Текст книги "Миссия «Демо-2020»"

– Позволю. Это означает, что при повторном перемещении, назовем его Перемещение-два, в тот же временной пласт мы не сможем попасть точно в тысяча шестьсот девяносто третий год. Погрешность составит плюс-минус десять лет. Это означает всего-навсего, что при попытке вернуться в год девяносто третий мы угодим, по выбору, либо в тысяча шестьсот девяносто третий, либо в тысяча семьсот третий!

Настала гробовая тишина. Афанасьев уронил со стола какой-то прибор, но на это никто не обратил внимания. Наконец заговорил Добродеев:

– То есть попасть туда, где вы оставили Буббера и Ковбасюка, невозможно?

– Никак.

Афанасьев хлопнул себя по голове и проговорил:

– Подождите, уважаемая Сильвия… А если отправиться в тысяча семьсот третий год, то, быть может, с учетом этого вашего коэффициента в десять лет нас и вынесет обратно в тысяча шестьсот девяносто третий?

– Вы мыслите арифметическими понятиями, – высокомерно отозвалась фон Каучук, – а здесь они совершенно неприемлемы и попросту неверны. Это в нашем быту дважды два равно четыре, а в единой теории поля, на основе которой Николай Малахов спроектировал машину времени, дважды два может равняться и пяти, и нулю, и бесконечности.

Бес Сребреник внутри Евгения тихо завыл. Войдя в раж, уважаемая Сильвия Кампанелла Лу Синь фон Каучук снова стала сыпать умопомрачительными терминами типа «квазиэнтропийный репагу-люм», «аберрация состояния», «супрефектная аннигиляция»… потом Афанасьев заткнул уши и не слушал. Добродеев же стоически выдержал экзекуцию и после того, как Сильвия закончила, повернулся к Афанасьеву и с масленой улыбкой на круглом лице спросил:

– Может, у вас, товарищ, есть вопросы к докладчику?

Афанасьев облегченно засмеялся. Сильвия сказала обиженно:

– И вовсе нет ничего смешного. Это означает, что мы можем увидеть Ковбасюка и Буббера в лучшем случае через десять лет их существования в том, петровском мире. Если, конечно, они столько проживут там…

4

Николай Алексеевич Ковалев выразительно покрутил пальцем у виска и, сделав страшное лицо, налил водки присутствующим мужчинам, а дамам вина. Присутствовали Ковалев, Афанасьев и их жены, а по огромной московской квартире банкира Ковалева бегали трое детей: двое ковалевских и афанасьевский Ванька.

– Интересные ты про нас вещи рассказываешь, Женек, – произнес Николай. – По показаниям этого твоего черта Добродеева, моя жена – инопланетянка, что ли, к тому же дочь Люцифера? Слышь, Галька? Ну и биография у тебя, а? Нарочно не придумаешь!

– Да я и не стал бы такое нарочно придумывать, – сказал Афанасьев задумчиво, – если бы воочию не насмотрелся на всякое разное… Вот чуть было на дыбе повисеть не привелось!

Елена, жена Евгения, при этих словах супруга отставила бокал с вином и воскликнула:

– Нет, Галь, ты только послушай, что он такое говорит! На дыбе! Да если бы я знала, КУДА тебя посылают, ни за что не пустила бы!

Афанасьев пробурчал под нос что-то вроде того, что его супругу никто и не спрашивал бы, в особенности такие замечательные деятели современности, как Астарот Вельзевулович Добродеев, вице-директор Глэбб и особенно генерал Бишоп, а также сам президент ВША Нэви Буш-Оганесян-третий, у которого, как говорят, вместо мозга программируемый биогель. Ковалев захохотал. Он вообще был в прекрасном настроении, а тот бред, который только что сообщил ему его друг Афанасьев, был воспринят как забавная нелепость. Выпив еще немного водки, Ковалев вспомнил о том, что в петровском прошлом остался его начальник охраны Ковбасюк, и помрачнел. Он спросил у Евгения:

– А этот Ромовобабовский… зверь, да?

– Ромодановский, – поправил Афанасьев. – Ну, как тебе сказать? ОН был фактически правителем России, пока Петр то мотался по заграницам, то строил корабли в Воронеже и Архангельске, то уходил воевать со шведами. Понятно, что когда на тебе целая страна, причем какая!., особо добрым не будешь.

