Текст книги "Всё и ничто"

Он так на вас похож, сказала женщина в парке на прошлой неделе, и Агата улыбнулась и прижала мальчика к себе покрепче. Все просто, если ты остаешься спокойной и вежливой и не слишком врешь или не пытаешься завязать с кем-нибудь разговор, который может привести к вранью. Они будут только вдвоем, она и Хэл, не будет места никому другому, кто мог бы вызнать правду и не одобрить. Но это ничего. Уже столько времени Агата была одна, так что будет приятно разделить жизнь с кем-нибудь, и она не могла думать ни о ком, кроме Хэла. Она была уверена, что Рут наверняка думала иначе.

Сара позвонила Кристиану в половине двенадцатого, когда он собирался на совещание, на котором должен был решаться вопрос, увольнять или не увольнять ведущего, который, похоже, не умел нормально говорить. Он перевел звонок на автоответчик и забыл о нем, вспомнил только перед обедом.

Я это сделала, Кристиан, и Рут все приняла спокойно. Правда, она была слегка шокирована и обещала превратить твою жизнь в настоящий ад, но, наверное, трудно ожидать другого. Все равно, это не имеет значения, потому что она сказала, что не будет стоять у нас на пути. Правда, удивительно? Позвони мне, как получишь послание.

Рут часто говорила Кристиану странные вещи, вроде того, что у меня все плывет перед глазами или мир вращается так быстро, что я не успеваю за жизнью. Тогда он не понимал, что она имела в виду. Но в этот момент он не только понял, но испытал бурю чувств, которая говорила ему, что жизнь уже никогда не будет такой, как раньше. Он сразу же позвонил Рут, но Кирсти сказала, что она заболела и уехала домой. Он хотел было ей позвонить, но решил, что лучше будет узнать, во что же он вляпался.

Он ушел из офиса, чтобы позвонить Саре.

– Кристиан, ты получил мое послание?

– Да. Что ты сказала моей жене? – Ему хотелось ей врезать. Желание так мощно и неожиданно охватило его, что он даже споткнулся.

– Почему у тебя такой голос? – спросила она.

– Скажи, что ты говорила моей жене, Сара.

Ее голос стал неуверенным:

– Я сказала, что мы договорились. Ну, знаешь, насчет того, что это не может дальше так продолжаться, а ты чувствуешь себя слишком виноватым, чтобы уйти, но сейчас моя очередь.

Он не смог сдержаться, закричал:

– Когда это мы договорились? О чем, твою мать, мы договорились?

– Когда мы в последний раз виделись, – теперь она плакала, и это вызывало у него отвращение, – я сказала, что больше не могу ждать. Сказала, что расскажу все Рут, а ты пообещал позвонить на следующий день, но не позвонил, вот я и сделала то, что собиралась.

Кристиан дернул себя за волосы. Безумие, окружившее его, было таким ощутимым, что можно было потрогать. Оно было повсюду.

– Как ты смеешь влезать в мою жизнь и думать, что можешь перевернуть ее вверх тормашками? Мы даже ничего не делали. С ума сойти можно.

Теперь она рыдала:

– Но ты обещал… Ты сказал…

– Ничего я не обещал. Черт, какой кошмар.

– Она тебя собирается бросить, и что ты тогда будешь делать?

Кристиан обрел способность соображать:

– Я не собираюсь позволить ей меня бросить, и даже если она это сделает, с тобой я никогда не сойдусь.

Он положил трубку, но сделал это неуверенно. Он знал, что поступил неправильно. Некоторые слова, которые он сказал Саре, вились в его голове, как сигаретный дым, который отказывается покидать ваши легкие. Что-то звучало фальшиво. Его праведное негодование самому ему не казалось праведным.

Он оставил Рут послание, и она все же позвонила, и они договорились встретиться, но что-то в ее тоне говорило ему, что у него впереди затяжная битва. Он начал думать, что делал все неправильно и его жизнь ускользает от него, как песок сквозь пальцы. Что-то загнало его в ловушку, какая-то посторонняя злая сила заставила его поверить, что ему нужны вещи, такие же неуловимые, как след фейерверка. Яркие огни ослепили его, загнали в ловушку недоразумений, не имевших никакой связи с реальностью.

