Текст книги "Общество мертвых и исключительных"

Глава 4. Исключительный призрак с исключительного кладбища

ЭБЕЛЬ

– Не перечь пасторам. Хотя бы сегодня!

Мама держала Эбель под руку, зная, что дочь в любой удобный момент сбежит, и тащила ее вперед, прямо к воротам католического храма.

Это был совсем маленький храм на въезде в Санди. Белые стены его покрылись дорожной пылью, на верхушках невысоких башен сидели вороны и, облюбовав кресты, косились на новых гостей. Вокруг было пусто. Неухоженная трава росла между стыками каменной дорожки, а сорняки обвили бордюры. Виднеющееся неподалеку небольшое кладбище заросло кустами, и могильные плиты скрылись в листьях и колючих ветках. Окна церкви были заколочены досками, лишь один круглый витраж отражал лучи солнца.

– Не стой, Эба, заходи, – подтолкнула мама дочь к деревянной пыльной двери.

Но Эбель, пренебрегая просьбами взволнованной матери, так и осталась стоять на месте.

– Эба! – толкнула ее Шейла вперед. – Живее!

Священник открыл дверь раньше, чем Эбель влетела в нее лбом. Оглядевшись, он схватил мать с дочерью за локти и силой затолкал внутрь. Захлопнул скрипучую дверь и закрыл ее на щеколду, скорее всего понимая, что очередная одержимая может сбежать раньше, чем он закончит священный ритуал.

– Надеюсь, вас никто не видел! – разозлился священник, – Вы еще и опоздали! Не будем терять времени. Пройдемте к алтарю, – сказал он и указал в центр полукруглой апсиды[14]14
  Апсида – умное слово, которое используют в церковной архитектуре. Проще говоря, это примыкающий к основному зданию полукруглый выступ, в котором расположен алтарь.


[Закрыть].

Там их ждали два аколита[15]15
  Аколиты – помощники священников. Зажигают свечи, готовят хлеб и вино, помогают в алтаре и делают все то, что должны делать малые чины духовенства.


[Закрыть], правда, больше похожих на охранников из ночного клуба. Высокие, широкоплечие. Сутаны на них трещали по швам, а деревянные крестики на шее, скорее всего, висели лишь для вида. Эбель знала, зачем они тут стоят, поэтому, не боясь, шагнула вперед. Сбежать у нее и правда теперь не получится.

Храм был пуст. Даже не стояли лавочки, на которых по воскресеньям сидели прихожане, слушающие литургию. Не было икон на стенах. Не было свечей и даже исповедальни. Эбель окружил запах ладана. До ужаса противный и тошнотворный.

– Вы говорите, ваша дочь одержима, мисс Барнс?

Священник кивнул аколитам, и те направились к Эбель.

– Да, преподобный. В нее явно вселился дьявол. – Мама сжимала в руках сумку и, боясь лишний раз посмотреть на дочь, впилась взглядом в священника. – Она слышит голоса. Говорит, что видит мертвых.

Два амбала схватили Эбель и подтолкнули к алтарю. Эбель не сопротивлялась. Шла быстрым шагом, чтобы поскорее все это закончить. Сейчас ее будут топить в святой воде, читать молитвы, прикладывать крест к груди и заставлять повторять одни и те же слова, изгоняющие из нее нечисть. Ничего нового. Как обычно – скучно. И мокро. Вот волосы, помытые вчера вечером, было жаль больше всего. Даже больше, чем одежду, которую каждый раз на ней рвали.

– Преклонись перед Господом, дитя! – крикнул священник и спрятал полученные от Шейлы деньги в складках рясы.

Аколиты, повинуясь ему, надавили на плечи Эбель, и та упала на колени. Схватив Эбель за шею, они положили ее голову на каменную алтарную плиту. И это показалось Эбель куда интереснее, чем чан с холодной водой.

Шейла испуганно упала на колени и, достав свой крест, принялась молиться. Все слова Эбель знала наизусть. Мама каждую ночь сидела у двери ее комнаты и, посыпая порог солью (да, она пробовала разные методы), призывала Бога. Но вместо него приходили мертвецы. Садились на подоконник, наблюдали за этим и громко хохотали, мешая Эбель уснуть.

