Текст книги "Траектория чуда"

– Слышь, Лорик, – обратился к собеседнику я, – а давай перекусим? Только, чур, каждый платит за себя!

Тот заржал, оценив шутку. Мы заказали себе по пицце.

– Ладно, расколись хоть, как ты меня подловил-то? – стараясь выдержать шутливый тон, задал я Лорику вопрос, который теперь терзал меня едва ли не больше всего.

Лорик со снисходительной усмешкой откинулся на спинке скамьи.

– Вопрос на самом деле интересный! – явно любуясь собой, начал рассказывать Лорик. – Вот на тебя, к примеру, бабки просто свалились с неба, ты и пальцем ради них не пошевелил, все за тебя сделали. А вот я-то уж побегал…

Принесли пиццу, и Лорик с аппетитом набросился на еду. Заглатывая, почти не жуя, огромные куски, он поведал мне, что установил за мной наружку, давно, с месяц назад, когда стало ясно, что я – весьма вероятный кандидат в наследники, и что в их конторе это нормальная практика. Лорик, как шеф службы безопасности, по долгу службы знал содержание завещания, в том числе и клаузулы, поэтому на всякий случай пущенные за мной сыскари получили приказ Лорика немедленно докладывать ему о любом моем сексуальном контакте «на стороне».

– Сначала казалось, что у тебя очень однообразная жизнь, – насытившись и ковыряя во рту зубочисткой, продолжал Лорик. – Какие там, к черту, извращения, – одна жена, одна любовница – скука! Так что, когда мне вечером в пятницу доложили, что ты по всем признакам встречаешься на квартире на Преображенке со шлюхой, я за тебя порадовался, но и только, а пробить того, кто снимает квартиру, решил больше на всякий случай. Сначала просто удивило шлюхино имечко – Виталия, но если бы старуха – хозяйка квартиры, не зарегистрировала бы договор сдачи квартиры в найм гражданину Виталию Виревичу, одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, вряд ли я допер бы, кто она такая на самом деле. Давно ты с ней, если не секрет?

То ли от неожиданности вопроса, то ли от особой ехидности, с которой он был задан, я не смог подавить в себе стыдливого мелкого желаньица немедленно реабилитироваться перед своим братом-натуралом.

– Это был первый раз. И я не знал, – ответил я, испытывая омерзение к себе от того, что унизился до оправданий перед вымогателем.

А Лорик с издевательской усмешечкой добавил интимным шепотом:

– Но второй-то раз, в воскресенье ты ведь знал?

Сказать в ответ было нечего, и я только ненавидяще поднял на него глаза. Но Лорику было мало этой маленькой психологической победы, ему нужно было еще и поиздеваться. Перегнувшись ко мне через стол, он прошипел:

– На простых девок уже не тянет, да, брателло? А говоришь, ничего не было.

А вот это – уже личное. Не твое это сраное дело и, видит Бог, будет возможность, сквитаюсь я с тобой, Лориэль Шаликович, за эти слова, и за многие другие. Но сейчас пришлось сдержать злость и, тоже понизив тон до шепота, я ответил:

– Да, все одно и то же, и все в тех же конфигурациях. Скучно. Захотелось, знаешь ли, экзотики.

– Да я что, я без проблем! – развеселился в ответ Лорик. – Вот только экзотика дорого стоит. Не пошел бы ты снова в воскресенье за этой самой экзотикой, сэкономил бы три лимона баксов, а я бы с аппаратуркой своей, установленной после первого раза ну чисто на всякий случай, так и просидел бы всю жизнь у Шуляева на зарплате.

И вдруг я ощутил, как что-то тяжелое отлегло от сердца. Ну да, Лорик сказал, что установил аппаратуру после первого раза и, значит, Таша была ни при чем! Странно, но сейчас сознание этого обрадовало меня гораздо больше, чем только что потеря трех миллионов долларов – огорчила. Ко мне мигом вернулось беззаботное настроение. А чего, собственно, переживать, – уж теперь-то все проблемы точно решены. Малой, можно сказать, кровью.

– Да, ты прав, любовь к экзотике меня погубит! – рассмеялся я и шутливо поднял вверх руки. – Ладно, сдаюсь, твоя взяла! Что я должен делать?

