Текст книги "Сабля Чингизидов"

Ордынский царь откинулся назад, заскрипел зубами, вскочил с подушек и подбежал к кофру. Из свернутой кошмы он ловко вытащил саблю в ножнах и, обернувшись, бросил оружие под ноги консулу. Консул спокойно кивнул слуге, и тот поднял саблю с войлочного пола. Мамай смотрел на консула, даже не пытаясь скрыть ненависти.

На лице генуэзца не дрогнул ни один мускул. Мамай получит корабль. На рассвете судно будет ждать его на пристани, напротив Доковой башни. И, поклонившись, консул вышел из шатра.

Когда утром ордынский правитель подымался со шлюпки на корабль, его степные дальнозоркие глаза разглядели у стен цитадели молодого Дориа в красной генуэзской шапочке. Дориа стоял в окружении свиты и наблюдал за погрузкой. Но удивиться Мамай не успел. В следующее мгновение острая как бритва сабля черкесского аргузия отделила голову от грузного туловища свирепого степного владыки.

Голову мятежного темника с богатыми дарами послали молодому ордынскому хану. Хан Тохтамыш милостиво пожаловал Кафе селения Южного берега Крыма. А о сабле в ханской ставке никто генуэзцев не спросил. В Сарае было не до сабли. На Золотую Орду надвигался грозный Тимур.

Москва, июнь, 2005 г.

Доминик Перье встретил гостей сам и провел в свой офис на втором этаже посольства.

– Господа, я нахожусь в крайне затруднительном положении. Дело в том, что убитый вчера Александр фон Ройбах был моим школьным товарищем. Он посвятил меня во все свои дела по поиску архива Каратаевых, еще будучи в Брюсселе. Я знал все подробности его переговоров с Кардашевым. Ройбах полагал, что этому человеку доверять нельзя.

Так и оказалось. Несмотря на то что у Александра была вполне конкретная договоренность с Кардашевым о покупке архива, тот с помощью шантажа заставил Ройбаха рассказать о так называемом наследстве бригадира. Это сугубо конфиденциальная информация семьи Каратаевых, совершенно не предназначенная для чужих ушей. Целью приезда Александра как раз и был поиск семейного наследства, и с помощью архива он надеялся получить дополнительную информацию о его местонахождении.

Однако в обмен на бумаги о наследстве из архива Каратаевых Кардашев потребовал долю от найденных ценностей дополнительно к оговоренной плате за сам архив. Александру ничего не оставалось, как согласиться на требования шантажиста.

Но вечером того же дня Ройбах позвонил мне и попросил помочь ему изъять наследство бригадира из тайника в бывшем имении Каратаевых под Псковом. Он очень боялся, что, как только они найдут ценности, Кардашев от него избавится. И для этого у него были все основания. С другой стороны, никого чужого в эти дела Александр посвящать решительно не хотел. Я долго не соглашался, так как считал, что для меня как дипломата участие в данном предприятии может выглядеть достаточно двусмысленно. Но Ройбах меня уговорил. Он всегда умел уговаривать. В пятницу утром я вылетел во Псков. Достал из тайника вещи и вернулся в Москву. Вот эти вещи.

Перье подошел к сейфу и вынул небольшой сверток. Развернул его и выложил на стол один за другим четыре кинжала. Два первых были кавказскими кинжалами с золотой инкрустацией рукояти и россыпью камней на серебряных ножнах. Еще один был кривой кинжал явно турецкой работы, и последний – тонкий стилет в красивых ножнах, украшенных силуэтом волка.

– То есть перед нами – наследство бригадира? – уточнил Розум.

– Вынужден вас огорчить, – вздохнул Доминик. – Это совсем не то, что искал барон. Ройбах был очень разочарован, когда я ему описал находку. Он переспросил меня несколько раз о какой-то сабле. И когда понял, что ее в вещах нет, сразу потерял к ним интерес. Сказал, что заедет посмотреть, как только освободится. А в воскресенье его убили. Я хочу официально передать найденные в Нелюдове вещи российским властям в вашем лице. Здесь бумага, подготовленная нашим юристом, со списком вещей и подробным их описанием. Пожалуйста, распишитесь и забирайте.