Пока он сидел на скамейке и ждал жену, он вспомнил, как подростком звонил кому-то по телефону и случайно подключился к чужому разговору. Говорили две женщины. Он оцепенел, сидел и слушал этот разговор, который перескакивал с темы на тему, и удивлялся, откуда они все это знают. Рецепт торта для дня рождения дочери одной из них, последние сведения о болезни другой, новости относительно сердечного приступа у брата, беспокойство по поводу мужа, который все с большей неохотой поднимается с кровати. Кристиана впустили в их внутренний мир, на несколько минут разрешили войти в их жизнь, сделали частью себя. Потом одна из них спросила, не слышит ли подруга что-то странное на линии, и та ответила: да, вроде чье-то дыхание. Он испугался и тут же положил трубку. И они исчезли, а он не успел спросить их ни о чем, они никогда даже не узнают о его существовании. Эти женщины оставались с ним всю его жизнь, и все же только сейчас, когда он смотрел, как его жизнь катится в тартарары, он понял, почему не забыл их. Если бы только он это осознал раньше. Если бы у него хватило ума усвоить их урок. Если бы он понял, чему они его научили – что вся жизнь состоит из отдельных деталей. Что до каждой можно дотянуться, что иногда они прячутся под раковиной или в саду за углом. Он потратил все это время, глядя вдаль, тогда когда счастье было рядом, у него под носом.

Сара продолжала звонить, но он не мог отключить телефон: вдруг Рут понадобится до него дозвониться? Рано или поздно он позвонит Саре и извинится за тон, которым с ней разговаривал. Четко объяснит, что любит Рут, не хочет быть с Сарой, но также добавит, что вел себя скверно, струсил и надеется, что она будет счастлива. Пусть простит его, если он кричал. И что обзывал ее сумасшедшей.

Рут возникла будто ниоткуда. Он оглядывал парк, разыскивая ее, и вдруг она оказалась здесь. Сидела рядом с ним на скамейке и выглядела так, будто только что с кем-то подралась. Они некоторое время сидели молча, никто не хотел нырять в дерьмо под ногами.

– Прости меня, – наконец сказал Кристиан.

– За что простить? За то, что ты делал, или за то, что тебя разоблачили? – Голос был чересчур жестким.

– За то, что сделал. Хотя на этот раз я ничего не делал.

Она засмеялась:

– Знаешь, когда-то я, может быть, тебе и поверила бы. Но сидеть напротив твоей подружки и слушать, как вы хотите завести ребенка, тут уж не до веры.

– Она не моя подружка.

– Пусть, но ты продолжаешь с ней встречаться.

– Я встречался с ней, но не так, как ты думаешь.

Она сверкнула на него глазами:

– В любом варианте это недопустимо, Кристиан. Разве до тебя не дошло?

Он почувствовал отчаяние:

– Конечно, дошло. Поэтому я тебе ничего не рассказывал.

– Не рассказывать еще хуже, чем встречаться. Черт возьми, до чего же ты глуп.

– Я думал, что справлюсь.

– Нет, ты думал, что тебе это сойдет с рук. – И возможно, она была права. Он чувствовал себя жалким.

– Рут, ничего не случилось. Я тебя люблю.

– Не имеет значения, случилось или нет, и ты меня не любишь. Когда кого-то любишь, ты этого человека уважаешь. – У нее на все был ответ, и вероятно, то были правильные ответы. Он почувствовал себя проигравшим, как будто никогда и не побеждал, да и что он сейчас пытался выиграть, какой приз?

– Она пришла к нам в офис на интервью, хотела устроиться на должность помощника администратора. Всем занималась Кэрол. Я понятия не имел, что она придет, пока она не вошла в комнату. А на следующий день она позвонила и попросила о встрече.

– И не было ни секунды, когда бы ты подумал, что не следует этого делать? – Он заметил, как дрогнул ее голос, и это дало надежду, что она сохранила хоть какие-то чувства к нему. Он представил себе ее любовь как электрическую лампочку, которая в данный момент едва тлела.

