философски важно установить, что онтология власти гениальности как в естественных науках, так и в гуманитарных проявляется одинаково, просто с разной скоростью, но понятность или непонятность науки не играет никакой роли в долгосрочной перспективе.

Таким образом, философия гениальности в науке очень разносторонний феномен. Существует желание владеть умами среди писателей, поэтов, музыкантов и художников, но это и не точные науки, и не гуманитарные, это власть и гениальность проявляющиеся через творчество, искусство; можно сказать, что, в отличие от гениальности учёного, эти дисциплины не требуют подготовки, кроме знания языка или элементарных законов музыки и рисования, и поэтому научный гений проявляется ещё и как онтический феномен знания, а не только дарования, под этим нужно подразумевать его личностное особое отношение к бытию.

Гений в науке должен знать достаточно много, чтобы открывать, потому он превосходит гениев искусства.

Интересно сказать о том, что гений имеет предпосылкой своего научного бытия от рождения благоприятные условия для творческой реализации. Это выражается не просто в возможности хорошо обучаться, но в примерах с самого детства того, как надо учиться и жить, также помощи (разговорах с близкими) на темы творчества и науки.

Актуально сказать о том, что Г. Лейбниц увлекается довольно большое количество времени буддизмом. Существуют сведения биографов (К. Фишер, «Лейбниц»)9090
  Фишер К. История новой философии: Готфрид Вильгельм Лейбниц: Его жизнь, сочинения и учение. М., 2005., с. 237


[Закрыть] о том, что через своих друзей Г. Лейбниц получил знание о буддизме.

Эта тема не случайна для рассмотрения, потому что восточная культура и философия являются формой онтологии гениальности и на примере Г. Лейбница. Оптимизм Г. Лейбница нельзя обосновать христианством (эсхатология христианства очевидна), но можно обосновать помимо его врождённого доброго нрава следованием восточной традиции мысли. Существует мнение, что двоичную систему счисления он создаёт, разрабатывает на основании восточных трактатов, и это ещё больше укрепляет мнение о влиянии восточной философии на Г. Лейбница.

Здесь характерно то, что современник Г. Лейбница, философ Б. Спиноза, с которым Г. Лейбниц встречался при жизни, создаёт учение о Боге, разлитом в природе, что фактически является пантеизмом (т.е. восточным учением). Прямая связь немецкого и голландского философов с Востоком не может быть доказана, это лишь гипотеза. Но важно сказать, что оптимизм их философии созвучен восточному мировоззрению и показывает, что может быть онтология власти, как власти ради самой власти жить и обладать чем-то, а не ради утилитарных целей. У Спинозы это очевидно из-за его происхождения и национальности.

Г. Лейбниц – верующий человек. Он, конечно, христианин-протестант, но известно, что всю жизнь сомневается в том, что есть истина, и даже выбирает в какой-то период между католицизмом и протестантизмом.

Философия состоит в том, что могут быть вещи неоднозначные и восточное влияние скрыто может влиять на поведение Г. Лейбница.

Интересно рассмотреть работу биолога С. Савельева «Изменчивость и гениальность».9191
  Савельев С. В. Изменчивость и гениальность. 2-е изд., доп. – М.: Веди, 2015. – с. 90


[Закрыть] На основании этой работы он делает некоторые философские выводы, и книга интересна именно этим и для нас представляет интерес философская составляющая этой книги, а также глава «Ужасы гениальности» из работы этого же автора «Нищета мозга», в которой также много философских выводов.

И в этой связи сказать о Ф. Галле, австрийском физиологе, учёном, основателе френологии, абсолютно гениальном человеке, о котором в этих книгах С. Савельев упоминает и ставит его в пример гения.

В данной работе есть интересный тезис: судьба гения – не завидная судьба и гений – это большое испытание. Из биографий учёных мы знаем, что они часто бывают преследуемы, неодобряемы, поэтому онтология страдания важнейшая составляющая жизни гения.

