Текст книги "Голос"

День третий

9

Эрленд, Сигурд Оли и Элинборг встретились в отеле рано утром на следующий день. Они уселись за круглый столик немного на отшибе и завтракали. Ночью валил снег, а теперь потеплело, и снегопад прекратился. Прогноз погоды обещал новогодние праздники без осадков. Рождественские ярмарки были переполнены. Длинные очереди из машин скапливались перед каждым перекрестком. По городу шатались толпы людей.

– Этот Уопшот, – начал Сигурд Оли, – кто он такой?

Много шуму из ничего, подумал Эрленд, отпил кофе и посмотрел в окно. Странное это место – отель. Проживание вне дома освежило его, но при этом Эрленда смущало, что в его отсутствие кто-то приходит в его комнату и все приводит в порядок. Он покинул номер утром, а когда снова зашел туда, там кто-то побывал и все прибрал: заправил кровать, поменял полотенца, положил новое мыло на умывальник. Он ощущал присутствие уборщицы, но не видел ее, не был знаком с тем, кто вторгался в его жизнь.

Утром, спустившись к стойке регистрации, Эрленд заявил, что нет необходимости убирать в его номере.

Уопшот выразил желание встретиться с ним около полудня, чтобы рассказать подробнее о своей коллекции пластинок и о музыкальной карьере Гудлауга Эгильссона. Накануне вечером, когда Вальгерд прервала их беседу, они попрощались, пожав друг другу руки. Уопшот выпрямился как палка и ждал, когда Эрленд представит его даме, но поскольку этого не произошло, англичанин протянул руку, представился и наклонил голову. Потом извинился, сославшись на усталость и голод. Он, мол, хочет подняться к себе в номер, чтобы закончить кое-какие дела до ужина и отхода ко сну.

Однако в ресторан он не спустился – его нигде не было видно. За ужином Эрленд и Вальгерд решили, что, должно быть, он заказал еду в номер. Вальгерд заметила, что у него и впрямь был усталый вид.

Эрленд проводил ее до гардероба, помог надеть кожаное пальто и дошел с ней до входных дверей, у которых они постояли еще некоторое время, прежде чем Вальгерд исчезла в снежном тумане. Когда после ухода Евы Линд он заснул, то во сне снова увидел улыбку Вальгерд и почувствовал слабый аромат духов, оставшийся у него на руке после прощального рукопожатия.

– Эрленд? – позвал Сигурд Оли. – Ку-ку! Кто такой Уопшот?

– Единственное, что я знаю, это что он коллекционер пластинок, – ответил Эрленд, рассказав им вкратце о своей встрече с Генри Уопшотом. – И завтра он уезжает. Позвони-ка англичанам и собери о нем информацию. Я встречаюсь с ним около полудня, попробую вытянуть из него побольше.

– Певец? – повторила Элинборг. – Кому понадобилось убивать хориста?

– Гудлауг, естественно, больше не пел в хоре, – заметил Сигурд Оли.

– В свое время он был знаменит, – проговорил Эрленд. – Вышли пластинки, редкие на сегодняшний день и имеющие, очевидно, спрос. Генри Уопшот из-за них и из-за Гудлауга приехал из Англии в Исландию. Он специализируется на юных певчих и хорах мальчиков по всему миру.

– Я знаю только Венский, – заявил Сигурд Оли.

– Специализируется на мальчиках, – протянула Элинборг. – Что же это за человек такой, который коллекционирует поющих мальчиков на пластинках? Есть о чем задуматься, не правда ли? У таких людей, как правило, не все дома.

Эрленд и Сигурд Оли уставились на нее.

– Ты о чем? – спросил Эрленд.

– В каком смысле? – удивилась Элинборг.

– Ты считаешь ненормальным собирать грампластинки?

– Не грампластинки, а певчих мальчиков, – уточнила Элинборг. – Голоса мальчиков на пластинках. Мне кажется, разница существенная. Ты не видишь тут психического отклонения?

Она по очереди посмотрела на своих коллег.

– Я бы не преувеличивал до такой степени, – возразил Сигурд Оли, покосившись на Эрленда.

