Текст книги "Рассказы о Шерлоке Холмсе. Король страха (сборник)"

Перед тем как осмотреть комнату, я допросил слуг, но ничего нового не узнал. Только Джейн Стюарт припомнила одну интересную деталь. Помните, что, услышав шум ссоры, горничная на какое-то время ушла и вернулась с другими слугами? Когда она в первый раз подошла к двери, хозяин и хозяйка разговаривали так тихо, что о том, что происходит за закрытой дверью, она поняла не по словам, а по интонациям. Когда я надавил на горничную, она вспомнила, что леди два раза произнесла имя Давид. Это крайне важно, поскольку может навести нас на причину ссоры. Если вы помните, полковника звали Джеймс.

В этом деле есть также обстоятельство, которое произвело огромное впечатление не только на слуг, но даже на полицейских. На лице полковника, судя по их описаниям, застыл непередаваемый жуткий страх. Ужас исказил его черты до неузнаваемости. Кое-кому при виде этой гримасы стало плохо. Совершенно ясно, что перед смертью Баркли понимал, что ждет его, это и напугало его до такой степени. Само собой, полиция посчитала, что полковника в такое состояние мог привести вид жены, идущей на него с дубинкой, что полностью укладывалось в их версию. Не смутило их и то, что рана была на затылке – Баркли пытался увернуться от удара. От самой леди узнать пока ничего невозможно, потому что после пережитого она находится в состоянии беспамятства, вызванного нервной лихорадкой.

От полицейских я узнал, что мисс Моррисон, с которой, как вы помните, в тот вечер миссис Баркли ходила в церковь, не имеет ни малейшего представления о том, что могло вызвать плохое настроение у ее спутницы после того, как они расстались.

Собрав все эти факты, я, Ватсон, выкурил несколько трубок, пытаясь понять, какие из них действительно важны для дела, а какие случайны. Не вызывает сомнения, что самое необычное в этом деле – исчезновение дверного ключа. В комнате обыскали все, но ключа так и не нашли. Следовательно, его оттуда унесли. Но ни полковник, ни его жена сделать этого не могли, в этом нет сомнений. Значит, в комнату входил еще кто-то, и сделать он это мог только через стеклянную дверь. Мне кажется, что внимательный осмотр самой комнаты и газона может навести на след этой загадочной личности. Вы знаете мои методы, Ватсон. Я применил их все и сумел найти следы, но совсем не те, что ожидал. В комнате побывал посторонний, он пересек газон со стороны дороги. Я нашел пять отчетливых следов его ног: один на самой дороге, в том месте, где он вскарабкался на невысокую ограду, два на газоне и два едва заметных следа на крашеных ступенях лестницы, ведущей к стеклянной двери, через которую он вошел в комнату. Через газон он бежал, это было понятно по тому, что отпечатки носков были намного глубже отпечатков каблуков. Но меня поразил не этот человек, а его спутник.

– Спутник?

Холмс достал из кармана большой лист папиросной бумаги и бережно разложил его у себя на коленях.

– Как вы думаете, что это? – спросил он.

На бумаге были нарисованы следы лап какого-то небольшого животного. Были видны пять подушечек, следы от длинных когтей. Весь отпечаток был размером с десертную ложку.

– Собака? – предположил я.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы собака лазила по гардинам? Я обнаружил следы этого существа и там.

– Обезьяна?

– На следы обезьяны это совершенно не похоже.

– Так что же это?

– Это не собака, не кошка, не обезьяна, и вообще не какое-либо знакомое нам существо. Я попытался вычислить его рост. Вот следы, оставленные животным, когда оно стояло неподвижно. Видите, от передних лап до задних не меньше пятнадцати дюймов. Прибавьте длину шеи и головы, и мы получим существо чуть меньше двух футов в длину… Если у него есть хвост, немного больше. Но теперь посмотрите на другие измерения. Животное двигалось, и мы знаем длину его шага. Каждая лапа перемещается примерно на три дюйма. Это указывает на то, что у него длинное тело с очень короткими лапами. Существо это не позаботилось о том, чтобы оставить для нас образец шерсти, но, в целом, внешний вид его должен быть примерно таким, как я вам обрисовал. Не забудьте о том, что оно к тому же умеет лазать по гардинам и это хищник.

