Текст книги "Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867)"

Чтобы по возможности удержать в памяти правила религии, тушины сооружали каменные жертвенники взамен церквей и на прежних местах их во имя тех же святых. К новому жертвеннику требовалось принести крест, образ или камень от церкви, находящейся в Грузии, от капища в Пшавии или Хевсурии, воздвигнутых во имя того же святого. Кроме этого, для каждого жертвенника делались хоругви, такие же, о каких я уже упоминал у хевсур и пшавцев, носящих название дроши. Надзор над этими хоругвями вверяли нарочно избранным деканозам, звание коих впоследствии сделалось наследственным. Совершая религиозные обряды, они держали от себя народ в почтительном отдалении в продолжение известного времени, в особенности перед наступлением жертвоприношения, должны были соблюдать чистоту и целомудрие, не прикасаться к трупам мертвых, к новорожденным, не есть мяса, свинины, кур и соблюдать множество суеверных правил, исполнение которых отчасти возлагается и на прихожан.

Во время праздника деканозы должны приходить к салоцави (молельня), созывать народ к молитве и жертвоприношению, состоящему из хлеба, разных напитков и животных. Жертвы эти приносятся в капище, где главный деканоз, взяв в одну руку пучок пылающих свечей, а в другую – священную хоругвь, приказывал другим деканозам взять остальные хоругви и утвари, обращался с особенной важностью лица к востоку и величественно-протяжным голосом, потрясая знаменем, произносил следующую молитву: «Боже великий! Прежде всего да восхвалится и прославится достойно имя Твое, ибо небо и земля суть царствие Твое. И Пресвятая Дева Мария, Матерь Божия, слава и благодарение Тебе! Прослави Боже Твоих святых, покровителей наших, через которых изливается на нас Твоя милость. Святой Георгий Цоватис-Тавский, святой Феодор, имена которых славны перед Богом, вам приносятся сии малые и скудные дары. Примите их достойно и свято. Требуйте их от нас и не лишайте своего покровительства и ходатайства у Бога. Услышьте воззвания и призрите на предстоящих со смирением, готовых исполнить свои обеты.

Умножьте потомство, пошлите обилие и богатство на скот и земные плоды наши, возрастите родителям детей, не имеющим даруйте их. Удостоивайте нас благополучно встречать лето с победой над врагами. Богом прославленный и победоносный святой Георгий Лашарский, царица Тамара, образ Хахматский, образ Копала Коратионского, Пицело Догуставский, Цораул Додикурский, святой Лазарь, Иоанн Креститель Алавердский, святой Архангел и все святые горные и дальные, молим вас со смиренным и чистым сердцем: простите согрешения наша. Избавьте нас от вечной погибели и наказания. Не предавайте в руки мусульманские. Сопутствуйте нам вашей помощью при переходе из долин в горы и обратно. Врагов и злонамеренных людей, идущих на стада наши, совращайте с пагубного пути их. Призовем ли вас противу врагов, не отказывайте в прославлении имен наших. Пошлите успех в набегах и на охоте. Преследуем ли врагов, то помогайте в погоне; бежим ли от них, посылайте защиту. Даруйте избавление от всяких бед, зараз, проклятия, злого привидения, наводнения, усилившегося врага, разрушения гор, завалов, огня с коленопреклонением молящим вас мужскому и женскому полу. Аминь».

По окончании молитвы народ прикладывается к хоругвям и священным вещам. Деканоз сжигает свечой клочок шерсти на лбу животных, обреченных к жертве, закалывает и сбрасывает их с горы, поэтому вокруг капищ все место залито кровью. Деканозы орошают ею иногда жертвенники и проводят на лбу себе и другим кресты.

Жертвоприношения сопровождаются скачкой, ружейной стрельбой в цель, разными народными увеселениями и оканчиваются церемониальным ходом деканозов вокруг жертвенника и воззванием к народу, привыкшему веровать им, как вдохновенным свыше.