– Не преувеличивал бы до такой степени! Дед Мороз в чулане со спущенными штанами и презервативом на причинном месте – тоже плод моего воображения? Теперь обнаруживается, что в этом отеле присутствует человек, который боготворил Деда Мороза, но только когда тому было лет двенадцать или даже меньше, и что он приехал из Великобритании специально ради встречи с ним. У вас глаза есть?

– Ты связываешь эту историю с сексуальными проблемами? – спросил Эрленд.

Элинборг закатила глаза:

– Вы будто монахи!

– Он ведь только коллекционирует пластинки, – возразил Сигурд Оли. – Как сказал Эрленд, некоторые собирают гигиенические пакетики в самолетах. Какую сексуальную жизнь ведут они в соответствии с твоей теорией?

– Не возьму в толк, вы ослепли или у вас куриные мозги? Почему мужчины всегда такие узколобые?

– Э-э, не начинай, – огрызнулся Сигурд Оли. – Почему это женщины все время называют мужчин узколобыми? Будто женщины не демонстрируют свою ограниченность извечным «ой, ну где же моя помада», и…

– Два тупых и слепых старых девственника, – отрезала Элинборг.

– Что значит быть коллекционером? – прервал их Эрленд. – С чего это у людей возникает желание собирать определенные предметы вокруг себя и почему они видят в одном предмете большую ценность, чем в другом?

– Некоторые вещи и правда дороже других, – отозвался Сигурд Оли.

– Они должны искать что-то ценное и особое, – продолжал Эрленд. – Что-то такое, чего ни у кого другого нет. Разве не в этом их конечная цель? Владеть сокровищем, которого больше нет ни у кого в целом мире.

– Разве эти люди не чудики? – спросила Элинборг.

– Чудики?

– Одиночки такие. Не как все? С приветом?

– Ты ведь нашла пластинки у Гудлауга в шкафу? – спросил ее Эрленд. – Что ты с ними сделала? Ты их перебрала?

– Я только увидела их в шкафу, но не трогала. Если хочешь их изучить, они все еще там, – ответила Элинборг. – Как такой коллекционер, как Уопшот, мог выйти на связь с таким человеком, как Гудлауг? – продолжала она. – Как он вообще узнал о нем? Имеются ли какие-нибудь посредники? Откуда у него информация о записях грампластинок с хоровым пением в Исландии шестидесятых? Об исландском мальчике-солисте, певшем более тридцати лет назад?

– Из журналов? – предположил Сигурд Оли. – Через интернет? По телефону? От других коллекционеров?

– Нам еще что-нибудь известно о Гудлауге? – спросил Эрленд.

– У него была сестра, – ответила Элинборг. – Его отец все еще жив. Им, естественно, сообщили о его смерти. Сестра приходила на опознание.

– Нам, безусловно, требуется образец слюны Уопшота, – напомнил Сигурд Оли.

– Да-да, я займусь этим, – пообещал Эрленд.

Сигурд Оли отправился собирать информацию о Генри Уопшоте. Элинборг взяла на себя разговор с отцом и сестрой Гудлауга. А Эрленд спустился в подвал в комнату швейцара. Он прошел мимо стойки регистрации, увидел, что старший администратор на месте, и решил, что поговорит с ним позже.

Грампластинки лежали в шкафу Гудлауга. Их было две, малого формата. На одной написано: «Гудлауг поет Ave Maria Шуберта». Это была та же пластинка, которую ему показывал Уопшот. На футляре другой было изображение мальчика-солиста, стоящего перед небольшим детским хором. Дирижер хора, молодой человек, держался поодаль. «Гудлауг Эгильссон поет соло» было написано большими буквами поперек конверта.

С обратной стороны имелась короткая заметка о столь юном и многообещающем исполнителе:

Гудлауг Эгильссон вызвал живой и заслуженный интерес, выступая с Детским хором Портового Фьорда[11]11
  Портовый Фьорд (исл. Hafnarfjörður) – третий по величине город в Исландии, расположен в 10 км от Рейкьявика на юго-западном побережье.


