Текст книги "О чем рассказали мертвые"

Наконец толпа обратила внимание на Аделию:

– А это кто? Видать, сарацинова зазноба?

– Вовсе нет, – с достоинством возразила салернка, не убавляя шага.

– Ой, да она по-нашенски понимает! Правда, что смуглявый – доктор, мадам?

– Да, и притом не хуже здешних.

На самом деле наверняка лучше. Монастырский врач, как Аделия успела выяснить, лечил только травами, а как хирург и простого нарыва не умел вскрыть. Вся его ученость была из книг, многие из которых она считала шарлатанскими. Остальных жителей Кембриджа скорее всего пользовали знахари, далекие от передовой медицины XII века. Они давали больным всякие мудреные зелья, состав которых не столько лечил, сколько впечатлял невеж экзотичными компонентами.

Тот, кто спрашивал про сарацинского доктора, воспринял ее слова как рекомендацию и сказал:

– Ладно, как-нибудь зайду за советом к этому иноземцу, раз вы его хвалите. Где наша не пропадала! Монастырский лекарь, брат Тео, с моими болячками уж который год не может справиться.

Аделия была рада, что никто не задал вопроса, почему Симон, Мансур и она прибыли в Кембридж. Местные сочли их появление естественным. Разве город на болоте не есть центр мировой цивилизации? Странно только то, что из диких соседних стран люди не валят сюда толпами!

– А не посмотрит ли доктор дитя? – подступила к Аделии женщина с ребенком.

– Доктор сейчас занят, – сказала салернка. – Давайте я взгляну. Что с ним?

Малыш тихо пищал от боли. Очевидно, он кричал так долго, что уже потерял голос.

Аделия быстро осмотрела его, достала из своей сумки пинцет – и вытащила из уха ребенка бусину. Тот сразу же перестал плакать.

Кругом почтительно заахали:

– Знахарка! Ай да молодец!

«Ладно, знахарка так знахарка, – подумала Аделия. – Лишь бы уважали и не совали палки в колеса входе следствия».

Из толпы полетели новые просьбы. Но тут врачевательницу выручила Гилта. Выйдя за ворота, она строго крикнула:

– Проваливайте, охламоны! Заморские гости только что прибыли и еще не разместились. Если кому что нужно от доктора – приходите завтра. И готовьте монеты! Задарма не лечим!

Гилта потянула салернку за руку во двор.

В доме Симон сообщил Аделии, что приор Жоффре любезно направил им свою добрую знакомую Гилту в качестве экономки и поварихи. Она знает об их миссии.

– С ней будет жить ее внук Ульф, – добавил он.

Мальчик неловко поклонился Аделии:

– Здрасьте.

– Ульф! Шапку долой, неучтивец! – зашипела его бабушка. – С дамой разговариваешь!

Мальчик проворно подчинился.

– А это что за животина? – возмущенно спросила Аделия, увидев огромного мохнатого пса. От него несло не то помойкой, не то еще чем. – На что нам грязная вонючая тварь?

– Он, может, и не розами пахнет, – с достоинством возразила Гилта, – однако верный и умный пес. В случае чего обязательно защитит.

Аделия подивилась уродству троицы: женщина и мальчик имели лошадиные, вытянутые физиономии и такие же лошадиные зубы – очевидно, это типичные признаки местных крестьян. Собака походила на перекормленную овцу, на которую плеснули ведро черной краски и изваляли в пыли. Только ни одна овца так не смердит!

– Собаку приор дарит, – лукаво ввернула Гилта. – А кормить ее придется вам самим.

Просторный дом был в ужасном состоянии. Все ценное унесено, часть мебели повалена, другая поломана. Чулан кто-то приглядел в качестве отхожего места. Все предстояло мыть и вычищать.

Аделия в сотый раз пожалела, что согласилась на опасное путешествие. Она тосковала по чистому салернскому дому своих приемных родителей, в котором она жила, не ведая хозяйственных хлопот, по апельсиновым деревьям в саду, по мраморной ванной, по мозаичным полам и вышколенным слугам, по своему положению доктора и университетского профессора… и, конечно, она соскучилась по салатам. В этой стране мясоедов она видела зелень только в садах или в лесу – и никогда на столе!