– Пойдем-ка покурим, – проговорил Ковалев.

– Идем.

Перейдя в другую комнату, Ковалев тщательно прикрыл за собою дверь и произнес:

– И ты что же, Женек, веришь всему, что наплел тебе этот Добродеев? Ведь это же полная ахинея!

– Ты знаешь, после беса Сребреника, после дыбы Ромодановского и машины времени я могу поверить во все, что угодно. Да и какой смысл этому Добродееву врать? Конечно, я – относительный дилетант, такой жучок, как он, может обвести меня вокруг пальца, но зачем в таком случае он за меня так держится? Да и тебе, Колян… Он ведь тебя даже не видел. По крайней мере, на твоей памяти нет такого знакомства. В то же время он просил меня поговорить с тобой так, как будто он тебя долго и хорошо знает. Видишь ли, я сам не понимаю, что происходит и может произойти дальше! Сильвия сейчас программирует мозги этого клона, потом мы будем забрасывать его в 1703 год, в год основания Санкт-Петербурга… и неизвестно, ЧТО из всего этого выйдет. Я бы с удовольствием отказался от повторного перемещения, но…

– Что – но?

– Если уж взялся за гуж – не говори, что не дюж, – буркнул Евгений. – Нужно ребят оттуда вытаскивать, а? Хотя, как говорит Сильвия, в лучшем случае мы встретим их после того, как они прожили в петровской России по десять лет. А это, сам понимаешь…

Ковалев прищурился и долго смотрел на Афанасьева.

– Тут такое дело, Женька, – выговорил он, – мне в самом деле несколько раз снились сны… типа того, что тут тебе травил этот Добродеев. Мне снилось и то, что моя жена, Галька, – она какая-то… не наша. Несколько раз я замечал, что она… как бы это помягче… читала мои мысли. Хотя, как ты знаешь, у меня этих мыслей всегда было не ах как много… эге. Нет, я не говорю, что верю этому Астароту Вельзевулычу на слово… Но просто я не понимаю, в чем дело… В общем, россказни этого твоего Добродеева удивительно совпадают с некоторыми моими… кошмарами, что ли. Мне снилось, что я превратился в древнеегипетскую мумию, пытался вылезти из бинтов, но они меня сжимали и не пускали… – Ковалев, не найдя в своем не таком уж обширном лексиконе нужных слов, просто сделал энергичный рубящий жест рукой и коротко, выразительно выругался. – А ты как раз говорил, что мы якобы путешествовали в Древний Египет за этим посохом Моисея, и… Я там остался, как вот сейчас Ковбасюк и этот лунный американец Буббер. Так рассказывал тебе Добродеев? Верно?

– Да, – кивнул Афанасьев. – Я понимаю, тебе нелегко поверить. А мне, думаешь, просто? Да и есть ли необходимость во все это верить? Зачем, а? Нет, Колян, если ты откажешь Добродееву и никуда не отправишься, я тебя прекрасно пойму. Зачем тебе, рискуя жизнью, из непонятных побуждений переться на три с половиной столетия назад, и для чего – для того, чтобы изгадить историю собственной страны по воле какого-то тупого имбецила, греющего задницу в президентском кресле? Правда? Зачем тебе верить в то, что твоя жена – какая-то перекроенная на человеческий лад инопланетянка? Кстати, этот Добродеев предупредил меня о том, что у твоих детей могут проявиться экстраординарные способности дионов, к роду которых якобы принадлежит Галя. Вот так вот!

– Ладно, Женек, не горячись, – выговорил Ковалев, – если честно, все это заманчиво, потому что надоела сытая жизнь. Не хватает, как говорят окончательно зажравшиеся америкашки… адреналина, что ли? Ну да. Просто и ты меня пойми. Как мне во все это верить? Жена с другой планеты, дети могут оказаться этими… экстрасенсами. Черт знает что. Конечно, у тебя после этой машины времени стало болезненное воображение. Да на твоем месте любой бы свихнулся!

– Ты хочешь сказать, что я свихнулся? – улыбнулся Афанасьев, внутренне предположив, что банкир может ведь ответить и утвердительно.

