Текст книги "Свобода"

19

Двое суток и 6 часов назад

Отвратительный запах резко ударял в нос. Стоя у расписанной граффити стены, Ди думала, опасен ли такой воздух для здоровья. Все равно, что вдыхаешь селитровую кислоту в газообразной форме.

Вообще, место выглядело пугающим. Задница Стокгольма. Ни один нормальный человек не отправится сюда по доброй воле. А значит – к сожалению – это идеальное место встречи с тем, кто предпочитает избегать посторонних взглядов.

Была пятница, девять часов утра. Интересно, Томпа действительно сможет вытянуть себя за уши из своей дыры в столь ранний час?

Информатора лучше в криминальном мире ей не найти.

Светило утреннее солнце, но в воздухе чувствовалась прохлада. Ди огляделась. В непосредственной близости к Стокгольму не так много заброшенных промышленных районов, слишком дорогая земля. Но здесь, в Рогсведе, в самом углу граффити-парка Снёсетра, по-прежнему живы шестидесятые, закрашенные следующим тысячелетием. При этом в такое время суток все уличные художники спят.

Но что же так воняет?

Ди сообразила, что это, должно быть, какой-то растворитель, к тому же протухший. Подняв нос к ясному синему небу, она попыталась сосредоточиться на отдельных неповрежденных атомах кислорода.

А когда она опустила голову, он уже стоял перед ней.

Хилое тело привычно подергивалось, но взгляд карих глаз, спрятанных глубоко под морщинками, был как всегда ясен.

– Томпа, – резко произнесла Ди. – Неужели обязательно каждый раз так подкрадываться.

– Для этого я тебе и нужен, – ответил Томпа голосом, который как будто пропустили через несколько слоев наждачной бумаги. – Пойдем, отойдем в сторону.

– Разве мы еще недостаточно в стороне? – удивилась Ди.

– У них повсюду глаза, – прошептал Томпа и завел ее за кирпичную стену.

По другую сторону трава оказалась выше, а в остальном никаких отличий.

– У кого у «них»? – спросила Ди.

– У тех, кем ты интересовалась, – ответил Томпа. – И я понятия не имею, кто они такие, знаю только, что они scary as fuck[7]7
  Чертовски страшные (англ.).


[Закрыть]. Советую тебе быть крайне осторожной, детка.

– Можешь называть меня деткой, только если у тебя что-нибудь для меня есть, малыш, – мрачно буркнула Ди.

– А вот ты можешь сколько угодно называть меня малышом, детка. Можешь даже позвонить мне среди ночи и прошептать мне…

– Я так понимаю, у тебя все-таки что-то есть?

Томпа почесал шершавый подбородок, поднял глаза к небу. Выдержав театральную паузу, он произнес:

– Официального регистра сотрудников как такового нет…

– Это мы уже знаем… – терпеливо сказала Ди.

– А то, что у меня есть, ты уже получила – три возможных имени.

– Эти три имени я проверила, безрезультатно. Мы здесь потому, что ты сказал, что возможно нашел нечто новое.

– Как хорошо, что ты не забыла добавить «возможно». Не знаю, насколько это ценная информация, но у них там в баре, похоже, был мальчик на побегушках.

– Мальчик на побегушках?

– Типа того. Чистил толчок, вытирал рвоту. Всякое такое.

– Мне нужен только ключик. У тебя есть его фамилия?

– Только имя, детка. И еще… это… не прозвище, а как его?

– Кликуха?

– Ты гений, – просиял Томпа. – Кликуха.

– И что у него за кликуха?

– Иван, детка, – ответил Томпа с беззубой улыбкой. – Иван Грозный.

20

Двое суток и 5 часов назад

Бергер сидел за столом в эллинге. Перед ним лежали запечатанные пластиковые пакеты. Два из них побольше, чем остальные, и в каждом – зубная щетка.

– Значит, вот эти? – спросил временный работник, нависающий над Бергером.

Сэм смерил его взглядом. Он не считал себя человеком с предрассудками, и его сомнения в способности этого существа определить местонахождение собственного рта при приеме пищи никак не были связаны с предубеждениями. Просто жизненный опыт.

– Это очень важно, – пояснил Бергер.

– Как будто бывает иначе, – ответил практикант, сгреб пакетики в охапку и вышел из кабинета.

Даже дверь за собой не закрыл.

