Текст книги "Дрезденская бойня. Возмездие или преступление?"

Тем временем война подходила к неизбежному финалу. 6 мая Ганса Фойгта вызвали в Главное управление криминальной полиции в Министерстве внутренних дел, где дали указание взять под контроль зловещую коллекцию обручальных колец, собранных в процессе идентификации жертв и хранившихся в семи ведрах. Сам Фойгт не захотел брать на себя ответственность за такое большое количество драгоценностей. Так что все они еще оставались на восточном берегу Эльбы, когда двумя днями позднее, 8 мая, советские передовые части вступили в Дрезден.

Красноармейцы заняли здания министерств, и все собранные драгоценности попали в их руки. Позднее из города было также вывезено бесценное собрание картин, хранившихся в железнодорожном туннеле. В течение десяти лет шедеврам живописи из Дрезденской галереи суждено было находиться в Москве.

Работники семи бюро, которые занимались идентификацией погибших и составлением списков без вести пропавших, были изгнаны из контор, всякая дальнейшая работа в этом направлении прекратилась. Гансу Фойгту велели перевезти записи на новое место, в здание муниципалитета района Лейбен. Во главе трех служащих он продолжил обработку восьмидесяти тысяч учетных карточек, составленных в первые месяцы после тройного авиаудара.

Советские военные чиновники заняли помещение отдела регистрации, после чего вывалили в сарай пачки с карточками и образцами одежды, которые, возможно, помогли идентифицировать еще одиннадцать тысяч жертв. Через несколько дней все это архивное имущество сожгли из-за зловонного запаха, который никак не хотел выветриваться.

Проблема потерь

Страдания жителей Дрездена, подвергнувшихся столь жестокой бомбардировке, неисчислимы. Однако вполне поддаются статистическому учету потери, то есть разрушения и жертвы. И вот здесь встречаются серьезные разночтения.

Согласно полицейскому отчету, подготовленному вскоре после авианалетов, в городе сгорело 12 тысяч зданий. В отчете также сообщалось, что было разрушено:

24 банка, 26 зданий страховых компаний, 31 торговая лавка, 6470 магазинов, 640 складов, 256 торговых залов, 31 гостиница, 26 трактиров, 63 административных здания, 3 театра, 18 кинотеатров, 11 церквей, 60 часовен, 50 культурно-исторических зданий, 19 больниц (включая вспомогательные и частные клиники), 39 школ, 5 консульств, 1 зоологический сад, 1 водопроводная станция, 1 железнодорожное депо, 19 почтамтов, 4 трамвайных депо, 19 судов и барж.

Кроме того, было зафиксировано и уничтожение военных целей: командный пункт во дворце Ташенберг, 19 военных госпиталей и множество менее значимых зданий военных служб. Серьезный ущерб понесли 136 заводов (включая несколько предприятий Цейса по производству оптики), 28 – средний ущерб; 35 – небольшой.

В ноябре 1945 года, то есть в начальный период оккупации, городское управление планирования опубликовало более подробные данные о потерях Дрездена. При этом учитывались не только последствия атак бомбардировочной авиации Королевских ВВС, но и всех налетов, включая случайные. Из 35 470 жилых зданий в районе Дрездена лишь 7421 дом не был разрушен. Если говорить о конкретных домах и квартирах, то из 220 тысяч жилых массивов около 90 тысяч стали окончательно непригодными для жилья. Если брать сравнительные удельные критерии, то, к примеру, в Мюнхене на каждого горожанина после войны пришлось 6,5 кубического метра каменных обломков, в Штутгарте – 8,5 кубического метра; в Берлине – 12,6; в Кельне – 31; а в Дрездене – 43 (более одиннадцати грузовиков с обломками на каждого жителя, включая погибших)!

Ущерб, причиненный промышленной зоне города на первый взгляд мог показаться непоправимым. По крайней мере, в отчете командования бомбардировочной авиации Королевских ВВС утверждалось, что «в результате налетов по железнодорожной инфраструктуре города был нанесен тяжелый ущерб, что полностью парализовало коммуникации», а «железнодорожные мосты через реку Эльба – жизненно важные для переброски войск – оставались недоступными для движения в течение нескольких недель после налета».