Впрочем, Колян Ковалев не успел сформулировать свое мнение по этому скользкому вопросу, потому что в дверь начали сначала стучать, а потом откровенно ломиться. Ковалев недовольно щелкнул замком, и в комнату для курения вторгся маленький сын Афанасьева. Он подпрыгнул и закричал:

– Папа, дядя Коля, идите посмотрите! Там Лешка висит!

– Ты чего, Ванька? – недовольно спросил Ковалев. – Как это – висит?

– В воздухе!

– Опять на люстре катается, что ли? Иди и скажи тете Гале, чтобы она его сняла, да и все. Я смотрю, вы совсем тут распоясались.

– Да ничего мы не распоясались, дядя Коля! А моя мама и тетя Галя сказали, чтобы я не говорил глупостей. А сами пьют вино. Между прочим, вино вредно для здоровья, как говорит наш учитель Грузовозофф, – лукаво добавил Ваня Афанасьев.

Его отец и Ковалев стали досадливо махать на него руками, но потом сдались, решив, что так проще отделаться от подрастающего поколения, и пошли вслед за мальчиком. Они поднялись на второй уровень ковалевской квартиры и остановились перед большой дверью. Ваня легонько присвистнул, и дверь плавно отъехала в сторону, повинуясь условному звуковому сигналу. Хозяин дома с досадой вошел в комнату и… застыл на пороге.

Он увидел двух своих сыновей.

Нет, в самом факте того, что отец увидел своих детей, понятно, нет ничего необычного, тем паче – шокирующего. Однако то, в каком положении нашел Николай Алексеевич Ковалев своих отпрысков, было весьма примечательно. Старший сын, десятилетний Сережа, сидел на краю дивана и громко хлопал в ладоши, выражая свое восхищение. В центре же комнаты находился младший, шестилетний Алеша. Именно на него был обращен взгляд его брата, а теперь и взгляды Вани и Евгения Афанасьевых, а также Николая Алексеевича Ковалева. Посмотреть было на что.

Алеша висел в воздухе и, смеясь, вытягивал то левую, то правую руку. Время от времени он переворачивался через голову и, смеясь, дрыгал ногами. Он висел примерно в двух метрах от пола. НИ НА ЧЕМ. Если быть точным, то он просто болтался в центре комнаты, как космонавты в своем корабле в состоянии невесомости.

Афанасьев подскочил к Алеше, резко провел рукой у него под ногами, потом над головой и, не обнаружив ничего, что могло бы удерживать младшего Ковалева в воздухе, сказал громко и отчетливо:

– А еще говорят, что люди не могут летать! – Ковалев-старший с выпученными глазами осел по стене на ковер…

5

– То, что паранормальные способности проявились у детей Николая Алексеевича Ковалева именно сейчас, а не в иное время, – это показатель очень характерный, – проговорил Добродеев. – В мире все взаимосвязано. И если до сих пор силы магии были во власти четких физических законов и не выбивались за рамки, так сказать, дозволенного, то по мере того, как мы начали нарушать пространственно-временные структуры мира, магия снова начала приобретать свои права. Как вода, которая вначале просачивается на поверхность земли, а потом начинает бить ключом. Вы меня понимаете?

– Вы хотите сказать, что все эти колдовские штучки, противоречащие законам физики, связаны с созданием машины времени?

– Не только с ее созданием, но и с применением. Вспомните, Евгений Владимирович, когда вы впервые услышали голос беса Сребреника? Ну? Припомните!

Афанасьев вздрогнул. Выговорил, облизнув губы:

– Вы… и это знаете?

– Конечно, мой друг, конечно. Стал бы я отряжать вас в миссию, если бы не знал о вас таких важных и таких необходимых вещей. Можете не отвечать. Сребреник проявился в вас примерно в то же самое время, когда Николай Малахов начал испытывать свою систему. Уже тогда устои этого мира дрогнули и зашатались… понимаете? По мере того как миссия «Демократизатор-2020» будет расширяться и углубляться, могут произойти очень серьезные изменения в константах нашего существования. Я ясно излагаю? Проще говоря, многие законы, к которым мы привыкли, могут перестать работать. Пример? Да это. очень легко. Вот взять гравитацию. В адекватном мире человек не способен ее преодолеть. Сын Николая Александровича сделал это с легкостью. Могу показать на себе. К примеру, хорошо известно, что по закону физики более теплое тело отдает свою энергию более холодному. Верно?

