Текст книги "Рассказы о Шерлоке Холмсе. Король страха (сборник)"

– Пусть это напечатают как можно скорее, – сказал он. – По-моему, это очень неплохая идея.

Холмс бережно уложил листок между страницами своей записной книжки.

– А теперь, – сказал он, – мне кажется, нам стоит обойти весь дом и убедиться, что этот странный вор действительно ничего не унес.

Для начала Холмс обследовал взломанную дверь. Было видно, что в замочную скважину просунули кончик ножа или долото и с его помощью отвели назад язычок замка. На деревянной двери рядом с тем местом, куда просовывали острие, остались заметные следы.

– Двери на засов вы не запираете? – спросил Холмс.

– В этом никогда не было необходимости.

– Собаку держите?

– Держим, но она сидит на цепи с другой стороны дома.

– Когда ваши слуги ложатся спать?

– Около десяти.

– Насколько я понимаю, Вильям тоже ложился спать в это время.

– Да.

– Чрезвычайно важно, что в ту ночь он в это время не спал. Теперь я был бы очень рад, если бы вы, мистер Каннингем, провели нас по дому.

Выложенный каменными плитами коридор, ведущий в кухню, заканчивался деревянной лестницей на второй этаж здания. Она вела на площадку второй, более изящной лестницы, которая шла от парадной двери. На эту же площадку выходили двери гостиной и нескольких спален, включая спальни мистера Каннингема и его сына. Холмс шел по лестнице медленно, внимательно осматривая расположение комнат, лестниц и окон. По выражению его лица было видно, что он, что называется, идет по горячему следу, но я, хоть убей, не понимал, в каком направлении развиваются его мысли.

– Сэр, – несколько нетерпеливо сказал мистер Каннингем. – Я, конечно, знаю, что это необходимо. Но посмотрите. Это моя комната. Это комната сына. Неужели вы считаете, что мы бы не заметили, если бы вор поднялся сюда?

– Вот-вот, может, попробуете придумать другую версию? – поддержал отца мистер Алек и насмешливо посмотрел на Холмса.

– Я бы все же хотел, чтобы вы провели меня дальше. Мне еще нужно, например, посмотреть, куда выходят окна спален. Это, очевидно, комната вашего сына. – Холмс толкнул дверь. – А вон там, наверное, та самая туалетная, в которой он курил, когда поднялась тревога. В ней должно быть окно. Куда оно выходит? – Он прошел по спальне, открыл дверь в туалетную и осмотрелся.

– Надеюсь, теперь вы удовлетворены? – в сердцах бросил мистер Каннингем-старший.

– Благодарю вас. Я увидел все, что мне было нужно.

– В таком случае, если это так уж необходимо, пройдем теперь в мою комнату.

– Если вас это не затруднит.

Судья пожал плечами и направился к своей спальне, которая оказалась простой, ничем не примечательной комнатой с обычной, если не сказать скудной обстановкой. Когда мы всей компанией направились к окну, Холмс немного отстал и мы с ним оказались в конце группы. Рядом с кроватью стоял маленький столик с блюдом апельсинов и графином с водой. Когда мы проходили мимо, Холмс, к моему крайнему изумлению, на секунду преградил мне путь и явно намеренно сбил ногой эту милую композицию. Стекло, разумеется, разлетелось на тысячу осколков, а фрукты раскатились по всему полу.

– Ну вот, пожалуйста, Ватсон. Полюбуйтесь, что вы натворили, – совершенно спокойно сказал он и даже покачал головой. – Испортили такой хороший ковер.

Немного растерянно я наклонился и стал собирать фрукты, понимая, что мой друг по какой-то причине хочет, чтобы я взял вину на себя. Остальные тоже принялись выискивать по всем углам апельсины и ставить на место столик.

– Вот те раз! – вдруг воскликнул инспектор. – Куда он делся?

Холмс исчез.

– Подождите секунду, – сказал Алек Каннингем. – У этого типа, по-моему, не все в порядке с головой. Отец, пойдемте со мной, посмотрим, куда он направился.