– Прости меня, Рут. Но я согласился с ней встретиться не потому, что хотел начать все сначала. Просто было странно ее увидеть, и в ее голосе звучало отчаяние, когда она звонила. Знаю, я не должен был соглашаться, но я подумал, что это будет один раз, последний.

– Что, хотелось вспомнить старые времена?

– Знаю, это было глупостью с моей стороны.

– И что произошло? Было так замечательно, что вы решили встретиться еще и еще?

– Нет, тут все сложнее. Она сказала, что у нее вовсе не было выкидыша, что она сделала аборт, а потом у нее случился нервный срыв и она уехала в Австралию. Черт, сейчас это все звучит наивно, но мне было ее жалко. Я чувствовал свою ответственность.

– В первый раз в твоей жизни.

– Что? – Кристиан рискнул посмотреть на жену, но ее лицо было таким суровым, что он едва ее узнал и испугался.

– Ответственность не твой конек, Кристиан. Конечно, у тебя хорошая работа, и ты хороший отец, если не предъявлять завышенных требований, но ты не имеешь реального представления, что происходит с детьми. Тебя не волнуют домашние дела, как меня. Ты плывешь через жизнь, заботясь только о себе. Я вовсе не хочу сказать, что ты мог бы оставить нас голодать или, если бы произошло что-то плохое, ты бы не волновался, но ты никогда не стараешься все предусмотреть. Как будто ты на поверхности, но под кожей тебе все еще восемнадцать. Иногда похоже, что мы тебя раздражаем.

– Ничего подобного, но… – Кристиан пытался сообразить, что сказать, но слова Рут жалили его.

– Зря я в прошлый раз приняла тебя назад. Ты никогда по-настоящему не менялся, так что это всегда могло повториться.

– Но ведь ничего не было.

– Кончай повторять одно и то же, это так глупо звучит. Ты с ней встретился, ты, вне всякого сомнения, был с ней мил, причем мил настолько, что она решила, будто ты готов меня бросить…

– Она сумасшедшая.

– И это прекрати повторять. И за это ты должен взять на себя ответственность.

Кристиан откинулся на спинку скамейки:

– Рут, я сделаю все, что скажешь. Пожалуйста, дай мне еще один шанс.

Она снова засмеялась. Пустой и безрадостный звук.

– Ты говоришь, как Бетти. И – нет, ответ отрицательный.

– Я знаю, что был неправ.

– Хочешь за это медаль?

– Нет, я не про Сару говорю. Однажды две женщины…

– Ты и других баб трахал?

– Нет, я тогда был подростком, по телефону…

– Я не желаю слушать про твой юношеский секс по телефону, Кристиан.

– Рут, прекрати! Послушай меня. Мне кажется, я понял, что со мной не так. Думаю, я до настоящего момента не понимал как следует, что мы имеем.

Рут подняла руку:

– Пожалуйста, остановись. На сегодня я уже сыта по горло твоей чушью.

Он схватился руками за голову жестом, который мог показаться неестественным, но он в самом деле отчаянно пытался придумать, что бы такое сказать. Он понял, что Рут ему нужна любая, даже если она его разлюбила.

– А как же дети?

– Тебя же это не остановило.

– Рут, я изменюсь, обещаю. Я никогда больше не причиню тебе горя.

Она посмотрела на него взглядом, каким обычно одаривала Бетти, выслушав ее самые дикие требования:

– Ты бы хоть придерживался реальности. Мы женаты, это наша работа – причинять друг другу неприятности.

Ему хотелось схватить ее, встряхнуть, заглянуть в ее глаза так глубоко, чтобы она поняла, насколько он искренен. Так делают в фильмах, и это помогает, почему нельзя так поступить в реальной жизни? Потому что, внезапно понял Кристиан, он с этим опоздал примерно лет на десять. Это реально, как новорожденный младенец, разбитая машина или смерть близкого друга, – данный момент, который засасывает тебя полностью, и ты наконец уверен.

– Нет, ты знаешь, что я имел в виду, пожалуйста, не делай этого.

– Я ничего не делаю. Только реагирую. И я хочу, чтобы ты ушел как можно скорее.

