Текст книги "Голос"

Арнальд Индридасон
Голос

Горе мне, горе, где же найду я

Горькой зимою цвет? Где найду

Солнечный луч

И тени земли?

Стены стоят

Хладны и немы.

Стонет ветер,

И дребезжат флюгера.

Фридрих Гёльдерлин. «Половина жизни»[1]1
  Перевод А. Луначарского по книге: Фридрих Гёльдерлин, Гиперион. Стихи. Письма. Москва, «Наука», 1988.


[Закрыть]

Title of the original Icelandic edition: Röddin Published by agreement with Forlagið, www.forlagid.is and OKNO Literary Agency, Sweden

© Arnaldur Indriðason, 2002

© М. Панкратова, перевод на русский язык, 2011

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2011

© ООО «Издательство Астрель», 2011

Издательство CORPUS ®

Наконец час пробил. Занавес открылся, и появился зал. Потрясающе, что столько людей устремили на него свои взгляды. Робость мгновенно исчезла. Он заметил нескольких ребят из школы и учителей, а вон там – директор школы. Ему показалось, что тот одобрительно кивнул. Однако знакомых было немного. Люди пришли сюда, чтобы послушать его чудный голос, который привлек внимание публики даже за пределами страны.

Постепенно перешептывание прекратилось, и все в молчаливом ожидании устремили на него глаза.

В середине первого ряда он увидел отца: нога на ногу, в роговых очках, со шляпой на коленях. Отец смотрел на него сквозь толстые линзы очков и улыбался ободряющей улыбкой. Наступил знаменательный час их жизни. С этого момента все должно было измениться.

Дирижер поднял руки. Зал затих.

И он начал петь своим чистым дивным голосом, который его отец называл небесным.

День первый

1

Элинборг ждала в отеле.

В холле стояла высокая рождественская ель. Повсюду были новогодние украшения, елки и сверкающие шары. «Благословенная Дева! Сын Божий рожден!»[2]2
  Слова из известной рождественской песни «Тихая ночь» на музыку Франца Грубера (1818 г.).


[Закрыть] – доносилось из невидимых громкоговорителей. Перед отелем останавливались большие туристические автобусы. Иностранцы толпились у регистрационной стойки. Туристы жаждали отметить Рождество и Новый год в Исландии, потому что в их представлении Исландия была страной захватывающих приключений. Несмотря на то что они только что прилетели, многие уже успели купить исландские свитера и, возбужденные, регистрировались в этой незнакомой зимней стране. Эрленд смахнул с пальто тающий снег. Сигурд Оли оглядел вестибюль и увидел Элинборг, стоящую у лифта. Он махнул Эрленду, и они пошли ей навстречу. Элинборг уже осмотрела место преступления. Полицейские, первыми прибывшие в отель, следили за тем, чтобы никто ничего не тронул.

Директор просил их, по возможности, не привлекать внимания. Именно так он выразился, когда позвонил в полицию. Речь ведь идет об отеле, а репутация отеля зависит от слухов. И он призывал их считаться с этим. Поэтому полицейские не включали сирен и не были одеты в униформу. Они с трудом проталкивались через холл. Директор умолял ни в коем случае не возбуждать подозрений у его постояльцев. Ведь Исландия не должна казаться туристам слишком опасной и авантюрной.

И вот теперь директор стоял рядом с Элинборг и обменивался рукопожатиями с Эрлендом и Сигурдом Оли. Он был таким толстым, что костюм еле-еле на нем сходился. Пиджак на животе был застегнут на одну пуговицу, которая, казалось, вот-вот оторвется. Брючный ремень скрывался под огромным выпирающим брюхом. Директор так сильно потел, что не выпускал из рук большого белого носового платка, которым постоянно вытирал лоб и шею. Воротничок светлой рубашки стал влажным от пота.

Эрленд пожал его липкую руку.

– Благодарю вас, – выдохнул директор, отдуваясь, как гигантский кит. Он управлял этим отелем порядка двадцати лет, и ничего подобного никогда не случалось.

– В самый разгар рождественской суматохи, – причитал директор. – Я не понимаю, как такое могло произойти. Как это могло случиться? – повторял он. Было очевидно, что бедняга в полной растерянности.

– Он наверху или внизу? – спросил Эрленд.

– Наверху или внизу? – удивился толстяк. – Вы имеете в виду, вознесся ли он на небеса?

