Текст книги "Феномен российских маньяков. Первое масштабное исследование маньяков и серийных убийц времен царизма, СССР и РФ"

В революционном вихре
Действительно ли при Ленине и Сталине было мало маньяков?

Радикальная перестройка общественных отношений в 1917 году отряхнула с российского социума прах прежних иерархий, став рубить гордиевы узлы предрассудков и пережитков. Обновление жизни еще с 1861 года стало отчасти выбивать почву из-под ног «салтычизма» – условий, обеспечивающих нормализацию сословно-иерархической жестокости. А в 1917 году был вбит еще один, самый крупный гвоздь в крышку гроба этого явления. В первые послеоктябрьские годы было немало сделано для борьбы с проституцией и прочими половыми пороками (на фоне идеологического утверждения свобод в гендерно-сексуальной сфере в 1920–1930-е), которые обычно «пробуждают» маньяков из числа сексуальных психопатов и женоненавистников, вроде Николая Радкевича. Однако буря и натиск этой эпохи с ее невротизацией и террором невольно превратили общество в «серийного убийцу», точнее – ожесточили социум, разделенный на два непримиримых классовых лагеря. Так вынужденно включился «зеленый свет» насилию как главному инструменту радикального политического действия. Но первые десятилетия после 1917 года не были богаты на резонансных серийных убийц-одиночек, вызывающих оторопь, порождающих фобии и легенды. Таких в ленинско-сталинский период было, строго говоря, всего пять человек, о которых существуют достоверные сведения.

Первым, с некоторыми условностями, можно считать «шаболовского душегуба» Василия Петрова (Комарова), орудовавшего в Москве в 1921–1923 годах. Широкая публика узнала о нем благодаря судебным репортажам писателя Михаила Булгакова.

Вторым был «однорукий бандит» Александр Лабуткин, расстреливавший своих жертв в 1933–1935 годах в окрестностях Ленинграда. (Как и Комаров, убивал он не столько ради наслаждения, сколько ради ограбления жертв.)[29]29
  М. А. Булгаков как журналист присутствовал на судебном процессе над Петровым (Комаровым) и его сообщницей-женой, который проходил 6–8 июня 1923 года в Политехническом музее. 20 июня 1923-го в газете «Накануне» был опубликован его репортаж «Комаровское дело».


[Закрыть]

Александр Лабуткин

Третьим – самый молодой сексуальный маньяк в отечественной истории Владимир Винничевский, расправлявшийся с детьми в Свердловске в 1938–1939 годах. По сути, он стал единственным известным педофилом первых десятилетий советской власти. О следующем похожем преступнике граждане СССР будут шептаться на кухнях, опасаясь за своих детей, только через 20 с лишним лет – уже в сильно изменившейся социально-политической обстановке.

Владимир Винничевский

Четвертым – «Филипп кровавый», или Владимир Тюрин, убивавший своих жертв в 1945–1947 годах в Ленинграде. Но, как в случае с Петровым (Комаровым) и Лабуткиным, его довольно условно можно включить в состав «классических» маньяков, которые убивают из обусловленной психикой любви к страданиям жертв или из-за сексуальных перверсий. Все трое, судя по материалам их дел, расправлялись с людьми, исходя из корыстных побуждений.

Владимир Тюрин

И пятым – «веревочник» Михаил Запесоцкий, душивший и насиловавший девушек во Владивостоке, а затем в Ленинграде в 1946–1948 годах. Он был единственным из первых советских маньяков, кто избежал смертной казни, которая в послевоенные годы была ненадолго отменена в СССР.

По сравнению с серийными убийцами-маньяками, действовавшими в СССР с 1960-х и до начала 1990-х, которых за тот период авторы книги насчитали около сотни (наиболее массово этот феномен в СССР проявился во второй половине 1970-х и 1980-е, о чем речь пойдет в соответствующей главе), пятеро человек выглядят довольно «скромно». Скорее всего, в реальности их было больше, однако сведения о других инцидентах по разным причинам не раскрыты до наших дней. Но даже если их было не пять, а, скажем, 50 – это число все равно несколько диссонировало бы с той грозной эпохой войн, репрессий и «коллективного» бандитизма, породившего целый феномен «блатной культуры», дожившей до наших дней.

Тут нельзя не сделать отступление и не напомнить, что такое оргпреступность первых лет советской власти на некоторых примерах. Это необходимо для понимания того, как ментальное и политическое ожесточение времен Гражданской войны порождало своих «коллективных маньяков». Чего только стоит, например, действовавшая в начале 1920-х в разных городах СССР банда Михаила Осипова, известного в криминальных кругах как Интеллигент или Мишка-Культяпый, которого также именовали «королем бандитов».

