Текст книги "Луи Вутон"

30 июля

Дождь, первый за месяц. Настоящий, проливной дождь. Он забарабанил по стеклянной крыше атриума, беспардонно ворвавшись в последнее действие моего предутреннего сна. Собственно, только конец сна мне и запомнился. Лежу это я в водяной кровати лицом к небу и сквозь стеклянную крышу смотрю, как где-то далеко, в темной выси рождаются крошечные мерцающие точки, которые, постепенно разгоняясь, из центра вселенной устремляются прямо ко мне. Когда-то такая картинка появлялась на мониторе, когда на компьютере не работали. Одним словом, у меня возникло ощущение, будто на своем космическом корабле под названием Ülemiste я мчусь из одной галактики в другую. Но перемещение это какое-то будничное, ни тебе восторга, ни волнения, все как обычно. Словно бы шпарю, скептически позевывая и заткнув за пояс матерчатую продуктовую сумку – свидетельство экологической грамотности, – в только что открывшийся в соседней галактике супермаркет на дешевую распродажу. Мой корабль набирает скорость, ему все сложнее уворачиваться от летящих навстречу точек. Да не очень-то я и стараюсь. Мыслимое ли дело – маневрировать так, чтобы безболезненно провести крупнейший в Эстонии торговый центр между какими-то там плевками. Безнадежная затея, черт бы побрал! И вот послышался шлепок, и одна точка прилепилась к моему большому дугообразному иллюминатору. За первым шлепком второй, третий, все шлеп да шлеп. Скоро все стекло было полностью залеплено. Но тут, как это и положено во сне, возникла нелогичность, мистическое отклонение, абсурдная трансформация – белые плевки внезапно превратились в отбивающую чечетку стаю чаек. Они плясали неестественно неподвижно, в том смысле, что клювами не стучали, не кричали, не размахивали крыльями, двигались только их розовые лапки под застывшими телами – в лучших традициях ирландских народных танцев. Я прислушался к звуку чечетки. Удары были ритмичными, с изумительными вариациями, вовсе не хаотичные, далеко не хаотичные. Как будто под неким телепатическим управлением сотни пар лапок подчинялись какой-то незримой пульсирующей силе, настолько мощной и пронзительной, что заставила и мое сердце биться в том же такте. Темп нарастал, ритмический рисунок приобретал невероятную замысловатость, танцующие чайки все прибывали, одинаковые, серьезные, с неподвижными телами. Похоже, сводный ансамбль степистов пределов возможного не знал, танец только убыстрялся, доходя до безумия, затягивая мое бедное нетренированное сердце. Я начал задыхаться как загнанный зверь, пот сочился из пор, брызгал из них так, будто все мое тело было перфорировано миниатюрными фонтанчиками. И вот, за мгновение до полной отключки (какая сновиденческая точность, не правда ли?), перед последним роковым ударом в барабан мои глаза вдруг открываются, и я вижу дождь. А точнее, каждую его каплю, тяжелую, липкую, с безумной скоростью несущуюся из эпицентра экрана прямо на стеклянную панель атриума. Я живой, чаек нет, я успокаиваюсь, продолжая мокнуть, но не под дождем, а в луже собственного пота. Кошмар кардиолога закончился.