– Нет, пожалуйста, очень тебя прошу.

– Черт, до чего же ты нахален. – Ее лицо раскраснелось, голос стал высоким. – Ты в самом деле, думал что это еще раз сойдет тебе с рук?

– Я вообще ни о чем таком не думал.

Она встала:

– С меня хватит. Ты достаточно испортил мне жизнь для одного дня. Мне нужно вернуться к детям.

Он тоже встал и положил руки ей на плечи. Коротенькое мгновение они смотрели друг на друга, и оба тосковали о том, чего у них, возможно, никогда уже не будет.

– Рут, в субботу день рождения Хэла. Пожалуйста, не гони меня до конца недели. Это будет нечестно по отношению к нему. – Он, конечно, воспользовался запрещенным приемом, но верил в то, что говорил, и был в отчаянии.

Рут выглядела так, будто поняла, что ее обвели вокруг пальца.

– Ладно, – сказала она. – До конца недели, и только ради Хэла. – Она стряхнула его руки. – Я поеду домой на такси, но без тебя. Не хочу сидеть с тобой в одной машине.

Он смотрел, как она уходит, и осознавал, что сын спас его вторично за свою коротенькую жизнь. Он чувствовал себя грязным, недостойным и виноватым. Полностью недостойным семьи, которая всего несколько дней назад казалась тяжким грузом. Ему было стыдно.

Кристиан оглянулся на пейзаж своей жизни и понял, что от него было мало радости. У него даже не было запоминающихся отношений с кем-либо. Разумеется, были Рут и дети, но она права, он просто плыл рядом, он с ними не взаимодействовал. И Тоби, разумеется, был еще Тоби. Но какая часть их отношений относилась к истории и какая к тому, что Кристиан для него сделал? Тот никогда не разговаривал с его родителями, все ограничивалось обменом любезностями, даже представления не имел, кем был его брат. На работе было много таких, кто годился для похода в паб после работы, что жутко выводило Рут из себя, потому что он никогда не успевал вернуться домой вовремя, чтобы уложить детей. Но если взглянуть повнимательнее, оказывалось, что все они лет на десять его моложе, а он их начальник. Наверняка они расслаблялись, только когда он уходил. Ему стало тошно.

Рут с трудом вышла на улицу и поймала такси. Ее вдруг охватила такая безнадежная усталость, что она даже подумала рассеянно, не заболела ли на самом деле, а не просто эмоционально пришиблена. Короткая передышка после того, как Бетти стала лучше спать, растаяла так же быстро, как пар над кипящей кастрюлей. Она даже подумала, что именно такова настоящая усталость – глубокое ощущение отчаяния по поводу жизни, которая стала представляться ей неудавшейся.

Ее тело казалось натянутым, словно белье на веревке, она чувствовала себя прозрачной и бессмысленной, как кружевная ночная рубашка. Следующие несколько дней растянулись перед ней, как одна из этих нескончаемых американских дорог, и она не была уверена, что сумеет эти дни пережить. Она не была уверена, что сумеет сохранить лицо, которое ей теперь всегда будет требоваться, чтобы защититься от Кристиана. Потому что один день слабости, один день месячных, одна бессонная ночь, один лишний стакан вина, и она будет рыдать и желать, чтобы он ее обнял.

В один прекрасный день она позволит себе погоревать о потерянных минутах и днях, которые она по глупости считала принадлежавшими ей и ее детям. Она представила себе все бесконечные выходные впереди, тоскливую женщину в парке с двумя дерущимися детьми, неудачно собранную корзину для пикника у ее ног, и ожидание… ожидание чего? Когда пройдет время, дети вырастут, а затем…? Затем ужины в одиночестве, попытки чем-то себя занять, придумать себе какое-нибудь хобби, которое отнимало бы время, приглашения от жалостливых друзей на праздники, где всегда будешь чувствовать, что ты всем мешаешь.

Рут хорошо помнила каждую деталь того первого случая, когда Кристиан пошатнул ее мир. Она только-только ушла в декретный отпуск и провела первый день целиком с Бетти, в состоянии полного умиротворения. Она уложила девочку спать, в доме было относительно прибрано, и она готовила салат, чувствуя какое-то странное довольство собой, как будто весь мир был в порядке, и она – часть его. Затем Кристиан пришел домой.

