Текст книги "Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том IV"

 
Indi accusiam col marito Saffira;
lodiam i calci ch’ebbe Elïodoro;
e in infamia tutto «l monte gira [114]
 
 
Потом Сапфиру с мужем мы виним,
Мы рады синякам Гелиодора,
И вся гора позором круговым [114]
 

Сапфира с мужем – по церковной легенде, одни из первых христиан, были поражены смертью за свое корыстолюбие.

1. Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение,

2. утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов.

3. Но Петр сказал: Анания! Для чего [ты допустил] сатане вложить в сердце твое [мысль] солгать Духу Святому и утаить из цены земли?

4. Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею, не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу.

5. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышавших это.

6. И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили.

7. Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся.

8. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько.

9. Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери, погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут.

10. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. И юноши, войдя, нашли ее мертвою и, вынеся, похоронили подле мужа ее.

11. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это.

(Деян.5:1—11)

Когда Гелиодор, посланец сирийского царя Селевка, вошел в сокровищницу Иерусалимского храма, чтобы взять для царской казны, хранившиеся там богатства, таинственный всадник потоптал его конем, а двое чудесных юношей избили его бичами (Библия).

В Библии рассказывается, как Аполлоний, наместник сирийского царя Селевка IV Филопатора (187—175 годы до н. э.) в Палестине, узнав о сокровищах Иерусалимского храма, послал воина Илиодора с приказом вывезти сокровища. Когда же Илиодор с вооруженными людьми вошел в храм, «явился им конь со страшным всадником, покрытый прекрасным покровом: быстро несясь, он поразил Илиодора передними копытами, а сидевший на нем, казалось, имел золотое всеоружие» (2 Макк. 3:24—25). Так была спасена сокровищница храма и явлена «Сила Божия». Видение всадника трактуется как знамение, в котором действовали Ангелы, изгонявшие из храма врагов. Об этом событии (ок. 150 года до н. э.) есть свидетельства в исторических Хрониках. Ветхозаветный сюжет рассматривается также в качестве прообраза «Изгнания торгующих из храма» Иисусом Христом.

 
Polinestòr ch’ancise Polidoro;
ultimamente ci si grida: ``Crasso,
dilci, che «l sai: di che sapore è l’oro?». [117]
 
 
Напутствует убийцу Полидора;
Последний клич: «Как ты находишь. Красс,
Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!» [117]
 

Полидор – последний сын Гекубы и Приама. Приам доверил его фракийскому царю Полиместору, но тот убил его, чтобы завладеть привезёнными им сокровищами. Гекуба вырвала убийце глаза, но от пережитых потрясений сошла с ума и залаяла, как пёс. (Метам., XIII, 404—575)

Красс – римский полководец, скопивший огромные богатства и павший в войне против парфян (53 г. до н. э.). Когда его голову принесли парфянскому царю Ороду, тот велел налить ей в рот расплавленного золота и сказал: – «Ты жаждал золота, так пей же».

 
Talor parla l’uno alto e l’altro basso,
secondo l’affezion ch’ad ir ci sprona
ora a maggiore e ora a minor passo: [120]
 
 
però al ben che «l dì ci si ragiona,
dianzi non era io sol; ma qui da presso
non alzava la voce altra persona». [123]
 
 
Кто громко говорит, а кто, подчас,
Чуть внятно, по тому, насколь сурово
Потребность речи уязвляет нас. [120]
 
 
Не я один о добрых молвил слово,
Как здесь бывает днем; но невдали
Не слышно было никого другого». [123]
 

Тень Гугона говорит: не один он говорит слова о добрых, но и другие – кто громко, кто чуть слышно.

 
Noi eravam partiti già da esso,
e brigavam di soverchiar la strada
tanto quanto al poder n’era permesso, [126]
 
 
quand» io senti», come cosa che cada,
tremar lo monte; onde mi prese un gelo
qual prender suol colui ch’a morte vada. [129]
 
 
Certo non si scoteo sì forte Delo,
pria che Latona in lei facesse «l nido
a parturir li due occhi del cielo. [132]
 
 
Poi cominciò da tutte parti un grido
tal, che «l maestro inverso me si feo,
dicendo: «Non dubbiar, mentr» io ti guido». [135]
 
