Текст книги "22 июня – 9 мая. Великая Отечественная война"

Алексей Исаев, Артем Драбкин
22 июня – 9 мая. Великая Отечественная война

ВРЕМЯ ТИТАНОВ

В российской истории Великая Отечественная война 1941–1945 годов навсегда останется временем титанов. Те люди, что отстояли свободу и независимость нашей Родины, были титанами, пусть даже они не осознавали себя таковыми. Большое, как известно, видится на расстоянии, и сейчас, спустя семь десятилетий, мы можем по достоинству оценить подвиг своих отцов, дедов и прадедов. Тем не менее нам трудно представить реалии столкновения миллионных армий индустриальной эпохи, когда развитие военных технологий достигло невиданных ранее высот, а их применение на поле боя – колоссальных масштабов. В начале XXI века, несмотря на продолжающийся прогресс в разработке средств разрушения, вооруженные конфликты, к счастью, носят ограниченный характер. Бойцы и командиры Красной Армии, напротив, жили в условиях постоянной смертельной опасности, когда гибель боевых товарищей превращалась в обыденность. Никто не мог считать себя в абсолютной безопасности – ни генерал, ни рядовой, поскольку смерть могла подстерегать везде и в любую минуту.

Устрашающие удары с воздуха даже по тыловым железнодорожным станциям, прилетавшие, казалось, из ниоткуда тяжелые артиллерийские снаряды, неожиданные взрывы установленных противником мин и «сюрпризов». Снайперы, ставшие «притчей во языцех» современных локальных войн, в боях Великой Отечественной были лишь одним из многих факторов, и далеко не самым значимым. Пуля, выпущенная из снайперской винтовки, терялась в ряду опасностей, где-то далеко за 100-килограммовыми снарядами тяжелых мортир и 500-килограммовыми авиабомбами. В гигантских сражениях на окружение мог попасть в «котел» и сгинуть бесследно и старый вояка с передовой, и штабист, и интендант, и военный строитель.

Великая Отечественная война продолжалась три года, десять месяцев, шестнадцать дней, двадцать часов и одну минуту. Или, по-другому, 46,5 месяца; 202,42 недели; 1418 дней; 34 032 часа; 2 041 920 минут. Однако на фронте состояние постоянной смертельной опасности продолжалось, казалось, бесконечно, поскольку война с германским Вермахтом – сильнейшей армией мира, не была одномоментным, краткосрочным усилием воли, на которое способен практически каждый человек, а требовала длительной мобилизации всех физических и психологических сил на грани и за гранью возможного. Битва с немецкой военной машиной вновь и вновь заставляла преодолевать нечеловеческую усталость во имя новых боев, штурмов, рытья окопов и изматывающих пеших маршей. Подавляющее большинство солдат Великой Отечественной –это не танкисты и летчики, а пехотинцы, и гибли они гораздо чаще, чем представители других родов войск.

Многодневные марши становились неотъемлемой частью жизни бойцов. Иногда по грунтовым дорогам и бездорожью им приходилось проходить до шестидесяти-семидесяти километров в день. При этом кроме оружия пехотинцы должны были нести на себе шинель в скатке, вещмешок, противогаз, каску, саперную лопатку, полевую сумку и три-четыре подсумка с патронами. Несмотря на страшную усталость, даже в краткие периоды затишья между боями времени на сон у красноармейцев почти не оставалось – к рассвету нужно было успеть отрыть окопы, чтобы укрыться от града раскаленных осколков и свинцового ливня пулеметных трасс.

Именно рядовые бойцы и младшие командиры Красной Армии вынесли на своих плечах основной груз войны с гитлеровской Германией, разгромили казавшийся непобедимым Вермахт и взяли штурмом немецкую столицу. Однако нельзя сказать, что титанам Нового времени повезло с описанием их подвигов. Как удачно заметил еще в 1920-х годах советский историк М.Н. Покровский: «История – это политика, опрокинутая в прошлое». В СССР Великая Отечественная война стала частью государственной идеологии, что неизбежно привело к определенной «лубочности» в ее описании. Уже 17 июля 1941 года, менее чем через месяц после немецкого вторжения, Генеральный штаб направил в действующую армию группы офицеров с целью изучения опыта первых отгремевших боев с Вермахтом. Очень быстро написание истории войны разделилось на два направления. С одной стороны, успехи советского оружия на фронте становились средством пропаганды, вселявшим уверенность в Победе. С другой – критический анализ прошедших боевых действий позволял в дальнейшем не повторять допущенных ранее ошибок, искать новые приемы и методы борьбы с врагом. Исходя из своих задач, первая категория литературы оказалась известна всем – брошюрки с пропагандистской версией событий должны были быть доступны каждому гражданину Советского Союза. Вторая категория, напротив, оставалась доступной лишь узкому кругу военных профессионалов и публиковалась под грифом секретности.

