Текст книги "22 июня – 9 мая. Великая Отечественная война"

За первыми ударами Люфтваффе, рассчитанными на внезапность, последовали новые налеты. Аэродром Адамы 23-го истребительного авиаполка в течение первого дня войны подвергся семи авиаударам, аэродром Чунев 28-го истребительного авиаполка – шести. Наиболее тяжелые потери в первый день войны понесла авиация Западного фронта. Было потеряно 738 самолетов, из них 528 на земле. Потери в воздухе распределялись следующим образом: 133 были сбиты вражескими истребителями, 18 – зенитками, а 53 не вернулись с боевого задания. Только истребители 2-го воздушного флота Люфтваффе заявили об уничтожении в воздушных боях 180 краснозвездных машин всех типов. В конце дня командующий ВВС Западного фронта И.И. Копец лично облетел на истребителе многие аэродромы вверенных ему авиадивизий. Увидев своими глазами разбитые и обугленные остовы истребителей, выщербленные после потерь в воздухе ряды бомбардировщиков, генерал после приземления застрелился. Вполне вероятно, что если бы он сам себя не приговорил к «высшей мере», то мог оказаться на скамье подсудимых. Вместо Копца эта судьба постигла одного из его бывших подчиненных. Командира наиболее мощной 9-й смешанной авиадивизии ставшего Западным фронтом Западного особого военного округа генерал-майора С.А. Черных обвинили в преступном бездействии, арестовали и по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР расстреляли. Выдвинутые на высокие командные должности перед самой войной, пройдя за два-три года путь от лейтенантских кубарей до генеральских звезд, Копец, Черных и другие, безусловно, талантливые летчики, оказались не готовы к управлению крупными авиационными соединениями.

Всего в первый день войны ВВС Красной Армии потеряли 336 крылатых машин в воздухе и 800 на земле. В свою очередь «сталинские соколы» уничтожили 78 немецких самолетов и повредили 89.

Меньше всего от налетов на аэродромы 22 июня пострадала советская дальнебомбардировочная авиация. Ее базы были довольно далеко от границы и ударам с воздуха в первый день войны не подвергались. Первые налеты последовали только 23 июня. Поэтому первая половина дня в соединениях дальнебомбардировочной авиации прошла спокойно. Советские стратегические бомбардировщики получили приказы во второй половине дня. Еще до войны были намечены цели на территории Польши, Германии и Румынии. В середине дня некоторые авиаполки поднялись в воздух и взяли курс на Запад. 1-й дальнебомбардировочный авиакорпус бомбил Кенигсберг и Тильзит. Были также поставлены задачи по уничтожению вторгнувшегося на территорию СССР противника. Неповоротливые бомбардировщики ДБ-3Ф летали на эти задания днем без прикрытия истребителей. Вечером 22 июня состоялся первый в Великой Отечественной войне ночной налет советской авиации. 53-й дальнебомбардировочный авиаполк атаковал порт в Кенигсберге. Подсветив цели светящимися бомбами, летчики сбросили свой смертоносный груз, вызвав несколько пожаров на земле.

Воздушное сражение 22 июня 1941 года сразу охватило большую территорию, немецкие истребительные и бомбардировочные эскадры проникали глубоко в тыловые районы особых округов. Налеты Люфтваффе на аэродромы стали частью многодневной операции по уничтожению ВВС западных округов. Большая часть потерь советских самолетов пришлась именно на первый день войны.

Советская авиация не была разгромлена в первые минуты войны. Большинство аэродромов выдержали и отбили первый удар. Но следовавшие постоянно одна за другой бомбардировки авиаполки уже не выдерживали: техники не успевали готовить машины к вылетам, не хватало заправщиков и боеприпасов. После четырех-шести налетов многие авиачасти оказались практически уничтожены. На многих запасных аэродромах велись ремонтные работы. Их взлетные полосы были перекопаны и заставлены техникой. Поэтому сменить разбомбленный немцами аэродром на запасной советские пилоты не могли. 22 июня 1941 года в Белоруссии было потеряно 700 самолетов, что составляло почти половину авиации фронта; на Украине советская авиация утратила около 300 самолетов – почти одну шестую своего состава, в Прибалтике – около сотни самолетов, то есть одну десятую часть.