 
`Glorïa in excelsis» tutti `Deo»
dicean, per quel ch’io da» vicin compresi,
onde intender lo grido si poteo. [138]
 
 
Мы от него немало отошли
И, напрягая силы до предела,
Спешили по дороге, как могли. [126]
 
 
И вдруг гора, как будто пасть хотела,
Затрепетала; стужа обдала
Мне, словно перед казнию, все тело, [129]
 
 
Не так тряслась Делосская скала,
Пока гнезда там не свила Латона
И небу двух очей не родила. [132]
 
 
Раздался крик по всем уступам склона,
Такой, что, обратясь, мой проводник
Сказал: «Тебе твой спутник оборона». [135]
 
 
«Glorïa in excelsis» – был тот крик,
Один у всех, как я его значенье
По возгласам ближайших к нам постиг. [138]
 

Отойдя от Гугона Капета на достаточное расстояние и торопясь, путники услышали гром колоколов недалёкой Церкви, после чего многие голоса громко грянули Церковный гимн.

«Gloria in excelsis» (лат.) – «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк 2. 13) – по Евангельскому рассказу Святого апостола Луки, песнь Ангелов, которую слышали пастухи в ночь рождения Христа.

Церковный гимн исполняется в Двунадесятые праздники, в том числе при отдании праздника Благовещения Пресвятой Богородицы, перенесенного в 1743 году на 29—30 апреля.

Делосская скала сотряслась, когда на этой скале Латона родила от Зевса близнецов Аполлона и Артемиду – двух очей небу – Солнца (Феба) и Луну (Диану).

 
No» istavamo immobili e sospesi
come i pastor che prima udir quel canto,
fin che «l tremar cessò ed el compiési. [141]
 
 
Poi ripigliammo nostro cammin santo,
guardando l’ombre che giacean per terra,
tornate già in su l’usato pianto. [144]
 
 
Nulla ignoranza mai con tanta guerra
mi fé desideroso di sapere,
se la memoria mia in ciò non erra, [147]
 
 
quanta pareami allor, pensando, avere;
né per la fretta dimandare er» oso,
né per me lì potea cosa vedere:
così m’andava timido e pensoso. [151]
 
 
Мы замерли, внимая восхваленье,
Как слушали те пастухи в былом;
Но прекратился трус, и смолкло пенье. [141]
 
 
Мы вновь пошли своим святым путём,
Среди теней, по-прежнему безгласно
Поверженных в рыдании своём. [144]
 
 
Еще вовек неведенье так страстно
Рассудок мой к познанью не влекло,
Насколько я способен вспомнить ясно, [147]
 
 
Как здесь я им терзался тяжело;
Я, торопясь, не смел задать вопроса,
Раздумье же помочь мне не могло;
Так, в робких мыслях, шел я вдоль утёса. [151]
 

Прекратился звон колоколов и пение стихло.

Поэт вспоминает трёх волхвов (пастухов), которые, по преданию, первыми слышали этот глас при рождении Спасителя, и сравнивает Его рождение с рождением Солнца и Луны Латоной.

Путники отправились дальше среди теней, поверженных ниц. Так лежат верующие в минуты исступления в Православных храмах. Поэт терзается вопросом, который возник и у меня: – «Почему отдача праздника Благовещения происходит в другое время?»

Данте не понимает, что означает это землетрясение и эта песнь, огласившая все уступы горы. Ему в пути было неведомо о переносе отдания Православного праздника Благовещения Пресвятой Богородицы.

Ч. XX.1. Император Священной Римской империи германской нации Карл V.

Самый могущественный из её императоров, при котором империя достигла максимального расширения, Карл V Великий (1500 – 1558 годы), после своего ухода с трона появляется на Великом престоле как Святой папа Пий V.

