Текст книги "Три короткие истории из жизни сыщиков (сборник)"

Его прикидывающийся торговцем слуга, которого зовут Ахмет, сейчас находится в Агре, но он хочет попасть в форт. У него есть помощник, мой молочный брат Дост Акбар, который знает его тайну. Дост Акбар обещал Ахмету сегодня ночью показать путь к форту, и выведет он его к нашей двери. Скоро они придут сюда, и мы с Магометом Сингхом их встретим. Место это уединенное, кроме нас никто не знает, что он должен сюда прийти. Мир больше не услышит о купце Ахмете, а сокровища раджи будут разделены между нами. Что вы на это скажете, саиб?»

В Вустершире жизнь человека считается священной и неприкосновенной, но когда вокруг тебя огонь и кровь и ты видишь смерть на каждом углу, все воспринимается по-другому. Мне было совершенно наплевать, будет ли Ахмет жить или умрет, но когда я понял, что могу разбогатеть, сердце мое взволнованно заколотилось. Я подумал о том, как заживу с такими богатствами в Англии и как удивятся мои родственнички, когда я вернусь домой с полными карманами золотых монет. В общем, я уже решил присоединиться к ним, но Абдулле Хану, должно быть, показалось, что я все еще сомневаюсь, поэтому он продолжал увещевать.

«Подумайте, саиб, – сказал он, – если об этом человеке узнает наш командир, его повесят или расстреляют, а сокровища пойдут правительству и никому из нас не достанется ни рупии. Но, раз он попадет к нам в руки, почему бы нам не оставить богатства себе? Драгоценностям будет у нас ничуть не хуже, чем в государственной казне. Все мы станем богачами и большими господами. О том, что здесь произойдет, никто и никогда не узнает, потому что здесь, кроме нас, никого нет. Глупо не воспользоваться такой удачей. Решайте же, саиб, с нами ли вы, или мы поступим с вами как с врагом». – «Я весь ваш», – ответил я. – «Хорошо, – сказал тогда Абдулла Хан и вернул мне винтовку. – Видите, мы доверяем вам, потому что знаем, что вы, так же как и мы, не нарушите слова. Теперь нам остается только дождаться моего брата с купцом». – «Брат знает о вашем плане?» – спросил я. – «Он сам его придумал. А теперь пойдем к Магомету Сингху, будем ждать там».

Ливень не прекращался, потому что уже начался сезон дождей. Небо заволокло коричневыми тяжелыми тучами, было очень темно. Перед нашей дверью проходил глубокий полузатопленный ров, но вода в некоторых местах пересохла, поэтому его легко можно было перейти. Странное было ощущение – стоять бок о бок с двумя дикими пенджабцами под проливным дождем и дожидаться человека, который шел навстречу своей смерти.

Внезапно с другой стороны рва глаза мои уловили проблеск прикрытого фонаря. Потом свет затерялся между кочками, но через какое-то время показался снова. Он медленно приближался к нам.

«Это они!» – воскликнул я. – «Встретите его как положено, саиб, – прошептал Абдулла. – Он не должен ничего заподозрить. Пошлете нас проводить его внутрь, а сами останетесь здесь. Мы все сделаем сами. Фонарь держите наготове, чтобы мы точно знали, что это те, кого мы ждем».

Огонек иногда останавливался, но потом снова начинал приближаться, и вот наконец я смог разглядеть у противоположного края рва две темные фигуры. Я подождал, пока они спустятся вниз по крутому берегу, пройдут по жирной грязи и начнут подниматься к воротам, потом, как положено, строго крикнул: «Кто идет?» – «Друзья», – раздался ответ. Я открыл фонарь и направил на них луч. Первым шел здоровенный сикх с черной бородой почти до кушака. Таких высоких людей я до сих пор видел только в балагане. Второй был низеньким толстым человечком с большим животом и огромным желтым тюрбаном на голове. В руках он держал какой-то тяжелый предмет, завернутый в большой платок. Толстяк весь трясся от страха, руки его ходили ходуном, как у больного лихорадкой, к тому же он постоянно оборачивался то направо, то налево. Глазки у него поблескивали, как у мыши, которая выбралась из своей норки. При мысли о том, что его нужно будет убить, мне стало не по себе, но тут я подумал о сокровищах, и сердце у меня стало твердым как камень. Увидев мое белое лицо, толстяк радостно вскрикнул и подбежал ко мне.

