Текст книги "Новогодняя Проза"

Новогодняя Проза
Аркадий Максин

© Аркадий Максин, 2023

ISBN 978-5-0059-5547-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Что может быть краше не тронутой таёжной глуши в самые первые часы рассвета. Когда после ночной прохлады ещё не поднялся рой гнуса и ночные обитатели примолкли, устраиваясь в своих логовах, а дневные только-только разминали затёкшие члены и голосовые связки. Тишина и благодать. Но громадный грохот и скрежет раздираемого металла, внезапно разорвавший эту идиллию, заставил всю живность этих мест всполошиться. Затрепетали кроны вековой чащи, всколыхнулся подлесок. Общий гомон и паника усилили и без того ужас происходящего.

Из палаток на склоне чуть полысевшей сопки, сразу повыскакивали встревоженные геологи.

– Похоже это на КВЖД!

– Ребята! Быстро экипируемся и туда!

– Катерина! Ты здесь остаёшься!

– Готовь медикаменты на всякий случай и пожрать! Вернёмся неизвестно, когда!

– Парни рации переносные захватите!

Проводив обеспокоенным взглядом удаляющуюся группу мужчин, недолго вглядывалась в тут сторону откуда доносился затихающий лязг и где над местом трагедии из тучи пыли начали подниматься клубы чёрного дыма. Спохватившись юркнула в палатку. Включила радиопередатчик, надела наушники, поднеся микрофон к губам.

– Всем, всем, кто меня слышит! Говорит начальник геолого-разведывательной партии Торилина Екатерина. На участке железной дороги у Кедровой Пади, по-видимому произошло крушение поезда. Был слышен страшный грохот и лязг металла. Сейчас наблюдаю клубы дыма. Геологи в составе двенадцати человек вышли к месту аварии. Всем! Всем! На перегоне…

Первыми ответили пограничники, потом с управления железной дороги, охотхозяйства и лесоохраны. Последними отрапортовали военные.

Снова выбралась наружу, из-под руки разглядывая огромные чёрные изгибающиеся столбы дыма и пара. С придыханием покачав головой, подошла к затухающему костру, подбросила наколотых дров. Устроив котёл над ним, налила воды, собираясь чистить картошку.

Но что-то вдруг женщину заставило резко обернутся и вздрогнуть. Полог её палатки колыхался, а возле неё стоял мужчина среднего роста азиатской наружности, в гражданском френче китайского образца, с лоснящимся пучком волос на затылке. Приподняв руки в успокаивающем жесте, затараторил на непонятном языке, боком обходя хозяйку. Ещё пару мгновений и он бесшумно растаял в ближайших зарослях.

Катерина не успела отойти от шока, как послышался топот сапог и громкое дыхание загнанной собаки. Пограничный наряд с овчаркой вывалился на поляну.

– Кто был? – Еле выдавил сержант.

– Китаец! Туда побежал, – ткнула пальцем, указывая направление.

Четвёрка стражей границы метнулась в указанную сторону. И вскоре с другой стороны сопки отдалённо послышались крики, автоматные очереди, визг собаки. Катерина с тревогой поднялась, ожидая возвращения пограничников с задержанным нарушителем. Напрасно. Ни кто не пришёл. Только вскоре над ней пролетел военный вертолёт и всё смолкло.

Не вернулась в этот день и вся её бригада. А вечером устраиваясь на ночлег обнаружила у себя на лежаке потрёпанную толстую книгу, испещрённую иероглифами и картинками с людьми в кимоно, показывающими различные приёмы рукопашного боя.

***

Новый учебный год, за открытыми окнами шелестят листвой, только чуть позолотившиеся берёзы. Солнышко жарит по-летнему, забрасывая в класс легким ветерком полуденный зной. Историчка шастает вдоль доски, бодро объясняя, чем пахнет новый изучаемый материал, делая кратковременные паузы под стук колёс, проходящих за оградой школы трамваев. Галдят галки, вторя гомону разбредающихся учеников младших классов.

– Блин, как тошно то, – шмыгнул носом Пашка, вытягивая затёкшие ноги.

– И не байка, дружище! Ща бы, как вчера на озеро, – с сожалением выдохнул Алик, рисуя на последней странице тетради танковое сражение. – А ещё литература и классный час. Сдохнем здесь, к седьмому то уроку.