– Да, именно это мы и хотим выяснить… – сказал Эрленд.

– Может быть, поднимемся на лифте? – спросил Сигурд Оли.

– Нет, – откликнулся директор, с досадой глянув на Эрленда. – Он внизу в подвале, в маленькой каморке. Нам не хотелось выгонять его на улицу. И вот теперь приходится расхлебывать.

– Почему вы собирались выставить его вон? – поинтересовался Эрленд.

Директор уставился на него, ничего не ответив.

Они медленно спускались по лестнице за лифтом. Первым шел директор. Спуск давался ему с большим трудом, и Эрленд гадал, как он потом поднимется.

Они договорились проявлять такт по отношению к постояльцам отеля и не привлекать к себе их внимания. Эрленд, впрочем, в соглашении не участвовал. Три полицейские машины и карета «скорой помощи» подъехали со двора. Полицейские и врачи вошли через запасный выход. Районный медик уже выехал. Он должен был констатировать смерть и вызвать машину из морга.

Они двигались по длинному коридору вслед за пыхтящим китом. Их встретили одетые в униформу полицейские. Свет становился все более тусклым. Лампочки под потолком перегорели, но никто и не думал их менять. В потемках они подошли к двери, открывающейся внутрь крошечной комнатки, похожей скорее на чулан, чем на жилое помещение. В тесное пространство были втиснуты узкая кровать и маленький письменный стол. Потертая оборванная циновка прикрывала замызганный дощатый пол. Под потолком находилось малюсенькое окошечко.

На кровати, привалившись к стене, сидел человек. Он был облачен в красный костюм Деда Мороза, шапка с головы съехала на лицо, скрытое большой белой бородой. Широкий пояс распущен, шуба расстегнута, под ней – только белая футболка. Смертоносная колотая рана пришлась на область сердца. На теле были и другие раны, но удар в сердце стал фатальным. Царапины покрывали руки, как будто он пытался оказать сопротивление.

Брюки были спущены, на член натянут презерватив.

– «…спустился с горных вершин»[3]3
  Строчка из популярного стихотворения «Девять рождественских дедов спустились с горных вершин…». В буквальном переводе с исландского «Дед Мороз» – «рождественский дед» (jo´lasveinn). Считается, что эти существа – сыновья горного тролля. Всего их тринадцать, и каждый из них имеет имя в соответствии со своим характером. С 12 по 24 декабря «рождественские деды» по очереди навещают детей.


[Закрыть], – промурлыкал Сигурд Оли, разглядывая покойника.

Элинборг шикнула на него.

Небольшой платяной шкаф был открыт. Там лежали сложенные брюки и вязаные кофты, отглаженные рубашки, нижнее белье и носки. На вешалке висела темно-синяя ливрея с позолоченными кистями на эполетах и блестящими латунными пуговицами. Около шкафа стояли начищенные до блеска кожаные ботинки.

На полу валялись газеты и журналы. Около кровати стояла маленькая тумбочка с лампой. На ней была оставлена книга «История венского хора мальчиков» на английском языке.

– Этот человек жил здесь? – спросил Эрленд, оглядываясь по сторонам. Они с Элинборг вошли в комнатушку, а Сигурд Оли и директор остались стоять на пороге. Внутри больше не было места.

– Мы выделили ему уголок, – смущенно ответил директор, отирая пот со лба. – Он с незапамятных времен у нас работал, еще до того, как я занял свой пост. Он был швейцаром.

– Когда его нашли, дверь была открыта? – задал вопрос Сигурд Оли, старательно изображая официальный тон, чтобы сгладить впечатление от несерьезной песенки.

– Его обнаружила горничная. Я попросил ее дождаться вашего прихода. Она в кафетерии для персонала, – ответил директор. – Можете себе представить, в каком она шоке, бедняжка!

Директор старался не глядеть в комнату.

Эрленд подошел к телу и внимательно осмотрел рану. Он не мог определить, какой именно нож стал причиной смерти этого человека. Инспектор поднял глаза. Над кроватью висела старая пожелтевшая киноафиша с Ширли Темпл, прикрепленная скотчем за уголки. Эрленд не смотрел этот фильм. Он назывался «Маленькая принцесса». Афиша была единственным украшением в комнате.

– Кто это? – спросил Сигурд Оли, с порога разглядывая афишу.