Однако в действительности городская инфраструктура довольно быстро оживала, что подтвердил в послевоенных показаниях германский министр вооружений и военной промышленности Альберт Шпеер.

15 февраля для большей части Нового Города и окраин была возобновлена подача электроэнергии. 18 февраля через город начали ходить поезда. 19 февраля было восстановлено трамвайное сообщение между промышленными зонами. Два завода «Заксенверк», производящие электронные комплектующие и расположенные в районах Нидерзедлиц и Радебергер, совсем не попали под удары фугасных бомб. При этом на завод Нидерзедлица упало несколько «зажигалок», которые ловко подхватили и затушили местные пожарные. Утром после тройного удара немногие из коллектива этого завода явились на работу, однако позднее выяснилось, что жертв среди них на удивление мало: из пяти тысяч погибли около трехсот человек. Объяснение простое: с одной стороны, немногие из рабочих завода Нидерзедлица проживали в черте города, с другой стороны, районы полного разрушения в Дрездене охватывали в основном кварталы с населением из среднего класса.

Подобным же образом завод взрывателей, принадлежащий «Цейс-Икон Гелеверк» и разместившийся в Новом Городе (вероятно, единственный завод Дрездена, о котором можно было определенно сказать как об объекте авианалета), полностью уцелел, так же как и промышленная зона на месте бывшего Арсенала в Альбертштадте.

Все эти заводы и фабрики, конечно, пострадали от непрямого воздействия авианалета, что выражалось в нарушении подачи электроэнергии, деморализации рабочих и служащих, в сокращении их численности, а также в возникшем дефиците транспортных средств. Однако нельзя сказать, что ущерб здесь был сколько-нибудь значимым и угрожающим производству.

Получается, что самые ощутимые потери Дрезден понес именно в части культурно-исторического наследия. И с этим мнением придется согласиться, если взглянуть на то, как долго и мучительно восстанавливался центр города, ныне вновь привлекающий туристов со всего мира.

Только на расчистку пятнадцати квадратных километров территории от развалин ушло одиннадцать лет. При этом безвозвратно сносились и те руины, которые еще можно было спасти – к примеру, полностью уничтожена церковь Святой Софии. В итоге от террасы Брюлля до Центрального вокзала раскинулся сплошной пустырь, на котором правительство ГДР начало возводить многоэтажные квартирные дома.

Мощный удар пришелся по Дворцу-резиденции. Он загорелся, жестяные крыши плавились от жара. Из-за этого серьезно пострадала знаменитая сокровищница «Зеленые своды». Дворец собирались снести, однако дрезденцы пошли на уловку: полуразрушенное здание стали использовать в качестве фермы для выращивания шампиньонов. В 1985 году политический глава ГДР Эрих Хоннекер пообещал восстановить Дворец-резиденцию в прежнем, довоенном, виде, однако к моменту объединения Германии не было завершено даже наиболее сохранившееся западное крыло. Только в 1991 году стартовали серьезные реставрационные работы, которые продолжаются по сей день, причем часть музейных помещений уже доступна для посещений. В 1991 году была восстановлена и Сторожевая башня, потерявшая в ходе налета верхнюю часть. Общая стоимость возрождения Дворца-резиденции со всеми пристройками оценивается в 337 миллионов евро.

Значительно пострадал дворец Ташенберг. Внутренние перекрытия частично обрушились, и пустая закопченная коробка здания простояла до 1992 года. Восстановление здания как памятника архитектуры обошлось бы слишком дорого, поэтому дворец отдали на откуп коммерсантам. 31 марта 1995 года в нем был открыт первый пятизвездочный отель Саксонии.

Понятно, что колоссальный ущерб был нанесен ансамблю Цвингера. Бомбы попали в фонтан «Купальня нимф», в павильоны Дрезденской оружейной палаты и Физико-математического салона. Все крыши сгорели, высокая температура спровоцировала плавление песчаника, из которого складывались постройки, что привело к деформации и обрушению фасадов. Получило повреждения, хотя и менее значительные, здание Дрезденской галереи.