Однако Гилта оказалась истинным Божьим благословением. К вечеру слуги под ее командой вычистили и вымыли дом до приемлемого состояния, а сама она ухитрилась приготовить чудесный ужин из трех блюд.

Симон и Мансур ели с энтузиазмом и так нахваливали поварское искусство Гилты, что Аделия про себя только плечами пожимала: почему мужчинам так важно вкусно поесть? Будто это главная радость в жизни! Для нее еда была как ветер для парусов. Не больше и не меньше.

Мансур, отвалившись от стола, поглядывал на Гилту почти влюбленными глазами.

Но та за непроницаемым видом таила брезгливую опаску по отношению к новым хозяевам. Перед ужином Симон и Мансур совершили ритуальное омовение – каждый на свой лад. Да и Аделия долго мыла руки (вопреки насмешкам других итальянских докторов она была убеждена, что многие болезни вызваны грязью). Со слов священников Гилта знала – часто моются только те, у кого душа нечистая. Неверные и грешники.

Вслух она этого произнести не смела. Сказала только с ворчливым упреком:

– Остынет же все! Или вам без разницы, есть холодное или горячее?

Будучи слугой, Мансур во время путешествия всегда разделял трапезу со спутниками. Теперь, когда молва сделала его доктором, было бы странно отсылать сарацина ужинать в кухню. Поэтому Симон и Аделия даже перед Гилтой обращались с ним как с равным.

Две девушки, которые прислуживали им за ужином, косились на араба с любопытством и ужасом. Пригожие голубоглазые блондинки были не только внешне похожи, но и откликались на одно имя – Матильда. Поскольку единственным более или менее броским различием была степень их пышнотелости, то за глаза их стали именовать Матильда Сдобная и Матильда Гладкая – вторая была дороднее первой. Сухощавая Гилта, фыркавшая на раскормленных людей, охотно переняла эти прозвища – только стеснялась употреблять.

Мансур налегал на еду с таким рвением, что Аделия втайне сердилась: она знала, что евнухи склонны компенсировать радости жизни чревоугодием и поэтому быстро раздаются в боках. В отличие от Гилты она не имела ничего против толстяков. Однако иметь жирного одышливого и неповоротливого слугу ей не улыбалось.

– Что вы, госпожа моя, как воробей клюете? – в свою очередь, озаботился Мансур. – Такой чудесно приготовленной рыбы грех не отведать! Гилта – дивная волшебница, которая через желудок человека проникает в его душу!

Аделия насмешливо хмыкнула. «Дивная волшебница» – это о седеющей мускулистой мегере!

– Мне что, передать Гилте твою похвалу? Дословно?

Мансур ее сарказма не понял и с энтузиазмом закивал.

– Да, – поддержал его Симон, – Гилта – замечательная повариха. Аделия, дурные впечатления надо непременно хорошенько заесть! Только не говорите, что после осмотра трупов вам неделю кусок в горло не полезет. Я знаю, вы женщина привычная и вас из колеи такими пустяками не выбить.

– Видели бы вы то, что я, потеряли бы желание зубоскалить, – с упреком возразила Аделия. – Однако на мой аппетит это действительно не влияет. Я всегда ем мало – разве вы раньше не заметили? Кроме того, мне жутко не хватает салатов.

– Ах, зелень – славно, это и я люблю, – сказал Симон. – Однако без доброго куска мяса или рыбы ужин не ужин! – Он подлил себе вина (из троих он единственный не избегал алкоголя) и добавил: – Самое время рассказать, что вы узнали.

Аделию не нужно было просить дважды. Она уже давно ждала, когда Симон перейдет к делу.

– Похоже на то, что детей утаскивали в меловые горы, – сказала она, – и убивали именно там. Хотя это может не относиться к Петру, самой первой жертве. Возможно, преступник не сразу выработал план убийств. На подошвах остальных детей следы мела. Руки и ноги каждый раз связывали лентами, оторванными от полотнища. Добротное черное сукно. Я взяла образцы.