Они поспешно вышли из комнаты, оставив нас с инспектором и полковником в полном недоумении.

– Честное слово, я, пожалуй, соглашусь с мистером Алеком, – протянул полицейский. – Может быть, это, конечно, последствия болезни, но сдается мне, что…

Его слова были прерваны внезапными криками:

– Помогите! Помогите! Убивают!

У меня внутри все похолодело: я узнал голос своего друга. Как безумный я выскочил на лестничную площадку. Призывы о помощи, которые теперь превратились в хриплые бессмысленные выкрики, доносились из той комнаты, куда мы зашли вначале. Я бросился туда и устремился к двери в туалетную.

Оба Каннингема склонились над лежащим на полу Шерлоком Холмсом. Алек вцепился обеими руками ему в горло, а Каннингем-старший, похоже, выкручивал запястье. Нам троим не составило труда оттащить их. Холмс вскочил на ноги. Он был очень бледен и крайне возбужден.

– Арестуйте этих людей, инспектор, – переводя дыхание, прохрипел он.

– По какому обвинению?

– По обвинению в убийстве их кучера, Вильяма Кервана.

Инспектор уставился на него немигающими глазами.

– Послушайте, мистер Холмс, – наконец заговорил он, – вы же не хотите сказать, что…

– Инспектор, да вы посмотрите на их лица! – оборвал его Холмс.

Никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы чье-то лицо столь красноречиво свидетельствовало о виновности. Старик стоял молча, словно оцепенев, густые брови его хмуро сдвинулись на переносице. Сын же его, напротив, отбросил свою самодовольную развязность и теперь посматривал на нас черными глазами, как дикий хищный зверь, загнанный в угол. Черты его лица, раньше казавшиеся красивыми, теперь были искажены до неузнаваемости. Инспектор, не говоря ни слова, подошел к двери и дунул в свисток. На зов явились два констебля.

– У меня нет выбора, мистер Каннингем, – сказал он. – Я очень надеюсь, что все это ужасная ошибка, но вы сами видите, что… Вы что? А ну бросьте! – Его рука мелькнула в воздухе, и на пол полетел револьвер, который Каннингем-младший выхватил из кармана, собираясь взвести курок.

– Возьмите револьвер, – хладнокровно сказал Холмс, ногой прижав оружие к полу. – На суде он пригодится. А вот то, что нам действительно нужно. – Он поднял небольшой измятый лист бумаги.

– Вторая часть письма! – с удивлением вскричал инспектор.

– Совершенно верно.

– Где вы это нашли?

– Там, где она и должна была находиться по моим расчетам. Думаю, настало время рассказать все по порядку. Полковник, вы с Ватсоном, пожалуй, можете вернуться к себе, я присоединюсь к вам через час, не больше. Нам с инспектором необходимо перекинуться парой слов с задержанными, но к обеду я буду обязательно.

Шерлок Холмс сдержал слово. Через час он присоединился к нам в курительной комнате полковника, но пришел не один. С ним явился маленький пожилой господин, которого мне представили как мистера Актона – это его дом был ограблен.

– Мне бы хотелось, чтобы мистер Актон присутствовал, когда я буду рассказывать, – пояснил Холмс. – Ему, конечно же, будет очень интересно узнать все в подробностях. Боюсь, полковник, вы уже пожалели о том, что пригласили к себе такого беспокойного гостя, как я.

– Напротив, – улыбнулся полковник. – Я считаю великой честью то, что у меня была возможность наблюдать за вашей работой. Хотя, должен признаться, ваши методы превзошли все мои ожидания и я все еще не понимаю, как вам удалось разрешить эту загадку. Я лично до сих пор ничего не понимаю.

– Боюсь, что мой рассказ вас разочарует. Но такая уж у меня привычка – ничего не скрывать о своих методах, ни от добрейшего доктора Ватсона, ни от кого бы то ни было другого, кому это действительно интересно. Но сначала… эта потасовка в туалетной Каннингема отняла у меня много сил. Если позволите, полковник, я налью себе вашего бренди. Я еще недостаточно окреп для переделок.