– Вот и славно! – расцвел Лорик. – А что делать надо? Да все просто! Когда в Женеве ты официально вступишь в права наследования, из конторы Бернштейна тебя повезут в банк. Прямо оттуда и переведешь деньги на счет, который я тебе дам. Кстати, бумаги в посольстве уже готовы, рейс в Женеву послезавтра утром.

Но эта информация, вроде бы, такая важная, совершенно не тронула меня. Сейчас мне хотелось только одного – поскорее уйти.

– Ну, и ладушки, тогда – все на сегодня? – начал сворачивать было встречу я.

– Не совсем, – сделался вдруг печальным Лорик.

Снова он, не моргая, уставился на меня, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. У меня опять противно засосало под ложечкой.

– Видишь ли, Глеб, есть одна проблема. Клаузула действует только, пока тебя не объявили наследником. Как только ты подпишешь все бумаги, эти фотографии с точки зрения их воздействия на тебя будут годится в лучшем случае лишь на то, чтобы немного огорчить твою жену, – задумчиво и рассудительно сказал Лорик, и я понял, что неприятный разговор еще далеко не окончен.

И еще я понял, что сейчас я, как тот приговоренный, должен попытаться убедить суд в том, что вполне удовлетворен суровым приговором во избежание усугубления последнего!

– Ты имеешь ввиду, что я тебя кину и не переведу деньги? – начал убеждать Лорика в полной своей лояльности я. – Да нет, уговор есть уговор! Ну, сам посуди, зачем мне это надо, чтобы ты потом в отместку разослал эти фотографии, к примеру, всем моим близким?

Лорик покачал головой:

– Да нет, Глеб, фигня все это! На самом деле с такими бабками тебе глубоко насрать будет, что о тебе подумают, поверь мне. А жене накрошишь на уши, что это, к примеру, фотомонтаж, и вся недолга. Поверит, бабы всегда верят.

«Галина не поверит», – подумал я, а вслух обескураженно спросил:

– И что же ты предлагаешь?

Лорик помолчал немного, что-то рисуя пальцем по столу, потом поднял на меня ледяные глаза:

– Чтобы быть полностью уверенным, что ты ничего не замышляешь против нашей договоренности, я думаю, что пока ты будешь в Швейцарии, твои жена и дочь должны побыть под моим присмотром.

Все закачалось у меня перед глазами. Жутко захотелось схватить тарелку с куском недоеденной пиццы на ней, и размазать Лорику по всей его наглой роже. Не знаю, решился бы я или нет, но только на Лорика моя страшная физиономия, похоже, произвела такое впечатление, что он вдруг зачастил:

– Спокойно, брателло, спокойно! Ты меня, видать, не так понял. Речь не идет о заложниках там, или о чем-то в этом роде – ничего такого! Сам посуди – раз ты и так не собираешься меня кинуть, значит, они будут находится у меня не в качестве средства обеспечения твоей лояльности, то есть не в залоге. Скажем, так просто мне будет спокойнее.

Да, мерзавец излагает логично. Страх за родных не даст мне схитрить с деньгами, Лорику причинять им вред тоже нет никакого резона, чтобы не опасаться последующего преследования по закону. Своего рода саморегулирующаяся система. Если бы речь не шла о Галине и Юльке, нельзя было бы не признать, что такая комбинация едва ли не идеальна с точки зрения гарантий обеим сторонам.

– А как я им это объясню? – хмуро спросил я.

– Ничего нет проще, – сразу откликнулся Лорик. – Скажешь им, что они должны пару дней до твоего возвращения побыть под охраной «Московского Законника», то есть, под моей, потому, что кто-то узнал про твое наследство, хочет на тебя наехать, и возможно настоящее похищение. Детали придумаешь сам. Хочешь, так оно и будет, а нет – так я отвезу их домой сразу же, как ты переведешь деньги, как будто угроза уже миновала.

«Боже, как глубоко ты пал, Глеб Неказуев, – думал тем временем я. – Да, воистину: где злато, там правит балом сатана».

– Мне надо подумать, – выдавил из себя я.

– У тебя есть минуты две, – серьезно ответил Лорик.