Михаил Осипов

Фирменным почерком банды был так называемый «веер дьявола», в который Осипов связывал своих жертв, а затем проламывал им черепа топором. Следствием было доказано, что на счету банды было не менее 78 убийств в Центральной России, Поволжье, на Урале и в Сибири. Убивал он, как правило, дельцов и прочих «нэпманов», а до кучи и членов их семей. Когда осенью 1923 года банду Культяпого взяли в Уфе, а затем перевезли в Москву, в журнале «Тюрьма» была опубликована стихотворная исповедь «короля бандитов»:

 
На воле жил я – бить учился,
В тюрьму попал – писать решился.
Вот вся история моя…
Я – молодой бандит народа,
Я им остался навсегда.
Мой идеал – любить свободу,
Буржуев бить всех, не щадя.
Меня учила мать-природа,
И вырос я среди воров.
И для преступного народа
Я всем пожертвовать готов.
…Я рос и ждал, копились силы
И дух вражды кипел сильней.
И поклялся я до могилы
Бороться с игом нэпачей[30]30
  Цит. по Г. В. Андреевский, «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1920–30 годы» // М.: «Молодая гвардия», 2008.


[Закрыть].
 

Однако леворадикальная риторика, рифмующаяся с пафосом послереволюционной эпохи, не спасла Мишку Культяпого от «точки пули в конце». Незадолго до расстрела, в декабре 1923 года он написал такие строки в послании ловившему его оперативнику НКВД Филиппу Варганову:

«Для того чтобы успешно бороться с преступностью, нужно искренне ненавидеть причины порождения преступления.

…БОЛЬШАЯ ЗАСЛУГА ПЕРЕД ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ РАСКРЫВАТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И УМЕТЬ ЛОВИТЬ ПРЕСТУПНИКОВ. НО ЕЩЕ БОЛЬШАЯ ЗАСЛУГА ПЕРЕД ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ УМЕТЬ ИХ ИСПРАВЛЯТЬ.

Эти качества я у вас вижу и глубоко ценю, и если бы мы встретились раньше […], моя жизнь пошла бы по другому пути.

Мой совет вам таков: не изменяйте своей тактике и проводите ее в жизнь. Только такими путями возможно бороться с преступностью»[31]31
  Цит. по А. Тарасов, Как обезвредили «короля бандитов» / «Петровка, 38», № 30(9484), 18 августа 2015.


[Закрыть].

Еще более кровавый след в истории оставил Василий Котов (1884[1885]–1923), его родственники и сожительница – Серафима Винокурова. С 1917 (по другим данным – с 1918) по 1922 год они прикончили более ста человек в Московской, Калужской, Смоленской и Курской губерниях. Братья Котовы и их отец, умерший за решеткой, имели множество судимостей еще в дореволюционное время. Сам главарь банды впервые оказался в тюрьме в 12-летнем возрасте за кражу и практически не выходил на свободу вплоть до Октябрьской революции. Другим видным членом банды был уроженец Белгородского уезда Курской губернии Григорий Морозов, который в начале XX века получил срок за убийство полицейского. Морозов считался одним из главных убийц в сообществе, перед смертью он нередко насиловал жертв.

Василий Котов

Григорий Морозов

Вот как описывал банду Котова известный российский психиатр Павел Карпов:

Котов совместно с Морозовым убил около 120 человек, но предстал Котов перед судом нищим, ибо он убивал не богачей, а почти таких же нищих, как и сам, отбирая от убитых домашний скарб, носильное платье и другие вещи домашнего обихода, продаваемые им на базаре за гроши. Котов после совершенного им убийства спокойно садился за стол и ужинал, перед убийством никогда не пил, потому, вероятно, и не был долго обнаруживаем. Во сне он никогда не видел своих жертв, его поступки никогда не вызывали у него раскаяния, у него не было жалости ни к взрослым, ни к детям. Но у него была какая-то особенность, отмечаемая им самим: он говорил, что, выйдя „на дело“, он иногда, несмотря на удобные обстоятельства, по неизвестной ему причине пропускал мимо себя некоторых людей, некоторых же спокойно убивал. Котов не воспринимал, не оценивал причиняемого им зла, он совершал убийства как обычную повседневную работу, не накладывающую отпечатка ни на его внешность, ни на его внутренний склад, а потому, будучи на скамье подсудимых, он производил впечатление мелкого приказчика, а не злостного убийцы[32]32
  Цит. по П. И. Карпов. Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники. – М.-Л.: Главнаука, 1926. – С. 15.


[Закрыть].