Я поднялся на крышу центра. Просто стоял там и все. Голый. Дождь был размеренным, абсолютно отвесным. Капли тяжелыми и плотными. Ощущения растекающейся по телу воды как под засорившимся со слабым напором душем не было. Каждая дождинка конкретно попадала в голову. Подставил лицо и теперь мог считать капли все до единой, как пули, попадающие в цель в ходе сражения. Тепло, полное безветрие. Небо монотонно серое, и это здорово, еще как здорово. Толстые струи воды стекали по лицу, мое рельефное тело предоставляло сотню возможностей для маленьких быстрых речушек, на кончике члена набирал силу бурный водопад. Я подошел к краю крыши, встал возле огромной буквы Ü и любовался этой яростной и долгожданной уборкой. Под ногами звенел черный блестящий асфальт парковки, поодаль миллионы уколов дождинок заставляли гудеть от наслаждения поверхность озера. Целый мир, по крайней мере, та часть, что открывалась перед моими глазами, под небесными струями превратилась в экстатический оркестр, в котором каждая урна, машина, жестяная крыша, каждый навес, дорожный знак или рекламная тумба со слезами на глазах в упоении исполняли свою партитуру. Я стоял на крыше торгового центра как на краю своего мирка и в этой безумной симфонии увлажнения чувствовал, что во мне просыпается жгучее, неуправляемое возбуждение. Расставил ноги, оперся одной рукой на Ü и опустил глаза. Уверенно наполняясь силой, мощными толчками поднимал мой инструмент свою голову, чтобы лицом к лицу столкнуться с этим падающим с небес, все освежающим войском. Силы небесные вызовом не пренебрегли, мою чувствительную полыхающую дирижерскую палочку со всего маху окатили бешено бурлящим потоком воды. Соната на грани экстаза и боли. Я крепче ухватился за букву, заставил себя выпрямиться, хотя хотелось лишь одного – униженно ползать по земле, опьяневшим и обезумевшим от судорожного наслаждения и пронзительной боли. Почувствовал, как во мне копится ответная сила, черпающая ярость из каждого попадания в головку члена. Больше стоять на месте я не мог, ноги сами по себе, ни в малейшей степени не считаясь с моим желанием, начали выписывать кренделя, которые очень быстро переросли в стремительное босоногое степ-шоу. Я уже прыгал как солист Риверданса, раскачивая из стороны в сторону упругий член. Крепко упираясь руками в бока, выпрямившись насколько мог, я задирал коленки, выкручивал голени вперед, назад и в стороны, и вдруг лицо мое окаменело, не в силах сдержаться, я согнулся, хватая ртом воздух, тот скудный, что еще был доступен меж частых струй дождя, и увидел, как из меня изверглась моя жидкость, мой белый дождь, как он взорвался, столкнувшись в воздухе с другим дождем, как смешались я и дождь, и как эта новая, родившаяся на моих глазах субстанция полетела, игнорируя траекторию движения и дождя, и моего семени, и улетела в каком-то совершенно необъяснимом направлении, словно в некое параллельное измерение. И, тем не менее, я видел это, увидел прежде, чем глаза мои закрылись и я рухнул без чувств.

31 июля

Беспрерывный дождь. Льет и льет. Был утром на крыше и повторил вчерашний ритуал. На этот раз с меньшей страстью, зато с большей отдачей. Поприветствовал мир и мир приветствовал меня, ответив пробирающими до самых костей мокрыми объятиями. Доброе утро, природа, и спасибо за дождь!

Сегодня я вел себя разумнее. Обтерся насухо, потом огляделся в комнате. Подходящий день, чтобы немного заняться домашними делами. Походил, заложив руки за спину, совсем как дизайнер интерьера в ожидании вдохновения, и нашел-таки, что можно было бы улучшить. Добавив в оформление немного эмоциональности и чуть переставив акценты, даже такое здоровенное помещение реально превратить в интересное и достойное человеческое жилье. Засучил рукава.

В первую очередь – наглядная агитация. Знал, что директор центра от меня очень ждал этого. Он был бы доволен (если, конечно, объявился бы тут когда-нибудь), увидев, что я времени попусту не терял, а внес свой интеллектуальный вклад в дело привлечения в магазин покупателей. Смертельно скучные плакаты с шаблонными сообщениями о скидках, я переделал.

ТЕПЕРЬ ВСЕ БЕСПЛАТНО!

БЕРИ, СКОЛЬКО ХОЧЕШЬ!

ВОЗЬМИ ЕЩЕ!

БЕСПЛАТНАЯ ДОСТАВКА ПО ВСЕМУ КОНТИНЕНТУ!

РЕШЕНИЕ О ССУДЕ ЗА ОДНУ СЕКУНДУ!

ИНТРЕСС – 0, ВОЗВРАТ – 0, ЗАЛОГ – 0!

БОЛТАЙ БЕСПЛАТНО О ЧЕМ УГОДНО, БЕЗ ПЕРЕРЫВА И СО ВСЕМИ ПОДРЯД!

БЕСПЛАТНО ЗАБОЛЕЛ, БЕСПЛАТНО ЛЕЧИСЬ!

ДВА ТЕЛИКА ПО НУЛЕВОЙ ЦЕНЕ!

ЕШЬ ЕЩЕ, ПЕРЕСИЛЬ СЕБЯ, ПОКАЖИ ХАРАКТЕР!

ОСТАНЬСЯ НА НОЧЬ, УЙДЯ ДОМОЙ, НЕ УЗНАЕШЬ О ДОПОЛНИТЕЛЬНОМ ЦЕНОПАДЕ!