Время ощутимо текло у меня в голове. Надо принимать решение. Сказать сейчас: «Да пошел ты!», встать, и уйти? А как же мечты о финансовой, то есть, единственно настоящей, независимости и свободе? И могу ли я себе представить, как ты будешь объяснять всем – Галине, тетке Эльмире, Жанне, Таше, Гохе, Люсе, почему не вышло вдруг с наследством? Нет, не могу. Поезд летит на бешеной скорости, и у меня не хватит духу спрыгнуть с него на всем ходу.

– Хорошо, я согласен, – твердо глядя Лорику в глаза, сказал я. – Но если с ними хоть что-то случиться, клянусь, я убью тебя.

Наверное, прозвучало это, как в дешевом голливудском боевике, но, наверное, мне удалось вложить в тираду столько неподдельного чувства, что Лорику так не показалось. По крайней мере, ответил он мне совершенно серьезно:

– Я понял. Не беспокойся, тебе не придется меня убивать. Сам только сделай все, как надо, о’кей?

Я кивнул. Господи, наконец-то эта бесконечный, изматывающий, как пытка, разговор окончен! Но назавтра договорились еще об одной встрече, чтобы обсудить все детали. Впрочем, мне все равно нужно было приезжать в «Московский Законник» за паспортами и билетами. При прощании у меня хватило решимости не подать Лорику руки, на что тот грустно усмехнулся:

– Зря ты так, Глеб. У меня к тебе нет ничего личного. Наоборот, мог бы спасибо сказать, что с фотографиями этими я пошел к тебе, а не к Шуляеву.

Я повернулся, и пошел, думая, что, как ни мерзок был мне в этот момент Лорик, отчасти он был сейчас прав.

* * *

Я забрался в своею раскалившуюся на солнце «десятку» и минут десять сидел просто так, уставившись в одну точку где-то на приборном щитке. Внутри была пустота, как будто меня, как бокал, выпили до дна, и отставили в сторону за ненадобностью. Потом просто потому, что надо было начинать хоть что-то делать, завел мотор, но тут же выключил его. Куда, собственно, ехать? Домой, готовиться к разговору с Галиной, которую надо убедить черт знает в чем, да чтоб у нее не возникло никаких подозрений? Да, наверное, сейчас это – задача номер один. Я опять поднес руку к ключам, вставленным в замок зажигания, но тут зазвонил телефон.

Звонила Яна. Она рассказала мне то, что в общих чертах я уже знал от Лорика, – все бумаги готовы, их можно забрать в любой момент, а летим мы послезавтра, в четверг, в одиннадцать тридцать рейсом компании «Суисс». Попрощавшись с Яной, я сразу же перезвонил Таше.

– Алё, привет! – раздался в трубке ее веселый голос. – Как ты там?

– Привет, ничего, – ответил я вроде бы совершенно ровно, но мой тон Ташу не обманул.

– Что-то случилось? – мгновенно потухла она.

– Да, пожалуй. Случились две вещи, – начал издалека я, – хорошая и… не очень. С какой начать?

– Начни с хорошей, – поникшим голосом попросила Таша.

– Послезавтра летим в Швейцарию, как я говорил, так что собирайся.

В трубке на секунду повисло молчание.

– Боже, неужели – правда? – после паузы отозвалась Таша изменившимся голосом.

Я усмехнулся:

– Правда, правда, или ты думала, что я пошутил?

– Нет, конечно, нет, – горячо заговорила она, – но это выглядело так невероятно, что мне казалось, что все сорвется в последний момент. Тем более я тут узнала, что прямо в Женеве есть клиника, которая без проблем делает эту операцию. В общем, фантастика, сказка прямо! Я чувствую себя Золушкой и Ассоль в одном лице!

– Кстати, о сказках, – в шутливом тоне подхватил я. – Не помнишь, в классических вариантах добрых сказок за Золушкой и принцем подглядывали? Или за Греем и Ассоль?

– Я не понимаю, ты о чем? – забормотала Таша.

Пару секунд я раздумывал, потом вздохнул, и рассказал ей все. Вернее, почти все.

– Не может быть! – вполне по-женски испуганным шепотом отреагировала Таша.

Я прямо-таки видел, как она в ужасе закрывает рот рукой. Ее испуг был настолько не наигранным, что это окончательно уверило меня в том, что она ничего не знала.