– Здесь же написано – Ширли Темпл, – ответил Эрленд.

– Нет, я не об этом. Кем она была? Она уже умерла?

– Кто такая Ширли Темпл? – изумилась Элинборг непросвещенности Сигурда Оли. – Ты не знаешь, кем она была? Не ты ли учился в Америке?

– Это голливудская звезда? – допытывался Сигурд Оли, не сводя глаз с афиши.

– Она стала знаменитой в детстве, – сухо заметил Эрленд. – Ее звезда закатилась рано, так что в каком-то смысле она действительно умерла.

– Ничего не понял, – озадаченно протянул Сигурд Оли.

– Вундеркинд, – заключила Элинборг. – Мне кажется, что она еще жива, но точно не помню. Она была как-то связана с Организацией Объединенных Наций.

Эрленд вдруг осознал, что в комнате почти нет личных вещей. Он осмотрелся и не увидел ни книжных полок, ни дисков, ни компьютера, ни радио, ни телевизора. Ничего, кроме письменного стола со стулом и койки с застиранной наволочкой и грязными простынями. Каморка напоминала тюремную камеру.

Эрленд вышел в коридор и вгляделся в темноту тупика. Ему почудился легкий запах гари, как будто кто-то чиркал в этом мраке спичками, чтобы осветить себе путь.

– А что там, в конце коридора? – спросил он у директора.

– Ничего, – ответил тот, подняв глаза к потолку. – Тупик. Надо поменять лампочки. Я займусь этим.

– Он здесь долго жил, этот человек? – осведомился Эрленд, снова пройдя в комнату.

– Не знаю. Он же пришел еще до меня.

– То есть когда вы заняли пост директора, он уже жил здесь?

– Ну да.

– Получается, он прожил двадцать лет в этой берлоге?

– Именно так.

Элинборг посмотрела на презерватив.

– Во всяком случае, он занимался безопасным сексом, – заметила она.

– Не таким уж и безопасным, как оказалось, – фыркнул Сигурд Оли.

В этот момент появился районный медик в сопровождении гостиничного служащего, который тут же ушел обратно по коридору. Врач был весьма упитан, хотя не шел ни в какое сравнение с директором отеля. Он протиснулся в каморку, и Элинборг, видя, как ему там неудобно, поспешила выйти в коридор.

– А, Эрленд! Приветствую, – поздоровался медик.

– Ну, что скажешь? – отозвался инспектор.

– Сердечный приступ, но мне надо получше его осмотреть, – пошутил медик, известный своим черным юмором.

Эрленд взглянул на улыбающихся Сигурда Оли и Элинборг.

– Ты можешь сказать, когда это произошло? – обратился Эрленд к врачу.

– Совсем недавно, буквально в течение последних двух часов. Тело только-только начало коченеть. А его «оленей» вы поймали?

Эрленд вздохнул.

Медик поднял руку.

– Я выпишу свидетельство о смерти, – объявил он. – Потом можете отправлять его на Баронскую улицу[4]4
  Улица в Рейкьявике, где находится морг.


[Закрыть]. Пускай там делают вскрытие. Как говорится, за удовольствие надо платить, – добавил врач, осматривая труп. – Он получил его в двойном объеме.

– В двойном объеме? – недоуменно переспросил Эрленд.

– Удовлетворение, я имею в виду, – уточнил медик. – Фотографировать будете вы, ведь так?

– Мы, – подтвердил Эрленд.

– Такие фотки будут неплохо смотреться в его семейном альбоме.

– Сдается мне, что никакой семьи у него и нет, – отозвался Эрленд, оглядываясь по сторонам. – Ну что, ты закончил? – спросил он, желая поскорее отделаться от этого юмориста.

Врач кивнул, выполз из комнаты и исчез в коридоре.

– Может быть, стоит закрыть отель? – предложила Элинборг и посмотрела на директора, начавшего опять пыхтеть. – Закрыть входы и выходы, опросить всех служащих и всех приезжих. Запретить вылеты. Задержать корабли в порту…

– Боже милостивый, – запричитал директор, сжимая носовой платок и обратив умоляющий взгляд на Эрленда. – Ведь он был просто швейцаром!

Мария и Иосиф никогда не получили бы здесь приюта, подумалось Эрленду.