Куда более «плодотворной» была кровавая деятельность банды Егора Башкатова, на счету которой в 1922–1932 годах было как минимум 459 жертв, хотя доказать удалось только 121 эпизод убийства[33]33
  А. Сидорчик. «Добрый человек» из Армавира. 459 жертв Егора Башкатова / «Аргументы и факты», 4 октября 2020 г.


[Закрыть]. Главарь этой группировки родился в 1879 году в небогатой крестьянской семье, он рано осиротел, пристрастился к азартным играм, а в годы Первой мировой войны попал в тюрьму за дезертирство. В 1917 году оказался на свободе и даже принимал участие в работе продотрядов, проявляя жестокость к крестьянам, которую большевики не оценили. Разойдясь с советской властью, Башкатов стал зарабатывать на жизнь карточными играми и воровством. Как бы работая извозчиком, он присматривал жертв из числа женщин, а затем и мужчин, которые покидали свои деревни. В безлюдных местах или во время ночевки в пути он проламывал спутникам головы камнем, обернутым в мешковину. Это приспособление он называл «микстурой». Очень быстро Башкатов стал работать не в одиночку, сколотив банду из асоциальных элементов, причем он не всегда доверял убийство своим подельникам. Последние специализировались на избавлении от трупов и сбыте их имущества. Задержали банду в начале 1932 года и вскоре расстреляли всех ее участников.

* * *

Эксперты, которые занимались и занимаются расследованиями преступлений серийных убийств, а также те, кто исследует феномен появления маньяков в обществе, по-разному оценивают соответствующую специфику первых трех десятилетий после 1917 года.

По мнению бывшего прокурорского работника Георгия Рудницкого, вряд ли в тот период серийные убийцы были единичными случаями, как и проявления бандитизма, расцветавшего и после Гражданской, и после Великой Отечественной войны:

Возможно, об этом говорили не очень явно, как сейчас. Потом, наверное, не все серийные преступления увязывались в одну цепочку и могли расследоваться по отдельности. И еще, допускаю, что система уголовного розыска была эффективной – убийств действительно было мало. Даже в 1980-х годах, как мне рассказывали коллеги, работавшие в то время, каждое убийство в Москве было чрезвычайным происшествием, и очень большие силы направлялись на расследование, вплоть до того, что опрашивали людей микрорайонами. Поэтому, наверное, раскрываемость была лучше.

Следователь СК Евгений Карчевский, который занимался распутыванием резонансных дел серийных маньяков и неонацистских группировок, полагает, что в первые годы после революции 1917-го, скорее всего, «все смешалось»: «Это сейчас мы живем в век доступной информации и можем найти нужные данные в интернете или библиотеке, а тогда многое просто не озвучивалось, да и коммуникации были «от соседа к соседу»». Таким образом, в историю вошли наиболее резонансные случаи в крупных городах, на которые обращали внимание и старались по возможности максимально быстро нейтрализовать. Это отчасти похоже на ту доступную картину по маньякам 1920–1950-х: три из пяти известных персонажей действовали в Ленинграде, один в Москве, и еще один в Свердловске – крупном индустриальном центре СССР.

Частный детектив и бывший работник уголовного розыска Вячеслав Демин полагает, что увеличение количества убийц и маньяков либо сокращение их числа зависит от жесткости законодательства, существующего в том или ином государстве. По его мнению,

ТОЛЬКО «ДОЛГИЙ» СЕРИЙНЫЙ МАНЬЯК ВРОДЕ АНДРЕЯ ЧИКАТИЛО ИЛИ СЕРГЕЯ ТКАЧА, ПЫТАЕТСЯ УМЕЛО ОБХОДИТЬ ЗАКОН, ПОТОМУ ЧТО СТРАСТЬ К УБИЙСТВАМ И ИСТЯЗАНИЯМ ЖЕРТВ СТАНОВИТСЯ ДЛЯ НИХ ПОТРЕБНОСТЬЮ,

как у наркомана, а навыки социализации и профессии позволяют «заметать следы». Но каждый человек, который пытается «реализоваться» через убийство, останавливается перед естественным барьером в виде сурового и неотвратимого наказания вкупе с успешной работой внутренних органов.

«При Сталине было мало маньяков из-за суровости наказания за преступления, и это какое-то время сохранялось при Хрущеве после серии амнистий. При Хрущеве смертную казнь не отменяли, но применяли ее очень-очень избирательно, когда уже деваться было некуда[34]34
  Это утверждение, по мнению авторов книги, спорно. Многие исследователи считают США одним из «чемпионов мира» по количеству серийных маньяков, хотя там сохраняется смертная казнь, а о суровости наказания свидетельствует самое высокое на планете количество заключенных на душу населения (в 2019 году было 629 на 100 тысяч человек по данным издания World Prison Population List).