Безутешная вдова баронесса Эмилия фон Ройбах прилетела в Москву в среду утренним рейсом из Франкфурта. На ней было тесное, довольно короткое платье, подчеркивающее прекрасно сохранившуюся фигуру вдовы. Черная шляпка с короткой вуалью выдавала цель приезда. Она пожелала остановиться в «Паласе» и сразу по прибытии заявила встречавшему ее работнику прокуратуры, что требует встречи с представителями властей.

– Мы можем проехать в прокуратуру прямо сейчас, – предложил прокурорский работник.

– Я в ЧК не поеду! – возмутилась баронесса.

– Ну почему же в ЧК? – слабо запротестовал прокурорский. – Это прокуратура, мадам, такая же, как у вас в Брюсселе.

– Вы можете морочить голову кому угодно, только не мне, товарищ комиссар.

Лицо новоявленного комиссара приняло страдальческое выражение. «Ну влип, – подумал прокурорский товарищ. – Психопатка».

– Но где же вы собираетесь встречаться с этими представителями, мадам?

– У меня в номере, – безапелляционно заявила баронесса, – в присутствии работников посольства. Я не дам вам меня зарезать, как бедного Александра.

– Его застрелили, мадам, – грустно поправил следователь.

– Прекратите меня запугивать! – взвизгнула Эмилия. – Я вам не слабонервная гимназистка. Бедный Александр, добрый, доверчивый человек. Вы просто звери!

– Кто, мы? – оторопело попытался уточнить прокурорский.

– Ах, оставьте, хватит ломать комедию. Мы когда-нибудь поедем? Где машина?

По дороге в город сопровождающий снова попытался наладить контакт:

– Как вам нравится Москва, мадам?

– Как могут нравиться эти уродливые коробки, построенные на месте ГУЛАГа? – возмутилась баронесса.

– Но, мадам, – обиделся за родной город прокурорский, – ГУЛАГ находился совсем в другом месте, за тысячи километров отсюда.

– Не пытайтесь меня агитировать, господин чекист. Не получится!

Прокурорский сокрушенно вздохнул. Проезжая мимо стадиона «Динамо», он сделал еще одну попытку:

– А это стадион, мадам, где играла бельгийская сборная, когда приезжала к нам в прошлом году.

– Там, где людей пытали, а гитаристу отрубили руки? Как же, знаю.

– Какие руки? Что вы, мадам, это же было в Чили.

– Вы из меня идиотку не делайте. Я прекрасно знаю все ваши приемчики! – злобно фыркнула баронесса. – Стадион у него в Чили, а ГУЛАГ где? В Японии?

Сопровождающий вздохнул и стал тоскливо смотреть в окно на город, перестроенный из ГУЛАГа.

В холле гостиницы их ждал Доминик Перье. Он вежливо поздоровался с прокурорским и взял за руки Эмилию, переходя на французский.

– Ах, Эмилия, какое несчастье. – Перье поцеловал баронессу в щеку. – Бедный Александр.

– Почему ты меня не встретил, Доминик? Бросил меня с этим мужланом.

– Ну что ты, Эмилия, господин Резников – работник местной прокуратуры, очень приятный человек.

– Прекрати, он просто чудовище. Запугивал меня ГУЛАГом всю дорогу от аэропорта.

– Господин Резников? ГУЛАГом? Ты что-то путаешь.

– Он мне рассказывал, как отрубают руки на стадионах. – На глазах баронессы показались слезы.

– На каких стадионах? Эмилия, ты, наверно, подзабыла русский язык. Это естественно, тебе нужно пару дней, чтобы восстановить языковые навыки. Господин Резников – прекрасно воспитанный человек. Я тебя провожу в номер, в двенадцать ленч, а затем мы поедем на опознание.

– На опознание?

– Да, надо съездить в морг и подписать протокол опознания тела.

– В морг? Ты, Доминик, видно, окончательно здесь, в Москве, рехнулся. Ни в какой морг я не поеду! Хватит с меня ГУЛАГа.

– Но, Эмилия, это совершенно необходимая формальность. Ты должна его опознать.

– А ты его видел?

– Видел, я был там вчера.