– Я слышал, по русскому училки ещё нет.

– Так, чё может классный час, Пилорама проведёт вместо литеры.

– Нет. У неё десятиклассники в это время.

– Жалко Петровна от нас ушла, – облокачивая щёку на локоть, чтобы лучше видеть художества Алика Шмакова, прогнусил Павел. – Видел, что Егорка с Филей ей в подарок от нас купили?

Друг утвердительно мотнул патлатой головой.

– А знаешь, сколько эта брошь стоит?

Алик заинтересовано уставился своими узкими глазками на товарища, бросив своё занятие.

– Четыре пятьдесят, – прошептал, с удовольствием наблюдая, как очи одноклассника принимают европейский овал. – Вчера заглянул в галантерейный и случайно узрел.

– Мы собрали пятнашку на цветы и подарок, – изумился Алик, оборачиваясь в сторону последней парты на среднем ряду.

– А цветочки они у малолеток из букетиков при входе в ворота надёргали. Сам видел.

– Во уроды! А я думал с утра показалась, что перегаром от них прёт. – Шмаков снова взялся с остервенением за ручку, сжавшись всем своим нескладным телом в подобие клубка. – Ни говори, никому. Дойдёт. Прибьют наглухо.

– Торилин, Шмаков! Я, что не понятно излагаю? – Не выдержала учительница. – Вы так активно обсуждаете мою речь или никак не можете излить свою новейшую историю?

– Да, что вы, Татьяна Сергеевна, всё ясно и разумно, – развел руками Алик.

– Нам вот только не понятно, после вашего урока домой идти, или все сорок пять минут в догонялки по школе бегать до классного часа? – Брякнул Пашка.

Дремавший класс встрепенулся. Только дай предлог побузить.

Но. Входная дверь неожиданно распахнулась и на пороге появилась завуч. Испепеляющим взором окинула вмиг присмиревший класс. Все разом вскочили, гремя отодвигаемыми стульями, виновато потупясь в парты.

– Здравствуйте! Садитесь.

Грузное тело в темно-вишневом костюме, утиной походкой проследовало к историчке, строго погрозив толстым пальцем. Отвернув преподавателя к доске, припухлостями своих губ, прошлёпала, что-то ей на ухо, размахивая рукой в сторону входа. Затем поманила кого-то оттуда.

– Девушки проходите.

В смущении прижимаясь, друг к другу, вошли две девчонки, прикрывая здоровенными портфелями голые коленки.

При их появлении Пашка вздрогнул и заледенел. Все звуки разом пропали для него. Плотный туман рухнул с потолка, как ему показалось, отстранив окружающих не проницаемой пеленой. Только она! Её чёрные колодца глаз! И он, как кролик перед ними, готовый нырнуть туда, не на секунду, не задумываясь о последствиях.

– … Горохова Лена и Сысоева Маргарита, переведены к нам из 72 школы. Прошу не обижать и во всём помогать…

Слова завуча пробивались, словно отголоски радиопередачи у соседей за стеной.

Рита с улыбкой взирала на него, не удостаивая вниманием остальной класс. Чуть вытянутое личико с задорным остреньким носиком, изящная лебединая шейка, точёный подбородочек, опахало ресниц, притягательный изгиб розовых губ, тёмно-русые волосы в прическе Марлен Монро, фигура с обложки журнала «Мода».

…проходите, садитесь, – указала на последние свободные парты Татьяна Сергеевна.

Павел пришел в себя только, когда новенькие прошли мимо их с Аликом парты. Куда подевалась завуч, он даже не зафиксировал.

– Ну вот, дорогие мои Торилин и Шмаков, теперь я могу ответить и на ваш вопрос. Следующий урок то же история, – раздался всеобщий гул неодобрения. – И что бы нам всем не терять попусту драгоценное время проведём коллоквиум или так сказать небольшой экзамен. Я вам раздам вопросы на листочках. На них напишите свои фамилии. Ответы на вопросы краткие. Даты, соответствующие события и их участники. Оценка за это мероприятие пойдёт в зачет этой четверти. Учебники за восьмой класс, которые вы сдали у меня на столе. Время на коллоквиум – двадцать минут, ну может чуть больше. Пока ваш новый классный руководитель соизволит здесь предстать. Всё. Время на подготовку пошло.

Класс бросился к учительскому столу, устраивая лёгкую потасовку в проходах.

