Текст книги "Двенадцатая дочь"

На камнях стены вблизи вмурованного кольца на уровне пояса взрослого человека неглубоко, неровно и, видимо, наспех нацарапан сильно упрощенный вариант ворожейного символа «Вия-Усобица», соответствующего призывному имени богини Крамолы, младшей племянницы Сварога».

* * *

Напрасно Старцев так нервничает, вздохнул наследник Зверко. Совсем не бережет свои аристократические нервы. Всего три дня крутится в этой древнерусской мясорубке, а уж раздергался: раздраженно вскакивает, размахивает руками – ну очень большой начальник стал… Чистый князь. Шагает, как на ходулях. Благородный и вспыльчивый – как раз то, что нужно моей дурочке Руте…

Спокойно, оборвал себя Зверко. Не надо скрежетать зубьями. Рута – всего лишь глупая барышня. Ей кажется, что она влюблена. Пустые девичьи мечты.

– Нельзя терять ни минуты, – говорил Вещий Лисей, раздраженно шагая по полутемной камере и размахивая трескучей, едва тлеющей лучиной. – В конце концов, не важно, как Плескун сумел освободиться. Важно, где он находится сейчас. Надо действовать!

– А что ты предлагаешь? – поинтересовался наследник, лениво разглядывая царапины на камне. Вия-Усобица, одноглазая ведьма Крамола. Изображается в виде крылатого клина, вбитого в живое дерево.

– Я предлагаю: немедленно в погоню! – князь Лисей взмахнул тонкой кистью; оранжевый огонек лучины прочертил решительную кривую в полумраке. – Карла не мог далеко уйти. (Еще взмах, огонек лучины мигает голубовато.) Надо оцепить район. Поднимай своих бандитов, Данила!

– Меня зовут Зверко, – тихо напомнил наследник.

– Да брось ты, любезный! – Князь отмахнулся желтым огоньком. – Все свои. Я спрашиваю, сколько удальцов ты можешь поднять прямо сейчас? Чтобы оцепить Глыбозеро хотя бы на два поприща в радиусе?

– Нисколько, – улыбнулся Зверко. – Никакая сила не поднимет их в бой. Надо ждать часа три-четыре. Парни отдыхают. Считай, что на текущий момент у меня нет войска.

– Проклятие, – простонал Лисей. – Никакой воинской дисциплины.

– Можешь напрячь своих дисциплинированных катафрактов, – добродушно предложил Зверко.

– У меня нет катафрактов! – Лисей болезненно дернулся. – Из тридцати осталось только девять. Плюс десятник Неро. Остальных похоронили сегодня утром. Пока ты спал, я помогал копать могилы…

– В этом смысле мне проще, – грустно согласился Зверко – Моих обормотов хоронить не надо. Свалил в кучу, облил каменным маслом – и жди, пока прогорит…

– Что же делать!? Надо оцепить местность…

– Да стоит ли оцеплять – Зверко пожал плечами – Плескун не станет убегать среди бела дня. У него больные ноги. Скорее всего затаился где-нибудь среди развалин. Лежит себе, как ворох старой тряпки, и ждет ночи. А ночью его заберут…

– Эвакуируют? – Лисей выпрямился, глядя в упор. – Прилетят вертолеты от Сварога и возьмут горбуна на борт? Так?

– Почти. У них там есть кому прилететь. Плескун ждет ночи. Он не дурак. Вокруг сотни наших людей. Кроме того, он прекрасно знает, что при солнечном свете я мгновенно засеку его в движении. Хотя бы с помощью ворона…

– Серьезно? Ты умеешь использовать своего ворона в качестве ищейки?

– В книге «Вранограй» есть целый раздел. Нужно дать птице клочок ткани, проникнутой запахом беглеца…

– Изрядно вы начитались волшебных книг, любезный Данила, – поморщился Лисей. – Однако… не исключено, что Плескуна уже эвакуировали. Судя по всему, наш пленник ухитрился нацарапать магический символ и вызвать на выручку очаровательную леди Крамолу…

– Ага. Крамола прилетела, притворилась шамаханской царицей и заставила охранников порешить друг друга, – усмехнулся Зверко.

– Напрасно смеешься, – хмыкнул Вещий Лисей. – На то и богиня усобицы, чтобы ссорить союзников… Потом богиня освободила Плескуна от кандалов – и вынесла на свободу.