– Ты его узнал?

– Узнал.

– Ну вот ты и подпиши. Я в морг не поеду! Ты меня хочешь свести в могилу вслед за Александром?

Перье вздохнул. Он предполагал, что с Эмилией будут проблемы, но не так быстро и не в таком объеме.

Доминик подошел к Резникову, и они долго обсуждали ситуацию. Затем мужчины вернулись к сидящей в кресле баронессе.

– В принципе, мадам, – осторожно начал Резников, – закон предусматривает возможность опознания не близким родственником в случае, если для опознания родственниками возникают непреодолимые обстоятельства. Подтверждаете ли вы, что обстоятельства, не позволяющие вам произвести осмотр, действительно носят непреодолимый характер?

– Совершенно непреодолимый, – подтвердила мадам. – Это абсолютно невозможно.

– Тогда мы составим бумагу, делегирующую данную функцию господину Перье. Вы ее подпишете, и он произведет официальное опознание от вашего лица.

– Готовьте бумагу, я подпишу, – милостиво согласилась баронесса.

Они поднялись в номер.

– Бумагу из прокуратуры подвезут к двенадцати. Я к вам заеду, мы спустимся на ленч в ресторан, заодно вы подпишете бумагу, и ее отвезут прямо в морг, где уже будет господин Перье. – Резников был предельно вежлив и корректен.

Баронесса никак на данный план не отреагировала, а Доминик согласно закивал головой.

– Посольство берет на себя все хлопоты по отправке тела в Брюссель, – сообщил Перье.

– Ах, – вздохнула баронесса и промокнула глаза платком.

– Счет за услуги будет выставлен от имени департамента, – продолжал Перье самым мягким и участливым тоном, на который был способен. Не помогло.

– Счет? Вы его убили, – вскричала баронесса, обращаясь к Резникову, – а я еще должна платить?

– Мадам, – терпеливо продолжил Резников, не обращая внимания на чудовищное обвинение, – я представляю прокуратуру Российской Федерации. Мы проводим следственные мероприятия по убийству вашего мужа. Нашим следователям необходимо встретиться с вами. Вы им можете дать очень ценную информацию, которая поможет найти убийцу вашего супруга.

– Можно подумать, что вы не знаете, кто убийца, – саркастически хмыкнула баронесса.

– Эмилия, ты должна взять себя в руки. Ты не можешь разговаривать с официальным лицом в таком тоне, – вмешался Перье.

– Быстро ты тут освоился, Доминик. Ты уже у этих большевиков адвокатом работаешь?

Доминик только развел руками.

– Я буду готова к двенадцати, – неожиданно спокойным тоном возвестила баронесса.

– Вот и хорошо, я позвоню вам снизу, – обрадовался Резников.

– Вы уж простите, у нее стресс, она сама не знает, что говорит, – извинился Перье за баронессу, выходя из гостиницы.

– О, не волнуйтесь. Ничего особенного. Я уже привык.

В двенадцать тридцать баронесса фон Ройбах спустилась в холл гостиницы, где ее уже ждал Резников, и подписала доверенность Доминику Перье на осмотр тела ее мужа. Резников передал бумагу водителю, и они с баронессой прошли в ресторан.

– Это какой-то кошмар, – возмутилась Эмилия, знакомясь с меню. – Не ресторан, а какая-то забегаловка. Даже свежих устриц нет.

Резников согласно кивал головой. Всем своим печальным видом он разделял беспокойство о состоянии дел в отечественной ресторанной индустрии. Вообще он решил следовать тактике соглашательства и баронессе ни в чем не перечить. Так что отсутствие устриц чрезвычайно его огорчило.

– А вы знаете, мы нашли ваших родственников, – поделился Резников.

– Российских родственников?

– Да, потомков Елены Каратаевой.

– Ну и что они? – вяло спросила баронесса. – Живут, небось, в нищете и хотят поживиться за наш счет?

– Да нет, это генеральская семья, и живут они вполне обеспеченно.

– Вот как? – заинтересовалась Эмилия.

– Да. Лидия Арсанова, ваша внучатая племянница, замужем за генералом Николаем Арсановым. А старший Арсанов, его отец, занимал очень высокий пост в Генеральном штабе. Они очень сочувствуют вашему горю и приглашают вас к себе в гости на дачу в пятницу.