– Если розовый бегемот не дорог тебе как память, раскурочь его, там внутри – камера, – в шутку посоветовал ей я.

– Да я и прикоснуться-то к нему не смогу от страха! – ужаснулась Таша и совершенно растерянно спросила: – Господи, Глеб, что же теперь делать?

В ее голосе явственно сквозили слезы. Ладно, можно считать ее невиновность доказанной, нужно успокоить девушку.

– Что делать? – ласково передразнил плаксу я. – Паковать чемоданы. Послезавтра мы улетаем в дальние страны.

– Значит, уже все в порядке? – с надеждой в голосе спросила она.

– Да, я разобрался с плохими парнями, теперь все в порядке, – ободряюще расхорохорился я.

Ташин голос в трубке снова повеселел. Мне удалось ее успокоить и ободрить, вот только кто бы успокоил и ободрил меня?

* * *

Только я вошел домой, мне на шею бросилась Юлька с криком: «Папа, папа, мама мне все рассказала, теперь ты купишь мне новую Барби?» Я прижал ее крошечное тельце к себе, ощущая себя последней сволочью. «Для того, чтобы купить тебе новую куклу, а маме – норковую шубу, а папе – машину, тебе, доча, надо немного побыть заложницей», – не сказал ей я. Слава Богу, что хотя бы разговор с Галиной, которого я так боялся, прошел неожиданно легко. Я ничего не стал додумывать, а воспользовался версией Лорика, и Галина безропотно согласилась на время моего отсутствия пожить вне дома. Да, после того, как «россказни» тетушки Эльмиры оказались чистой, да к тому же многомиллионной, правдой, разговаривать с моей благоверной стало не в пример легче.

– Ну, надо, так надо, – ответила она, убежденно тряхнув головой, и мне показалось, что длинные висюльки лапши на ее ушах изящно качнулись. – Когда переезжать-то, завтра? Господи, это сколько ж сборов! Тебя ведь еще надо упаковать.

Я облегченно вздохнул. Раз Галина начала думать о сборах, сумках и шмотках, значит, в этот момент в ее душе – мир и спокойствие.

Среда

После дачного недосыпа и страшного напряжения минувшего дня я наделся хотя бы выспаться, но всю ночь меня мучил один и тот же кошмар. Мне снилось, вернее – грезилось на странной грани между сном и явью, что никакой клаузулы на самом деле нет, что Лориков наезд – просто мистификация и, значит, нет никакой необходимости отдавать Галину и Юльку в его лапы. Этот сон был настолько реален, что к утру превратился в навязчивую идею. С этой полубезумной надеждой я проснулся, если можно так назвать процесс выхода из состояния, напоминающего бред во время отходняка после наркоза. К моменту, когда в одиннадцать с копейками приехал в «Московский Законник», надежда превратилась в твердую уверенность.

Улыбчивая Яна вылетела мне навстречу существенно быстрее, чем того требовали самые строгие рамки этикета, – наверное, ей просто не терпелось в очередной раз продемонстрировать свои ноги. Но сегодня мне было не до них. Я вымученно выслушал подробные разъяснения по поводу завтрашнего отъезда, забрал кипу бумаг – билеты, паспорта, ваучеры отеля, пухлый конверт – видимо, с деньгами, и совершенно автоматически спросил, встретят ли нас в Женеве. Яна, замешкавшись, сказала, что она, к сожалению, не знает, так как Вадим Львович ей этого не поручал. На вопрос, могу ли я видеть Вадима Львовича, Яна ответила, что шеф в отпуске, он большой любитель понырять с аквалангом, и завтра он летит в Египет в дайвинг-тур на Красное море, но что сегодня на работе его уже не будет. Какая жалость, что, вероятно, впопыхах он не оставил ей никаких инструкций на счет нашего трансфера.

– Да встретят вас, не волнуйтесь, уважаемый Глеб Аркадиевич! – внезапно раздался у меня за спиной голос, при звуках которого я вздрогнул. – Этим вопросом занимаюсь я. Прошу ко мне!

И, как обычно, бесшумно появившийся невесть откуда Лорик сделал широкий приглашающий жест в сторону своего кабинета, коротко и властно бросив Яне:

– Сделай нам кофе.