Часто одно слово деканозов решало важнейшие дела в Тушетии. Предсказывая хороший конец, они нередко возбуждали народ к набегам на неприятеля и сами в них участвовали со своими хоругвями.

Само собой, для приобретения такого влияния деканозы, люди смышленые, должны были прибегать к разным хитростям: ведя строгую жизнь, уверяли народ, что в них обитает святой дух, не допускающий их прикасаться ни к чему нечистому. В доказательство наития предсказывали многие наперед соображенные происшествия. Во время жертвоприношений при стечении народа выпускали скрытых у себя голубей для убеждения, что божество присутствует с ними в образе голубином. Деканозы не только были прорицателями, но и других мужчин и женщин употребляли к тому орудием. И вообще они поступали в деле предсказаний и обманывания народа точно так же, как я говорил при описании обычаев хевсур.

Важнейшие и богатейшие по сокровищам жертвенники в Тушетии, куда во время праздников стекается весьма много поклонников: Хитано (в Гомецарском обществе, Цадкихла (в Цовском обществе) и Чигое (в Пирикительском).

Деканозы запрещают подходить к жертвенникам всем вообще женщинам, исключая только очень старых, и мужчинам, прикасавшимся в продолжение шести недель родильниц.

Родины у тушин не сопровождаются никакими особенными торжествами. Обычай, не позволяющий родить женщине в доме своем, существует и здесь почти в той же силе, как и у хевсур.

Отец, узнав о рождении сына, стыдится изъявить свою радость даже между приближенными и друзьями, а напротив, должен казаться серьезнее обыкновенного. Родственники и соседи поздравляют друг друга с рождением ребенка и приносят разные подарки.

По истечении срока отдаления матери дают особые домашние праздники.

Сватовство у тушин совершается между родителями жениха и невесты, нередко без ведома и согласия их, так что молодые не всегда знают друг друга лично. Видеть лицо невесты не позволено ни в коем случае, о ее достоинствах можно судить только по рассказам знакомых.

Впрочем, любопытная молодежь находит много средств выбирать себе невест: или на праздниках, во время народных увеселений, или на зимних посиделках.

Но все это делается весьма осторожно, потому что женщина и девица при мужчинах должны закрываться, в противном случае могут породить в народе дурное мнение о себе и даже довести до кровавой ссоры; а на посиделках девушки в кругу своих подруг, не замечая присутствия мужчин, не закрываются и свободно разговаривают, так что в окошко или дверную щель можно разглядеть суженую. Понравилась – хорошо; нет – жених может отказаться даже от сосватанной родителями. Но девицы остаются немыми жертвами и не могут подать никакого мнения о своем замужестве.

Сваты жениха с хлебом и солью приходят к родителям невесты, которые в случае согласия принимают их в дом и вместе преломляют хлеб, что заменяет обручальный обряд.

У тушин более обращают внимание на происхождение соединяющихся, на доблестные качества или недостатки предков, нежели на наружность. Давать приданое не в обыкновении. Жених вовсе не заботится о состоянии родителей невесты, а последние, в свою очередь, предпочитают всякому богатству личную храбрость, происхождение и хорошее мнение народа о женихе.

Когда невеста уже сосватана, то родители жениха посылают ей обыкновенно в день нового года треугольный пирог (цип) и еще что-нибудь, а те угощают и одаривают посланницу.

Свадьба всегда сопровождается следующим торжеством. Ввечеру назначенного дня жених в сопровождении вооруженной толпы всадников скачет к дому невесты и при ружейной пальбе отводит ее в церковь под венец. Веселый шум и песни молодежи не умолкают даже в храме. При выходе оттуда жених переступает лезвие шашки, при переправе через реку все стреляют. К приезду новобрачных во дворе жениха зажигают на длинном шесте род маяка; искусные стрелки должны сбросить или потушить его пулями, отличившемуся метким выстрелом делают подарок. Родители или кто-нибудь из ближайших родственников жениха при входе молодых, переломив палку, подносят невесте лакомства. Потом жениха с невестой сажают на тахте (нары), устланной коврами, за ним садятся все гости: женщины – на стороне невесты, а мужчины – на стороне жениха. Перед новобрачными ставится деревянный крест, обвешанный фруктами и разными подарками гостей. Девушки пленяют зрителей грациозными плясками и унылым напевом горских песен.