– Надеюсь, у вас больше не будет таких припадков?

Шерлок Холмс искренне рассмеялся.

– Об этом мы еще поговорим, – сказал он. – Я расскажу вам о ходе дела в той последовательности, в которой протекали события, чтобы показать, на чем строились мои умозаключения. Прошу вас, если что-либо покажется вам непонятным, задавайте вопросы.

В работе сыщика очень ценным является умение понимать, какие из фактов случайны, а какие имеют первостепенное значение. В противном случае ваша энергия и внимание рассеются вместо того, чтобы сосредоточиться на главном. В этом деле у меня с самого начала не было ни малейшего сомнения в том, что ключом к разгадке всей тайны является обрывок бумаги, который был зажат в руке убитого.

Прежде чем приступить к рассказу, я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что, если бы рассказ Алека Каннингема был точным, если бы, как он утверждал, убийца сразу после выстрела убежал, он не мог бы вырвать листок из руки убитого. Но если это сделал не преступник, это мог сделать только сам Алек Каннингем, поскольку к тому времени, когда старик спустился по лестнице, на улицу уже выбежали несколько слуг. Догадаться об этом было несложно, инспектор не сделал этого лишь потому, что ему в голову не могло прийти, что в убийстве замешаны эти местные столпы общества. Я же всегда соблюдаю принцип не делать исключений ни для кого и послушно следую за фактами. Поэтому уже с самого начала расследования роль Алека Каннингема в этом деле вызывала у меня особенный интерес.

Оторванный уголок бумаги, который показал нам инспектор, я изучил очень внимательно. Мне сразу стало понятно, что это часть весьма примечательного документа. Вот он. Вы не находите в нем ничего странного?

– Почерк какой-то необычный, – заметил полковник.

– Дорогой сэр! – вскричал Холмс. – Не может быть никакого сомнения в том, что это письмо написано двумя людьми. Они писали слова по очереди. Если посмотреть на ровные четкие «т» в словах «минут» и «узнать» и сравнить их со слабыми «т» в «одиннадцать» и «пять», вы сразу это поймете. Даже при беглом взгляде на эти слова видно, что «узнать» и «возможно» написаны более твердой и уверенной рукой, чем «что».

– Черт возьми! – удивился полковник. – А ведь это действительно так. Но зачем двум разным людям понадобилось писать одно письмо?

– Естественно, это делалось не ради забавы, а исходя из каких-то недобрых побуждений. Один из писавших не доверял второму и хотел, чтобы ответственность за то, что они задумали, была разделена между ними поровну. Кстати, мне совершенно очевидно, что тот, кто написал слова «часов» и «минут», был главарем.

– Как же вы это определили?

– Это понятно, если сравнить обе руки. Однако кроме догадок у нас имеются аргументы и посерьезнее. Если присмотреться к строчкам более внимательно, видно, что сильная рука писала, оставляя пропуски, чтобы слабая рука дописала свои слова позже. Иногда места не хватало, и, как видите, слабой руке пришлось зажать слова «сорок пять» между «в» и «минут», то есть часть письма уже была написана. Тот, кто написал первые слова, однозначно является организатором преступления.

– Превосходно! – вскричал мистер Актон.

– Но очень поверхностно, – откликнулся Холмс. – Мы наконец добрались до более важного пункта. Может быть, вы этого и не знаете, но эксперты-криминалисты умеют достаточно точно определять по почерку человека его возраст. В обычных случаях специалист может с большой долей вероятности определить возраст человека до десятилетия. Я говорю «в обычных случаях», потому что болезни и физическая слабость придают почерку старческие особенности, даже если писал человек молодой. В нашем случае, глядя на четкий почерк одного и небрежное (видите, буквы «и» и «н» почти не различаются), но все же более-менее разборчивое письмо другого, мы можем сказать, что один из писавших – человек молодой, а второй – в годах, хотя и не совсем еще дряхлый.

