Текст книги "Ее настоящая жизнь"

Доктор кивнул головой и сказал:

– Отлично! Именно эту цепочку событий потом и восстановил Эркюль Пуаро, придя к выводу, что убийцей может быть только рассказчик, то есть доктор Шеппард. И позволил тому покончить с собой, приняв смертельную дозу снотворного, с условием, что он допишет свое признание, отошлет его Пуаро, за что тот сделает так, что обвинения со всех прочих подозреваемых, в первую очередь с пасынка Роджера Экройда, снимут, и будет хранить молчание об истинной роли преступного доктора Шеппарда – и все ради его сестры, которая наверняка не вынесла бы вести о том, что ее брат, солидный деревенский врач, оказался подлым шантажистом и убийцей.

Нина пожала плечами и подтвердила, что это так.

– А как доктор Шеппард сумел проделать трюк с диктофоном? – спросил ее доктор. И Нина ответила:

– Ну, у него имелись записи с голосом Экройда, надиктовывавшего деловые письма, и он, спрятав диктофон за креслом в кабинете после убийства, завел им же самим присоединенное к диктофону устройство, которое включило запись не сразу, а спустя некоторое время. Некое подобие таймера, ведь доктор сам писал, что любил слесарничать, и у него дома имелась мастерская, где он возился со всякого рода механическими прибамбасами.

Ее доктор усмехнулся.

– Ну да, доктор сам об этом писал, это правда. В этом мире – в романе «королевы детектива». А в том, литературном, в своих записях, которые он делал, думал, что сумеет запутать случайно оказавшегося на месте событий Пуаро и затем опубликовать историю неудачи Пуаро. Так, кстати, называется российский сериал по этому роману с Сергеем Маковецким в роли преступного доктора и Константином Райкиным в роли великого усатого детектива. Доктор ведь и не предполагал, что Пуаро выведет его на чистую воду…

Нина пожала плечами, а Дорн заявил:

– Все это так, но что, если я, побывав в литературной вселенной, базирующейся на этом романе, сообщу тебе, что в реальности у доктора Шеппарда в его коттедже, где он обитал вместе со своей сестрой Каролиной, была лаборатория, хоть и крошечная, только вот вовсе не слесарная, а химическая?

Нина уставилась на своего доктора и наконец промолвила:

– Что ты хочешь сказать? Что он там не мог собрать таймер для диктофона?

Дорн рассмеялся:

– Именно так, Ниночка! Не мог. Это в романе, то есть своих записях, он якобы был большой мастак в области техники, а вот в единственно верной литературной реальности он ничего в ней не смыслил и уж точно не мог собрать столь передовой для 1926 года, а именно в сентябре этого года происходит действие романа, приборчик, чтобы заставить диктофон выключиться после своего ухода из кабинета, где он до этого прирезал хозяина.

Ничего не понимая, Нина проронила:

– Но если так, то как он мог использовать диктофон со встроенным собственными руками таймером для того, чтобы обеспечить себе алиби? А, понимаю, он его заказал кому-то другому!

Доктор качнул головой:

– Я проверял – это в романе Кристи в 1926 году диктофон можно было снабдить таймером, а в реальном 1926 году такое с технической точки зрения было еще невозможно!

Еще больше запутываясь, Нина воскликнула:

– Но если доктор ничего не понимал в технике, то почему сам себя очернял? И почему тогда совершил признание в убийстве, которое, как ты пытаешься донести до меня, он не мог совершить, потом даже покончил с собой и отправил рукопись с признанием Эркюлю Пуаро?

Доктор весело заметил:

– Как всегда, зришь в корень, Ниночка. Да, почему, собственно? А, вот, подожди…

Доктор, ее доктор, вынул из другого кармана мобильный и показал ей экран, на котором Нина увидела фотографии нескольких листов отпечатанной на машинке рукописи – конечно, по-английски, со знакомым текстом.

Это был текст романа «Убийство Роджера Экройда».

– Нет, Ниночка, это текст не романа, а записок и финального признания доктора Шеппарда, которое тот… вот, посмотри еще на одно фото, которое мне удалось сделать… Доктор, как и было оговорено, накануне своего самоубийства направил это уже покинувшему деревню Кингз-Эббот, где разворачивались все события, «мистеру Эркюлю Пуаро, Уайтхейвен-меншнс, Лондон».