– Дачу? Это такой лесной домик?

– Ну, о даче Арсановых я бы так не сказал. Скорее большая вилла. Под Москвой. Лида глубоко сожалеет, что им не удалось познакомиться с вашим мужем. Может быть, если бы он к ним обратился, то и несчастья удалось бы избежать.

– Вы знаете, сугубо между нами, – баронесса заговорщически наклонилась к Резникову, – но сожалеть им особенно не стоит.

Резников изумленно посмотрел на Эмилию. Она с удовольствием наблюдала за произведенным эффектом.

– Мы с Александром не живем уже больше десяти лет. Наш брак чисто формальный. Он, как бы это выразиться, не отказывал себе в удовольствиях вне брака. Нет, вы не подумайте, я вовсе не ханжа, да я и сама не без греха, – тут баронесса одарила работника прокуратуры пронзительным взглядом, – но есть же какие-то рамки, за которые просто нельзя выходить порядочному человеку. Вы согласны?

– Да, конечно, – поспешил согласиться Резник. – Рамки должны быть обязательно.

– Для Александра никаких рамок не существовало. Ему ничего не стоило появиться в обществе с публичной девкой. Один раз он вообще притащил на прием к герцогу Виттенгофу целых три девицы. В конце концов, ему просто стали отказывать от дома.

– Боже мой, мадам, сколько вам пришлось вынести…

– Да, он никого не слушал. И с этим каратаевским наследством. Сколько раз я ему говорила: не лезь ты в это дело. Но разве его остановишь? Закусил удила. Это и мое наследство, мы, Ройбахи, в родстве с Самариными. Вот и лежит теперь в морге. Родственник.

– А что, он действительно имел права на наследство?

– Чисто номинально. Какой-то Ройбах женился в позапрошлом веке на какой-то Самариной. Самарины были чрезвычайно состоятельной семьей, а Ройбахи всегда охотились за богатыми невестами. А ценности так называемого наследства бригадира перешли к Каратаеву от Самариных.

В дверях ресторана показался Перье.

– О боже, Доминик, ты его видел?

– Да, все в порядке, Эмилия, я выполнил все формальности.

– Его сильно изуродовали?

– Нет, очень аккуратная дырочка.

– Как ты можешь? Несчастный Александр, такой доверчивый и такой беззащитный. Надо быть последним извергом, чтобы поднять руку на такого безобидного человека, как он!

Баронесса встала, достала платок из сумочки, промокнула глаза и вышла из зала.

– Бедняжка, как она страдает! – посочувствовал Резников.

– Не принимайте близко к сердцу страдания баронессы, – посоветовал Перье. – Она наследует состояние Ройбахов, которое может утешить в любом горе. – И неожиданно подмигнул собеседнику.

В среду после обеда Розуму позвонил Камолин:

– Здорово, командир. Есть новости. Наш клиент Панин прилетает в четверг утром в Москву.

– Надолго?

– До воскресенья. Он должен быть в Брюсселе на похоронах Ройбаха.

– Какая программа?

– Ну, он хочет прежде всего поддержать баронессу. И еще изъявил желание встретиться с российскими родственниками.

– Вот как? Ну что ж, это мы ему поможем устроить. Что-нибудь еще?

– Он очень интересуется, с кем контактировал Ройбах в России, и запросил у нас охрану на время пребывания в Москве.

– Понятно, спасибо.

Владимир Георгиевич Панин посетил номер баронессы в гостинице «Палас» сразу же после прилета в Москву.

– Ах, Владимир, – воскликнула Эмилия, – я знаю, что виновата!

– Я только не понимаю, почему за твою взбалмошность и жадность Саша должен был расплатиться своей жизнью?

– Пожалуйста, Владимир, мне и так тяжело. Давай отложим наши выяснения на потом?

– Эх, всыпал бы я тебе, – почти мечтательно проговорил Панин.

– Оставь свои вульгаризмы, – возмутилась баронесса. – В конце концов, нас тут могут подслушивать.

– Кто? – удивился кузен.