– Как вы это определили?

– Именно потому, что оно вскарабкалось на гардину. На окне висела клетка с канарейкой, и, похоже, животное хотело до нее добраться.

– Так что же это за зверь?

– Эх, если бы я это знал… Я считаю, что это, возможно, какое-то животное из семейства куньих, родственник ласки или горностая… Только больше, чем те, которые мне приходилось видеть.

– Но какое оно имеет отношение к убийству?

– Это мне также пока не ясно. Но, как видите, нам уже известно многое. Мы знаем, что некто стоял на дороге и наблюдал за ссорой четы Баркли… Шторы были подняты, и в комнате горел свет. Мы определили, что неизвестный пересек газон, в сопровождении этого странного животного вошел в комнату, после чего либо ударил полковника, либо, что также вполне вероятно, полковник, увидев его, от страха упал и угодил затылком на угол каминной решетки. Наконец, нам известно и то, что незваный гость, уходя, зачем-то прихватил с собой ключ.

– Ваши наблюдения, похоже, только запутали дело, – сказал я.

– Полностью с вами согласен. Они показали, что здесь не все так просто, как предполагалось изначально. Я все тщательно взвесил и пришел к выводу, что за дело это нужно браться с другой стороны. Но, правда, Ватсон, я вас задерживаю, а все это можно будет рассказать и завтра по дороге в Олдершот.

– Нет уж, теперь я хочу дослушать все до конца.

– Мы точно знаем, что в полвосьмого, уходя из дому, миссис Баркли рассталась с мужем совершенно спокойно. По-моему, я уже упоминал, что она никогда не питала к нему особенно нежных чувств, но кучер слышал, что с полковником она разговаривала дружелюбно, они явно не были в ссоре. К тому же нам доподлинно известно, что сразу после возвращения леди направилась в ту комнату, где у нее было меньше всего шансов встретиться с супругом, попросила принести чаю, как сделала бы любая взволнованная женщина на ее месте, и, когда муж все же появился, накинулась на него с обвинениями. Из этого следует вывод, что между семью тридцатью и девятью произошло нечто такое, что полностью изменило ее отношение к нему. Однако все эти полтора часа рядом с ней находилась мисс Моррисон, следовательно, ей что-то известно, хоть она и утверждает обратное.

Вначале я предположил, что между этой юной леди и старым полковником могла быть связь романтического толка, о которой она призналась его жене. Это объяснило бы, почему миссис Баркли вернулась домой в таком настроении и почему мисс Моррисон утверждает, что ей ничего неизвестно. Да и с теми обрывками разговора за закрытой дверью, о которых мы знаем, это по большому счету не идет вразрез. Против этого говорит лишь тот факт, что упоминался некий Давид, да и о пылкой любви полковника к своей жене не следует забывать, не говоря уже о внезапном вторжении незнакомца, которое, разумеется, могло к тому, что там происходило, не иметь ровным счетом никакого отношения. Определиться было нелегко, но все же я больше был склонен думать, что между полковником и мисс Моррисон ничего не было, хотя все больше и больше убеждался в том, что девушка знает причину ссоры между миссис Баркли и ее мужем. Разумеется, я нанес визит мисс Моррисон и объяснил ей, почему я уверен, что ей что-то известно, добавив, что, если она будет упорствовать, ее подруга миссис Баркли окажется на скамье подсудимых по обвинению в убийстве.

Мисс Моррисон – миниатюрное неземное создание с робким взглядом и светлыми волосами, но в проницательности и здравом уме ей не откажешь. Выслушав меня, она на какое-то время задумалась, потом решительно повернулась ко мне и начала говорить. Сейчас я вам вкратце перескажу ее рассказ.

