Текст книги "Иероглиф смерти"

Глава 5

1

Глеб вошел в здание редакции, привычно подмигнул девушкам с ресепшена и зашагал по коридору к кабинету главного редактора. В коридоре он столкнулся с обозревателем светской хроники Сергуней Свиридовым, который пинал кофе-автомат, надеясь получить свою порцию эспрессо.

– Я вижу, здесь ничего не меняется, – с улыбкой сказал Глеб. – Привет, страдалец! Еще не пробил в кофейном автомате дыру?

– О, Корсак! – улыбнулся Свиридов. – Привет! А ты чего здесь? Не повезло с новой работой?

– Скорее, ей – со мной.

– Бывает. – Свиридов снова пнул по кофемашине. Выдохнул яростное ругательство и глянул на Глеба. – Ну хоть кофе-автомат у них там работает?

– А как же. Там их целых два.

– Я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем покидать такое прекрасное место.

– Выбор сделан, Сергуня, выбор сделан.

Секретарши Аллочки, как всегда, не было на месте, и Глеб вошел в кабинет главного редактора без стука.

Турук, сидевший за столом, поднял голову и посмотрел на незваного гостя сквозь толстые стекла очков.

– Глеб Корсак. – Он усмехнулся. – Возвращение блудного сына?

– Ну, на дочь я точно не похож. – Глеб уселся в кожаное красное кресло, предназначенное для VIP-гостей. – Я присяду?

– Да сел уже. Какого черта ты здесь делаешь, Корсак?

– Я здесь работаю.

– С каких пор?

– С сегодняшнего дня.

Турук уставился на Глеба своими водянистыми глазами, затем прищурил их и сказал:

– Даже у такого наглого мерзавца, как ты, должна быть веская причина, чтобы заявить это. Даю тебе минуту, чтобы все объяснить, а потом вызываю охрану.

– Не выйдет. Начальник службы безопасности – мой бывший шурин. А пришел я сюда затем, чтобы дать вам возможность извиниться.

Одутловатое, немолодое лицо Турука вытянулось от изумления.

– Ты что, пьян?

– Нет. Но то, что лежит у меня в сумке, стоит тысячи извинений. А также двадцатипроцентной прибавки к окладу.

Глеб достал из сумки сверток, развернул его и брякнул на стол главному редактору кость с надписью «se».

Турук отъехал от стола на кресле и вытаращил глаза на предмет, лежавший на столе.

– Корсак, ты очумел? Что это за дрянь?

– Кость, – ответил Глеб. – Человеческая. А на ней надпись. Подозреваю, что эта надпись – что-то вроде послания.

– Кому?

– Мне.

Некоторое время Турук недоуменно моргал, а затем подъехал к столу и снова уставился на кость.

– Гм… – Он поднял взгляд на Глеба. – Ты уверен, что она человеческая?

– Уверен. Я отдавал ее на анализ в лабораторию. Но это еще не все.

Глеб достал из сумки второй сверток, извлек из него плоский фрагмент кости с надписью «da» и положил ее рядом с первой костью.

– Это вторая часть послания, – сказал он.

– И что все это, черт возьми, значит?

– Это мне и предстоит выяснить.

Турук помолчал, затем осторожно спросил:

– В полицию уже звонил?

Глеб качнул головой:

– Пока нет.

– А будешь?

– Когда посчитаю нужным.

– И что же ты хочешь от меня?

Глеб прищурил карие глаза:

– Тянет на первополосный материал, верно?

Главный редактор снял очки, протер их платком и снова водрузил на плоскую переносицу. Посмотрел на Глеба, усмехнулся и спросил:

– Соскучился по скандальной славе?

– Скорее, по существенной прибавке к жалованью.

– Кости можно раздобыть где угодно, Корсак. Это во-первых. А во-вторых: где гарантия, что ты не сам их себе послал?

– Определенный резон в ваших словах, конечно, есть, – сказал Глеб. – Но я бы на вашем месте не настаивал.

– Почему?

– Потому что я могу пойти в другое издание.

Турук иронично прищурился:

– И ты уверен, что тебя не поднимут там на смех?