[Закрыть]. [В сталинские времена] даже солидные воры почти никогда не шли на “мокруху”, потому что, во-первых, это было против воровских понятий, а во-вторых, они знали: любая капля крови приведет к расстрелу. После Второй мировой войны среди бандитов было много фронтовиков, как, например, весь состав знаменитой “Черной кошки” – не мифологизированной в литературе и кино, а реальной. И они никогда не шли [первыми] на убийство, но, конечно, если было что-то в их сторону, они могли “завалить” в ответ. Убийство, а тем более серийное, вело к смертной казни, которая не применялась в те годы только в отношении женщин. И такое наказание остановило процесс [роста числа серийных убийц в обществе]», – полагает Демин.

Адвокат и бывший следователь московской прокуратуры Лариса Гусева предполагает, что во времена революции и Гражданской войны те же самые серийные убийцы могли принимать участие в боевых действиях и этим самым компенсировать свою тягу к убийствам. По ее мнению,

ЕСЛИ ЧЕЛОВЕКУ ХОЧЕТСЯ УБИВАТЬ И НАСЛАЖДАТЬСЯ ЭТИМ, ВОЮЯ НА ТОЙ ИЛИ ИНОЙ СТОРОНЕ, ОН МОЖЕТ НЕ ПОДАВЛЯТЬ СВОЕ ЖЕЛАНИЕ, А НАОБОРОТ, – РЕАЛИЗОВЫВАТЬ.

«Я не думаю, что тогда насильников и убийц было мало, потому что во время войн их всегда много», – уверена Гусева.

Эти соображения по-своему развивает психолог Владимир Плотников. Он предполагает, что, с одной стороны, социальные бури и войны, в которых жил ранний СССР, не способствовали созданию благоприятных условий для функционирования маньяков, специфичных для периода 1970–1980-х годов. С другой же стороны, люди с соответствующими наклонностями могли реализовать их вполне легальными методами:

«Этот исторический отрезок – это периоды войн, жесткой социальной мобилизации, голода. Это время, когда происходили перемещения огромных масс людей и колоссальные экономические преобразования. Если мы посмотрим на практику серийных убийств, если вспомним наиболее известные примеры вроде Чикатило, то они все оседали в определенной местности, как-то ее изучали, создавали постоянную семью, их считали социально успешными или, по крайней мере, социально приемлемыми персонажами. У них были условия для того, чтобы регулярно и эффективно вести свою “работу” – работу убийц, – не парясь, как вообще жить. Снаружи у них все было хорошо, и у них был некий андеграунд, на уровне которого они были ночными потрошителями. А ситуация тотальной войны, когда на тебя падают бомбы, надо бежать куда-то сломя голову, – это не та история, когда можно наладить такую регулярную “работу”. В данной ситуации просто тяжело этим заниматься, и убийства происходят другие. И во время Гражданской войны, и во время сталинских репрессий, и во время Второй мировой войны хватало людей, которые просто получали в руки оружие и могли легально заниматься тем, чем занимаются серийные убийцы в ситуации подполья».

Можно также объяснить феномен «отсутствия» маньяков при Ленине и Сталине по сравнению с более поздним СССР через призму марксистско-ленинского оптимизма, подразумевающего победу «прогрессивного» в борьбе с «реакционным». Логика данного подхода заключается в том, что Октябрьская революция произвела позитивные изменения в массовой психологии. Однако это довольно сложный вопрос, требующий проведения соответствующих исследований, поскольку марксизм требует работы с фактами. Хоть и не в полной мере, но косвенно история ответила на данный вопрос имеющейся «статистикой» маньяков (пусть даже пока не претендующей на полное отражение действительности), все чаще всплывающих в СССР по мере его движения к краху и демонтажу большевистского проекта. Об этом в следующих главах.

От Мосгаза к городским легендам: как и почему в позднем СССР росло число маньяков

Период послесталинских преобразований в СССР зачастую воспринимается как позитивное время «откручивания гаек», передышки общества после десятилетий войн, репрессий и депортаций. Однако, как мы уже говорили в предыдущей главе, в это время начался рост появления серийных убийц и насильников, которых можно подвести под определение маньяков. В определенном смысле рост был связан с историей серийного убийцы начала 1960-х Владимира Ионесяна, представлявшегося жертвам сотрудником «Мосгаза». Этот сюжет был антропологически и культурологически масштабирован сначала на уровне «сарафанного радио», а затем кинематографа[35]35
  В 2012 году на экраны вышел детективный телесериал режиссера Андрея Малюкова «Мосгаз».