Все шло по привычному сценарию. Разве что священник ошибся в словах молитвы. Эбель для приличия даже несколько секунд дергалась, будто в ней ожил злой дух. Отпугнув двух дебилов, которые точно оставили на ее руках синяки, она скатилась с алтарной плиты и легла на пол. Все затаив дыхание смотрели на нее, и Эбель сделала вид, что весь ритуал прошел успешно, почти что слезно поблагодарив священника.

Правда, все повторилось через месяц. А потом еще раз. И еще. И длилось до тех пор, пока Эбель не оказалась в гробу. И пока на лице Шейлы не появилась блаженная улыбка. Улыбка, которую Эбель видела перед своей смертью.

Вчера Эбель полдня просидела в библиотеке и, ломая голову над диакритикой древнегреческого и поисками убийцы одновременно, пыталась все вспомнить. Ее вновь едва не накрыла паническая атака из-за мыслей, что она все-таки умерла. Успокоиться помогла Соль: пришла как никогда вовремя.

Соль появилась в компании Яра Фэра – кажется, парня с факультета помощников первых лиц. Красивого, высокого и до жути скромного. Он проводил Соль до библиотеки и, несколько секунд постояв у двери, хотел ей что-то сказать, но ушел, так и не решившись. После него остался аромат мужских духов, которыми пропахла и Соль. Яр, похоже, вылил на себя весь флакон, если и вовсе не искупался в парфюме вместо душа.

А потом пришел Ноа. И как бы ни хотелось Соль показать, что настроение ее при виде этого болвана испортилось, Эбель заметила, что сиять она стала еще ярче. Пряча глаза, прикусила губу. Тонкими пальцами изящно убрала прядь волос за ухо. Выпрямилась, демонстрируя хрупкие плечи и длинную шею. Короче, стала вести себя как наивный влюбленный подросток. Ноа вел себя так же. Каким бы мачо, плюющим на чувства других, он ни хотел казаться, его жадный взгляд, направленный на Соль, все сказал за него. И как Ноа нахмурился, когда Соль заплакала той ночью в библиотеке. Как поднял руку, желая ее успокоить, и сам же себя осадил, сделав вид, что чешет голову. Ну и с каким энтузиазмом захотел помочь Эбель.

Вот тут было два варианта. Либо Ноа представил себя Шерлоком Холмсом, либо хотел проводить с Соль больше времени, ведь они втроем договорились встречаться поздними вечерами в библиотеке. Конечно, был еще и третий вариант: Ноа дебил, который сует нос не в свое дело.

Нравилось Эбель вмешательство Ноа или нет, она не понимала. Но внутри стало легче, когда еще одна живая душа узнала правду о ней и тем более согласилась помочь. Если не Ноа, то его брат из полицейского участка точно будет полезен.

В любом случае дышать стало проще. Даже несмотря на то, что Эбель втянула Соль и Ноа в очевидно опасное дело: теперь, если вдруг безумный маньяк убьет двух глупых скур, отвечать за это будет она сама. Но перед тем как сесть в тюрьму за невольное соучастие, она хотела бы получить ответы на все свои вопросы.

Сегодня в комнате было холоднее, чем обычно, хоть Соль и заткнула оконные щели своим шерстяным свитером. И даже ее почти сгоревшая свеча с ароматом тыквы и корицы пахла в разы слабее, чем в тот день, когда Эбель притащили в эту комнату. Запах гнили перебивал тошнотворную пряность. И все это могло говорить лишь об одном.

Лишь бы это были не призраки. Лишь бы не они.

Но, даже несмотря на мерзкое чувство, что кто-то наблюдает за Эбель из темного угла, несмотря на мысли о своей смерти, которые раз за разом возвращали ее в гроб из орешника, она уснула до рассвета и даже смогла поспать несколько часов. Правда, ее разбудили: с улицы донесся истеричный плач, похожий на собачий вой. За ним явно скрывалось что-то ужасное. От него заложило уши, а сердце бешено застучало о ребра.

Соль вскочила с кровати быстрее Эбель и, прилипнув к окну, закрыла рот рукой.

– Это… сын смотрителя. Сидит у свежей могилы. И там… Боже… Мистер Пирсон… И он, он…

– Умер. Кажется, его закопали заживо, – закончила Эбель, глядя на торчащую из могилы руку.

Так начался третий день Эбель в Академии Скура. Так она поняла, что ни черта они не в безопасности.