– У меня есть репутация. Все знают, что я – один из лучших в своей профессии. Глеб Корсак – это бренд.

– В последнее время Глеб Корсак – это бред, – парировал Турук. – Но в одном ты прав: отпускать тебя в другое издательство я не собираюсь. Из чистой ревности. Считай, что ты снова в штате.

– С повышением оклада?

– С повышением оклада. Но имей в виду, Корсак: если облажаешься – нового шанса я тебе уже не дам. Иди работай, а формальности мы уладим без тебя.

Глеб покачал головой:

– Это еще не все. Мне нужен аванс.

– Что?

– Аванс, – повторил Корсак. – «Часть суммы, обязательной к платежу, выплачиваемая работнику до начала работ».

Главный редактор откинулся на спинку кресла и, сцепив пальцы, сложил руки на груди. Некоторое время он с язвительной иронией разглядывал Глеба, а потом проговорил:

– И сколько ты хочешь, Норман Мейлер?[3]3
  Знаменитый американский журналист и писатель.


[Закрыть]

– Четыре тысячи.

– Четыре тысячи… – Турук вздохнул. – Скажи-ка мне, Корсак, тебя еще не тошнит от собственной алчности?

– Пока нет. А думаете, уже пора?

– Давно пора, Корсак, давно пора. – Главред снова вздохнул. – Ладно, вымогатель, будет тебе аванс. Теперь все?

– А как насчет извинений?

– Если хочешь – встану перед тобой на колени. Только с моим артритом я вряд ли снова поднимусь на ноги.

– Что ж, будем считать, что извинение принято, – сказал Глеб. И пробормотал в сторону: – И в кого я такой добрый?

Усмехаясь, он собрал со стола фрагменты костей и запихал их в свою объемистую холщовую сумку.

– Держи меня в курсе расследования, – сказал Турук.

– Постараюсь.

Корсак поднялся с кресла, сделал что-то вроде насмешливого реверанса и вышел из кабинета – так же стремительно, как в него вошел.

– Веревки из меня вьет… – проворчал Турук, возвращаясь к чтению бумаг, разложенных на столе. – Сукин сын.

Вопреки утверждению главреда Турука, Глеб Корсак не был алчным человеком. Он любил комфорт, любил тратить деньги на вкусную еду, приличную выпивку, отличные концерты и путешествия, но сам по себе процесс накопления денег никогда его не захватывал, и в роскоши он особого толка не видел. Глебу хватало самого необходимого. Правда, перечень необходимых вещей Глеба кому-то мог показаться слишком обширным, но у каждого свои потребности.

Глеб зашел в редакционное кафе, чтобы пропустить чашку-другую эспрессо и выкурить пару сигарет. А заодно – обдумать стратегию дальнейших действий. Подумать тут и правда было о чем. Прежде всего надо решить – следует звонить ментам прямо сейчас или лучше отложить звонок до лучших времен?

Как только он притащит кости-послания в ближайшее отделение полиции, у него тут же их изымут как вещдоки, и больше он их никогда не увидит. Сыскари, конечно, пообещают ему «максимальное сотрудничество», а потом попытаются его продинамить. Но вряд ли им это удастся. Он ведь не просто журналист, он фигурант этого дела. А значит…

Глеб одернул себя.

«Господи, о чем я думаю? Ведь никакого дела еще нет».

Однако интуиция подсказывала Глебу, что он на правильном пути. Для начала следует хорошенько прощупать почву. Узнать, нет ли в производстве дела, связанного с вырезанными человеческими костями.

У Корсака, как у любого ушлого журналиста, были приятели в МУРе и в ГИЦе[4]4
  Главный информационный центр.


[Закрыть] МВД России. Один из них был должником Глеба. Этому-то парню и решил позвонить Корсак, дабы получить необходимую информацию. Но сначала нужно было переговорить с Осей Брилем. И Корсак взялся за телефон.