Нина с большим любопытством взглянула на фотографию конверта с машинописной надписью и живо поинтересовалась:

– Ты что, с Пуаро, выходит, общался? Круто!

– Не с ним, он был как раз в Египте, а с его верной секретаршей, мисс Лемон. И тайком сделал прихваченным в 1926 год смартфоном несколько фото. Так что бросается в глаза?

Нина, внимательно рассмотрев фотографии страниц машинописной рукописи доктора Шеппарда, сказала:

– Ну, литера «z» западает…

Но она понимала, что доктор, ее доктор, имел в виду далеко не это.

Потом ее осенило, и девушка закричала:

– Я точно помню, что в последней главе доктор ставил нас, то есть читателей, в известность, что у него болит рука и что он писал всю ночь, завершая свои записи, чтобы отослать рукопись Пуаро, потом принять убойную дозу снотворного и отойти в мир иной. А ты показываешь мне страницы рукописи, напечатанной на машинке!

Дорн торжествующе ухмыльнулся:

– Вот именно, Ниночка! Мне это тоже бросилось в глаза. Доктор Шеппард однозначно писал свои записи от руки, и в его доме никакой печатной машинки не было. Так, спрашивается, как же он тогда сумел перепечатать огромный текст своих записей, сделанных от руки, за пару часов, которые были в его распоряжении после ночного разговора с Пуаро, в ходе которого тот изобличил доктора как убийцу, и до своего самоубийства – доктора ведь нашли отравившимся снотворным уже следующим утром!

И Нина от себя добавила:

– Причем перепечатать на машинке, которой в распоряжении доктора Шеппарда изначально не было.

И, с азартом, ощущая, однако, обжигающий холодок, бегущий по спине, добавила:

– Думаю, что пришла к тому же выводу, что и ты, Женечка. Доктор не мог сконструировать таймер и оснастить им диктофон. Доктор соответственно не мог создать себе алиби. Доктор не мог убить Роджера Экройда. Доктор не мог написать признание, к тому же на пишущей машинке, которой у него элементарно не было.

И, наконец, в потрясении проронила:

– Доктор Шеппард не мог покончить с собой!

И доктор Дорн с веселой улыбкой резюмировал:

– Поэтому, Ниночка, весь вопрос не только в том, кто убил Роджера Экройда, потому что его убил кто угодно, только не доктор Шеппард, а в том, кто убил самого доктора Шеппарда, предварительно выставив его козлом отпущения, причем так искусно, что на эту удочку попался даже всезнающий месье Эркюль Пуаро!

Чувствуя, что ее охватило небывалое волнение, Нина спросила:

– Неужели доктора Шеппарда, который ни в чем, выходит, не виноват, убили? Но если это так… То это ужасно!

Доктор кивнул, подтверждая ее слова, Нина же продолжила:

– Его наверняка лишил жизни тот же убийца, который виноват и в гибели Роджера Экройда!

Доктор, посмотрев на нее, произнес:

– Необязательно, но вполне вероятно, Ниночка.

– Не сомневаюсь, что это так! – воскликнула девушка и уставилась на своего любимого доктора:

– И ты думаешь, что этот… этот истинный убийца имеет отношение к сливаемой информации и к публикациям парижского профессора?

Доктор снова кивнул:

– А вот в этом я как раз не сомневаюсь. Поэтому-то и отправился в литературную вселенную, чтобы выяснить, что к чему, но особо, надо признаться, не преуспел. Потому что нет у меня детективного чутья. Такого, как у тебя, Ниночка!

Нина, ощущая, что у нее начинает покалывать в пальцах – верный признак того, что ей страсть как хочется немедленно вызвать дверь и отправиться в литературную вселенную «Убийства Роджера Экройда», чтобы узнать в том числе, кто же его в самом деле убил, но в еще большей степени – кто же убил доктора Шеппарда и теперь старается очернить доктора, ее доктора, и только ее, поняла: нового литературного путешествия не избежать!