– Эта… это… безобразие не имеет ничего общего с моими клиентами, – заявил директор, даже задохнувшись от возмущения. – Ведь у нас в подавляющем большинстве иностранцы, а также жители других районов страны, граждане с положением, моряки и вообще люди подобного рода. Никто из них не мог иметь никаких дел со швейцаром. Никто. Это второй по величине отель Рейкьявика. В праздничные дни он всегда переполнен. Вы не можете закрыть его! Просто не имеете права!

– Мы вправе его закрыть, но не будем этого делать, – ответил Эрленд, пытаясь успокоить директора. – Но я думаю, нам все же придется опросить некоторых постояльцев и бо´льшую часть персонала.

– Благодарю, господи, – успокаиваясь, произнес директор.

– Как звали этого человека?

– Гудлауг, – сказал толстяк. – Ему было, по-моему, около пятидесяти. И вы правы насчет семьи, мне кажется, у него никого не было.

– Кто навещал его здесь?

– Не имею ни малейшего представления, – вздохнул директор.

– Замечали ли вы странности в поведении этого человека?

– Да нет.

– Кражи?

– Нет. Ничего подобного.

– Жалобы?

– Нет.

– Ничего такого, что могло бы прояснить ситуацию?

– Нет, насколько мне известно.

– Может быть, в отеле он был с кем-нибудь не в ладах?

– Не знаю.

– Или вне отеля?

– Я не знаю, я плохо знаком с этим человеком. Был знаком, – поправился директор.

– После двадцати-то лет?

– Нет, в самом деле. Он был довольно замкнутым. Мне кажется, он больше любил одиночество, чем компанию.

– Вы полагаете, отель – подходящее место для таких людей?

– Я? Я не… Он всегда был очень обходительным, и никто никогда на него не жаловался. Правда.

– Правда?

– В самом деле, никто никогда не жаловался на него. Честно говоря, он был скорее неплохим служащим.

– А где кафетерий? – спросил Эрленд.

– Я вас провожу.

Директор отер пот с лица, довольный тем, что они решили не закрывать отель.

– К нему часто наведывались гости? – задал очередной вопрос Эрленд.

– Что? – удивился директор.

– Гости, – повторил Эрленд. – Не кажется ли вам, что здесь побывал некто, с ним знакомый?

Директор посмотрел на тело, и его взгляд остановился на презервативе.

– Мне ничего не известно о его подружках, – проговорил он. – Ничего.

– Да, похоже, вы и в самом деле ничего толком не знаете об этом человеке, – заключил Эрленд.

– Он был здесь швейцаром, – отозвался директор, полагая, что инспектор должен удовлетвориться таким ответом.

Они освободили помещение. Пришли техники-криминалисты со своими аппаратами и инструментами, за ними несколько полицейских. Они с трудом разминулись с директором в узком коридоре. Эрленд попросил их как следует осмотреть темный тупик за комнатой. Сигурд Оли и Элинборг остались в тесной каморке разглядывать труп.

– Не хотелось бы мне оказаться в таком виде, – заметил Сигурд Оли.

– Ему уже все равно, – проговорила Элинборг.

– Кто знает, может быть, и не все равно.

– В нем что-нибудь есть? – спросила Элинборг, достав маленький пакетик с солеными орешками. Ей требовалось непрерывно что-то жевать. Сигурд Оли полагал, что это нервная реакция.

– В нем? – не понял Сигурд Оли.

Она кивнула в сторону трупа. Сигурд Оли таращился на нее, пока до него не дошло, что она имела в виду. Немного поколебавшись, он все же опустился на колени возле трупа и внимательно осмотрел презерватив.

– Ничего, он пустой.

– Ну, значит, она убила его прежде, чем он получил удовлетворение, – сказала Элинборг. – А врач-то утверждал…

– Она? – переспросил Сигурд Оли.

– Ну да. Разве это не ясно? – ответила Элинборг, отправляя в рот целую пригоршню орешков. Она предложила угощение и Сигурду Оли, но он отказался. – Какая-нибудь проститутка. Совершенно очевидно, что он был здесь с женщиной. Разве не так?

– Ну, это самое простое объяснение, – протянул Сигурд Оли, поднимаясь.

– А ты так не думаешь?

– Не знаю, у меня пока нет идей на этот счет.