– Ну да…

– Очень хорошо. Мы проходили все это в школе. Вот графин с водой. Евгений, опустите туда руку. Холодная?

– Прохладная.

– А теперь потрогайте меня за пальцы? Горячие?

– Совершенно верно.

– Очень хорошо! – С этими словами Астарот Вельзевулович сунул свою пятерню в графин с водой.

Сначала ничего не изменилось, потом на поверхности воды что-то проблеснуло, и Добродеев выхватил руку из воды и стал трясти ею. Он случайно задел кистью какую-то бумажку на столе, и на поверхности бумаги медленно начало расплываться тлеющее пятно. Евгений подскочил к графину и снова сунул туда руку. Вода была ЛЕДЯНОЙ. В ней плавали мелкие кусочки льда. Добродеев еще раз взмахнул своей правой кистью и выдохнул:

– Уф! Обжегся! Ну, вы только что все сами видели: теплота, содержащаяся в воде, перешла в мою руку, охладив воду и едва не спалив мне руку (тут г-н Добродеев явно кокетничал). Из более холодной среды энергия перешла в более теплую. А это, между прочим, прямое нарушение второго закона термодинамики, одного из тех столпов, на которых стоит и живет наш мир! Так же и младший Ковалев нарушил своим «парением», полетом закон гравитации. Вот и производи после этого разборы полетов!.. Приятно, однако, что после созерцания своего летающего сына уважаемый Николай Алексеевич поверил мне и согласился участвовать в нашей секретной миссии, – лукаво добавил он, и в его небольших темных глазах блеснули хитрые искорки.

Афанасьев только кивал, уже не решаясь вставить хотя бы слово. Наверно, так чувствовал бы себя неграмотный чукча или эскимос, которого привезли бы на космодром и которому открыли кучу неведомых, странных, пугающих вещей…

Но это было не последним потрясением, которое суждено было пережить Афанасьеву в процессе подготовки к Перемещению-2. Отнюдь нет. Еще одну встряску организовали в последний перед отправлением день Сильвия Кампанелла Лу Синь фон Каучук и великолепный госсоветник Астарот Вельзевулович Добродеев.

Произошло это следующим замечательным образом.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Дубль два, дубль три…

1

Женя Афанасьев без стука зашел в лабораторию Сильвии фон Каучук, где и застал ее в обществе Астарота Вельзевуловича. Евгений поднял брови от удивления и медленно стал пятиться к двери. Нет, читатель с богато развращенным воображением может не улыбаться этакой понимающей улыбкой: дескать, все ясно… понятненько… Да нет. Совсем, совсем не то увидел Евгений. Собственно, откровенная сцена даже с участием таких несовместимых личностей, как Добродеев и фон Каучук, его смутила бы существенно меньше. А тут… Картина была следующая. Астарот, Вельзевулович, широко разинув рот и показывая великолепные достижения американской стоматологии, хохотал, буквально размазываясь по вместительному глубокому креслу. Время от времени он вскидывал вверх руки, что есть силы бил по подлокотникам, ревел: «Ой, е-о-о-о-о-о!» – и снова хохотал. От солидного, представительного государственного советника президента Афанасьев едва ли мог ожидать подобное. Тут же стояла Сильвия. Точнее, нет – глагол «стояла» в данном случае будет слишком смелым. Она находилась здесь – вот это будет точнее; причем находилась, опершись спиной о стену и балансируя на предательски подгибающихся ногах. Ее взгляд был прикован к блестящей поверхности столешницы, по которой бегало какое-то странное существо на двух ножках. Сначала Афанасьев подумал, что это игрушечный солдатик со встроенным процессором и дистанционным управлением, каких полным-полно было у сына Евгения, Ваньки. Но потом он осознал, что вид солдатика, бегающего по столу, едва ли воздействовал бы на двух взрослых и серьезных людей таким сногсшибательным образом. Афанасьев неслышно приблизился, оставаясь незамеченным Сильвией и Астаротом Вельзевулови-чем, и прищурился.