– Будите шуметь, опрос проведу без подготовки, – от раскрытой двери почти прокричала историчка, покидая подопечных. – А у кого ещё детство играет, милости прошу на кросс по лестницам до директорского кабинета.

Последние слова явно большей степенью относились к Торилину. Ребята притихли, залистали учебники, послышалось выдирание листов на шпаргалки.

– Ты чё присох? – бросая перед другом учебник, хихикнул Алик, помаячив своей ладошкой у его лица. – Таня Сергевна кейф медитации обломала? Или бывшая соседка столько радости принесла, сразу не переварить? – Он обернулся в конец их ряда. – Ритуля, привет!

– Привет, Алик! Не ждали?

Павел, молча, подхватил книгу и с таким же застывшим взглядом и каменным лицом, не оборачиваясь назад, вышел в коридор.

Отойдя ко второму окну аппендикса, в котором находился класс истории, раскрыл учебник. Тупо уставившись на попавшийся параграф, старался утихомирить чехарду взбудораженных мыслей.

– Ну, объявилась. И чего? Как к ней сейчас подкатить? Идиотство! Во, морока! Столько времени прошло, а не отпускает! Снаружи вдруг, как деревянный стал, внутри дрожалка – желе.

Она появилась перед ним неожиданно, протянула прелестную ладошку и спокойно произнесла:

– Привет.

– Привет, – так же тихо выдавил из себя, протягивая свою ладонь, озираясь на распахнутую дверь и пустой коридор.

И в следующий миг, почувствовав, как между их руками возникло непонятное приятно покалывающее поле, не сдержался. Обхватил за плечи, прижал к себе, нежно прильнув в поцелуе к её губам. Сразу ощутив волны трепета, пробежавшие по телу Маргариты.

Секунда, другая, третья. Она вся напряглась, как сжатая пружина. Резко оттолкнула его от себя. И широко размахнувшись для пощёчины, увидела ополоумевшие глаза Павла, замерла.

– Больше так, никогда не делай, – опустила руку, и резко повернувшись быстро пошла по коридору.

– Рит, я дождусь тебя после уроков, провожу, поговорим, – с безысходной дрожью в голосе, бросился ей в след, пытаясь остановить.

– Пусти, мне в туалет нужно. Сволочь такая! – Отбилась кулачками девчонка. – И о чём говорить, я тебе уже не раз сказала – противен! Люблю другого! Дубина стоеросовая! Гад ползучий!

Её каблучки быстро зацокали вниз по лестнице со второго этажа. А Пашка, проширкал в актовый зал залез с ногами на подоконник, прислонившись к открытой раме. Сквозь горькие слёзы обиды уставился на асфальт школьного двора, глотая жечь переживаний.

– Ведь успокоился уже, столько не видел. Смирился. И на тебе! По самые не хочу! Нет не смогу! Чтобы была так близко и такая чужая.

Мимо лица пролетела пушистое семечко чертополоха. Плавно опустилось на паркет, мерно покачиваясь из стороны в сторону, попыталась зацепиться за мелкие царапины лака. Но внезапный резкий сквозняк протащил пушинку по полу. Задул под стулья, уставленные вдоль глухой стены кабинетов. Подбросил между их ножками и впечатал в свежую паутину бабьего лета, растянутую там.

Пашка безучастно проследил всё это никого не касающееся событие.

– Вот так и моё счастье, появилось вдруг, поласкала сердце. Дунул ветер, скребануло по живому, оставляя кровавые борозды на миокарде своими нежными прикосновениями. Стерло с души пылюку и в чужие сети. А ты смотри со стороны. Теперь тебе какой интерес, – подытожил он случившееся, поворачивая голову снова во двор. – Может свистнуть репой в асфальт? И все мучения разом…

Наклоняясь всё больше наружу, представил приближающиеся вкрапления гравия и мелкий песок на чёрном, не ровном фоне, вздрогнул. В следующий миг слетел со своего насеста, сдернутый за рукав.

– Что думаешь, мне стыдно и больно будет за твою дурость? – Прошипела Маргарита, не выпуская его из рук.

– Ты это о чём? – Оторвался от неё Пашка.