КОПЕЦ Иван Иванович (1908-1941) – советский военачальник, командующий Военно-воздушными силами Западного Особого военного округа, генерал-майор, Герой Советского Союза. В 1929 г. окончил Качинскую военную авиационную школу пилотов. Летчик-истребитель, затем командир авиационной группы в войсках республиканской Испании во время Гражданской войны 1936-1939 гг. На истребителе И-15 сбил шесть самолетов франкистов (2 лично и 4 в группе), награжден орденом Красного Знамени, удостоен звания Героя Советского Союза. Во время Советско-финской войны 1939-1940 гг. был командующим ВВС 8-й армии, действовавшей на наиболее важном участке фронта. Лично участвовал в боевых вылетах, за что был удостоен второго ордена Ленина и звания комдива.

«Нам объявили что началася война…»

«Родина-мать зовет!» – советский плакат, ставший главным художественным образом, который в сознании миллионов граждан бывшего СССР ассоциируется с началом Великой Отечественной войны. Автор плаката художник И.М. Тоидзе (1902-1965).

«22 июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война…» Слова этой легендарной песни знакомы многим. Противовоздушную оборону столицы Советской Украины обеспечивала 36-я авиационная дивизия. В 4 часа утра 22 июня 1941 года она была приведена в боевую готовность. В 7 часов 15 минут около двух десятков немецких самолетов с двух тысяч метров нанесли удар по Киевскому аэродрому. Поднятая по тревоге эскадрилья попыталась догнать быстро уходившие на запад бомбардировщики Люфтваффе, но не смогла это сделать – на И-16 догнать He-111 образца 1941 года было непростой задачей. Один из летчиков так увлекся преследованием противника, что был вынужден совершить вынужденную посадку из-за выработки горючего. Боевых потерь в воздухе и на аэродроме в первый день войны 36-я авиадивизия не понесла.

Взрывы немецких бомб не испугали киевлян – они подумали, что на окраинах военные проводят учения. Актер Н.Л. Дупак вспоминал: «В субботу я что-то читал и перечитывал – лег спать поздно и проснулся от стрельбы. Я выхожу на балкон, из соседнего номера тоже выходит мужчина: «Шо це таке?» – «Да це мабуть маневры Киевского военного округа». Только он это сказал и вдруг метрах, может быть, в 100 самолет со свастикой разворачивается и идет бомбить мост через Днепр <…> Сосед побледнел: «Что-то не похоже на маневры». Однако никакой паники в первый день войны в Киеве не было. Житель города Р. Долинский вспоминал: «На 17 часов того воскресного дня намечались торжества по поводу открытия крупнейшего в СССР Центрального республиканского стадиона. Его построили по проекту молодого архитектора Михаила Гречины. А после этого должен был состояться футбольный матч между командами «Динамо» (Киев) и Центрального дома Красной Армии (Москва). Но вдруг по радио объявили, что проданные на него билеты будут действительны сразу после скорого окончания молниеносной войны». 22 июня в Киеве начали осуществлять плановые мероприятия по отключению горячей воды и очистке водопроводных сетей. В цирке свою новую программу представлял популярный джазовый оркестр под управлением «белого Армстронга» – Эдди Рознера. Продолжал свои гастроли Московский театр Сатиры, спектакли которого – «Мелкие козыри» и «Неравный брак» – прошли с полным аншлагом. В кинотеатрах крутили музыкальные фильмы «Фронтовые подруги», «Песня о любви» и «Музыкальная история». В кинотеатре «Коммунар» шел фильм режиссера И.М. Анненского «Пятый океан» – о советских летчиках, мечтавших о мирном небе, но попавших на войну.

Несомненно, что начало войны стало шоком для высшего руководства СССР. Маршал Г.К. Жуков впоследствии вспоминал: «Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление. Мы тут же просили И.В. Сталина дать войскам приказ немедля организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику. «Подождем возвращения Молотова», – ответил он. Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов: «Германское правительство объявило нам войну». И.В. Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза». Однако уже через несколько минут люди, сидевшие в сталинском кабинете, начинают принимать решения и отдавать распоряжения, необходимые для перестройки всей жизни страны на «военные рельсы». Впереди еще будет осознание случившегося, кризис государственного управления, связанный со сложным и непредсказуемым характером войны, и последовавшие решения по созданию новых чрезвычайных органов власти. Потребовалось какое-то время, чтобы создать Ставку Верховного Главнокомандования и Государственный Комитет Обороны, способные эффективно контролировать управление страной в условиях войны. Но уже в первый день Сталин издал указы: «О мобилизации военнообязанных», «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения», «О военном положении», «Об утверждении положения о военных трибуналах».