В послевоенные годы, помимо пропагандистских целей, на облик широкодоступных работ, посвященных событиям 1941–1945 годов, большое влияние стали оказывать «полководческие» амбиции тех ее участников, кто в тот период занимал высокий пост в советской партийно-государственной иерархии. В угоду власть предержащим историки искусственно возвеличивали или же, наоборот, виртуозно затеняли те или иные события, что, естественно, не лучшим образом сказывалось на достоверности и объективности публикуемых книг и статей. К примеру, далеко не самый удачный эпизод Великой Отечественной – танковый контрудар под Прохоровкой превратился в переломный момент Курской битвы, поскольку советский лидер Н.С. Хрущев был членом Военного совета фронта на этом направлении, а значение одной из, безусловно, героических и заслуживающих внимания, но все же вполне рядовых страниц войны – обороны Малой Земли под Новороссийском было чересчур преувеличено, потому что армейским политработником, в воинском звании полковника, там воевал будущий Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И. Брежнев. По этому поводу в народе родились даже грустные анекдоты, в которых один ветеран войны говорил другому: «Пока я защищал Малую Землю, ты отсиживался в Сталинграде» или: «Что такое Великая Отечественная война? – Локальный эпизод сражения на Малой Земле». В брежневскую «Эпоху застоя», когда министром обороны СССР стал маршал А.А. Гречко, страна также довольно много узнала о Битве за Кавказ. В 1942–1943 годах новый глава военного ведомства командовал армиями, которые сражались под Туапсе и Краснодаром. В итоге шеститомная «История Великой Отечественной войны Советского Союза: 1941–1945», вышедшая в период пребывания у власти Хрущева, и двенадцатитомная «История второй мировой войны 1939–1945 гг.», увидевшая свет при его преемнике Брежневе, получились крайне идеологизированными, «лакированными» и неполными работами.

В советской исторической литературе умолчания и пропуски присутствовали в освещении всех периодов Великой Отечественной войны, различались, пожалуй, только причины появления этих «белых пятен». Так, период поражений 1941–1942 годов был описан лучше, чем вторая половина войны, из-за большего общественного интереса к нему. Если, рассказывая о периоде поражений, советские историки стремились «спрятать» некоторые из них, то при освещении победных для Красной Армии 1944–1945 годов предметом умолчания становились упущенные возможности и локальные успехи противника. Начисто из официальной летописи военных лет была вырвана одна из самых напряженных и кровопролитных страниц – многомесячное позиционное сражение за Ржев с основными силами немецкой группы армий «Центр» в 1942–1943 годах. Поэтому строчки знаменитого стихотворения Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом» после прочтения оставляли странное чувство. С одной стороны, Ржев интуитивно воспринимался как фронтовой город, но с другой – у подавляющего большинства советских граждан отсутствовали сведения о сколько-нибудь заметных боевых действиях, связанных с ним. На долгие годы скрыв Ржевскую битву от посторонних глаз, советские историки допустили непростительную ошибку как по отношению к людям, которые в ней участвовали, так и в отношении истории войны в целом.

Объективность, по крайней мере на уровне исторических знаний советского времени, сохраняли лишь недоступные для широкого круга читателей исследования и сборники документов, закрытые грифами «Секретно» и «ДСП» – «Для служебного пользования». Например, изданный в конце 1950-х годов четырехтомник «Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», богатый статистическими материалами и нелицеприятными оценками тех или иных решений командиров и командующих. Книги, подобные «Операциям…», были ориентированы на преподавателей и слушателей военных академий – будущих полководцев, которым требовалась максимально достоверная история побед и поражений Красной Армии. Они во многом опережали свое время и по стилистике близки к современным историческим исследованиям. Обычно закрытые работы не были перегружены «руководящей и направляющей ролью партии» и вполне достоверно описывали развитие событий в сражениях. Однако преимущественно учебные функции существенно снижали ценность этих книг как исторических работ. В первую очередь это касается практически полного забвения темы понесенных советскими войсками потерь. Между тем потери являются важнейшим критерием оценки интенсивности боевых действий, подготовки войск и правильности принятых командованием решений.