[Закрыть], и можно с уверенностью сказать, что у двена-дцатилетнего певца большое будущее. Это уже вторая пластинка, на которой записан его прекрасный голос. Он поет от чистого сердца под управлением Габриэля Херманнссона, руководителя Детского хора Портового Фьорда. Перед вами ценнейшая вещь для всех тех, кто любит красивую музыку. Гудлауг Эгильссон, как певец, продемонстрировал свое несомненное мастерство и теперь готовится совершить турне по Северным странам.

Чудо-ребенок, подумал Эрленд и посмотрел на киноафишу с «Маленькой принцессой» Ширли Темпл. «Что ты здесь делаешь? – спросил он у афиши. – Почему он сохранил тебя? Почему ты единственное, что он оставил после себя?»

Эрленд достал свой телефон.

– Марион, – сказал он, когда на другом конце сняли трубку.

– Алло, – ответил голос в телефоне. – А, это ты?

– Что-нибудь выяснилось?

– Ты в курсе, что Гудлауг выпускал грампластинки, когда был подростком?

– Только что узнал об этом, – ответил Эрленд.

– Студия звукозаписи обанкротилась примерно двадцать лет назад и исчезла без следа. Владельцем и управляющим был некий Гуннар Ханссон. Фирма называлась «ГХ-грампластинка». Издавала всякую чушь во времена хиппи и «Битлз», и все коту под хвост.

– А ты не знаешь, что стало с музыкой?

– С музыкой?

– Ну, с пластинками.

– Естественно, пошли на оплату долгов. Разве так не всегда бывает? Со мной согласились поговорить его наследники, ну, этого Гуннара, двое сыновей. Студия никогда не выпускала большие тиражи, и они были просто ошарашены моими расспросами о прошлом. С десяток лет никто не вспоминал об этой студии. Гуннар умер в середине восьмидесятых и, по их словам, ничего, кроме долгов, после себя не оставил.

– Здесь, в отеле, оказался один человек, который коллекционирует пластинки с записями хоровой музыки, хоров мальчиков и мальчиков-солистов. Он намеревался встретиться с Гудлаугом, но не вышло. Вот я и подумал: могут ли пластинки, записанные Гудлаугом, представлять какую-нибудь ценность? Где бы мне это узнать?

– Найди коллекционеров и поговори с ними, – был ответ. – Хочешь, я займусь этим?

– И еще одно дело. Можешь отыскать человека по имени Габриэль Херманнссон? Он руководил хором Портового Фьорда в шестидесятые годы. Ты наверняка найдешь его в телефонном справочнике, если он еще жив. Возможно, он был учителем Гудлауга. Передо мной конверт от пластинки, и здесь его фотография. По-моему, ему в то время было лет три-дцать. Если он умер, тогда, естественно, и разговора нет.

– Так и происходит, как правило.

– Что?

– Если человек умирает, то и разговора нет.

– Точно. – Эрленд поколебался секунду. – С чего ты вдруг о смерти?

– Просто так.

– Все в порядке?

– Спасибо, что бросил мне крошки, – язвительно фыркнули в трубке.

– Разве тебе не этого хотелось, Марион? Продолжать расследования, будучи на пенсии?

– Это скрасит мой день. Тебе удалось выяснить насчет кортизола в слюне?

– Я собираюсь этим заняться, – ответил Эрленд и попрощался.

Кабинет старшего администратора находился в вестибюле, в маленьком закутке за регистрационной стойкой. Когда Эрленд вошел к нему и закрыл за собой дверь, тот сидел и разбирал бумаги. Администратор встал и начал объяснять, что у него совсем нет времени на разговоры с инспектором. Он готовится к совещанию. Но Эрленд уселся и скрестил на груди руки.

– Почему вы от меня бегаете? – спросил его Эрленд.

– О чем вы говорите?

– Вчера в самый разгар трудового дня вы не появились на работе. Пытались сбежать во время нашего разговора в тот вечер, когда был убит швейцар. Теперь вы весь как на иголках. По моему мнению, ваше поведение в высшей степени подозрительно. Мне было сказано, что вы лучше всех в отеле знали Гудлауга. Вы не признали этого. Напротив, сказали, что плохо знали его. Я полагаю, что вы лжете. Он был вашим подчиненным. Вам следует проявить хотя бы видимость сотрудничества со следствием. Провести рождественские праздники в кутузке – невеселая перспектива.