– Я обещала подруге ничего не рассказывать. Слово есть слово, – сказала мисс Моррисон. – Но раз уж ей грозит такое страшное обвинение, а сама она, бедняжка, пока защитить себя не может, думаю, что я имею право нарушить обещание. Я расскажу вам, что случилось в понедельник вечером.

Примерно без пятнадцати девять мы возвращались из церкви на Уотт-стрит. По пути нам нужно было пройти по Хадсон-стрит. Это очень темная и безлюдная улица, там есть всего один фонарь на левой стороне. Когда мы к нему подошли, я заметила, что нам навстречу идет мужчина. Он был сгорблен, мне показалось, что на одном плече у него висит какой-то ящик. Вообще он был похож на калеку, потому что голова у него была опущена очень низко, а ноги согнуты в коленях. Встретились мы с ним прямо под фонарем. Подняв голову, чтобы посмотреть на нас, он замер и страшным голосом воскликнул: «Господи, да это же Нэнси!» Миссис Баркли смертельно побледнела и непременно упала бы, если бы это ужасное существо не подхватило ее. Я хотела позвать полицию, но, к моему удивлению, она заговорила с этим человеком.

«Все эти тридцать лет я была уверена, что ты умер, Генри», – произнесла она дрожащим голосом. «Так оно и есть», – сказал он так, что мне стало жутко. У него было очень темное страшное лицо, сморщенное, как сухое яблоко, а глаза горели так, что я не забуду их до конца жизни. Волосы и бакенбарды у него были седые.

«Дорогая, отойдите немного, пожалуйста, – сказала мне миссис Баркли. – Я хочу поговорить с этим человеком. Бояться нечего».

Она старалась казаться бодрой, но по-прежнему была бледна как мел, и губы у нее дрожали так, что говорила она с трудом.

Я отошла, как она просила. Они несколько минут разговаривали, потом миссис Баркли направилась ко мне, а калека остался стоять под фонарем. Он размахивал кулаками так, словно обезумел от ярости.

Всю дорогу миссис Баркли молчала, лишь когда мы остановились у моей двери, взяла меня за руку и попросила дать слово, что я никому не расскажу о том, что произошло. «Это мой старый знакомый, которого я считала давно погибшим», – сказала она. Когда я пообещала хранить молчание, она поцеловала меня, мы попрощались, и больше я ее не видела. Я рассказала вам всю правду. От полиции я скрыла это только потому, что не понимала, какая опасность грозит бедной миссис Баркли. Я знаю, что ей же будет лучше, если все станет известно».

Вот рассказ мисс Моррисон, Ватсон, и для меня, как вы понимаете, это был луч света в кромешной темноте. Все, что раньше казалось бессвязным, тут же встало на свои места, я уже начал смутно представлять себе последовательность событий. Понятно, что теперь мне необходимо было найти человека, встреча с которым так потрясла миссис Баркли. Если он все еще находился в Олдершоте, сделать это было несложно. В городе живет не так много людей, поэтому калека наверняка привлек бы к себе внимание. На его поиски ушел день. Вечером (тем же вечером, Ватсон) я нашел его. Человека этого зовут Генри Вуд, он снимает комнату в доме на той самой улице, где его повстречали леди. Живет он там всего пять дней. Под видом сотрудника регистратуры я мило пошептался с его квартирной хозяйкой. Выяснилось, что Вуд – фокусник и артист. Вечерами он ходит по солдатским кабачкам и дает небольшие представления. В ящике он носит с собой какое-то существо, которого моя новая знакомая, похоже, жутко боится, потому что никогда такого животного не видела. Это все, что смогла рассказать квартирная хозяйка. Еще она добавила, что не может понять, как такой кривой человек вообще может жить, что иногда он разговаривает на каком-то непонятном языке и что последние две ночи он стонет и плачет у себя в комнате. Деньги у него есть, но, расплачиваясь за жилье, он, похоже, подсунул ей фальшивый флорин. Она показала его мне, Ватсон, и это оказалась индийская рупия.