И тут он узнал, ЧТОбегало по столу. Точнее – КТО.

Существо топотало ногами в крошечных ботфортах, вскидывало руки и пищало уморительно-тонким голоском:

– Данилыч, зело страшно сие место! Хватит, хватит дружить с Ивашкою Хмельницким!!!

Это был не кто иной, как Петр. Точнее, Петр № 2. А если еще точнее, то – Петр № 2, модифицированный вариант, уменьшенный раз этак в тридцать. После того, что порассказал Евгению советник Добродеев, Евгений полагал, что начисто утратил способность чему-либо удивляться. По крайней мере в своем времени, в своей эпохе. Ан нет – не вышло! Афанасьев сделал шаг вперед, и маленький Петр (назовем его Петр № 2, версия В), мечущийся по столу, растянулся во весь свой рост и захрапел. Крошечное существо, как оказалось позже, было к тому же мертвецки пьяно.

Афанасьев сделал еще шаг, и тут Астарот Вельзевулович прекратил хохотать и повернулся. Увидев, что это Афанасьев, а не ловкий вражеский шпион, просочившийся через многоуровневую охрану в секретную лабораторию, он распустил морщины на лице и сказал:

– А, это вы, Евгений. Ну что же, раз пришли, полюбуйтесь.

– Как это вы его? Клонировали уменьшенную копию, что ли?

– Да нет, – ответил Добродеев, – это я его уменьшил. Очень просто: магия.

– М-магия?

– Ну да. Я же говорил, что чем больше мы будем нарушать пространственно-временной континуум, тем больше высвобождается иррациональных, слабо доступных уму и воображению сил. Я, как представитель расы инферналов, получил возможность воспользоваться некоторыми из этих сил, каковые были бы для меня недоступны, если бы не машина времени. Я– воздействовал на нашего клона, и он уменьшился. В просторечии это, кажется, именуется колдовством.

– Но… а зачем уменьшил?

Тут очнулась Сильвия. Она глянула на Афанасьева и произнесла с некоторой досадой:

– А ты как думал? Что, мы будем шляться в петровском времени в компании точной копии царя, которая к тому же заявит свои права на престол? Такую двухметровую[16]16
  Если совсем точно, то 204 см, уважаемая Сильвия.


[Закрыть] орясину быстро заприметят те, кому надо. Доложат: дескать, самозванец объявился. Ну и тебе, Женя, придется тогда освежить знакомство с милейшим дядюшкой Федором Юрьевичем и его палачом по прозвищу Матроскин.

– М-м-м… да, верно, – сказал Евгений. – Понятно. А ты что, его напоила, что ли?

– Конечно, – сказала она, – пока он еще в натуральную величину был. Я же его запрограммировала уже, он – царь. Точнее, ощущает себя царем. А то он с ума сойдет, когда увидит, что все вокруг стали великанами. Хотя не знаю – у Петра Алексеевича пытливый ум, и он всегда любил попадать в нестандартные ситуации и даже сознательно себя в них ставил. Сейчас он пригоден для отправки. Все нужные базы данных я ему заложила. Так что марионетка готова. Осталось доставить и… м-м-м… подменить.

И она взглянула на советника Добродеева. Тот был мрачен: резкий переход от безудержной веселости к сосредоточенной углубленности в себя был сочен и контрастен. Помолчав, он произнес, не поднимая глаз:

– Боюсь, что, если миссия все-таки удастся, последствия будут совершенно непредсказуемыми.

Этот дурак Нэви и его истеричная жена сами не понимают, что творят. Хорошо еще, что удалось добиться того, чтобы меня утвердили куратором в обход Глэбба и особенно министра обороны, этого придурка генерала Бишопа. Он-то ни хрена не понимает! Ему что Россия рубежа семнадцатого – восемнадцатого веков, что Ирак двадцать первого века… все равно! С Ираком они почти двадцать лет возились, что же будет с бедной нашей страной, если в ее историю влезет жирная рука генерала Бишопа? Этого нельзя допустить. Нужно представить все доказательства того, что царь Петр теперь примерный демократ и контролируется американской администрацией. Как это сделать, пока что не знаю, но мы это обсудим перед отправлением…

Маленький царек Петрик Первенький, спящий на столе, всхрапнул и перевернулся на другой бок. Афанасьев с трудом оторвал от него взгляд и спросил:

– Ну хорошо… А как же мы его увеличим… уже там, в России? Или… или вы отправитесь вместе с нами, Астарот Вельзевулович?