Рут догадалась, что он пьян, по тому, как он закрыл дверь. Она могла бы сообразить и по его посланиям. Иногда она не слишком возражала, но порой это казалось преступлением против человечества. Этот вечер был из серии преступлений. Она обиделась, что он не понял, какой это особый день, что у нее могли начаться роды, а он слишком пьян, чтобы сесть за руль и отвезти ее в больницу. Рут уже готова была высказать все эти претензии, когда он ввалился в кухню, и она сразу поняла – пришла беда.

– Черт, в чем дело? – Подумалось только об увольнении или разбитой машине, что уже было достаточно трагично, но тут Кристиан заговорил.

– Я ухожу, – заявил он.

– Уходишь? Куда? – Ребенок забился под самые ребра, и говорить было трудно.

Кристиан отказывался взглянуть на нее, он продолжал, как мальчишка, переступать с ноги на ногу.

– Ухожу от тебя. Из этого дома.

– Что? – Ей пришлось сесть. Ноги отказывались держать, совсем как показывают в фильмах.

– Прости, Рут. Я больше так не могу. Мы живем лживо, мы не любим друг друга, нам нравятся разные вещи, мы ничего вместе не делаем, никогда не занимаемся сексом.

– Но у меня беременность восемь месяцев. – Слова казались беспомощными, совсем как тот ребенок, которого ей предстояло родить.

– Знаю, но дело не только в этом. Это продолжается уже годы.

– Годы? Тогда какого черта ты меня обрюхатил? – В словах звучала злость, хотя на самом деле ей казалось, что она тонет.

– Не знаю. Я не говорю, что я тебя не люблю. Или что всегда было плохо. Но ведь не можешь же ты сказать, что по-настоящему счастлива? – Он плюхнулся на стул напротив нее.

– Кристиан, ты чего-то накурился? Мне рожать через три недели. Ты считаешь, сейчас самое время для такого разговора? – И тут она поняла, в чем реальная проблема, так ясно, как если бы та девица стояла рядом с ним. – Господи, ты кого-то себе завел, так?

Он начал плакать, причем она не сомневалась, что так он плакал только в детстве, и она почувствовала к нему отвращение.

– Ее зовут Сара, и она тоже беременна.

Казалось, из комнаты высосали весь воздух.

– Ты шутишь.

– Нет. Мы этого не планировали. Она только сегодня мне сказала.

– Ах ты, гребаный ублюдок. – Этого было явно мало, но на большее она была неспособна.

Они молча сидели за кухонным столом, стараясь усвоить случившееся. Рут не была уверена, что сможет родить и воспитывать ребенка одна. Она знала, что многие женщины могут, но сама она недостаточно сильная, так ей казалось. Но тут Кристиан упал перед ней на колени, пытаясь обнять ее огромный, как мир, живот.

– Рут, прости меня. Я совсем не хочу уходить. Ты должна мне помочь, я не знаю, что случилось. Как это могло случиться?

И даже когда она расцарапывала ему физиономию, как будто ощущение его плоти под ногтями могло ее удовлетворить, она уже сдалась. С той секунды она знала, что простит его. Если он не станет проситься назад, весьма возможно, она станет его об этом умолять. Тогда она впервые признала наличие этого чувства в себе, и теперь, в такси, воспоминание вызвало новый поток слез. Она была слабой и жалкой, и винить в этом, пожалуй, надо было только саму себя.

Агата чувствовала, что что-то случилось. Рут улеглась в постель, заявив, что слишком больна, чтобы пообщаться с детьми, и тут же вылетела из дому и села в такси, чтобы встретиться с Кристианом. Для детей все это было непонятно, тем более что Агата даже не сказала Бетти, что Рут наверху. Рут раздражала Агату, и она надеялась, что та не возьмет завтра свободный день, поскольку она составила на завтра четкое расписание своих действий по подготовке к празднику, и Рут в этом расписании не учитывалась.