«Защитите, саиб! – задыхаясь, взмолился он. – Защитите бедного купца Ахмета. Я прошел через всю Раджпутану, чтобы укрыться в крепости Агры. Меня грабили, избивали и унижали за то, что я был другом англичан. Будь благословенна эта ночь, когда я снова оказался в безопасности… Вместе со своими скромными пожитками». – «Что у вас в свертке?» – спросил я. – «Железная коробка, – ответил он, – в ней кое-какие семейные реликвии, которые особой цены не имеют, но дороги мне. Мне было бы жалко их потерять. Но я не беден и награжу вас, молодой саиб, и вашего начальника, если он согласится приютить меня в крепости».

Мне все трудней было разговаривать с этим человеком. Чем дольше я смотрел на его толстые трясущиеся щеки и полные страха глаза, тем больнее мне было думать о том, что сейчас мы хладнокровно убьем его. Нужно было кончать с этим как можно скорее.

«Отведите его на главный пост», – сказал я.

Мои сикхи встали по бокам, великан – сзади, и таким порядком они ушли в темноту коридора. Несчастный купец был обречен. Я остался стоять у ворот с фонарем в руках.

Мне было слышно, как они маршировали по пустому коридору, но вдруг шаги стихли, послышались голоса, шум драки, удары. В следующую секунду я, к своему ужасу, услышал топот бегущих ног и громкое дыхание. Кто-то мчался обратно в мою сторону. Я направил луч фонаря в глубину длинного прямого коридора и увидел толстяка с залитым кровью лицом. Он со всех ног бежал к выходу. Огромными прыжками, как тигр, за ним мчался чернобородый сикх-великан, в руке которого блестел нож. Никогда еще я не видел, чтобы человек бегал так быстро, как этот маленький торговец. Он далеко обогнал сикха, и я понимал, что, если ему удастся выскочить за дверь и пробежать мимо меня, он спасется. Мне тогда всей душой захотелось помочь ему, но снова мысль о сокровищах ожесточила мое сердце. Когда толстяк подбежал ко мне, я сунул ему под ноги свою винтовку. Он кубарем полетел на землю, перекувыркнувшись два раза, как подстреленный кролик. Не успел толстяк встать, как к нему подоспел сикх и два раза ударил его ножом в бок. Бедняга не издал ни звука и даже не дернулся, просто остался лежать там, куда упал. Думаю, он сломал себе шею, когда падал. Видите, джентльмены, я держу свое слово, рассказываю абсолютно все, ничего не скрывая.

Смолл замолчал и потянулся скованными руками к стакану виски с содовой, который поставил рядом с ним Холмс. Я, честно говоря, уже испытывал ужас перед этим человеком, и причиной этому было не столько его леденящее душу повествование, сколько то, как спокойно и обыденно рассказывал он об этих страшных событиях. Какое бы наказание ни ждало его, на мою жалость Смолл мог не рассчитывать. Шерлок Холмс и Джонс сидели, сложив руки на коленях, и с интересом внимали рассказу, на их лицах было написано отвращение. Смолл, должно быть, тоже это заметил, потому что, когда он заговорил снова, в голосе его послышался вызов.

– Конечно, дело это скверное, – сказал он, – только хотел бы я знать, кто на моем месте поступил бы иначе, зная, что за твое благородство тебе же перережут глотку. К тому же после того, как толстяк вошел в форт, вопрос стоял так: или он, или я. Если бы ему удалось спастись, все дело вышло бы наружу, меня бы отдали под трибунал и расстреляли. В такие времена рассчитывать на снисходительность не приходится.

– Продолжайте рассказ, – коротко велел Холмс.