Врачевательница со значением посмотрела на Симона. Тот согласно кивнул:

– Хорошо, я покажу торговцам, поспрашиваю.

– Последнее тело сохранилось так хорошо, – продолжала Аделия, – что я поначалу подумала: мальчика убили не сразу, а через несколько недель заключения. Однако более вероятна другая версия: его убили сразу, но не захоронили, а держали где-то в теплом и сухом месте. И девочка, и мальчики имеют колотые раны в районе гениталий. У одного ребенка гениталии отрезаны. У второго, возможно, тоже. Труп плохо сохранился, и я могу ошибаться.

Мужчины угрюмо качали головами.

– Всем троим отрезали веки. Только не знаю – еще живым или уже мертвым.

Симон вздохнул.

– Не иначе как сам дьявол ходит промеж нас! – сказал он и заключил возмущенным восклицанием: – И как только Господь позволяет исчадиям ада обитать в человеческих телах, которые призваны быть сосудами разума и миролюбия?!

Аделия не стала спорить, хотя в глубине души не была согласна с тем, что это черт подбивает на преступления. Тогда любого убийцу можно оправдать – мол, его соблазнил лукавый. На деле бывают такие люди-звери, от которых впору самому дьяволу шарахнуться прочь и перекреститься!

Выслушав праведное возмущение Симона, она продолжила:

– В волосах девочки я обнаружила нечто, напоминающее следы мужского семени. – Лицо Симона вытянулось. Ему было непривычно слышать подобные слова из уст дамы. Аделия забыла, что выступает не перед студентами-медиками. – Однако при ближайшем рассмотрении это больше похоже на липкий остаток леденца. Далее. Нужно разобраться, когда и где были обнаружены трупы. Их нашли в иле. Но пастух, который на них набрел, божился, что накануне тел не было. Стало быть, ночью детей перетащили с известкового холма, где они лежали прежде, и второпях неудачно прикопали на берегу.

Мансур удивленно захлопал глазами:

– Выходит, этот пес ночью перенес трупы… зачем?

Аделия пожала плечами. Она изложила факты – каждый волен делать из них свои выводы. Ей было любопытно, какие умозаключения сделает Симон Неаполитанский. За время путешествия она прониклась к нему большим уважением. На публике Симон изображал из себя простака – чтобы никого не задеть и не получить опасной славы надменного ученого иудея. Однако на самом деле он был человеком большого и проницательного ума. Для Аделии было настоящей честью, что Симон в последнее время доверял ей и Мансуру и открывал им подлинные мысли.

– Да, – сказал Симон, – появление трупов не может быть простым совпадением. С момента первого убийства прошло уже сколько?.. Не меньше года. И вот к городу подходит кавалькада пилигримов вместе с нами – и трупы найдены. Определенно обнаружение тел как-то связано с нашим приездом.

– Убийца увидел нас, – предположил Мансур. – И перетащил трупы.

– Но с какой стати? Разумнее было бы оставить их там, где они лежали. Если долгое время детей не могли найти – значит, они были надежно спрятаны. Почему убийца вдруг засуетился и сам себе навредил?!

Аделия задумчиво продолжила ряд вопросов:

– Но почему убийца испугался именно нас, вернее, группы пилигримов? Мало ли паломников проходит через Кембридж!

Симон хлопнул в ладоши:

– Матильда!

В дверях появились обе Матильды.

– Что вы знаете про холм Вандлбери?

Обе девушки быстро перекрестились.

– Дурная гора! – сказала одна. – Там живет нечистая сила!

– Мы туда ни ногой! – подхватила другая. – Проклятое место!

– И всякий богобоязненный человек обходит ее стороной, верно? – спросил Симон.

– Да, господин.

– Спасибо, можете идти. – Когда Матильды исчезли, Симон продолжил: – Ну вот, я правильно запомнил. Там никто из местных не бывает. Только овцы бродят, а пастухи не поднимаются. Идеальное место для логова преступника! Но вчерашней ночью нас занесло именно туда. Убийца увидел нас и запаниковал. Кто такие? Почему не испугались? Вдруг станут здесь лагерем или начнут изучать окрестности? А ну как найдут детские трупы?.. Короче, мой вывод – дети были закопаны на холме Вандлбери.