– Превосходно! – снова не удержался мистер Актон.

– Есть и еще один пункт, не такой очевидный, но еще более важный. Эти два почерка имеют сходные черты. Они принадлежат кровным родственникам. Вы в первую очередь заметите схожесть написания «а», но я вижу и множество других мелких признаков, говорящих о том же. Для меня фамильное родство авторов письма является очевидным. Я вам, естественно, рассказываю только о самых основных выводах, к которым я пришел, изучив письмо. Кроме них я сделал еще двадцать три наблюдения, которые будут интересны экспертам. Все вместе почти убедило меня в том, что письмо это было написано Каннингемами, отцом и сыном.

После этого мне, естественно, нужно было изучить все особенности преступления и понять, не могут ли они нам помочь. Я сходил с инспектором к дому Каннингемов и осмотрел там все. Вильям действительно умер от выстрела из револьвера, но стреляли в него с расстояния немного больше четырех ярдов, я это выяснил совершенно точно, когда осмотрел тело. Края отверстия от пули на его одежде не были обожжены, как это бывает, когда стреляют в упор. Следовательно, Алек Каннингем лгал, когда говорил, что видел, как двое мужчин боролись, когда раздался выстрел. К тому же и отец, и сын указывали одно и то же место, где убийца выбежал на дорогу. Но в том месте проходит довольно широкая канава, в которой на дне скапливается влага. Поскольку нигде рядом с канавой никаких отпечатков ног не обнаружилось, я понял не только то, что Каннингемы снова лгали, но и то, что никакого незнакомца в черном вообще не существовало.

Теперь мне нужно было определить мотив этого необычного преступления. Для этого в первую очередь необходимо было разобраться с грабежом, я имею в виду дом мистера Актона. Полковник как-то упомянул, что не так давно вы, мистер Актон, судились с Каннингемами. Разумеется, у меня сразу же зародилось подозрение, что это они проникли в вашу библиотеку, чтобы выкрасть какие-то важные для этой тяжбы документы.

– Наверняка, – сказал мистер Актон. – В их намерениях можно не сомневаться. У меня есть бумаги, доказывающие, что половина их земель принадлежит мне. Если бы документы эти хранились не в сейфе моего адвоката, а у меня дома, они вполне могли бы оставить меня без главного козыря.

– Вот видите, – улыбнулся Холмс. – Это была отчаянная, безрассудная попытка. Думаю, здесь не обошлось без влияния Алека. Не найдя того, что им было нужно, они решили инсценировать обычную кражу со взломом, для чего взяли первое, что им попалось под руку. С этим все было понятно, но кое-что еще оставалось для меня загадкой. Больше всего меня интересовала вторая часть письма. Я не сомневался, что Алек вырвал его из руки убитого, и был почти уверен, что преступник сунул его в карман халата. Куда же еще он мог положить обрывок? Единственное, что оставалось выяснить, – находится ли он на прежнем месте. Ради этого мы и пошли в дом.

Каннингемы, как вы наверняка помните, подошли к нам рядом с входом в кухню. Конечно же, очень важно было ни в коем случае не напоминать им о существовании этой улики, иначе они тут же уничтожили бы ее. Правда, инспектор в разговоре с ними чуть не проболтался о том, какое большое значение мы придаем этому документу, но, к счастью, я в ту секунду свалился носом в землю и таким образом сменил тему разговора.

– Боже правый! – рассмеялся полковник. – Вы что, хотите сказать, что мы зря переживали и ваш припадок был ненастоящим?

– С медицинской точки зрения это выглядело очень убедительно, – вставил я, изумленно глядя на человека, который не переставал поражать меня своими талантами.

– Это искусство часто помогает мне, – сказал Холмс. – Когда я «пришел в себя», мне при помощи простейшей уловки удалось заставить Каннингема-старшего написать слово «одиннадцать», чтобы я мог сравнить его почерк с почерком на записке.

– Каким же я был ослом! – воскликнул я.