– Мы занесли его внутрь, Абдулла, Акбар и я. Хоть торговец и был очень маленького роста, мы его еле подняли. Магомет Сингх остался охранять дверь. Ахмета мы отнесли в то место, которое сикхи приготовили заранее, в глубине здания, там, где одна из галерей выходит в огромный пустой зал с разваливающимися кирпичными стенами. Земляной пол в одном углу просел, и в эту могилу мы и опустили тело купца. Засыпав его сверху камнями, мы пошли назад к сокровищам.

Ларец все еще лежал в пустом коридоре, там, где на толстяка напали первый раз. Это был тот самый ларец, который сейчас стоит открытым на вашем столе. Ключ был привязан шелковым шнурком к резной ручке на крышке. Мы открыли ларец, и при свете фонаря увидели такие сокровища, о которых я читал и мечтал у себя в Першоре, когда был еще совсем маленьким. На драгоценные камни невозможно было смотреть – так ярко они сверкали. Когда глаза немного привыкли, мы высыпали сокровища из ларца и пересчитали. Там было сто сорок три алмаза чистейшей воды, в том числе и алмаз, который, если я не ошибаюсь, называется «Великий Могол» и считается вторым по величине из всех существующих. Кроме того, там было девяносто семь прекрасных изумрудов и сто семьдесят рубинов, но среди них были и небольшие. Еще мы насчитали сорок карбункулов, двести десять сапфиров, шестьдесят один агат. Там была также целая куча бериллов, ониксов, кошачьего глаза, бирюзы и других камней, названий которых я в то время еще не знал. Сейчас-то о камнях я знаю побольше. Помимо этого, там лежало почти три сотни очень неплохих жемчужин, двенадцать из них были вставлены в золотую диадему. Кстати, когда ларец снова попал мне в руки, ее там не оказалось.

Пересчитав все сокровища, мы сложили их обратно в сундучок и отнесли его к воротам, чтобы показать Магомету Сингху. Потом мы еще раз торжественно повторили клятву никогда не предавать друг друга и верно хранить свою тайну и решили до поры до времени спрятать сокровища в укромном месте, чтобы разделить их между собой, когда в стране станет поспокойнее. Уносить драгоценности сразу не было смысла, потому что, если бы кто-нибудь увидел у нас такие камушки, сразу возникли бы подозрения, да и прятать их в новом форте было просто негде. Поэтому мы отнесли ларец в тот же коридор, где похоронили тело, там из стены, которая лучше всего сохранилась, вытащили несколько кирпичей, образовавшуюся нишу углубили, спрятали туда наши сокровища и снова заложили стену. Место мы хорошо запомнили, и на следующий день я нарисовал четыре одинаковых плана для каждого из нас. Внизу я пририсовал «знак четырех», потому что мы дали друг другу клятву, что будем всегда действовать сообща, чтобы ни у кого не было преимущества. Я и сейчас могу положить руку на сердце и поклясться, что сдержал данное тогда слово.

Что ж, джентльмены, думаю, мне незачем вам рассказывать, чем закончилось восстание сипаев. После того как Уилсон взял Дели, а сэр Колин освободил Лакхнау, хребет повстанческого движения был сломлен. В Индию вошли дополнительные войска, и Нана Сагиб дал деру из страны. К Агре подошли летучие отряды полковника Грейтхеда и вышибли из нее мятежников. В стране снова воцарился мир, и мы уже начали подумывать, что пришло время делить добычу, но тут все наши надежды рухнули. Нас, всех четверых, арестовали за убийство Ахмета.