Итак, мой дорогой друг, теперь вы знаете, как обстоят дела и почему мне нужна ваша помощь. Совершенно ясно, что когда дамы ушли, он последовал за ними на расстоянии, увидел через открытые окна ссору между мужем и женой, бросился к дому, а животное, которое он носит в ящике, убежало. В этом сомнений нет. Вуд – единственное существо в этом мире, которое может рассказать, что же произошло в той комнате.

– И вы хотите его об этом расспросить?

– Совершенно верно… но в присутствии свидетеля.

– И эта роль предоставляется мне.

– Конечно, если вы не против. Если Вуд все объяснит – прекрасно, если откажется – нам не останется ничего другого, кроме как потребовать, чтобы его задержали.

– Но почему вы уверены, что он все еще будет в городе, когда мы приедем?

– Будьте спокойны, об этом я позаботился. За ним наблюдает один из моих гаврошей с Бейкер-стрит. Он вцепится в Вуда, как клещ, и будет следовать за ним повсюду. Завтра на Хадсон-стрит мы с ним встретимся, Ватсон. Сейчас же я сам стану настоящим преступником, если задержу вас еще хоть на минуту.

В город, в котором разыгралась эта трагедия, мы прибыли в полдень, и Холмс сразу повел меня на Хадсон-стрит. Несмотря на то что мой друг старался казаться невозмутимым, я прекрасно видел, как он волнуется. Меня самого била мелкая дрожь от того наполовину охотничьего, наполовину интеллектуального азарта, который непременно охватывал меня, когда я участвовал в его расследованиях.

– Вот эта улица, – сказал Холмс, когда мы свернули в недлинный проезд, зажатый между двумя рядами простых кирпичных двухэтажных домов. – А вот и Симпсон.

– Он дома, мистер Холмс! – закричал маленький соглядатай, подбегая к нам.

– Молодец, Симпсон! – сказал Холмс и потрепал его по голове. – Идемте, Ватсон. Вот этот дом.

Он передал свою визитную карточку вместе с просьбой сообщить, что мы пришли по важному делу. Не прошло и минуты, как мы оказались лицом к лицу с человеком, которого хотели видеть. Несмотря на теплую погоду в маленькой комнате горел камин, поэтому здесь было жарко, как в печке. Человек, скрючившийся на стуле рядом с огнем, сидел в такой неестественной позе, что сразу стало понятно – перед нами калека. Но лицо, которое обратилось к нам, хоть и было изможденным и очень смуглым, еще сохраняло следы былой необыкновенной красоты. Он подозрительно покосился на нас, блеснув желтушными глазами, и молча указал в сторону двух стоящих у стены стульев.

– Мистер Генри Вуд из Индии, если не ошибаюсь, – любезно произнес Холмс. – Я к вам по делу о смерти полковника Баркли.

– С чего вы взяли, что я имею к этому отношение?

– Как раз в этом я и хотел бы разобраться. Понимаете ли, если все не выяснить, миссис Баркли, ваша старая знакомая, скорее всего будет осуждена за убийство.

Мужчина неожиданно резко вздрогнул.

– Я не знаю, кто вы такие, – вскричал он, – и откуда вам обо всем известно, но можете ли вы поклясться, что это правда?!

– Полиция лишь ждет, когда миссис Баркли придет в себя, чтобы арестовать ее.

– Боже мой! Так вы из полиции?

– Нет.

– Тогда какое вам до этого дело?

– Никто не должен оставаться в стороне, когда вершится правосудие.

– Поверьте моему слову, она невиновна.

– Значит, виновны вы?

– Нет.

– Кто тогда убил полковника Джеймса Баркли?

– Само Провидение покарало его. Только знайте, что если бы это я вышиб ему мозги, что я и собирался сделать, то он только получил бы по заслугам. Если бы он от страха не потерял сознание, его кровь скорее всего была бы на моих руках. Вы хотите, чтобы я рассказал вам все. Что ж, почему бы и нет, мне стыдиться нечего.