Нижняя губа Бетти начала выпячиваться, когда она увидела, как мать снова убегает, и Агате пришлось посадить ее на колени. Она сама слишком хорошо знала, что такое иметь запутавшуюся мать. Ей бы очень хотелось забрать с собой и девочку, но на самом деле Бетти была слишком большая, она будет скучать по матери и задавать слишком много вопросов, даже, возможно, выдаст их. Кроме того, Агата уже видела в ней многие черты Рут, и дело было не только во внешности. Она отказывалась расчесывать волосы куклам и после игры просто швыряла их в ящик, ничуть не заботясь, удобно ли им. По утрам она перемеряла как минимум три туалета, вытаскивая всю свою одежду из ящиков, а затем запихивая назад как попало, нарушая аккуратный порядок, наведенный Агатой. Один раз, всего один раз Агата заглянула в ящики Рут. Не для того, чтобы что-то взять, ей хотелось проверить, права ли она. И разумеется, она была права. Ничего не было правильно сложено и подобрано по цветам. Там не было даже какой-нибудь системы, а в ящике с бельем валялась сломанная бижутерия и протекающая шариковая ручка.

Хэл вырастет и со временем будет все больше походить на нее. Агата была в этом уверена. Она решила, что генетика несущественна. Важно, кто тебя любит, а не кто тебя сделал. Наверняка это правда. Она воображала себе день, когда они с Хэлом станут, как две горошины в стручке, одинаковые мыслями и телом.

Она уже раздобыла его паспорт, который, как оказалось, было совсем просто найти. У Рут с Кристианом была комната, которую они называли офисом, – по сути, большая кладовка под лестницей. Там имелся шкаф, и все паспорта лежали в его ящиках. Агата не тревожилась, что они заметят пропажу паспорта Хэла, а если и заметят, то начнут обвинять друг друга. Почти вся одежда мальчика тщательно выстирана, аккуратно сложена и лежит в его ящиках.

Что они будут делать, когда уйдут, – вопрос серьезный. Агата вынуждена была это признать. Через год или чуть больше все будет нормально, она запишет его в школу и тогда сможет работать, пока он там будет находиться, но вначале с деньгами будет очень туго. Ей нельзя будет обратиться за пособием, поскольку наверняка новости о Хэле появятся во всех средствах массовой информации. Она не сможет работать, и ей придется как-то его замаскировать. Она уже купила коробку коричневой краски для волос, которой собиралась выкрасить их обоих при первой возможности, даже раньше, чем они сядут в поезд. Но она беспокоилась, что этого может быть недостаточно. Она воспользовалась ноутбуком Рут, чтобы узнать все о коммунах, и нашла там много интересного. Пока она о них читала, она уверила себя, что выросла в одной из них, потому что так оно и было, разве нет, если как следует подумать. Она так легко вписывается в любую ситуацию, она сможет применить все свои организаторские способности, проявить себя лучшим образом, и вскоре они с Хэлом станут незаменимыми членами группы. Она только надеялась, что можно просто приехать в коммуну и спросить, не могут ли они к ней присоединиться. Наверняка все так и происходит, не правда ли?

Рут удивилась, проснувшись на следующее утро в пять часов, потому что, как ей казалось, она не спала вовсе. Все тело ломило, особенно сильно болели голова и глаза. Очень походило на похмелье, хотя накануне она ничего не пила, а придя домой, закрылась в ванной комнате. Она слышала, как примерно через час пришел Кристиан, но у него хватило ума не лезть к ней с разговорами. Она понятия не имела, где он спал, да и ей было наплевать.

Как часто случается, ночь была трудной. Рут по опыту знала, что, если у тебя есть проблемы, в темное время суток они размножаются, как бактерии, и повисают над твоей головой на манер мультяшного монстра. В своем воображении она уже успокоила плачущую Бетти, с которой они смотрели вместе, как Кристиан уходит, ради детей присутствовала на его свадьбе с Сарой, спорила с ним по поводу денег и в один момент дала ему по морде. Было обидно понимать, что это всего лишь сериал из злобных фантазий, а в реальности через все еще надо пройти. Ей хотелось натянуть одеяло на голову и признать свое поражение. Отдать детей под присмотр Эгги, уйти с работы и никогда больше не разговаривать с Кристианом. Был еще выбор: встать и продолжать жить дальше.