Мисс Вуд спешно отменила воскресную службу, поэтому священник, уже приехавший в собор рано утром, отпел мистера Пирсона и уехал, так и не проведя литургию. Всех студентов попросили остаться в комнатах. Разрешили выходить только в трапезную, и то в сопровождении преподавателей, которые стойко держались и не отвечали на вопросы студентов. Спальное крыло девочек охраняла мисс Блейк, преподавательница литературы. Она сидела на стуле в конце коридора и, впиваясь соколиным взглядом в ручки дверей, ждала студентов, решивших нарушить правило и выйти из комнаты.

Но все тихо сидели за закрытыми дверьми и, уставившись в окна, смотрели, как мисс Вуд обнимала Бенни и тот ненадолго успокаивался в ее руках. Как мистер Кэруэл и мистер Чампи вырезали на деревянном кресте имя смотрителя кладбища, а мисс Моретти, выйдя из леса с небольшим букетом цветов, положила их на могилу. Все преподаватели склонили головы и молча провожали мистера Пирсона. Как и остальные: студенты академии, летучие мыши под крышей и даже ветер, ненадолго стихший.

Полицию так и не вызвали. Оно и ясно: секретная академия в секретном месте, о котором знал только мэр Хиггинс и его правая рука. Тот самый священник Арчибальд Робинс, приезжающий в академию каждое воскресенье.

Соль сказала, что мисс Вуд обязательно сообщит мэру о случившемся и он примет меры, чтобы обезопасить студентов и преподавателей. Кажется, Соль так успокаивала себя и Эбель. Но Эбель было плевать. Единственное, о чем она думала, так это о том, что ей срочно нужно поговорить с сыном смотрителя. И что он явно даст ей первую подсказку в расследовании наверняка связанных между собой убийств. Но студентов закрыли на несколько дней внутри собора. Отменили занятия, раздали кучу книг для самостоятельного изучения и наказали не выходить никуда, пока мисс Вуд и другие разбираются в том, что произошло. Может, ищут убийцу или допрашивают свидетелей. Черт его знает. А может, просто ждут, пока спадут волнения, которые явно зрели в столовой, где шушукались исключительные.

Следующие два дня тянулись ужасно медленно. И даже Ноа, который каким-то чудом умудрялся пробираться к ним в комнату, не скрашивал ожидание. Мисс Блейк быстро его прогоняла, поторапливая книгой. Ноа кидался в ответ неуместными шутками, а та назначала ему дополнительные задания. Студентки радовались, увидев в своем крыле парня, да еще и самого Ноа Эдвина, и с интересом наблюдали за ним из приоткрытых дверей. А когда напоследок, перед очередным ударом толстым томом по спине, он посылал всем воздушные поцелуи, громко хихикали.

По ночам, когда все засыпали, Эбель смотрела в окно, выглядывая среди деревьев призрак мистера Пирсона, и ждала, когда же он наконец покажется ей. Так она смогла бы все разузнать. Но, видимо, его душа упокоилась, и он покинул этот ничтожный мир.

Тогда Эбель первый раз пожалела, что призрак к ней так и не пришел. Хотя…

В их комнате явно кто-то скрывался. В темном углу за дверцей шкафа или под кроватью Соль. Каждую ночь Эбель чувствовала на себе взгляд. Четко ощущала его и мурашки, бегущие от этого по спине. Но, оглядывая комнату, никого не видела. И от этого становилось намного страшнее.

Она перестала засыпать лицом к стене, боясь, что кто-то окажется за спиной. Дергалась каждый раз, когда сквозь сон чувствовала, что кто-то садится на кровать, и переставала дышать, когда холодным мимолетным движением кто-то касался ее щеки. Эбель была уверена, что к ней пришел чертов призрак. Долбаный мертвяк, который не давал ей покоя. Но почему-то он скрывался. Просто наблюдал.

Когда утром мисс Блейк объявила, что сегодня начинаются занятия и преподаватели ждут всех в своих кабинетах, Эбель, недолго думая, пропустила завтрак и, схватив пальто Бенни, побежала на кладбище. На улице моросил мерзкий дождик. Хотя это и дождиком-то назвать было сложно. Тысячи капелек размером с песчинку росой оседали на вьющихся от влажности волосах. Кофта намокла. Как и конверсы, белая подошва которых сразу стала грязной.