И это притом что она столько месяцев пробыла в «Лолите» и намеревалась сначала отдохнуть, прийти в себя, заняться, в конце концов, насущными делами.

Но насущное дело ее было помочь доктору, ее доктору, и узнать имя убийцы, который, подставив и, как теперь выясняется, убив доктора Шеппарда, столь ловко и, надо признать, талантливо оклеветал того, что ни у кого в течение последних без малого ста лет, прошедших с момента публикации легендарного детективного романа Агаты Кристи, не возникало сомнений в том, кто же убил Роджера Экройда.

Предыдущий вояж занял всего семь минут!

Значит, она вполне может потратить новые семь минут, чтобы окунуться с головой в мир «Убийства Роджера Экройда» и узнать, кто же на самом деле отправил того к праотцам.

Тем более что с великим Пуаро она всегда хотела встретиться, но до сих пор не доводилось. Хорошо, что она в последнее время усовершенствовала свой французский!

Хотя и на английском Пуаро говорил вполне сносно.

И найти с великим бельгийцем общий язык у нее получится.

С великим бельгийцем, который, несмотря на все свое благоговейное отношение к серым клеточкам, так и не докопался до того, кто же убил… Роджера Экройда, доктора Шеппарда и, не исключено, еще кого-то другого.

Но кто?

– Ты хочешь знать, кто убийца? – произнес доктор, и Нина поняла, что задала терзавший ее вопрос вслух. – Так ты мне сама и скажи, Ниночка! Возможно, даже переходить в соответствующую литературную вселенную не понадобится…

Посмотрев на него в сомнении, Нина заявила:

– Ну, если бы все было так просто, то отчего ты, Женечка, все же туда смотался и, как сам признал, так ничего толком и не выяснил?

Она вообще-то хотела мягко пожурить доктора, а вышло, что обвинила его в некомпетентности.

Доктор Дорн ответил:

– Потому что, Ниночка, я – это не ты. У тебя на такие дела нюх, а у меня, увы, нет.

Смущаясь, Нина быстро начала размышлять вслух:

– Хорошо, если исходить из версии о существовании неведомого и, что важнее, до сих не пойманного убийцы, подставившего доктора Шеппарда, то вырисовывается следующее: кто-то послал Пуаро рукопись с финальным признанием доктора, то ли заменив последнюю главу, то ли сочинив ее самостоятельно. И переложив всю вину на доктора, которого потом той же ночью и убил, заставив принять смертельную дозу снотворного.

Дорн, склонив набок голову, с явным восхищением внимал ее рассуждениям:

– А это значит, что этот кто-то имел возможность не только заполучить рукопись доктора Шеппарда, которую тот наверняка хранил под замком у себя в доме, но и ночью, что немаловажно, каким-то неведомым образом заставить его принять яд!

И тут Нина не выдержала:

– А кого все-таки парижский профессор разоблачил в роли якобы истинного убийцы?

Дорн заметил:

– Ты на верном пути. Продолжай, Ниночка. Тебе вовсе не обязательно читать его разоблачение, чтобы понять, кого он презентовал изумленной общественности в качестве подлинного злодея. Итак…

Нина, воодушевленная, повторила:

– Итак… Вероятность вмешательства какого-то совершенно постороннего человека исключается. Убийца должен был иметь доступ к дому доктора Шеппарда, причем в том числе и ночью. Женат доктор не был, о любовнице в романе ничего не говорится. Значит…

Прозревая, она сказала:

– А если зайти с обратного конца и предположить, что это все же доктор дописал до конца рукопись, а потом, отдав ее на перепечатку на машинке, покончил с собой… Почему, собственно, и нет? И что он сам действительно оклеветал себя, причем оклеветал добровольно. И, более того, что он в самом деле покончил с собой, а не был кем-то убит той, если не изменяет память, ночью в конце сентября…

– И к какому выводу ты пришла? – спросил иронично доктор Дорн. И Нина ответила:

– Как ни парадоксально, к тому же, что и в случае моей предыдущей версии, когда речь шла об убийце, подменившем финал рукописи доктора. Потому что если доктор сам себя очернил, то он мог сделать это ради того человека, который был ему очень дорог. Жены у него не было, любовницы тоже, по крайней мере в романе. Ну, думаю, любовника тоже, хотя кто его знает? Но даже если и были, то ради них, уверена, он бы на такое не пошел. Не принес бы в жертву не только свою репутацию, но и жизнь!