Примечательно, что решение о восстановлении Цвингера было принято сразу после начала оккупации. 14 августа 1945 года состоялась первая консультация по координации реконструкции с участием советской военной администрации. План был утвержден через четыре дня. В мае 1951 года была открыта для посетителей часть внутреннего двора, а окончание работ торжественно отметили 30 октября 1960 года. На реконструкцию Цвингера, включая Дрезденскую галерею, было потрачено 20 миллионов немецких марок. Впрочем, восстановление отдельных внутренних интерьеров продолжается до сих пор.

В 1945 году советские военные вывезли из столицы Саксонии значительную часть собрания картин Дрезденской галереи. На протяжении десятилетия коллекция хранилась в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина. В 1955 году состоялся торжественный визит правительственной делегации СССР в ГДР, в ходе которого по настоянию Никиты Хрущева были возвращены 1240 картин. В 1956 году заново открылась часть галереи, построенная Готфридом Земпером, а к 1960 году было восстановлено все здание целиком, и горожане снова смогли увидеть лучшие произведения старых мастеров.

Пришлось дожидаться своей очереди на реконструкцию и зданию Дрезденской государственной оперы. От нее после бомбардировки остались лишь наружные стены и некоторые скульптуры. Во время сноса полуразрушенных зданий и расчистки города от завалов, руины оперы решено было не трогать, в 1952 году их даже укрепили, что в дальнейшем облегчило реставрационные работы. Они начались только в июне 1977 года. Реставрация велась под руководством архитектора Вольфганга Хэнша. Планировка здания была изменена в соответствии с современными требованиями к оперному театру. Количество зрительских мест сократилось до 1300. С обратной стороны было пристроено здание, используемое ныне для репетиций и офисов администрации. Реставрация завершилась через восемь лет. Очередное (третье в истории!) открытие обновленной оперы состоялось в день 40-летия бомбардировки Дрездена – 13 февраля 1985 года.

У придворной католической церкви Хофкирхе рухнула крыша и частично осыпались наружные стены. Однако дрезденские католики почти сразу приступили к ее восстановлению, и в 1947 году в ней начались богослужения, а к 1962 году реконструкция была завершена.

Величественный лютеранский собор Фрауэнкирхе был уничтожен практически полностью. Уцелел лишь фрагмент стены. Горожане тщательно собрали осколки стен, пометили и сохранили их. Почти полвека руины собора стояли как памятник жертвам войны. Только в январе 1993 года начались его расчистка и восстановление. В ходе реконструкционных работ применялись известные методы средневековых ремесленников в сочетании с новейшими технологиями и современным оборудованием. Была разработана специальная компьютерная программа, помогающая анализировать найденные фрагменты. Она позволяла получить трехмерное изображение каждой находки и определить ее изначальное местонахождение. Так был создан точнейший план восстановления храма. В результате 44 % кладки было восстановлено из обломков, и в 2005 году возрожденный собор был торжественно открыт для посетителей. В первой службе приняли участие немецкий президент Хорст Келер, канцлеры Герхард Шредер и Ангела Меркель.

Так, шаг за шагом, здание за зданием, историческая часть Дрездена возрождалась из пепла. Но если с материальными потерями все более или менее ясно, то вопрос о количестве жертв по сей день вызывает ожесточенные споры.

Как и в Гамбурге, огненный смерч в Дрездене охватил самые населенные районы города, при этом лишь немногим удалось пережить ночной кошмар. Только один пример, взятый из бесконечных списков Ганса Фойгта, возглавлявшего отдел регистрации умерших: из 864 жителей Зайдницер-штрассе, зарегистрированных в полиции к ночи атаки, выжили только восемь; из 28 жильцов дома № 22 на Зайдницер-штрассе выжил только один; все 42 жильца из соседнего дома № 24 погибли.