Новобрачным в вечер свадьбы не только не прилично петь и танцевать, но не позволяется ни пить, ни есть, ни даже разговаривать с кем-нибудь; невеста не должна показывать своего лица. Свадебное веселье продолжается иногда до самого утра, но молодых не заставляют ждать конца. После всех обычных церемоний гости едва на третий день расходятся, а молодые все еще долго после того стыдятся разговаривать между собой. Вообще, даже в преклонных летах приличие не допускает при других нежностей между супругами, родителями и детьми, особенно между отцом и сыном.

В течение года тушины совершают весьма много поминок по умершим, это нередко ведет семью к совершенному разорению.

На похороны стекаются родные, знакомые и незнакомые из ближайших деревень. Мужчины плачут недолго, но женщины во все продолжение похоронной церемонии воплями и рыданиями оглашают печальный обряд. Некоторые из них отличаются умением говорить весьма искусные панегирики усопшим, в которых они обыкновенно стараются придавать оплакиваемому все доблести героя.

В прежние времена, когда в Тушетии не было священников, обряд венчания ограничивался тем, что шафер обменивал новобрачным кольца, а похороны совершали сами, зарывали мертвого в землю и воздвигали над ним насыпи без крестов и надписей.

Между тушинами доселе сохраняется суеверное обыкновение избегать прикосновения к покойникам. Поэтому никого не допускают умереть дома. Едва заметят приближение смерти, тотчас выносят его в сени и, наплакавшись над ним вдоволь, стараются похоронить как можно скорее. Прикасавшиеся к мертвому не должны ни с кем иметь сообщения и в течение месяца жить отдельно. Все это делается, по мнению их, для большей чистоты и в угодность цейдрой (святым).

Тушины верят в бессмертие души и даже имеют понятие, весьма темное, о будущей жизни. Одни думают, что люди на том свете живут такой же материальной жизнью – бедно или богато, и чем больше пожертвований покойнику от живых, тем душе его будет лучше, чем больше закалывают на его поминках животных, тем и у него их будет больше. Другие полагают, что тени душ всех умерших обитают в каком-то царстве полумрака, в ожидании будущего решения своей участи.

Бывали примеры, что тушинские наездники хладнокровно бросались в самые жаркие сечи и умирали с восторгом при мысли, что они будут оплакиваемы, как герои, что песни об их деяниях зазвучат на устах красавиц (и женщины у них действительно большей частью красавицы) и воспламенят соревнование храбрых, что память о них дойдет до позднего потомства и имена их будут причислены к сонму тех, о которых рассказы с таким благоговением ходят по разным селам.

Поминки по умершим производятся в следующем порядке:

а) Кортмакая – тризна при самом погребении;

б) Швидае – поминовение через семь дней;

в) Долуйлое – надевание траура (при этом мужчины отпускают бороду и длинные волосы на голове). Траур надевают на несколько дней, на год и даже на три года, смотря по желанию и близости родства. В продолжение этого времени избегают присутствия в публичных увеселительных собраниях, не носят без особенной нужды оружия и не скачут верхом, что считается у тушин, да и у всех кавказцев, одним из первых удовольствий. Женщины в трауре привешивают на плечи шерстяные кисточки и лоскутки железного панциря;

г) Корт-башуйлое – бритье бороды и снятие траура у мужчин;

д) Айрчейрон-далуйлое – снятие траура у женщин;