Purgatorio – Canto XXI. Чистилище – Песня XXI
Круг пятый (окончание)

 
La sete natural che mai non sazia
se non con l’acqua onde la femminetta
samaritana domandò la grazia, [3]
 
 
mi travagliava, e pungeami la fretta
per la «mpacciata via dietro al mio duca,
e condoleami a la giusta vendetta. [6]
 
 
Ed ecco, sì come ne scrive Luca
che Cristo apparve a» due ch’erano in via,
già surto fuor de la sepulcral buca, [9]
 
 
ci apparve un’ombra, e dietro a noi venìa,
dal piè guardando la turba che giace;
né ci addemmo di lei, sì parlò pria, [12]
 
 
dicendo: «O frati miei, Dio vi dea pace».
Noi ci volgemmo sùbiti, e Virgilio
rendéli «l cenno ch’a ciò si conface. [15]
 
 
Poi cominciò: «Nel beato concilio
ti ponga in pace la verace corte
che me rilega ne l’etterno essilio». [18]
 
 
Терзаемый огнем природной жажды,
Который утоляет лишь вода,
Самаритянке данная однажды, [3]
 
 
Я, следуя вождю, не без труда
Загроможденным кругом торопился,
Скорбя при виде правого суда. [6]
 
 
И вдруг, как, по словам Луки, явился
Христос в дороге двум ученикам,
Когда его могильный склеп раскрылся, – [9]
 
 
Так здесь явился дух, вдогонку нам,
Шагавшим над простертыми толпами;
Его мы не заметили; он сам [12]
 
 
Воззвал к нам: «Братья, мир господень с вами!»
Мы тотчас обернулись, и поэт
Ему ответил знаком и словами: [15]
 
 
«Да примет с миром в праведный совет
Тебя неложный суд, от горней сени
Меня отторгший до скончанья лет!» [18]
 

Природную жажду знания утоляет лишь «живая вода» истины, которой в Евангельской легенде просит самаритянка. Вдруг перед путниками является дух, как, по словам апостола Луки, Христос являлся в дороге своим ученикам после Воскресения. Проходя над распростертыми молящимися, дух догнал путников и заговорил с ними. Вергилий ответил ему, приветствуя и желая войти в Рай (праведный совет), в который ему самому не суждено войти, как некрещёному.

Судя по разговору и по пожеланию Вергилия, говорящий с ними дух – живой человек.

 
«Come!», diss» elli, e parte andavam forte:
«se voi siete ombre che Dio sù non degni,
chi v’ha per la sua scala tanto scorte?». [21]
 
 
«Как! Если вы не призванные тени, —
Сказал он, с нами торопясь вперед, —
Кто вас возвел на божии ступени?» [21]
 

Дух удивляется, спрашивая: как же они вошли на Божии ступени Чистилища, если их не призвали к этому, и кто их возвёл сюда.

 
E «l dottor mio: «Se tu riguardi a» segni
che questi porta e che l’angel profila,
ben vedrai che coi buon convien ch’e» regni. [24]
 
 
Ma perché lei che dì e notte fila
non li avea tratta ancora la conocchia
che Cloto impone a ciascuno e compila, [27]
 
 
l’anima sua, ch»è tua e mia serocchia,
venendo sù, non potea venir sola,
però ch’al nostro modo non adocchia. [30]
 
 
Ond» io fui tratto fuor de l’ampia gola
d’inferno per mostrarli, e mosterrolli
oltre, quanto «l potrà menar mia scola. [33]
 
 
И мой наставник: «Кто, как этот вот,
Отмечен ангелом, несущим стражу,
Тот воцаренья с праведными ждет. [24]
 
 
Но так как та, что вечно тянет пряжу,
Его кудель ссучила не вполне,
Рукой Клото намотанную пряжу, [27]
 
 
Его душа, сестра тебе и мне,
Не обладая нашей мощью взгляда,
Идти одна не может к вышине. [30]
 
 
И вот я призван был из бездны Ада
Его вести, и буду близ него,
Пока могу руководить, как надо. [33]
 

Вергилий поясняет: виной этому Данте, отмеченный Ангелом на лбу и предназначенный к воцарению с праведными (высокому папскому служению). Но, так как поэт ещё жив, его душа, не обладающая мощью взгляда умерших, не может одна идти к вышине, поэтому он призван из Ада сопровождать его и охранять.

Его душа, сестра тебе и мне – так может сказать один живой человек другому живому человеку, о третьем живущем человеке – поэт подчёркивает, что в этом случае, разговор ведётся между живыми людьми.

Та, что вечно тянет пряжу – парка Лахезис, прядущая нить человеческой жизни. Парка Клото наматывает кудель на веретено, парка Лахезис сучит нить, парка Атропос ее перерезает, прерывая Земную жизнь.