Наследник Зверко устало прикрыл веки:

– Это невозможно, Алеша. Никаких богинь тут не было. У этих тварей особый запах, кисло-сладкий. Они выделяют аромат тщеславия, который держится в воздухе очень долго, несколько суток. Несозревшие семена Белоярицы должны на этот запах реагировать и разбухать. Видишь, они по-прежнему маленькие и сухие. Это как лакмусовая бумажка.

– Хорошо, богини не было. Тогда как ты объяснишь все происшедшее, любезный Данила? – с плохо скрываемой досадой поинтересовался князь Лисей. Нервно раздергал ремешки, стащил с головы шлем. Темные волосы смешно топорщатся на висках. – Если не было божественного вмешательства, как горбуну удалось бежать? Из каменного мешка – безоружному, раненому и слабому? Неужто он и впрямь управился собственными силами? Загипнотизировал охранников… и натравил друг на друга?

Наследник Зверко, сутулясь под сводчатым потолком, склонился над трупами. Несколько мгновений молча водил лобастой головой влево-вправо, переводя взгляд с одного тела на другое. Наконец покосился на князя Лисея:

– Допустим, Плескун успешно зомбировал Кожана. Несчастный Кожаня, как лунатик, бросился на Сергиоса и с первого удара прикончил его. Однако и Сергиос не лыком шит. Успел выдернуть меч и принять Кожана на лезвие. Оба рухнули. Сергиос помер сразу, а Кожан перед смертью вдоволь наползался по камере – отсюда кровавые полосы на полу.

– Да не могло этого произойти! – воскликнул князь Лисей и с хрустом затушил свою лучинку о каменный пол. – Не могло! Берубой предвидел такой сценарий. Поэтому с самого начала жестко потребовал: рядом с пленником будет только один сторож – Кожан!

– А Сергиос?

– А Сергиосу я приказывал запирать Кожана в камере вместе с колдуном. Запирать дверь снаружи, понимаешь?! После этого Сергиос поднимался на самый верх лестницы, чтобы охранять внешнюю дверь на выходе из башни.

Зверко хмыкнул. Склонившись, потрогал пальцем изрубленный клинок в мертвой руке Кожана.

– Неувязочка получается, – сказал он наконец. – В таком случае, Сергиос должен валяться мертвый наверху лестницы. А он здесь, внизу. Что заставило беднягу спуститься?

– Ты прав, любезный, – сказал князь Лисей – Что-то принудило Сергиоса спуститься. Он имел право сойти вниз и отпереть дверь камеры только в двух случаях…

– Первый случай, разумеется, – это шум в камере. А второй?

– Если слуга принес еду для пленника.

– Еду… – задумчиво протянул Данила. И покосился на плошку в углу.

– Кто приносит еду и как часто? – быстро спросил он.

– Пищу приносит служанка, славянская невеста одного из моих катафрактов, – ответил князь. – Очень милая девушка. Я повелел кормить пленника на рассвете, в полдень и на закате.

– Следовательно, последний раз пищу приносили рано утром. Около пяти часов назад. Гм. Как я вижу, горбун к ней и не притронулся. – Наследник задумчиво почесал спину под рубахой. – Пять часов назад служанка спускалась сюда в сопровождении Сергиоса – и все было в порядке?

– Да. Еще час назад мне доносили, что катафракт Сергиос жив, здоров и бодро отзывается патрульным сторожам из-за запертой двери.

Зверко стоял молча, в упор глядя на плошку. Князь Лисей еще раз прошелся из угла в угол, хрустнул пальцами и тряхнул головой, будто собираясь с мыслями.

– Еще час назад Сергиос был жив, – пробормотал он. – Стало быть, побег Плескуна произошел совсем недавно, в течение последнего часа. Ясно, что девушка, приносившая еду за четыре часа до побега, здесь ни при чем.

Князь достал платок и вытер повлажневшее лицо.

– Предлагаю версию. Итак, пять часов назад пленнику приносят завтрак. Однако Кожан склонен еще немного подремать и потому решает пока не развязывать колдуну рот для завтрака.

– Угу. Это похоже на Кожана, – невесело улыбнулся Зверко.