– Всё о том же! Я тебя, как облупленного знаю. Все твои идиотские мыслишки и подленькие поступки, как на ладошке. Сигануть видите ли он хотел! Только кому-больно-то сделаешь? Родным – не мне! Мне ты давно уже по барабану. Давай топай в класс, историчка истерит. Пропал, понимаешь, массовик затейник посмеяться не над кем.

– Раз тебе по барабану, чего хватаешься?

– Маму Катю жалко. А ты уж подумал, что тебя?

– Сама-то чего не в классе? Пасёшь?

– Нужен больно! К завучу за документами отправила.

– Надо же такому быть – я люблю такую яз… – Пашка махнул рукой на полуслове и поплёлся к кабинету. – Жизни без неё не представляю! Не встречались, успокоился. Явилась!

– Шевели ходулями. Времени мало осталось. Пару схлопочешь за четверть, – назидательно бросила Рита, провожая искрящемся взглядом понурую спину парня.

– Ну и где? И что?

Татьяна Сергеевна выпалила и тут же осеклась, увидев серое лицо ученика.

– У врача был, – буркнул Павел, усаживаясь на своё место.

– Может, домой пойдёшь? – тихо проговорила, склоняясь, над ним и прикладывая ладонь ко лбу.

– Нет. Всё нормально. Отсижу, – отстранился от учительской ладошки.

– Ну, смотри.

Думая о вдруг возникших перипетиях, на автомате отписался на все десять вопросов за пять минут. Сунул листок преподавательнице. Собрал свои пожитки и под изумлёнными взорами одноклассников и учителя, успевшей бегло просмотреть его ответы, покинул кабинет.

***

На классный час не пошёл, проторчал у ворот школы. В надежде дождаться всё-таки её и, хотя бы попросить прощения. А там, куда кривая выведет. Недавняя слабость плавно перетекала в раздражение. Раздражение в злобу на себя и на всё окружающее.

Девятый «Б» тянулся из парадного мелкими группками. Первыми, как обычно вылетели Егор Ялов и Вовка Филатов. Встали на проходе и начали стрелять мелочь у проходящих. Егор здоровенный, за метр восемьдесят, под девяносто кило с лицом первого блина с холодной сковороды. Вовка чуть похудосочней, занимался до седьмого класса штангой. Кулачищи – тиски из кабинета труда. Рожа – в ворота ставь, не забьют. Увидят его гримасу, от страха на пути сдохнут. Чёрные сосульки волос до плеч, на пальцах наколки. В общем, приблатнённые пацаны. Свои, кто их хорошо знает, ещё смогут отмазаться как-то, посторонним не позавидуешь. Настучат по «крыше» от души.

Маргарита появилась в окружении Гороховой и Алика.

– Вас чего из той школы турнули? – В голосе Алика чувствовался легкий подвох.

– У них выпускные профильные классы и всего два, по пятнадцать человек, – спокойно поведала Елена.

– Ясно. Успеваемость портили, – хохотнул Шмаков.

– Алька, кончай издеваться. Мы сами ушли, – пристыдила Сысоева.

– Ритк, а ты куда переехала? Давно тебя не наблюдали.

– В новостройки Прибрежного.

– Ни фига! Из такой дали и сюда?

– Там школ ещё нет. А тут на четыре квартала всех с детсада знаешь.

– Эй, красавицы, выручите гривенником на проезд. Завтра обязательно вернём. Чё жалко? Алик и ты пяточёк подкинь, ради дружбы, – Егорка наглел всё больше от безнаказанности. – Бабка больна, навестить надо.

– Пацаны, вам, что общественных на похмелку не хватило? Перед девчонками унижаетесь, – Пашка прямо подлетел к компании.

– Ба, Филь, глянь-ка, у нашего мопса голос прорезался, – удивлённо хихикнул Ялов.

– Ты к нам с претензиями по поводу общака, что ли? – скривил рот Вовка. – Так двинули, потолкуем за школу. Обрисуем тебе и дебет, и кредит.

– Девчонки пошли. Пошли. Ребята без нас разберутся, – Алик поволок новеньких за забор к остановке.

– И все документы выдадим с печатями и росписями, – свирепо добавил Егорка.

На крыльце появился Чулин Валерка. Сбитый, жилистый с угловато прилизанной фигурой легкоатлета. Прямые не послушные пики поросли на голове, коротко стрижены, лицо волевое. Кандидат в мастера спорта по гребле на каноэ. Не завсегдатай данной шайки, хотя общался с ними с удовольствием.