– Бриль, ты продал машину?.. Так я и думал. Знаешь, как это называется? Тупить. Помни, что с каждым часом узел на твоей шее затягивается все туже, и когда у тебя совсем перехватит дыхание, меня может не оказаться рядом. Впрочем, это твоя жизнь, и делай с ней, что хочешь. Я хочу попросить тебя об одной услуге… Никому не говори про вещь, которую я приносил тебе на анализ, договорились?.. Я рад, что ты так к этому относишься. Хотя на твоем месте я бы не был таким пугливым. Все образуется, дружище. Не скучай!

Глеб отключил связь, затем порылся в телефонном справочнике своего мобильника, отыскал нужный номер и нажал на копку соединения.

– Алло, это Главный информационный центр МВД? Соедините меня, пожалуйста, с майором Коваленко… Да, я подожду.

2

Маша села в кресло, держа в руках большую чашку с горячим кофе, от которого приятно пахло гвоздикой и корицей.

Взгляд ее упал на фотографию сына, стоявшую на столе, и в памяти всплыл один разговор, произошедший перед самой аварией. Любимова тогда, едва ли не в первый раз, зашла за Митькой в танцевальный кружок. Она стояла перед сыном на коленях и помогала ему завязать шарф (у Митьки никогда не получалось сделать это самостоятельно, так же, как у его отца никогда не выходило самостоятельно завязать себе узел на галстуке).

– Вы мама Димы Любимова? – окликнул ее строгий голос.

Маша поднялась на ноги и обернулась. Перед ней стояла учительница танцев, белокурая дама средних лет, с высокой прической и строгим взглядом.

– Да, – ответила Маша. – Я мама Димы.

– Приятно с вами познакомиться. – Учительница улыбнулась и добавила язвительно: – После трех лет занятий.

Мария почувствовала, что готова провалиться под землю от стыда.

– Простите, как вас по имени-отчеству?

– Мария Александровна.

– Мария Александровна, через полтора месяца у нас будет областной конкурс по спортивным танцам. Мероприятие очень ответственное. И у Димы есть большие шансы стать призером.

– Приятно это слышать.

– Но сегодня он заявил, что собирается бросать танцы. Представляете?

– С трудом.

– Вот именно! Дима создан для танцев. Он лучший в средней группе. Я прошу вас, пожалуйста, поговорите с ним.

– Хорошо. Я с ним поговорю.

Разговор с сыном состоялся уже дома. Маша посадила его на стул перед собой, внимательно посмотрела в глаза мальчика (такие же дымчато-серые, как у его отца) и спросила:

– Митька, ты, правда, решил покончить с танцами?

– Да, – ответил сын.

– Почему?

Он отвел взгляд и тихо проговорил:

– Мам, мне это не нужно. От танцев нет никакой пользы. И вообще, танцами занимаются только девчонки.

– Кто это тебе сказал?

– Никто.

– Это папа, да?

Митя молчал.

– Это тебе папа сказал?

Сын снова посмотрел ей в глаза и произнес:

– Да. Он мне это сказал.

– Твой папа ничего не понимает в танцах, понял?

– Он сказал, что мне лучше записаться в бокс. Или на борьбу.

– Только через мой труп!

– Но ты же сама говорила, что мой папа – самый умный папа на свете.

– Я и сейчас готова это повторить. Но даже самые умные папы на свете иногда ошибаются и делают глупости.

Мария отпила еще глоток кофе. И в голову пришло новое воспоминание. Она вспомнила день размолвки. Как вошла в квартиру и увидела в постели голую женщину, как выскочила потом из квартиры, словно ошпаренная, как выкурила, стоя под дождем, несколько сигарет подряд. И как потом приехала на работу – прямо с чемоданом в руке…

Ужасно. Просто ужасно. И так стыдно.

Маша провела рукой по пышным, вьющимся светлым волосам, разделенным посередине пробором и взлетающим над головой, подобно двум трепещущим на ветру парусам, и тихо проговорила:

– Нужно работать.

Усилием воли она заставила себя думать о работе.

«Итак, – размышляла она, – вырезая кости у своих жертв, убийца совершал какой-то ритуал. А ритуал – вещь вполне осмысленная, связанная с символами и знаками. Определенно так».

Маша с наслаждением вдохнула запах кофе и сделала глоток.