Бергер взглянул на входную дверь в эллинг, она тоже была приоткрыта. Он уже пару раз пользовался услугами этой фирмы в связи с расследованиями страхового мошенничества и знал, что на них можно положиться. Но что за мальчишку они прислали в этот раз?

Как ни старайся, но анализ ДНК занимает слишком много времени. Сегодня пятница. В воскресенье в пятнадцать ноль-ноль Надя Карлссон умрет. Если Сэм Бергер каким-нибудь неведомым способом это не предотвратит. Пока не похоже, что он сможет это сделать. Впереди у него одни выходные.

В голове Бергера все громче тикали часы.

Его взгляд скользил по исписанной доске. Вся новая информация, все источники вдохновения, все тут. Дело Нади Карлссон.

Бергер был недоволен.

Совершенно недоволен.

Картина более или менее складывалась. Надя встретила мужчину, впервые за очень долгое время, а может быть, впервые в жизни она доверилась мужчине. То, что всего пару месяцев спустя она оказалась похищена, причем мужчиной, вряд ли было совпадением. Похищение так или иначе связано с ее пассией. Как и тот факт, что в момент похищения в ее машине кто-то сидел. Похититель явно не в себе. Он заставил Надю упомянуть в письме Свободу, то самое запретное понятие, которое она в течение полугода лишь намеками упоминала на встречах с психологом, так и не осмеливаясь приблизиться вплотную. Там, в логове похитителя, она смогла написать это слово. И то в качестве комментария о том, что похищение хуже, чем Свобода.

А значит, каждая пройденная секунда – потерянное время. Каждая секунда – это мгновение боли для женщины, которую Бергер теперь почти знал и к которой успел проникнуться симпатией. Чем дольше Бергер занимался занудной, но необходимой полицейской работой, тем больше информации просачивалось на свет божий. Однако к ответу на главный вопрос он так и не приблизился.

Что-то явно не сходится.

Ему было очень одиноко в эллинге, наедине со своими мыслями, с самим собой. Хотя себя и свои трудности сейчас приходится игнорировать. По сравнению с Надиными страданиями его собственные мучения – ничто.

И все-таки у него перед глазами так и стояла коротко стриженая голова Отилии Гримберг, ее лицо с выраженными морщинами. Улыбка, излучающая жизненный опыт. Блестящий взгляд. Уже немолодое, но такое красивое обнаженное тело. Бесконечное наслаждение.

Он и правда слишком долго был один. Одиночество делает человека другим, искажает его сущность. Ты больше не можешь быть хорошим детективом.

Он взглянул на монитор. На папку с видеозаписями. Семь фильмов, по полчаса каждый, плюс собственная нарезка Бергера, куда он включил те моменты, когда пребывание Нади у Риты Олен могло вывести его на нужный след. Оригиналы фильмов были короче, чем сами встречи с психотерапевтом, точно так же, как и его запись с терапии: Олен записывала лишь отдельные фрагменты сессий. А то, что фильмов оказалось лишь семь за полгода, означало, что на камеру снимались далеко не все встречи.

Бергер включил первую запись, февральскую, и снова попытался раскусить Надю. Ее жесты, формулировки, сомнение, взгляд – все то, что он когда-то, на пике профессиональной славы, так мастерски истолковывал. Техника ведения допроса. Как интерпретировать слова и поведение допрашиваемого. Оценить правдивость показаний. Составить полное впечатление о человеке.

Надина песня многое изменила. Бергеру показалось, что он начал проникать в глубины ее истерзанной, но не сломленной души. Он увидел живую женщину, с которой вполне мог бы подружиться. И даже больше.

Но вот раскусить ее ему не удавалось.

До конца – нет.

Внутри Нади он видел травмированную девочку. Понимал ее неочевидную иронию. Видел опытную женщину, которая видела в жизни все. Женщину, прошедшую через страдания, вынужденную принимать наркотики, чтобы выжить. Пристыженную женщину. Женщину, судорожно держащуюся за упорядоченную жизнь. Женщину-аскета, которая прекрасно знает, что за радостью в жизни всегда следует наказание. Пчелку-труженицу, никогда не отказывающуюся от работы. Женщину, в которой вновь, пусть и осторожно, пробудилась любовь. Промелькнула перед взором Бергера и разъяренная Надя, способная на вспышки ненависти.