И, торжествующе посмотрев на своего доктора, она отчеканила:

– Тут вырисовывается только одна фигура. Которая могла убить доктора ночью, имея доступ к его дому, вероятно подав ему стакан теплого молока или травяного чая со смертельной дозой снотворного. Или, если доктор все же добровольно пошел на суицид, то сделать это он мог только ради нее.

Глядя Дорну в глаза, она добавила:

– Сестра доктора Шеппарда Каролина!

Тот, расхохотавшись, хлопнул ладонью по лежащей на кухонном столе книжке парижского профессора.

– Так и есть! Здесь наш французский друг собирает улики, указывающие на то, что истинная убийца Роджера Экройда не доктор Шеппард, а его сестра Каролина, деревенская мисс Марпл. Ты догадалась об этом, не читая сей опус. Феноменально, Ниночка! Ты и нужна, чтобы найти убийцу!

Нина же возразила:

– Но мы ее нашли, так ведь? Каролина то ли убила брата, то ли он покончил с собой, спасая ее от неизбежной смерти на виселице, не все ли равно. Она виновата! Так почему же ты ведешь речь о том, чтобы найти убийцу?

Доктор Дорн, водружая на нос пенсне, ответил:

– Потому что я не уверен, что Каролина Шеппард убийца – как Роджера Экройда, так и своего брата. Кто-то умело манипулирует парижским профессором, заставляя его, а вместе с ним и нас, в это поверить.

– Ты уверен? – протянула с сомнением Нина. – Так ведь все хорошо складывается. Каролина вполне могла знать, отчего умер муж соседки, ею отравленный. И шантажировать то ли в одиночку, то ли вместе с братом-врачом эту соседку. А когда та, доведенная до отчаяния, решила покончить с собой и написала разоблачительное письмо своему возлюбленному Роджеру Экройду, прикончить его. Кстати, Женечка, эта Каролина случайно не увлекалась техникой?

Доктор усмехнулся:

– Представь себе, да. Брат возился в своей химической лаборатории, а у нее мастерской в доме не было, но она была известна тем, что чинила обитателям тамошней деревни Кингз-Эббот автомобили, пылесосы, будильники…

– Будильники… – повторила медленно Нина. – Значит, могла вполне изобрести еще не придуманный таймер для диктофона и прирезать Роджера Экройда – одна или на пару со своим братом, который если и был посвящен в ее махинации, то явно играл вторую скрипку. Наверняка как старшая сестра она его подавляла и играла роль матери…

Доктор рассмеялся:

– Ну, ты прямо как парижский профессор вещаешь, он любит объяснять все с весьма сомнительной точки зрения кухонного психоанализа. Так можно любому какое угодно преступление припаять. Да, не исключаю, что Каролина Шеппард причастна к преступлениям, но она – всего лишь исполнитель, а не скрывающийся за ним мозг. А нам нужен именно он!

Вставая, Нина произнесла:

– Ну, или она. Истинным убийцей вполне может быть и дама. Ну что же, ты заинтриговал меня, Женечка. Поэтому не стоит терять ни минуты…

Доктор Дорн заботливо произнес:

– Ты не устала, Ниночка?

– Устала. Но отдыхать не намерена, тем более не смогу, зная, что тебе в спину дышат наши литературные дементоры. Итак, я отправлюсь туда, в деревушку Кингз-Эббот, прямо сейчас – и узнаю, кто убил Роджера Экройда. Ну и, конечно же, доктора Шеппарда!

Доктор, понимая, что перечить Нине, принявшей решение, смысла не имеет, тоже поднялся с табуретки.

– Через семь минут вернусь, Женечка, и тогда все изменится!