Все случилось так. Раджа доверил свои сокровища Ахмету, потому что знал, что это преданный человек. Но на востоке люди недоверчивы. Что бы вы думали? Раджа послал второго, еще более надежного человека, чтобы он следил за первым. Ему дано было указание не выпускать Ахмета из виду ни при каких обстоятельствах и тенью следовать за ним, куда бы он ни направился. Той ночью соглядатай, оказывается, тоже пришел следом за купцом к форту и, естественно, видел, как тот вошел в ворота. Понятное дело, он решил, что Ахмет благополучно укрылся в крепости, и на следующий день явился туда сам. Однако никаких следов своего подопечного он там не нашел. Это показалось ему настолько странным, что он рассказал об этом сержанту охраны, а тот донес обо всем начальнику. Тут же был организован поисковый отряд, и тело торговца нашли. Получилось так, что как раз тогда, когда мы решили, что все закончилось благополучно, нас схватили и судили за убийство… Троих из нас за то, что мы тогда дежурили у той двери, а четвертого потому, что он пришел в крепость вместе с убитым. На суде о сокровищах не было произнесено ни слова, потому что раджа был свергнут и изгнан из страны и никому до его тайн не было дела. Но убийство есть убийство. Все понимали, что это сделали мы. Троих сикхов пожизненно отправили на каторгу, а я получил смертный приговор, который потом заменили на такой же, как у остальных.

Мы оказались в довольно странном положении. Все мы четверо обречены были гнить на каторге, не имея ни малейшей надежды когда-нибудь освободиться, но при этом нам была известна такая тайна, которая позволила бы всем нам жить во дворцах и купаться в роскоши, если бы только удалось ею воспользоваться. Было невыносимо каждый день терпеть издевательства надсмотрщиков, питаться рисом и водой, зная, что на воле тебя ждет несметное богатство, только руку протяни. Знаете, от этого легко можно было сойти с ума, но я всегда был упрямым парнем, поэтому решил, что не буду терять надежды до последнего.

И счастье улыбнулось мне. Из Агры меня перевели в Мадрас, а оттуда на Андаманские острова, в Порт-Блэр. Белых каторжников там очень мало. С самого начала я вел себя тихо и смирно и скоро оказался на особом положении. В Хоуп-Тауне мне даже выделили отдельное жилье, хижину на склоне горы Харриет, так что у меня появилось время, когда я был предоставлен самому себе. Место это ужасное, зараженное лихорадкой, к тому же наше небольшое поселение со всех сторон окружали деревни диких местных обитателей-людоедов, которые при каждой встрече осыпали нас своими отравленными колючками. Без работы мы не сидели, приходилось копать землю, рыть канавы, сажать батат и выполнять еще уйму других дел, в общем, днем не отдыхал никто, но по вечерам у нас бывало свободное время. Среди прочего я научился готовить лекарства для нашего лекаря и даже перенял у него кое-какие знания. Все это время я ждал случая сбежать. Но от острова до ближайшей земли сотни миль и ветер в тех морях очень слабый или его вообще нет, поэтому шансов на спасение практически не было.

Хирург наш, доктор Сомертон, был веселым и общительным молодым человеком. У него по вечерам собирались другие офицеры, чтобы поиграть в карты. Приемная доктора, в которой я готовил лекарства, находилась в его же доме рядом с гостиной. В стене между ними было небольшое окошко. Частенько, когда мне становилось совсем невмоготу, я тушил свет в приемной и смотрел, как они играют в соседней комнате, слушал их разговоры. Я сам люблю переброситься в картишки, так что наблюдать за игрой для меня было почти то же самое, что играть самому. Играли обычно майор Шолто, капитан Морстен, лейтенант Бромли Браун, который командовал отрядом туземцев-наемников, сам хирург и двое-трое человек из тюремного начальства, бывалые картежники, которые играли хитро и никогда не шли на риск. В общем, компания подобралась теплая.

Скоро я обратил внимание на то, что проигрывают всегда военные, а гражданские побеждают. Заметьте, я не говорю, что кто-то жульничал, просто эти тюремные крысы на Андаманах ничем другим не занимались, кроме как играли в карты, поэтому уже давно досконально выучили приемы друг друга. Остальные игроки за картами просто коротали время и ходили не думая. С каждой ночью военные проигрывали все больше, и чем меньше денег у них оставалось в карманах, тем сильнее им хотелось отыграться. Больше всего усердствовал майор Шолто. Сначала он платил банкнотами и золотом, потом стал писать долговые расписки, причем на немалые суммы. Иногда ему удавалось немного выиграть, и тогда он просто расцветал, но затем неизменно проигрывал, и намного больше прежнего. После таких случаев он весь день ходил мрачнее тучи и не выпускал из рук бутылку.