Старший администратор уставился на Эрленда, еще не очень понимая, какую позицию ему следует занять. И все же он осторожно присел на стул.

– У вас ничего нет против меня, – заявил он. – Это же безумие – предполагать, что я сотворил такое с Гудлаугом. Что я заходил к нему в чулан и… я имею в виду всю эту историю с презервативом.

Эрленду не нравилось, что, похоже, подробности дела расползлись по всему отелю и теперь гостиничный персонал их обмусоливает. Шеф-повар прекрасно понимал, с какой целью берутся образцы слюны. Старший администратор смог в своем воображении составить картину произошедшего в каморке швейцара. Возможно, директор отеля все разболтал, а может быть, горничная, обнаружившая труп, или полицейские.

– Что с вами случилось вчера? – спросил Эрленд.

– Приболел, – ответил администратор. – Я провел дома всю первую половину дня.

– Вы никого не предупредили. Врача вызывали? Он дал вам справку? Я могу поговорить с ним? Как его зовут?

– Я не вызывал врача. Полежал в постели. Теперь мне лучше.

Он выжал из себя кашель. Эрленд улыбнулся. Этот человек был самым неумелым вруном из всех, кого ему доводилось встречать на своем пути.

– Зачем вы врете?

– У вас ничего нет против меня, – повторил администратор. – Единственное, что вы можете делать, так это сыпать угрозами в мой адрес. Я требую оставить меня в покое.

– Я ведь могу поговорить и с вашей женой, – сказал Эрленд. – Спросить ее, подавала ли она вам вчера чай в постель.

– Оставьте ее в покое, – процедил мужчина голосом, приобретшим вдруг угрожающие и жесткие нотки. Лицо его побагровело.

– Я не оставлю ее в покое, – продолжал Эрленд.

Администратор выпучил глаза.

– Вы не будете с ней разговаривать, – прошипел он.

– А почему нет? Что вы скрываете? Вы ведете себя слишком подозрительно, так вам от меня не избавиться.

Мужчина уставился в одну точку и вздохнул:

– Отстаньте от меня. Это не имеет никакого отношения к Гудлаугу. У меня возникли трудности личного порядка, с которыми я пытаюсь справиться.

– Какие?

– Я не обязан вам давать объяснения по этому поводу.

– Позвольте мне судить самому.

– Вы не можете принудить меня к этому.

– Как я сказал, я могу отправить вас в следственный изолятор или попросту поговорить с вашей женой.

Старший администратор тяжело вздохнул. Затем посмотрел на Эрленда:

– Это останется между нами?

– Если это не касается Гудлауга.

– Это не связано с ним.

– Тогда все в порядке.

– Позавчера позвонили моей жене, – начал мужчина. – В тот же день, когда вы обнаружили Гудлауга.

В трубке послышался женский голос, незнакомый его жене. Попросили позвать мужа. Ничего странного не было в том, чтобы дозвониться к нему домой в середине рабочего дня. Друзья знали о его скользящем графике. Его жена, врач, отработала ночную смену, и телефонный звонок разбудил ее; она должна была выходить на вечернее дежурство. Женщина, казалось, была хорошо знакома со старшим администратором, однако она возмутилась, когда жена попросила ее представиться.

– Назовите ваше имя, пожалуйста, – попросила она. – Почему вы звоните сюда?

Полученный ответ вызвал удивление и еще больше вопросов.

– Он должен мне, – отрезал голос в телефонной трубке.

– Она уже грозилась позвонить мне домой, – закончил свой рассказ администратор.

– И кто же это?

Десять дней назад, когда его жена была на медицинском конгрессе в Швеции, он устроил себе свободный вечер, чтобы отдохнуть. С тремя друзьями он пошел ужинать в ресторан. Они хорошо провели время в теплой компании, после ресторана прошлись по барам и в конце концов осели в популярном клубе в центре города. Там он откололся от своих приятелей, пошел к стойке бара поболтать с народом, знакомым ему по гостиничному бизнесу, постоял у маленькой танцплощадки и поглядел на танцующих. Он был немного навеселе, но все-таки не до такой степени, чтобы утратить рассудок. С ним никогда такого раньше не случалось.