– Ниночка, я думаю, мне надо с тобой… – начал он, но девушка резко заявила:

– Нет, ты останешься здесь. Потому что сам сказал, что, может статься, еще и не выберешься оттуда. А вот я уйти смогу. И не пытайся переубедить меня, лучше помоги собрать экипировку…

Они прошествовали в большую комнату, очень похожую на хранилище театрального реквизита: длинные вешалки с нарядами разных эпох, коробки с туфлями и шляпами, шкаф, забитый чулками и нижним бельем, и даже целая коллекция зонтиков.

Роясь в этой собранной большими усилиями коллекции экипировки для путешествий в литературные миры, Нина бормотала:

– Ага, конец двадцатых, Британская империя. Думаю, вот это подойдет. Но синее или красное? Ты как считаешь?

Она показал доктору Дорну оба платья, а тот, привлекая к себе Нину, поцеловал ее:

– Прошу, родная, будь осторожна. Потому что, как не устает повторять месье Пуаро, тот, кто убил один раз, убьет и во второй. А тот, кто, как этот зверь, убил дважды или больше, не постесняется нанести снова…

Чмокнув его в щеку, Нина заявила:

– Ну, убить меня не получится, это я тебе гарантирую. Тем более что всегда смогу вызвать дверь и уйти обратно. Ладно, возьму оба! Подай мне, пожалуйста, вон ту картонку со шляпами. И пальто надо тоже выбрать, все же осень. Думаю, вот это, с каракулевым воротником, будет соответствовать эпохе. А пока я буду переодеваться, достань, прошу тебя, из сейфа английские фунты соответствующего периода времени. Они там по годам разложены…

Через четверть часа все было завершено. Крутясь перед большим зеркалом, Нина поправляла шляпку и пыталась понять, как лучше завязать шарфик.

– А тебе идет, – произнес доктор Дорн, протягивая ей сумочку. Раскрыв ее, Нина помимо пачки нужных банкнот увидела небольшой револьвер.

– А это еще зачем? – спросила она, хмурясь, а доктор заявил:

– Чтобы защищаться, Ниночка. Я же сказал, что ты имеешь дело с человеком, на совести которого несколько убийств. Думаешь, он, если что, тебя пощадит?

– Женя, не возьму. Никогда оружие с собой не беру, ты же отлично знаешь. Уверена, что справлюсь и без него.

Она отдала револьвер кусающему губы доктору, ее доктору. А затем, закрыв сумочку, взяла большой клетчатый зонт и добавила:

– Ну, вроде бы все. Давай, что ли, на дорожку присядем…

Потом, после этого обязательного ритуала, Нина прошла к открывающейся книжной полке, за которой скрывалась тайная комната.

Тайная комната с ее дверью.

На пороге комнаты она обернулась, посмотрев на сгорбленную фигуру доктора, ее доктора, и поняла, что любит его больше всего на свете.

И обязательно узнает, кто же убил Роджера Экройда и заодно доктора Шеппарда, а теперь пытается подставить ее Женьку.

– Будь осторожна, Ниночка! – проронил он, в волнении протирая пенсне, а она, потянув на себя ручку двери, произнесла:

– Через семь минут увидимся, Женечка. Ты поставь, что ли, чаю. И без меня глупостями не занимайся!

Это была их коронная фраза, которую они адресовали друг другу перед очередным путешествием.

Звучащая обычно задорно, она в этот раз приобрела какой-то новый, зловещий и даже печальный смысл.

Доктору, ее доктору, кем бы он ни был, требовалась помощь – и она сделает все, что от нее зависит, чтобы вытащить его из этой передряги.

И сверх того тоже!

На глазах доктора, ее доктора, Нина заметила слезы и, чувствуя, что и сама вот-вот расплачется, толкнула дверь и прошла в закуток, завершавшийся гладкой кирпичной стеной.

Девушка зажмурилась, сконцентрировалась – открыла глаза и увидела свою дверь, лакированную, темно-синюю, с ручкой в виде разинутой пасти льва.

А что, если дверь ее не впустит?

Она, не колеблясь, нажала на ручку – и та, плавно поддавшись, провернулась. Нина распахнула дверь и шагнула во мглу…

…и ощутила, что сверху на нее льется нудный холодный дождь. Осмотревшись по сторонам, Нина поняла, что перемещение состоялось и теперь она находится в каком-то подобии старого английского парка.