Аделия поежилась при мысли, что чудовище недавно наблюдало за ними.

Мансур недоверчиво замотал головой.

– Что получается? – сказал араб. – По-вашему, преступник со страху выкопал трупы и перенес их на новое место. Но почему он так плохо схоронил тела во второй раз? Хотел, чтоб кто-то их нашел? Но это же абсурд! Он что, рехнулся?

– Нет, – рассудительно возразил Симон. – Убийца ведь не знал, что мы разведаем о том, что поначалу трупы были захоронены в меловой горе. Только это имело для него значение. А что в другом месте тела детей могут найти – ему было наплевать. Поэтому убийца даже не потрудился их как следует спрятать. И серьезно просчитался.

Аделия задумчиво поиграла бровями.

– Может, вы и правы, господин Симон, – сказала она. – Но не исключено, что это вызов. Преступник играет с нами. «Получайте трупы – все равно ничего не докажете! Ваших хваленых знаний не хватит, чтобы обличить меня».

Тут вошла Гилта – спросить, понравился ли гостям ужин. Те в один голос похвалили поварской талант хозяйки.

– Что вы слышали про холм Вандлбери? – спросил ее Симон. – Говорят, где-то там живут Гог и Магог.

– Глупости! – сказала Гилта. – Пустые россказни глупого, суеверного народа. На самом деле там живет стая псов с огненными глазами, а вожаком у них сам Вельзевул в образе волка. Это я точно знаю.

– Понятно. Спасибо, Гилта.

Когда она ушла, Аделия поспешила высказать новую мысль:

– Если для местных это такое жуткое место: для одних там Гог и Магог, для других дьявольские псы с огненными глазами или иная нечистая сила, – то… не там ли живет убийца? Для его логова нет места лучше и укромнее!

Симон пожал плечами:

– Живет он там или нет – об этом можно только гадать. Однако детей он похищал из Кембриджа или окрестностей. Никто из детишек не способен забрести так далеко от города. Не говоря уже о том, что страх по отношению к проклятому месту тут впитывают с молоком матери! Даже самые любознательные туда не сунутся. Значит, преступник хватал их где-то далеко от холма. Мне кажется, жертв он присматривал в Кембридже, а убивал на Вандлбери… Ах, будь здесь моя дражайшая супруга Ребекка, она бы вся извелась от возмущения: и живут на свете такие нелюди!

Мансур и Аделия молчали. Они с новым, нехорошим чувством смотрели в темноту за окнами. Обоим мерещились страшные тени…

– Нет, чем больше я думаю над этим, – продолжал Симон, – тем менее правдоподобным кажется мне допущение, что убийца живет на Вандлбери. Существует другое, более убедительное объяснение внезапной находки трупов. Хоть мне и не по душе – истина дороже. Бесспорно, что именно наше появление на холме привело к перемещению трупов. Можно предположить, что убийца живет там или случайно бродил именно в ту ночь – и мы ненароком его всполошили. Очень уж невероятное совпадение, согласитесь. Мне лично верится, что он приехал вместе с нами.

Его собеседники в ужасе молчали.

– Пока мы в ту долгую ночь хлопотали вокруг больного приора Жоффре – что делали пилигримы? Неизвестно, да? Поэтому, друзья мои, велика вероятность того, что убийца – один из тех странников, к которым мы примкнули в Кентербери!

Темнота за окном вдруг стала еще гуще и страшнее. В ней мог таиться кто угодно…

Глава 6

Почивать на мягком ложе Гилта считала еще одной блажью, недопустимой в доме под ее руководством. В Салерно Аделия спала исключительно на перинах из гусиного пуха и не желала менять привычки. Уж чего-чего, а гусей в Кембридже хоть отбавляй!

– Гусиную перину стирать замучишься, – грубо возразила Гилта. – А с соломой никакой мороки, и можно каждый день менять!