 
Ma dimmi, se tu sai, perché tai crolli
diè dianzi «l monte, e perché tutto ad una
parve gridare infino a» suoi piè molli». [36]
 
 
Sì mi diè, dimandando, per la cruna
del mio disio, che pur con la speranza
si fece la mia sete men digiuna. [39]
 
 
Но, может быть, ты знаешь: отчего
Встряслась гора и возглас ликованья
Объял весь склон до влажных стоп его?» [36]
 
 
Спросив, он мне попал в ушко желанья
Так метко, что и жажда смягчена
Была одной отрадой ожиданья. [39]
 

Пользуясь случаем, Вергилий спрашивает у духа, исполняя тайное желание Данте: – «Почему встряслась Гора, и по какой причине был такой крик?»

 
Quei cominciò: «Cosa non è che sanza
ordine senta la religïone
de la montagna, o che sia fuor d’usanza. [42]
 
 
Libero è qui da ogne alterazione:
di quel che «l ciel da sé in sé riceve
esser ci puote, e non d’altro, cagione. [45]
 
 
Тот начал так: «Гора отрешена
Ото всего, в чем нарушенье чина
И в чем бы оказалась новизна. [42]
 
 
Здесь перемен нет даже и помина:
Небесного в небесное возврат
И только – их возможная причина. [45]
 

Дух начинает пояснять, что Гора, на которой они находятся – самое спокойно место на Земле. Нет на ней ни нарушений чина, ни перемен, никакой новизны. Причина её колебаний одна: возврат небесного в небесное.

 
Per che non pioggia, non grando, non neve,
non rugiada, non brina più sù cade
che la scaletta di tre gradi breve; [48]
 
 
nuvole spesse non paion né rade,
né coruscar, né figlia di Taumante,
che di là cangia sovente contrade; [51]
 
 
secco vapor non surge più avante
ch’al sommo d’i tre gradi ch’io parlai,
dov“ ha „l vicario di Pietro le piante. [54]
 
 
Trema forse più giù poco o assai;
ma per vento che «n terra si nasconda,
non so come, qua sù non tremò mai. [57]
 
 
Ни дождь, ни иней, ни роса, ни град,
Ни снег не выпадают выше грани
Трех ступеней у загражденных врат. [48]
 
 
Нет туч, густых иль редких, нет блистаний,
И дочь Фавманта в небе не пестра,
Та, что внизу живет среди скитаний. [51]
 
 
Сухих паров не ведает гора
Над сказанными мною ступенями,
Подножием наместника Петра. [54]
 
 
Внизу трясет, быть может, временами,
Но здесь ни разу эта вышина
Не сотряслась подземными ветрами. [57]
 

Дух описывает климат, при котором не бывает бурных дождей, вызывающих наводнения, глубокого снега, крупного града, не бывает штормов и ураганов, редко видна радуга, нет засух и всё потому, что эта гора служит подножием Рая, которым ведает Святой апостол Пётр (вершит который город его имени – Санкт – Петербург). И если внизу, в Италии и Турции, откуда начали своё путешествие путники, нередки землетрясения и даже извержения вулканов, то здесь их никогда не бывает. Это – очень точная характеристика климата и тектонической обстановки континентальной платформы Центральноевропейской части России, вершиной которой является Валдайская возвышенность.

У загражденных врат – у врат Чистилища. Дочь Фавманта – Ирида, вестница богов, преимущественно Юноны, олицетворение радуги. Сухие пары, по Аристотелю, порождают ветер, подземными ветрами, по Аристотелю же, вызываются землетрясения.

 
Tremaci quando alcuna anima monda
sentesi, sì che surga o che si mova
per salir sù; e tal grido seconda. [60]
 
 
De la mondizia sol voler fa prova,
che, tutto libero a mutar convento,
l’alma sorprende, e di voler le giova. [63]
 
 
Prima vuol ben, ma non lascia il talento
che divina giustizia, contra voglia,
come fu al peccar, pone al tormento. [66]
 
 
Дрожит она, когда из душ одна
Себя познает чистой, так что встанет
Иль вверх пойдет; тогда и песнь слышна. [60]
 
 
Знак очищенья – если воля взманит
Переменить обитель, и счастлив,
Кто, этой волей схваченный, воспрянет. [63]
 
 
Душа и раньше хочет; но строптив
Внушенный божьей правдой, против воли,
Позыв страдать, как был грешить позыв. [66]
 

Гора дрожит только от радостного звона колоколов и громкого пения, когда одна из душ в Чистилище познает себя чистой от грехов, ощутив в себе волю переменить обитель. И счастлив тот, кто воспрянет, схваченный этой волей. Душа и раньше хочет очиститься, но позыв страдать даётся ей трудней, чем позыв грешить. Переменить обитель – вознестись из Чистилища в Рай. Познание души и её воля – истинный путь продвижения души к Раю.