Другим серьезным минусом «грифованных» исторических работ является описание действий Вермахта, поскольку, как правило, оно основывалось исключительно на данных советской разведки, с неизбежными в боевой обстановке пропусками и промахами. Кроме того, до сих пор одной из проблем изучения начального периода войны остается плохая сохранность документов Красной Армии. О реальных подвигах наших пехотинцев, артиллеристов и танкистов зачастую приходится узнавать из немецких «кригстагебухов» (журналов боевых действий) и «гешихтов» (историй соединений). Однако в советское время обмену информацией на международном уровне, между бывшими противниками, препятствовала холодная война, между Советским Союзом и западным миром. При этом на Западе по каждой немецкой дивизии вышла книга с описанием ее боевого пути, зачастую написанная на основе архивных материалов. Западная историческая литература в СССР и советские закрытые работы за рубежом использовались специалистами по военной истории, но в крайне ограниченных объемах.

Закрытые грифами секретности военно-исторические исследования о Великой Отечественной были жизненно необходимой подпиткой для открытой, пусть и ориентированной на пропаганду литературы. К тому же эти книги писали те, кто не понаслышке знал о войне: встретивший 22 июня 1941 года под Брестом бывший начальник штаба 4-й армии Западного фронта генерал-полковник Л.М. Сандалов, бывший начальник штаба 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майор М.Д. Грецов и другие опытные штабисты Красной Армии. Однако закрытость секретных и ДСПшных работ сыграла с ними и их авторами злую шутку, поскольку лишала общественного внимания и контроля. Это привело к тому, что в «эпоху застоя» ведение закрытых исследований по истории войны оказалось практически свернуто. Так, издание «Сборников боевых документов Великой Отечественной войны» было приостановлено на томе, рассказывающем о событиях октября 1941 года на Брянском фронте. В условиях закрытости архивов продолжение публикации этих сборников могло бы дать серьезный импульс научным исследованиям.

После распада Советского Союза наряду с кассовыми фантастическими боевиками и дамскими романами отечественные читатели познакомились с еще одним популярным на западном книжном рынке жанром – разоблачением исторических «мифов». Под удар попали как прославленные военачальники, начиная с Маршала Победы Георгия Жукова, так и «народные герои» Александр Матросов и 3оя Космодемьянская. Однако наиболее ярким представителем этого направления стал «Ледокол» и другие книги, написанные под псевдонимом Виктор Суворов сбежавшим в Великобританию в разгар холодной войны, советским военным разведчиком В.Б. Резуном. Их основная идея заключается в том, что катастрофа 22 июня 1941 года произошла из-за того, что Сталин планировал захват европейских государств с целью установления в них коммунистического режима и Гитлер всего лишь на две-три недели упредил агрессию Красной Армии. После информационного вакуума советских лет и намеренного замалчивания трагедии первого периода войны теории, подобные изложенным на страницах книг Суворова, пустили глубокие корни в сознании читающей публики. Хотя на самом деле произведения бывшего разведчика и его последователей, сделавших себе имя на книгах со скандальными названиями и не менее скандальным содержанием, не что иное, как занимательные и талантливо выполненные мистификации. Все до единого «доказательства», на которые ссылаются авторы этих «исследований», при ближайшем рассмотрении похожи на карточные домики, рассыпающиеся от легкого прикосновения ветра.