Бергер посидел, подумал. Точнее, прислушался к своему внутреннему голосу. Внутри него что-то происходило. Длительная душевная заморозка сменялась чем-то другим. Во время его личного ледникового периода жизнь в нем поддерживали исключительно короткие и не особенно успешные встречи с близнецами, в остальном душа промерзла до дна. А сейчас его тело вдруг почувствовало, что ему понадобится доступ ко всем возможным чувствам, чтобы подобраться к Наде достаточно близко и спасти ее. Чем более полным получался ее образ, тем сильнее ему хотелось ей помочь. Теперь ему страстно хотелось, чтобы она продолжала жить, чтобы смогла перейти на новый жизненный этап.

Однако раскусить ее он по-прежнему не мог.

До конца – не мог.

На всем белом свете есть только одна женщина, понять которую ему еще сложнее.

Но она больше не присутствует в его жизни.

Он закрыл глаза. Услышал какой-то звук, как будто кто-то скребется. Потом голос. Бергер был уверен, что ему снится сон.

– Мирина, – произнес женский голос.

Не понимая, что происходит, Бергер открыл глаза. В дверной проем лился утренний свет. Там стояла женщина. Внимание Бергера привлек слинг на ее груди, поэтому он не сразу узнал Молли Блум.

А когда узнал, у него перехватило дыхание.

21

Двое суток и 5 часов назад

– Можно войти? – спросила Молли Блум.

Бергер молча сидел, уставившись на нее, на слинг, на крошечный затылок. Склонив голову набок, Молли вопросительно посмотрела на него.

Бергер кивнул, неопределенным жестом показал на стул напротив, попытался восстановить дыхание.

Ему необходима порция виски. А лучше две.

Она села, осмотрелась.

– Ремонт не так далеко продвинулся, как я думала.

Голос. Ему необходимо было найти голос. Но ничего не получалось. Он просто проваливался сквозь землю, прямо в кипящую лаву.

– А тут, похоже, настоящее дело, – воскликнула Молли, указывая на доску.

Дальше молчать нельзя. Не хватает еще потерять самообладание.

– Мирина? – выдавил он из себя.

Молли опустила взгляд и с обращенной внутрь себя улыбкой произнесла:

– Так ее будут звать.

Бергер посмотрел на маленький пушистый затылок, и неожиданно для себя самого улыбнулся. Улыбка возникала из каких-то глубин, которые он не мог контролировать. Земная кора лопнула. Изнутри.

– Я не возражаю, – хрипло произнес Бергер.

Повисла пауза. Бергер и Блум встретились взглядами. Наконец Блум спросила:

– Хочешь подержать?

Бергер молча кивнул.

Молли вынула малышку из слинга, с ней на руках обогнула стол. Бергер с бесконечной осторожностью взял малышку и долго сидел с ней, словно завороженный, поглаживая на удивление густые волосенки.

Тем временем Молли подошла к доске и начала внимательно изучать записи.

– Мирина? – повторил Бергер.

– Одна из самых могучих амазонок, – пояснила Блум, не сводя глаз с хаотичных заметок на доске.

– Где ты была, Молли? – спросил Бергер без обиняков.

– Где я только не была, – ответила Блум. – Только вот дома так и не нашла.

– Я месяцами не ночевал дома, – сказал Бергер. – Там слишком пусто. Здесь хоть есть чем заняться.

– Да, близнецы, – кивнула Блум, указывая на правый нижний угол доски. – Мне очень жаль, что так вышло. Помимо всего прочего.

Она подошла ближе и сняла с доски маленькую фотографию ее самой в аэропорту Брюсселя.

– Ты не пытался меня разыскать?

– Разумеется, пытался, – ответил Бергер. – Дальше Брюсселя ты не улетела. По крайней мере, под именем Молли Блум.

– Ты загнал меня в угол, Сэм, я начала задыхаться, – сказала Молли, поймав его взгляд. – Мне надо было уехать, чтобы вновь обрести себя.

– Но у тебя ничего не получилось? – спросил Бергер.

– Не знаю. По крайней мере, теперь я могу дышать. Мирина мне помогает.

– Я какое-то время ходил к психологу, – сказал Бергер. – Получил лучшую терапию в мире – настоящее дело для расследования.

– Вот это?

Бергер кивнул и, помолчав немного, спросил:

– Как ты сюда попала?