[Закрыть], музыки[36]36
  В 1994 году андеграундная музыкальная группа «Н.О.М» выпустила альбом «Сенька Мосг/хаз».


[Закрыть] и даже комиксов[37]37
  В отдельных эпизодах пропагандистского веб-комикса «Человек-Грызлов» появлялся отрицательный персонаж по прозвищу Мосгаз.


[Закрыть].

Если с начала 1920-х до конца 1950-х в истории криминалистики таких личностей были единицы, то уже с 1960-х стали фиксироваться десятки случаев, и к концу существования СССР было известно более сотни серийников – во всяком случае, об этом свидетельствуют открытые данные: публикации в научных изданиях, СМИ и других источниках, сохраняющих коллективную память.

Довольно «спокойными» были 1950-е – в это десятилетие известно лишь о двух серийниках, действовавших в хрущевский период. Это убийца-гастролер Сергей Нестерчук, который в 1956 году расправлялся с женщинами в разных уголках СССР (в Украине, на Северном Кавказе, в Поволжье) для ограблений, а также его противоположность – локально промышлявший в Куйбышевской (ныне Самарской) области душегуб-насильник Александр Найденышев.

В 1960-е функционировали уже по меньшей мере 16 серийных убийц: упомянутый Владимир Ионесян, а также Борис Гусаков, Владимир Сулима, Виктор Селихов, Анатолий Сливко, Алексей Кошеленко, Амир Сулиев, Валерий Девятьяров, Василий Филиппенко, Борис Серебряков, Илья Жестков, Владимир Андреев, Анатолий Уткин, Анатолий Мусулев, Завен Алмазян, и Александр Берлизов. Сливко был пойман лишь в 1980-е – именно он наряду с Андреем Чикатило станет впоследствии одним из самых известных и кровавых «потрошителей» советского времени.

Дальше – больше. В 1970-е началась криминальная биография почти 40 серийников, в 1980-е – чуть менее полусотни. В последние два года существования Советского Союза (1990–1991) на свою «охоту» вышли еще около двух десятков человек. Эта

ТЕНДЕНЦИЯ НА УВЕЛИЧЕНИЕ МАНЬЯКОВ ПРОДОЛЖИЛАСЬ УЖЕ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ 1990-Х, КОГДА ЗА ВОСЕМЬ С ЛИШНИМ ЛЕТ ЗАЯВИЛИ О СЕБЕ ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ 90 С ЛИШНИМ НОВЫХ ПРЕСТУПНИКОВ.

В 1990-е свой криминальный путь начали более 110 серийных убийц, в 2000-е – не менее 220[38]38
  ГАРФ. Ф. Р. 9415. Оп. 5. Цит. по Курицына Е.В., «Амнистия 1953 г. и ее влияние на криминализацию общественной жизни в СССР» // Известия Пензенского государственного педагогического университета имени В. Г. Белинского, № 27, 2012.


[Закрыть]. Забегая вперед, отметим, что лишь в 2010-е эта тенденция, судя по всему, пошла на убыль – по всей видимости, из-за совершенствования технических средств поиска и выявления душегубов.

Однако следует учитывать, что эти цифры основаны на публичных источниках, собранных энтузиастами интернет-проекта «Циклопедия» на основе публикаций в СМИ или архивных исследований, а также дополнены и уточнены авторами этого исследования. Поэтому повторимся: представленные нами данные не претендуют на социологическую точность. Как уже говорилось, на всех этапах СССР, а также в постсоветской России, открытая статистика серийных убийц и сексуальных маньяков не велась и не ведется до сих пор. В отличие от официальных данных о состоянии преступности. Они отчасти могут пролить свет на более глубинные социальные процессы, в тени которых – как ни крути – существует и феномен серийников. Каждый из них формируется индивидуально, но, как уже отмечали некоторые наши эксперты, серийные убийцы вырастают далеко не только в тихих закомплексованных личностях. Их немало порождала и среда «профессионального» криминалитета.

Возвращаясь к историческому контексту и данным о состоянии преступности (и конкретно – убийств и изнасилований), стоит напомнить, что послесталинское время в СССР началось с «бериевской амнистии». Многим она знакома по художественному фильму режиссера Александра Прошкина «Холодное лето пятьдесят третьего». Именно тогда резко скакнула вверх статистика по разным видам регистрируемых в стране преступлений – со 153 199 криминальных проявлений в 1952 году до 347 134 в 1953-м[39]39
  В 2000-е годы было известно как минимум о 99 маньяках-«одиночках», а также не менее 120 членах банд убийц-неонацистов, активно распространившихся в первое десятилетие XXI века.