– Я дам все инструкции Сильвии, – коротко ответил Добродеев, взглянул на часы и добавил: – Завтра до тринадцати тридцати.

– А что у нас завтра в тринадцать тридцать?

– Завтра в это время вы отправляетесь в 1703 год.

2

Астарот Вельзевулович Добродеев с чрезвычайно осмысленным видом размеренно чесал в своем лысеющем затылке. Только что он отправил в Пере-мещение-2 участников злосчастной миссии «Демократизатор-2020» (дубль два): Афанасьева, Сильвию фон Каучук, Ковалева, временно переквалифицировавшегося из банкиров и меценатов в смутьяны и авантюристы (последним, собственно, он никогда быть и не переставал); еще один самый замечательный член группы сидел в кармане у Сильвии фон Каучук в особом футлярчике и водил дружбу с Ивашкою Хмельницким. Ивашку тоже уменьшили: теперь он представлял собой флягу размером со сплющенный наперсток. «Наперсток» содержал в себе водку, нормальную, сорокаградусную, а не слабенькую петровских времен. К Петрику привыкли и уже фамильярно именовали его «Первеньким» и «мин херчиком». Пьяный мини-клон государя был благодушен и на панибратство реагировал забористой, хоть и добродушной, бранью, которая, будучи произнесена писклявым голоском малютки, была смешна до чрезвычайности.

Отправив миссию, Добродеев сообшил об этом лично президенту Нэви Бушу и его заботливой супруге, а потом уселся в кресло и задумался. Уходить из лаборатории он никуда не собирался, потому что возвращение миссии ожидалось минут через пятнадцать. Это там, в ином времени, могло пройти несколько месяцев, а здесь все измерялось минутами, поэтому ожидание не могло надолго затянуться.

«Не знаю, как пойдет дальше, но если и на этот раз ребята наживут проблемы вроде тех, которые возникли в первом… гм… путешествии, то дурацкий Бишоп возьмет да и двинет против Петра отряд морских пехотинцев, которые у него как затычка в каждой бочке. Боюсь, что последствия не возьмется предугадать никто. Ох, допрыгаемся, ох, скатимся под откос! Старина Лориер, он же Люцифер, ждет не дождется, пока мы начнем глупить! Где-то, где-то затаился старый бродяга дион, который уже было почти стал властелином мира, как это именуется в американских мистических боевиках».

– М-да, – наконец сказал Астарот Вельзевулович, – по всей видимости, нас ждет веселое прошлое и еще более веселое будущее. Бедняга президент сам не знает, какую яму он роет. Нисколько не удивлюсь, если генерал Бишоп, случись какая неудача и во втором дубле миссии, двинет, скажем, под Полтаву отряд веселых морских пехотинцев. Представляю, что такое учинится под Полтавою! Все забавы молодого короля Карла Двенадцатого и русского царя, носящего порядковый номер один, покажутся детским лепетом!.. Да уж! Это тебе не «Фауст» Гете! Кстати, о Гете: старый Иоганн Вольфганг был завзятый клеветник! В суд на него подать, что ли? Вывел нас, инферналов, коварными провокаторами. И что это за манера у Мефистофеля – превращаться в черного пуделя?