– Пешком, – ответила Блум. – Со слингом, сумкой и всем прочим.

– У меня повсюду камеры наблюдения, – сказал Бергер. – Они должны были тебя заметить. Ди они заметили.

– Ты встречался с Ди? – спросила Блум.

– Впервые с тех пор, как мы все трое разъехались кто куда. Она пережила кризис.

– Мне кажется, у всех нас ПТСР, в той или иной степени, – усмехнулась Блум.

– Посттравматическое стрессовое расстройство, – скривившись, произнес Бергер.

– Два месяца мы жили в сумасшедших условиях, – сказала Блум. – Если бы кого-то из нас кризис обошел стороной, это и был бы самый страшный кризис.

– Возможно, – согласился Бергер. – Но почему не работают мои камеры?

– Разумеется, они работают, – успокоила его Блум. – Просто я умею обходить камеры наблюдения, вот и все. Речь идет о похищении?

Бергер кивнул, продолжая гладить Мирину по голове.

– Ты правда хочешь знать подробности?

– Все до мельчайших деталей, – сказала Блум, снова указывая на доску.

– Ну что ж, с удовольствием поделюсь моей терапией.

Он сидел, держа на руках свою новорожденную дочку. Дочку, которую, как он думал еще пару минут назад, он никогда не встретит. А рядом сидела мать девочки, которую он уже и не чаял увидеть вновь.

Все происходило как во сне.

А сны всегда опасны. Потому что рано или поздно наступает пробуждение.

Гладя дочку по волосам, он чувствовал, что ему следовало бы заплакать. Рано или поздно он так и сделает. Но не сейчас.

– А ей действительно всего несколько дней? – спросил он.

– Шесть недель, – ответила Блум. – Она сильная, захотела появиться на свет на месяц раньше. К тому же я ошиблась с днем зачатия. Оно произошло двумя неделями раньше, чем я думала. Так что я не такая уж и свежеиспеченная мама.

Бергер усмехнулся, вспомнив запоздавшую на несколько недель голову в толчке.

– Двумя неделями раньше, говоришь, – произнес он. – То есть сразу, как мы оказались там, в глуши? Когда я все еще лежал без сознания?

– Во всяком случае, других мужчин там поблизости не было, – сказала Блум. – Все, больше не спрашивай. Расскажи лучше о твоем деле.

И он рассказал обо всем, что знал, от начала и до конца. Где-то на середине рассказа Мирина уснула; Бергер надеялся, что ей не приснится сюжет его повествования.

Пока Сэм говорил, его самого поразило, как мало у него фактов на руках. Как много чувствует и как мало знает. Когда он закончил отправкой двух зубных щеток в лабораторию для определения ДНК, Блум сказала:

– У тебя оно есть в письменном виде?

– Дело? Нет, зачем. Я ведь один им занимаюсь.

– Хорошо, – одобрила Блум. – Смотри, чтобы ничего не попало в сеть.

Бергер кивнул.

Еще раз внимательно взглянув на доску, Блум продолжила:

– На первый взгляд все выглядит так, будто наркоман напал на бывшую наркоманшу. Узнал, что она общается с человеком «образованным», с деньгами. Назвал произвольную сумму, которая показалась ему достаточно большой, сто тысяч, и теперь надеется, что ему повезет.

– А на второй взгляд?

– Надино прошлое; то, что она познакомилась с мужчиной и, по всей видимости, влюбилась в него; то, что похититель – возможно – выстрелил в камеру видеонаблюдения. Отдельные ниточки.

– Складываются ли они в единое целое?

– Я не видела видеозаписей с психотерапии, поэтому не могу судить, что Надя за человек. Но похоже, похититель действовал профессионально. И в то же время – нет.

Блум помолчала, снова разглядывая доску.

– Полагаю, ты предложил ему деньги? В этом ведь и состояла твоя задача? И это деньги психолога? Тебе хорошо заплатили?

– Ответ «да» на все вопросы.

– Он ответил?

Бергер помотал головой.

– В почтовом ящике пусто, как в дырявом кармане.

– И кто же тогда этот мужчина? – произнесла Блум. – Это не может быть какой-нибудь случайный сумасшедший. Похититель – ее парень?

– Сложно сказать, – ответил Бергер. – Но пятидневное молчание должно было бы его взволновать. И, по всей видимости, в полицию он не обращался.