Известно, что в Гамбурге, в центре огненного смерча, погибло около трети всего населения. Если подобный список жертв оказался возможен в Гамбурге, где были приняты самые строгие меры ПВО, логично предположить, что в неподготовленном и незащищенном Дрездене во время сокрушающего тройного удара процент потерь был больше. А ведь с учетом прибывающих беженцев и проходящих войск общее количество людей в столице Саксонии к моменту бомбардировки приближалось к миллиону человек.

Тем не менее при оценке потерь всегда нужно учитывать влияние идеологической борьбы. В феврале 1945 года Министерство народного просвещения и пропаганды Йозефа Геббельса распространило информацию о том, что число погибших в Дрездене составило около 200 тысяч человек. Однако несколько дней спустя власти, отвечавшие за спасательные работы в подвергшихся бомбардировкам городах, называли более скромное количество: «от 120 до 150 тысяч погибших». При этом в закрытом мартовском отчете власти города сообщили о 25 тысячах погибших, но тут речь шла о тех, кого удалось к тому моменту подсчитать по останкам.

Многие историки послевоенного периода, писавшие о результатах стратегических бомбардировок (в том числе самый авторитетный из них Дэвид Ирвинг), пришли к выводу, что общее число жертв можно оценить в 135 тысяч человек. И хотя в поздних источниках все еще можно встретить разброс от 35 до 500 тысяч погибших, большинство исследователей склонялось к усредненной сумме, названной Дэвидом Ирвингом на основе изысканий Ганса Фойгта.

В 2005 году по заказу Дрездена была создана комиссия из тринадцати немецких историков, которая взялась поставить последнюю точку в вопросе о людских потерях. Комиссия появилась после того, как правая Национал-демократическая партия Германии, получив на выборах места в парламенте Саксонии, начала публично сравнивать бомбардировки немецких городов с холокостом, доведя общее количество до миллиона жертв. В отчете комиссии, опубликованном в 2010 году, сказано, что в Дрездене погибли от 22 до 25 тысяч человек. Другие оценки были названы «преувеличенными или основанными на сомнительных источниках». Столь незначительное число потерь по сравнению с другими городами комиссия объяснила тем, что при тройном авиаударе использовался меньший тоннаж бомб при высокой точности попадания.

Выводы авторитетной комиссии прямо-таки напрашиваются на то, чтобы их оспорить. Ведь мы помним, что об особой точности попадания бомб говорить как раз не приходится; что бомбардировка велась не по конкретным объектам, а по площадям; что многие из жертв никогда не были идентифицированы, а материалы по ним утеряны или уничтожены. Мнение Ганса Фойгта, который работал на месте, вызывает куда больше доверия, чем заключение историков, проводящих расследование под влиянием политической конъюнктуры. Поэтому данные комиссии можно с тем же успехом назвать заниженными или основанными на сомнительных источниках. Даже если Фойгт преувеличил в позднейшей оценке, простейшее суммирование потерь, зарегистрированных его бюро, дает нам до 90 тысяч жертв, что согласовывается и с другими косвенными подсчетами.

Таким образом, вполне можно утверждать, что бомбардировка Дрездена по уровню людских потерь стоит в одном ряду с массированным налетом на Токио (88 тысяч погибших), а также атомными ударами по Хиросиме (90 тысяч погибших) и Нагасаки (60 тысяч погибших).

Остается важный вопрос: ради чего были убиты десятки тысяч человек?

Глава 5
Немыслимые планы

Тайна Дрездена

Историки Второй мировой войны редко сходятся в оценках тех или иных событий, тактик и стратегий. И все же когда речь заходит об эффективности действий британской стратегической авиации, то аналитики приходят к единому выводу: авиация явно не оправдала тех надежд, которые на нее возлагались.

Приведу в качестве примера соображения генерал-майора Джона Фуллера, военного историка и теоретика, изложенные им в книге «Вторая мировая война, 1939–1945 годы. Стратегический и тактический обзор» (1948):

Стоило ли производить эти опустошительные устрашающие налеты? Другими словами, являлись ли они стратегическими налетами? Нет, они не являлись таковыми, потому что вся стратегия понималась Черчиллем и его советниками неправильно, если вообще у Черчилля была какая-либо стратегическая концепция.