е) Петей-датадуйлое – приглашение плакальщиц над одеждой умершего;

наконец, ж) Вег – эта годичная и последняя тризна по умершем совершается всегда с особенной пышностью, сопровождаемая скачкой (дог) и ружейной пальбой в цель (дабаг), она привлекает множество зрителей. В собрание гостей, на площадь, выносят одежду покойного для раздачи ее, также оружия и лошади бедным, и затем все пожертвования и поминки прекращаются. Лошадей, назначенных для скачки, подводят поодиночке к одежде и дают им понемногу рассыпанного на ковре ячменя, а одна из плачущих женщин обливает колена каждой лошади молоком. Вокруг одежды ставят огромные ушаты с пивом и до двадцати пяти круглых хлебов, в которые воткнуты небольшие значки из красной и белой материи; на эти же хлебы кладут бараньи ножки, кусочки сыра и т. п., вслед за тем всадники, держа такие же круглые хлебы со значками, подъезжают к одежде. В ожидании трогательной сцены все присутствующие обступают их кругом. Наконец, на лошади покойника въезжает в круг известный певец и громким, величественно-печальным голосом начинает импровизировать песнь «Далай», заключающую в себе трогательное похвальное слово усопшему; она сопровождается припевом хора всадников.

Песнь Далай

Певец: Провозгласим, удалые наездники, печальную песнь – Далай, падшему герою!

Хор: Далай, далай!

Певец: Чье сердце не тронется жалостью при виде боевых его доспехов и лихой лошади, покинутых хозяином и осужденных на вечное забвение?

Хор: Далай, далай!

Певец: Его родных, друзей, облеченных в траурные одежды!

Хор: Далай, далай!

Певец: Несчастной матери, оплакивающей смерть единственного сына, последнее свое утешение!

Хор: Далай, далай!

Певец: Его нежных сестер, сраженных злою судьбой, подобно полевым цветам под хладною рукой осени!

Хор: Далай, далай!

Певец: Неутешной жены, тающей в горячих слезах, как воск от лучей солнечных.

Хор: Далай, далай!

Певец: Погибший друг! Неужели бранная одежда и прекрасные усы твои не будут более красой нашего общества?

Хор: Далай, далай!

Певец: Нет! Мы не разгласим о твоей смерти и не порадуем этим врагов наших.

Хор: Далай, далай!

Певец: Спросят ли о тебе в Лезгистане лезгины, мы скажем: «Он в Кистетии у дичинского владетеля».

Хор: Далай, далай!

Певец: Спросят ли кистины, скажем: «В Кахетии у грузинского царя».

Хор: Далай, далай!

Певец: Спросят ли свои грузины, скажем: «Он там, у Господа».

Хор: Далай, далай!

Певец: Проснись, храбрый! Иль ты не слышишь звука военной трубы? Иль ты отказываешь просьбе тушинских наездников, предлагающих тебе предводительство в предстоящем набеге?

Хор: Далай, далай!

Певец: Иль ты не в силах более принять начальства, иль не можешь управиться с конем и извлечь из ножен смертоносную саблю?

Хор: Далай, далай!

Певец: Гроза и кара беспокойных врагов! Не ты ли один отразил когда-то сильный натиск погони своим знаменитым сиято (особый род винтовки)?

Хор: Далай, далай!

Певец: Слава предков, ярче просиявшая в потомке. Ты был законом, ты был властителем Тушетии!

Хор: Далай, далай!

Певец: Блаженна твоя будущность, преобразившаяся в голубя, облеченного веселием невинности!

Хор: Далай, далай!

Певец: Воззри и на приношение твое блаженной памяти: полные кадки коды (хлебная мера), пышная трапеза, гости всех сословий и званий. Воззри на гласящих тебе за серебряной чашей: вечная память!

Хор: Вечная память!

Народ (шепотом): Вечная память!

Вслед за тем всадники приготавливаются к скачке.