Литературному отступлению в исполнении Астарота Вельзевуловича не дано было развернуться. Он только хотел ввернуть фразу про то, что Гете был еще тот тип и, будучи восьмидесятидвухлетним стариканом, женился на восемнадцатилетней девушке, но тут блеснула вспышка, выстелились рваные хлопья зеленоватого фосфоресцирующего тумана, туман вспух, разрастаясь в объеме, и из его чрева вынырнули характерные очертания системы «Опрокинутое небо». Астарот Вельзевулович увидел мрачную Сильвию, бледного Афанасьева, банкира Ковалева в рваном кафтане, сползшем набок парике и с огромным синяком под глазом. С ними был четвертый, бывший чучельник и бывший начальник охраны банка «Вега-кредит» Ковбасюк. Но какой это был Ковбасюк!.. Раздобревший, верно, вдвое против своих прежних размеров, с круглой наглой физиономией и маслеными глазами, почти совершенно скрывшимися в складках жира! Аи да Ковбасюк! Не пропал в петровской России, голодной и необустроенной! Верно, нашел себе сытный прикорм и оттого поплыл, разжирел и сделался похожим на известного в прошлом российского актера Вячеслава Невинного. Из всех появившихся товарищей он выглядел наиболее довольным жизнью, хотя именно за его судьбу было больше всего беспокойства. Ведь в тот момент, когда Афанасьев и Сильвия сбежали из застенка, он находился в весьма незавидном положении, проще говоря, висел на дыбе под кнутом милейшего ката Матроскина. А теперь – и не узнать. Верно, прежняя, дионская, сущность начала переть наружу по причинам, уже обрисованным советником Добродеевым чуть выше.

Добродеев открыл рот, чтобы приветствовать гостей из прошлого. Все-таки давно не виделись. Это для него прошло всего десять минут, а для этой четверки – неизвестно сколько. Быть может, даже несколько месяцев. Или лет. Кто его знает?.. Впрочем, Добродеев не успел сказать и слова, как все его сомнения были развеяны одной фразой Сильвии:

– Н-да… Скатались туда и обратно. Два денька там – и капут. Ну и ну!..

– Это называется: скоро, бля, на бал, – сказал Ковалев, а потом подумал и прибавил к своей и так кудрявой фразе крепкое ругательство. Ничуть не смущаясь присутствием женщины. Да и Сильвия не смутилась.

– И какие результаты? – быстро спросил Добродеев.

– Да какие результаты… – махнул рукой Афанасьев. – Самое мерзкое, что могло быть гораздо хуже. А теперь я даже боюсь угадать реакцию нашего дражайшего руководства на то, что мы ничего не выполнили. Только разве что Ковбасюка оттуда забрали, да он особенно и не рвался. Уже присматривал себе местечко в только что основанном Петербурге, на Заячьем острове, чтобы строить себе дом. Кстати, хотел выкроить себе место рядом с «химическим» князем Меншиковым, к которому Ковбасюк пролез в любимцы. Зверей дрессирует, конюшню меншиковскую холит и лелеет. Князь в нем души не чает, давно уж и забыл, как Ковбасюк на дыбе висел по обвинению в причастности к покушению на государя. Государь тоже поумнел с момента нашей последней встречи. Нет, пить там меньше не стали, просто стали больше закусывать. И есть с чего: Нарву взял, Питер заложил, не грех и выпить по такому поводу, верно ведь? Вот мы и выпили. Колян Ковалев умудрился даже на ночлег в царевом домике расположиться, так он Петру Алексеевичу понравился.

– Гнилое дело, в общем, задумал президент Нэви Буш, – сказала Сильвия. – Я сначала впечатлилась, дескать, побороться за права женщин в неотесанной стране, подкорректировать кровавую историю… а теперь вижу, что ничего, кроме вреда, из этого не выйдет.

– Да я это с самого начала, собственно, говорил, – после паузы произнес Добродеев, – потому и отбирал в миссию людей, которые умеют обходиться с живой историей, скажем так, поаккуратнее. Теперь, честно говоря, и не знаю, как излагать все это нашей высокой комиссии в Вашингтоне. А что с Петриком Первеньким? То, что им царя не подменили, это я уже понял. А где он?