В 1940 г. … немцы были отбиты не потому, что у них не хватало авиации или сухопутных сил, а в первую очередь вследствие недостатка морских сил. Перед Гитлером стояла проблема перешагнуть через Ла-Манш. Такая же проблема стояла перед Черчиллем начиная с июля 1940 г., и, с еще меньшим основанием для оправдания, он не сумел воспользоваться ошибкой немцев. Каждая новая миля, захваченная немцами на чужом побережье, увеличивала морское преимущество Британии, ибо расширяла возможности использования ее военно-морских сил. Одновременно это ослабляло немцев, так как вынуждало их разбрасывать силы. Чем для России была глубина пространства, тем для Англии была ширина, ибо каждая лишняя миля сухопутных сообщений ослабляет фронт так же, как ослабляет силы каждая дополнительная миля береговой обороны.

Вот почему Черчилль как стратег должен был понимать, что победить в войне можно, только опираясь на морские силы. А так как флот, чтобы использовать господство на море, нуждается в воздушных силах, то таковые должны стоять на втором месте после него. Далее, поскольку морским и воздушным силам для окончательного завоевания территории нужны сухопутные силы, то последние следует ставить в один ряд с воздушными силами.

Короче говоря, чтобы обеспечить экономию, мобилизацию и сосредоточение ударной мощи, надо объединить все три вида вооруженных сил.

Иначе обстояло дело в британских вооруженных силах. Авиация в основном была отделена от морских и сухопутных сил. Конечно, психологическое и экономическое воздушное наступление на Германию потребовало мобилизовать на защиту половину германской авиации и заставило использовать около миллиона человек в системе противовоздушной обороны, а следовательно, ослабило Германию в наступательном отношении. Однако Англии это наступление стоило того, что, согласно отчету, она была вынуждена «заставить военное производство на 40–50 % работать на одну авиацию». Значит, только 50–60 % приходилось на флот и сухопутные силы. Это подтверждается тем, что 2 марта 1944 г. военный министр Джеймс Григг, представляя парламенту проект бюджета армии, сказал: «Для выполнения плана английских воздушных сил уже занято больше рабочих, чем для выполнения плана вооружения армии, и я беру смелость сказать, что на изготовлении одних только тяжелых бомбардировщиков занято столько же рабочих, сколько на выполнении плана всей армии».

Если бы Черчилль уяснил, а он должен был уяснить то, что в свое время хорошо понял и осуществил его великий предок – первый герцог Мальборо, что для Англии проблема стратегии была прежде всего морской проблемой, после которой стояла сухопутная, то он не стал бы расходовать половину ресурсов страны на то, чтобы «заставить противника сгорать в огне пожаров и истекать кровью», а распределил бы ресурсы государства в порядке очередности для решения следующих задач: 1) создание достаточного количества истребителей и истребителей-бомбардировщиков, чтобы завоевать и сохранить господство в воздухе и этим обеспечить безопасность Британским островам и прикрыть действия морских и сухопутных сил; 2) создание достаточного количества высадочных средств, чтобы использовать господство на море, которое уже было у Черчилля; 3) создание достаточного количества транспортных самолетов, чтобы снабжать сухопутные силы и поддерживать их подвижность сразу, как только они будут высажены.

И только после всего этого можно было выделить ресурсы на «стоящий затрат эксперимент» Черчилля – на стратегические бомбардировки.

Вследствие того что вторая и третья из указанных задач не были решены в достаточной мере, … почти все кампании, проводившиеся после окончательного захвата союзниками инициативы на Западе в ноябре 1942 г., были ограничены из-за недостатка высадочных средств или в результате нехватки транспортной авиации. Вот почему вывод может быть только один: как эксперимент стратегические бомбардировки Германии вплоть до весны 1944 г. были расточительным и бесплодным мероприятием. Вместо того чтобы сократить войну, они только затянули ее, ибо потребовали излишнего расхода сырья и рабочей силы.