– Чекисты, кто еще? Ты не представляешь, как они меня запугивали.

– Зачем ты им нужна?

– Ну как ты не понимаешь? – Эмилия перешла на шепот. – Они боятся, что я их выведу на чистую воду. И им придется отвечать за убийство Александра.

– Как же ты их собралась выводить на чистую воду?

– Ты, конечно, уверен, что я круглая дура и ни на что не способна?

– Ну, есть такие подозрения, причем не лишенные определенных оснований, – признался кузен.

– Так вот, – торжественно объявила Эмилия, не обращая внимания на колкости брата, – я знаю, у кого архив Каратаевых.

– Да? У кого?

– У некоего Кардашева, – шепот Эмилии стал почти неразличимым.

– А он что, чекист? – уточнил Панин.

– Да нет, – отмахнулась баронесса с досадой. – Хотя вполне может быть. Он заманил Александра в Россию, взял деньги за архив и убил его, чтобы замести следы.

– Так Ройбах приезжал, чтобы выкупить архив Каратаевых у Кардашева? – переспросил граф.

– Ну конечно, – подтвердила Эмилия. – Я вчера звонила этому Кардашеву и сказала ему, что он очень пожалеет, если не отдаст нам архив.

– Да ты с ума сошла! – вскричал Панин. – Зачем ты ему звонила? Боже мой, ты хочешь, чтобы нас всех отсюда отправили в цинковых гробах? Вот что, дорогая, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, будь любезна не предпринимать ничего без моего согласия. А лучше вообще ничего не предпринимай. Ты уже сделала все, что могла. Это ясно?

– Ну вот, ты опять начинаешь злиться. – Голос баронессы опять стал плаксивым. – Неужели нельзя воздержаться хотя бы до похорон Александра?

– Когда придет Перье? – спросил Панин, не обращая внимания на слезы сестры.

– Он должен быть с минуты на минуту.

Перье появился в сопровождении Резникова и следователя прокуратуры по особо важным делам Арсения Синельникова. Видимо, в прокуратуре убийство Ройбаха взяли под особый контроль. Представившись, следователь достал папку и маленький диктофон:

– Госпожа фон Ройбах, мне необходимо допросить вас по факту убийства вашего мужа барона фон Ройбаха. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы сочли возможным предоставить нам сведения, необходимые для следствия.

– Его убили чекисты, разве это не понятно?

– Да, мадам, конечно, мы проверяем эту версию тоже, – невозмутимо подтвердил следователь.

Баронесса гордо взглянула на Панина. Надо отдать графу должное, на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Какова была цель приезда господина Ройбаха в Россию?

– Барон был чрезвычайно сентиментальный человек. Его тянуло в страну, где родились его предки. Он всегда считал себя русским. Разговаривал по-русски практически без акцента, хотя никогда не жил в России.

– Вы тоже говорите по-русски превосходно, – сделал комплимент Синельников.

– Ну, я неудивительно, у нас в доме всегда говорили по-русски. А Александр вырос в немецкой семье. Его мать по-русски говорила еле-еле, хотя и родилась в России, вернее, в Риге.

– Это правда, что барон Ройбах что-то искал в России?

– Да, он интересовался бумагами из архива Каратаевых. По-моему, сейчас в России не запрещено интересоваться прошлым своей семьи?

– Нет-нет, конечно, не запрещено. Вы знаете, зачем он ездил во Псков?

– А он ездил во Псков? – растерялась Эмилия.

– Да, он приехал из Пскова в воскресенье утром, накануне убийства, – подтвердил следователь.

– Я не знала, что он собирается во Псков, он мне ничего об этом не сказал. Хотя постойте, он, наверное, ездил в Нелюдово. Да, конечно, он ездил в Нелюдово. Это поместье Самариных недалеко от Пскова.

– Какое отношение Самарины имеют к вам и вашему мужу? – продолжил допрос Синельников.

– Ну, и Каратаевы, и Ройбахи находились с Самариными в родстве.

– Значит, о поездке во Псков до отъезда Ройбаха из Брюсселя вам ничего не было известно?

– Нет, если бы он собирался в Нелюдово, он бы мне обязательно сказал.