– Я видел, как взволновал вас мой припадок, – улыбнулся Холмс. – И, поверьте, искренне переживал из-за того, что подверг ваше доброе сердце такому испытанию. Когда потом мы все вместе поднимались наверх, я заметил висящий на крючке у двери халат. В комнате Каннингема-старшего я сумел на некоторое время отвлечь их внимание, для чего мне пришлось сбить столик с фруктами и поставить вас, милейший Ватсон, в неловкое положение. Сам же я прошмыгнул назад и обыскал карманы халата. Как я и предполагал, письмо лежало в одном из карманов, но, как только оно оказалось в моих руках, меня настигли Каннингемы. Не сомневаюсь, они бы прикончили меня, если бы вы не подоспели вовремя. Я до сих пор ощущаю хватку мистера Алека у себя на шее. Его отец чуть не сломал мне запястье, пытаясь вывернуть руку и забрать письмо. Очевидно, они поняли, что мне известно все, и этот внезапный переход от полной уверенности в безнаказанности к совершенной безнадежности и заставил их потерять голову.

Впоследствии я спросил у Каннингема-старшего, зачем они это сделали. Он был довольно разговорчив, но сын его вел себя как сущий демон. Алек готов был убить всех, и себя в том числе, если бы только мог добраться до своего револьвера. Когда старик понял, что ему уже не отвертеться, он совсем пал духом и выложил все. Вильям, похоже, следил за своими хозяевами, когда они наведались в гости к мистеру Актону, и недвусмысленно намекал им, что может об этом ненароком проговориться. Другими словами, шантажировал их. Но мистер Алек оказался не тем человеком, с которым можно играть в такие игры. Ему в голову пришла гениальная идея воспользоваться паникой, охватившей всю округу после ограбления мистера Актона, чтобы избавиться от опасного человека и при этом не навлечь на себя подозрений. Вильяма выманили из дома и застрелили. Если бы не клочок записки, оставшийся в руке жертвы, и если бы преступники немного тщательнее отнеслись к подготовке убийства, вполне могло случиться так, что никакого подозрения не возникло бы.

– А записка?

Шерлок Холмс положил на стол соединенные части бумаги.

«Если придете в одиннадцать часов сорок пять минут

к восточным воротам, сможете узнать кое-что такое, что

удивит вас, а возможно, и очень поможет и вам,

и Энни Моррисон. Но об этом никому ни слова».

– Примерно этого я и ожидал, – сказал мой друг. – Конечно, мы пока не знаем, что связывало Алека Каннингема, Вильяма Кервана и Энни Моррисон. Но результат показывает, что ловушка сработала безотказно. Наверняка вы не могли не заметить замечательный пример того, как особенности почерка отца передаются сыну. Видите эти «р» и хвосты у «д»? То, что Каннингем-старший не ставит точки над «ё», тоже весьма интересно. Ватсон, мне кажется, наш тихий отдых в деревне явно удался. Завтра я вернусь на Бейкер-стрит со свежими силами.

Горбун

Однажды летним вечером, спустя несколько месяцев после моей женитьбы, я в конце тяжелого рабочего дня сидел дома у камина, докуривал последнюю трубку и клевал носом над каким-то романом. Жена уже поднялась наверх. Щелчок замка на парадной двери сообщил о том, что слуги ушли. Когда я наконец заставил себя подняться, чтобы вытряхнуть пепел из трубки, в дверь позвонили.

Я посмотрел на часы, было без четверти двенадцать. Для гостей поздновато, значит, это пациент. И, скорее всего, такой, с которым придется возиться всю ночь. С кислой миной я вышел в прихожую и открыл дверь. К несказанному удивлению я увидел Шерлока Холмса.

– Ватсон, – сказал он, – надеюсь, я не слишком поздно?

– Ну что вы, дружище?! Заходите.

– Вы удивлены, и это можно понять! Вздохнули с облегчением. Хм! Вы все еще курите аркадскую смесь, как в холостяцкие дни. У вас на халате пушистый пепел. Знаете, Ватсон, по вам сразу видно, что вы привыкли носить форму. Вы никогда не сойдете за чистокровного штатского, если не перестанете носить носовой платок в рукаве. Приютите меня сегодня ночью?