К исходу 22 июня стало окончательно ясно, что начавшиеся боевые действия – это не провокация и не пограничный конфликт, а та самая Большая война, которую так боялись.

Однако масштабов происходящего еще не осознавали ни в военных округах, ни в Москве. Никто, включая самого Сталина, не имел полной картины событий. Для советских людей неожиданностью стал не сам факт войны с Германией, а то, как и когда она началась. Хотя войну ждали, но предшествующего войнам явного, заметного каждому политического кризиса, такого, как летом 1914 года перед Первой мировой, не было. Более того, сообщение ТАСС от 14 июня об отсутствии у Гитлера агрессивных планов подействовало на большую часть населения СССР расслабляюще. Именно поэтому выступление по радио в полдень 22 июня второго человека в стране – заместителя председателя Совета народных комиссаров В.М. Молотова, в котором тот объявил о нападении Германии, стало для всех тяжелейшим ударом. Свою речь Молотов закончил ставшими легендарными словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

При всей неожиданности, которой стала для советского народа речь Молотова, СССР – во всяком случае, значительная часть его гражданского населения – продолжал жить в довоенной эпохе, еще не успев осознать, что эта эпоха безвозвратно закончилась. Находившийся на гастролях в Минске Московский Художественный академический театр имени Горького в полдень 22 июня давал очередной спектакль – комедию «Школа злословия» по пьесе Ричарда Шеридана. Зрители этого спектакля были одними из немногих, кто в Советском Союзе не слышал обращения Молотова. После антракта на сцену вышел человек в военной форме и, сообщив о начале войны, предложил военнообязанным направиться в свои военкоматы. Прочие остались в зале, спектакль продолжился и закончился, как обычно. Вечером мхатовцы играли еще один спектакль. Никто из актеров и публики еще не знал, что через несколько дней на улицы белорусской столицы войдут немецкие танки.

ПРОТИВНИКИ И СОЮЗНИКИ

22 июня 1941 года Вторая Мировая война перешла на новый виток – к Третьему Рейху, начавшему «крестовый поход против большевизма», присоединились войска: на Севере – Финляндии (две армии и флот в Балтийском море); на участке группы армий «Юг» – Румынии (две армии и флот в Черном море), Венгрии и Словакии – по одному подвижному корпусу, Италии – 20 июля прибыл подвижный корпус, Испании – 1 августа прибыл пехотный легион (15 тысяч добровольцев). Болгария, хотя и не объявила войну СССР, прикрывала авиацией немецкие и румынские морские конвои. Япония под прикрытием пакта о ненападении с СССР вдвое усилила Квантунскую армию, готовясь в случае быстрой победы Третьего рейха атаковать советский Дальний Восток в первой декаде сентября. Однако 9 августа японская Ставка от плана нападать в 41-м отказалась.

Советский Союз также нашел новых союзников: Великобритания согласилась вести совместные действия, 30 июля с британских авианосцев были проведены налеты на германские базы в Заполярье, а эмигрантские правительства Польши и Чехословакии в Лондоне дали согласие на формирование в СССР польской и чехословацкой армий.

Встреча премьер-министра польского правительства в изгнании В. Сикорского в Куйбышеве. 1941 год

Впоследствии дата 22 июня 1941 года для многих советских людей стала символом крушения надежд на ускоряющееся улучшение жизни, спокойный мирный труд, продолжение учебы, хороший урожай. Однако пока в стране царили шапкозакидательские настроения, поскольку население было убеждено пропагандой, что СССР превосходит Третий рейх в военно-техническом плане. Первая реакция была гневной: «Теперь-то мы немцам покажем!» В Ленинграде в очереди за газетами кто-то говорил: «Теперь все будем бомбить не как в Финляндии, и жилые кварталы, пусть пролетариат заговорит, поймет, на что идет». Поэтесса Юлия Друнина вспоминала: «Когда началась война, я ни на минуту не сомневалась, что враг будет молниеносно разгромлен, больше всего боялась, что это произойдет без моего участия, что я не успею попасть на фронт». Подобные настроения были характерны для большинства молодых патриотов, воспитанных на «победоносных» фильмах, таких, к примеру, как «Глубокий рейд» и «Если завтра война», вышедших на экраны в 1938 году, литературных произведениях, вроде изданной в 39-м невиданным для того времени полумиллионным тиражом первой отечественной книги в жанре военной фантастики – повести Николая Шпанова «Первый удар», и массированной пропагандой, утверждавшей, что «врага будем бить на его территории» и одержим победу «малой кровью, могучим ударом». Организационно-инструкторский отдел управления кадров ЦК ВКП(б) сообщал, что «мобилизация проходит организованно, в соответствии с намеченными планами. Настроение у мобилизованных бодрое и уверенное <…> поступает большое количество заявлений о зачислении в ряды Красной Армии <…> Имеется много фактов, когда девушки просятся на фронт <…> митинги на фабриках и заводах, в колхозах и учреждениях проходят с большим патриотическим подъемом».