– Значит, он получил какие-то сведения здесь, в России, на основании которых принял решение о поездке?

– Да, я думаю, что так, – подтвердила баронесса.

– Находясь в Брюсселе, имел ли Ройбах какие-нибудь контакты с кем-нибудь из России по поводу бумаг, которые его интересовали?

– Он звонил Доминику. – Баронесса кивнула в сторону Перье.

– Кому-нибудь еще?

Эмилия неуверенно посмотрела на Панина.

– Да-да, расскажи про Кардашева. После твоего звонка они все равно уже все знают, – перешел на французский Панин.

– Ему звонил человек из Москвы и предложил купить архив.

– Когда это было? – заинтересовался следователь.

– Месяца два назад.

– Он назвал себя?

– Да, его зовут Кардашев.

Следователь переглянулся с Резниковым.

– Он что-нибудь еще говорил Ройбаху? Предлагал какие-нибудь вещи, ценности?

– Нет, разговор шел только об архиве.

– У Ройбаха были при себе наличные деньги, мадам?

– Ну, была какая-то мелочь на расходы. За гостиницу он заплатил еще в Брюсселе.

– А чем он собирался расплачиваться за бумаги?

– Чеками.

– Вот бумажник с кредитками и личные вещи покойного, которые мы нашли в номере после убийства. Посмотрите, что-нибудь пропало?

– Да нет, все на месте. Я вообще-то его не собирала. Кредитные карты, паспорт, права, билет. Вроде все на месте. Да, чеков нет.

– Хорошо. Вещи пока останутся у нас, мы вам их перешлем через посольство.

– У вас есть подозреваемые?

– О подозреваемых еще рано говорить, мадам. Мы считаем, что убийство связано с поисками Ройбаха. Кто-то, видимо, решил, что он нашел, что искал. Если бы вы нам помогли понять, что искал ваш муж в России, это бы существенно помогло следствию.

– Он меня не посвящал в свои планы.

– Пожалуйста, взгляните на эту фотографию. – Следователь вытащил из портфеля цветное фото четырех кинжалов, переданных Перье. – Узнаете ли вы эти вещи?

– Нет, – растерянно ответила баронесса, – может, Владимир что-то знает, он лучше разбирается в подобных вещах.

Панин внимательно изучил фотографию.

– Это оружие из семейной коллекции Самариных. Два кавказских кинжала предположительно начала XVIII века. Кривой турецкий тоже. Скорее всего трофеи времен первой турецкой войны. А это – итальянский стилет XVII века.

– Почему вы уверены, что это вещи из коллекции Самариных? Вы их уже видели?

– Нет, самих вещей я никогда не видел. Но я видел фотографии коллекции.

– Где?

– В доме Архипа Каратаева, брата моей бабки Елизаветы. У него были фотографии и описание коллекции холодного оружия, которая находилась в имении Самариных. Дело в том, что перед Первой мировой войной Самарины намеревались опубликовать альбом коллекции. У них даже была договоренность с одним женевским издательством.

– Что, коллекция была настолько ценной?

– Ну конечно, она не могла сравниться с коллекциями ведущих музеев, но из частных она, безусловно, была одной из лучших коллекций холодного оружия XVI–XVIII веков. Там были уникальные экспонаты. И очень удачно тематически подобраны.

– Скажите, а кинжалы на этой фотографии уникальны?

– Да нет. – Панин пожал плечами. – Они, конечно, представляют определенную ценность, но уникальными не являются.

– То есть они не относятся к лучшим экспонатам коллекции? – уточнил следователь.

– Нет, там были куда более ценные вещи.

– А по какому признаку, на ваш взгляд, их могли отобрать?

Панин задумался.

– Вы знаете, ничего не приходит в голову. Разве что по размеру?

– По размеру?

– Ну да, большую вещь, такую, как сабля или шпага, за пазуху не спрячешь, а кинжалы можно. Да и в коллекции они находились рядом.

– Рядом?

– На одном стенде. Я их хорошо помню. И еще, смотрите, они все украшены драгоценными камнями. Это мог быть выбор неспециалиста по чисто внешним признакам.

– Спасибо. – Следователь записал что-то в свой блокнот. – Объясните мне, пожалуйста, кто являлся владельцем коллекции, Самарины?