– О, Валера! Пошли, поможешь нам отчёт Торилину составить по подарку бывшей классной руководительнице, – обрадовался Ялов.

– А чё, парнишка наглеет?

– Ну да!

Они встали полукругом, притеснив Пашку к стене, побросав папки вдоль неё. Вся компания знала, он никогда не встревал, ни в какие конфликты. Был безобидной тушкой для тумаков и тычков. И сегодняшнее его хорохоство забавляло троицу.

Зато для их оппонента это сейчас был выход для кипящей, бухающей в мозгах ярости и самобичевания. Выплеском презрения к себе и к этим критинам.

– Сломают! Ну и пусть! Значит заслужил. Но просто так не получится! Зубами рвать буду! – мысли ускорялись с каждой долей секунды, быстро реагируя на все изменения и движения, тормозя реальное время. – Валер, я знаю, ты не при делах, так что будет возможность, не вмешивайся, пожалуйста, – спокойно, чуть растягивая слова, наконец, оборвал молчание Пашка.

Все заржали. А Егорка, решив ещё больше постращать жертву и посмеяться, сделал ложный выпад правой, в её строну. В следующий момент сложился, схватившись за пах и замычал. Филя поднял сжатые кулаки. Но было уже поздно. Пашка подпрыгнув, оттолкнулся одной ногой от спины скрюченного Ялова и с разворота, заправским ударом футболиста, ботнул Филю по черепу. Егорка не естественно крякнул и завалился на бок. Вовка столбиком рухнул на земь, ударившись головой о парапет школы. Кровь ручьём хлынула из раны.

Дальше у самого Торилина искры брызнули из глаз, затмевая белый свет. Он грохнулся на бедолагу Ялова, почувствовав, как в нём, что-то хрустнуло. Дикий вопль содрогнул остатки побелки на стене родной школы.

– Давай поднимайся, – Валерка протянул руку. – В травмпункт этих надо тащить. Ты с чего вдруг взбесился? Парней покалечил, – Чулин занялся головой Вовки, заматывая рану куском его же рубашки. – Егора в чувство приведи, а то не дотащим.

Тормоша и тиская Ялова, Пашка поведал про пропитые деньги класса.

– Я в этом не участвовал, – заверил Валерка.

– А я тебе сразу сказал, не вмешивайся, – наконец поднял на ноги Егорку Пашка. – Только не пойму, за что ты мне отвесил?

– Нельзя без наказано авторитетов валить. И тебе беда и мне потом проблемы и насмешки. Да придерживай его покрепче! Видишь в шоке ещё, того гляди долбанётся.

– Чего в травме будем петь?

– Чего, чего! С велосипеда кувыркнулись. Последствия похожи. И где ты только так сандалиться научился?

– Мать из экспедиции самоучитель привезла.

– Понял. Хвала значит Аллаху, что я первым не дёрнулся. О и Вовик оттудубел. Поднимаемся и топаем на трамвай.

***

На следующий день, потратив кучу времени, гуаши и материной пудры на фонарь под глазом, Пашка на первый урок явился со вторым звонком. Прошёл до своей второй парты в крайнем ряду, не поднимая головы. Плюхнулся на место и зыркнув на Алика, вопросительно вздёрнул подбородок.

– Не больно заметно. Только глаз красный. Здорово навтыкали?

Вошла математичка. Все сели, раскрывая тетради.

– Есть маленько.

– А этих видел?

– Нет. А чё?

– У Фили чалма, у Егорки золото – бриллианты на правой руке, – усмехнулся Шмаков. – Говорят, с велика упали. Набуздались наверно вчера по рубль восемь.

– Шмаков, Торилин! Ну, как обычно в своём репертуаре, – начала урок математичка. – Я ещё и пары слов не связала, а они уже обсудили все слухи и политическое положение. Бабки базарные. Давно рассадить вас надо!

– Извиняемся, Элеонора Викторовна, – Пашка чуть оторвался от стула. – Мы уже всем кости облизали, теперь до следующей четверти, берём обед молчания. Только не рассаживайте. А то вдруг не укоренимся на других местах, завянем и пропадут семена просвещения.

Класс тихонько прыснул и зашушукался.

– Обед ваш, отроки принимаю. Так, что учтите, язык ваш – враг ваш. – И уже более серьёзно с раздражением в голосе: – Всё! Шутки кончились. Тихо. Пишем число и тему!