Завтра день рождения Хэла, и дел всегда накапливается много. Всегда найдется причина, которая будет заставлять ее вставать, и она уставала от одной этой мысли. Не желай, чтобы жизнь прошла, как-то сказал ей учитель, заметив, что она следит за стрелками часов, но она тогда не поняла, что он имел в виду. Он скоропостижно скончался через год, как раз когда она переходила в старшую группу. Но проблему следовало искать не в ее теле, теперь она была в этом уверена.

Кристиан разбил ей сердце. С таким же успехом он мог вырвать его из груди и раздавить каблуком. Думать так о собственном муже казалось слишком наивным, слишком романтичным. И все-таки это была правда.

Но правда лежала куда глубже. Глубже, чем ее мысли в такси предыдущим вечером, глубже, чем ее сны, даже глубже, чем ее гнев. В холодном рассветном свете Рут поняла, что всегда играла роль жертвы, но в жизни все далеко не так просто. Она не искала оправданий Кристиану, вряд ли она когда-нибудь сможет это сделать, но было самое время признать, что она и сама не без греха. Иногда она чувствовала, что не может ничего с этим поделать, что жизнь слишком тяжела, а иногда казалось, что она справится. После рождения детей она соорудила стену вокруг себя и своих чувств. Она так сильно их любила, что не допускала к ним никого, причем настолько волновалась насчет правильности своих решений, что постоянно чувствовала себя виноватой. Год после рождения Бетти показал ей, насколько хрупок наш разум, как легко и быстро можно его разрушить и перестать узнавать себя и всех вокруг. С той поры для нее стало необходимо всегда все контролировать, никогда ничего не пускать на самотек, потому что только взгляните, куда это может вас привести. И где-то в процессе она потеряла способность радоваться. Ее беспокойство стало неотъемлемой частью их жизни, и она уже начала думать, что ее мозг превратился в своего рода блендер, перерабатывающий информацию с убийственной интенсивностью.

Жизнь съедала ее, как гусеница съедает лист. Она подняла руку и при слабом свете из окна увидела, какой та стала прозрачной, она практически исчезает. Наверное, трудно любить человека, который постоянно чувствует себя неправым. Скорее всего, их брак еще можно спасти, но Рут никак не могла решить, не слишком ли поздно для нее. Она сомневалась, что когда-нибудь сможет донести все эти мысли до Кристиана, что он их поймет и они смогут действовать соответственно, если, в конечном итоге, их любви на это хватит.

Она снова расплакалась и решила принять душ: вдруг он поможет справиться со слезами? Вода была теплой и умиротворяющей и на несколько минут возы мела желаемое действие, пока она не вспомнила, что через несколько часов приедут ее родители. Голова была такой тяжелой, что едва держалась на шее.

Когда Кристиан услышал, что Рут ходит наверху, он сразу же встал с дивана. Не хотел, чтобы Эгги и дети нашли его там, и поднялся в спальню, чтобы хотя бы сменить одежду. Постель выглядела так, будто в ней никто не спал, только небольшая вмятина там, где лежала Рут. Это отсутствие беспорядка его удивило, и он забеспокоился, решив, что жена уже поставила на нем крест. Разумеется, он ничего другого не заслуживал, но все-таки это показалось ему несправедливым.

Кристиан почти всю ночь не мог заснуть, пытаясь придумать, что сказать, чтобы уговорить Рут позволить ему остаться. В жизни довольно редко случалось, когда он не мог настоять на своем с помощью одних лишь слов, но сейчас, в самый главный момент своей жизни, он не мог ничего придумать. Кристиан как-то подслушал, как его называли человеком с характером, что прозвучало так же бессмысленно, как если бы это произнес какой-то участник реалити-шоу, потому что, вне сомнения, без характера ты всего лишь пустая скорлупа. Но теперь он думал, что, возможно, у него и нет ничего, кроме характера, что весь его смысл потерялся, а может быть, его никогда и не было.