– Может быть, твоя Рита Ольсен знает больше, чем говорит?

– Рита Олен, – поправил Бергер. – Нет, не думаю. Если она хочет, чтобы я раскрыл похищение, она должна выложить все карты на стол. Но попробуй ты, с другого угла.

– Прекрати, Сэм. С чего ты взял, что я вдруг захочу работать на тебя? Я разве не ясно выразила свою позицию?

– С того, что я вижу твой взгляд, Молли.

Она повернулась и посмотрела на него тем самым взглядом, прямым и откровенным.

– Ты так и не ответил, сколько тебе заплатили, – сказала она.

– Нисколько, – ответил Бергер. – Деньги я получу в понедельник. Если ничего не получится – половину суммы. Но и этого хватит, чтобы удержать на плаву эту конторку, которая сейчас на грани банкротства.

– Скажи, сколько, – потребовала Блум.

Бергер скорчил гримасу.

– Зачем тебе? Ты все равно не хочешь со мной работать. Даже если получишь половину.

– Половину? Ты серьезно?

– Нас вытурили, Молли. Мы остались на улице. Нам обоим нужны деньги. Какие бы планы на жизнь ты себе ни строила.

– Я собираюсь открыть свой фитнес-зал, спортивные занятия с упором на самооборону для женщин. И мне надо содержать дочь. Сколько?

– Миллион, если я спасу Надю. Пятьсот тысяч, если мне это не удастся. Половина твоя.

В первый раз у Молли Блум отпала челюсть. Минуту она просто смотрела на Бергера.

– Сейчас речь не идет о постоянном сотрудничестве, – продолжал Бергер. – Невинную женщину медленно убивают, и происходит это в данный момент. Я не говорю о будущем, я говорю о том, что есть здесь и сейчас.

Он взглянул на нее. Она взглянула на него. Вздохнула.

– У меня маленький ребенок, – сказала она.

– Все, о чем я прошу, это пятьдесят три часа. Потом Наде отрежут голову и отправят с курьером ее психотерапевту.

Блум покачала головой.

– Я не могу находиться в этом мире, – сказала она. – Я не хочу жить в мире, где людям отрезают головы и посылают их по почте.

– Как раз чтобы противостоять этому миру, я и стал полицейским, – отозвался Бергер.

Их взгляды встретились вновь – серьезные, задумчивые. И тут у Бергера зазвонил телефон. Какой-то необычный сигнал. Сэм поспешил отключить звук, прежде чем Мирина проснется.

– Это Самир, – объяснил он. – Звонит по FaceTime. Ты со мной или нет?

– Самир? – воскликнула Молли. – Ты и этого беднягу завербовал?

– Ты со мной или нет?

– Нет.

Бергер ответил, держа телефон прямо перед своим лицом, чтобы Мирину не было видно.

– Да, это я.

На экране появилось лицо Самира, он явно сидел в своем кабинете в управлении дорожной полиции.

– С удовольствием помогу тебе, Сэм, – сказал Самир. – Но скрыть мою поисковую работу становится все труднее. Так что слишком много запросов быть не должно.

– Обещаю, – ответил Бергер. – Ты что-нибудь добыл для меня? По поводу камеры наблюдения?

– Да, что касается камеры, – вздохнул Самир. – Мой человек из технического отдела кое-что нашел по серийному номеру.

– Кое-что? – переспросил Бергер.

– Да, – ответил Самир, изображая безграничное терпение. – Существует реестр. И я знаю, кто получал записи.

– И кто же это? – спросил Бергер, копируя интонации Самира.

– Какое-то странное женское имя…

– Черт бы тебя побрал, – вскричал Бергер так, что Мирина вздрогнула, но тут же снова погрузилась в прекрасные сны о славных амазонках.

– Как можно жить с именем Отилия? – сказал Самир.

22

Двое суток и 4 часа назад

Всего год назад карта жизни Сэма Бергера казалась дочерченной раз и навсегда. Он полностью вжился в свой мир, который полностью контролировал. У него имелись ответы на все вопросы, он многое повидал и пережил, знал, как сложится остаток его жизни, умел читать людей и никогда не позволял застать себя врасплох.

А потом была та напряженная осенняя неделя в прошлом году, и все, что казалось незыблемым, вдруг поплыло. И теперь единственное, что не вызывало его удивления, – это количество сюрпризов судьбы.