В этот раз к кладбищу идти было проще, чем той ночью, когда Эбель хотела сбежать. Сейчас она точно знала, что вернется обратно в академию и что днем ничего плохого с ней не случится. Но все равно старалась лишний раз не смотреть в сторону могил и торчащих из земли крестов.

Вокруг было тихо. Вороны улетели прятаться от дождя под крышей академии. Прохладный ветер дергал тонкие ветки и играл с пожухлыми листьями. Пахло землей и деревьями. Точно так же, как в ту ночь, когда Эбель проснулась в гробу. Голова невольно повернулась в сторону большого дуба: туда, где остался гроб, из которого ее достали. Но яма, которая несколько дней назад пустовала, теперь была завалена землей. Теперь вместо Эбель там покоился Датч Пирсон, о чем гласила надпись на кресте. Увидев это, Эбель облегченно выдохнула.

Ее место заняли. Забрали шанс вернуться в могилу. Спасли от смерти, которая дышала в затылок и, ожидая удобного момента, готовилась заточить ее обратно в гроб. Голодный дьявол ее больше не ждал, потому что лакомился другим мертвецом. И как бы мерзко это ни звучало, Эбель была рада тому, что в его глотке все же оказалась не она.

– Девочка, к-к-которую земля в-в-вернула обратно? – раздалось со спины.

Эбель обернулась и увидела Бенни. Сына мистера Пирсона. Заплаканного, обнимающего свои плечи мужчину с лицом ребенка.

– Привет, Бенджамин. Тебя же так зовут, да? – Она и так знала ответ, но надо же было с чего-то начать.

Эбель двинулась к нему, но он шагнул назад.

– Папа з-з-запретил мне с тобой г-г-говорить.

– Но я… – Она опять шагнула вперед и протянула ему пальто.

– Ух-х-ходи, – обиженно бросил Бенни и, вырвав пальто из ее рук, развернулся, чтобы уйти в сторожку.

– Стой-стой-стой. – Эбель замерла, подняв руки вверх, будто сдается и принимает его правила игры. – А ты и не разговаривай со мной.

– Это к-к-как? – Бенни тоже остановился.

Сильный ветер закружил листья под ногами, и Бенни, забыв про Эбель, словно ребенок, радостно попытался их поймать.

– Давай поиграем. Я буду говорить, а ты отвечать мне с помощью листиков. Если «да», то кленовый, если «нет», то осиновый.

– Д-д-давай! – не успев даже подумать, ответил Бенни.

Он взял в руки красный, изъеденный червями лист клена и маленький желтый лист осины.

– Ты помнишь что-нибудь о дне, когда выкопал меня из земли?

Бенни поднял красный лист и повертел его в руке, рассматривая прожилки.

– А знаешь, как я оказалась на кладбище?

Опять лист клена.

– Меня привезли? Ну, на машине? Или…

Не дав договорить Эбель, Бенни поднял желтый лист, который тоже внимательно рассмотрел.

– Ага, – Эбель заговорила сама с собой. – Ни черта не понятно…

Бенни поднял красный лист.

– Меня хоронил твой отец?

Бенни не ответил. Он кусал губу и смотрел в землю. В его глазах читалась вина. Он явно что-то знал.

– Бенни, меня хоронил кто-то другой?

Он молчал.

– Ты знаешь этого человека?

– Ух-х-ходи! – вдруг вскрикнул Бенджамин и, запихнув листы в карман, быстро зашагал к дому.

Эбель, шлепая по небольшим лужам, попыталась нагнать его, но он уже скрылся внутри сторожки.

– Мне очень нужна твоя помощь! – ударила кулаком по хлипкой двери Эбель. – Прошу тебя!

– Уходи, г-г-говорю!

– Почему папа запретил тебе со мной говорить?

Тишина.

А дождь все усиливался. Капли, которые стали в разы крупнее, застучали по земле. Яркая молния сверкнула в сером небе, и спустя секунды вдали послышался гром.

Ну же, Бенни! Давай! Не тяни ты это чертово время! Скажи все как есть, и я отстану от тебя на веки вечные.

– А если я приведу подругу, то ей ты расскажешь? – Эбель решила, что с Соль Бенни будет дружелюбнее.

– Н-н-нет.

Та-а-ак… уже лучше. В нее уже хотя бы не бросили пренебрежительным «уходи».

– А кому бы ты все рассказал? Может, кому-то из преподавателей? – Эбель, конечно, понадеялась, что услышит имя Кэруэла. – Или директору? – Ее имя она хотела бы услышать меньше.