Какая воинственная поэзия, какое воспламеняющее действие производит подобное красноречие на горцев!

По данному знаку они пускают коней во весь опор к назначенному месту, где опередившего ожидает награда – алам, знамя, обвешанное подарками женских рукоделий.

В горной Тушетии нет равнин, и потому нельзя не удивляться бесстрашию всадников при подобных скачках: не обращая внимания на опасности, через скалы, крутизны и рытвины они несутся по снежным хребтам гор. Внимание всех зрителей с невольным участием следит за всадниками, едва видными вдали; наконец, орлиное зрение некоторых различит опередившего наездника. Крики удивления, поздравления, похвалы лошадям и возбужденные развязкой споры утихают только при появлении благословляющего трапезу деканоза. По окончании молитвы деканоз и все гости пьют за упокой души усопшего, проливая каждый раз, по обычаю грузин, несколько капель на скатерть. Пирушка оканчивается ружейной пальбой в цель. Веселый шум подгулявших утихает вслед за отголосками выстрелов, оглашающих ущелья; потухающее солнце за гребнем гор освещает живописную картину и толпы расходящего народа.

В древние времена тушины составляли нечто вроде небольшой республики. В числе многих горских племен они часто находились под управлением грузинских царей, особенно в царствование Тамары, Георгия Лаша, Леона II, Ираклия и других, имена которых живо сохранились в памяти народа; но когда власть царей падала под гнетом усобиц, смут и нашествия мусульман, тогда тушины, запершись в глуши неприступных ущелий, сохраняли свою самостоятельность, защищаясь собственными силами.

Важнейшие общественные дела решались всегда в собраниях почетных старшин, людей известных в обществе своим умом, опытностью и добросовестностью. Заседания происходили обыкновенно под открытым небом, около жертвенников или на местах, освященных воспоминаниями предков, близ могильных курганов, памятников и т. п.; место заседаний называется сванджелое. Здесь же судьи (пелхой) чинили суд и расправу по древним обычаям и постановлениям, получившим силу законов (кел). Главными уголовными преступлениями считались у тушин смертоубийство, воровство и прелюбодеяние. Преступления эти почти всегда сопровождались кровавой семейной враждой, доходившей и до дальнейшего потомства.

Виновный в убийстве, умышленно оно, нет ли, ни в каком случае не мог быть в безопасности от кровомщения родственников убитого. Он должен был оставить свое общество, не употреблять обуви, отрастить волосы, раскаяться в своем преступлении, и тогда только общество могло оказать ему какое-нибудь покровительство; по истечении некоторого времени ему дозволялось возвратиться на родину, он должен был вместе со всей своей родней предложить плату за кровь (цейг) в следующем количестве: за убитого мужчину – 120 коров (600 рублей), за женщину – половину. Повесив на оседланную лошадь лучшую саблю и ружье, семейство убийцы приходило в дом убитого, плакало по усопшему и просило прощения у его родных, а эти в знак примирения задавали пирушку и почти никогда не брали платы за кровь, считая это оскорблением душе покойника. Таким образом, вражда оканчивалась навсегда. Причина подобного возмездия за убийство у всех трех поминаемых здесь племен понятна. Общество, очень немногочисленное, окруженное со всех сторон врагами, обязанное защищаться только собственными силами, слишком дорожило и должно было дорожить жизнью каждого из своих членов. Наказать убийцу смертью значило бы не вознаградить потерю общественную, но еще более ее увеличить. А чтобы по возможности прекращать подобные случаи, невольно расстраивающие единство общества, старшины прибегали к мере взыскания, хотя тягостной для бедного горца, но не столько, как может показаться с первого взгляда; уплата падает не на одно лицо преступника, но и на всю родню его, под которой должно разуметь не только семейство и близких родственников, а почти всех, носящих с ним одну фамилию, считающихся связанными друг с другом по происхождению от одного родоначальника, а таких набирается иногда до 30–50 и более семейств.