– С удовольствием.

– Вы как-то говорили, что у вас есть холостяцкая комната для одного гостя, и сейчас она, как я вижу, пустует. Об этом мне рассказала ваша вешалка для шляп.

– Буду очень рад, если вы останетесь.

– Благодарю вас. В таком случае я займу свободный крючок. У вас побывал рабочий, мои соболезнования. Появление рабочего всегда свидетельствует о неприятностях. Надеюсь, не канализация?

– Нет, газ.

– Ясно! Гвозди его башмаков оставили два следа на линолеуме, как раз в том месте, где на него падает свет. Нет, спасибо, я поужинал в Ватерлоо, но трубку с вами выкурю с удовольствием.

Я передал ему свой кисет. Холмс уселся напротив меня и какое-то время молча курил. Я понимал, что в такой час привести его ко мне могло только какое-то важное и не терпящее отлагательств дело, поэтому терпеливо дожидался, пока он заговорит.

– У вас, я вижу, сейчас много работы, – сказал Холмс, внимательно посмотрев на меня.

– Да, сегодня был тяжелый день, – кивнул я и добавил: – Вам, конечно, это может показаться глупым вопросом, но как вы догадались?

Холмс довольно усмехнулся.

– Просто я знаю ваши привычки, дорогой Ватсон, – сказал он. – Когда пациентов у вас не много, вы ходите пешком, когда их становится больше – ездите на кебе. Когда я заметил, что на ваших ботинках (явно не новых) нет ни пятнышка грязи, я сделал вывод, что вы в настоящее время достаточно заняты и ездите на кебе.

– Поразительно! – искренне восхитился я.

– Элементарно, – отмахнулся он. – Это как раз тот случай, когда наблюдательный человек может порядком удивить собеседника, который просто-напросто не заметил мелочи, ставшей отправной точкой для выводов. То же самое, друг мой, можно сказать и о некоторых ваших рассказах обо мне. Ведь вы как автор изначально владеете информацией, не известной читателю, и на ее основе развиваете сюжет. Сейчас я сам нахожусь в положении читателя, потому что в руках у меня имеется несколько нитей, пожалуй, одного из самых загадочных дел в истории человечества. Мне не хватает одной-двух отправных точек, чтобы развить свою версию. Но я найду их, Ватсон, обязательно найду!

В глазах Холмса загорелся огонь, щеки порозовели. Но только на мгновение. Когда я в следующий раз посмотрел на него, лицо его снова приобрело бесстрастность индейца, из-за которой многие считали моего друга больше похожим на машину, чем на живого человека.

– Это дело имеет интересные особенности, – сказал Холмс. – Я бы даже сказал, исключительные особенности. Я уже успел его обдумать и нащупать почву. Мне осталось сделать последний шаг, и, если бы вы составили мне компанию, я был бы вам очень признателен.

– Буду очень рад.

– Завтра придется съездить в Олдершот. Вы готовы к такому путешествию?

– Уверен, что Джексон подменит меня.

– Прекрасно. Я бы хотел, чтобы мы отправились одиннадцатичасовым поездом с вокзала Ватерлоо.

– Хорошо, значит у меня будет время собраться.

– Что ж, если вы еще не очень хотите спать, я обрисую в общих чертах суть дела и расскажу, чем нам предстоит заняться.

– Когда вы пришли, я дремал, но сейчас сна ни в одном глазу.

– Попытаюсь рассказать коротко, но не упустить важных деталей. Может быть, вы уже читали об этом деле в газетах. Я расследую предполагаемое убийство полковника Баркли из полка «Роял Манстерз», расквартированного в Олдершоте.

– Нет, ничего такого мне не попадалось.

– Пока еще дело это не наделало много шуму. Все это случилось лишь два дня назад. Вот что произошло.