– Р-р-реджису. Я буду г-г-говорить только с ним.

И небо озарила новая вспышка. Эбель тяжело вздохнула и недовольно топнула ногой. Промокшая насквозь кофта повисла на тонких плечах. Блокнот, в который она так ничего и не записала, размяк. Настроение испортилось. А было лишь восемь утра. Гребаных. Восемь. Утра. И Эбель вместо теплого кабинета философии выбрала сырое кладбище.

– Тогда я загляну к тебе позже, Бенни. Хорошо? – пыталась перекричать дождь Эбель.

И в окне показался красный кленовый листочек.

Эбель пришла на философию в середине урока. И, подсев к Соль, которая быстро убрала свою сумку с занятого для подруги стула, извинилась перед профессором. Тот лишь закатил глаза и что-то пометил в своей толстой тетради.

– Ты куда ходила? – Соль скривила губы, посмотрев на промокшую кофту. – Принимала душ в одежде?

Ноа, сидящий за Соль, наклонился к ним поближе.

– На кладбище, – ответила Эбель.

– С ума сошла? – Ноа выпучил глаза. – После того как смотрителя убили, ты попер…

– Молодые люди, – постучал по столу мистер Хан, – не срывайте мне занятие.

Соль кивнула и виновато опустила взгляд. Как обычно. Эбель уже успела привыкнуть к этому, ведь она делала так всегда, стоило профессору повысить голос или сделать ей замечание. Похоже, каждый такой раз был для Соль стрессом, и после занятия она сразу выпивала стакан горячей воды, чтобы прийти в себя и разгладить морщины, которые, по ее словам, вылезли на ее покрасневшем от стыда лице.

– И что ты узнала? – шептал теперь Ноа.

– Что мне нужен Реджис. – Эбель осмотрела студентов и увидела все факультеты, кроме особо опасных. – Где он, кстати?

– У «красных» занятия с мисс Вуд. Они же у нас особенные. Им философия не нужна, – обиженно пробубнил под нос Ноа.

– Какая пара следующая?

– Сколько раз мне нужно сделать вам замечание?! – вновь разозлился профессор.

Соль опять извинилась за всех троих, хоть и сидела все это время молча.

– У меня риторика. У «фиолетовых» какая-то там тактика. У «белых» – понятия не имею. У вас вроде садоводство. Или хрен знает, какой еще предмет поможет вам освоить свой дар и помочь людям в городе.

– У «белых» лекарское дело, дебил. У нас вообще нет садоводства, – прикрывая рот рукой, шепнула Соль.

– А у «красных»? – Эбель почти свыклась со сленгом этой академии.

– Они весь день будут с Деборой. Их всего-то пара человек, поэтому у них индивидуальные занятия.

– Нет! – крикнул профессор. – Ну вы посмотрите на них!

Но студентам было плевать. Никто на них не посмотрел.

– Еще раз сделаю вам замечание – и вылетите из класса. Сразу на отчисление.

– Никого отсюда не отчисляют, – шепнул девочкам Ноа.

Но профессор его не услышал и продолжил свой урок в воцарившейся тишине.

Эбель провела в этой академии чуть меньше недели и только сейчас начала понимать, зачем нужно было распределение на факультеты. У всех были общие пары и раздельные. На последних студентов готовили к будущей работе. Рассказывали, что им придется делать и как угождать тем, кто будет их ненавидеть, – людям, презирающим скур. Преследователям. Преподавателям. Или же просто пугливым работягам, которые лишний раз будут обходить исключительных стороной. Правда, преподаватели пытались убедить всех в обратном и обещали, что мэр позаботится о каждом выпускнике. Верили ли им скуры? Конечно нет.

Были и индивидуальные занятия с преподавателями после обеда, и домашка, которую на самом-то деле никто не проверял. На уроках мистера Чампи исключительные тренировали свои силы. Стояли в кругу на заднем дворе и демонстрировали свой дар. Особо опасных там, конечно же, не было. Но вот Ноа, который принимал облики всех по кругу, показывал отличное шоу. Кто-то кидался огнем, кто-то читал мысли, кто-то гадал на картах Таро. Каждая скура была опасна, каждая скура внушала страх.