Душа и раньше хочет – подтверждение того, что встреченная душа ещё жива.

 
E io, che son giaciuto a questa doglia
cinquecent» anni e più, pur mo sentii
libera volontà di miglior soglia: [69]
 
 
però sentisti il tremoto e li pii
spiriti per lo monte render lode
a quel Segnor, che tosto sù li «nvii». [72]
 
 
Così ne disse; e però ch’el si gode
tanto del ber quant» è grande la sete,
non saprei dir quant» el mi fece prode. [75]
 
 
И я, простертый в этой скорбной боли
Пятьсот и больше лет, изведал вдруг
Свободное желанье лучшей доли. [69]
 
 
Вот отчего все дрогнуло вокруг,
И духи песнью славили гремящей
Того, кто да избавит их от мук». [72]
 
 
Так он сказал; и так как пить тем слаще,
Чем жгучей жажду нам пришлось терпеть,
Скажу ль, как мне был в помощь говорящий? [75]
 

Дух сообщает: он распростёрт в этой скорбной боли более пятисот лет, теперь ощутил в себе свободное желанье лучшей доли; поэтому гора дрогнула, духи воспели хвалебную песнь Спасителю, который избавит их от мук.

Когда человек избавляется от мук? Переходя в мир иной. Душа говорит о пятистах годах, равных «сдвигу Данте».

Поэт жадно слушает речь встреченного духа, утоляя жгучую жажду Истины, в мыслях благодарит того за помощь и надежду.

 
E «l savio duca: «Omai veggio la rete
che qui vi «mpiglia e come si scalappia,
perché ci trema e di che congaudete. [78]
 
 
Ora chi fosti, piacciati ch’io sappia,
e perché tanti secoli giaciuto
qui se», ne le parole tue mi cappia». [81]
 
 
И мудрый вождь: «Теперь я вижу сеть,
Вас взявшую, и как разъять тенета,
Что зыблет гору и велит вам петь. [78]
 
 
Но кем ты был – узнать моя забота,
И почему века, за годом год,
Ты здесь лежал – не дашь ли мне отчета?» [81]
 

Вергилий благодарит духа, что тот так подробно пояснил обстановку и просит сказать ему, кто он такой и почему здесь провёл целые века.

 
«Nel tempo che «l buon Tito, con l’aiuto
del sommo rege, vendicò le fóra
ond“ uscì „l sangue per Giuda venduto, [84]
 
 
col nome che più dura e più onora
era io di là», rispuose quello spirto,
«famoso assai, ma non con fede ancora. [87]
 
 
Tanto fu dolce mio vocale spirto,
che, tolosano, a sé mi trasse Roma,
dove mertai le tempie ornar di mirto. [90]
 
 
Stazio la gente ancor di là mi noma:
cantai di Tebe, e poi del grande Achille;
ma caddi in via con la seconda soma. [93]
 
 
«В те дни, когда всесильный царь высот
Помог, чтоб добрый Тит отмстил за раны,
Кровь из которых продал Искарьот, – [84]
 
 
Ответил дух, – я оглашал те страны
Прочнейшим и славнейшим из имен,
К спасению тогда еще не званный. [87]
 
 
Моих дыханий был так сладок звон,
Что мною, толосатом, Рим пленился,
И в Риме я был миртом осенен. [90]
 
 
В земных народах Стаций не забылся.
Воспеты мной и Фивы и Ахилл,
Но под второю ношей я свалился. [93]
 

Римский император Тит Веспасиан в 70 году взял Иерусалим, город, в котором Иуда Искариот продал Христа за тридцать сребреников. Стаций гордится своим прочнейшим и славнейшим из имен – именем поэта. Он называет себя толосатом – уроженцем Толосы (ныне Тулуза) в Галлии.

Из академической статьи:

Публий Папиний Стаций (40-е годы, Неаполь, Римская империя – около 96 года, там же) – латинский поэт, современник Домициана, автор эпических поэм «Фиваида» и (незавершённой) «Ахиллеида» и сборника «Сильвы».