– Кожан дремлет еще часа четыре, а связанный Плескун сидит на цепи, не в силах дотянуться до плошки с остывающей едой. Все это время невредимый Сергиос бодро отвечает на оклики часовых из-за запертой двери. Наконец, примерно час тому назад, Кожан, выспавшись, решает все-таки развязать горбуну рот, чтобы тот мог позавтракать. Вместо трапезы горбун начинает…

– Провоцировать Кожана!

– Точно. У него ведь открыт рот! Предположим, Плескуну это удается. Разозленный Кожан бросается на Плескуна и начинает избивать его. Заслышав шум, сверху спускается Сергиос Псуми. Он отпирает дверь и видит страшную картину: Кожан пытается задушить драгоценного пленника. Сергиосу приходит в голову мысль, что Кожан сознательно пытается устранить плененного «языка». Катафракт решает нейтрализовать Кожана, чтобы впоследствии прояснить свои подозрения. Так начинается схватка между охранниками…

– Да. Бредятина полная, – хмыкнул Зверко. – Два здоровых мужика, будучи прекрасно осведомлены о подлых способностях гнома, позволяют так легко себя провести! Как Плескун сумел так раззадорить Кожанушку? Вспомни, ведь это был совершенно отмороженный парень, глыба-человечище… И все-таки Плескун замутил ему мозги?

Лисей внимательно посмотрел на наследника:

– Плескун – очень сильный гипнотизер. Он мог сладить даже с Берубоем…

– Жаль Кожана, – негромко молвил Зверко. – Какой боец был… Камень. Невелик ростом, зато в жилах – железо. И как его убили одним ударом, не пойму… Запросто, как барана закололи…

– Да и Сергиос мой – тоже не хлюпик был, – заметил князь Лисей. – Посмотри: рост почти два метра, под Медовой дрался как лев… А убили с одного удара. Он даже не прикрылся, не оказал сопротивления! Будто спал…

Зверко склонился над телом.

– Странно, – сказал через минуту негнущимся голосом. – У него удивленные глаза.

Князь Лисей не стал смотреть, отвернулся.

– И еще одна странность, – пробормотал Зверко. – Почему Сергиос лежит головой к порогу? А ноги его на две ступеньки ниже головы! Такое впечатление, будто он…

– Скатился по лестнице? – вздрогнул князь.

– Именно. Его ударили не здесь! Не возле порога. Его ударили наверху лестницы!

– Ну конечно! – Лисей всплеснул руками. – Мы с тобой полные идиоты: забыли про плащ! Плащ Сергиоса! Плащ с пятнами крови! Помнишь, он лежал наверху, на середине лестницы!

– Плащ, белый плащ… греческий плащ с вышивкой… – быстро прошептал Зверко, тиская пальцами гудящие виски. – Стоп! У твоего Сергиоса не было плаща. Сегодня утром, когда мы ходили на первый допрос, я запомнил рваную прореху. Да, точно. Доспех на спине Сергиоса был рассечен, будто от удара саблей! Я еще подумал, что если бы удар пришелся чуть выше, в плечо… Короче, не было у него плаща.

– Значит, плащ – чужой? – воскликнул князь Лисей.

– Ну да, – ухмыльнулся Зверко.

– Здесь кто-то был! Кто-то четвертый! Кроме Плескуна и двух охранников! – задыхаясь, прошептал князь. – Срочно созвать всех и узнать, чей плащ! Господи! Кто-то из моих греков?

– Видимо, так. У тебя в дружине – предатель.

– Вовсе не обязательно! – жарко возразил Вещий Лисей, поспешно разглядывая плащ при слабом огне лучины. – Этим плащом мог завладеть любой славянин. Его могли снять с мертвого тела на поле брани… Самый обычный плащ, боевой, поношенный, с банальными украшениями… Орнамент ничуть не примечателен… Впрочем, я могу созвать катафрактов и выяснить…

– Не надо ничего выяснять, – вдруг глухо сказал наследник. Голос его не дрогнул, но глаза остановились, в упор глядя на белую ткань в руках князя, на красивый серебристый узор, на огненных львов, на лилии и виноградные лозы… На ржаво-коричневое пятно, похожее на крошечную кривую пятерню с длинными когтями… – И созывать никого не надо. Это плащ твоего десятника Неро.