2

Кафетерий для персонала мало походил на сверкающий гостиничный холл, на роскошные помещения отеля. Здесь не было ни рождественских украшений, ни рождественской музыки, а только замызганные обеденные столы и стулья, на полу прорезанный в одном месте линолеум, в углу холодильник и маленькая кухня с полками и кофеваркой. Все находилось в таком состоянии, словно никто не следил за порядком. На столах остались кофейные разводы, повсюду грязные чашки. Видавшая виды кофеварка была включена и выплевывала воду.

Несколько гостиничных служащих образовали кружок вокруг горничной, все еще не пришедшей в себя после обнаружения трупа. Глаза на мокром месте, по щекам размазана черная тушь с ресниц. Когда Эрленд с директором вошли, она подняла глаза.

– Вот она, – объявил толстяк таким тоном, как будто именно девушка испортила рождественские праздники, после чего выпроводил персонал вон. Эрленд попросил оставить их с горничной наедине, чтобы можно было спокойно поговорить. Директор с удивлением уставился на него, но не стал возражать, сказав, что у него и без того много работы. Эрленд закрыл за ним дверь.

Девушка стерла тушь со щек и посмотрела на Эрленда, не зная, чего ей ждать. Эрленд улыбнулся, пододвинул к себе стул и уселся напротив нее. Горничная была такого же возраста, как и его дочь, немного за двадцать. Девушка казалась смущенной и подавленной. Черноволосая и стройная, она была одета в специальную форму гостиничной горничной – светло-голубой халат. На бейджике, прикрепленном к нагрудному карману, значилось имя «Осп».

– Давно тут работаете? – поинтересовался Эрленд.

– Почти год, – ответила Осп еле слышно и посмотрела на него. Не похоже, чтобы он собирался ее мучить. Она шмыгнула носом и выпрямилась на стуле. Очевидно, обнаружение трупа сильно подействовало на нее. Ее немного знобило. Имя хорошо ей подходит, подумал Эрленд: Осп – «осина». Она словно дрожала всем телом.

– И вам нравится здесь работать? – спросил Эрленд.

– Нет, – ответила она.

– Почему вы этим занимаетесь в таком случае?

– Нужно ведь работать.

– Что же вызывает ваше недовольство?

Она посмотрела на него так, будто вопрос был нелепым.

– Я заправляю постели, – ответила она, – чищу туалеты, убираю. Все же лучше, чем работать в «Бонусе»[5]5
  «Бонус» – сеть супермаркетов.


[Закрыть].

– А народ?

– Директор – придурок.

– Он напоминает продырявленный пожарный шланг, – заметил Эрленд.

Осп улыбнулась.

– А некоторые постояльцы ведут себя так, будто ты тут работаешь для того, чтобы тебя лапали.

– Зачем вы пошли в подвал? – поинтересовался Эрленд.

– За Дедом Морозом. Дети просили.

– Дети?

– Для рождественского праздника. Мы устраиваем рождественскую елку для персонала отеля и их детей. И для детей постояльцев. А он был Дедом Морозом. Поскольку он задерживался, меня послали за ним.

– Ничего веселого из этого не вышло.

– Я никогда раньше покойников не видела. А потом еще этот презерватив…

Осп явно старалась отогнать от себя неприятный образ.

– У него были подружки здесь, в отеле?

– Нет, насколько мне известно.

– Не знаете ли вы, с кем он общался за пределами отеля?

– Я почти не знакома с этим человеком, и мне пришлось узнать о нем даже больше, чем я бы желала.

– Чем мне бы хотелось, – поправил Эрленд.

– Чего?

– Говорят «чем мне бы хотелось», а не «я бы желала».

Она посмотрела на него как на полоумного:

– Вы придаете этому значение?

– Да, – ответил Эрленд.

Она покачала головой с рассеянным выражением лица.

– И вам ничего не известно о его гостях? – продолжил Эрленд, чтобы замять разговор о грамматических ошибках. Он вдруг представил себе центр реабилитации для депрессивных больных с речевыми отклонениями, где пациенты ходят в халатах и тапочках и сознаются в своей болезни: меня зовут Финн, и я говорю «я бы желал».

– Нет, – отозвалась Осп.

– Когда вы спустились к нему, дверь была открыта?

Осп задумалась.