Заходя в распахнутую передо мной дверь, краем глаза я успел заметить, как на лице Яны мелькнул явный испуг. Похоже, кроме всего прочего на господина Степанова в юридической фирме были возложены и функции офисного цербера тоже.

Кабинет у начбеза был хоть и поскромнее, чем у Шуляева, но тоже ничего себе. Закрыв дверь, Лорик пододвинул мне стул, а сам удобно пристроился своей подтянутой задницей на край стола и с улыбочкой молча уставился на меня. Не торопясь начинать разговор, я тоже не мигая уперся взглядом ему в переносицу. Наш своеобразный взглядовый армрестлинг прервала принесшая кофе Яна. Быстро расставив чашки и дежурно улыбнувшись, секретарша бесшумно вышла. Лорик проводил ее похотливым взглядом пониже поясницы.

– Слышь, Лорик, – прервал его плотоядные мечтания я, позвякивая в чашке ложечкой. – Я тут вот о чем подумал. А существует ли она вообще, клаузула эта?

Лорик мгновенно с того места, где только что скрылась за дверь аппетитная Янина задница, снова перевел взгляд на меня. Если мои предположения верны, то он должен был сейчас растеряться, но не тут-то было.

– Не о том думаешь, Глеб, не о том, – зевнув, с издевательским сочувствием в голосе сказал он. – Ты подумал, что я всю эту фигню придумал, чтобы заставить тебя отдать лавэ, потому что твои жена и дочка будут у меня? Ты обо мне слишком хорошего мнения. Придумать такую потрясающую аферу у меня не хватило бы мозгов, да и не занимаюсь я похищением людей, хотя бы и из принципа. У меня другой бизнес. Нарыть компромат, и продать его – вот это мое, это по мне! Вот я поймал тебя за хрен, а ты ищешь лазейку, чтобы не платить. Нехорошо. Хотя, что ж, не хочешь, как хочешь. Заставить я тебя не могу, – не вымогатель же я какой, на самом деле. Жаль только, что если б по-моему́ – все были бы в шоколаде. А по-твоему – все останутся с хреном. И в первую очередь – ты сам, потому, что клаузула эта существует.

С этими словами он встал, повернулся к одинокой картине на стене у него за спиной и снял ее с кронштейна. Картина скрывала сейф, монтированный в стену. Довольно долго провозившись с кодовым замком, Лорик открыл его, вынул из его черных недр черную же пластиковую папку, и бросил на стол. Папка проскользила по полировке, и остановилась аккурат у моей руки, лежащей на столешнице.

– Смотри, вот полный текст завещания твоей прабабки. Разумеется, копия, но официально заверенная в Женевском нотариате. Читай – там есть русский перевод.

Скорее машинально, чем с целенаправленным желанием ознакомится с содержимым, я открыл папку. Весь в вензелях бланк «Бернштейн и Сын, Женева», обилие синих печатей. Я пролистал довольно длинное завещание. В самом конце был отдельный конверт с надписью «Сугубо конфиденциальное приложение. Только для поверенных». Конверт не был запечатан, но я не стал его открывать. И без этого было ясно, что клаузула существует. Просто перевозбужденный мозг смоделировал во сне другую реальность, в которой клаузула является выдумкой Лорика, а я, очнувшись, ухватился за подкинутую сном идею, как утопающий за соломинку. Но сон – это только сон, каким бы реальным он ни казался. Так тошно вдруг стало, что я захлопнул папку, и отшвырнул ее по крышке стола Лорику. Тот не дал ей упасть, ловко подхватил, и с вернул в недра сейфа. Закрыл толстую стальную дверцу, водрузил на место картину. Я сидел совершенно размякший, безвольно обтекая спиной спинку стула. Видимо, мой вид внушал такую жалость, что Лорик подошел ко мне и сказал, по-товарищески приобняв за плечо:

– Да ладно тебе, ну чего ты так переживаешь? Расслабься, все будет хорошо, я тебе говорю. Ну, как делать будем? Во сколько мне заехать за твоими? Давай в шесть, а?

– Ты что, имеешь ввиду, сегодня? – вяло переспросил я.