Между Аделией и домоправительницей происходила скрытая борьба за власть. Началось с того, что салернка выразила желание есть больше салатов. Тем самым она косвенно охаяла мясо и рыбу, приготовленные Гилтой.

Ишь выдумала! Не господское дело – траву жрать. Крестьяне иногда с голодухи едят всякую зеленую дрянь. А коль Господь благословил достатком – только дурной предпочтет мясу и рыбе нарубку из травы!

Не отстояв салатов в меню, Аделия и дальше терпела поражение за поражением – отчаянно препиралась, но в итоге уступала снова и снова. Коса Гилты нашла на мягкий камень. В родительском доме Аделия привыкла заниматься только учебой и наукой. Искусством ведения домашнего хозяйства она не владела. Не умела правильно выбрать продукты и не переплатить на рынке. Из торговцев имела дело разве что с аптекарями. Травам и специям знала только медицинское, а не кулинарное применение. Никогда не ткала и не пряла. Нитку и иголку держала в руках лишь тогда, когда следовало зашить труп.

В Салерно Аделию никто не обременял домашними хлопотами. Приемный отец рано заметил, что девочка растет умницей, интересуется медициной и на этой стезе может превзойти родителей. Поэтому ей дали возможность набираться совсем не тех знаний, которые требуются для ведения хозяйства. Порядок в многолюдном особняке Агиларов поддерживала сестра приемной матери – именно она следила за тем, чтобы в городской вилле трех одержимых наукой докторов колесики повседневной жизни вертелись исправно, без сбоев.

В Англию Аделия прибыла ненадолго и отнюдь не заниматься домашним хозяйством. Однако тут было дело принципа: очутиться под пятой экономки казалось обидным.

Чтобы последнее слово было все-таки за ней, Аделия резко бросила:

– Хорошо, пусть будет солома. Только чтоб меняли ее ежедневно, неукоснительно!

Биться до конца не хотелось еще и потому, что голова разламывалась после бессонной ночи. Во-первых, мешал своим сопением пес, которого Гилта решительно отказалась выгнать хотя бы на ночь во двор. «Приор велел, чтоб собака была с вами неотлучно». А когда она привыкла к сопению Страшилы и принюхалась к его запаху, из первой дремы ее вырвал непривычный шум с реки, где подвозившие в город товары лодочники беспардонно перекрикивались с самого рассвета.

Аделия таращилась в потолок и обдумывала жуткое предположение Симона, что они уже знают убийцу в лицо.

Накануне, перед тем как они разошлись по спальням, Симон набросал много неприятных вопросов:

– Кто из спавших у придорожного костра незаметно отлучался? Монах? Рыцарь? Охотник? Сборщик податей? Кто-то из них украдкой ушел, чтобы перенести останки. Это не было сложным делом – трупы совсем легкие. А может, убийца воспользовался лошадью. Любой, кто был с нами в ту ночь, может оказаться зверем в человеческом обличье. Никого нельзя сбрасывать со счетов. Был ли то купец? Один из сквайров? Или некто из слуг?..

И короткий утренний сон Аделии не был умиротворяющим. Через трубу в дом влетел исполинский черный ворон с детским трупиком в когтях. Он сел на грудь Аделии и, косясь на нее безумным глазом, стал выклевывать ребенку печень.

Аделия в ужасе проснулась и вскочила на кровати. Несколько мгновений она была убеждена, что нашла разгадку: детей убила огромная птица.

Гилта уже была на ногах и хлопотала по хозяйству.

– Господин Симон еще спит? – спросила ее Аделия.

– Куда там! Давно встал. Спросил, где найти торговцев сукном, и ушел.

Салернка возмутилась:

– Мы же собирались на холм Вандлбери! Искать логово преступника!

– Да, об этом господин Симон упоминал. Но поскольку мастер Смуглявый сегодня занят, из похода на гору, похоже, ничего не получится. И господин Симон пошел расспрашивать суконщиков.

– Что значит «мастер Смуглявый сегодня занят»? Запомни наконец, его зовут Мансур!

Гилта махнула рукой на окно:

– Вон сколько больных подвалило!

За воротами стояла изрядная толпа.