Вот как все было, сэр. Сейчас спина у меня кривая, как у верблюда, и все ребра стоят наперекосяк, но когда-то Генри Вуд был первым красавцем сто семнадцатого пехотного батальона. Мы тогда были в Индии, стояли лагерем у городка, который назовем Бхурти. Этот Баркли, который умер на днях, был сержантом, как и я, и первой красавицей нашего полка, да что там полка, самой красивой девушкой, которая когда-либо жила на этой земле, была Нэнси Дэвой, дочь сержанта-знаменщика. Ее любили двое мужчин, она любила одного. Сейчас вы только посмеетесь, глядя на это несчастное существо, скрюченное у огня, когда я скажу вам, что полюбила она меня, полюбила за красоту.

Но хоть сердце Нэнси и принадлежало мне, отец ее настаивал, чтобы она вышла замуж за Баркли. Я слыл бесшабашным, отчаянным парнем, он же имел образование, и его должны были произвести в офицеры. Но девушка была верна мне и все уже шло к тому, что она станет моей, но в это время началось восстание сипаев и вся страна превратилась в настоящий ад.

Нас окружили. Наш полк, половина артиллерийской батареи, группа сикхов, множество гражданских и женщин засели в Бхурти. Вокруг нас было десять тысяч повстанцев, и каждый из них готов был перерезать глотки нам всем. На вторую неделю осады у нас стала заканчиваться вода и возник вопрос, сможем ли мы связаться с колонной генерала Нила, которая продвигалась на север. Это был наш единственный шанс на спасение, поскольку надежды пробиться через окружение у нас не было, мы не могли бросить женщин и детей. Я вызвался прорваться через кольцо и сообщить генералу Нилу о нашем положении. Мое предложение приняли. Я обсудил план операции с сержантом Баркли, который знал те места лучше других. Он показал мне, как пробраться через фронт повстанцев. В тот же день ровно в десять часов я отправился в путь. От меня зависело спасение тысяч жизней, но только об одной из них я думал, когда спускался той ночью по городской стене.

Мой путь лежал вдоль русла пересохшей реки, мы надеялись, что там сторожевые отряды врага меня не заметят. Но, миновав первый же поворот, я натолкнулся на шестерых вооруженных людей, которые сидели в засаде, поджидая меня. Меня оглушили и связали по рукам и ногам. Удар был страшной силы. Но больше всего у меня болело сердце, потому что, когда я пришел в себя и прислушался к разговору повстанцев, моих познаний в их языке хватило на то, чтобы понять, что мой друг, тот самый, который указал мне дорогу, предал меня, передав врагам через своего слугу-индуса информацию о том, где я должен был проходить.

Что ж, долго об этом говорить я не буду. Вы уже поняли, на что был способен Джеймс Баркли. На следующий день Нил освободил Бхурти, но повстанцы, отступая, взяли меня с собой и прошло много лет, прежде чем я снова увидел лицо белого человека. Меня пытали, я бежал, меня поймали и снова пытали. Вы видите, до какого состояния меня довели. Я был в руках сипаев, которые бежали в Непал. Они добрались до Даржилинга, но там местные горцы перебили остатки частей повстанцев и взяли меня с собой. Я стал их рабом. Через какое-то время мне наконец удалось бежать, но вместо того, чтобы идти на север, мне пришлось углубиться на юг. Там я попал к афганцам. С ними я скитался много лет, пока наконец не вернулся в Пенджаб, где я жил среди туземцев и зарабатывал себе на жизнь, показывая разные фокусы, которым научился за эти годы. Какой смысл был мне, немощному калеке, возвращаться в Англию или обращаться к старым друзьям? Даже жажда мести не могла заставить меня сделать это. Пусть лучше Нэнси и все мои товарищи считают, что Генри Вуд погиб с прямой спиной, чем видят меня живым, но кривым, как обезьяна. Они были уверены, что я умер, и оживать я не хотел. До меня дошли слухи, что Баркли женился на Нэнси и что карьера его быстро пошла в гору, но даже это не вынудило меня заговорить.