Приглядевшись, она оцепенела. Нет, не в парке, а на кладбище, о чем свидетельствовали разнообразные, в основном старинные, позеленевшие, истертые, поросшие мхом кресты и надгробия.

Обернувшись, Нина поняла, что шагнула в эту литературную вселенную из двери склепа. Та, со скрипом дернувшись, захлопнулась, обдав Нину затхлым могильным амбре.

Чувствуя, что ветер, перемешанный с дождем, хлещет ей в лицо, Нина раскрыла зонтик – не зря же прихватила его с собой.

И двинулась по зеленой, но уже начинающей жухнуть траве кладбища вдоль неровных рядов захоронений. Неподалеку ее взору предстала небольшая, но импозантная часовня.

Отчего дверь вывела ее на кладбище? Нина уже давно поняла, что случайностей при путешествиях не бывает, и то место, в котором ей суждено перешагнуть границы привычной реальности и мира литературного, имеет для ее миссии большое значение.

Тут, задев каблуком криво лежащую и ею не замеченную могильную плиту, она едва не полетела вперед – хорошо, что зонтиком успела зацепиться за землю.

И едва не приземлилась на свежей, судя по вывороченной земле, нескольким одиноким венкам из увядших лилий и новенькой темно-красной гранитной плите, могиле.

На ней было по-английски начертано: «Джеймс Гуго Шеппард, доктор медицины, родился 31 августа года 1888-го, умер 27 сентября года 1926-го. Возлюбленному младшему брату от безутешной старшей сестры. Покойся с миром – ты вверил себя безмерной милости Господней».

Нина, охваченная суеверным ужасом, несколько раз перечитала эту эпитафию, позабыв об усиливающемся дожде. Значит, она попала сюда вовсе не до разоблачения убийцы, а уже после – и после смерти доктора Шеппарда, который, судя по всему, был убит.

Выходит, и с Пуаро повидаться не придется, потому что тот наверняка уже отбыл восвояси, решив больше не выращивать в живописной деревушке Кингз-Эббот на юге Англии тыквы, а вернуться в Лондон, в свою шикарную современную квартиру в новомодном жилом комплексе, куда доктор Шеппард и послал ему свою рукопись с признанием.

Или кто-то, убив доктора Шеппарда, сделал это за него.

– Не находите, что эпитафия весьма странная? – раздался вдруг мелодичный женский голос за спиной Нины, и та, подпрыгнув от страха, обернулась.

Около нее, ранее ею не замеченная, стояла женщина средних лет, не красавица, но весьма миловидная, облаченная во все черное, с заплаканными глазами.

Неужели сестра доктора Каролина – и его предполагаемая убийца?

Однако доктору, судя по всему, было около сорока, а этой особе чуть за сорок, она никак не могла быть его старшей сестрой, причем, как в случае с Каролиной Шеппард, старше брата на много лет.

– Добрый вечер, – произнесла особа, горестно улыбаясь. – Вы знали Джеймса?

Нина, уже разработавшая тактику, как реагировать на подобные вопросы, ответила:

– Кое-что читала об этом запутанном деле…

Ну да, роман Агаты Кристи! Читала – как и миллионы, нет, вероятно, за прошедшие почти сто лет с момента публикации даже миллиарды любителей детективов.

Которые все как один ужасались развязке и ничуть не сомневались в том, что убийца Роджера Экройда – рассказчик доктор Шеппард.

Тот самый, который покоился на кладбище деревушки Кингз-Эббот, прямо у нее под ногами.

Дама, качнув головой, опустилась перед могилой доктора, и Нина заметила у нее в руках крошечную фиалку в мини-горшочке.

– Меня зовут Ганнет, Фелиция Ганнет, – произнесла дама, и Нина, лихорадочно перелопачивая свою память, вдруг поняла: ну да, в романе имелась такая мисс Ганнет, местная старая дева, большая сплетница, хотя калибром и поменьше, чем Каролина Шеппард. Не то что второ-, а даже третьестепенный персонаж, который, как в любом романе, нужен для того, чтобы заполнять маловажные сцены, ввернуть парочку шуток и вообще разбавить круг основных действующих лиц.