[Закрыть]. Но зато, напомним, в это десятилетие было известно всего лишь о двух серийниках, что либо парадокс, либо следствие недостатка информации. Последнее мы считаем более вероятным, учитывая контекст эпохи и характеризующие его показатели другого плана.

С 1956 по 1966 год количество регистрируемых убийств в СССР на 100 тысяч населения было выше, чем в США, которые в последующие годы обгоняли по этому показателю нашу страну, а также Японию, Францию, Великобританию, Германию и Италию[40]40
  См. Калабеков И. Г., «СССР и страны мира в цифрах. Справочное издание» – М., 2015.


[Закрыть]. Но тут стоит сделать оговорку, что в СССР и России под данным видом преступления подразумевались не только оконченные убийства, но и покушения на них, в то время как в других странах это разные квалификации. Однако к 1980-м в СССР регистрировалось примерно столько же умышленных убийств в год (около 21 тысячи), как и в США.

По официальной статистике, умышленные убийства с покушениями в СССР с 1956 по 1991 год возросли более чем в 2,6 раза при увеличении всей преступности в 5,6 раза. В расчете на 100 тысяч населения, умышленные убийства увеличились за эти годы в 1,8 раза (с 4,9 в 1956-м до 8,8 в 1991-м). Средний коэффициент умышленных убийств за эти годы составил 6,6 на 100 тысяч населения. Среднегодовые темпы прироста умышленных убийств в СССР за тот же период составили 2,8 % (вся преступность ежегодно росла на 5,03 %, а население – на 1,1 %). Наиболее интенсивно увеличивалось количество умышленных убийств в 1988–1991 годы – на 15,05 % (вся преступность ежегодно прирастала в среднем на 19,95 %, а население – на 0,55 %)[41]41
  Данные взяты из книги В. В. Лунеева Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции. Издание 2-е, переработанное и дополненное – М.: Волтерс Клувер, 2005.


[Закрыть].

Что касается изнасилований, то по сравнению с 1948 годом зарегистрированных преступлений сексуального характера в СССР к 1960 году стало больше на 165,4 %, к 1970-му – на 198,9 %, к 1980-му – на 290,3 %, а к 1990-му – на 325,5 %, то есть за четыре с небольшим десятилетия их количество выросло более чем в 3,2 раза. А коэффициент преступлений на 100 тысяч населения вырос с 1956 по 1990 год с 3,5 до 7,8[42]42
  Данные оттуда же.


[Закрыть].

СЕРИЙНЫЕ МАНЬЯКИ 1970–1980-Х СТАЛИ СВОЕГО РОДА НЕИЗБЫВНЫМИ СПУТНИКАМИ ПРОЦЕССОВ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕСТАВРАЦИИ С ЕЕ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИМИ КАТАКЛИЗМАМИ И УЧАСТИВШИМИСЯ ТЕХНОГЕННЫМИ КАТАСТРОФАМИ,

апофеозом которых был Чернобыль. В этой связи неудивительно, что и аварии, и серийные убийцы находили свое отражение в позднесоветских искусстве и повседневности, особенно в фильмах, которые можно отнести к произведениям отечественного кинематографа «морального беспокойства»[43]43
  Термин «кино морального беспокойства» был введен польским кинорежиссером Янушем Киевским. Данное направление преобладало в кинематографе Польши с середины 1970-х до начала 1980-х. В нем выразилась разочарованность в несоответствии действительности установкам, постулируемым просоветским режимом. Крупнейшими представителями были Кшиштоф Кесьлевский, Агнешка Холланд, Анджей Вайда, Кшиштоф Занусси и другие польские режиссеры. В СССР также был свой кинематограф «морального беспокойства», принадлежность к которому тех или иных режиссеров дискуссионна и трактуется весьма широко.


[Закрыть].

Тут стоит вспомнить несколько художественных фильмов того и последующего периода, отражающих предраспадный дух времени. В первую очередь стоит вспомнить «Сталкера» Андрея Тарковского (1979) и «Письма мертвого человека» Константина Лопушанского (1986) по мотивам произведений Братьев Стругацких, тонко чувствующих грань техногенного апокалипсиса. А также «Прорыв» Дмитрия Светозарова (1986) о затоплении перегона строящейся линии Ленинградского метро, чернобыльский «Распад» Михаила Беликова (1990) и целый цикл картин Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе: «Остановился поезд» (1982) и «Армавир» (1991) про мир вокруг крушения транспорта, а еще постсоветскую картину «В субботу» (2011), которая продолжает эту же линию и посвящена аварии на Чернобыльской АЭС.