Но… когда стареешь, тебя начинает тянуть домой. Многие годы я мечтал об английских зеленых полях и живых изгородях. Наконец я решил, что должен увидеть их снова, прежде чем лягу в могилу. Денег, которые я накопил, вполне хватило на поездку. Я решил поселиться именно в этом городе, потому что здесь много солдат, а я знаю, что они любят и как их можно развлечь, чтобы заработать себе на хлеб.

– Ваш рассказ необычайно интересен, – сказал Шерлок Холмс. – О том, как вы встретились с миссис Баркли и узнали друг друга, я уже знаю. В тот вечер вы последовали за ней и наблюдали через окно за ее ссорой с мужем. Безусловно, речь шла о вас. Потом вас переполнили чувства, вы побежали к дому через газон и ворвались в дом.

– Так и было, сэр. При виде меня лицо Баркли жутко перекосилось, он упал и ударился головой о каминную решетку. Да только умер он еще до того, как упал. Я видел смерть на его лице так же, как вижу сейчас вон ту надпись на камине. Мое появление для этого предателя был страшнее, чем пуля в сердце.

– А потом?

– Потом Нэнси потеряла сознание, я взял у нее из рук ключ, чтобы открыть дверь и позвать на помощь. Но в ту секунду мне показалось, что будет лучше оставить все как есть и убраться оттуда подобру-поздорову, потому что все выглядело так, будто это я приложил Баркли, и если меня схватят, моя тайна раскроется. Я так спешил, что сунул ключ в карман, и, пока ловил Тедди, который залез на гардину, потерял свою дубинку. Но я его быстро поймал, посадил в ящик и рванул оттуда что было духу.

– Тедди это кто?

Калека нагнулся и снял крышку с ящика, стоявшего в углу. В тот же миг из него выскользнул красивый красновато-коричневый зверек, худой и юркий. У него были лапы горностая, вытянутый тонкий нос и симпатичные красные глазки.

– Это мангуст! – вскрикнул я.

– Да, одни называют их мангустами, другие ихневмонами, – сказал Генри Вуд. – Но я их зову змееловами. Тедди так быстро справляется с коброй, глазом моргнуть не успеешь. У меня есть одна без ядовитых зубов. Когда мы выступаем в кабачках, Тедди ловит ее каждый вечер на потеху публике. Еще чем-нибудь я могу помочь вам, сэр?

– Что ж, возможно, нам придется еще раз обратиться к вам, если у миссис Баркли возникнут какие-либо действительно серьезные затруднения.

– Если такое произойдет, мне, конечно же, придется открыться.

– В противном случае, я думаю, нет смысла ворошить прошлое покойного, каким бы гнусным оно ни было. Возможно, вас утешит то, что последние тридцать лет он горько сожалел о своем поступке. Ага, вон по другой стороне улицы идет майор Мерфи. Прощайте, Вуд. Я хочу поинтересоваться, узнали ли они что-нибудь новое со вчерашнего дня.

Мы успели догнать майора, когда он еще не дошел до поворота.

– А, Холмс! – воскликнул он. – Вы уже слышали, что все это дело оказалось пшиком?

– Как так?

– Экспертиза установила, что причиной смерти стало кровоизлияние в мозг. Все очень просто.

– В самом деле, поразительно просто, – улыбнулся Холмс. – Пойдемте, Ватсон, похоже, мы в Олдершоте больше не нужны.

– Мне вот что непонятно, – сказал я Холмсу, когда мы подходили к вокзалу. – Если мужа зовут Джеймс, а Вуда – Генри, кто такой Давид?

– Знаете, Ватсон, если бы я был тем идеальным логиком, которым вы так любите изображать меня в своих рассказах, уже по одному этому слову я мог бы восстановить всю картину. Это имя было произнесено в качестве упрека.

– Упрека?

– Да. Царю Давиду тоже случалось сбиваться с пути истинного, и однажды он свернул на ту же дорогу, что и сержант Джеймс Баркли. Помните историю про Урию и Вирсавию? Боюсь, мое знание Библии оставляет желать лучшего, но, если мне не изменяет память, вы можете прочитать об этом в первой или второй книге Царств.