«Возможно, в ритуале «похитителя костей» нужно искать какую-то этнографическую или культурологическую подоплеку, – продолжила она свои размышления. – Убийца задал нам загадку. Но для того, чтобы разгадать ее, нам не хватает эрудированности».

Мария допила кофе и протянула руку к стопке старых уголовных дел, лежавших на столе.

Спустя полтора часа Любимова оторвалась наконец от работы и, сунув под мышку несколько дел и листки с выписками, пошла потолковать со Стариком об открытиях, которые сделала.

Когда Маша вошла, полковник Жук отвернулся от окна, в которое до этого задумчиво смотрел, кивнул ей на кресло и разгладил карандашом усы.

– Как продвигается работа? – спросил он, как спрашивают о погоде.

– Работаем, – в тон ему ответила Маша. – Андрей Сергеевич, я просмотрела дела московских сатанистов и обнаружила кое-что интересное.

– Излагайте, Мария Александровна.

– Среди соседей Ирины Романенко по подъезду есть некий Семен Ушаков. Пять месяцев назад он проходил у нас по одному делу.

– По какому делу?

– Ушакова и двух его приятелей подозревали в осквернении могил на Миусском кладбище. Они сломали несколько надгробий, вскрыли одну из могил и вытащили оттуда скелет. За этим делом их застукал сторож. Он сообщил обо всем полиции, но потом надолго слег с приступом гипертонии и не смог выступить свидетелем по делу. В итоге подонков отпустили.

Полковник прищурил усталые глаза и мягко уточнил:

– Кто вел это дело?

– Следователь Мезенцев. Я с ним уже связалась и обо всем переговорила. Семен Ушаков вел себя на суде очень дерзко, даже агрессивно. Сказал, что никого не боится и плевать хотел на тех, кто «пытается пришить ему дело». Это буквальная цитата из протокола заседания суда. Звонила я и участковому инспектору. Ушаков ведет себя тише воды ниже травы. Ни одного привода, ни одной жалобы. Просто заурядный, мирный обыватель.

– Чем он занимается сейчас?

– Недавно открыл с друзьями частную автомастерскую.

Старик повернулся в кресле, задумчиво посмотрел в окно и пристукнул по столу красным карандашом. Затем снова перевел взгляд на Машу и спросил:

– Что вы намерены предпринять, Мария Александровна?

– Думаю, надо послать кого-нибудь проверить этого Ушакова. Только не в лоб, без удостоверений и тому подобного официоза.

– Хорошо. Только не посылайте Толю Волохова. У него на лице написано, что он опер.

– У него на физиономии много чего написано, – улыбнулась Мария. – Пару раз его даже принимали за бандита.

– Об этом я и говорю. Кстати, можете съездить сами. Если, конечно, ваше больное плечо не будет помехой.

– Мое плечо в полном порядке, – сказала Маша.

– В таком случае – действуйте.

3

Автомастерская Семена Ушакова оказалась большим старым гаражом, внутри которого, как чуть позже узнала Маша, провели не слишком радикальную перепланировку. На цементной площадке перед мастерской стояли, ожидая ремонта, три машины. Мария остановила свою «Тойоту» рядом с видавшим виды «Опелем». Вышла из машины и, ссутулившись под накрапывающим дождиком, быстро прошла в мастерскую.

Внутри находился полуразобранный белый «Кадиллак», а справа от него – большой верстак, рядом с которым стоял, протирая руки ветошью, высокий хмурый парень в клетчатой рубашке, джинсовом комбинезоне и кепке-бейсболке, перевернутой задом наперед.

Переступив порог мастерской, Маша взглянула на парня, улыбнулась ему приветливо и громко спросила:

– Вы Семен Ушаков?

Парень, продолжая вытирать руки, смерил ее спокойным взглядом и сказал:

– Ну, допустим.

– Мне вас рекомендовали как хорошего автомеханика! – снова проворковала Маша.

– Кто рекомендовал?

– Одна моя подруга.

Ушаков чуть прищурил недобрые светлые глаза.

– И чего вам надо?