ПЕЙ ЗА НАШ СЧЕТ И ЕЗЖАЙ НА ВЫХОДНЫХ ЗА ГРИБАМИ В АМСТЕРДАМ!

КРИЧИ НА НАС, УНИЖАЙ И БЕЙ, МЫ ВСЕ РАВНО БУДЕМ УЛЫБАТЬСЯ 8)

ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ, ПЕРЕД ВЕЧЕРИНКОЙ, AFTERPARTY, BEFOREPARTY…!!!

Так, теперь очередь манекенов. Чего они впустую бессмысленно пялятся со своих витрин. Около двадцати штук переодел в приличную и стильную одежду для досуга. Из мужчин, женщин и детей составил нечто вроде семей. Папашкам под рубахи засунул подушки вместо животиков, кое-кому в жестком стиле нарисовал татуировки со страшненькими распятыми гриль-курами над скрещенными шашлычными шампурами. Лица мамочек раскрасил под скуку и усталость. Каждому ребенку в ухо запихал по iPod’у. Всю эту гвардию усадил за неудобными столиками McDonalds’а и поставил пред ними пустые подносы, на которые они и взирали с превеликим разочарованием.

Перед входом в бутик дамского нижнего белья устроил экшн – сцену насилия. Натюрморт сводился к тому, что одна девица, нацепившая на себя с дюжину кружевных трусиков и лифчиков, вызвала бурю негодования у оставшихся голыми соплеменниц. Разъяренная компания таскала жадину за волосы и лупила слишком красивыми для кикбоксеров ногами.

В Euronics’е перед стометровым прилавком с телевизорами поставил притащенные из мебельного салона вместительные диваны и кушетки, удобно усадил на них отчаянных домохозяек с пакетами из-под попкорна, наполненными собачьей и кошачьей едой. Затем зарядил свою любимую игрушку «Беретту» и оставил на лбу каждой красивую и аккуратную индуистскую метку.

В Rimi за кассы посадил манекены с нарисованными злыми лицами. Для одной кассы сделал исключение – за ней сидел веселый и любезный надувной пляжный крокодил. Именно у этой кассы возник хвост из пары десятков угловатых подростков с доверху набитыми алкоголем, куревом и противозачаточными средствами корзинками у ног.

Пол охотничьей лавки усеял толстым слоем раненых. У всех пуля или в руке, или в ноге, во всяком случае, ранения не смертельные. Для пущего эффекта истратил для этой сцены пару упаковок классического томатного кетчупа фирмы Feliks, которая утверждает, что этот продукт любят целыми семьями и он пригоден для того, чтобы приправить все, что выглядит как мясо. Для достоверности надо было найти кого-то, на чью снайперскую меткость все это списать. На глаза попался висящий на стене трофей – голова благородного оленя с роскошными ветвистыми рогами. Небольшой симпатичный Colt уместился меж желтыми клыками его открытой пасти как влитый.

Из лавки со всяким барахлом притащил в детский магазин самое большое изображение иконы. Повесил святошу на стенку и припарковал перед ним все двенадцать детских колясок, в каждую из которых запихал парочки из игрушечного отдела: двух медвежат, двух львят, двух жирафиков, двух лягушат, двух каких-то странных птенцов и так далее. В последней коляске свое жалостное пристанище обрели две ангельские куколки с предусмотрительно закрытыми, чтобы не видеть реальности, набожными глазками.

На прилавке аптеки инсценировал эротический фрагмент жесткого порно – три девицы-фармацевта в сетчатых чулках и куцых белых халатиках увлеченно занимались друг с другом оральными научными изысканиями. На ручку двери повесил табличку, выполненную в манере гостиничной эстетики: PLEASE DO NOT MASTURB!

В фирменном магазине Samsonite заполнил выставленные в витринах последние достижения чемоданного мира улыбающимися головами самых красивых манекенов, отпилить которые мне стоило немалого труда и истраченных калорий. Результат превзошел все ожидания. Полный чемодан сияющих глаз над сладострастно приоткрытыми ротиками. С предварительно упакованными чемоданами Samsonite даже рейс в ад станет приятной и умиротворяющей эго-поездкой. Bon sacvoyage!

К вечеру я выдохся как свинья, самозабвенно посвятившая свой длинный, но продуктивный день неблагодарному делу ковыряния в навозе. Поленом свалился рядом с Ким, рассеянно погладил ее по волосам и выразил надежду, что приз этого года за лучшее оформление дома господин президент лично присудит нашему торговому центру Ülemiste. На нежности и чтение отченаша сил уже не было.