Например, близнецы Кичиро и Киоко отрастили себе новые руки, шипы, торчащие из позвоночника, и глаза, моргающие на лбу и щеках. Амелия усыпила преподавателя взглядом. Гретта Хеил, управляющая металлом, скручивала вилки в столовой и метала ножи в деревья. Айя, ловя лучи света, неожиданным образом становилась невидимой. А девушка, имя которой Эбель не запомнила, источала яды прямо из кожи ладоней, и другая студентка быстро превращала их в дым с цветочным ароматом.

Были скуры, которые просто сидели на лавочках и наблюдали за теми, чей дар так легко проявлялся. Среди них была и Соль, которая всегда меняла тему, стоило Эбель спросить ее о способностях. Там же сидела и Хичжин, дышащая под водой. И слепой парень Торин Грей, который мог управлять человеком… выпивая его кровь. Рейчел Тернер умела вытаскивать со страниц книг разные предметы. А Элеонор Фэйра лечила животных прикосновением.

На лавочке сидела и сама Эбель, которая до сих пор скрывала свои способности. Честно сказать, она уже была готова признаться хотя бы мистеру Кэруэлу или Ноа и Соль, но что-то мешало ей. Будто предостерегало и не давало совершить ошибку.

На лекарском деле мистер Чампи (да, преподавателей в академии было мало, и всем приходилось как-то выкручиваться) демонстрировал приемы первой помощи. Гражданской поддержке, как никому другому, знать это было обязательно. Ведь всем «белым» придется в будущем работать в городе, помогать людям, убирать улицы, пасти скот, охранять музеи и делать другую грязную работу. В Санди Эбель ни разу не видела таких скур. Может, их увозили отсюда в другие города, а может, они просто жили недолго, получив по голове камнем от очередного озлобленного мужика, который, как это обычно происходило, скидывал труп исключительного в озеро Сэнди[16]16
  Да, в городе Санди есть озеро под названием Сэнди. Вот такая фантазия у людей, что уж поделать.


[Закрыть].

Пока скуры складывали бинты на место, за окном выглянуло солнце. Лучи прорезали серые тучи и теперь падали на покрасневшие верхушки деревьев. Блестели в лужах на разбитом асфальте. И грели плечи Эбель, которая до сих пор подрагивала от холода, сидя на парах во влажной футболке. Кофта, кажется, осталась в одном из кабинетов. Наверное, сохла на спинке стула или валялась на полу.

Сегодня обещали подать шоколадные кексы, которыми она хотела угостить мисс Моретти. Но шансы, что они останутся одиноко стоять на подносе, были невелики. Хоть студентов и было ничтожно мало (особенно для такого большого заброшенного собора), но уплетали они все так жадно и так быстро, что оставалось надеяться лишь на двух кухарок и их запасы еды.

Эбель, медленно обходя студентов, плелась за Соль и Яром, который, что удивительно, держал ее за руку и, нежно целуя, шептал что-то на ухо. Когда они успели сблизиться, Эбель не знала. Но сегодня вечером Соль точно прожужжит ей все уши про своего нового парня. Расскажет, как же он красив, обаятелен, мил, умен – и остальные синонимы к фразе «Я влюбилась в него, как дура».

– Бель, тебе занять место? – Соль разорвала очередной поцелуй с Яром и обернулась.

– Нет, я не иду на обед. – Эбель уже хотела скрыться в толпе подальше от этой милой парочки, но врезалась в грудь Ноа, который выскочил из-за колонны.

Все теснились в узких коридорах, торопились в трапезную, кидались сумками через головы, прося занять столы, и толкались, чтобы первыми забрать самые красивые и лакомые кусочки еды.

– Меня ищешь, вишенка? – Ноа посмотрел на губы Эбель и, увидев бордовую помаду, облизнулся. – Так вот он я. Стою перед тобой и жду, когда же ты падешь в мои объятия.

– Не надейся, – оттолкнула его она.

– Да я и не надеюсь, – Ноа наклонил голову, и кудри упали ему на лоб, – ты нравишься моему другу, а я человек чести, знаешь ли. Чужое не трогаю.

Эбель закатила глаза, зная, что никому она не нравится. Кроме Ноа. Но чтобы нравиться Ноа, достаточно просто быть человеком с глазами, руками и ртом.

– Оу! – Ноа поднял глаза и увидел Соль, обнимающуюся с Яром. – Что за чудище к ней прилипло?

– Парень с твоего факультета.