К незыблемым истинам относилась его уверенность в том, что в центре Стокгольма он бывал повсюду. И теперь, сидя за рулем новенького, взятого в лизинг служебного автомобиля и проезжая по кварталам Эстермальма, которых он раньше не видел, он ничуть не удивлялся. Конечно, Вилластаден был ему знаком, но, свернув с улицы Эстермальмсгатан, он понял, что никогда по Флорагатан еще не ездил.

Потрясающее чувство.

Блум протянула руку с заднего сиденья и положила ее Бергеру на плечо. Он заехал на парковку для инвалидов, она вышла с Мириной в слинге, Бергер приоткрыл окно и погладил спящую дочку по голове. Он ощущал отчетливый успокаивающий запах младенческих волосиков.

– Нам нужно раздобыть детское кресло.

– «Нас» не существует, – ответила Блум.

Даже это не могло сбить его с благодушного настроя.

– Не думал, что твоя мама живет в таком красивом месте, – сказал он.

– Она мне не настоящая мама, – ответила Блум и скрылась в величественном подъезде.

Счастье и умиротворение от встречи с Молли и Мириной натолкнулись в душе Бергера на тикающие часы и переживание за Надю, над которой сейчас издевались. Правда, задержка с лихвой компенсировалась тем, что теперь Бергер действовал не один.

Молли все-таки решила присоединиться к нему. Он никак не мог в это поверить. Конечно, он понимал, что речь идет лишь о пятидесяти двух часах и что в скором времени ему предстоит вновь завоевать ее доверие. Чтобы она позволила ему участвовать в жизни Мирины. И чтобы он мог вернуться в жизнь Оскара и Маркуса более подготовленным.

The still point of the turning world.

А сейчас все внимание следует направить на спасение Нади. Тут же где-то в ухе затикали часы, проникая прямо под кожу.

Блум вернулась. Без ребенка и слинга. Запрыгнула на пассажирское сиденье. Машина двинулась в путь.

Они молчали, но Бергер видел взгляд Молли. Видел свое отражение в ее глазах. Черт возьми, речь идет о спасении жизни.

Пора ускорить темп.

Однако всю дорогу он чувствовал, как что-то его гложет. Его то и дело бросало в холодный пот. Ведь еще совсем недавно он гостил у Отилии Гримберг при совсем других обстоятельствах. Можно ли надеяться, что она будет держать язык за зубами? Он оставил ее в постели после феерической ночи и понятия не имел, в каком расположении духа она проснулась. Хотелось ли ей натравить на него Гарма или снова пофлиртовать с ним? А теперь еще Молли вернулась. Не хочется сразу ее отпугнуть. И все из-за примитивного зова плоти.

Надо ли что-то сказать? Предупредить ее? Признаться?

Но они уже ехали по прямой улице Акалладалена, миновали автокран, который к тому моменту должна была уже забрать фирма по прокату автомобилей. Остановились. С Бергера градом струился пот.

Выйдя из машины, они сразу же почувствовали, как ледяной ветер проник до самых костей. Бергер вздрогнул. Неужели это уже осень? Снова передернувшись, он передал Блум карточку. Она с удивлением посмотрела на свое фото.

– Удостоверение, – пояснил Бергер. – Пригодится в ближайшие дни.

– Официальный представитель АО «Эллинг Секьюрити»? Ты серьезно?

– Я напечатал их до того, как ты исчезла…

Засунув удостоверение в карман, она заметила:

– «Нас» по-прежнему не существует.

Они вошли на запущенный участок, позвонили в дверь.

Отилия Гримберг открыла под аккомпанемент грозного рычания. Она изумленно посмотрела на Бергера, еще более изумленно – на Блум. Из-за спины Отилии вылетел ротвейлер. Хозяйка поймала пса за ошейник и прикрикнула на него:

– Гарм! Сидеть!

Ротвейлер тут же послушно сел. Помахал хвостом. Отилия четко показала, кто в доме хозяин.

Она направила на Бергера взгляд своих синих глаз. Он стоял, ожидая смертельного удара. Приготовившись обороняться. Вместо этого – кривая улыбка и короткая реплика:

– Понятно.

– Привет, Отилия, – кротко произнес Бергер.

– И кого это ты привел? – спросила Отилия все с той же легкой улыбкой. – Я думала, частные детективы работают в одиночку.