Основные сведения о нём известны из стихотворений самого поэта. Он родился в Неаполе, его отец был грамматиком, автором поэмы о гражданской войне 68—69 годов. Дата рождения – около 40 или между 40 и 50 годами.

Согласно Ювеналу, Стаций написал текст мима «Агава» для популярного актёра Париса (начало 80-х годов), что принесло ему доход. Стаций выступал на состязаниях поэтов, одержав победу в Альбе (около 90 года) панегириком в честь побед Домициана над даками и германцами, но выступление на Капитолийских играх (94 год) было неудачным.

Над 12 книгами «Фиваиды» он работал 12 лет (примерно с 80 по 92 годы). В начале поэмы он оговаривает, что «не решается воспеть» великие деяния Домициана.

Считается, что его современник Марциал в эпиграммах упоминает Стация под именем Классика.

В стихах Стаций говорит о своей работе над «Ахиллеидой». Принято считать, что вторую эпическую поэму он не завершил из-за скорой смерти.

Сборник «Сильвы» включает 32 стихотворения «на случай», составляющие 5 книг. Каждой книге предшествует предисловие, которое (впервые в сохранившихся латинских текстах) составлено прозой (все пять обращены к разным вельможам, друзьям Стация). Автором сборника с тем же названием («Сильвы» в 10 книгах) был почитаемый Стацием Лукан, но так как он утрачен, влияние установить невозможно.

Те стихотворения, которые можно датировать, написаны между 89 (война с даками) и 95 (семнадцатое консульство Домициана) годами. Поэтому вероятно, что первые четыре книги вышли в свет как единый сборник в 95 году (еще до смерти Домициана), а последняя книга была опубликована посмертно (при этом вошедшая в нее жалоба на смерть отца написана около 80 года).

Большая часть стихов (26 из 32) написана гексаметром, однако встречаются и иные размеры: гендекасиллабы (IV 9). Оды IV 5 и IV 7, написанные соответственно алкеевой и сапфической строфами, считаются подражаниями Горацию.

Стаций демонстрирует значительные мифологические познания, а также сочиняет сам «миф» о происхождении (айтион) дерева в поместье Атедия Мелиора (II 3). Неоднократно поэт предоставляет слово Богам (например, беседа Амора и Венеры в эпиталамии I 2); в IV 3 о славе Домициана – строителя дороги пророчествует Халкидская сивилла.

Жалобы и утешения: на смерть своего отца (V 3) и отца Клавдия Этруска (III 3), на смерть раба-любимца Атедию Мелиору (II 1) и Флавию Урсу (II 6), Абасканту на смерть жены (V 1), на смерть своего приемного сына (V 5, не завершена).

Эпиталамий (свадебная песнь) Стелле и Виолентилле (I 2), поздравление Юлию Менекрату по случаю рождения сына (IV 8).

Описания: виллы Манилия Вописка (I 3), статуи коня (I 1).

Прощание с отплывающим другом (пропемптикон) – III 2.

Значительное место занимает император Домициан: стихи на его 17 консульство (IV 1), благодарность за приглашение на пир (IV 2), стихи о локонах фаворита Домициана Флавия Эарина (III 4), описание дороги Домициана (IV 3).

Существует ряд пересечений между темами стихов Марциала и Стация:

Описание бань Клавдия Этруска (Сильвы I 5 и Марциал VI 42),

Описание статуэтки Геркулеса (Сильвы IV 6 и Марциал IX 43, 44),

Поздравление на день рождения поэта Лукана его вдове Полле (Сильвы II 7 и Марциал VII 21—23).

«Фиваида» – наиболее известное сочинение Стация и единственная сохранившаяся от античности поэма о фиванской войне. Детали соотношения Стация с греческим поэтом Антимахом, чья «Фиваида» сохранилась лишь во фрагментах, и другими предшественниками, нельзя установить. Сравнение с сохранившимися трагедиями фиванского цикла показывает, что изложение Стация близко следует Еврипиду, но отличается от Эсхила и Софокла. Но прежде всего ориентиром для него служила «Энеида» Вергилия, о чем он сам говорит в заключении поэмы. Как и в «Энеиде», война начинается в седьмой книге. Присутствуют обычные для эпоса описания игр, ночной вылазки. При этом Стацию свойственна повышенная риторичность, делавшая его поэзию привлекательной для одних эпох и неестественной для других.