– Черт, да он ее сожрет… – Ноа наклонил голову и внимательно рассмотрел их поцелуй. – Сейчас же будет обед. Там бы и поел…

– Оставь свои комментарии при себе, – отлипла Соль от Яра. – И вообще отвали.

– Сначала скажи, кто лучше целуется? Я или этот оголодавший каннибал? – Ноа пренебрежительно осмотрел Яра.

А дальше Эбель слилась с толпой, оставив эти мерзкие разговоры за спиной.

Пройдя коридоры и обогнав парочку шумных компашек, Эбель вышла в главный зал. Гомон поднимался под купол, эхо от шагов разбивалось о каменные стены. Лики святых на витражах, окропленные солнцем, улыбались своими странными улыбками и провожали взглядом студентов. Несколько «фиолетовых» сидели на скамейках, кто-то шушукался, стоя за колоннами. Толпа, влетевшая в трапезную, громко смеялась, видимо радуясь тому, что все-таки заполучила шоколадные кексы. Из открытой двери на Эбель косилась «Тайная вечеря», а кресты, висящие рядом с ней, не позволили выругаться вслух.

Но Эбель очень этого хотела, ведь здесь было много лишних глаз. Просто. Охренеть. Как много.

– Вон они, – толкнула Амелия подругу. – Иди к нему, Ребекка. Давай же.

Ребекка быстро поправила прическу, отряхнула расшитый золотыми нитками воротник и, прислонившись к холодной мраморной колонне, приняла до жути неестественную позу.

– Сам подойдет, – ехидно улыбнулась она.

– Ты хочешь использовать свой дар?

– Нет, Амелия. – Ребекка увидела стоящую рядом с ними Эбель и покосилась на нее, специально начав говорить громче: – Мне не нужно применять дар. Мужчины хотят меня и без него.

Эбель сразу вспомнила слухи, которые слышала про эту парочку. Ребекка, кажется Мартинс, которая может обольстить любого, кто на нее посмотрит, и Амелия Крэфл, ее рыжая подружка с похожим даром. Она усыпляла взглядом. С ней Эбель была знакома с уроков мистера Чампи. И знакомство их было крайне неприятным.

– Бекки, Ами! – крикнул им парень, и Эбель невольно развернулась.

Три особо опасных вошли в главный зал. Другие студенты то ли от страха, то ли из уважения расходились перед ними и, прилипая к стенам, освобождали дорогу.

Впереди шел Эрик. Блондин, будто сбежавший из семьи Таргариенов. Белая рубашка, подтяжки, идеально сидящий темно-синий пиджак с красной эмблемой. И черные кожаные перчатки: видимо, это было модно. Хоть Эбель так и не считала. Дальше взгляд зацепился за парня, идущего по левую руку от главы этой компании.

Волосы собраны в хвост, широкие плечи, жилетка, облегающая подкачанное тело, и красные татуировки на коже цвета белого снега. Его звали Йонни. И если Эрик был похож на сына Дейенерис Бурерожденной, то Йонни – на сына самого Одина. Великий викинг, сбежавший из книги про скандинавскую мифологию. Его хотелось изучать. Рассматривать. Что Эбель и делала. Хорошо, что он этого не заметил.

Зато заметил Реджис, который плелся за их спинами – отрешенно, будто он не с ними, будто вообще не отсюда. Он опять впивался взглядом в каждый миллиметр лица Эбель. Хотелось скрыться в толпе, сделать хоть что-нибудь, чтобы избежать встречи с ним. Реджис пугал. От него разило пропахшими мужским парфюмом тайнами.

Реджис отталкивал от себя, но вместе с тем и притягивал. И чем дольше Эбель смотрела на него, тем отчетливее ей казалось, что когда-то она тонула в его медовых глазах. Будто они ей знакомы. Как и его аромат. И нахмуренные брови. Сжатые кулаки. И потрепанная кожанка, с которой тот не расставался.

– Новенькая, – «сын Дейенерис» помахал Эбель перчаткой, и рядом с ней громко цокнула Ребекка, – мы с тобой так и не познакомились.

– Не падай в моих глазах, Эрик, – кинула Ребекка, – мы не общаемся с «белыми».

Эбель заметила, как Реджис вздернул бровь. До жути знакомо… Он молча осуждал, не одобрял сказанные слова. Эбель уже видела такое – и не раз. Но кто так делал? Мать? Парень из старших классов? Врач из психушки? Священник из церкви на окраине Санди? Кто… Кто, черт возьми, так же осуждал Эбель?