К нему, точно как в фильмах, подошла женщина, с сигаретой между пальцев, и попросила прикурить. Он не курит, но вследствие служебной привычки всегда держит при себе зажигалку. Привычка сохранилась еще с тех пор, когда курить можно было где угодно. Женщина заговорила с ним о чем-то, он уже забыл, о чем, а потом спросила, не предложит ли он ей стаканчик. Он посмотрел на нее. Да, конечно. Они стояли у бара. Он купил выпивку, и они присели за освободившийся столик. Она была как-то особенно привлекательна и тонко заигрывала с ним. Он принял участие в игре, не осознавая, куда это заведет. Женщины вообще-то так себя с ним не ведут. Она села вплотную к нему, была настырна и уверена в себе. Когда он встал, чтобы принести еще выпивки, ее рука скользнула по его бедру. Он взглянул на нее, и она улыбнулась. Красивая, интересная женщина, знающая, чего она хочет. Она была, может быть, лет на десять моложе его.

Когда наступила ночь, она спросила, не проводит ли он ее до дому. Она жила поблизости. И они отправились туда. Он – все еще сомневающийся и нерешительный, но в то же время переполненный нетерпением. Все это было так далеко от него, как будто он унесся на луну. Двадцать три года он хранил верность своей жене. Дважды или трижды за все эти годы мысленно поцеловал другую женщину, но ничего подобного этой истории у него раньше не было.

– Я был совершенно сбит с толку, – признался старший администратор. – Часть меня хотела бежать домой и забыть ее как страшный сон. Но другая часть тянула меня за ней.

– Догадываюсь, какая из них победила, – усмехнулся Эрленд.

Они стояли перед дверью ее квартиры на лестничной площадке нового многоквартирного дома. Она вставила ключ в замок. Даже в каждом движении ее рук чувствовалось сладострастие. Дверь открылась. Она подошла к нему. «Пойдем со мной», – пригласила она и провела ему рукой между ног.

Он вошел вслед за ней. Для начала она приготовила для них коктейль. Он сел на диван в гостиной. Она поставила музыку, подошла к нему с бокалом и улыбнулась так, что красивые белые зубы блеснули на фоне красной помады. Потом села около него, поставила бокал, расстегнула ему брюки и мягко скользнула по его мужскому достоинству.

– Я… Это было… Она умеет проделывать невероятные штуки, – продолжал администратор.

Эрленд молча слушал его.

– Я хотел незаметно смыться на следующее утро, но она была настороже. Меня мучили угрызения совести. Я чувствовал себя полным ничтожеством из-за того, что изменил жене и детям. У нас трое детей. Я жаждал уйти и забыть позор. Надеялся больше никогда не встретить эту женщину снова. Она проснулась в бодром настроении в тот момент, когда я попытался выскользнуть в темноте из комнаты.

Женщина приподнялась на локтях и зажгла ночник.

– Уже уходишь?

Он кивнул. Довольно поздно. Важное совещание. Сказал что-то в этом духе.

– Ночь хорошо провел? – спросила она.

Он посмотрел на нее, держа свои брюки в руках.

– Превосходно, – ответил он. – Но я не могу так продолжать. Не могу. Прости меня.

– Восемьдесят тысяч крон, – медленно произнесла она, будто это само собой разумелось и вообще-то ей даже не стоило утруждать себя напоминанием.

Он посмотрел на нее так, словно не расслышал.

– Восемьдесят тысяч, – повторила она.

– Что ты имеешь в виду?

– За ночь, – уточнила она.

– За ночь? – переспросил он. – Ты что, продаешь себя?

– А ты как думаешь?

До него никак не доходило, о чем она толкует.

– Ты думаешь, что можешь трахать такую женщину, как я, бесплатно? – продолжала она.

Мало-помалу он стал понимать, куда она клонит.

– Но ты ничего не сказала!

– Мне требуется что-то говорить? Заплати мне восемьдесят тысяч и, может быть, придешь ко мне как-нибудь еще раз.