Пашкины вставки во время уроков, почти всегда сходили ему с рук. Почему так повелось? Скорее всего, из-за его легкого и безобидного характера. И шутки его никого не задевали и не обижали, были всегда уместны. Преподаватели сами не раз пользовались этим, разряжая обстановку в классе.

– Ялов, а ты почему ничего не пишешь? – Элеонора разглядела бездельника, когда у доски Галка Кашина закрепляла новый материал, решая задачу.

– Ich bin больной, – помахал гипсом Егорка.

– Что с вами произошло? Я смотрю и друг у тебя в бинтах.

– Да, бабушка у меня болеет. Мы с Вовиком её решили навестить. Поехали на велосипеде. Бормоглот какой-то на дорогу выбежал. Ну, мы в канаву…

– Да, плохие из вас Красные Шапочки. Бабушку бедную без пирожков оставили, – не оборачиваясь, сказал Павел.

Хихикнула только математичка.

– Вы этого серого волка к нам поближе пересадите, – свирепо выдавил Филя. – Мы его шкуру быстро по парте растянем. А язык на ластики настрогаем.

Все застыли, опасаясь даже пошевелить головой в сторону покалеченных. Одна только Галка, перестав стучать мелом по доске, округлив рот, вытаращилась на Павла серо-голубыми очами. Белокурые локоны её причёски мелко задрожали, белёсые губы втянулись в рот.

– Проштрафятся, пересажу, – почувствовала неладное математичка. – А пока, Егор, учись писать левой. Это у тебя я чувствую надолго. К тому же, учитывая, что вы с Владимиром взяты в девятый с испытательным сроком, получите двойки в первой четверти – вылетите. И никакие материнские слёзы больше не помогут. Вас уже об этом предупредили, надеюсь?

Оба насупившись, мотнули головами. Егор неуклюже взялся за ручку. Кашина вновь зачиркала мелом по доске. В классе появились обычные звуки.

Алик толкнул Павла в бок. Тот скосил подбитый глаз на товарища. Шмаков покрутил пальцем у виска.

– Ритку с подругой вчера докуда проводил, – поинтересовался на первой перемене Торилин.

– Ленка тут, оказывается, через два дома за перекрёстком живёт. Они к ней пошли. В каком подъезде точно не скажу, – почесал затылок Алик, озираясь на приближающегося Филатова. – Там их встретили пацаны. Не наши. Сразу дали понять, не желательный я элемент. Пришлось прикинуться придурковатым прохожим.

– У них там один высокий такой, бровь рассечена, Волосы на прямой пробор? – Поинтересовался Павел.

– Ага. А ты откуда знаешь? Встречался уже?

– Было дело. Они из семьдесят второй. Вместе с Ритулей и Лен…

Он не успел договорить. Филя вдарил обидчика по пояснице у всех на виду и прошипел:

– Сегодня сочтёмся, волчара позорный.

Остальное время в школе прошло боле-мене. К последнему уроку Пашка с Аликом разработали план экстренной эвакуации через окно первого этажа. Который в этот день удался.

Что не скажешь о последующих.

Сначала были десятиклашки, из компании Ялова. По два – три человека. Потом появись пэтэушники от Филатова. То же не большими группками. После первых нескольких побоищ, Пашка вообще озверел. Валил всех подряд не жалеючи. Хотя порой доставалась тоже хорошо. Егорка с Филей на эти представления уже не ходили и в школе держались подальше. Зато появились зрители, специально ждавшие после уроков гладиаторских боёв. А он уже и не убегал. Просто сразу увидев новую компанию перед парадным, шагал за угол школы. Туда, где кусты скрывают обзор с дороги и кроны деревьев закрывают окна.

– На тебя уже ставки начали делать, – укоризненно, как-то заметил Алик. – Смотри, допрыгаешься. Вон сколько врагов нажил. Опасно с тобой рядом ходить стало. Огреют, как ни будь сзади чем потяжелее за компанию и в канализацию.

– Ладно. Не каркай, – отмахнулся Пашка. – Главное вовремя папку мою забирай и сматывайся. А там, глядишь, кому та наскучит зубами плеваться и гипсовый лапсердак надевать. Отстанут.