Когда он впервые встретил Рут, его поразила ее серьезность. Он осознал, что его в Рут привлекло то, от чего, по его мнению, она была должна отказаться, когда их жизни соединились. Кто мог предвидеть, что для женщины, которая размышляла столько, сколько она, материнство окажется таким потрясением? Он видел, что не сумел понять или полюбить ее по-настоящему. Рут нужна была поддержка, но получила она только беспокойство.

Когда ты заканчиваешь работу, спрашивала она каждый день примерно в три часа, и он иногда умышленно врал, чтобы преподать ей урок. Кто это, спрашивала она, когда его мобильный пищал в выходные, а он равнодушно пожимал плечами и говорил – никто, хотя точно знал, что это ее рассердит. Дело не в том, что ему нравилось быть злым, но она иногда заставляла чувствовать себя так, будто он еще один ее непослушный ребенок. Отвяжись от меня, хотелось ему крикнуть, иди и суетись по какому-нибудь другому поводу. Но разумеется, так не следовало себя вести, он это понял сейчас, сидя на краю кровати, которую скоро он уже не сможет называть своей. Если бы он приходил домой, когда положено, отказывался от второй порции выпивки и говорил ей, что это просто телефонный спам, она бы успокоилась и в следующий раз не спросила.

Рут вздрогнула, когда увидела его, и он сразу почувствовал себя виноватым в том, как плохо она выглядела.

– Прости, но я не хотел, чтобы Эгги и дети нашли меня на диване.

Она пожала плечами, стараясь не встречаться с ним глазами.

– Ты сегодня идешь на работу? – спросил он.

– Нет, позвоню, скажусь больной.

– Я тоже не пойду.

– Нет, не надо. Через несколько часов приедут мои родители, и я не думаю, что буду в состоянии изображать счастливое семейство на секунду дольше, чем абсолютно необходимо.

Что Кристиану хотелось сделать, так это притянуть Рут к себе, пока она еще влажная после душа. Чтобы они легли и как следует занялись любовью, чего они теперь почти никогда не делали. Похоже, его слова никогда до нее не дойдут, а ему хотелось показать ей, как много они значат. Но вокруг нее было силовое поле, он чувствовал, что может получить электрический разряд, если попытается хотя бы коснуться ее.

– Как ты думаешь, у нас еще будет возможность поговорить в эти выходные?

– Сомневаюсь. Мне нечего больше сказать.

– Пожалуйста, Рут. Как бы то ни было, мы должны поговорить.

Она резко повернулась, протянув в его сторону щетку для волос, как оружие:

– Почему, твою мать, ты мне не сказал, что снова с ней встречаешься?

– Не знаю. Мне бы самому хотелось знать ответ на этот вопрос. Я растерялся, когда ее увидел, а потом она позвонила и сказала мне про аборт, и меня затянуло. Но ничего не было и быть не могло.

В дверях появилась Бетти, вся растрепанная со сна.

– Эй, принцесса, – сказал он, подхватывая ее на руки. – Ты рано проснулась.

– Я есть хочу, – сказала она. – Мама!

– Маме еще надо одеться. Я отнесу тебя вниз. – Всех, похоже, удивило его предложение, поэтому он отправился вниз, размышляя, все ли родители прячут свои чувства, дожидаясь подходящего времени.

Была вроде песня, чья же, черт побери? Кристиан порылся в памяти, но так и не вспомнил точную строчку. Что-то о том, как певец скорбит обо всех тех потерянных завтраках, когда он чувствовал себя слишком усталым, тогда как мог бы провести время с дочерью. Он тут же устыдился, припомнив, что эту песню пели АББА. Возможно даже, что она есть у Бетти на DVD с «Мамма Миа!». Он постарался не расплакаться от неожиданных трогательных ассоциаций. Бетти и Хэл никогда не были для него по-настоящему реальными. Может, это чересчур сильно сказано, но он любил их как-то абстрактно, любил мысль о них больше, чем их самих. Но вот они, маленькие человечки, они растут, меняются, они существуют. И он не хотел больше терять ни единой секунды. Это ведь было еще в одной ужасной песне, не правда ли? Может быть, так бывает, что вся твоя жизнь превращается в затертые клише из песен, которых ты был бы рад никогда не слышать?