– Я отказался платить, – сказал администратор, – и ушел. Она была вне себя. Звонила сюда на службу и угрожала мне, что, если я не заплачу, позвонит домой.

– Как называются такие женщины? – спросил Эрленд. – Какое-то английское слово: «дейтинг». Секс-знакомства? Она была из таких? Вы это хотите сказать?

– Я не знаю, кем она там была, но эта тварь знала, что делала, и позвонила в конце концов мне домой и все рассказала моей жене.

– Почему вы попросту не заплатили ей? Она отстала бы от вас.

– Я не уверен, что она оставила бы меня в покое, если бы я заплатил ей, – сказал администратор. – Мы с супругой обсудили это дело вчера. Я рассказал, что произошло, так же как рассказал все вам. Мы прожили вместе двадцать три года. Даже если мне нет прощения, то все-таки, с моей точки зрения, тут была какая-то ловушка. Если бы эта женщина не охотилась за деньгами, ничего бы не произошло.

– Так что все надо списать на ее счет?

– Нет, естественно, нет, но все же… это была ловушка.

Они помолчали.

– Что-то подобное есть в отеле? – спросил Эрленд. – Проститутки по вызову?

– Нет, – ответил заведующий.

– Может быть, вы просто не в курсе?

– Мне доложили, что вы уже интересовались этим вопросом. Здесь такого не случается.

– Отлично, – сказал Эрленд.

– Вы сохраните мою историю в тайне?

– Мне нужно имя этой женщины, если вы его знаете. И адрес. Это останется между нами.

Мужчина поколебался мгновение.

– Чертова потаскуха! – взорвался он, сбросив маску благовоспитанного гостиничного служащего.

– Вы намерены заплатить ей?

– Тут мы едины с супругой: она не получит ни кроны.

– Вы думаете, здесь какой-то подвох?

– Подвох? – переспросил мужчина. – Я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?

– Я допускаю, может статься, что кто-то желает вам зла и устраивает неприятные сюрпризы. Кто-нибудь, с кем у вас, возможно, произошел конфликт.

– Мне это не приходило в голову. Вы предполагаете, что у меня есть недруг, который мог все подстроить?

– Необязательно недруг. Какой-нибудь приятель-шутник.

– Нет, у меня таких приятелей нет. Помимо того, шутка затянулась и перешла уже все границы.

– Это вы сообщили об увольнении Деду Морозу?

– О чем вы?

– Это вы преподнесли ему новость? Или он получил письменное уведомление, или?..

– Я сам сказал ему.

– И как он это воспринял?

– Не очень радостно. Оно и понятно. Он долго проработал здесь. Гораздо дольше, чем я, к примеру.

– Не думаете ли вы, что Гудлауг мог подшутить над вами подобным образом, если ваша история была и в самом деле спланирована?

– Гудлауг? Нет, даже представить себе не могу. Гудлауг? Замешан в этом? Не думаю. Он был совершенно не похож на шутника. Совершенно.

– Вы знали, что Гудлауг был вундеркиндом? – спросил Эрленд.

– Вундеркиндом? Как это?

– Записывал пластинки. Был солистом хора.

– Я не знал этого, – ответил старший администратор.

– Еще одна просьба напоследок, – сказал Эрленд и встал.

– Я вас слушаю.

– Вы можете принести мне в номер проигрыватель? – попросил Эрленд, чем окончательно вогнал собеседника в ступор.

Когда Эрленд вышел в вестибюль, то увидел начальника бригады криминалистов, поднимающегося по лестнице из подвала.

– Что происходит с анализом слюны, взятой с презерватива? – спросил Эрленд. – Вы определили процент кортизола?

– Мы работаем над этим. Что ты хочешь выяснить по поводу кортизола?

– Я знаю, что если в слюне много кортизола, значит, человек чувствовал себя в опасности.

– Сигурд Оли спрашивал насчет орудия убийства, – продолжал криминалист. – Патологоанатом полагает, что был использован самый обычный нож, ничего особенного. Не очень длинный, лезвие узкое и зазубренное.

– Случайно, не охотничий нож? Или может быть, большой мясной?

– Нет, весьма заурядный инструмент, как мне сказали, – ответил криминалист. – Самый обычный нож.