Однажды вечером майор проигрался даже больше обычного. Я сидел у себя в хижине, когда на дороге услышал чьи-то голоса. Оказалось, что это Шолто вместе с капитаном Морстеном возвращались домой. Оба были порядком пьяны. Эти двое были близкими друзьями, не разлей вода, и всегда держались вместе. Майор сокрушался из-за своего проигрыша.

«Все кончено, Морстен, – говорил он, когда они проходили мимо моей хижины. – Мне придется подать в отставку. Я пропал». – «Да не бери в голову, старина! – сказал Морстен и хлопнул друга по плечу. – Я и сам продулся в пух и прах, но я же не…»

Это все, что я услышал, но этого было достаточно, чтобы я задумался.

Через пару дней, когда майор Шолто прогуливался по берегу, я подошел к нему.

«Я бы хотел спросить у вас совета, майор», – сказал я. – «В чем дело, Смолл?» – поинтересовался он, вынимая изо рта сигару. – «Хочу спросить вас, сэр, – сказал я, – кому следует отдать спрятанное сокровище. Мне известно, где лежат драгоценности на полмиллиона, но, поскольку сам я воспользоваться ими не могу, я тут подумал, что, может быть, будет лучше сдать их властям, вдруг мне за это укоротят срок». – «Полмиллиона?!» – воскликнул Шолто и с подозрением впился в меня взглядом. – «Да, сэр… В драгоценных камнях и жемчуге. И самое интересное то, что истинный владелец богатств объявлен вне закона и поэтому не может получить их обратно, так что первый, кто их найдет, имеет на них полное право». – «Нужно сдать их в государственную казну, – неуверенно, с запинкой произнес Шолто. – В казну».

Но по его лицу я понял, что он уже попался на крючок.

«Значит, вы думаете, сэр, что нужно все рассказать генерал-губернатору?» – с невинным видом поинтересовался я. – «Послушайте, Смолл, во-первых, вы не должны пороть горячку, чтобы потом не пожалеть. Будет лучше, если сначала вы все расскажете мне».

Я поведал ему свою историю, но с некоторыми изменениями, чтобы он не догадался, где все это происходило. Когда я закончил, майор какое-то время стоял неподвижно и молчал, только губы его немного подрагивали, должно быть, Шолто никак не мог решить, как же ему поступить.

«Это очень серьезное дело, Смолл, – наконец заговорил он. – Никому об этом ни слова. Скоро я сам к вам приду».

Через два дня посреди ночи он со своим приятелем капитаном Морстеном заявился ко мне в хижину. С собой у них был фонарь.

«Смолл, я хочу, чтобы капитан Морстен услышал вашу историю от вас», – сказал Шолто.

Я повторил рассказ слово в слово.

«По-моему, похоже на правду, – сказал Шолто своему другу. – Пожалуй, ему можно верить».

Капитан Морстен кивнул.