Аналогичные настроения царили и по другую сторону советско-германского фронта. Солдат 3-й горноегерской дивизии (3. Gebirgs-Division) Зигфрид Эрт вспоминал: «Мы думали, что война быстро закончится. После наших успехов во Франции, в Польше, Дании, на Крите мы были уверены, что она долго не продлится». Старшее поколение русских и немцев, в отличие от молодежи помнившее Первую мировую войну, особой эйфории от начала новой Большой войны не испытывало. Стрелок-радист бомбардировщика He-111 Клаус Фрицше вспоминал: «Отец мне сказал <…>: «Считай, что мы войну проиграли…» Его увлечением был сбор данных по численному составу и вооружению Красной Армии, и он знал, что говорил».

Митинг на Ленинградском заводе им. Кирова о начале войны

22 июня советские люди привычно принялись готовиться к длительным лишениям. После обращения Молотова в магазинах и на рынках выросли огромные очереди. Люди скупали соль, спички, мыло, сахар, другие продукты питания и товары первой необходимости. Многие забирали свои сбережения из сберегательных касс и пытались обналичить облигации государственных займов. Москвич Н.И. Обрыньба вспоминал: «Кинулись в магазин, по улицам бежали люди, покупая все, что есть в магазинах, но на нашу долю ничего не осталось, были лишь наборы ассорти, мы купили пять коробок и вернулись домой». Другой житель столицы, В.А. Орлов, писал в своих мемуарах: «Прослушав Молотова и не дождавшись хотя бы какой-либо сводки о положении на границе, мы задумались: что надо делать? Мать сказала: «Немедленно за продуктами, я знаю, сейчас начнется паника, и надо запастись, так, на всякий случай!» Впрочем, весь предшествовавший опыт говорил: запасайся! Мама сразу подсчитала деньги, а их было, как всегда, немного, и я пошел купить муки, какой-то крупы и соли. Вот большой гастроном № 2 на углу Арбата и Смоленской площади, где мы в основном делали покупки. Вхожу в бакалейный отдел. Обычно в нем мало покупателей, а сейчас уже огромная очередь. Значит, все кинулись в магазины запастись на неопределенное будущее. А ведь и часа не прошло! Встал в хвост. Народ все прибывает и прибывает. Довольно просторное помещение набивается до отказа. Я оказываюсь уже посередине очереди. Берут все и помногу, некоторые покупатели набирают столько, сколько могут унести. Сдержанный шум, говорят вполголоса, в основном молчат. Вышел заведующий и с укоризной произнес: «Ну что вы паникуете? Товара много, стыдно все хватать, идите домой, всем все достанется, продуктов много, запасы большие» и т.д. Очередь не откликается, никто не уходит. Словам не верят.

Простояв минут 40, покупаю 2 или 3 пачки соли и 3-4 кг муки, немного крупы, больше нет денег. Возвращаюсь домой и – к «тарелке». Передают указы о мобилизации и различные приказы, в промежутке музыка, все те же бодрые марши. По-прежнему ни слова, что на границе».

* * *

Итогом первого дня Великой Отечественной войны стал документ Генерального штаба Красной Армии, вошедший в историю как Директива № 3. Отсутствие сплошного фронта и слабость разведки не позволили командованию ставших фронтами особых военных округов правильно оценить немецкие силы вторжения. Ответом Москвы на бодрые доклады штабов фронтов вечером 22 июня как раз и стала Директива № 3, в которой Западному и Северо-Западному фронтам предписывалось срезать Сувалкский выступ, окружая нацеленный на Минск танковый клин, а Юго-Западный фронт должен был «концентрическими ударам в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин». В реальности фронт на направлениях главных ударов Вермахта был прорван, в глубь советской территории двигались ничем не сдерживаемые танковые клинья, а очаговую оборону укрепленных районов и приграничных дивизий добивали пехотные соединения немцев. Ни приказы на приведение в боевую готовность, ни отказ от запретов «поддаваться на провокации» не меняли соотношения сил – 40 дивизий против 100. Еще Наполеон Бонапарт говорил, что «большие батальоны всегда правы». 22 июня 1941 года «большие батальоны» были на стороне стратегов Вермахта.