Мария напустила на себя глуповато-«блондинистый» вид и сказала:

– Семен, у меня в моторе что-то стучит. Вы не посмотрите?

– Вообще-то мы уже закрыты…

– Понимаю. Но я хорошо заплачу. Пожалуйста, выручите, а?

Парень швырнул ветошь в корзину для мусора.

– Ладно, давайте посмотрим, что там у вас.

– Моя машина прямо у двери. Синяя «Тойота Королла». Можно я пока воспользуюсь туалетом?

Ушаков, двинувшийся было к выходу, повернул голову и посмотрел на нее прежним хмурым взглядом.

– Только не трогайте тут ничего, – сказал он после паузы. – Биотуалет во внутреннем дворике, налево, за углом. Пройдите в тот коридорчик и увидите.

– Хорошо! – прощебетала Мария и лучезарно улыбнулась механику.

Как только Ушаков вышел из мастерской, улыбка испарилась с Машиного лица. Она приступила к осмотру мастерской.

Прошло несколько минут, прежде чем Маша наткнулась на кое-что интересное. В небольшом подсобном помещении, заваленном всяким автохламом, она увидела небольшую дощатую дверь с навесным замком. Маша сходила к верстаку, взяла гвоздодер и вернулась к дощатой двери.

Маша никогда прежде не срывала гвоздодером шейку навесного замка, но пару раз видела, как это делали в кино. Она сунула инструмент в петлю, уперлась одним концом в железную скобу, а на другой нажала двумя руками, вложив в усилие весь свой вес. Раздался металлический хруст, и подвижный конец дужки со звоном вылетел из паза.

Маша положила гвоздодер на пол, перевела дыхание, а затем вынула сломанную дужку из железных петель, взялась за ручку и распахнула дощатую дверь.

Пошарила рукой сперва слева, потом справа от двери, нащупала выключатель и сдвинула рычажок. Комната осветилась тусклым светом одиноко висевшей под потолком лампочки. Сперва Маша не увидела ничего, кроме такого же хлама, как в соседнем помещении, а затем взгляд ее упал на старый железный верстак, накрытый темным, грязным покрывалом.

Любимова подошла к верстаку, схватилась за край покрывала и стянула его с верстака. Сердце ее учащенно забилось, а корни волос вспотели от волнения, когда она увидела, что на верстаке лежат кости.

Расположение костей повторяло структуру человеческого скелета. Венчал фигуру человеческий череп. Некоторых костей не хватало.

Мария сглотнула слюну. Три сильных чувства заполнили ее душу – страх, торжество и отвращение. Но торжество ощущалось явственнее, чем другие. Пробный шар закатился в лузу! Выходит, чутье ее не подвело.

Маша достала из кармана мобильник и сделала несколько фотографий скелета. Только теперь до нее дошло, что он сложен из «сборных» костей. Одни были новее, другие – темнее и древнее. Некоторые кости выглядели совсем ветхими. Кроме того, кости эти явно принадлежали разным людям, о чем говорили их размеры. Скелет оказался чем-то вроде сатанинского пазла. «Коллективным портретом» десятков умерших людей.

Завороженная своей находкой, Любимова потеряла осторожность. Она не услышала шагов, и когда чьи-то сильные руки схватили ее за предплечья, Маша вскрикнула от неожиданности, а затем, действуя так, как учили ее на курсах самообороны, резко откинула голову назад и ударила противника затылком в лицо.

На миг хватка ослабла, и Маша почти сумела вырваться, но в следующую секунду невидимый враг занес над ее головой гвоздодер и резко ударил Машу по затылку.

Первое, что почувствовала Любимова, когда сознание вернулось к ней, – это боль. Адская пульсирующая боль в затылке и в плече и тянущая, жгучая – в запястьях. Руки Маши были стянуты за спиной пластиковым хомутом. Она лежала на боку в углу мастерской, между верстаком и корзиной для мусора.

Приоткрыв глаза, она тут же снова их закрыла, чтобы не привлекать внимание двух молодых мужчин, стоявших возле верстака. Пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, о чем они говорят.

– И что мы теперь будем с ней делать?