Если в СССР существовали препятствия для работы с основными архивными документами по истории Великой Отечественной, хранящимися в Центральном архиве Министерства обороны в подмосковном Подольске, то сегодня, когда они практически устранены, движение исторической науки вперед становится все заметнее. Появился целый ряд книг о Курской битве, в которых детально описываются боевые действия одного из ключевых сражений Второй мировой войны, настоящая история которого до сих пор известна немногим. В нашей стране и даже на Западе о боях на Курском выступе судят обычно по мемуарам советских военачальников, «приглаженным» в соответствии с официальной версией. Однако ранее засекреченные документы, ставшие доступными для исследователей в последние годы, проливают свет на истинную картину героических и страшных боев жаркого лета 1943 года. Вязьма, Сталинград, Харьков, Севастополь, Керчь, Битва за Германию и взятие Берлина – все больше крупных сражений получили достойное современного уровня исторического знания освещение. Несколько лет назад в сети Интернет Министерством обороны были размещены электронные базы данных «Мемориал» и «Подвиг народа», содержащие информацию о советских воинах, погибших, умерших и пропавших без вести в годы войны, а также информацию о наградах участников боевых действий.

Вместе с тем реальные события времени титанов во многом продолжают оставаться «Неизвестной войной», в описании которой правда густо переплетена с вымыслом, а настоящие подвиги – с пропагандистскими выдумками. Регулярно история войны искажается в кино– и телефильмах, в том числе снятых на государственные средства и демонстрируемых в «прайм-тайм» по государственному телевидению, вроде эпических картин Никиты Михалкова «Предстояние» и «Цитадель», скандального фильма «Сволочи» и популярного у зрителей сериала «Штрафбат». В подобных лентах Красная Армия представляется в виде стада слабоумных солдат, уничтожаемого заградотрядами, звероподобными особистами и генералами. Свои на экране оказываются страшнее чужих – немцев. Если предположить, что у советских военачальников не было никакой моральной ответственности за доверенные им жизни, беречь людей имело смысл, исходя хотя бы из чисто практических соображений. Если дивизия, армия, фронт понесут большие потери сегодня, то с кем воевать завтра, освобождать новые города, получать ордена и расти по карьерной лестнице? Не делают погоды на общем фоне унылых и бессмысленных картин современного отечественного кинематографа о войне даже такие несомненные творческие удачи, как «Звезда», «В августе 44-го…» и «Брестская крепость».

Тягостное впечатление производят также поощряемые на правительственном уровне манипуляции с историческими фактами и использование наработок гитлеровской пропаганды в странах Европы и некоторых бывших советских республиках, ставших независимыми государствами. В 2009 году парламентская ассамблея ОБСЕ – Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе – приняла специальную резолюцию, в которой Третий рейх и Советский Союз в равной степени обвинялись в развязывании Второй мировой войны. Однако не СССР бомбил Великобританию, Францию, Бельгию, Норвегию, Голландию, Польшу, Югославию, Грецию и другие государства, захватив пол-Европы, построил в покоренных странах концентрационные лагеря, где, по новейшим подсчетам, погибло около 7,5 миллиона человек. Показательными выглядят печально знаменитая кампания по демонтажу памятника Воину-освободителю в Таллине, шествия ветеранов латвийских формирований войск СС, установка в Латвии и Эстонии монументов эсэсовским карателям. Очевидно, что это прямой путь не к ревизии обстоятельств вхождения Прибалтики в состав Советского Союза в 1940 году, а к ревизии победы над Гитлером в 45-м.

* * *

Книга, которую вы держите в руках, – это не просто летопись сражений, решавших судьбу Великой Отечественной войны, а первая на сегодняшний день попытка написать деидеологизированную, объективную и честную историю военных лет, по-новому взглянуть на, казалось бы, хорошо известные события и представить всю грандиозную панораму 1941–1945 годов во всем ее подлинном трагизме и величии. Благодаря приказу министра обороны Российской Федерации № 181 от 8 мая 2007 года о рассекречивании документов Красной Армии и Военно-Морского Флота периода войны авторы получили возможность ознакомиться с целым рядом ценнейших архивных материалов, ранее не доступных для историков. Сопоставление советских данных с боевой документаций Вермахта, хранящейся в немецких и американских архивах, позволило создать целостную картину беспримерного в человеческой истории военного противостояния, унесшего десятки миллионов жизней и надолго определившего судьбы мира, в котором наша Родина смогла выстоять и одержать Великую Победу.

НА ПУТИ К ВОЙНЕ

История договора между Советским Союзом и Третьим рейхом, известного под названием пакт Молотова-Риббентропа, началась за несколько лет до даты его подписания – 23 августа 1939 года.