– Нет, это я ее открыла. Я постучалась, но ответа не получила. Я подождала и хотела было уже уйти, но решила все-таки открыть дверь. Сначала мне показалось, что дверь заперта, а она вдруг открылась, и он там сидел полуголый с презервативом на…

– Почему вы подумали, что дверь заперта? – перебил Эрленд.

– Ну, я знала, что это его жилище.

– Вы встретили кого-нибудь, когда спускались к нему?

– Нет, никого.

– Он был уже готов идти на праздник, но кто-то пришел и помешал ему. Он уже надел наряд Деда Мороза.

Осп пожала плечами.

– Кто заправлял ему кровать?

– Что вы имеете в виду?

– Постельное белье давно не меняли.

– Понятия не имею. Скорее всего, он сам.

– Вас, похоже, здорово покоробило.

– Было омерзительно увидеть его в таком виде, – ответила Осп.

– Понимаю, – проговорил Эрленд. – Постарайтесь забыть это как можно скорее. Если сможете. Он был хорошим Дедом Морозом?

Девушка посмотрела на полицейского.

– Что такое? – спросил Эрленд.

– Я не верю в Деда Мороза.

Женщина, ответственная за организацию рождественской елки, была небольшого роста, изящно одета. Около тридцати лет, подумал Эрленд. Она представилась как начальница отдела маркетинга и рекламы в отеле. Эрленд решил не вдаваться в подробности; последнее время большинство из тех, кто встречался ему на пути, были как-то связаны с маркетингом. Ее кабинет находился на втором этаже, там Эрленд и застал ее. Она говорила по телефону. До прессы уже докатился слух о ЧП в отеле, и Эрленд попытался вообразить, что она такое плетет журналисту. Разговор тут же прекратился. Женщина опустила трубку со словами, что она не может ничего сообщить.

Эрленд представился и пожал ее маленькую руку. Он поинтересовался, когда она общалась в последний раз с человеком из подвала. Кхем-м, кашлянул Эрленд, он не знал, как лучше сказать: «швейцар» или «Дед Мороз», а имя позабыл. «Дед Мороз» как-то плохо ему подходило, подумалось Эрленду. Вот Сигурд Оли настоящий Дед Мороз, хотя никогда в жизни не надевал костюма.

– Гулли? – спросила она, разрешив проблему. – Да вот сегодня утром, напомнила ему о елке. Я столкнулась с ним у входа. Он работал швейцаром, но вы, наверное, это уже знаете. И даже больше чем швейцаром. Прямо-таки домовой! Мастер на все руки.

– Шустрый? – уточнил Эрленд.

– Простите?

– Ну, трудолюбивый, отзывчивый, его не приходилось заставлять работать?

– Не знаю. Это так важно? Он никогда ничего для меня не делал. Или скорее мне никогда ничего от него не было нужно.

– Почему он изображал Деда Мороза? Он любил детей? Шутил? Был смешным?

– Так было, когда я устроилась сюда. Я работаю здесь третий год, и это третья елка, которую я организовываю. Оба предыдущих раза он изображал Деда Мороза, и вполне успешно. Ребятам было весело.

Казалось, смерть Гудлауга не произвела впечатления на эту женщину. Он ее не волновал. Убийство лишь нарушило распорядок рабочего дня службы маркетинга и рекламы, и Эрленду подумалось: как это люди могут быть такими бесчувственными и нудными?

– А каким он был человеком?

– Не могу вам сказать, – ответила она. – Я его плохо знала. Он был швейцаром. И Дедом Морозом. Я и разговаривала-то с ним только пару раз, когда он был нужен для елки.

– Как прошел праздник, после того как стало известно о смерти Деда Мороза?

– Мы его отменили. Ничего другого тут не сделаешь. Хотя бы из уважения к нему, – поправилась она, как бы желая выказать наконец хоть малейший признак сочувствия. Но это было ни к чему. Эрленд прекрасно видел, что ей глубоко наплевать на покойника в подвале.

– Кто был лучше всех знаком с этим человеком? – спросил он. – Я имею в виду, здесь, в отеле.

– Даже и не знаю. Попробуйте поговорить со старшим администратором. Швейцар находился под его началом.

На ее рабочем столе зазвонил телефон. Женщина сняла трубку и многозначительно посмотрела на Эрленда. Он поднялся и вышел, гадая, как долго она сможет сочинять небылицы по телефону.