«Роял Манстерз», как вы знаете, один из самых знаменитых ирландских полков в составе британской армии. И в крымскую кампанию, и во время восстания сипаев он совершал настоящие чудеса, да и после этого проявлял себя не раз. До ночи этого понедельника полк находился под командованием Джеймса Баркли, доблестного ветерана. Баркли начал службу рядовым, потом за геройство, проявленное в Индии, был произведен в офицеры и в конце концов стал командиром полка, в котором когда-то носил на плече мушкет.

Полковник Баркли женился, когда был еще сержантом, жена его, в девичестве носившая имя мисс Нэнси Дэвой, была дочерью отставного сержанта-знаменщика, служившего в том же полку. Нетрудно себе представить, что поначалу у молодой пары (а они были тогда очень молоды) возникли некоторые трения с их новым окружением. Однако довольно скоро они вполне освоились и миссис Баркли, насколько я понимаю, стала пользоваться такой же популярностью среди полковых дам, как и ее муж среди сослуживцев. Могу добавить, что она была удивительно красива и даже сейчас, после тридцати лет брака, сохранила поистине королевскую внешность.

Семейная жизнь полковника Баркли представляется просто-таки идеальной. Майор Мерфи, мой главный поставщик фактов в этом деле, уверяет, что ни разу не слышал, чтобы эта пара ссорилась. По большому счету, он полагает, что Баркли любил жену больше, чем она его. Полковник с трудом переносил расставания с ней. Даже один день, проведенный вдали от жены, для него был настоящим горем. Миссис Баркли же, напротив, хоть и любила мужа и была всецело предана ему, подобного обожания не проявляла. В полку они считались образцовой для своего возраста парой. Ничто в их отношениях не предвещало беды.

В целом характер у полковника Баркли был ровный. Это был добросовестный неунывающий старый служака, но иногда в нем пробуждалась склонность к насилию и злопамятство. Впрочем, эти его качества никогда не проявлялись в отношении жены. Была в нем еще одна особенность, которая удивляла майора Мерфи и трех из пяти других офицеров, с которыми я разговаривал. Порой полковник впадал в крайне угнетенное состояние, и тогда, как выразился майор, средь шумного и веселого застолья словно чья-то невидимая рука срывала с его лица улыбку. На несколько дней полковник впадал в глубочайшее уныние. Это и несколько повышенная восприимчивость к суевериям – заслуживающие внимания особенности его характера, которые известны служившим с ним офицерам. Последнее выражалось в том, что Баркли очень не любил оставаться один, особенно по ночам. Подобная ребяческая черта у этого мужественного человека и бесстрашного солдата часто вызывала разного рода толки и предположения.

Первый батальон полка «Роял Манстерз» (старый сто семнадцатый) располагается в Олдершоте уже несколько лет. Офицеры, у которых есть семьи, не живут в казармах, и полковник все это время занимал виллу Лечайн примерно в полумиле от северного лагеря. Возле дома имеется участок земли, западная сторона его выходит прямо на большую дорогу, до которой каких-нибудь тридцать ярдов. Из слуг на вилле работают только кучер и две горничные. Трое слуг, хозяин и хозяйка – вот и все обитатели виллы Лечайн. Детей у Баркли нет, гости у них останавливались нечасто.

Теперь о событиях, происшедших на вилле в понедельник между девятью и десятью часами вечера.

Миссис Баркли католичка, она принимает активное участие в создании Гильдии святого Георгия при церкви на Уотт-стрит. Организация эта занимается раздачей подержанной одежды беднякам. В тот день на восемь часов было назначено собрание Гильдии, поэтому миссис Баркли не стала засиживаться за обедом. Когда она выходила из дому, кучер услышал, как миссис Баркли, попрощавшись, как обычно, с мужем, сказала, что скоро вернется. Потом она зашла за мисс Моррисон, молодой леди, живущей на соседней вилле, и уже вместе они отправились на собрание, которое продлилось сорок минут. В пятнадцать минут десятого миссис Баркли вернулась домой, расставшись с мисс Моррисон у дверей ее виллы.