«Послушайте-ка, Смолл, – произнес тогда майор. – Мы с другом обсудили это дело и пришли к выводу, что тайна ваша все-таки не имеет государственного значения. Это ваше личное дело. Вы, конечно, можете поступать, как вам заблагорассудится. Вопрос стоит так: что вы хотите в обмен на информацию? Мы бы, по крайней мере, могли помочь вам придумать, как распорядиться этими сокровищами». – Он старался говорить спокойно и безразлично, да только глаза у него прямо светились от возбуждения и жадности. – «Ну что же, джентльмены, – ответил я, тоже стараясь не выдать волнения, которое охватило меня, – человек в моем положении может хотеть только одного. Я хочу, чтобы вы помогли выйти на свободу мне и трем моим друзьям. Мы возьмем вас в долю и пятую часть сокровищ отдадим вам». – «Хм! – задумался Шолто. – Пятая часть. Звучит не очень-то заманчиво». – «Каждому из вас достанется по пятьдесят тысяч», – сказал я. – «Но как же мы сможем освободить вас? Вы прекрасно знаете, что это невозможно». – «Вовсе нет, – ответил я. – Я продумал все до последней мелочи. Единственное, что мешает нам сбежать, – это то, что у нас нет надежной лодки и провизии, которой хватило бы на такое долгое путешествие. Но в Калькутте или Мадрасе полно небольших яхт и яликов, которые отлично подходят для наших целей. Пригоните сюда яхту, мы найдем способ попасть на ее борт под покровом ночи, чтобы никто нас не заметил, и, когда вы высадите нас в любой точке индийского побережья, будем считать, что свою часть сделки вы выполнили». – «Если бы вы были один…» – сказал Шолто. – «Либо все, либо никто, – отрезал я. – Мы дали друг другу клятву всегда действовать вместе». – «Видите, Морстен, – сказал майор. – Смолл – человек слова. Друзей он не предает. По-моему, мы можем ему верить». – «Грязное это дело, – ответил на это капитан. – Хотя, как вы правильно говорите, имея такие деньги, нам не придется увольняться». – «Что ж, Смолл, – снова обратился ко мне майор, – думаю, стоит рискнуть. Но сначала, разумеется, мы должны будем убедиться, что все рассказанное вами – правда. Скажите, где спрятан ларец, я возьму увольнительную и на провиантском судне, которое приходит на остров каждый месяц, отправлюсь в Индию, чтобы все проверить». – «Не гоните лошадей. – Чем больше он распалялся, тем спокойнее становился я. – Мне нужно посоветоваться с друзьями. Я же вам говорил, что мы все решаем сообща». – «Бросьте! – воскликнул он. – Какое отношение имеют трое темнокожих к нашему соглашению?» – «Хоть темных, хоть светлых, хоть синих, – сказал я, – они мои друзья, и мы все решаем вчетвером».

Короче говоря, мы снова встретились, но на этот раз я был с Магометом Сингхом, Абдуллой Ханом и Достом Акбаром. Мы еще раз все обсудили и наконец пришли к соглашению. Мы должны были передать офицерам план агрской крепости и указать место в стене, где спрятаны сокровища. Майор Шолто должен был отправиться в Индию, чтобы проверить наш рассказ. Мы договорились, что если он найдет ларец, то оставит его на месте и пошлет на Ратленд яхту с провизией. Мы уплывем на ней с острова, после чего он вернется на службу. Потом капитан Морстен возьмет увольнительную и встретится с нами в Агре. Там мы окончательно разделим сокровища, и он заберет с собой их общую долю. Договор наш был скреплен самыми священными клятвами, которые только можно себе представить. Всю ночь я просидел с бумагой и чернилами, и к утру были готовы две карты, подписанные «знаком четырех»… То есть Абдуллой, Акбаром, Магометом и мною.

Что ж, джентльмены, мой длинный рассказ вас уже утомил, а я знаю, как моему другу мистеру Джонсу не терпится упечь меня за решетку. Я постараюсь вас долго не задерживать. Этот негодяй Шолто уплыл в Индию, но на остров он так и не вернулся. Вскоре после этого капитан Морстен показал мне список пассажиров одного почтового судна, в котором значилось его имя. У майора умер дядя, который оставил ему приличное состояние, поэтому он уволился из армии и уехал в Англию, предав и нас, и своего друга. Потом Морстен ездил в Агру, но, как мы и думали, сокровища исчезли из тайника. Этот подлец Шолто украл их, не выполнив ни одного из условий договора. С того дня у меня осталось лишь одно желание – отомстить. Я думал об этом днем и видел в снах по ночам. Месть для меня превратилась в непреодолимую всепоглощающую страсть. Мне было наплевать на закон, на то, что меня могут повесить. Сбежать с острова, выследить Шолто, вцепиться ему в глотку – вот все, о чем я думал. Даже сокровища Агры теперь волновали меня меньше, чем жажда мести.