– Ждут доктора Мансура! – ядовито подчеркнула Гилта. – Без него вы сегодня не выйдете!

Это был неприятный сюрприз. Выдав Мансура за доктора, они избежали одних сложностей, но породили другие. Аделия не рассчитывала на такой приток больных. Даже при всем желании доктора мало кому могут помочь. Лекарственные травы, снадобья и пиявки справляются со считанными болезнями. Медицина еще так несовершенна! Работы – непочатый край.

Аделия тяжело вздохнула. Она уж и забыла, когда в последний раз имела дело с живыми больными. Ее опыт ограничивался уходом за умирающими при последнем издыхании или уже покойными.

В Иисусовом переулке собрались страдающие люди, и следовало сделать все возможное, чтобы хоть как-то им помочь. Но если она начнет смотреть больных, местные горе-лекари тут же побегут жаловаться епископу. Церковь никогда не одобряла вмешательства в ход болезни, посланной Богом. От недугов есть только два средства: молитва и приложение к святым мощам. Остальное – от лукавого. Скрепя сердце лечить людей разрешали монахам. Кое-как терпели знахарей – разумеется, если те не прибегали к радикальным новшествам. Женщина-доктор вызвала бы в здешних местах грандиозный скандал. Даже повивальным бабкам тут не было доверия – их периодически подвергали травле как ведьм.

Даже в Салерно, столице современной медицины, церковь пыталась навязать докторам целибат, то есть втянуть в свою орбиту и держать под еще большим контролем. Эта затея, к счастью, провалилась. Равно как и попытка запретить женщинам заниматься врачебной практикой. Однако и в прогрессивном Салерно женщина-доктор была кричащим исключением из правил.

– И как же нам теперь выкручиваться? – спросила Аделия в отчаянии.

Гилта сердито передернула плечами:

– И чего они притащились? Помирали бы себе тихо по домам! Раз мощи святого дитяти Петра не пособили, доктора не помогут!

Аделия вспомнила, как по пути из Кентербери настоятельница женского монастыря Святой Радегунды с напором уличной торговки нахваливала чудотворные способности хранимого у нее скелета первого убитого мальчика.

– Я не вправе их лечить, – сказала Аделия. – Поднимется такой шум, что нам придется тут же уносить ноги из Англии!

– Не печальтесь, смекалистый ум всегда выход найдет, – заверила ее Гилта. – Почему бы вам не выдать себя за помощницу доктора? Ну, вы там ему снадобья готовите или инструмент держите. Будете стоять рядышком да слушать. А потом на своем языке давайте Мансуру указания – никто все равно не поймет.

Аделия тихо ахнула. До чего просто! Могла бы и сама догадаться. Вот что значит практический ум – у него действительно есть на все ответ!

– Спасибо, Гилта. Ты умница! Я бы не додумалась!

– Мяса больше ешьте, – серьезно посоветовала экономка. – От одной рубленой травы голова хилая делается!

Мансур предложенный план принял с обычным спокойствием. Что ж, если нужно сыграть роль доктора – пожалуйста. Лучше, чем помогать в кухне.

– Только вид у него неподобающий, – сказала Гилта. – Доктор Браозе, который принимает больных на ярмарке, одет в плащ со звездами на синем бархате, а на столе у него череп и непонятная всячина для предсказания по небу!

Аделию передернуло от возмущения.

– Мы не колдуны, а врачи! – с достоинством возразила она. – Для экзотики хватит того, что у Мансура иноземное лицо и высокий голос.

Ульфа послали в аптеку со списком самого необходимого, а гостиную дома наспех преобразили в подобие врачебного кабинета. Больным разрешили ждать своей очереди во дворе.

В Кембридже богачи имели собственных врачей, а беднота лечилась домашними средствами. Сейчас в Иисусовом переулке собрались люди среднего достатка – ремесленники и чиновники, имевшие пару лишних монет на не слишком дорогого врача. Которые посостоятельнее, имели при себе курицу или индюшку в виде подношения. Это были отчаявшиеся люди – ни монастырский врач, ни мощи им не помогли. Заморский доктор явился последней надеждой.