Тема маньяков и их инсталлированность в эпоху позднего, предперестроечного СССР была своеобразно раскрыта Алексеем Балабановым в фильме «Груз-200» (2007). Мастер кинозарисовок исторических периодов крушения империй, Балабанов наложил тему «маньячества» на процессы деградации позднесоветской системы в условиях вторжения в Афганистан, показав в качестве главного антигероя офицера милиции Журова. Феномен маньяков, так или иначе связанных с силовыми ведомствами, достоин отдельного анализа, к которому мы возвратимся позднее. А в контексте интересующего нас исторического пласта стоит обратиться к антропологии.

Наличие серийных убийц «где-то рядом» отражалось и в повседневных страхах советского общества, которые подметили и ученые. В 2020 году в свет вышло исследование антропологов Александры Архиповой[44]44
  Властями РФ включена в реестр «иностранных агентов».


[Закрыть] и Анны Кирзюк «Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР»[45]45
  А. Архипова, А. Кирзюк. Опасные советские вещи: Городские легенды и страхи в СССР / М.: Новое литературное обозрение, 2020.


[Закрыть]. Авторы книги отмечали, как, например, в 1964 году на фоне убийств в Москве, совершенных Владимиром Ионесяном под видом работника «Мосгаза», столицу СССР и другие города охватила паника, потому что преступник нападал на своих жертв «не где-то на рабочих окраинах», а «спокойно проникал днем в частное пространство – квартиры москвичей».

Эту подмеченную антропологами деталь нам на собственной практике подтвердила адвокат Лариса Гусева, которая хорошо помнит историю с Мосгазом. Наша собеседница отметила, что у Ионесяна были свои подражатели.

«Когда я была маленькой, у Мосгаза были подражатели. Я родилась в 1969 году и помню, что все рассказывали про Мосгаза. У людей была информация о том, как Мосгаз совершил убийство, и маньяк видел, что о нем писали в газетах. Банальное желание славы и известности могло тоже толкать на преступление.

ПОДРАЖАТЕЛЬ РЕШАЕТ, ЧТО БЕЗ УБИЙСТВ НИЧЕМ НЕ МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ И ВСКОЛЫХНУТЬ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ, ПОЭТОМУ ИДЕТ СОВЕРШАТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЯ»,

– вспоминает Гусева.

В этой связи нельзя не отметить, что тема криминальных лжегазовиков в 1960-е фигурировала в нескольких уголовных делах. Еще до Владимира Ионесяна в СССР времен хрущевской оттепели орудовали его «коллеги». Так, летом 1961 года по Куйбышеву (ныне Самара) прокатилась волна слухов о том, что неизвестный под видом слесаря-газовика насилует школьниц. Им оказался 31-летний мастер оборонного завода п/я № 32 (ныне – ОАО «Кузнецов») Георгий Кирсанов, на счету которого оказалось несколько эпизодов с изнасилованиями и убийствами девочек-подростков. Он выбирал потенциальную жертву во дворах и, когда она поднималась в квартиру, под видом работника горгаза звонил в дверь и говорил, что в городе происходит профилактический осмотр бытовых приборов. Если в доме никого, кроме выбранной жертвы не было, маньяк под угрозой ножа совершал изнасилования. В отличие от Ионесяна, Кирсанов никого не убил, но получил высшую меру в 1962-м – за год с лишним до Мосгаза.

Через «газовую тему» в 1964 году прошел на тот момент уже отсидевший за изнасилование Алексей Суклетин из Казани – один из самых эксцентричных советских маньяков-людоедов 1980-х. Вместе со своим подельником и собутыльником Георгием Куликовым по прозвищу Кулик они наведались к живущей неподалеку пенсионерке, чтобы поживиться у нее деньгами на «продолжение банкета». Этот эпизод был отражен в литературе:

Алексей Суклетин

«Мария Черткова, одинокая пенсионерка, никогда дверь посторонним не открывала. Но на свой вопрос “Кто?”она услыхала приглушенный и уверенный голос: “Горгаз, с проверкой!” Двое высоких мужиков протопали в кухню, один из них наклонился к плите, а другой, темноволосый и длиннолицый, отойдя к кухонной двери, сказал с усмешкой оторопевшей старушке:

– Давай, бабуля, раскошеливайся, да поживее, а не то пристукнем тебя!

– Да вы что, сыночки!.. Как же это… Ах, Пресвятая Богородица, да нету у меня ничего, и от пенсии ничего не осталось…

– Ну-ну, бабуль, выдумывай… Давай уж по-хорошему! – внушительно вставил Кулик.

– А че с ней цацкаться?! – Суклетин подскочил к старушке и начал заламывать ей руки. – А ты давай сюда тряпку! – крикнул он Кулику.