За увечье полагалось взыскание в половину положенного за убийство; за правый член взыскивалось более чем за увечье левого. За воровство и вообще похищение чужой собственности, каким бы образом оно ни было учинено, суд налагал взыскание всемеро более ценности похищенного, а за неоднократное воровство позволялось даже убить виновного без всякой ответственности, хотя это весьма редко исполнялось.

Муж за своевольное бегство жены или нарушение супружеской верности мог отрезать ей руку и нос, и в таком виде отослать к родителям; но если не хотел этого делать, то налагал на нее запрещение (ивстила), то есть срок, до истечения которого никто не смел на ней жениться.

Обольстивший девушку обязан был обвенчаться с ней или же отдать удовлетворение в половину против положенного за кровь. Впрочем, такие девушки редко находили мужей.

Если кто укорял другого в неверности к нему жены, то обиженный, зарезав корову обидчика, отсылал жену к родителям, а эти уже требовали клеветника на суд старшин. С не доказавшего клеветы, но не отказавшегося от своих слов, взыскивалось 60 коров; если же он сознавался в ложности своего показания и принимал на то публичную присягу, то муж брал жену обратно и удовлетворял клеветника за зарезанную корову.

Присяга у тушин бывает двоякого рода: ее произносят, или трижды обойдя вокруг жертвенника с хоругвью в руке, или присягающего ставят на колени близ могилы предков, кладут перед ним ослиное седло и посуду, из которой ели собаки; затем, указывая на него, громко взывали к душам покойных: «Усопшие наши! Приводим к вам этого человека на суд, предоставляем вам полное право над ним, отдайте его, кому хотите в жертву и услужение, если он не скажет истину, делайте с ним, что хотите». После этого присягающий произносил клятву.

Предъявление исков и разбирательство их судьями, числом не менее трех, происходит точно таким же порядком, как упоминалось выше, у хевсур и пшавов. Для недовольных решением суд может повторяться не более семи раз.

При разводе супругов жена не получает никакой части из имения мужа. Вдова также ничего не получает из имения покойника, если у нее нет детей мужского пола; впрочем, она может жить в доме мужа, и наследники обязаны содержать ее, а дочерей и сестер умершего воспитать и выдать замуж с приличным самкаури, состоящим из серебряных нагрудных украшений и ожерелий. После бездетно умерших все эти украшения возвращаются родителям.

При разделе наследства все братья получают по равной части и выделяют старшему особо что-нибудь за старшинство. Но если дети получают наследство при жизни родителей, то сперва каждому из них уделяют часть, достаточную для их похорон (самарх), а отцу, кроме равной части, предлагают жить с кем-нибудь из братьев по его выбору.

Находящимся в услужении из добычи или находки, приобретенных хозяином, уделяется третья часть. Заболевшего слугу хозяин обязан содержать в продолжение месяца, а умершего должен похоронить на свой счет.

Если пастух без позволения хозяина отлучится от стада и оттого произойдет убыток, он обязывается вознаградить владельца; в случае же угона стада неприятелем пастух лишается жалованья.

Соблюдение товарищества в действиях против неприятеля, на охоте и вообще в опасностях считается у тушин одной из главных и первых добродетелей.

Товарищи не должны покидать друг друга, хотя бы пришлось пожертвовать жизнью; оставить труп товарища в руках неприятеля почитается таким же бесчестным поступком, как и покинуть живого. Часто для доказательства одинаковой степени храбрости или братской любви тушины в решительные минуты битвы связывают себя друг с другом или полами платья, или поясами, или берутся за руки и бросаются на верную смерть – это называется дид-алар (обречение, клятва). Нарушивший этот священный обычай подвергается общему презрению. Убитого в бегстве от неприятеля никогда не оплакивают и родственникам не изъявляют сожаления о его смерти.