«Ахиллеида» – было написано лишь начало поэмы: пребывание Ахилла на Скиросе и прибытие Диомеда и Улисса, которые находят его среди девушек.

Влияние Стация отмечают у Немезиана, Авзония, Клавдиана, Драконция. Комментарии к «Фиваиде» составил Лактанций Плацид (автор второй половины V-начала VI века).

О популярности эпоса Стация в средние века свидетельствует то, что рукописей «Фиваиды» сохранилось очень много (учтено более 130), древнейшая – конца IX века, содержит также «Ахиллеиду» (codex Parisinus 8051), еще 8 рукописей датируются X – XI веками.

Напротив, старейшая известная рукопись «Сильв» переписана около 1430 года, остальные – копии с неё. Предполагается, что эта рукопись (codex Matritensis M 31) – копия более ранней, найденной П. Браччолини. Кроме того, отдельно сохранилось стихотворение II 7 (о Лукане) в рукописи X века (codex Laurentianus).

Editio princeps «Фиваиды» появилось около 1470 года, «Ахиллеиды» и «Сильв» – в 1472 году, но в разных изданиях.

Первый полный английский перевод «Фиваиды» был сделан У. Л. Льюисом в 1766 году, перевод «Ахиллеиды» – Р. Говардом (1660 год), прозаический перевод «Сильв» – Слейтером (1908 год). В конце XX – начале XXI века появился ряд новых английских переводов.

Русский перевод «Фиваиды» выполнен Ю. А. Шичалиным (1991 год).

Из академической статьи:

Тит Флавий Веспасиан, в отличие от отца, своего полного тёзки (Веспасиана), вошедший в историю под личным именем Тит – римский император из династии Флавиев, правивший с 79 по 81 год. Стал первым императором, унаследовавшим власть у родного отца. При жизни Веспасиана Тит проявил себя как покоритель Иерусалима в ходе Иудейской войны. Кратковременное самостоятельное правление Тита, продлившееся только два года, ознаменовалось стихийными бедствиями и щедрой социальной политикой императора. После смерти Тит был обожествлён, а в историографии идеализирован как гуманный правитель. Такой образ Тита вошёл и в европейскую культурную традицию (например, опера Моцарта «Милосердие Тита»).

Сын Флавия Веспасиана и Флавии Домициллы Старшей, родился в 39 году; воспитывался при дворе Клавдия и Нерона вместе с сыном первого Британником. Усиление Агриппины привело к удалению от двора Веспасиана и его сына и сделало положение их опасным вследствие близости их к Нарциссу; только по смерти Агриппины Веспасиан получил возможность возвратиться в Рим. Военную карьеру Тит начал в Германии и Британии, где выдвинулся, занимая должность военного трибуна. Затем он занимал квестуру, а когда Нерон отправил Веспасиана в возмутившуюся Иудею, Тит последовал за отцом и получил начальство над легионом. В Иудее он ещё более укрепил свою военную известность.

Когда императором стал Гальба, Тит был отправлен к нему для поздравления, но в Коринфе узнал об убиении Гальбы, провозглашении Отона и бунте Вителлия и вернулся в лагерь отца, чтобы выждать ход событий. Здесь у него созрел план проложить отцу путь к власти. Человек очень властолюбивый и ловкий дипломат, он действовал очень умело, и привлёк на сторону Веспасиана влиятельного правителя Сирии Муциана. План Тита удался.

Уезжая в Италию, Веспасиан передал Титу главное командование в Иудее. Вскоре Тит взял и разрушил Иерусалим, проявив при этом большую жестокость. Во время своего пребывании в Иудее, Тит сблизился с красавицей Береникою, дочерью Ирода Агриппы I-го и сестрой Ирода Агриппы II-го.

По возвращении Тита в Рим пышным триумфом было отпраздновано усмирение Иудеи. О взятии Иерусалима потомству должна была напоминать заложенная тогда же, но оконченная лишь при Домициане триумфальная арка Тита. Тит стал соправителем отца, вместе с ним отправлял цензуру и несколько раз консульство, пользовался трибунской властью, назывался императором, именем отца совершал правительственные действия всякого рода. В то же время он занял должность префекта гвардии.