У старшего администратора просто не было времени на Эрленда. Туристы толпились перед стойкой записи, и он с тремя другими служащими еле-еле успевал их регистрировать. Эрленд наблюдал за ходом регистрации, проверкой документов, передачей ключей, улыбками и переходом к следующему клиенту. Очередь тянулась до самой входной двери. За ней Эрленд увидел еще один подъехавший автобус.

Полицейские, одетые большей частью в гражданское, заполонили здание и опрашивали служащих. Нечто вроде штаба устроили в подвальном кафетерии. Оттуда осуществлялось руководство ходом расследования.

Эрленд оглядел новогодние украшения. Американская рождественская мелодия доносилась из громкоговорителей. Он направился к ресторану, располагавшемуся за холлом. Первые посетители уже облепили великолепную буфетную стойку с рождественскими угощениями. Эрленд подошел к столу и принялся рассматривать сельдь и копченое мясо, буженину и говяжьи языки, всевозможные закуски и десертные лакомства, мороженое и торты со взбитыми сливками, шоколадный мусс и всякую всячину.

У Эрленда потекли слюнки. Он ничего не ел почти целый день.

Инспектор оглянулся по сторонам и с быстротой молнии запихнул себе в рот ломтик говяжьего языка – незабываемый вкус. Эрленд был уверен, что никто ничего не заметил, но сердце застучало в груди, когда за его спиной раздался громовой голос:

– Нет, вы слышите меня?! Это немыслимо! Так делать нельзя!

Эрленд повернулся. К нему спешил человек в высоком поварском колпаке с искаженным яростью лицом.

– Что это такое, тащить в рот еду?! Что за манеры?!

– Остыньте, – проворчал Эрленд и потянулся за тарелкой. Он принялся накладывать себе деликатесы, будто с самого начала собирался подкрепиться в ресторане. – Вы были знакомы с Дедом Морозом? – спросил он, чтобы уйти от разговора о говяжьем языке.

– С Дедом Морозом? – переспросил повар. – С каким Дедом Морозом? Еще раз повторяю: не суйте пальцы в еду. Это просто…

– С Гудлаугом, – перебил его Эрленд. – Вы были знакомы? Он был здесь швейцаром и вообще мастером на все руки, сдается мне.

– Вы говорите о Гулли?

– Именно, Гулли, – подтвердил Эрленд, укладывая на тарелку толстый кусок холодной буженины и поливая его небольшим количеством йогуртового соуса. Не позвать ли Элинборг, подумалось ему. Она составила бы ему компанию в дегустации буфета. Элинборг была тонким ценителем кулинарного искусства и уже несколько лет как собиралась составить книгу рецептов.

– Нет, я… что вы имеете в виду под выражением «были с ним знакомы»? – спросил повар.

– Вы не в курсе?

– Что? Что-то случилось?

– Он скончался. Убит. В отеле еще не знают?

– Убит? – воскликнул повар. – Убит! Где, в отеле? Вы кто?

– В своей каморке. Внизу, в подвале. Я из полиции.

Эрленд продолжал накладывать лакомства на свою тарелку. Повар был готов забыть о говяжьем языке.

– Как это случилось?

– Лучше поменьше болтать об этом.

– Здесь, в отеле?

– Да.

Повар посмотрел по сторонам.

– Не верю, – произнес он. – Какое-то безумие!

– Именно, – отозвался Эрленд, – какое-то безумие.

Он знал, что отелю никогда не избавиться от клейма убийства. Невозможно очиститься от преступления. Этот отель навсегда станет отелем, где Дед Мороз был найден мертвым с презервативом на члене.

– Вы его знали? – повторил свой вопрос Эрленд. – Гулли?

– Нет, очень плохо. Он был швейцаром… ну и еще занимался всякими мелочами.

– Всякими мелочами?

– Мелким ремонтом. Я его совсем не знал.

– А не подскажете, кто его знал лучше всех в отеле?

– Нет, – повторил повар. – Я ничего не знаю об этом человеке. Кто же убил его? Здесь? В отеле? Боже милостивый!

Эрленд подумал, что его собеседник озабочен скорее будущим отеля, чем судьбой погибшего. Может, сказать ему, что число клиентов из-за убийства как раз возрастет? Народ мыслит именно таким образом. Отдел маркетинга может привлечь внимание к отелю как к месту убийства. Развивать туризм по местам преступлений. Нет, не стоит вдаваться в такие подробности. На самом деле Эрленд очень хотел сесть куда-нибудь со своей тарелкой и насладиться яствами. Устроить себе передышку.