К примеру, у жены кузнеца из-под распухших закрытых глаз тек гной.

– С чего началось твое заболевание? – спросила ее Аделия и для конспирации быстро присовокупила: – Доктор Мансур желает знать.

Выяснилось, что женщина ослепла несколько лет назад. Когда убитый Петр был объявлен святым, она по совету настоятельницы монастыря Святой Радегунды макнула тряпочку в разлагающиеся останки мальчика и протерла ими глаза, уповая на прозрение.

– Милочка, радуйся, что ты вообще жива осталась! – воскликнула Аделия и себе под нос возмущенно прибавила на родном языке: – Убила бы эту дуру-настоятельницу!

Жена кузнеца не поняла гнев салернки и пояснила:

– Святой Петр не виноват. Матушка Джоанна сказала, что я плохо молилась, оттого и произошла напасть.

Аделия, разумеется, не могла вернуть зрение несчастной женщине, однако промыла ей глаза настойкой репейника и велела пользоваться этим средством регулярно – тогда воспаление постепенно пройдет.

Прием продолжался все утро, и гнев Аделии на местных горе-врачевателей только рос. Сломанные кости они не умели правильно стабилизировать – и те срастались криво, делая человека инвалидом на всю жизнь. Ребенка, которого принесли уже в агонии, мог бы спасти простейший отвар из ивовой коры, если бы монастырский лекарь вовремя дал верный совет. Молодому работнику камень отдавил три пальца на ноге – если бы он не потратил недели на молитвы святому Петру, а правильно лечился, то избежал бы заражения крови. Теперь же Аделии пришлось делать ампутацию. В течение минуты она подержала у носа парня смоченную в опиуме тряпицу и проворно отрубила ему пораженные гангреной пальцы.

После того как был принят последний больной, Аделия дала волю ярости:

– Будь проклят этот набитый дурами монастырь Святой Радегунды и его мощи! От них только зло! Ты видел, Мансур, как глупо умер ребенок, которого мог спасти своевременно принятый отвар из ивовой коры? А ты тоже хорош – с какой стати ты предложил умирающего грудничка поить водой с сахаром?

Мансур во время приема иногда встревал со своими советами и, окончательно войдя в роль доктора, даже пробовал на больных кабалистические заклинания и пассы. Совсем как ярмарочный шарлатан! Ему бы еще плащ со звездами – и готовый маг-астролог!

– Сахар помогает от злого кашля, – убежденно возразил Мансур.

– Кто из нас доктор, черт возьми? – раздраженно одернула его Аделия. – Может, в вашей стране сахар и считается лекарственным средством. Но тут его могут позволить себе только самые богатые люди. А что он от кашля помогает – не смеши меня! – Она налила себе кружку воды и между глотками сердито бормотала: – Будь прокляты шарлатаны и здешнее невежество!..

Гилта во время приема служила толмачом, когда больные говорили на диалекте или употребляли простонародные понятия. Искусство Аделии произвело на нее большое впечатление. Иноземка оказалась достойна уважения.

– Как ловко вы спасли ногу бедолаги Кокера! – сказала она.

– А, – отмахнулась Аделия, – что толку? Он кроет крыши соломой. И как он теперь будет карабкаться по лестницам – без трех пальцев на ноге!

– Без ноги ему было бы куда хуже! – резонно возразила Гилта. – Местный лекарь хотел ему ногу по самое колено отхватить!

Из двадцати одного больного, которые пришли к «доктору Мансуру», восьмерым Аделия могла бы помочь, приди они раньше. В итоге она излечила только троих.

Однако и этого достаточно, чтобы создать «доктору Мансуру» хорошую репутацию. Теперь ежедневный приток больных неизбежен. С одной стороны, это грозит потерей времени: нужно ведь не только принимать пациентов, но и приготовить снадобья и мази, не известные здешним аптекарям. С другой стороны, хорошая слава расположит к ним местное население и, возможно, поможет в расследовании.

Об этом Аделия думала, жуя пряник, который сунула ей в руку заботливая Гилта.