16 марта 1935 года, спустя два года после прихода к власти Гитлера, в Германии был принят «Закон о создании вооружённых сил» – «Gesetzüber den Aufbau der Wehrmacht». Исторически словом «Вермахт» (Wehr – «оружие, оборона, сопротивление» и Macht – «сила, мощь; власть, влияние», «войско») в немецкоязычных государствах обозначались вооружённые силы любой страны. Вермахт Третьего рейха состоял из сухопутных войск (Heer), военно-морского флота (Kriegsmarine) и военно-воздушных сил (Luftwaffe), во главе которых стояли соответствующие органы управления – Верховные командования.

Церемониальный марш войск Вермахта в Компьене во время подписания Францией капитуляции. 22 июня 1940 г. В центре – исторический железнодорожный вагон, в котором было подписано первое Компьенское перемирие, зафиксировавшее поражение Германии в Первой мировой войне

Пакт Молотова-Риббентропа

Немецкие войска вступают в Париж. 14 июня 1940 г.

В сентябре 1935 года в районе Киева свои масштабные маневры проводила Рабоче-Крестьянская Красная Армия. На учениях советских войск присутствовали британская, французская и чехословацкая делегации. Несмотря на целый ряд скептических отзывов иностранцев (особенно о тактике красноармейцев), в целом РККА произвела на них благоприятное впечатление. Советский Союз демонстрировал своим новым союзникам ценность своей армии в качестве силы для поддержания стабильности на европейском континенте. Появилась возможность на фоне усиления Германии создать коалицию противостоящих ей государств, испугать повторением сценария Первой мировой войны, когда она была вынуждена вести войну на два фронта. Поэтому взгляд французских и чехословацких руководителей обратился в сторону Советского Союза, в результате чего был заключен договор о взаимопомощи между СССР, Францией и Чехословакией.

Политическая обстановка в Европе начала накаляться весной 1938 года. В ночь на 12 марта на территорию Австрии были введены немецкие войска, но объединение – аншлюс двух государств – прошло без эксцессов. Австриец Йозеф Виммер вспоминал: «Ввод немецких войск прошел спокойно. Тогда в стране была колоссальная безработица, и с приходом немцев мы надеялись получить работу». Вторая по величине немецкоговорящая страна и «малая родина» Гитлера фактически стала одной из земель Германии и, что самое главное, источником солдат и офицеров для германских вооруженных сил. Так, 45-я пехотная дивизия Вермахта (45. Infanterie-Division), первой вошедшая в Варшаву в сентябре 1939 года и в Париж в июне 40-го, а через год штурмовавшая советскую Брестскую крепость, была переформирована из 4-й венской дивизии австрийской армии.

Британцы всерьез опасались Большой войны. Первые бомбы с немецких дирижаблей упали на Лондон еще в разгар Первой мировой в 1916 году. За двадцать лет техника воздушных ударов шагнула далеко вперед, и все это время в Великобритании нагнеталась истерия относительно их эффективности. Действительно, ужасными возможные бомбардировки делало химическое оружие. В 1934 году Уинстон Черчилль оценивал потери от первых десяти дней бомбардировок Лондона и окрестностей в 30-40 тысяч человек. Будущего британского премьер-министра и министра обороны уж точно трудно назвать трусом и паникером. Подсчеты 1936 года показывали, что за те же десять дней погибнут 150 тысяч лондонцев. В этой ситуации готовность противовоздушной обороны Туманного Альбиона приобретала важнейшее значение. Однако истребительная авиация Королевских ВВС пока еще была далека от идеала как количественно, так и качественно. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен все это знал и считал силовое решение возникшего в сентябре 1938 года Чехословацкого кризиса далеко не лучшим вариантом. Как сильный и энергичный политик, он также фактически подмял под себя французского премьера Эдуара Даладье. Политика Франции следовала в кильватере политики Великобритании. Французское общество, как и британское, находилось под влиянием тяжелых потерь в Первой мировой войне и без энтузиазма относилось к перспективе нового вооруженного противостояния в Европе.