Только в романе это была глуповатая, явно пожилая женщина, типичная старая дева и деревенская сплетница, не игравшая никакой роли в расследовании, а лишь маячившая то тут, то там на нарративном горизонте, а тут, в реальности, – пусть и немолодая, но далеко и не старая, приятная и, как поняла Нина, любившая покойного доктора Шеппарда.

Осторожно поставив горшочек с фиалкой на могилу доктора, мисс Ганнет сказала:

– Знаете, я ведь любила Джеймса. И он меня тоже. Вас удивляет, что я, не имея чести знать вас, мисс, открываю вам свои сердечные тайны? Ну, в нашей связи, исключительно платонической, не было ничего предосудительного. Я ведь даже, чтобы не навредить врачебной карьере Джеймса, перестала быть его пациенткой и перешла ко второму нашему врачу, доктору Хамбли. Мы, два увядающих цветка, сплелись в яркий осенний венок…

Она вздохнула и добавила:

– Мы ведь даже строили планы на будущее, мечтали в начале следующего года сыграть свадьбу. Но она об этом и слышать не хотела.

– Она? – переспросила Нина, и мисс Ганнет подтвердила, меланхолично убирая опавшие листья с могилы любимого человека:

– Ну да, его сестра, Каролина. Конечно, она в свое время заменила Джеймсу мать, так рано умершую, но это вовсе не значит, что она могла командовать им до седых волос. Причем не до своих, а до его. А Каролина командовала! И, конечно же, пронюхав о нашей любви, старалась во что бы то ни стало помешать нам. Потому что она не могла позволить себе потерять брата, который во всем ее слушался и финансово ее обеспечивал. Ужасная, опасная женщина!

Которая убила своего брата в том числе и потому, что не хотела допустить его свадьбы?

Поднявшись, мисс Ганнет вздохнула:

– Вижу, что надоела вам своими откровениями. Извините меня за это, но я все не могу поверить, что Джеймса больше нет…

– Ничуть не надоели, – сказала Нина, раскрывая свой зонт над головой мисс Ганнет. – И если я что и вижу, так это то, что вы любили своего Джеймса. Кстати, у вас ведь имеется здесь булочная или кондитерская? Разрешите пригласить вас на чашку чая?

Заведение под названием «Синяя птица», располагавшееся не так далеко от кладбища (вся деревушка Кингз-Эббот была крошечной, словно игрушечной), показалось Нине смутно знакомым – нет, бывать она в нем не бывала, но читала о нем.

И только когда опрятная официантка подала им отличный крепкий чай вместе с тающими во рту желто-розовыми баттенбергами, вспомнила – ну да, эта кондитерская имелась в романе Кристи «Объявлено убийство», причем в совершенно иной деревушке.

Но это в романе, а в реальности эта самая кондитерская имелась здесь, в Кингз-Эббот.

Мельком взглянув на свежие газеты, которые посетители могли читать во время неспешного чаепития и поглощения разнообразных сладостей, Нина заметила дату: «14 октября 1926 года». Значит, с момента смерти доктора Шеппарда миновало около трех недель.

– Ах, вы так добры ко мне, мисс! – произнесла мисс Ганнет, держа в руках чашку с горячим ароматным чаем. Нина отметила про себя, разглядывая ее, что могла понять, почему доктор Шеппард выбрал ее: красота не явная, бьющая на эффект, а меланхоличная, пробирающая до сердца.

Понимая, что настало время представиться, Нина произнесла:

– Меня зовут Нина Дорн. Да, имя не английское, как и мой акцент, я из России. Мои родители бежали вместе со мной от революции и осели в Лондоне. Я – секретарша месье Пуаро. Эркюля Пуаро.

Не хватало только, чтобы мисс Ганнет объявила, что месье Пуаро все еще пребывает в деревне, но она ответила:

– Ах, все о нем только и говорят! Я с ним ни разу не общалась, только видела несколько раз на улице. Напыщенный тип с опереточными усами, как у провинциального парикмахера. Но Каролина Шеппард по нему с ума сходила. Да и с Джеймсом он постоянно общался. Причем был последним, кто видел Джеймса живым, – они о чем-то говорили, а на следующе утро Джеймса нашли мертвым! Отравление  «Вероналом»!