– А ты дурак? Сам не понимаешь? Она все видела.

– Но если мы ее… того… за ней ведь кто-нибудь придет? Ее ведь будут искать?

– Пусть ищут. Поищут-поищут да перестанут.

– Семен… я не смогу.

– Тебе и не надо. Я сам все сделаю. Я пойду подгоню машину, а ты пока покарауль. Держи ствол!

– Зачем?

– На всякий случай.

– Да я и стрелять-то не умею.

– Тут много ума не надо. Вот, смотри… Это предохранитель. Сдвинешь его пальцем и можешь жать на курок.

Послышались шаги. Хозяин автомастерской ушел, оставив своего приятеля наедине с Марией. Она открыла глаза, пошевелилась. Парень дернулся в ее сторону и поднял пистолет.

– Эй! – окликнул он испуганным голосом. – Вы как там?

– Плохо. – Мария повернула голову, чтобы видеть собеседника лучше. Это был молодой парень с длинными волосами – «дредами». – Как ты в это вляпался?

Парень не ответил, лишь оглянулся на дверь, как бы в поисках поддержки. Но поддержки не было.

– Ты не похож на сатаниста, – сказала Маша.

Парень звучно сглотнул слюну.

– Откуда вы знаете, как выглядят сатанисты? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Я видела многих из них. В их лицах есть какая-то злая пустота… Твое лицо не такое. Ты похож на человека.

Парень молчал. Он все еще сжимал в руке пистолет, но теперь дуло ствола было направлено в сторону.

– Как тебя зовут? – спросила Мария.

– Гера.

– За убийство полицейского ты получишь пожизненное, Гера. Если, конечно, дотянешь до суда, в чем я сильно сомневаюсь. Тебя убьют. А если все-таки попадешь в тюрьму, тебя достанут и там. Тебя убьют, Гера. И никто не будет проводить расследование. Знаешь почему?

– Почему? – пробормотал парень тусклым голосом.

– Потому что убийца полицейского – смертник по определению. Но самое главное: на это преступление не бывает срока давности. Тебя достанут, даже если ты превратишься в крысу и поселишься в подвале заброшенного дома.

Маша облизнула пересохшие губы и заговорила снова:

– Ты не такой отморозок, как твой приятель. Развяжи мне руки, и я дам показания в твою пользу. Используй этот шанс. Другого у тебя уже не будет.

Слова Марии заставили парня задуматься. Пора было сделать следующий ход – показать парню, что они с ним на одной стороне.

– Поторопись, – сказала Мария. – Скоро Ушаков вернется, и тогда нам с тобой конец.

– А… – Парень замялся. – А вы, правда, сможете отмазать меня от тюрьмы?

– Я сделаю все, чтобы ты не попал в тюрьму. Обещаю тебе.

Еще пару секунд парень медлил, а потом подошел к Марии, присел на корточки, достал откуда-то нож и быстро срезал хомут, стягивающий ей руки. Потом взял Любимову под мышки и помог ей подняться на ноги.

Мария, скривившись от боли, несколько раз сжала и разжала пальцы, восстанавливая кровообращение. Потом легонько потерла распухшие запястья.

– Ты все правильно сделал, Гера, – сказала она. – А теперь отдай мне пистолет.

На лице парня снова отобразилась неуверенность.

– Пока ты держишь в руках оружие, я все еще твоя заложница, – веско проговорила Маша.

Еще несколько секунд парень провел в мучительном размышлении, а потом тряхнул головой, как бы прогоняя остатки сомнения, протянул ей пистолет и пробормотал:

– Я не хотел. Ушаков меня заставил.

– Я понимаю, – сказала Маша.

Холодный металл оружия коснулся ее пальцев.

– Ты какого хрена делаешь! – раздался резкий окрик.

Маша увидела рослую фигуру Ушакова, выросшую в дверях, одним быстрым движением вырвала пистолет из ослабшей руки Геры.

– Стойте на месте! – крикнула она. – И держите руки так, чтобы я их видела!

Она подняла пистолет и направила его на дверной проем, но опоздала. Ушакова там уже не было.