Я много раз в жизни принимал решения, и все, что я задумывал, всегда сбывалось. Но миновали годы, прежде чем пришло мое время. Я уже упоминал, что научился кое-чему по медицинской части. Однажды, когда доктор Сомертон лежал с приступом малярии, группа каторжников подобрала в джунглях маленького больного островитянина. Он был очень слаб и ушел от своих, чтобы умереть в одиночестве. Хоть он и был злобный, как змееныш, я взялся за его лечение, и через пару месяцев он почти выздоровел и снова мог ходить. Туземец очень привязался ко мне, даже не захотел возвращаться в джунгли и все время вертелся у моей хижины. Я выучил несколько слов на его языке, и после этого он стал почитать меня еще больше.

Тонга – так его звали – был прекрасным лодочником, у него даже было собственное большое и вместительное каноэ. Осознав, что он предан мне всей душой и готов пойти на все, лишь бы услужить мне, я увидел в этом свой шанс на спасение. Мы с ним договорились, что ночью он приплывет на своем каноэ к старому причалу, которым давно не пользуются и который поэтому не охраняется, и там будет ждать меня. Я дал ему указания взять с собой несколько бутылей из высушенных тыкв с водой, побольше ямса, запастись бататом и кокосовыми орехами.

Бедный маленький Тонга, он был верным другом. В назначенную ночь он пригнал свою лодку к старому причалу. Но случилось так, что как раз в ту минуту там оказался один из надсмотрщиков, жестокий Паштан, который очень меня не любил и не упускал случая поиздеваться надо мной, унизить. Я давно хотел ему отомстить, и тут мне подвернулся удобный случай. Словно сама судьба свела нас, чтобы я мог покинуть этот остров налегке, расплатившись с долгами. Паштан стоял на берегу спиной ко мне, его карабин висел у него на плече. Я поискал под ногами камень, которым можно было бы вышибить ему мозги, но ничего подходящего не нашел. Потом мне в голову пришла неожиданная мысль. До меня вдруг дошло, что можно использовать в качестве оружия. Я сел и отстегнул свою деревянную ногу, потом встал и в три длинных прыжка подскочил к нему. Паштан, правда, успел сдернуть с плеча и вскинуть карабин, но я ударил первый. И сил не пожалел, так что вся передняя часть его черепа ушла вглубь. Вот, видите, на том месте, которым я его приложил, осталась трещина. Мы с ним вместе упали, потому что я не смог удержать равновесие, но когда я поднялся, он остался лежать неподвижно. Потом я залез в лодку, и через час мы с Тонгой были уже далеко от острова.

Тонга взял с собой не только еду, но и все свои пожитки, свое оружие и своих богов. Среди прочего у него было длинное бамбуковое копье и кое-какие циновки из листьев кокосовой пальмы, из них я соорудил что-то вроде мачты с парусом.

Десять дней море швыряло нашу лодку, как щепку, но мы держались и надеялись на удачу. На одиннадцатый день нас подобрало торговое судно, идущее из Сингапура в Джидду, на котором плыли малайские паломники. Это была разношерстная компания, но они обладали одним очень хорошим свойством: им не было ни до кого дела и никто не задавал нам вопросов. Поэтому мы с Тонгой смогли затеряться в толпе.

Если я начну рассказывать вам обо всех приключениях, которые пришлось пережить нам с Тонгой, спасибо вы мне не скажете, потому что просидите здесь до следующего вечера. Мы скитались по всему миру, но всегда что-то мешало нам попасть в Лондон. Только я ни на секунду не забывал о своей цели. Шолто снился мне по ночам. Сотни раз я убивал его во сне. Наконец года три или четыре назад мы попали в Англию. Узнать, где живет Шолто, было несложно, но мне нужно было выяснить, пустил ли он сокровища в оборот или все еще хранит их у себя. Я сдружился с одним человеком, который мог мне помочь… Имени его я называть не буду, потому что не хочу, чтобы еще кто-нибудь, кроме меня, отправился за решетку. Скоро я узнал, что драгоценности все еще у Шолто. Тогда я попытался добраться до него, но он оказался хитрой собакой. Его постоянно охраняли профессиональные боксеры, к тому же с ним рядом всегда были его сыновья и китматгар.