Однако, добившись внезапности нападения, немцы не смогли сразу же уничтожить крупные силы Красной Армии. Первый день войны стал «разминкой» перед вводом в бой основных сил обеих противоборствующих сторон в Приграничном сражении. Масштабные танковые битвы, самоубийственные прорывы отчаявшихся людей через немецкие заслоны, интенсивная воздушная война – все это было еще впереди.

ПРИГРАНИЧНОЕ СРАЖЕНИЕ

В первый день Великой Отечественной войны клинья немецких танковых групп вонзились в территорию Советского Союза на глубину несколько десятков километров каждый, устремляясь по самым кратчайшим расстояниям из выступов в районе Сувалок, Бреста и Сокаль на крупнейшие советские города – Ленинград, Киев, Минск. Война с Третьим рейхом начала развиваться совсем не так, как планировали в штабах Красной Армии.

Пехотное подразделение Вермахта при поддержке полугусеничных бронетранспортеров SdKfz. 251 Ausf. C входит в горящее белорусское село. 26 июня 1941 г.

Сдача Гродно

Перед лицом сразу нескольких ударов противника показался командующий Западным фронтом генерал Д.Г. Павлов. Вермахт атаковал от Бреста вдоль шоссе на Минск, от Гродно к Белостоку и даже Белостокский выступ с фронта. Оборона советских войск прикрытия границы стремительно рассыпалась. В докладе командующему фронтом генерал-лейтенанту В.И. Кузнецову пришлось сказать поистине страшные слова: «От 56-й стрелковой дивизии остался номер». Немного позднее Павлов вспоминал, что, когда Кузнецов произнес эту фразу, его голос дрогнул. От целой дивизии действительно осталось лишь несколько сотен человек, но они продолжали сражаться. Только 26 июня остатки 213-го стрелкового полка под командованием майора Т.Я. Яковлева форсировали Неман у селения Гожа и, двигаясь лесами в северо-восточном направлении, начали пробиваться к линии фронта.

23 июня под угрозой немецкого окружения войскам Западного фронта пришлось оставить Гродно. Решение сдать город существенно ухудшило условия, в которых 3-й армии Кузнецова пришлось сражаться в последующие дни. Кроме того, в Гродно были сосредоточены запасы боеприпасов, которые частью раздали войскам, частью взорвали. В итоге уже на следующий день, 24 июня, Кузнецов докладывал в штаб фронта, что «в частях создалось чрезвычайно тяжелое положение с боеприпасами». В свою очередь, в донесении разведывательного отдела немецкой 9-й армии прозвучали такие слова: «В Гродно захвачены большие трофеи оружия, боеприпасов и продовольствия».

Немецкие солдаты в первые дни войны в Гродно

ПАВЛОВ Дмитрий Григорьевич (1897-1941) – советский военачальник, генерал армии (1941), Герой Советского Союза (1937). В Первую мировую войну добровольцем ушел на фронт, дослужился до чина старшего унтер-офицера, но в 1916 г. был ранен и попал в немецкий плен. Гражданскую войну закончил в должности помощника командира кавалерийского полка Красной Армии. В 1936-1937 гг. во время войны в Испании сражался на стороне республиканского правительства, под псевдонимом «Генерал де Пабло» командовал танковой бригадой. С 1937 г. – начальник Автобронетанкового управления РККА. По тактико-техническому заданию Павлова создавался самый массовый средний танк Второй мировой войны – Т-34. В 1940 г. он был назначен командующим войсками Западного особого военного округа (будущего – Западного фронта). После разгрома в Приграничном сражении значительной части из вверенных под его начало сил 30 июня 1941 г. отстранен от командования и 4 июля арестован. 22 июля Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Павлова к смертной казни с конфискацией имущества и лишением воинского звания. В тот же день его расстреляли и захоронили на подмосковном полигоне НКВД. В 1957 г. Военная коллегия вынесла определение, по которому ее же собственный приговор был отменен «за отсутствием состава преступления», а Павлов посмертно восстановлен в звании генерала армии.

Солдаты Вермахта вступают в Гродно. Июнь 1941 г. На заднем плане – Бернардинский костел

Солдаты Вермахта проходят по улице белорусского города Гродно, захваченного в ночь на 23 июня 1941 г.