– Ну да, а чего тянуть-то? – с энтузиазмом заговорил начбез. – Сегодня все и оформим.

Я был такой ватный, что у меня даже не было сил сбросить с плеча его руку, но такой план развития событий я принять не мог:

– Нет, Лорик, так мы делать не будем, – замотал головой я. – Отвезем моих завтра с утра, потом я поеду в аэропорт.

Лорик наконец убрал свою руку с моего плеча, опять сел на край стола:

– Завтра, так завтра, вопросов нет, – мягко и вкрадчиво заговорил он. – Только тебе ехать с ними без надобности. Вдруг тебе придет в голову положить на наши договоренности, ты позвонишь ментам, и скажешь, что по адресу такому-то удерживают твою семью в качестве заложников? Я, конечно, отбазарюсь, но вся схема, которую мы с тобой построили, окажется под угрозой. Давай так: если ты хочешь завтра – пусть будет завтра, но тебе с ними ехать не нужно. Можешь быть уверен, что устроены твои будут в лучшем виде со всеми удобствами. А ты уж лучше сразу в аэропорт, и – в чудную альпийскую страну, о’кей? Там всего-то пару дней, да и мысли у тебя будут о другом, программа у тебя плотная, да и милый дружок, то есть, прости, подружка, скучать не даст. Да и вообще думать тебе ни о чем не надо, – как только дело сделаешь, так я сразу твоих на место и верну. Так, что вернешься ты обратно, а твои-то уже дома. Как хорошо!

Он говорил со мной, и на лице его блуждала снисходительная улыбочка, как у доброй мамы, увещевающей упирающегося малолетнего сына ради его же блага. Я сидел, слушал его, и думал о том, как же мне хочется сейчас взять, и коротко ткнуть кулаком в эту самодовольную рожу, находящуюся на расстоянии не более полуметра от меня. Не успеет ведь среагировать, несмотря на явно хорошую выучку, слишком мало расстояние. Желание было настолько явным, что я убрал руки со стола. Ладно, не сейчас, но даст Бог, когда-нибудь, припомню я тебе все, Лориэль Шаликович…

– Так что я завтра заезжаю к тебе часиков, наверное, в семь утра, да? – заглядывая мне в глаза, завершил свое выступление Лорик. – Пока суть, да дело, да инструктаж перед дорогой, – рано не будет.

– Хорошо, – вяло кивнул я. – Где я живу, надо полагать, знаешь?

– Конечно, – усмехнулся на прощание Лорик.

* * *

Вышел из кабинета Лорика, прошел мимо вскочившей Яны и спустился вниз по лестнице я совершенно на автомате. Но только когда тяжеленная входная дверь с лязгом закрылась у меня за спиной, я понял, насколько я опустошен и обессилен. Напряжение последних дней, две предыдущие практически бессонные ночи навалились вдруг такой тяжестью, что я внезапно почувствовал, что нет сил сделать хотя бы шаг с крыльца. Я привалился к двери, спиной ощущая ее ребристые выступы, и так стоял несколько минут, пока появление на крыльце очередного посетителя не заставило меня освободить ему проход. На негнущихся ногах я кое-как доковылял до машины и плюхнулся в кресло. Я не помню, чтобы когда-нибудь до того я был в таком состоянии. В голове, кроме противного пульсирующего, волнообразного звона, не было ничего. Казалось, что из меня высосали все – мысли, волю, чувства, самые мозги, наконец. Хотелось одного – закрыть глаза, и плавно пуститься по течению этих звенящих волн. Веки задрожали, сами собой смыкаясь, я почувствовал, что у меня, как у дауна, отвисает челюсть. Я засыпал, вернее, проваливался в какие-то зыбучие пески безвольного беспамятства. Затылок мой уже коснулся подголовника, когда я последним усилием стряхнул с себя оцепенение. Помотал, как конь, головой, возвращая ей способность соображать. Потому, что времени на раздумья и досужие теоретизирования больше не было. Надо было прямо сейчас ответить себе на простой и ясный вопрос: да, или нет?