В числе обычаев тушин мне особенно нравится следующий: два нечаянно встретившихся врага, кровоместники, выхватывают кинжалы и готовы начать борьбу на жизнь и смерть, но если в эту минуту какая бы то ни было женщина успеет бросить между ними свой платок, они немедленно останавливаются и прячут оружие. Замечательное рыцарское отношение к женщине!

Кажется, ни у одного народа так не соблюдается родство, как между тушинами. Они не вступают в брак до двенадцатого колена в мужском и до шестого в женском, да и это допускается только в крайних случаях; даже жители одной деревни, хотя вовсе и не родственники, не вступают в супружество. Браки не совершаются, пока не минет мужчине 27, а женщине 23 года от роду, что делается собственно для того, чтобы оба пола до брака достаточно возмужали, и мужчина был уже опытен в военных делах.

Тушины верят в существование злых духов, населяющих, по их мнению, мрачные ущелья, скалы, леса и воды. Бешенство и бред в болезнях приписывают нечистой силе, для изгнания ее вокруг головы больного трижды обносят черного козленка или курицу и восковую свечу, животных закалывают и зарывают на перепутье, а свечу зажигают при жертвенниках или прибегают с ней к кадагам, узнающим причину болезни.

Затмение луны тоже приписывают злым духам (мегой), не дающим ей ходу, и для разогнания их стреляют в нее. Это, впрочем, общий обычай за Кавказом.

Беспокойство во сне приписывают кикиморам, которых называют тебжурик. Также говорят, что люди, особенно женщины, бывают оборотнями (кудьян), могут принимать вид разных животных: кошки, волка и т. п.

В Великий пост, в известный вечер, собираются в каком-нибудь доме недавно умершего, приносят туда кутью из пшена с медом, саматхай-хачикхейлое (райские жертвоприношения), зажигают над ней свечу и по благословении деканозов едят. В это время некоторые из молодых женщин и девушек отправляются, как говорят, подслушивать чертей (эшмилердар), дают друг другу странные и смешные названия, садятся где-нибудь около речек, на пригорках или в кустарниках, положив под пятку правой ноги горсть золы, и не на шутку начинают уверять, что в таком-то доме слышат плач (это означает смерть хозяевам), в другом – смех (это предвещает радость, здоровье). Причудливое и робкое воображение молодых девушек, без сомнения, принимает эхо обрушившихся вдали скал, шум горного водопада, шелест листьев, свист ветра, стук мельничных колес за плач, смех и разные голоса нечистых духов.

На Масленице, в субботу, празднуют сошествие ангелов на землю – англазе-баре-дахкар. Думают, что в продолжение двух дней у каждого его ангел-хранитель сидит невидимо на правом плече, и в эти дни стараются избежать размахивания в правую сторону, чтобы не вышибить ему глаз. В честь каждого из живых и умерших членов семьи пекут по одному пирогу, рассылая их соседям.

Карканье вороны, крик сороки, севших на саклю, особенное расположение угольев в очагах предвещают прибытие гостей; вой собаки, лисицы, преждевременный крик петуха, падение ночью домашних птиц с нашеста и т. п. предвещают беду хозяевам или жителям соседнего дома.

Главное и единственное занятие тушин – овцеводство. Хлеб и разные продукты они выменивают у кахетинцев и других близких жителей; только живущие в горах постоянно сами занимаются хлебопашеством. Тушинские бараны известны всей Грузии вкусным мясом; из овечьего молока приготавливают превосходный сыр – любимая грузинская закуска.

Рукоделия тушинок занимают не последнее место между местными произведениями: они ткут очень тонкие шерстяные материи, разноцветные ковры, переметные сумы, вяжут прекрасные пестрые носки – читы (обувь очень удобная для ходьбы по горам), катают лучшие войлоки, впрочем, больше для домашнего употребления и редко на продажу.