* * *

Очень скоро, минут через пять, быстрые шаги Доримедонта Неро загремели вниз по подземной лестнице.

– Я начинаю подозревать, что Неро чем-то не угодил тебе, Данила… – поспешно, без улыбки прошептал князь Лисей. – Так настойчиво подводишь его под монастырь… Можно подумать, твоя феноменальная память позволила запомнить вышивку на всех плащах греческой дружины… И сейчас – вот по этому львенку – ты узнал плащ Неро?

– Я увидел не львенка, – устало и как-то грустно сказал Зверко. – Этих львов – целая стая на плаще любого греческого вояки. Видишь ли, князь Алеша… Я заметил рыжее пятно на плаще. Помнишь – когда факел дрогнул в руке Неро, горящей смолой плеснуло на плащ? Во время допроса… точнее, в тот момент, когда погиб Берубой…

– Пятно? Не припомню…

– Я отвечаю за свою память, – резко сказал наследник.

– Может быть. Я, впрочем, уверен: Неро здесь ни при чем. Пожалуй, я сам допрошу его. Паренек страшно гордый. Нельзя оскорбить его таким страшным подозрением…

Слова еще звучали под сводами каменной пещеры, когда на пороге появился молодой десятник Неро.

Он уже увидел – трупы возле порога… Замер, сутулясь под низкой притолокой и не решаясь перешагнуть через тело убитого Сергиоса. Медленно поднял голову. В полумраке не разглядеть лица – только видно, как прекрасный легкий доспех слегка заискрился в отсветах лучины, заиграл оранжевыми искорками. Видимо, десятник не стал надевать свой плащ, чтобы не путаться в широком подоле на ступенях темной лестницы.

– Любезный Неро, – произнес Лисей по-гречески. – Я вызвал тебя, ибо срочно понадобилась помощь. Наш пленник бежал, погубив обоих охранников.

Зверко сощурил глаза, наблюдая, как пальцы десятника быстро скользнули на рукоять всаднического меча.

– Мужайтесь, десятник. Наш добрый Сергиос Псуми мертв! – твердым искусственным голосом произнес князь Лисей. – Разумеется, вас никто не подозревает. Вы не раз сражались с Сергиосом плечом к плечу, спасая друг друга от смерти на бранном поле. Однако… в камере обнаружен плащ со следами крови… Это ваш плащ, Неро.

Руки, руки… Стиснули рукоять!

– Стоять спокойно! – рявкнул Зверко по-русски; десятник слегка покачнулся, ухватился за косяк…

– Спокойствие, Неро! Вы не виновны! – поспешно воскликнул князь Вышградский. – Сейчас важно узнать, как убийца раздобыл ваш плащ. Попытайтесь вспомнить: каким образом проклятый плащ мог попасть сюда, в камеру с двумя мертвецами?

– Прекрасно помню, – неожиданно ровным голосом сказал Неро. – После утреннего допроса я был в совершенном смятении. Казалось, что задыхаюсь. Я сорвал плащ с плеча и бросил на скамью…

– Вы оставили его? Утром, здесь? – быстро переспросил Лисей.

– Именно так, высокий князь. Поднявшись наверх из подземелья, я тут же вспомнил о плаще. Проклиная свою растерянность, хотел вернуться в темницу. Однако одумался. Стоит ли тревожиться из-за обычного плаща… Снова спускаться сюда, к страшному колдуну…

– Почему он не заявил о пропаже? – негромко поинтересовался Зверко. – Сразу не сказал?

Лисей не расслышал вопроса. Он уже все увидел, все понял – и принял решение.

– Ступайте, Неро, вы свободны! – торжественно произнес он. – Теперь я понимаю: коварный Плескун еще раз пытался нас рассорить. Он хотел, чтобы я подозревал собственного десятника Этому не бывать, клянусь моими катапультами! Ступайте, Неро, никому не говорите о случившемся. Злодей еще находится где-то поблизости, среди нас…

Видимо, Неро все-таки успел обидеться. Удостоив князя кратким движением головы, ничуть не похожим на поклон преданного слуги, молодой грек круто развернулся и почти бегом бросился вверх по лестнице.