Ведь еще не поздно бросить всю затейку к хренам и показать Лорику жопу. Ну, не было у меня этих мильёнов, и теперь не будет, зато не надо семью в заклад оставлять. «Ага, и как ты это себе представляешь? – насмешливо начал оппонировать сам себе я. – Взять, и сказать всем, что кина не будет? Жанне и Люсе сказать, что это была шутка такая? Гохе сказать, чтобы вертал взад бизнес и контору? А Таше, – что лучше ей ужиться со своим родным полом? А Галине что сказать? Что, мол, извини, родная, ткнул хреном совсем уж не туда, куда надо, и теперь для того, чтобы получить денежки, надо им с Юлькой трохи пожить в заложниках, а поскольку я на это пойтить не могу, то надо сделать богатству ручкой, смирившись при этом с мыслью, что муж твой – изменщик коварный? А тетке Эльмире? Ну, с ней совсем легко, – надо сказать, что пятьдесят с лишним последних лет ее жизни с точки зрения исполнения воли покойного отца ее надо просто взять, и забыть». Нет, снова, как и вчера, я с ужасом осознал, что запрограммирован двигаться только в одном направлении – вперед, невзирая на то, что впереди возможно – пустота.

В общем, лучшее решение – это принятое решение. И – все, хватит разлагаться! Завтра улетать, а еще полно дел. Первым делом я позвонил Галине, и коротко сообщил ей, что отъезд завтра в семь утра. Вторым – удовлетворил свое любопытство по поводу содержимого пухлого конверта. Там точно были деньги – зеленые доллары и какие-то совершенно не знакомые мне дензнаки. Все разъяснила незамысловатая записка: «1000 USD + 1000 SFr на первое время. В.Ш.» Да, неплохо можно «первое время» пожить на штуку баксов плюс тонну швейцарских франков! Хотя Швейцария – страна дорогая. «Да к тому же, это – на двоих», вспомнил я и позвонил Таше.

– Алло, алло, алло! – сразу же зачастила в трубке она. – Привет, Глеб, а я знала, что это ты!

– Что и не мудрено при наличии определителя, – не удержался, чтоб не съязвить, я.

– Нет, ты не понимаешь, – горячо заговорила Таша. – Я даже не посмотрела на табло, я просто знала, что это ты звонишь!

– Наверное, ты меня разыгрываешь, но все равно мне очень приятно, – сказал я и понял, что не соврал.

Жутко вдруг захотелось сказать ей еще что-нибудь теплое, но я сдержался и всего лишь спросил:

– Ну, ты как, готова? Не забыла, что завтра летим? Надо бы пересечься, отдать тебе паспорт и билеты.

– Да мне сборов – пять минут! – воскликнула Таша, и вдруг осеклась: – Только…

– Что такое? – не понял я. – Что не так?

– Нет, нет, все в порядке! – успокоила меня Таша. – Просто я всю ночь не спала, думала, могу ли я принять от тебя такой подарок.

– Да ну тебя, я уж подумал невесть что, – отмахнулся от ее самокопаний я. – Кстати, я тоже всю ночь не спал.

– Тогда, если встречаться, может быть, у меня? – блеснула безупречной логикой Таша. – Заодно можно было бы посмотреть бегемота, а то я одна боюсь к нему даже приближаться, а?

При упоминании о бегемоте мною мгновенно овладел ворох самых разнообразных эмоций, но с преобладанием сладостных воспоминаний. «Ага, поезжай, потрахайся, расслабься, отведи душеньку! – на секунду увидев свои яичные переживания как бы со стороны, усмехнулся я. – На самом деле, чего тебе домой спешить, у жены под ногами болтаться. Пусть сама уж в полон к ворогу собирается!»

– Таш, знаешь, я тут подумал, что в аэропорт ведь все равно поедем вместе, так что, вообще-то, с бумагами – это не срочно, – устыдившись самого себя, дал задний ход я. – На Преображенку уж больно далеко. Перед отъездом еще масса дел, и…

Я подумал, что Таша сейчас обидится, – сам сначала предложил встретиться, а теперь врубил задний ход. Но Таша не обиделась.

– Конечно, конечно, – деликатно перебила она меня. – Мне самой следовало подумать, что у тебя мало времени. Езжай, делай дела. Как мы завтра?

Договорились, что я подхвачу ее в половине девятого утра у метро Кутузовская, и я не спеша поехал домой.