На примере Ф. Галля видно, что страдание гения одно из самых тяжёлых состояний его жизни. Наравне с великой одарённостью страдание является великим испытанием. Но страдание для гения носит больше социальный характер, потому что среда «отторгает» гения. И если он обширен в своём мировоззрении, коммуникабелен и адаптивен, то он может создать видимость схожести с обществом и оно тогда не «отторгает» его.

Не все гении так могут. Философски значимым является то, что приходится выбирать, приходится решать проблему с обществом, в то время как для обычного человека вопрос стоит в пропитании, работе, карьере и о сопротивлении общества и агрессии общества против него речи даже не идёт.

Онтологически важным представляется то, что гений осознаёт все преимущества жизни обычного человека, завидует и даже хочет в глубине души быть как все. Это характерно например для Ван Гога, который в какой-то период жизни решил стать проповедником христианства, как бы желая быть как все, но у него ничего не получилось. Или если взять пример из науки, то например для Ф. Галля жизнь опасна из-за его увлечений мозгом, так как эта тема в каком-то смысле запретна для властей. И он страдает, будучи арестованным, но не может преодолеть своего желания мыслить и изучать мозг. И это свидетельствует о том, что гений может хотеть обычной жизни, но гениальность – это специфика онтического в гении и он не может быть другим.

Даже в буддизме, о котором было сказано выше, человек проходит перерождения, и если он не достиг состояния брахмана в своей жизни, значит он не брахман и обязательно должен ещё переродиться. Значит брахманом и Буддой он не является от рождения.

Онтология гения в науке – это онтология европейского типа гения. Это очень характерный и центральный момент в понимании жизни гения. Наука, в том виде, в котором мы её знаем – это сугубо европейское явление. Наука со времён Р. Декарта – это субъект-объектная наука, в которой есть объект и предмет исследования, метод, поиск, доказательство, проверка, и другие атрибуты науки. Но надо отметить, что в этой стратификации науки заключена не самая совершенная матрица поведения гения в науке, потому что на сугубо официальном уровне в науку надо прийти, доказав, что ты учёный. И в науке можно быть, если ты чего-то добился в канонах отношений в сообществе учёных. Но что самое главное – наука создаёт образ мыслителя, который мыслит мир в рамках культуры европейского типа.

С одной стороны, здесь существует какая-то ущербность, но с другой стороны есть результаты (научно-технический прогресс) и нет альтернативы НТП в Азии и Восточных странах.

То есть, наука и учёный – гений в Европе – это с определённого момента ставшая возможной форма гениальности, как некоторого типа мышления, которое требует поиска и доказательств.

Отсюда следует, что может быть наука другого типа, и гений другого типа. То есть обстановка, среда формируют тип гениальности в гении и получается, что гений – это продукт социальной среды, несмотря на то, что эта среда с ним борется, о чём также пишет С. Савельев.9292
  Савельев С. В. Церебральный сортинг. – М.: Веди, 2016. – с. 207


[Закрыть]

Ф. Галль пример учёного европейского типа. Но его деятельность пример вообще деятельности учёного в науке, которая вышла из философии. Европейская наука авантюрна в некоторых своих проявлениях, смела, наивна, иногда интуитивна, Ф. Галль смело утверждает, что выпуклые и вогнутые части головы свидетельствуют о способностях, это близко к истине, но не является истиной.

Получается, что Ф. Галль рассказывает о том, что ему кажется очевидным, но не полноценно истинным. Примеры убеждённости (имеющей больше философский смысл) в науке на протяжении всей истории европейской науки присутствуют явно. Так, З. Фрейд выдвигает теорию бессознательного, теория эволюции Ч. Дарвина во многом гипотетична или теория гештальтпсихологии, теория мультиверса (множественных вселенных) и так далее, всё это очень большие, интересные, имеющие долю истины, но не полноценно истины.

Это провозглашается, как истина, как то, что близко к истине, просто специфика европейского сознания в науке – это специфика философского предположения, которое очевидно и скорей всего правильно. Проверяется, уточняется, изменяется.