Уж не подозревала ли мисс Ганнет в убийстве доктора Шеппарда самого великого Пуаро? Какой поворот сюжета! Впрочем, ведь в последнем романе с участием Пуаро Агата Кристи применила именно этот прием и сделала сыщика убийцей – правда, убийцей серийного маньяка, остановить которого иначе было просто нельзя.

Но вряд ли этот же трюк имеет место сейчас, ведь доктор Шеппард, судя по всему, был не убийцей, а жертвой.

– Все твердят, что Джеймс, взбудораженный последними событиями, ну, я имею в виду смерть миссис Феррар, убийство мистера Экройда, расследование месье Пуаро, по ошибке принял слишком большую дозу «Веронала». Но я так не считаю!

Ее слова, полные горечи и боли, так не вязались с милой обстановкой кондитерской: почтенная деревенская публика, портрет королевской четы над весело потрескивающим камином, потрясающе вкусный десерт и сенсационный цейлонский чай 1926 года.

– Думаете, что это… самоубийство? – произнесла Нина, осторожно выговаривая последнее слово, и мисс Ганнет фыркнула.

– Если бы вы знали Джеймса, то сразу отмели бы эту мысль, мисс Дорн! Потому что он очень любил жизнь, был таким веселым и добрым человеком…

Возникла пауза, и мисс Ганнет, отпив из чашки и поставив ее на блюдечко, бросила беглый взгляд по сторонам и понизила голос:

– Нет, мисс Дорн, Джеймс с собой, конечно же, не кончал. И несчастным случаем это тоже не было, он ведь был опытный врач и никогда бы не проглотил вместо одной таблетки сразу десять, а именно такую дозу «Веронала» нашли в его желудке…

Нина заметила, что на глаза мисс Ганнет навернулись слезы.

– Но что тогда? – подтолкнула она собеседницу к откровению, однако та, бросив на Нину проницательный взгляд, ответила вопросом на вопрос:

– А что вы делаете у нас в Кингз-Эббот, мисс Дорн?

Нина замялась, и мисс Ганнет, говоря еще тише, прошептала:

– Вас ведь прислал месье Пуаро? Потому что он сам остался не удовлетворенным результатами своего расследования? Потому как никто толком не знает, чем оно завершилось и кто убил Роджера Экройда!

Нина, кивнув, сказала:

– Месье Пуаро сейчас по крайне важному делу в Египте, поэтому я собираю для него кое-какую информацию. Но больше сказать не могу…

Мисс Ганнет словно прорвало:

– Ну да, понимаю, вы ничего сказать не можете, но я и так все понимаю. Ведь сначала все были уверены, что Роджера Экройда убил его пасынок, Ральф Пейтен, никчемный, надо сказать, молодой балбес. Джеймс был так добр к нему, что помог ему скрываться от полиции, когда Ральф почти сошел с ума от страха, и устроил его под видом больного в психиатрическую лечебницу в Кранчестере, это тут, в девяти милях…

Нина кивнула – в романе это было доказательством того, что доктор, готовя пасынка на роль козла отпущения, намеренно подбивал его прятаться от полиции, навлекая на парня подозрения.

А в реальности?

– И теперь все твердят, что Джеймс только усугубил ситуацию, ведь если бы Ральф пришел в полицию сразу, то никто бы его не заподозрил. Какая чушь, скажу вам! Потому что я скажу вам то, чего никто не знает и что Джеймс наверняка по доброте душевной утаил от месье Пуаро: Ральф Пейтен – наркоман, причем со стажем, и Джеймс устроил его в лечебницу не просто так, а чтобы тот смог победить свой недуг.

Нина с интересом уставилась на мисс Ганнет, которая, быть может, была не такой пожилой и глупой, какой она представала в романе, но явно большой сплетницей, бывшей в курсе разного рода деревенских грешков и тайн.

– Ральф Пейтен – наркоман? – воскликнула Нина. И на ее слова обернулись сразу несколько посетителей кондитерской.

Мисс Ганнет, нервно дернувшись, сказала: