Текст книги "Личное дело. Правда о самых известных деятелях истории России XX века"

Первые наркомы ленинского правительства

Декрет об учреждении Совета народных комиссаров последовал 27 октября (по старому стилю) 1917 года, то есть ровно через два дня после прихода большевиков к власти. Изначально Ленин рассчитывал договориться с другими партиями и создать коалиционное социалистическое правительство, пригласить, в частности, левых эсеров. Но такой договоренности достичь не удалось, в том числе и потому, что Ленину это не было особенно нужно. И первое правительство оказалось составленным исключительно из старых членов партии. Давайте перечислим их поименно: председатель Совета народных комиссаров – Владимир Ильич Ленин, нарком по внутренним делам – Рыков, нарком земледелия – Милютин, нарком труда – Шляпников, Народный комиссариат по военным и морским делам возглавляли аж три человека – Антонов-Овсеенко, Крыленко и Дыбенко, нарком по делам торговли и промышленности – Ногин, нарком просвещения, легенда большевистской партии – Луначарский, нарком финансов – Скворцов (Степанов), который до этого был партийным журналистом, нарком по иностранным делам – Бронштейн, более известный как Троцкий, нарком юстиции – Оппоков (Ломов), нарком по продовольствию – Теодорович, министр почт и телеграфа, как сказали бы сегодня, – Авилов (Глебов), нарком по делам национальностей – Сталин.

Биографии Ленина и Сталина, слава богу, широко известны. Рассказывать о них нет абсолютно никакого смысла, поэтому перейдем к другим вышеназванным персоналиям.

Алексей Рыков (1881–1938). Это, вероятно, мировой рекорд пребывания в должности – всего лишь девять дней. Но главное – он успел подписать исторический документ о создании Рабоче-крестьянской милиции. Из Совета народных комиссаров Рыков переходит в Моссовет, в дальнейшем будет занимать серьезные государственные посты. В феврале 1924 года вообще возглавит советское правительство, тот самый легендарный Совнарком СССР. Все у него шло хорошо до 1930 года, когда он был снят с должности главы правительства, потому что долгие годы находился в дружеских отношениях и всегда поддерживал Николая Бухарина, за что и был вместе с ним объявлен правым уклонистом. Избавиться от этого клейма Рыков не смог, хотя произнес огромнейшее количество покаянных речей и написал запредельное число покаянных писем. В феврале 1937 года он будет исключен из партии и арестован. На допросах тут же признает себя виновным. В качестве одного из главных обвиняемых его привлекут к открытому процессу по делу правотроцкистского антисоветского блока. 13 марта 1938 года его приговорят к смертной казни и через два дня расстреляют. Естественно, при Хрущеве он будет реабилитирован.

Владимир Милютин (1884–1937). Второй человек в ленинском правительстве. Что характерно, и он через девять дней после создания первого правительства из него выйдет. Но в данном случае он выходит из-за несогласия с политикой Ленина, потому что считает, что нужно создавать коалиционное правительство. И только таким образом русская революция будет спасена. Милютин напишет заявление о выходе в Центральный комитет партии, в Совнарком. Потом признает ошибочность этого шага и немедленно отзовет заявление о выходе из ЦК. Его простят, и он будет занимать достаточно высокие посты в правительстве, шесть лет будет заместителем председателя Госплана Советского Союза. В 1937 году про него, естественно, вспомнят и в июле арестуют. 29 октября 1937 года Владимир Милютин, старый член партии, приговаривается к высшей мере наказания за принадлежность к организации контрреволюционных правых сил. На следующий день он будет расстрелян. Реабилитируют Милютина, естественно, в 1956 году. Никита Сергеевич Хрущев расстарается.

Александр Шляпников (1885–1937). И этот удивительный человек тоже выступал за включение в состав правительства членов других партий. Однако в отличие от Милютина заявления не писал, потом не каялся и заявление не рвал. Через три недели в дополнение к обязанностям наркома труда на него возложили также обязанности наркома торговли и промышленности. Еще один великий многостаночник в партии. Шляпников был лидером так называемой рабочей оппозиции. Если кто-то не знает, тогда в партии началась дискуссия о роли профсоюзов. Вот Шляпников искренне полагал, что главная задача профсоюзов – это организация управления народным хозяйством и они должны забрать эту функцию у партии. Естественно, что сразу после оглашения такой странной позиции Шляпников оказался под огнем разгромной критики Ленина, и, безусловно, это не лучшим образом скажется на его дальнейшей судьбе. Потом он будет занимать исключительно второстепенные должности. Например, председателя правления акционерного общества «Металлоимпорт». Но никаких уроков для себя он из этого не извлечет и напишет воспоминания «1917 год», за что будет нещадно критикуем соратниками по партии. В 1933 году его исключат из рядов ВКП(б), в 34-м вышлют в Карелию, в 35-м осудят на пять лет за принадлежность к «Рабочей оппозиции» (срок, правда, заменят ссылкой в Астрахань).

Шляпников был настолько упертым человеком, что и этот урок не был им усвоен. В 1936 году его снова арестовывают. Теперь он обвиняется в том, что, будучи создателем контрреволюционной организации «Рабочая оппозиция», осенью 1927 года дал телеграмму харьковскому центру этой организации о переходе к индивидуальному террору как методу борьбы против партии и советского правительства. А в 1935–1936 годах он же дает директивы о подготовке террористического акта лично против товарища Сталина. Шляпников виновным себя в этой дикости, естественно, не признал, потому что его можно было обвинять во многом, прежде всего в исключительной некомпетентности (хотя, если честь по чести, то надо заметить, что по этой статье можно было обвинить абсолютно любого члена первого ленинского правительства), но вот то, что он совершенно точно не участвовал ни в какой оппозиционной борьбе против Сталина и, разумеется, не готовил на него покушение, это, как говорится, есть медицинский факт. Однако коллегия Верховного суда Советского Союза спокойно закрыла на это глаза, и Шляпникова приговорили к расстрелу. Приговор быстро привели в исполнение. Так же быстро в 1963 году он будет реабилитирован, а в 1988-м Комитет партийного контроля при ЦК КПСС даже восстановит его в партии (посмертно).

* * *

Переходим к триумвирату наркомвоенморов: Антонов-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко. Все они в течение многих лет занимают высочайшие государственные посты, и потом все оказываются шпионами, вредителями, диверсантами, наймитами всех западных разведок, контрреволюционерами и в оперативном порядке расстреливаются.

Владимир Антонов-Овсеенко (1883–1938). Легенда русской революции. Между прочим, это тот самый человек, который арестовал Временное правительство. Он один из создателей Красной армии. Потом он будет генеральным консулом Советского Союза в Испании, лично отвечая за революционную борьбу испанского народа против армии Франко. Он вернется в СССР в феврале 1938 года, будет арестован и достаточно оперативно приговорен к расстрелу. Приговор, естественно, тут же приведут в исполнение. Его реабилитируют в 1956 году.

Николай Крыленко (1885–1938). Один из создателей советского права, занимал высокие посты в Наркомюсте, в прокуратуре, был даже председателем Верховного суда. Он стал одним из архитекторов Большого террора 1930-х годов. При этом имел разносторонние хобби – серьезно увлекался шахматами (возглавлял шахматную организацию СССР и даже редактировал шахматный журнал) и альпинизмом. В 1932 году лично возглавил экспедицию к пику Гармо на Памире. Одним из первых в Советском Союзе Крыленко был удостоен звания «Заслуженный мастер альпинизма». Но, как известно, революция всегда пожирает своих создателей, и он сам станет жертвой запущенного им террора. На первой сессии Верховного совета в 1938 году его подвергнут жестокой критике. Потом снимут со всех постов, исключат из партии, арестуют. 29 июня 1938 года расстреляют, а в 56-м реабилитируют, потому что не найдут состава преступления.

Павел Дыбенко (1889–1938). Легенда из легенд русской революции. Знаменитая статья Ленина «Тяжелый, но необходимый урок» («Неделя с 18 по 24 февраля 1918 г. войдет как один из величайших исторических переломов в истории русской – и международной – революции…»), позорное бегство из-под Нарвы частей революционных матросов 23 февраля 1918 года – это все Дыбенко. Участие в Гражданской войне, подпольная работа в Крыму – это тоже Дыбенко. Союз с батькой Махно – и это тоже Дыбенко. Муж первой женщины-министра в мировой истории Александры Коллонтай – и это тоже Дыбенко. Естественно, упрямый большевик.

Сторонники Тухачевского пытались привлечь его к заговору против Сталина, но Дыбенко рассказал об этом разговоре Коллонтай, и та сказала: «Ты совсем сошел с ума, немедленно иди к Сталину». Иосиф Виссарионович закрыл глаза на его мелкие грехи – Дыбенко был глуповатым человеком, но исполнительным. Сталин вводит его в специальное судебное присутствие – тот самый орган, который будет судить арестованных маршалов по «делу Тухачевского» и выносить им смертные приговоры в июне 1937 года. Однако в феврале 1938-го придут уже за самим Дыбенко. Он напишет совершенно удивительное письмо, которое можно цитировать бесконечно долго и всякий раз поражаться: как можно было двадцать лет находиться на серьезных государственных постах и не знать таких простых вещей. Приведу его полностью:

«Дорогой тов. Сталин!

Решением Политбюро и Правительства я как бы являюсь врагом нашей родины и партии. Я живой, изолированный, в политическом отношении, труп. Но почему, за что? Разве я знал, что эти американцы, прибывшие в Среднюю Азию с официальным правительственным заданием, с официальными представителями НКИД и ОГПУ, являются специальными разведчиками? На пути до Самарканда (в конце 1920-х – начале 1930-х годов Дыбенко командовал войсками Среднеазиатского военного округа. – А.Г.) я не был ни одной секунды наедине с американцами. Ведь я американским языком не владею… О провокаторском заявлении Керенского и помещенной в белогвардейской прессе заметке о том, что я якобы являюсь немецким агентом. Так неужели через 20 лет честной, преданной Родине и партии работы белогвардеец Керенский своим провокаторством мог отомстить мне? Это же ведь просто чудовищно. Две записки, имеющиеся у тов. Ежова, написанные служащими гостиницы «Националь», содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было. Я якобы выбирал номера рядом с представителями посольства? Это одна и та же плеяда чудовищных провокаций… У меня были кулацкие настроения в отношении колхозного строительства? Эту чушь могут рассеять тт. Горкин, Юсупов и Евдокимов, с которыми я работал на протяжении последних девяти лет… Я понимаю, что я не буду возвращен в армию, но я прошу, и я на это имею право, дать мне возможность остаток моей жизни отдать целиком и полностью делу строительства социализма в нашей стране, быть до конца преданным солдатом ленинско-сталинской партии и нашей Родины.

Тов. Сталин, я умоляю Вас дорасследовать целый ряд фактов дополнительно и снять с меня позорное пятно, которое я не заслуживаю».

«Ведь я американским языком не владею…» – больше об этом величайшем деятеле говорить ничего не нужно. Просто всякий раз вспоминайте про американский язык. Естественно, Дыбенко реабилитируют в 1956 году.

Анатолий Луначарский (1875–1933). Одна из самых устойчивых фигур в советском правительстве – занимал свой пост двенадцать лет. Много чего сделал Луначарский для русской революции. Еще больше его прожектов было отклонено. Так, он готовил реформу русского языка и собирался перевести его на латинский алфавит. Не знаю, правда, чем он руководствовался в этот момент. В 1929 году Сталину окончательно надоело присутствие Луначарского в правительстве, потому что число странных предложений, исходивших от него, уже зашкаливало. Тем более Сталин, как человек, знакомый с Луначарским еще до прихода большевиков к власти, распрекрасным образом понимал, что его друг и соратник Анатолий был одним из главных трибунов ленинской партии. Он как никто другой был способен произносить долгие монологи на любую тему, которая имела отношение к просвещению или искусству. Мог, например, часами рассказывать про Большой театр. Единственный минус Луначарского состоял в том, что он в принципе не был готов к какой-либо системной работе. Поэтому в 1929 году Сталин убирает его с поста наркома просвещения и назначает председателем Ученого комитета при ЦИК Советского Союза – вот здесь, в кабинетной тиши, и готовь, пожалуйста, свои странные проекты. Потом Луначарского отправят полпредом Советского Союза в Испанию. Он будет заместителем главы делегации на конференции по разоружению в Лиге Наций. В декабре 1933 года Луначарский умрет. Урну с его прахом установят в Кремлевской стене.

Иван Скворцов-Степанов (1870–1928). Партийный журналист (отсюда псевдоним – И. Степанов), выдающийся теоретик ленинской партии. Именно он перевел «Капитал» Карла Маркса на русский язык. Сначала его назначили членом московского военно-революционного комитета, сразу после назначения наркомом, но Скворцов-Степанов заявил, что он теоретик, к практике никакого отношения не имеет, и от должности отказался. И потом будет заниматься любимым своим делом: публицистикой. С 1925 года он – ответственный редактор газеты «Известия», с 1927 года заместитель ответственного секретаря «Правды» и параллельно директор Института Ленина при ВКП(б). В партийной печати Скворцов выступал как активный, едва ли не самый главный сторонник Сталина, но до высших государственных постов он не добрался. Дело все в том, что после прихода большевиков к власти он всегда тяжело болел. В 1928 году Скворцов (Степанов) умрет, и прах его будет захоронен в Кремлевской стене.

Георгий Оппоков (Ломов) (1888–1938). Для него пребывание на посту наркома в течение нескольких дней было абсолютной вершиной политической карьеры. Потом он занимался чем угодно: ну был, например, председателем нефтесиндиката, председателем правления «Донугля», заместителем правления Госплана СССР, членом бюро Комиссии советского контроля при Совнаркоме. Но дальнейшие зигзаги карьеры были прерваны террором 1937 года. По приговору коллегии Верховного суда в декабре 1938 года его расстреляют. Посмертно, как и многих других, реабилитируют в 1956 году.

Николай Авилов (Глебов) (1887–1937). Моя самая любимая персона в ленинском правительстве. Нарком почт и телеграфа. Наверно, почта и телеграф – это было последнее, чем он интересовался в своей жизни. Дело в том, что до прихода большевиков к власти единственное, чем занимался Авилов (Глебов), – это борьбой с ненавистным ему царским режимом. И кроме многочисленных тюрем и эмиграции, никакого другого опыта у него в принципе не было. Более того, этот удивительный человек мог вам с легкостью перечислить абсолютно все тюрьмы и каторги Российской империи. Он точно знал, где какой режим содержания, где и за что могут бросить в карцер, где и за что могут избить. Но принципы работы почт и телеграфа Авилов (Глебов) не знал даже в отдаленной теории, не то что на практике. Но, как известно, не место красит человека, а человек украшает место. И с этой точки зрения Авилов (Глебов) был очень честным человеком. Он сразу сказал Ленину, что, по сути дела, он к такой работе не готов. «Это абсолютная ерунда, – ответил Ильич. – Главное – партийная закваска. А чиновниками может руководить кто угодно, тем более у тебя будет замечательный зам».

Действительно, зам у него оказался замечательный. Еще один член партии с дореволюционным стажем, с 1904 года, Штокман. Он в свое время пытался объяснить Ленину, что нужны профессиональные кадры, что не надо разгонять вообще всех из Временного правительства. Что по крайней мере некоторых товарищей министров – а тогда не было должности заместитель министра, заместители назывались товарищами, – так вот некоторых из этих самых товарищей можно было бы вполне себе сохранить и использовать в работе первого рабоче-крестьянского правительства. Потому что они, по крайней мере, точно знали свою сферу деятельности. Ленину это все было не нужно, поэтому Авилов (Глебов) заступил на пост министра почт и телеграфов. Занимает он свою должность вплоть до решения о создании коалиционного правительства с левыми эсерами, после чего меняет должность наркома на пост помощника директора Государственного банка. То есть, обратите внимание, на все руки мастер. Все мог. Разобрался за год с почтой и телеграфом – пошел руководить Государственным банком. В дальнейшем он будет занимать должности уже второго ранга. Видимо, с банковской сферой тоже не очень получилось. В частности, его отправили наркомом труда на Украину. С 1923 по 1926 год он лидер ленинградских профсоюзов. Один из лидеров так называемой ленинградской оппозиции. Через десять лет товарищ Сталин, который никогда и ничего не забывал, а тем более он не забывал судьбу всех старых большевиков, ему это вспомнит. Но до этого Авилов (Глебов) успеет поруководить Сельмашстроем, а потом станет первым директором Ростовского завода сельхозмашин – Ростсельмаша, производившего знаменитые комбайны. Так что абсолютно безо всякой иронии вклад в развитие нашей страны он все-таки внес. 19 сентября 1936 года его арестуют по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации. 12 марта 1937 года военная коллегия приговорит Авилова (Глебова) к расстрелу. Приговор приведут в исполнение уже на следующий день, 13 марта, а реабилитируют, так же как и многих других, в 1956 году, после XX съезда партии по инициативе Никиты Сергеевича Хрущева.

* * *

Мы с вами проследили судьбы, конечно, не всех первых ленинских наркомов, но общую тенденцию, я думаю, смогли уловить: подавляющее большинство из них не пережили репрессии 1937 года. Здесь можно долго спорить о том, являлись ли они действительно на какой-то момент своей биографии оппозицией Всесоюзной коммунистической партии большевиков и лично товарищу Сталину. Но одно несомненно: никто из них, естественно, не готовил никаких террористических актов против первых лиц страны. Не готовил в силу хотя бы того обстоятельства, что, когда был жив Ленин, в партии действительно существовала очень жесткая, с переходом на личности, полемика. Партийные споры носили горячий характер и могли продолжаться годами. И все ленинские министры привыкли к тому, что они высказывают свою точку зрения и ничто и никогда им не будет за это грозить. Они не обратили внимания на то, что после того как Сталин стал генеральным секретарем Коммунистической партии, сама партия начинает трансформироваться. И от ленинской партии сталинская будет отличаться уже не только названием. Она будет отличаться самой своей сутью – это была уже не партия профессиональных революционеров, которая долгие годы готовила диктатуру пролетариата и военный коммунизм, а партия партийной бюрократии, готовая подчиняться любому слову своего вождя товарища Сталина.

И естественно, что даже попытки начала оппозиционной деятельности внутри такой партии очень жестко пресекались. Старые большевики этого категорически не учитывали. И кроме этого, у них у всех была святая убежденность, что если они знали товарища Сталина еще со времен первых съездов партии, еще со времен первых марксистских кружков, то, вне всякого сомнения, они с ним смогут в любой момент договориться и решить все вопросы. Это было очень наивное заблуждение, потому что они действительно знали товарища Сталина долгие годы. Они действительно бок о бок работали с ним. Это все правда. Только они знали не гениального вождя всего советского народа, великого учителя Иосифа Виссарионовича Сталина – они знали скромного закавказского большевика Кобу, который тогда еще с трудом говорил по-русски с совершенно диким кавказским акцентом. Они знали наркома по делам национальностей, на которого можно было в принципе не обращать внимания, поскольку должность эта была незначительной по тем временам, но надо же было уважить закавказского товарища Сталина. Его и уважили – дали эту должность. И ничего более.

Все эти люди – и Оппоков (Ломов), и Авилов (Глебов), и Милютин – искренне думали, что и сам Сталин остался ровно тем же в чем-то застенчивым большевиком Кобой, который никогда не лез на первый план в партийных спорах и вообще редко подавал голос на партийных дискуссиях. (Сталин на самом деле одно время просто стеснялся своего сильного кавказского акцента. Потом он перестанет его стесняться, но это будет уже совершенно другой Сталин.) Они искренне считали, что, не будучи партийным теоретиком, Сталин не выиграет теоретическую борьбу за умы в партии. Однако они жестоко просчитались. Товарищу Сталину уже на тот момент были совершенно не нужны люди, которые помнили его другим, которые могли рассказывать о том, кем Сталин был в ссылке или во время первых съездов партии. Они среди прочего ведь могли рассказать и о том, что Сталин играл абсолютно незначительную (а это действительно было так) роль в Октябрьской революции 1917 года. Естественно, что все это товарищу Сталину было не нужно. Тогда партия уже начала активно готовить то явление, которое будет впоследствии называться культом личности вождя. И старые большевики в этот культ категорически не вписывались. Сталин поступил радикально, по сути дела уничтожив всех творцов Великой Октябрьской социалистической революции, как он стал называть потом Октябрьский переворот.

Но не только их уничтожил Сталин, а и многих других людей. Поэтому разговор о том, что только вот условно эти девять наркомов – самые несчастные жертвы политического террора, а мне доводилось встречать уже и такую оценку, – это, мягко говоря, не совсем правильно. Не говоря уже о том, что почти все эти люди сами этот террор в активной его фазе проповедовали – я имею в виду Красный террор Гражданской войны. И занимая условно должности наркома почт и телеграфа, наркома труда, ни один человек из них – это вы можете мне поверить, – никто из них ни разу в жизни не возвысил свой голос против диктатуры пролетариата и против карающего меча Великой русской революции. Поэтому, когда мы рассуждаем о жертвах террора конца 1930-х годов и вспоминаем в том числе этих девятерых ленинских наркомов, давайте не будем забывать о том, что делали эти люди в 18-м, 19-м и даже в 20-м году. Так будет проще понять нашу с вами и без того не самую простую историю.