Теория абсолютного пространства и времени И. Ньютона была принята сразу, она была очевидной, но потом уточнилась, в чём-то опровергнута стала теорией относительного пространства и времени А. Эйнштейна.

Таким образом, мы имеем дело с онтологией европейского типа сознания в науке.

Но на Востоке, если есть наука, она европейского типа. И в то же время для Востока развитие – это то, что есть всегда (понятия времени в буддизме и индуизме фактически нет) и поэтому наука – это то, что было, только в другой форме присутствует в данный конкретный момент и период времени.

Таким образом, философия гениальности в персоне гения – это философия социального феномена гениальности, как первичного фактора и гения, как вторичного фактора бытия.

Бытие – это фундаментальная характеристика жизни. О нём в XX веке пишет М. Хайдеггер, как о возможном, о том, в чём надо находиться, и что техника мешает этому, в этом смысле М. Хайдеггер близок линии бытия, а не европейской науки.9393
  Плотников Н., «С. Л. Франк о Мартине Хайдеггере. К истории восприятия Хайдеггера в русской мысли», «Вопросы философии» №9, 1995., с. 18


[Закрыть]

Философская мысль на протяжении всего её исторического развития характеризовала деятельность науки как логическое следствие развития творческих и интеллектуальных сил человека.

Философия рассматривала научный поиск исключительно в разрезе удовлетворения познавательных амбиций интеллектуального истеблишмента Земли. Лучшие умы, лучшие представители сферы умственной деятельности были главными инициаторами научного поиска и развития.

Наука становилась в оппозицию мистике и спиритуализму, потому что источником её были разумные основания, а не пласт магии и практик традиционных обществ. Вообще наука могла быть как таковая только исходя из посылок разума.

Так, немецкий философ XVI века Готфрид Вильгельм Лейбниц пишет: «Подобно тому как разум (raison) можно назвать естественным откровением, творцом которого, как и творцом природы, является Бог, так откровение можно назвать сверхъестественным разумом, т. е. разумом, расширенным новым рядом открытий, исходящих непосредственно от Бога. Но эти открытия предполагают наличие у нас средства, благодаря которому мы можем различать их, а таким средством является разум. Желать устранить его, чтобы дать простор откровению, – всё равно, что вырвать себе глаза, чтобы лучше увидеть в телескоп спутников Юпитера»9494
  Готфрид Вильгельм Лейбниц, Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии / Сочинения в 4-х томах, Том 2, М., «Мысль» 1984 г., с. 519.


[Закрыть]. Такие явления как лженаука, квазинаука и вообще манифестация неакадемических теорий определёнными кругами лиц (как, например Сергей Салль, Николай Левашов или Альберт Вейник), и даже с учётом того, что «учёные—революционеры» данного типа имеют научную степень, могут оцениваться по-разному. С одной стороны, античные философы: Пифагор, Аристотель или Демокрит говорили о физических законах мира вне современного типа науки и были правы, интуицией и гением своим проникая в суть законов природы. Но когда мы видим переплетение научных теорий, того же Салля, с оккультистскими, мистическими и инфернальными идеями, то это верный признак не научности теорий, а именно квазинаучности, что было и у Левашова, и отчасти у Вейника, и других.

Даже язык интуитивного гения в науке (гения без специального образования) может отличаться от общепринятой терминологии, но он никогда не переплетён с мистикой, эзотерикой и тому подобными учениями. Рациональность – критерий научности или претензии на научность. Если же Ньютон занимался помимо физики теологией и алхимией, то он никогда их не смешивал с физикой, и это также свидетельство понимания им рациональных начал науки.

Власть науки проявляется в изменении существующей реальности. Подлинная наука не только причина изменения реальности, но и образ содержания этого изменения, то есть она во всём эстетична, как в изменении, так и в своём условно говоря, внешнем виде. Как пишет Джордж Томпсон: «Но только часть больших технических достижений XVII и XVIII веков явилась плодом деятельности образованных людей или была так или иначе связана с наукой… Именно потому, что крупные открытия основаны в первую очередь на научных принципах, а не на механической изобретательности – а научные принципы имеют свои пределы, – мы вправе надеяться, что в общих чертах можно предсказать направление, по которому пойдут эти открытия»9595
  Томсон Джордж, Предвидимое будущее, М., «Издательство иностранной литературы», 1958г., с.30—32.