Но однажды я услышал, что он умирает. Я сразу же бросился к его дому, обезумев от мысли, что не смогу своими руками прикончить эту гадину. Пробравшись в сад, я заглянул в его окно и увидел, что Шолто лежит в кровати, а по бокам стоят его сыновья. Я уже готов был вломиться в комнату и попытаться справиться со всеми тремя, но как только он увидел меня, челюсть его отвисла, и я понял, что он умер.

Той же ночью я все-таки проник в комнату Шолто и перерыл все его бумаги, надеясь найти хоть какое-нибудь указание на то, где он спрятал наши сокровища, но ничего не обнаружил. Честно говоря, я тогда рассвирепел, но делать было нечего, нужно было уходить. И тут мне в голову пришла мысль, что, если я когда-нибудь встречусь со своими друзьями-сикхами, им приятно будет узнать, что я оставил какой-то знак нашей ненависти. Поэтому я нарисовал наш «знак четырех», такой же, как на нашей карте, и приколол бумажку Шолто на грудь. Он и в могиле должен помнить о тех, кого обманул и ограбил.

Все это время я жил тем, что показывал бедного Тонгу на ярмарках, выдавая его за чернокожего каннибала. Он ел сырое мясо и танцевал свои воинственные пляски, так что к вечеру у нас собиралась полная шляпа монет. Я по-прежнему следил за тем, что творится в Пондичерри-лодж. Несколько лет там ничего интересного не происходило, кроме того, что сыновья Шолто продолжали искать сокровища. Но наконец случилось то, чего мы так долго ждали: они нашли ларец с драгоценностями. Он был спрятан под самой крышей здания, на чердаке над химической лабораторией мистера Бартоломью Шолто. Я тут же прибыл на место. Но как я на своей деревяшке мог забраться наверх? Однако я знал о люке на крыше и мне было известно, когда мистер Шолто ужинает. И тогда я подумал, что мне поможет Тонга. Я привел его с собой, обмотал длинной веревкой и отправил на крышу. Лазает он как кошка, поэтому ему ничего не стоило добраться до люка. Но, к сожалению, оказалось, что Бартоломью Шолто в тот день задержался у себя в лаборатории, что и стоило ему жизни. Тонга подумал, что, убив его, сделал что-то очень хорошее, потому что, когда я влез в окно, сидел гордый, как павлин. Ох и удивился он, когда я хлестнул его концом веревки и обозвал маленьким кровожадным дьяволом. Ларец я спустил на веревке вниз, потом по той же веревке соскользнул сам, не забыв оставить на столе «знак четырех», чтобы показать, что драгоценности вернулись к тем, кто, по крайней мере, имеет на них больше всего прав. Потом Тонга смотал веревку, закрыл окно и ушел из комнаты тем же путем, которым проник в нее.

Не знаю, что еще мне вам рассказать, джентльмены. Когда-то я случайно услышал, как один лодочник хвалил за быстроходность «Аврору», катер, принадлежащий Смиту, и решил, что такая посудина может нам пригодиться, когда мы будем сматывать удочки. Я познакомился со стариком Смитом и пообещал ему хорошо заплатить, если он вовремя доставит нас на наш корабль. Он, конечно, догадывался, что участвует в каком-то темном деле, но вопросов не задавал. Все, что я вам рассказал, – истинная правда, и уж поверьте, говорю я это не для того, чтобы вас развлечь. Просто я понимаю: в моем положении лучше всего играть в открытую, пусть все знают, как подло обошелся со мной майор Шолто и что в смерти его сына я не виноват.

– Очень занимательная история, – заметил Шерлок Холмс. – Достойное окончание этого интереснейшего дела. Из последней части вашего рассказа я не узнал ничего нового, кроме того, что вы принесли с собой собственную веревку. Этого я не знал. Кстати, я думал, что Тонга потерял все свои шипы, но на катере он все-таки в нас выстрелил.

– Он потерял все шипы, кроме того, который был в его трубке, сэр.