– Вы сегодня долго. – Ребекка наконец отлипла от стены и, подойдя к особо опасным, чмокнула в щеку каждого из них.

Кроме Реджиса. Он ловко увернулся и шагнул назад, когда она попыталась коснуться его. Эбель закатила глаза. Ей не хотелось наблюдать еще одну трагикомедию, разворачивающуюся прямо в центре главного зала. Зрителей тут было достаточно.

– У меня есть дело, – сказала Эбель, и теперь все уставились на нее. – К тебе, Реджис.

Он единственный отвел от нее взгляд.

– Давай отойдем?

Эбель не хотела сообщать всем исключительным о том, как ходила на кладбище, допросе Бенни и о многом другом, поэтому увести Реджиса подальше от десятка ушей ей показалось хорошей идеей. Она шагнула вперед, чтобы обогнуть Эрика с Йонни и, взяв за рукав Реджиса, вытащить его из зала, но Эрик схватил ее первым.

– Отпусти, – не поднимая на него взгляд, сказала она.

Эрик сильно сжал ее локоть. Эбель не любила, когда ей мешают. Не любила блондинов. И не любила кожаные перчатки.

– Нам всем интересно, что у тебя там за дело, новенькая, – сказал он.

Эрик был худым и таким высоким, что даже Реджис, которому она была по плечо, казался рядом с ним лилипутом.

– Отпусти, – повторила Эбель.

– Только после того, как скажешь, что тебе нужно.

Ребекка громко вздохнула и что-то прошептала на ухо Амелии. Увидев это, Эрик улыбнулся и разжал пальцы.

– С особо опасными лучше не шутить, новенькая, – Ребекка тоже встряла в разговор. – Ах да, ты же с гражданской поддержки, – она посмотрела на белую нашивку на футболке Эбель. – Я забыла, что вы там все немного туповаты. Так вот, напомню. «Фиолетовые», то есть мы, – она указала на себя и подругу, – слушаемся только «красных». «Желтые» слушают нас и «красных». «Красные» не слушают никого. А вот «белые»…

– Вы не только слушаете, но и делаете все, что вам говорят любые студенты любых факультетов, – откинув рыжие кудри с плеч, продолжила Амелия.

– Перестаньте, – сказал Эрик и, обойдя Эбель, закинул на нее руку, – она тут меньше недели. Скоро ко всему привыкнет.

Реджис наклонил голову и сжал зубы так, что заходили желваки. Он спрятал побелевшие кулаки в карманы куртки и расправил плечи.

– Да хватит уже, идем на обед, – сказал Йонни и, толкнув Эрика плечом, обошел его, направившись в трапезную.

– Так что, Эбель? – Эрик так и остался стоять рядом с Эбель. – Какое дело?

– Хотела раскопать всем вам могилы, но вот думаю, одна не управлюсь. Хоронить придется не только вас, но и ваше самомнение. А значит, и ямы копать придется большие.

Ребекка прыснула, а Эрик сильнее сжал плечо Эбель.

– Ты мне нравишься, – шепнул он ей на ухо. – Смешная, – сказал уже громче.

– Отстань от бедной девочки, Лайне, – прыснула Ребекка. – У нее не все дома. Пойдем лучше на обед.

Эбель не была глупой и сразу поняла, кто интересует Ребекку. Смешно было наблюдать за ее тщетными попытками сблизиться с Реджисом. Проще было охмурить принца Гарри, чем Реджиса, у которого на лице было написано: «Не подходи ко мне, иначе убью».

– Идите без меня, – Эрик опустил руку ниже, схватив Эбель за талию, – а я прогуляюсь с новенькой. Она хочет на кладбище, вот туда я ее и провожу. – И аккуратно подтолкнул Эбель вперед.

Эбель извернулась и, стряхнув его руку, наконец отошла от кретина.

– Не трогай ее, – хриплый голос Реджиса был тихим, но Эрик почему-то остановился и послушно опустил руку, вновь тянущуюся к Эбель.

Все удивились, что обычно молчаливый Реджис заговорил.

Эбель подошла к нему и коснулась рукава его кожанки, но Реджис увернулся от прикосновения.

– Забей на них, – тихо сказала ему Эбель. – Идем.