В домашнем быту тушин отец – глава семейства. Он занят овцеводством и военными делами, мало обращая внимания на домашнее хозяйство, исключительное занятие жены. Права женского пола, как и у всех горцев, пренебрежены. Всякая честная женщина должна быть доброй хозяйкой, скромной, стыдливой, не здороваться с мужчинами не родственниками, хотя и знакомыми, уклоняться с дороги влево при встрече с ними, хотя бы это было в местах гористых, на узкой тропинке и подвергало ее величайшей опасности.

Чувство стыдливости часто возвышает тушинок до героизма и заставляет забывать слабость женской природы. Вот из множества примеров два. Один молодой тушин из богатого дома и хорошей фамилии влюбился в красавицу тушинку, но так как она была замужем, то ослепленный страстью юноша решился на преступление и подстерег неумолимую в глухом месте… Благородный гнев был ему ответом. Настойчивость, врожденная черта тушина, и необузданность желаний увлекли его: он решился употребить насилие… Тогда-то беззащитная женщина, призвав на помощь присутствие духа, выхватывает у преследователя своего кинжал и вонзает ему в грудь!

Другой пример почти баснословен. Лет сорок назад два брата пасли свое стало на горе, отдаленной от деревни, на них напало несколько хищных лезгин, старшего убили и стадо угнали. В это время жена убитого, женщина лет двадцати пяти, приносит им обед и застает младшего брата, плачущего над трупом ее мужа. Вы думаете, она пришла в отчаяние, начала рыдать? Нет, пристыдив молодого человека за его малодушие и предложив ему свое покрывало (это ужасное оскорбление для мужчины), она хватает оружие мужа и пускается за хищниками; брат, задетый за живое язвительной насмешкой и увлеченный таким примером, следует за ней. Окольными тропинками они обгоняют неприятеля, делают засаду, и когда лезгины, ничего не ожидая, приблизились, два выстрела кладут двоих на месте, остальные пять или шесть бегут куда попало, а храбрая тушинка с деверем возвратились к вечеру домой, неся труп мужа, две вражьи руки, и пригнали все стадо. Тогда только она начала рыдать, рвать себе волосы, царапать лицо и грудь (истинное происшествие).

Тушинки славятся красотой. Они большей частью темно-русы, с правильными чертами лица. Черный цвет одежды резко выказывает белизну тела; они носят длинное черное платье из тонкой шерстяной ткани, пестрый поясок, черное покрывало, чити (вязанные из шерсти башмаки), вышитые разными узорами, серебряный браслет, нагрудник, унизанный серебряными пластинками, монетами и бисером различных цветов, в ушах серьги, на трех крайних пальцах серебряные кольца, косы у девиц распущены, а у замужних завиты. Издали в этом черном костюме они похожи на монахинь.

Мужчины вообще роста среднего, смугловаты, правильно сложены, ловки и неутомимы в ходьбе по горам. Одежда их делается из шерстяных материй собственного изделия; они носят чуху без закидных рукавов, шальвары, запускаемые в кожаные ногавицы, круглую войлочную шапочку и чити – наряд простой, очень удобный для воинственной, полукочевой жизни.

В общих чертах характер тушин представляет смесь храбрости, честности, справедливости, гостеприимства и уважения к старшим с гордостью, мстительностью, упрямством, лукавством, корыстолюбием, большой скупостью и отчасти дикостью – общими пороками горцев.

Гостей, особенно так называемых кунаков, тушины принимают с особым радушием: режут для них если не корову, то барана, и во время обеда стоят без шапки, не принимая никакого участия в нем. Пригожим девицам или женщинам вменяется в честь прислуживать гостю, заставлять пить за их здоровье, иногда даже забавлять его, без нарушений, впрочем, приличия, скромности и стыдливости (при этом я невольно вспомнил рассказ Марлинского о том обычае какого-то горского общества, где хозяин будто обижался, если гость отказывался от ласк жены или дочери; это фантазия: подобного обыкновения на Кавказе нет, даже похожего на это нигде не слышно).