– Да, – подтвердил Панин.

– То есть наследники Каратаева не могут претендовать на коллекцию?

– Могут. Тут долгая история. Отец Архипа Каратаева, Семен, был женат на сестре тогдашнего владельца Нелюдова Антона Самарина. У Самариных в то время были финансовые проблемы, и имение было заложено. Коллекция тоже была заложена и должна была отойти за долги. Каратаев выкупил закладные на имение и коллекцию и вернул Самарину. Но фактическим владельцем являлся Каратаев и его наследники. Каратаев предлагал оформить дарственную на имение, но Самарины отказались принять этот подарок. Таким образом, они были фактическими владельцами имения и пользовались всеми доходами от него, но юридическими владельцами оставались Каратаевы.

– Да, высокие отношения, – удивленно прокомментировал следователь. – Сейчас таких не встретишь. А остались ли какие-то бумаги у наследников Каратаевых, подтверждающие, что они являлись владельцами имения?

– Да, – утвердительно кивнул Панин, – как это ни странно, все бумаги сохранились и до сих пор хранятся в адвокатской конторе в Лондоне. Архип вел свои дела очень аккуратно и оставил все финансовые документы семьи в образцовом порядке.

– А что потомки Самариных? Вы о них что-нибудь знаете?

– Род Самариных прервался. Последний представитель, штабс-капитан Самарин, был убит при взятии Екатеринодара. Потомства не оставил.

– Он что же, не был женат? – уточнил Синельников.

– Нет. Он был только помолвлен с баронессой фон Аугстрозе.

– То есть вы и госпожа фон Ройбах являетесь законными наследниками коллекции?

– Не только. Есть еще потомки Каратаевых в России.

– Да, я в курсе дела. Скажите, Владимир Георгиевич, вам знаком человек по имени Зубовских? Зубовских Эдуард Иннокентьевич.

– Нет, не имел чести. А кто он?

– Это известный в России реставратор антиквариата.

– К сожалению, не знаком.

– А этого человека вы знаете? – Синельников протянул Панину фотографию Извольского.

– Да, я его встречал в офисе эксперта аукциона «Сотбис».

– Ну что ж, спасибо. Если что-нибудь еще вспомните, сообщите мне по этому телефону. – Следователь передал визитку.

– Должны ли мы беспокоиться о своей безопасности, инспектор? – заволновалась Эмилия.

– Я не думаю, что вам что-нибудь угрожает, хотя ваш кузен, насколько я понимаю, уже принял меры по обеспечению вашей безопасности.

Панин утвердительно кивнул.

– Еще раз спасибо. Не смею вас больше задерживать. Господин Резников готов вам помочь, если вы захотите посетить Красную площадь, Кремль и другие туристические достопримечательности.

– Я еще не растеряла остатки вкуса, чтобы любоваться раскрашенными луковками. Этот татарский китч меня не интересует.

– Ну, все-таки родина ваших предков, мадам.

– Если у родины предков недостаток вкуса, я ей ничем помочь не могу. Да и в Москве я уже была в восемьдесят девятом году.

– Может быть, мадам интересуется театром? Большой театр? Сегодня там прекрасный спектакль.

– Господин Резников, я живу в Париже и Брюсселе, а не в Айдахо, и культурного голода не испытываю. Тем более что мы здесь несколько по другому поводу.

Резников вопросительно взглянул на Панина.

– Я никуда не еду. Посмотрю местное телевидение, оно тут забавное. Я уже был в Москве много раз.

– Вот что, – баронесса обернулась к Резникову, – если хотите оказать мне любезность, помогите выбрать подарок для моей родственницы.

– Можем поехать прямо сейчас, машина внизу.

– А я пойду посплю, – зевнул Панин. – Ты там купи от меня что-нибудь мужчинам.

– Ты хочешь, чтобы я выбирала виски? – фыркнула баронесса.

– Не беспокойтесь, мадам, уж в этом я вам точно помогу, – успокоил Резников, легонько подталкивая баронессу к выходу.

Весь вечер баронесса занималась любимым делом женщин всего мира независимо от их родовитости и социального статуса.