– Возможно, ты прав, – заметил Зверко, когда шаги десятника стихли наверху. – Не исключено, что Плескун специально заляпал его плащ кровью и подкинул на лестницу. Однако… на всякий случай… я бы накрыл десятника колпаком. А вдруг сбежит?

– Глупости! – отрезал князь Лисей. – Мне до сих пор стыдно, что я усомнился в преданности Неро – пусть на несколько секунд… Подумать только: подозревать собственного десятника! Это уж точно психологическая диверсия. Отрава, посеянная в воздухе коварным Плескуном. Если так будет продолжаться… мы с тобой тоже начнем подозревать друг друга!

– Тебя я не подозреваю, – спокойно сказал Зверко. – А десятник твой – странный. Неуравновешенный. Идеальный объект для психической атаки…

– Ну подумай сам, Данька! – не без горячности возразил князь. – Зачем десятнику освобождать Плескуна? Ради чего? Наконец, как бы Неро проник сюда? Ведь я лично отдал Сергиосу строжайший приказ: не открывать никому дверь в башню!

– Ну-у… – протянул Зверко. – Пожалуй, именно у Неро все-таки был шанс заставить Сергиоса отворить дверь. Все-таки Неро – непосредственный начальник Сергиоса.

– Мой собственный десятник убивает подчиненного, чтобы освободить языческого колдуна! – раздраженно произнес Вещий Лисей. – Невозможно! Единственная улика против Неро – это плащ. Вспомни, в каком ужасном состоянии мы были после допроса. Можно было забыть что угодно. И если Неро действительно позабыл плащ еще утром, этот плащ мог достаться другому человеку. Например… Кожану! Кожан легко мог присвоить заморскую вещь! Ведь мог?

– Еще как мог, – кивнул Зверко. – Но тогда… каким образом плащ оказался на середине лестницы? Получается, что Кожаня выходил из камеры наверх?

Князь Лисей вскочил с лавки:

– Правильно! Схватка была не внизу, а на середине лестницы!

Скрипя доспехами, он поспешно приблизился к телу катафракта.

– Посмотри, какая рана в груди Сергиоса! Удар нанесен как бы сверху вниз, под углом, видишь? Вошел под самой ключицей, а погрузился гораздо ниже…

– М-да. Так не проколешь в обычной схватке. Должно быть, убийца сидел верхом на лошади… – осклабился Зверко.

– Убийца не сидел на лошади. Убийца просто стоял на несколько ступеней выше Сергиоса! – тонко улыбнулся Лисей. – Предположим, что зомбированный Кожан, обрубив цепи Плескуна, постучал в дверь. Сергиос спустился, открыл замок ключом. Не заметив неладного, он пропустил Кожана вперед себя на лестницу. Кожан поднялся до середины, а потом… внезапно развернувшись… ударил Сергиоса сверху! – Князь Лисей резко крутанулся и пробил тонкой рукой воздух, будто проколов невидимого противника шпагой.

– Неглупо, – согласился наследник.

– А потом… Кожан вытер плащом свой окровавленный меч. – Вещий князь указал на тяжелый и чудовищно длинный клинок ореславской ковки, зажатый в мертвой руке Кожана.

Бросился к лавке, схватил смятый греческий плащ, быстро развернул…

– Так я и думал. Пятна характерные: узкие кровавые полосы расходятся лучами в стороны, звездообразно… Кровь не просочилась из раны… Он правда вытер клинок, Даня.

– Довольно глупая идея: вытирать кровь собственным плащом, – усмехнулся наследник.

– Не забывай, что это плащ Неро! Наверное, Кожан сообразил, что греческий плащ на месте преступления скорее запутает следствие…

– Однако… Как можно видеть, Кожаня плоховато протер лезвие, – заметил Зверко. – Весь клинок в кровище.

– Наверное, это уже другая кровь. Кожан дрался еще с кем-то, уже после смерти Сергиоса, – неуверенно произнес Лисей. Он помолчал немного, потом обернул растерянное лицо: – Может быть… убив Сергиоса на лестнице, Кожан снова спустился в камеру, и здесь… Плескун спровоцировал его на самоубийство? Охранник прянул на собственный меч?

– Ага, – кивнул наследник. – А перед этим сам себе ссадил бровь и вырвал половину бороды. Смешно.

– Значит, Кожана успел ударить Сергиос. Еще на лестнице! И вырвать клок волос из бороды. Видишь, у Сергиоса тоже меч в крови! Все-таки была схватка!