Он не останавливался перед беспощадным уничтожением лиц, казавшихся ему подозрительными. Среди погибших из-за него находился консуляр Авл Цецина, которого Тит пригласил к себе на обед и велел убить. Образ действий Тита при Веспасиане сделал его имя ненавистным в Риме. Очень не нравилось римлянам и присутствие в Риме Береники: они боялись, как бы эта еврейка не стала императрицей.

Когда Веспасиан умер (23 июня 79 года), Тит занял его место, имея общественное мнение, безусловно, против себя. Он поставил целью примирить с собой подданных: стал сурово наказывать доносчиков, помиловал обвиняемых в оскорблении величества, старался снискать расположение народа роскошными постройками и играми.

При нём был открыт воздвигнутый Веспасианом Флавиев амфитеатр (Колизей), построены водопроводы и термы, получившие его имя. По случаю освящения Колизея во время празднеств, продолжавшихся сто дней, было убито девять тысяч диких зверей и множество гладиаторов. Постройки и игры потребовали громадных издержек, быстро поглощавших средства, накопленные при скупом Веспасиане.

Значительные средства ушли также на помощь пострадавшим от общественных бедствий: большой пожар истребил много частных и общественных зданий в Риме, в Кампании большие убытки причинило знаменитое извержение Везувия (24 августа 79 года); с 77 года в государстве свирепствовала чума. Все это расшатало финансы. Умер Тит 13 сентября 81 года. Смерть застала Тита внезапно. Отпраздновав окончание строительства Колизея, он отправился в свое сабинское имение. На первой же стоянке он почувствовал горячку. Дальше его несли в носилках. Скончался он на той же вилле, что и его отец, на сорок втором году жизни, спустя два года после того, как наследовал отцу. Когда об этом стало известно, весь народ плакал о нем, как о родном. Он был женат два раза и от второй жены Марции Фурниллы имел дочь. Преемником его стал его младший брат Домициан, гонитель первохристиан.

Голос народа назвал Тита «любовью и утешением человеческого рода», хотя поведение его до смерти отца дает основание относиться недоверчиво к этой традиции. Возможно, кратковременность его правления не дала возможности вполне проявиться его характеру, очевидно, не столь уже кроткому, если, как утверждает Светоний, некоторые предсказывали при Веспасиане, что Тит будет «вторым Нероном».

Тем не менее, годы правления Тита характеризуются согласием между сенатом и императором. Сенаторская традиция считает его одним из лучших императоров, а Светоний пишет: – «Вспомнив, что за весь день он не совершил ни одного благодеяния, Тит воскликнул: – „Друзья, я потерял день!“». Когда однажды против него составили заговор два представителя высшего сословия, причем признавшиеся в задуманном преступлении, он, прежде всего, обратился к ним с увещанием, потом повел их на зрелище и приказал сесть по обе стороны от себя; попросив у одного из гладиаторов меч, как бы для проверки его остроты, он дал его в руки и тому и другому, а затем сказал им: «Видите ли вы теперь, что власть дается от судьбы, и тщетны бывают попытки совершить преступление, в надежде захватить ее или из страха ее потерять».

 
Al mio ardor fuor seme le faville,
che mi scaldar, de la divina fiamma
onde sono allumati più di mille; [96]
 
 
de l’Eneïda dico, la qual mamma
fummi, e fummi nutrice, poetando:
sanz» essa non fermai peso di dramma. [99]
 
 
E per esser vivuto di là quando
visse Virgilio, assentirei un sole
più che non deggio al mio uscir di bando». [102]
 
 
В меня, как семя, искру заронил
Божественный огонь, меня жививший,
Который тысячи воспламенил; [96]
 
 
Я говорю об Энеиде, бывшей
И матерью, и мамкою моей,
И все, что труд мой весит, мне внушившей. [99]
 
 
За то, чтоб жить, когда среди людей
Был жив Вергилий, я бы рад в изгнанье
Провесть хоть солнце свыше должных дней». [102]
 

Стаций говорит, что он был воспламенён божественным огнём: – «Энеидой» Вергилия, которая стала его матерью и кормилицей и всем в его жизни. За то, чтобы увидеть живого Вергилия, Стаций готов провести в Аду, либо в Чистилище, хоть целый год.