Кафа, июнь 1473 г.

Консул Кафы, благородный мессир Галеаццо де Леванто, смотрел на кафинскую гавань сквозь бойницу Доковой башни. Был первый день июня, на небе не было ни облачка, и перед консулом открывалась великолепная панорама бухты.

Но благородный консул не был расположен любоваться морскими видами. Этим утром из бойницы крепостной башни можно было наблюдать кое-что поинтереснее морских пейзажей. На синей морской глади утреннего моря покачивались боевые корабли. Кораблей было много, очень много.

Это была эскадра великого визиря Ахмад-паши. Она блокировала Кафу с моря. А со стороны берега город взяли в плотное кольцо войска турецкого султана. Мессир Галеаццо не мог знать будущего, но с того самого момента, когда он разглядел на горизонте турецкие корабли, его не покидало нехорошее предчувствие, что он войдет в историю как последний генуэзский консул Кафы.

Как он был счастлив, получив назначение! Сколько времени и средств он потратил, в какие только интриги не пускался, чтобы получить место кафинского консула! Местo, которое должно было обеспечить его и его семью на всю жизнь. Такая удача выпадает только раз!

«Желаю вам дожить до конца срока, монсеньор», – пожелал ему на прощание его предшественник Антониото ди Карбелла. Глядя на эскадру турок, мессир Галеаццо был вовсе не уверен, что ему удастся исполнить пожелание предшественника.

Никаких иллюзий по поводу решимости гарнизона защищать город у консула не было. Ни наемники аргузии, ни городское ополчение отнюдь не горели желанием сложить свои головы на крепостных стенах. Да и особенного смысла в героической обороне славной Кафы ни консул, ни кафинские жители не видели. Кафа уже давно пала. Задолго до прихода грозной эскадры.

Когда турки двадцать лет назад взяли Константинополь и закрыли проливы для генуэзских кораблей, судьба Кафы была предрешена. Все последующие годы были просто затяжной агонией некогда могущественной торговой столицы половины мира. Оставшись без свободной торговли, Кафа потеряла не только свое значение, но и сам смысл своего существования. Генуэзский проект «Кафа» стал нерентабельным.

Все эти двадцать лет были для жителей города годами обнищания и непрерывных потрясений. Годами бунтов городской бедноты и неповиновения торговой элиты. Годами разочарований и беззакония. И турецкая эскадра, появившаяся ранним июньским утром на рейде кафинской бухты, была лишь заключительным аккордом затянувшейся агонии генуэзской столицы Крыма.

Золото, живительная кровь Кафы, питавшая ее артерии, – невольничьи рынки, торговые площади и пакгаузы – уже давно покинуло город.

В обед турки начали обстрел цитадели и прибрежных районов. А уже к вечеру следующего дня на площади у консульского замка появилась делегация горожан и передала консулу через выборных массариев прошение о сдаче города. Но консул к горожанам не вышел. Вместо него на балконе консульского замка появились консульский викарий (начальник канцелярии) и генеральный кавалерий (начальник городской стражи) Франческо де Корса. Консул примет вас завтра утром и объявит о своем решении, сообщил викарий. Вдоль площади плотной шеренгой стояли конные аргузии.

– Их тут больше, чем на стенах, – не скрывали своего недовольства горожане. Значительную часть населения Кафы составляли армяне. Они еще помнили резню в Киликии, после которой, собственно, и произошло массовое переселение армян в Крым. И ни у кого не было никаких иллюзий, что сделают турки с жителями, если им придется брать Кафу штурмом.

Этой же ночью от городской пристани тихо отвалила шлюпка. На шлюпке было трое пассажиров – генеральный кавалерий де Корса, викарий и старейшина городского совета. Все – генуэзцы. Шлюпка направилась к турецкому флагману. Поднявшихся на палубу парламентариев встретил молодой толмач в офицерском мундире янычарского корпуса султана. Толмач бегло говорил на вульгарной латыни. Он принял от делегации дары визирю и исчез за дверью кают-компании. Ждать пришлось довольно долго. Наконец генуэзцев пригласили войти. Они отвесили глубокий поклон визирю. Однако адмирал не захотел выслушать делегатов.