– Во, во! Закапают и отстанут. Ты вон только ногами больше махаешь. Припрут толпой, сгрудят. А кулачки у тебя с грецкий орех. И сучишь ими ты плохо.

Слова Шмакова вскоре стали пророческими.

***

На улице уже похолодало. Зарядили дожди. Дорожки услал разноцветный ковёр опавшей листвы. После занятий все ломились в раздевалки, побыстрее схватить своё, пока не оборвали вешалки.

Пашка, не спешил. Апатия и злость ко всему происходящему – эти два не совместимых чувства, крутили нервы в разные стороны. Сысоева игнорировала его по полной программе. Будто его вообще не существовало.

Вошёл в раздевалку, когда оттуда основная толпа уже свалила. Поднял с пола свою куртку и, выпрямившись, столкнулся взглядом с её очами. Снова сработал эффект кролика перед удавом.

– Почему только в твои глаза я могу смотреть, не моргая и не отворачиваясь? – Кому был задан вопрос? Себе или ей? – Ты прости меня, пожалуйста, за всё, – с судорожной мольбой в голосе, Пашка сделал шаг на встречу.

– Никогда!

Маргарита отшвырнула его с прохода и выбежала. Он ещё долго стоял между оставшейся висеть одёжкой, прижимая куртку и папку к груди. Уставившись пустым взглядом в окно. Сам не понимая, о чём думает. Меланхолично фиксируя, как она вышла за ворота и присоединилась к стайке девчонок. Хотя моросил дождь, разбредаться они не собирались. Чего-то шептались, бросая косые взгляды во двор.

Вышел в холл. Натянул, не застёгивая свой болоньий и плюхнулся в деревянное кресло, поставив папку на колени. Пустота внутри такая! Проглоти слюну – услышишь, как смачно плюхнется плевок о прокладку между деревяшкой и остальным телом.

Алик выдрал папку неожиданно.

– Иди. Тебя уже заждались.

Павел не двинулся с места.

– Проснись! Твою так! Прикончат ведь сейчас!

Торилин глубоко вздохнул, поднялся и, шаркая, поплёлся на выход.

– Паш, давай сегодня сбежим? – ухватился за локоть Шмаков.

Безучастной походкой, засунув руки в карманы, приблизился к четвёрке нахохлившихся парней.

– Ребят, может в другой раз? – Не поднимая головы, устало попросил Павел, остановившись перед импровизированной стеной.

Те взирали, на него молча, с высоты своего роста. Тот, кого они пришли воспитывать, был совсем не их комплекции и возраста.

– Пошли, – еле выдавил из себя, модно одетый, стоявший с правого края, с разбитыми губами. – Другого раза может и не случится. Вдруг, кто опередит.

– Этого я позавчера приласкал, – отметил, между прочим, про себя отрешённо. – Ну, как хотите, – обреченно произнес вслух.

Медленно, будто на прогулке в парке, подковыривая, носками ботинок мокрые кленовые листья, компания начала передвигаться к полю битвы. Зрители за забором, то же пришли в движение. В этот раз их хватило бы на пол зала в местном клубе.

Выйдя на середину, уже вытоптанной за предыдущие столкновения арены, Торилин обернулся. Воспитателей уже было семеро.

– Троим из них, я уже подпортил репутацию, – с неведомо откуда-то появившейся жалостью подумал Павел. – Моя персона явно становится популярней, – без страха и улыбки пошутил он. – Пацаны, прежде чем начнёте меня колбасить, разрешите попросить прощения у тех, кого прошлый раз обидел, – обвел отрешённым взглядом безучастно злые лица. – Начинайте. Сопротивляться не буду.

– Нам твои извинения и одолжения ни к чему, лошадь педальная, – буркнул ближайший с квадратной рожей.

– Зассал, ублюдок, – подходя с боку и дёргая за рукав, процедил с разбитыми губами.

Болоньевая куртка крякнула, выбрасывая на свет божий своё содержимоё. Лучше бы он этого не делал. Вакуум внутри Пашки взорвался. От недавнего обречённого мазохистского настроения вмиг след простыл.

– Ты это зачем? – Остервенело, с удивлением выпалил, сжимая кулаки. – Мне же больше ходить не в…

Кто-то из-за спин стоящих перед ним ударил прямо в лоб. Тут же сделали подсечку и начали пинать ногами, в сумятице мешая друг другу.