– Предлагаю другой вариант, – серьезно сказал наследник. – Итак, Кожан внезапно и подло ударил Сергиоса на лестнице. Но после этого сознание Кожана резко прояснилось. Чары почти развеялись, это бывает. Смерть союзника-грека отрезвила моего мужичка, и он ужаснулся. Кинулся обратно в камеру, чтобы честно захомутать Плескуна обратно. А Плескун-то уже освобожден от кандалов! Ведь глупый Кожаня собственноручно обрубил цепи еще до убийства Сергиоса… И вот, вбегая в камеру, Кожаня… напарывается на удар мечом!

– Каким мечом? – иронично поинтересовался Лисей. – Откуда у Плескуна меч?

– От верблюда! – Зверко блеснул желтым взглядом. – От мертвого Сергиоса. Смотри: после удара бедолага Сергиос скатился вниз по лестнице к самому порогу камеры. Скатился вместе с собственным мечом, который так и остался в ножнах на поясе! Плескун этот меч выхватил – и всадил в Кожана. Понял идею?

– То есть… мертвое тело скатилось под ноги Плескуну раньше, чем Кожан опомнился и спустился по темной лестнице! – выдохнул потрясенный князь. – Плескун встретил Кожана во всеоружии… А потом карлик вложил меч, обагренный кровью Кожана, – обратно в мертвую руку Сергиоса!

Князь сжал кулаки и возбужденно прошелся взад-вперед вдоль стены. Резко обернулся:

– Коварный старик! Неужели так тонко рассчитал алгоритм действий?!

– Одного не пойму, – вздохнул Зверко. – Зачем Плескуну хитрить? Зачем вкладывать меч в руку Сергиоса, как будто это Сергиос убил Кожана? К чему эта инсценировка? Пачкать железки в крови, вкладывать в руки мертвякам… Почему не убежал сразу, не теряя времени?

– Потому что он профессионал, – серьезно сказал князь. – Мастер наваждений. Он просто не умеет иначе. Это страсть, мания…

– Он мудрил не от хорошей жизни. – Зверко мотнул головой. – Плескун что-то скрывал. Почему-то гномик не хочет, чтобы мы знали, как все было на самом деле…

– А все из-за того, что горбуну развязали рот… – поморщился вещий князь. – Напрасно Кожан снял с него повязку. Лучше бы пленник просидел весь день голодным…

Он рассеянно подошел к плошке, по-прежнему стоящей в углу. Пожал плечами:

– М-да… Плескун даже не притронулся. Как только ему развязали рот, он стал говорить! Сразу начал свою атаку…

Наследник Зверко, сидевший на лавке у противоположной стены, нехотя поднял голову:

– Что там такое?

– В смысле?

– Ну, в плошке. Что там?

– Еда.

– Я понимаю. Что именно?

– Какая разница. – Алексиос раздраженно всплеснул руками. – Каша или щи, откуда я знаю. Бурда какая-то…

– Ну так посмотри, – тихо сказал Данила. – Раз уж ты там стоишь…

Высокий князь Лисей Вещий поморщился, нагнулся и взял плошку в руки.

Взял – и замер…

– Что?! – Зверко вскочил на ноги. Лисей не ответил. Так и не разогнувшись, стоит и держит миску с тюремным завтраком.

– По меньшей мере жареные скорпионы. Или драконье сало, – раздраженно пробормотал Зверко, подступая на шаг. – Ну скажи наконец! Что за еда-то?!

Кажется, князь Лисей немного оттаял. Глаза загадочно блеснули.

– Милый Даня… – прошептал он. – Не важно, какая именно еда. Важно, что она… теплая.

– Теплая?! – Наследник прыгнул вперед, выхватил миску, поспешно погрузил пальцы в темноватое месиво… – Точно. Даже остыть не успела.

– Хе-хе, – произнес князь, медленно закладывая руки за спину. – Эту миску не могли принести пять часов назад… Кто-то четвертый был здесь совсем недавно. И принес еду раньше установленного срока!

– Не Плескун, не Сергиос, не Кожаня… – пробормотал Зверко, машинально облизывая жирные пальцы.

Теперь понятно, зачем Плескун хитрил. Он… скрывал от нас Четвертого.