* * *

Зная, что накануне отъезда Галина всегда устраивает сборы – дым коромыслом, я и сейчас ожидал увидеть нечто подобное, но в квартире было тихо. Все объяснялось просто – торнадо и цунами в одном лице, которое сочетание больше всего напоминает мою жену Галину в процессе сборов, просто уже отбушевало. В квартире царила идеальная чистота и порядок, пахло вымытыми полами, а у зеркала в прихожей стояли две наши дорожные сумки с раздувшимся бокам, которые любит брать с собой Галина, и большой чемодан на колесиках, с которым предпочитаю путешествовать я. Само же мое семейство сладко дрыхло в спальне на нашей кровати, свернувшись калачиком и обнявшись, как две сиротки, и я не стал шуметь, сообщая о своем сиятельном прибытии, а тихонько притворил дверь в спальню, и на цыпочках прошел на кухню.

Я подумал вдруг, что надо позвонить тетушке Эльмире, и это как раз лучше сделать, пока Галина спит. Непостижимо, но я не разговаривал с теткой с утра воскресенья! «Какое сказочное свинство!» – пожурил себя я, и набрал теткин номер. Обычно тетка отвечала сразу же, но сейчас трубку долго не брали, а когда, наконец, тетка ответила, ее обычное «Алло, вас слушают!» прозвучало как-то глухо и натужно.

– Теть Эльмир, это я, Глеб! – не на шутку обеспокоенный отсутствием в голосе тетки ее обычной энергии и жизнерадостности, заорал в трубку я. – Извини ради Бога, что так долго не звонил! Как ты себя чувствуешь, у тебя странный голос? У тебя ничего не болит?

– Глеб, мой мальчик, зачем же так кричать? – ответила она. – Даже если у меня что-то и болит, то это точно не уши.

Я облегченно рассмеялся, – раз тетка не утратила чувства юмора, то, может быть все не так уж плохо?

– И извиняться не нужно, я прекрасно понимаю, сколько у тебя перед отъездом забот, – продолжила тетка Эльмира. – Когда летишь? Завтра? Прекрасно!

Она говорила, вроде бы, как обычно, вот только как-то замедленно.

– Не нравится мне твой голос, – встревожился я. – Как твое здоровье?

– Ну, если честно, то не очень, – вздохнула в ответ тетка Эльмира. – Такие эмоции, пусть даже положительные, это, видимо, уже слишком большая нагрузка для моего сердца. Похоже, оно не выдерживает.

– Что-то надо, какие-то лекарства, медикаменты? – совсем уже не на шутку всполошился я. – Может быть, надо приехать, а?

Боже мой, какой же я свинтус! Родная, дорогая, единственная тетка лежит больная, а я даже не удосужился позвонить и справится о ее здоровье!

– Нет, нет, ничего не нужно, – голосом слабым, но не терпящем возражений, ответила тетка. – Тут за мной ходит одна моя подруга, так что у меня все есть. На крайний случай, лягу в больницу, но, надеюсь, до этого не дойдет. А ты поезжай с Богом, заканчивай то, что я начала, а обо мне не беспокойся, за мной присмотрят.

– Так ты уверена, что мне нужно приезжать? – попытался еще раз загладить в собственных глазах свою вину я, впрочем, заведомо зная, что тетка все равно скажет: «Нет», и испытывая большое облегчение от того, что какая-то сердобольная старушка-подружка заменяет меня у постели больной.

Я положил трубку с тяжелым сердцем. Что-то все не так все идет в королевстве Датском. Не успела фортуна свалить мне на голову свой неожиданный, как гроза в январе, многомиллионный подарок, как какие-то другие, противоборствующие удаче силы, спешат этот дар уполовинить, да с иезуитским условьицем насчет семьи, а теперь еще долбашат по моей горячо единственной тетке, которая мне, по сути, как мать и добрый ангел в одном лице. За что же на меня напасти-то такие? Просто ли это соблюдение в природе баланса черного и белого, плюсов и минусов, радости и печали? А если это нечто другое?

– Привет, с кем это ты тут? – зевая и кутаясь в халатик, спросила, заходя на кухню, Галина.

– С тетей Элей разговаривал, – ответил я, вставая со стула и целуя ее в щеку.