Прикрывая голову руками, завертелся как волчок. Сердце застрочило пулемётной очередью, ударив адреналином по всем мышцам. Мозг вскипел, тормозя реальное время, переводя все движения в рефлекторные.

– Стопой в колено, того кто на одной ноге в замахе! Лёг рядом! Перекат за него. Уже не достают. Удар сзади между ног, этого ближайшего, что не успел обернуться. Прыжком вскочил! Ребром ладони по шее третьего, с квадратной рожей. И бежать! Бежать пока все разом не навалились, – чёткие команды, неизвестно кем диктуемые, заставляли тело повиноваться в микросекунды. А собственное сознание отстранено констатировало второстепенные факты. – Ноги промокли, ботинки порвал. Ещё одна проблема. Растянулись в погоне. Ближайший – в полуметре. Затылком чувствую его горячее дыхание. Спортсмен вроде. Сейчас хватанёт за шиворот! – Резко встал! Присел! Нагнулся! Выпрямил колени! Выше его бросай, чтобы перевернулся на спину. Обе руки резко вдоль ног! Левая нога вверх! Каблуком по челюсти следующего! Разворот! – Говорят, мной участковый последнее время интересуется. Теперь уж наверняка встретимся. Вон сколько зевак и из окон сейчас видно. Обязательно кто-то донесёт. Эх, как он спиной дорбалызнулся!

Те, что немного отстали, затормозили по влажной клеёнке листьев, как по ледяной дорожке, разбрызгивая веером отжатую воду. Испугано застыли в ступоре. Чего ещё ждать от этого психа?

– Зашибу! – Рявкнул Пашка и ринулся на оставшихся.

Страх – великая сила. Уцелевшие обогнали свист ветра в собственных ушах, под улюлюканье довольной толпы.

Других, кто не смог ретироваться, недавняя жертва оттащила на спортивную площадку школы. Усадив всех на бревно. Они даже не пытались ему сопротивляться.

Присев перед ними на корточки, Павел вновь почувствовал к ним жалость. Термоядерный огонь в теле затухал, оставляя ноющую вязкость во всех мышцах.

– Парни извините, что так вышло. Честно, если куртку бы не порвали, рукой не шевельнул. Простите. А?

Ребята сидели, молча, временами покачиваясь от боли. Отворачивая глаза, держась за свои раны.

– У меня сейчас настроение – самому повеситься хочется. Нет, правда. Вы кстати были. Но одёжку, зачем рвать? Кто только вас на меня науськивает? – Победитель шмыгнул носом и смахнул слезу. – Просто прибить путью не можете?

– Что, так всё достало? – Спросил тот, что держался за спину.

Русоволосый, нос картошкой, с насмешливым серым переливом в глазах и волевым подбородком.

Пашка утвердительно мотнул головой.

– Ладно. Не переживай. Всё обойдётся. Меня Лёвкой зовут, – он протянул широкую ладонь. – Это Славка, ты ему подбородок рассёк. Зашивать надо. Витьку, коленку выбил. А он у нас вратарь. Из спортшколы мы. Саньку вон придётся в растопырку молот бросать.

Все засмеялись.

– Ты Петруху у нас в прошлый вторник ботинки свои заставил целовать, – не разжимая зубов и держась за кровоточивший подбородок, простонал Славка. – А мы с Лёвкой с ним дзюдо занимаемся. Обидно стало, да и местные на слабо взяли. Пузырь мы им теперь должны.

Лицо у Вячеслава светлое, с еле заметными оспинками. Нос прямой, массивный. Волосы с рыженой, зачёсаны назад. Александр фигурой квадратнее друзей и лицом зрелищней. Мощный лоб, чёрная верёвка бровей, почти сросшихся воедино. Тёмно карие глаза, острый нос, добродушные широкие губы. Виктор в компании самый высокий и худой. С длинными ручищами, резкими скулами на вытянутой шее, копной вьющихся волос до самых бледно-зелёных глаз с хитрым прищуром.

– Тогда понятно, откуда ветер дует, – догадался Торилин.

– Пашк, ты нас тоже извини. Обрисовали тебя – чисто людоед. Повелись. Теперь видим, ошиблись, – Лёвка попытался подняться, но скривив лицо от боли, снова опустился на место. – Нам бы сейчас отмыться всем где-нибудь. А куртку тебе Петька компенсирует. Слово даём.