Связав полуживую от страха жертву, Суклетин воткнул ей кляп, но, подумав, вдруг ударил ее по голове железной статуэткой, что подвернулась под руку. Черткова потеряла сознание, а «газовики» бросились шарить в ящиках стола и комода. Наконец нашли, что искали: тщательно завернутые в тряпицу 80 рублей. Наверное, та самая пенсия, о которой заикнулась старушка. Даже не взглянув на неподвижно лежащую хозяйку квартиры, они поспешно вышли, хлопнув дверью. Дверь, однако, не закрылась, но ни Суклетин, ни Кулик, опьяненные легким успехом, этого не заметили»[46]46
  Цит. по Батаев А. К. «Конец кровавого дьявола». – Набережные Челны: КАМАЗ, 1993.


[Закрыть].

В определенной степени на Владимира Ионесяна был похож 15-летний Аркадий Нейланд, вошедший в историю как единственный подросток, расстрелянный в послевоенные годы в СССР. Общее между ними было в том, что они убивали не где-то на улицах и в подворотнях, а целенаправленно стучались к жертвам в квартиры.

Аркадий Нейланд

В начале 1964 года в Ленинграде Аркадий Нейланд совершил двойное убийство и не вошел в нашу картотеку, потому что он не был серийником. Хотя автор книги о советских убийцах «Социализм не порождает преступности…» и исследователь преступности в СССР А. И. Ракитин причисляет этого малолетнего преступника к разряду потенциальных сексуальных маньяков[47]47
  На своем сайте Ракитин, в частности, отмечал: «Его преступление имело определенную сексуальную подоплеку, о чем свидетельствует как выбор жертвы, так и постмортальные манипуляции преступника. Либидо Нейланда, хотя и не окончательно оформившееся ввиду его молодости, тем не менее твердо связывало половое влечение с насилием и унижением партнера (соответствующий опыт Аркадий получил в интернате и этот опыт накрепко запечатлелся в его подсознательных установках)» (http://murders.ru/gnida_740.html).


[Закрыть]. Нейланд родился в неблагополучной семье, где бытовое насилие было обыденным явлением со стороны отчима. Сам он совершал кражи, избивал случайных прохожих и приставал к девушкам. А 27 января 1964 года подросток зарубил 37-летнюю женщину и ее трехлетнего сына украденным у родителей топором. В эту квартиру он попал не случайно: незадолго до убийства Нейланд со своим приятелем Виталием Кубаревым под видом сборщиков макулатуры ходили по домам и подыскивали состоятельных жильцов, которых можно было обчистить. И как раз в квартире будущих жертв парни обнаружили радиоприемник и телевизор.

На дело Нейланд пошел уже один. В интересующую его квартиру он попал, представившись работником почты. Зарубив хозяйку и ее ребенка, убийца забрал деньги, облигации, пакет с фруктами и фотоаппарат «Зоркий», на который сфотографировал труп женщины в непристойных позах. Затем юный душегуб включил газ на кухне и устроил на полу костер из газет, надеясь, что огонь уничтожит следы злодеяний. Но соседи вызвали пожарных, и взрыва чудом удалось избежать. Самого юного убийцу нашли в Сухуми 30 января 1964 года. Вину Нейленд признал и в деталях рассказал о содеянном, не опасаясь сурового наказания, полагая, что как к несовершеннолетнему к нему не применят высшую меру. Но он ошибся – оттепельный СССР не отличался гуманностью к убийцам, тем более таким «неординарным».

Как подчеркивают Александра Архипова и Анна Кирзюк,

В СССР НЕ ГОВОРИЛИ О МАНЬЯКАХ НА ОФИЦИАЛЬНОМ УРОВНЕ, В ОТЛИЧИЕ ОТ СОВРЕМЕННЫХ СМИ,

а «лекторы-пропагандисты, получая вопросы об этом явлении, в ответ исправно обличали распространителей “провокационных слухов”». По мнению исследовательниц, власти СССР отказывались признавать сам факт существования маньяков, и поэтому, например, поиски Андрея Чикатило «шли так долго».

«Никакой “работы с населением” не велось. Предупреждения детей об опасности оставались на усмотрение родителей, а если учителя о чем-нибудь таком и рассказывали, то это была их личная инициатива. Когда мы, авторы этих строк, интервьюировали женщин, выросших в крупных городах в 1970–1980-е годы, нас поразило количество историй о столкновении в детском возрасте с сексуальными домогательствами самого разного рода, включая эксгибиционистов. Тем не менее никакого публичного обсуждения таких случаев не было (все наши собеседницы говорили, что о таком травматическом опыте никому не рассказывали, а если и рассказывали, то в лучшем случае маме). Соответственно, если нет публичного обсуждения, то нет и системы превентивных мер подобных ситуаций», – отмечают антропологи.