В Лечайн есть комната для утреннего отдыха. Она выходит окнами на дорогу и имеет отдельный вход – большую раздвижную стеклянную дверь. Тридцать ярдов между домом и дорогой занимает газон, отделенный невысокой каменной стеной с железной оградой наверху. Именно в эту комнату вошла миссис Баркли, когда вернулась домой. Шторы не были опущены, поскольку по вечерам в комнате редко кто бывал. Миссис Баркли сама зажгла лампу, после чего позвонила в колокольчик и попросила Джейн Стюарт, одну из горничных, принести чаю, хотя раньше никогда так не делала. Полковник в это время находился в столовой, но, услышав, что жена вернулась, решил присоединиться к ней. Кучер видел, как он прошел по коридору и вошел в комнату. Больше полковника живым не видели.

Горничная принесла чай через десять минут, но, подойдя к двери, к своему удивлению услышала голоса хозяев, которые о чем-то ожесточенно спорили. Она постучала и, не услышав ответа, даже повернула ручку, но оказалось, что дверь заперта изнутри. Естественно, она побежала на кухню за кухаркой. Две женщины в сопровождении кучера вернулись к комнате и стали прислушиваться к спору, который все еще продолжался. Все трое утверждают, что слышали лишь два голоса, полковника Баркли и его жены. Баркли говорил невнятно и отрывисто, поэтому слов его нельзя было разобрать. Леди же наоборот не сдерживалась, и, когда повышала голос, слова ее прекрасно были слышны. «Трус! – повторяла она. – Что же теперь делать? Что же делать? Я потратила на тебя всю свою жизнь! Видеть тебя больше не хочу! Трус! Трус!» Такие слова доносились из-за закрытой двери. Вдруг раздался истошный крик полковника, грохот и пронзительный женский визг. Кучер, думая, что случилось что-то ужасное, бросился к двери и стал выбивать ее. Крики не прекращались. Дверь не поддавалась, перепуганные служанки ничем помочь не могли. Внезапно у кучера появилась идея, он выскочил через коридор на улицу, обежал дом и оказался у стеклянной двери. Одна створка была открыта, что для лета вполне естественно, поэтому он без труда проник в комнату. Хозяйка уже не кричала, она лежала без чувств на кушетке. На кресле, перекинув ноги через подлокотник и опустив голову на пол рядом с углом каминной решетки, в луже собственной крови лежал бездыханный полковник.

Естественно, кучер увидел, что хозяину уже не поможешь. Первое, что пришло ему в голову – это открыть дверь. Но тут возникла неожиданная трудность: в замочной скважине ключа не оказалось. Его не было нигде в комнате, поэтому кучер вышел через стеклянную дверь и отправился за полицией и врачом. Леди, на которую, разумеется, тут же пало подозрение, все еще не пришла в себя, поэтому ее отнесли в ее комнату. Труп полковника переместили на диван, место, где произошла трагедия, тщательно осмотрели.

Несчастный ветеран, как оказалось, умер от нанесенного со страшной силой удара тупым предметом в затылок. Рваная рана была длиной два дюйма. Установить орудие убийства было несложно – на полу рядом с телом лежала странной формы дубинка из прочной древесины, с костяной ручкой. Баркли собирал оружие во всех странах, где ему приходилось воевать, поэтому у него была довольно обширная коллекция. Полиция пришла к выводу, что дубинка из этой коллекции. Слуги уверяют, что никогда раньше этой дубинки не видели, но в доме собрано большое количество экзотических предметов и вполне может быть, что на нее просто не обращали внимания. Больше ничего интересного в комнате обнаружено не было, правда, ключа от двери так и не нашли, ни у миссис Баркли, ни у жертвы, ни где-либо в другом месте. Чтобы открыть дверь, пришлось вызывать слесаря из Олдершота.

Так обстояли дела, Ватсон, когда во вторник утром я по просьбе майора Мерфи приехал в Олдершот на помощь полиции. Думаю, вы согласитесь, что дело это само по себе интересное, но вскоре я понял, что оно намного более необычное, чем может показаться на первый взгляд.