– Точнее – Четвертую, – поправил Зверко с прежней странной улыбкой.

– Не понял?..

– Девка. Подружка твоего катафракта. Князь Лисей прищелкнул пальцами:

– Ну вот. Не обошлось-таки без бабы.

* * *

Тупик, снова тупик. Яркие черные брови, носик явно крупноват, быстрые испуганные глазки в густых ресницах. Даже здесь, на Руси, среди доброй тысячи светловолосых женщин юный катафракт Кириллос Мегаллос ухитрился найти себе маленькую, крепкую, широкобедрую и плоскогрудую брюнеточку, похожую на поджарую кошку, обитающую в теплом приморском городе. И правда ведь, на гречанку похожа. На амфору: широкий расплывшийся низ, тесная детская талия, тонкие ручки. Откуда в Залесье такие гены? В десятом-то веке?

– Итак, ты отрицаешь, что приходила сюда вторично?! – в очередной раз спрашивает князь Лисей. И медленно думает: тупик, тупик. Глупышка ни при чем.

Глупышка в ужасе косится на темные каменеющие трупы, дрожит и мямлит нечленораздельное. Ее возлюбленный, измыленный, взбудораженный Кирюша, топчется сзади, пыхтит, роняет вздохи и капли холодного пота:

– Высокий князь… Она была со мной все утро… Она не могла… Такая милая, честная девушка!

– Все, все, хватит, – морщится наследник Зверко. Вяло оборачивается к князю: – Деваха совсем никакая. Пробка. Не думаю, что эта дурища приходила освободить Плескуна. Ты что, не видишь, что они с твоим красавцем Кирюшей все утро ласкались где-нибудь в наспех обустроенном шалашике. До потери пульса Как машинки Зингера.

– Тогда кто? – Вещий Лисей чуть зубами не скрипнул с досады. – Кто принес плошку с едой? Мираж? Фантом? Сам Чурила Пленкович в женском обличье?

Досадливо покосился на подозреваемых:

– Вы еще здесь, дети мои? Ступайте, ступайте. Прирожденные убийцы…

Детки, шалея от ужаса, обламываясь на крутых ступеньках, бросились на выход.

* * *

– Итак, метод «шерше ля фам» не сработал, – сказал князь. – Кто же Четвертый? И почему Сергиос впустил его в башню? Может быть, Сварог все-таки запустил какого-нибудь фантома? Моего двойника?

Наследник Зверко молча слушал.

– Четвертый вошел с миской каши. – Лисей запрокинул задумчивое лицо к потолку. – Он не стал убивать Сергиоса сразу, на лестнице. Иначе расплескал бы всю баланду из миски – а этого, как мы видим, не произошло. Убийца спустился в подземелье к Плескуну. Сергиос запер за ним дверь…

– После этого Четвертый бросился на бедного Кожана и замочил матерого бандита с волшебной легкостью, – тихо сказал Зверко. – С одного удара.

– А потом Четвертый разрубил Плескуну цепь… Нет, сначала развязал ему рот…

– Ага. И вот тут-то Плескун посоветовал Четвертому оттащить тело Кожана в дальний угол. Чтобы твой Сергиос его не заметил, выпуская Четвертого из камеры. Кровавые полосы на полу видны от двери?

– Нет.

– Ну вот. Четвертый постучал в дверь камеры. Сергиос спустился со своего поста наверху лестницы. Выпустил Четвертого…

– И уважительно пропустил его вверх по лестнице.

– Точно так. Четвертый поднимался первым. На середине лестницы развернулся и – хоп. Сверху вниз под ключицу. А дальше все просто: отстегнул ключ с пояса Сергиоса. Отпер камеру. Разрубил цепь. Плескун вскочил и потребовал подтащить труп Кожана обратно к порогу – чтобы создать иллюзию схватки охранников. Потом вынул оба меча из ножен убитых охранников и испачкал их в крови. Вложил мечи в руки убитых. И – деру.

– Неувязочка выходит, – помолчав, вздохнул Данила. – Первую тарелку с едой принесла девица, еще утром. Вторую тарелку принес Четвертый. Вопрос: почему на полу только одна тарелка?