Формальным поводом для конфликта Германии с Чехословакией послужили столкновения между так называемыми судетскими немцами и чехословацкими властями. Однако «воссоединение германской нации» было лишь лежащей на поверхности причиной интереса Гитлера к Судетам. Независимое и сильное в экономическом и военном отношениях чехословацкое государство серьезно беспокоило немецких стратегов, поскольку могло стать удобным плацдармом для бомбардировок южной части Германии. Подписанный в 1935 году договор между Францией, Чехословакией и СССР делал эту угрозу вполне реальной. Также Гитлера интересовал развитый военно-промышленный комплекс соседа. Поэтому на ниве политической немцы всячески раздували су-детский вопрос, а на ниве военной готовили план вторжения в Чехословакию, который получил кодовое наименование «Грюн» («Grün»). Идея этой операции была проста: максимальная концентрация германских вооруженных сил против Чехословакии и молниеносный разгром ее армии.

Немецкие полицейские маршируют по улице тирольского городка Имст во время аншлюса Австрии. 1938 г.

Исполинский символ достижений Советского Союза – самый большой в мире самолет АНТ-20 «Максим Горький» в сопровождении пары истребителей И-5 над Красной площадью во время парада. 7 ноября 1934 г.

Стремление сохранить мир любой ценой привело британского и французского премьеров Чемберлена и Даладье к шагам навстречу Гитлеру. В сентябре 1938 года они вместо союзнической поддержки в ультимативной форме убеждали правительство Эдварда Бенеша передать Судетскую область Германии. Однако страхи одних и планы других до поры до времени были скрыты от посторонних глаз. Впоследствии это привело к рождению теорий о «направлении агрессии на Восток» и многих других. Так или иначе, в публичной политике действовали заключенные ранее договоры. Обострение обстановки вокруг Чехословакии вызвало соответствующую реакцию. В Советском Союзе были отмобилизованы 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий. В боевую готовность была приведена авиация. Руководство СССР считало необходимым безукоризненно выполнять взятые на себя военные обязательства. Так, в 1914 году мобилизация Русской Императорской армии стала одним из знаковых событий, предшествовавших началу Первой мировой войны. Естественно, Сталин не знал, с каким багажом 28 сентября 1938 года в Мюнхен вылетел самолет с Чемберленом на борту. Багаж из страха бомбардировок и собственного тщеславия британского премьера представлял собой гремучую смесь. К тому же скоро ему предстояло идти на выборы. Государственный деятель, не добившийся разрешения кризисной ситуации, в мгновение ока мог стать «политическим трупом». Чемберлену было 68 лет, и второй шанс совершить что-то великое в международных делах ему вряд ли мог представиться.

В столице Баварии Гитлер с ходу заявил о необходимости немедленного разрешения возникшего кризиса. В противном случае немецкий лидер угрожал применить силу уже 1 октября. Чемберлена и его французского коллегу Даладье фюрер элементарно переиграл. Ни советская, ни чехословацкая делегации на встрече не присутствовали. Фактически Чехословакия была отдана за обещание Гитлера остановить на воссоединении с судетскими немцами экспансию Германии. При этом был создан опасный прецедент – свои претензии на этнически неоднородные чехословацкие территории последовательно предъявили Польша и Венгрия. Оказавшись в международной изоляции, чехи были вынуждены уступить. Также объявила о своей независимости Словакия. Однако хуже всего было то, что в результате Мюнхенского соглашения чешская армия потеряла свои пограничные укрепления. Без них соотношение сил войск Чехии и Германии не давало никакого шанса на удержание своей территории. Финалом стало поглощение Третьим рейхом оставшегося от Чехословакии «огрызка» в марте 1939 года.

Бункер чехословацкой линии укреплений в Судетах, так называемой линии Бенеша. 1938 г.

Рукопожатие польского маршала Эдварда Рыдз-Смиглы и немецкого военного атташе генерал-майора Богислава фон Штудница на параде «Дня независимости» в Варшаве 11 ноября 1938 г. Парад особо привязывался к захвату Войском Польским месяцем ранее чешской Тешинской Силезии

Сейчас Мюнхенское соглашение на Западе достаточно объективно оценивается как провал дипломатии и политики Великобритании и Франции, лишь в некоторой степени оправдываемый соображениями военного свойства. Более того, в западном политическом лексиконе слово «Мюнхен» стало именем нарицательным, синонимом капитуляции и провала. Уже в ходе Второй мировой войны выяснилось, что возможности немецких вооруженных сил были сильно переоценены. Люфтваффе в сентябре 1938 года не обладали той мощью, которую гитлеровским ВВС приписывали в Лондоне. Цифра потерь в 160 тысяч человек погибших в результате бомбардировок не была превышена даже за пять лет войны Великобритании с Третьим рейхом. С другой стороны, Мюнхенский сговор дал британцам лишний год на подготовку к войне. Благодаря этому к лету 1940 года, когда началась легендарная Битва за Британию, противовоздушная оборона Туманного Альбиона стала для немецких летчиков «крепким орешком».