1 августа

Первый день нового месяца и новые осадки. На сей раз град. После долгой оглушительной тишины стук градин подействовал удручающе. Все же град – это далеко не дождь. Попробовал постоять на крыше, но уже секунду спустя, потирая ушибленные места, сбежал. Вдобавок похолодало. Впервые за все это время по телу побежали холодные мурашки, что поначалу даже позабавило, но быстро стало неприятно. Пошел искать теплую одежду. В Timberland’е нашел приятную фланелевую рубаху. Даже носки натянул, такие мягкие, специально для походов. Прошелся по центру, разглядывая плоды вчерашних усилий. И кого это я собирался обрадовать? Тоскливо поежился.

Взял в Rimi большую бутылку виски и колу, там же нашел бокал размером с цветочную вазу и наполнил его градом с крыши. Устроился в книжном магазине Apollo. Одна часть виски, две части колы, сотня градин – вполне приличный экологический напиток получился. Первую порцию заглотил одним махом. Градины были такими холодными, что горло противно онемело, и боль отпустила не сразу. Зато внутри разлилось тепло.

Побродил меж длинных стеллажей. Какое множество книг, сколько слов и предложений, миллионы букв. Мягкие мысли в твердых обложках и наоборот. Как много жизне– описаний, прожитых кем-то судеб, кем-то написанных, рассчитанных на чье-то внимание. На чье? Мое? Неужели мне и впрямь суждено положить свою жизнь на прочтение чужих историй? Последнее поручение последнему в мире человеку. Честно говоря, к такой судьбе я пока не готов. Благоговейно стоял перед полкой. Несколько метров, как в высоту, так и в ширину. Прошелся пальцем по корешкам сотен книг, каждая из которых прятала в себе уникальные детали чьих-то жизней: невероятные с субъективной точки зрения события, раздутые памятью чувства, судьбоносные знакомства, фрагментарные воспоминания, удачи, в которые трудно поверить, неоцененные по достоинству неудачи, какая-нибудь умело поданная исповедь, смелое (но старательно взвешенное) раскаяние, наивные ожидания юности, несбывшиеся надежды стариков. Все это и еще миллион подробностей написаны одинаковыми черными буковками на одинаково белой бумаге. Сброшюрованные жизни, благодарные за любой знак внимания, даже за поверхностное любопытство или притворный интерес. Проглотить их, что ли, по очереди, призвать на помощь собственный желудочный сок и попытаться как-нибудь переварить весь этот биографический винегрет? А ежели в результате произойдет вздутие живота или и вовсе понос начнется, что мне тогда делать? Хорошо, аптека под рукой, тут же за углом.

Запасшись Эспумизаном и несколькими блистерами угольных таблеток, поставил у ног ведро и принялся листать чужие жизни. Популярный певец, глоток виски, бывший легкоатлет, виски, вышедшая на пенсию актриса, виски, оправдывающийся политик, виски, достойный восхищения бизнесмен, виски, легендарный художник, виски, действующая жена президента, виски, диктатор-психопат, виски, еще один диктатор (на этот раз с раскосыми глазами), виски, молоденькая ясновидица, виски, блестящая телезвезда, виски, мечтательная балерина, виски, застенчивый футболист, виски, гламурный модельер, виски, худощавая повариха, виски, еще виски. Напала икота. Затем выблевал с полведра и решил на сегодня с чтением закончить.

А как могла бы выглядеть моя история жизни? Заглянул в ведро.