– Ну, здесь все просто, – быстро ответил князь. – Плескун взял вторую плошку с собой, чтобы замести следы Четвертого. Но тут он сделал ошибку. Схватил пустую миску.

– Конечно! Кому охота засовывать себе за пазуху целую тарелку горячей каши, – хмыкнул Зверко.

– Вот именно. Плескун не учел, что еда в оставшейся плошке не успеет остыть к нашему приходу.

– М-да… Плескун изо всех сил старался, чтобы скрыть от нас присутствие Четвертого. Видимо, этот Четвертый – очень интересная личность. Все-таки придется оцеплять местность. Только искать надо не маленького старичка с бородой. А большого рослого дядьку с мечом на поясе и с плошкой за пазухой.

– И с большим мешком на плечах…

– Мешком? Почему мешком?

– А где, по-твоему, он спрячет Плескуна?

* * *

Ужасно тесный коридор. Слава Богу, скорей бы на свежий воздух… Лисею казалось, будто он уже чувствует особую тошнотворную сладость разложения в затхлом воздухе подземелья. Теперь трупы остались внизу. Князь и наследник Зверко медленно, тяжело поднимались наверх по высоким ступеням, невидимым во мраке. Зверко вслух подсчитывал, сколько людей нужно поставить в копье, чтобы перекрыть тропинки и реки вокруг Глыбозера.

Тесный, тесный коридор, думал князь Лисей. В темноте легко оступиться – загремишь так, что только кости собирай. Плечами отираешь стены, голову приходится пригибать…

– Стоп, – вдруг сказал он. – Данька, погоди.

– Что?..

– Постой. Представь, что ты – Четвертый.

– Угу. Очень смешно. Тогда ты – Сварог.

– Да нет, ты не понял. Предлагаю следственный эксперимент. Ты – Четвертый, а я – Сергиос. Я пропустил тебя вперед и поднимаюсь чуть позади. Ты хочешь ударить меня мечом. Сделай это.

– Я-то сделаю, ты ж знаешь, – усмехнулся в темноте Данилин голос. – Только Руту жалко. Плакать будет.

– Ничего-ничего. Давай, дерзай. Ударь меня своим знаменитым мечом.

Зверко медленно потянул клинок из ножен, веско болтавшихся за спиной. Тук. Рукоятка уперлась в потолок.

– Не торопись, – сказал князь Лисей. – Присядь на ступеньки.

Он присел, извлек. Мутная струя металла чуть заметно пробелела в темноте, упираясь острием в потолок.

– Да. Ты прав. Рушится наша версия, – кивнул наконец Данила. – Особо мечом не повертишь в такой тесной норе. Как у негра в кишечнике. Даже если вытаскивать не из-за спины, а из обычных ножен, которые на поясе, – ни хрена не получится.

Они сидели на ступеньках, один пониже другого.

– Получается, что подлого удара на лестнице быть не могло, – вздохнул князь. – Не хватает места, чтобы вытащить клинок из ножен. А заранее, еще в камере, Четвертый не мог обнажить меча – это вызвало бы законное удивление Сергиоса. С какой стати Четвертый вышагивает ему навстречу с обнаженным мечом…

– Обидно. – Зверко сплюнул. – Рушится наша версия.

Тут… вещий мудрый князь Лисей вздрагивает. Молча выскваживает свой короткий греческий меч и протягивает Даньке.

Пауза.

Разные мысли звенят в голове наследника. Он молчит и смотрит в упор на смутно дрожащий перед глазами базиликанский клинок.

– Ты был прав, – грустно говорит князь Лисей. – Четвертый – грек. Я скажу тебе больше. Он всадник. Потому что только всадники носят укороченный меч на поясе. Более длинный меч – боевой – пристегивается отдельно перед походом. К седлу. А обычно всадники носят в отличие от пешцов более легкий и удобный рыцарский гладий – вот такой, как у меня.

– Гм. Не так уж много у нас на Руси коротких мечей, – хрипло сказал наследник. – Не кинжалов, а именно мечей. Круг поиска существенно сужается, князь Алеша.

– Сужается предельно. Подозреваемых можно практически перечесть по пальцам. К сожалению, у меня осталось не так мало живых всадников.

– Тем более таких, которых беспрекословно слушался бы старый добрый катафракт Сергиос…

– Неро. Все-таки Неро, – простонал князь Лисей.