– Его крысы съели, – печально сказала Сильвия. – Я не успела его увеличить, согласно вашим инструкциям, а в этом только что основанном Петербурге столько крыс, что просто ужас. Вот он и попал им на зубок. Но это еще не самое печальное… Честно говоря, я не знаю, что и думать. В общем, в этот раз снова кто-то проник в царский дом и, кажется, попытался УБИТЬ царя. Потому что вопил Петр Алексеевич немилосердно, еще громче, чем в первый раз, когда Женя, на свою и нашу беду, взялся вылавливать преступника. Теперь никто его не ловил, но Меншиков признал и меня, и Афанасьева, хотя мы подкорректировали внешность. Цепкий взгляд у нашего «ангидрида». Если в первый раз можно было предположить, что наше прибытие в прошлое и нападение на царя совпали по чистой случайности, то теперь – едва ли. Нет, это не случайность. Кто-то с редкой целеустремленностью предпринимает попытки покушения на Петра именно в тот момент, когда мы НАХОДИМСЯ ТАМ. Агата Кристи, детектив, черт знает что!.. В общем, снова пришлось спасаться бегством, на этот раз тоже еле ускреблись. Ковалева вот хватили поленом по лицу. Не самое приятное ощущение для банкира, правда, Николай Алексеевич? В общем, нужно заканчивать с этим идиотизмом, пока не допрыгались до серьезных последствий. Афанасьев вот чуть Мен-шикова не пришиб, когда мы удирали. Представляете, что было бы, если бы Меншиков погиб в 1703 году, а не умер в ссылке в Березове в 1730-м? Это же вся русская история может перевернуться напрочь! Черт знает что вытворяет этот недоумок Буш с его кретином Бишопом! Да еще нашими же руками! Одна надежда, что вице-директор Глэбб и вот Астарот Вельзевулович помогут воздействовать на эту американщину!

Добродеев покачал головой:

– На Глэбба как раз надежды мало. Ведь, насколько я понимаю, его племянничек Пит Крепкий Буббер остался там, «мундак» несчастный?

– Ну да.

– Понятно. А это означает, что у нас будут крупные неприятности. Что там с Буббером, кстати?

– А он эмигрировал, – отозвался Ковбасюк. – Он попал в плен к шведам под Нарвой три года назад… то есть в тысяча семисотом году… И теперь на службе у короля шведского Карла двенадцатого. А это тоже еще та сволочь. Головы телятам вот рубит, забава у него такая.

– Да лучше телятам, чем стрельцам… – отозвался Афанасьев.

Астарот Вельзевулович нервно щелкнул пальцами, с их кончиков сорвался длинный электрический разряд и ударил в напольное покрытие. Протянулась струйка дыма, и стал явно ощутим запах жженого пластика. Как раз в этот момент вспыхнула огромная панель на стене, и на ней появились генерал Бишоп, злой как черт, а также Глэбб и президент Нэви Буш в дурацкой зеленой рубашке и почему-то ковбойской шляпе, которая придавала его и без того глупому лицу одеревенелое выражение. Президент кашлянул и произнес:

– О'кей! Я вижу, что все в сборе. Очень хорошо.

– Как дела? – хмуро осведомился Бишоп.

Причина его мрачности стала понятнее чуть позже, когда выяснилось, что его миссия в средневековом Китае была провалена с грохотом и потерями. Генерал Бишоп сам еле ноги унес и теперь пылал праведным гневом. Еще бы!.. Министр обороны ВША так мечтал устроить в Великой Китайской стене «Макдоналдс» и облагодетельствовать несчастный народ, вынужденный есть палочками рис! Боже мой! Вот потому они такие тощие и желтые!..

Сильвия обрисовала положение дел. Бишоп вытянул губы трубочкой и изрек:

– Так! Американский гражданин Буббер все еще в плену у этих северных варваров…

– Попрошу!.. – не выдержал Ковалев. – «Варваров»! На себя посмотри, цивилизатор хренов!

Реплика осталась без ответа, потому что генерал Бишоп стал немедленно оправдывать все самые худшие предположения Добродеева. Он заявил, что требуется немедленная высадка американского спецназа в России начала XV века и Китае середины XV века. «Силовые методы, – важно заявил этот идиот, – наиболее приемлемы в создавшейся ситуации, клянусь ослиной задницей!» Генерал Бишоп только что получил на орехи от китайцев и теперь, верно, намеревался добавить к своим китайским впечатлениям еще и российские, петровские. Известно, что существует два рода людей: умные, которые учатся на чужих ошибках, и дураки, которые учатся на своих. Но есть еще и третья разновидность: дураки, которые не способны учиться даже на своих ошибках. Вот к этому-то замечательному сорту твердолобых идиотов и принадлежал достойный генерал Бишоп. Только что потерпев крах в Китае, он предлагал немедленно наступить на те же грабли и высадить десант в России Петра Первого. И ведь находятся правители, которые назначают вот таких людей министрами обороны!