Однако помимо преимущества с оттягиванием войны и образовавшейся в связи с этим паузой на перевооружение Мюнхен принес политические и военные убытки. Во-первых, военный и экономический потенциал Чехословакии фактически был подарен Гитлеру. Во-вторых, фюрер укрепился в своем мнении о политиках демократических стран как «червяках». В-третьих, следствием мартовских событий 1939 года стал вопрос о «косвенной агрессии», ставший одним из камней преткновения на будущих переговорах с Москвой. Наконец последнее и самое главное с точки зрения истории пакта Молотова-Риббентропа – в глазах советского руководства доверие к Великобритании и Франции как к потенциальным союзникам СССР оказалось серьезно подорвано.

События марта 1938 года, знаменовавшие собой провал политики Чемберлена в Мюнхене, заставили принять срочные меры. 31 марта свои односторонние гарантии Польше дала Великобритания, несколько позже к ним присоединилась Франция. 13 и 14 апреля такие же односторонние гарантии были даны Турции, Греции и Румынии. Формулировка была вида: «Французское правительство будет считать себя обязанным немедленно оказать ему (правительству страны. – Прим. авт.) всю помощь, которая в его силах». Уже 14 апреля советскому полномочному представителю в Лондоне И.В. Майскому британским министром иностранных дел Галифаксом было прямо сказано: «Не считало ли бы Советское правительство возможным дать, как это сделали Англия и Франция в отношении Греции и Румынии, одновременную гарантию Польше и Румынии». Почти идентичное предложение в Париже получил полпред Я.З. Суриц. Формулировка, правда, была немного иная. Французы предлагали договориться о том, что «в случае, если бы Франция оказалась в состоянии войны с Германией вследствие помощи, которую она предоставила бы Польше или Румынии, СССР оказал бы ей немедленную помощь и поддержку».

Премьер-министр Великобритании в 1937-1940 годах Невилл Чемберлен (1869-1940). Он был младшим братом в семье и всю жизнь мечтал сделать что-то исключительное, превосходящее достижения других Чемберленов. Очередной политический кризис в Европе был для британского премьера как нельзя кстати

Советский нарком иностранных дел В.М. Молотов на приеме у Адольфа Гитлера в рейхсканцелярии. 13 ноября 1940 года. В качестве переводчика выступает немецкий дипломат Густав Хильгер. На заднем плане – немецкий дипломат Вальтер Хевель (слева) и начальник штаба Верховного главнокомандования Вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель (справа)

Помимо обращения к советским полпредам на следующий день, 15 апреля, последовал демарш посла Великобритании в Москве. Посол Сидс встретился с Литвиновым и прямо задал вопрос: «Согласно ли Советское правительство сделать публичное заявление?» Так СССР недвусмысленно предложили присоединиться к гарантиям на случай агрессии Третьего рейха. В ответ 17 апреля было сформулировано советское предложение о заключении договора. Подписание многосторонних политических, а тем более военных союзов было на тот момент практически исключено. Поэтому наиболее реалистичным вариантом было соглашение между ведущими европейскими державами с предоставлением гарантий осколкам рухнувших империй и другим государствам. Союзников устраивали декларации, а Советский Союз хотел формального договора. Более того, Сталин в первую очередь был заинтересован в гарантиях Прибалтике. В Латвии, Литве и Эстонии проживало немало этнических немцев, и советское руководство не исключало развития событий по чехословацкой модели марта 1939 года – капитуляции государства под угрозой применения военной силы. Такой сценарий получил наименование «косвенной агрессии». Ввод немецких войск в прибалтийские страны привел бы к образованию опасного для Советского Союза плацдарма в двух шагах от Ленинграда, создавая угрозу не просто «колыбели революции», а важному центру военной промышленности и возможности захвата морских «ворот» СССР. В отличие от прямого военного вторжения подобная «косвенная агрессия» требовала выверенных и точных формулировок договора о взаимопомощи.