– После сороковых ситуация изменилась, – ответил Бергер, пытаясь сохранить профессиональный вид.

Тут уже не до жиру. Но ему было все равно.

– Это Молли Блум, – представил Бергер. – Моя коллега.

– Гнездо частных ищеек, – произнесла Отилия, подмигнув Сэму.

Блум продолжала стоят с каменным лицом.

– Можно, мы войдем? – спросил Бергер.

– Кажется, ты что-то забыл в прошлый раз? – спросила Отилия, впуская их. – Может быть, попрощаться?

Крепко держа Гарма за ошейник, она продолжала:

– Чем я могу помочь господам?

– Камера наблюдения, – произнес Бергер.

В иронический взгляд ясных синих глаз Отилии закралось неприкрытое изумление.

– О чем ты, Сэм?

– Камера на фонарном столбе зарегистрирована на тебя, Отилия.

– А, эта.

– Вы указаны в качестве ответственного лица за все камеры вашего жилого квартала.

Отилия внимательно посмотрела на него. Потом на Блум. В то мгновение Бергер готов был поклясться, что женская интуиция – это не выдумка.

– Год назад у нас прошла волна краж со взломом, – сказала Отилия, пожав плечами. – Устроили общее собрание жильцов. Я и рта не успела открыть, а на меня уже повесили все это дерьмо. Потом легавые поймали какую-то лигу румынских бродяг, и о камерах все забыли.

– И как работает камера?

– Совет жильцов помог мне установить всякие штуки, мне оставалось только следить, чтобы никто не отодрал провода от стены.

– Штуки?

– Там, наверху.

Она махнула в сторону лестницы.

Блум направилась на второй этаж. Бергер повернулся к Отилии, почувствовал, сколько сожаления в его взгляде. Он ведь был чрезвычайно близок с ней, пусть и какие-нибудь несколько часов. Она лишь иронически улыбнулась и махнула рукой. Когда он поднимался, она погладила его по ягодицам.

Блум уже ждала наверху, Отилия протиснулась вперед и открыла дверь. Почти у самого пола, в пыльном углу, среди нагромождения электроники светилась маленькая красная лампочка. Блум присела на корточки.

– Принимающее устройство и жесткий диск, – кивнула она.

– Я до этого говна даже не дотрагивалась, – сказала Отилия. – Зачем мне, изображение с камеры все равно до моего дома не доходило.

– Можно, мы подключим все это к нашему компьютеру? – спросил Бергер.

Отилия равнодушно пожала плечами. Блум подсоединила жесткий диск к старенькому ноутбуку Бергера. После долгих и тягостных минут ожидания на экране появилась новая иконка. Блум кликнула на нее. На жестком диске оказалась одна-единственная папка с файлами.

– Тридцать штук, – констатировала Блум.

– Они что-то такое говорили, что записи старше месяца будут автоматически удаляться, – сказала Отилия Гримберг. – Типа постоянный процесс.

– Какая последняя дата? – затаив дыхание, спросил Бергер.

Блум кликнула, кивнула:

– Шестнадцатое августа. Потом – пусто.

– Это вторник, – сжав кулак, произнес Бергер.

– Этот файл, разумеется, меньше остальных, – сказала Блум.

– Как будто запись оборвалась в ночь на вторник.

– Я сохраню все.

Они спустились на первый этаж. Блум сдержанно поблагодарила и поспешила к машине. Бергер постоял на пороге, поймал взгляд Отилии.

– Может быть, она тебе и коллега, – сказала Отилия. – Но мне кажется, в данном контексте «партнерша» будет более верным словом.

– Тут все сложно, – пробормотал Бергер.

Угловым зрением он видел, как Отилия, стоя в дверном проеме, провожает его взглядом. У него не было сил пытаться истолковать этот взгляд. За иронией в нем скрывалось нечто гораздо большее, целая пропасть.

Бергер и Блум отправились дальше в задумчивом молчании.

– У нее татуировка… – сказала наконец Блум.

Бергер кивнул, усмехнулся.

– Бывший бойфренд, – пояснил он. – Тот Сэм, похоже, умер от передозировки.

Блум слегка улыбнулась и снова погрузилась в себя. А Бергер оттуда и не выползал, из глубин собственной души. Когда на перекрестке с круговым движением он три раза объехал по кругу, Блум сказала:

– Ну хватит, съезжай.