Да, здешним торговцам лекарствами нельзя доверить приготовление сложных препаратов. Даже на родине она не всегда могла положиться на аптекарей – однажды поймала известнейшего из них, синьора д’Амелиа, на том, что он подменял дорогие порошки простым мелом.

Кстати, о меле. В незапамятные времена, до того как поверье поселило на холме страшных существ, из толщи Вандлбери добывали мел. Сейчас Аделии и ее товарищам следовало быть уже возле известковой горы! Симон отлучился хоть и по делу, но не вовремя. С одним Мансуром обследовать множество пещер будет трудно. Да и не надо сбрасывать со счетов опасность – вдруг убийца затаился в старых выработках?

Аделия задумчиво посмотрела на остаток пряника в руке.

– Что это такое? – спросила она Гилту.

– Медовый овсяный пряник.

– Очень вкусный и питательный. Ну-ка, пойдем со мной. Мне нужен твой совет.

В своей комнате Аделия вынула из сафьяновой сумки остаток леденца, который она нашла в волосах убитой девочки.

– Гилта, это тебе ничего не напоминает?

– Нет. А что это?

– Какая-то сладость. Из тех, что дети любят.

Гилта наклонилась над серой конфетой-подушечкой, теперь твердой как камень. Аделия не без труда срезала острым ножом тонкий слой. Внутри конфета была розовой. И казалось, от нее поднялся какой-то невнятный, но приятный аромат.

– Эту наполовину обсосанную конфету я нашла в волосах Мэри, – сказала Аделия.

Гилта суеверно попятилась.

– Ты в этом разбираешься, – настаивала Аделия. – Приглядись хорошенько. Желатин, наверное. С мукой или фруктами. И с медом. Не знаешь, кто такими конфетами торгует?

– Никогда не видела, – сказала Гилта. – Но это дорогая сладость – для богачей. А впрочем, лучше спросить самого большого знатока. Ульф!

Подслушивавший под дверью мальчик тут же вбежал в комнату.

– Видел когда-нибудь похожую конфету? – спросила Гилта внука.

– He-а. У торговцев сладости шариками или столбиками. А чтоб подушечкой – не бывает!

– Ладно, топай прочь! – сказала Гилта. Когда мальчик ушел, она добавила: – Если этот сладкоежка никогда не видел подобной конфеты – стало быть, у нас таких не продают.

Жаль. Им уже посчастливилось свести круг подозреваемых до кембриджских пилигримов, с которыми Аделия и ее товарищи путешествовали из Кентербери. Если исключить жен, монахинь и служанок, то останется сорок семь мужчин. И любой из них мог быть убийцей. Аделия хотела сбросить со счетов купца из Черри-Хинтона. У него было такое доброе лицо – мухи не обидит. Однако после консультации с Гилтой выяснилось, что Черри-Хинтон находится на полдороге от Кембриджа к холму Вандлбери. «Давайте никого заранее не оправдывать», – сказал Симон. Но допросить сорок семь человек – непростая задача! Хотелось еще больше сузить область поиска.

Конфета могла что-то подсказать, но…

– Ладно, – со вздохом произнесла Аделия, – будем утешаться надеждой, что сама редкость этой конфеты поможет нам изобличить преступника.

– Думаете, поганый пес подманил девочку сладостью? – спросила Гилта.

– Да.

– Бедняжка Мэри! От скряги отца она видела одни колотушки. Папаша и жену бил. Такую небалованную девочку было легко соблазнить конфеткой и ласковым словом…

– Несчастной Мэри было всего шесть, – сказала Аделия. – Детство с жестоким отцом, а потом жуткая смерть… Печально.

– Ах ты, Господи, страсти какие… Пойду-ка я к Ульфу, внушу этому сладкоежке, чтоб он сломя ноги бежал от незнакомцев, которые угощают конфетами.

– Одолжите мне на сегодня вашего внука. Вдруг он что-нибудь подскажет, когда мы будем осматривать места пропажи детей. Еще я хочу изучить останки святого Петра.

– Пустое дело! – сказала Гилта. – Монахини выварили его кости. Это делают со всеми, кого объявляют святым.