Начало простое и понятное. В качестве вступления ничего лучше не придумать, чем снимок с маминого выпускного вечера. Черным фломастером обведем окружностями головы трех парней и одной девушки, от скафандров мальчиков до девочки проведем стрелки, украсив их стилизованными изображениями сперматозоидов – для однозначного понимания. Теперь берем красный цвет, чтобы выделить интересующие нас (и, само собой, миллионы гипотетических читателей) детали. Сделаем это честно, не виляя. Нарисуем четыре треснувших сердечка. Женщине над левой грудью, троим мужичкам прямо на промежности. Теперь перевернем страницу, пропустив не слишком интересные для нас девять месяцев, чтобы вывести на сцену моих предков. К сожалению, читателю придется довольствоваться лишь двумя персонами преклонного возраста. Заметим, что этим фактом мы упускаем прекрасную маркетинговую возможность. История человека с двумя дедушками и двумя бабушками, безусловно, продавалась бы живее. Но что поделаешь. В том безвременье у меня в руках еще не было ни одной ниточки управления судьбами. Итак, на второй странице моей жизненной истории стоят счастливые господин и госпожа Вутт с пакетом на руках, в котором кряхтит их одно-единственное связующее звено с далеким и захватывающим будущим. Берем уже полюбившийся фломастер, на этот раз коричневый, и покрываем светлый пакет известными всему миру логотипами с величественно переплетенными буквами L и V. Принудив себя к большему верхоглядству, чем того хотелось бы, проанализируем полученный результат с позиции среднего читателя. Заметит ли он богатые метафорами детали, в которые так тонко вплетена судьба жалобно вякающего в пакете существа, его жизненный путь? А на этом пути в будущее единственно ценный багаж у человека – это его потомки. Не имея их, нечего и надеяться добраться до пункта назначения. Качественные чемоданы от Louis Vuitton. The art of packing. Искусство паковать в том и состоит, чтобы не слишком туго пеленать своего ребеночка, чтобы у него всегда была возможность свободно дышать, а при нужде и пукать. Тогда можно надеяться, что в потайном кармане чемодана он всегда будет таскать с собой своих черно-белых предков. Но растолковывать все это мы не станем, оставив читателя наедине с его фантазией, и с высоко поднятой головой учтем риски остаться непонятыми и для истории малозначительными. Перевернем страницу и перепрыгнем через семь счастливых лет пока незнакомого индивида, поскольку они никому не интересны. Куда это мы попали? В переизданный и дополненный свод правил дорожного движения? Что означают эти два указателя населенных пунктов, зачеркнутый Пярну и еще не зачеркнутый Таллинн? И что это за узнаваемая пара стареющих ангелов, так триумфально реющих над нашими указателями? Они похожи на двух птичек, призванных токовать в вечности. Но пора вновь перевернуть страницу. Оо, какая красота! Летний вечер, гигантское небесное тело, часть которого уже разбудила жителей противоположной стороны полушария, и перед ним, прямо на тонкой ниточке горизонта две фигуры, склонившиеся над фотоальбомом. Хрупкие, ищущие равновесия, красивые и неуверенные в себе, на чем-то сосредоточенные. Летим к ним незримым ветерком (такая фантастическая способность у нас имеется), тихонько пристраиваемся за спинами матери и сына и затаиваем дыхание. Жадному взору открывается калейдоскоп запечатленных мгновений. Вот бесцветное фото провинциальной девочки в белых гольфах, облизывающей двусмысленно скользкое мороженое, на фото с поблекшими красками два испуганных глаза, рассматривающие море из безопасного убежища детской коляски, вот и первое робкое любовное признание в виде текстового послания, вот интернетовский видеоклип довольно удачного трюка на руле и множества таких, где оператор радостно вскрикивает «ой, больно!», а вот и запечатленный смартфоном спонтанный поцелуй с сидящей за рулем автомобиля девушкой, и, разумеется, нет недостатка в традиционных видах уютной атмосферы нынешнего житья-бытья нашего героя – вот он, развалившись на широком кожаном диване с литровой бутылкой Johnnie Walker меж колен, оперирует с одного пульта сразу сотней телеэкранов, а на кухне размером с актовый зал в двадцатилитровой кастрюле варит десяток пельменей, вот, вальяжно опершись на Субару, он победоносно улыбается потенциальным завистникам – личная машина, личный манекен, личная парковка, личный торговый центр, его озеро, его город, его земля, его сошедшая с орбиты планета.

Что, дурно? Зависть, в которой мы не желаем признаваться, с упорством альпиниста лезет вверх по пищеводу. Не стало легче и после того, как отложили в сторону эту последнюю в мире биографию человека, достигшего всего, причем неоправданно рано. К счастью, на задней обложке книги обнаруживаем приклеенный гигиенический пакет. Используем его по назначению, мысленно благодаря издателя за предусмотрительность. После чего пытаемся запихать использованную книгу обратно на полку, но из-за наших оральных выделений – безуспешно. Тогда мы применяем силу, ибо сознание наше еще не вполне прояснилось, и тут же жалеем об этом. Пакет лопается как хорошо замаскированная бомба. Мы стоим, перед глазами чужие увлекательные жизни, а на роже собственная, наполовину переваренная, зависть. В воздухе завоняло, что-то налипло на ресницы, на волосы. Мы возмущены. Это еще очень мягко сказано.