[Закрыть]

Наука связана с вопросом о категории власти. Только из желания изменить мир, управлять природой или совершенствовать реальность, то есть из посылки власти образуется научный тотальный апломб устремлённости, что показывает феноменальную сущность науки, истоки гениальности тех, кто творил науку.

Философия говорит о рациональном типе науки. Но когда мы сталкиваемся с понятием власти, то неизбежно сталкиваемся с понятием, которое выражает иррациональный, волевой и радикальный тип осуществления личностью себя в истории.

Власть как инструмент иррационального поведения может быть проанализирована через исторические хроники, через биографический анализ выдающихся деятелей политики. И тогда закономерным может быть вопрос о том: а может ли быть наука построена на иррациональных началах?

С одной стороны магия, оккультизм, мистика и прочие типы традиционалистского познания не приемлемы в современной академической рациональной науке и науке, оформившейся в XVI – XVII веках, а с другой стороны иррационализм – это характерная черта неизученного поведения субъектов в сфере, например, математического анализа (теория игр в экономике) или в сфере поведенческих бихевиористических процессов.

То есть иррационализм – это то, что можно соотнести с мало изученным, мало понятным, что вместе с тем, является таковым только в контексте рационального метода и методологии.

Как и пишет Платон о сказанном Сократом: «Божественное неистовство, исходящее от богов, мы разделили на четыре части: вдохновенное прорицание мы возвели к Аполлону, посвящение и таинства – к Дионису, творческое неистовство – к Музам, четвёртую же часть к Афродите и Эроту – и утверждали, что любовное неистовство всех лучше».9696
  Платон, Федр / Собрание сочинений в 4-х томах, Том 2, М., «Мысль», 1993 г., с. 175.


[Закрыть] В этом диалоге идёт речь именно об иррациональных силах творческого духа.

Научный труд является творческим уже в силу того, что сопряжён с формами представления и новым знанием, которое открывается. А вот квазинаука чаще всего показывает искажённые формы представления, не являющие эстетического содержания и «новое» знание некрасиво представлено, и это «новое» абсолютно отличается от настоящего нового знания тем, что оно не имеет фундаментальных оснований. Власть в науке, как вообще понятие «власть», фундаментальна, она представляет собой скачок, открытие, прорыв, систему, а квазинаука чаще сопряжена с конспирологией или оксюморонами в науке.

Философ и богослов XII века Гуго Сен-Викторский пишет: «И человеческий разум тем и славен, что проявил изобретательность, поэтому и пословица гласит: „Нужда всему научит“. Таким образом, было открыто всё, что тебе нынче известно из лучших творений человеческих. Так возникли рисование, ткачество, литейное дело, скульптура и бесконечное число других искусств, вызывающих восхищение мастерством человека».9797
  Гуго Сен-Викторский, Семь книг назидательного обучения, или Дидаскалион, в Сб.: Антология средневековой мысли (Теология и философия европейского Средневековья) в 2-х томах, Том 1, СПб, «Русский Христианский гуманитарный институт», с. 306.


[Закрыть] Власть гениальности в науке определяется степенью радикализации научного поиска, использованием потенциала личности, которая занимается изучением мира в максимально нужной степени.

Потому понятие «радикализм» имеет позитивную интенцию в отношении науки и определяет упорядоченный образ мышления и взаимодействий в сфере иррационального, которое автономно в акте творения и науки самой по себе.

Но гений учёного может быть направлен и на изучение этого иррационального, но даже если оно будет понято, это не означает его подчинения. Акт творчества сохраняет свою автономность, как акт власти радикального поиска. Действительно, теорема Курта Гёделя «о неполноте» правильна: её посылка о том, что непротиворечивость формальной арифметики не может быть выяснена средствами данной арифметики, для нас означает бесконечность познания.