Прошу заметить, что обзор сделан Джоном Фуллером в 1948 году, то есть сразу после окончания войны, по горячим следам. И выводы звучат неутешительно для сторонников стратегической концепции Джулио Дуэ. Вообще говоря, Фуллер достаточно нелицеприятно отзывается об идеях итальянского генерала, считая их прожектерскими и оторванными от реальности. И у него были на то основания.

Давайте вспомним, какие именно цели в рамках доктрины Дуэ должна была преследовать бомбардировочная авиация, чтобы добиться перелома в войне. Первая цель – подрыв экономической и военной мощи в тылу противника. Вторая – разрушение транспортных коммуникаций, связности между регионами и войсками. Третья – ослабление морального духа вражеского населения, пробуждение бунтарства и провоцирование революции. Ни одна из заявленных целей в войне с Германией не была достигнута. Огромная и мощная машина разрушения в виде стратегической авиации, агрессивно пожиравшая собственные скудные ресурсы, начала достаточно эффективно работать только в последние месяцы боевых действий, когда перелом на фронтах стал очевиден, а потери немецких войск, в том числе в люфтваффе, приблизились к критической отметке.

С другой стороны, на примере действия Королевских ВВС в эти последние месяцы войны мы видим, что пресловутая машина оказалась вещью в себе и далеко не всегда корректно выполняла приказы командования, особенно если они были расплывчато сформулированы. К примеру, тотальное разрушение городов на пути продвигающихся войск вовсе не являлось необходимой мерой. Получается, что Дрезден был уничтожен совершенно зря и средства на его массированную бомбардировку в буквальном смысле выброшены на ветер.

Наверное, что-то такое начал подозревать и неистовый маршал Артур Харрис, когда увидел, как высшие британские политики во главе с Уинстоном Черчиллем пытаются переложить на него ответственность за неоправданно жестокое разрушение Дрездена. В письме, направленном в Министерство авиации 29 марта 1945 года, маршал довольно резко заявил:

Нападения на города, как любые другие военные действия, неприемлемы, если они стратегически не оправданы. Но они стратегически оправданы, поскольку могут ускорить окончание войны и сохранить жизни союзнических солдат. По моему мнению, мы не имеем абсолютно никакого права прекратить такие действия, если даже они не будут иметь этого эффекта… Чувства, возникающие при упоминании Дрездена, может легко объяснить любой психиатр. Они связаны с памятью о немецких вязанках и дрезденских пастушках. Но в действительности Дрезден был складом боеприпасов, правительственным центром и ключевым транспортным пунктом.

Как видите, сэр Артур Харрис не раскаялся. Вместо этого он попытался перевести вопрос об аморальности бомбардировки Дрездена в плоскость обсуждения допустимости возмездия на войне, то есть вернулся к тому, с чего начинались первые воздушные операции в Европе. Боевая эффективность противопоставлялась узкой нравственной доминанте национального самосознания, которая более подобает фашиствующим демагогам, нежели тем, кто воспитан в духе истинного уважения к человеческой жизни.

И все же разгадка бомбардировки Дрездена есть. Достаточно вспомнить о том, какие именно инструкции давались экипажам «Ланкастеров» перед вылетом. Среди прочих целей налета на столицу Саксонии была и такая: «Заодно показать русским, когда они прибудут в город, на что способны Королевские ВВС».

Разумеется, речь шла о поддержке чисто дипломатической игры. Столь явная демонстрация мощи теоретически была способна изменить характер переговоров о послевоенном устройстве Европы, сделав Сталина немного уступчивее. И хотя Ялтинская конференция, когда любой дополнительный козырь в политическом рукаве мог повлиять на очертания границ и судьбы миллионов, давно миновала, следовало позаботиться о будущем противостоянии, которое неизбежно назревало в стане бывших союзников антигитлеровской коалиции. В таком контексте бомбардировка Дрездена выглядит не демонстрацией, а репетицией – вариантом Третьей мировой войны.