Сигурд Оли нарушил его раздумья.

– Нашли что-нибудь? – поинтересовался Эрленд.

– Нет, – ответил Сигурд Оли, проводив взглядом повара, который убежал на кухню, чтобы сообщить новость. – Уж не собираешься ли ты подкормиться? – добавил он с завистью.

– Э, не говори чепухи. Я тут попал в щекотливое положение.

– У убитого не было никакого имущества, – перешел к делу Сигурд Оли, – а если и было что-то, то он не хранил это у себя в каморке. Элинборг обнаружила старые пластинки в платяном шкафу. В общем, это все. Может, стоит закрыть отель?

– Закрыть отель?! Что за глупость! – рассердился Эрленд. – Как ты себе представляешь закрыть отель? На какое время? Ты что, собираешься обыскивать каждую комнату?

– Нет, но убийцей-то может быть и кто-нибудь из клиентов. Это тоже не стоит сбрасывать со счетов.

– Абсолютно неизвестно. Есть два варианта. Либо преступник работает в отеле или гостит здесь, либо он никак не связан с отелем. Поэтому нам следует поступить следующим образом: опросить весь персонал и всех тех, кто выезжает из отеля в ближайшие дни, и особенно тех, кто выписывается раньше, чем было запланировано, хотя сомневаюсь, что убийца сделает такую попытку – она наверняка привлечет к нему внимание.

– Да уж, точно. Я размышлял по поводу презерватива, – продолжал Сигурд Оли.

Эрленд поискал свободный столик, нашел и уселся за него. Сигурд Оли устроился напротив шефа и, взглянув на полную до краев тарелку, сглотнул слюну.

– Так вот, если это была женщина, то она, скорее всего, еще детородного возраста. Почему? Ну, поскольку они пользовались резинкой.

– Уф, так было бы лет двадцать назад, – возразил Эрленд, смакуя буженину слабого копчения. – В наши дни презерватив – не только средство контрацепции. Это защита от всякой заразы, хламидий, СПИДа…

– Презерватив может еще быть намеком на то, что хозяин не был хорошо знаком с этим… этой личностью, с которой он уединился в своей клетушке. Случайная связь. Если бы они были постоянными партнерами, презерватив бы не понадобился.

– Не стоит забывать: презерватив не исключает того, что гость мог быть мужчиной, – заметил Эрленд.

– Интересно, каким ножом воспользовался убийца?

– Посмотрим, что покажет вскрытие. Очевидно, что здесь, в отеле, проще простого раздобыть нож, если это кто-то из местных укокошил его.

– Вкусно? – поинтересовался Сигурд Оли, наблюдавший за тем, как Эрленд расправляется с закусками. Он и сам был не прочь подкрепиться, но боялся нового скандала: два инспектора, расследующие дело об убийстве в отеле, закусывают в ресторане как ни в чем не бывало.

– Я забыл посмотреть, было ли там что-нибудь внутри, – продолжал Эрленд, пережевывая пищу.

– Ты полагаешь, место преступления подходит для трапезы?

– Это отель.

– Да, но…

– Я тебе уже сказал, что попал в щекотливое положение и не мог по-другому из него выкрутиться. Ну, так в нем что-нибудь есть? В презервативе?

– Пуст, – ответил Сигурд Оли.

– Районный врач полагает, что убитый получил полное удовлетворение. Даже дважды, но до меня не дошло, что он хотел этим сказать.

– Я не знаю ни одного человека, который бы понимал этого шутника.

– Убит прямо во время акта.

– Да. Как будто что-то вдруг случилось, хотя до этого все шло замечательно.

– Если все шло замечательно, откуда взялся нож?

– Может, это было частью игры.

– Какой еще игры?

– Интимная жизнь нынче не ограничивается старой доброй миссионерский позой, – объяснил Сигурд Оли. – Значит, это мог быть кто угодно.

– Кто угодно, – подтвердил Эрленд. – А почему все упорно называют эту позу миссионерской? Что за миссия такая?

– Если честно, не знаю, – со вздохом ответил Сигурд Оли. Эрленд задавал иногда такие ужасно раздражающие вопросы – вроде бы очень простые и вместе с тем бесконечно запутанные и скучные.