Текст книги "Англо-Бурская война (1899—1902)"

12
Черный день

Неделя с 10 по 17 декабря 1899 года была самой черной за всю жизнь нашего поколения и самой неудачной для британской армии в течение целого столетия. За короткий промежуток времени в семь дней мы проиграли (при всех оговорках или оправданиях) три сражения. По отдельности ни одно из этих поражений не имело особого значения, однако их общий эффект был очень сильный, поскольку удар был нанесен всем трем частям основных сил британской армии в Южной Африке. Общие потери составили примерно три тысячи человек и двенадцать орудий, но из-за того, что упал наш престиж и выросла вера буров в свои силы, а их ряды пополнились новобранцами, психологический урон не поддается исчислению.

Читая материалы европейской прессы того времени, странно видеть, с какой радостью и глупым торжеством встречались наши неудачи. То, что подобным образом реагировали французские ежедневные газеты, неудивительно. Наша история в значительной степени проникнута именно противоборством с этой страной. Мы можем спокойно воспринимать их неприязнь как дань нашему успеху. Россия тоже, как наименее прогрессивная из европейских государств, испытывает естественную враждебность к образу мыслей и интересам нашей державы, которая больше всех выступает за свободу личности и демократические институты. Такое же слабое оправдание можно дать и печатным органам Ватикана. Но как нам относиться к жестокой брани Германии, чьим союзником мы являлись в течение столетий? Во времена Мальборо, когда Фридрих Великий переживал черные дни в борьбе с Наполеоном, мы поддержали немцев как братья по оружию. Австрийцы тоже пользовались нашей поддержкой. Тем, что Наполеон в конце концов не стер эти две страны с карты мира, они в огромной степени обязаны британским субсидиям и британской твердости. Тем не менее именно эти государства резко отвернулись от нас в тот момент, когда мы получили возможность увидеть, кто нам друг, а кто – недоброжелатель. Полагаю, что больше никогда, ни под каким предлогом на подобных «друзей» не будет потрачено ни единой британской гинеи и за них не прольется ни одной капли крови британских солдат и матросов. Политический урок Бурской войны состоит в том, что нам следует крепить свою мощь в рамках собственной империи. Все, кто не входят в Британскую империю, кроме наших братьев по крови в Америке, пусть идут своей дорогой и отражают удары судьбы без помощи с нашей стороны. Удивительно было обнаружить, что даже американцы плохо понимают народ, выходцами которого являются. Такие газеты, как «Нью-Йорк Геральд», смогли вообразить, будто поражение в Коленсо является для нас прекрасной возможностью закончить войну. Однако другие ведущие американские печатные издания более трезво оценили ситуацию и поняли, что даже десять лет подобных поражений не истощат наших ресурсов и не убавят решимости.

На Британских островах и в империи в целом неудачи встретили со скорбной, но непоколебимой решимостью довести войну до победного конца и пойти на любые жертвы, которые для этого потребуются. Кроме унижения наши неудачи приносили и некоторое скрытое чувство удовлетворения. Победы буров, по крайней мере, показывали всем абсурдность точки зрения, будто сильный нападает на слабого. После поражений ощутимо уменьшилась оппозиция войне. Стало слишком нелепым даже для ораторов, стоящих на самых безрассудных платформах, утверждать, что бурам навязали войну. Каждое новое известие демонстрировало, насколько тщательно буры подготовились к борьбе и как много нам еще предстоит наверстывать. Многие из тех, кто выступал против войны просто из спортивного азарта болеть за маленького против большого, начали понимать, что, учитывая особенности местности, количество и отвагу бурских сил, мы взялись за дело, которое потребует исключительных военных усилий. Когда в начале войны Киплинг пропел о «…пятидесяти тысячах конницы и пехоты, отправляющихся в Тейбл-Бей», названное количество показалось чрезмерным. Теперь общественному мнению и в четыре раза больше представлялось реальным. Весь народ объединился в общем порыве. Британцев пугало только одно (это часто и громко высказывалось), что парламент поведет себя слишком осторожно и не посмеет требовать достаточных жертв. Волна охватившего страну чувства была настолько сильной, что нигде нельзя было провести митинг за мир, чтобы не вызвать возмущения. Единственная выступавшая против войны лондонская ежедневная газета поддалась всеобщему настроению и вынужденно изменила свою линию. В провинциях оппозиция тоже практически не выступала, а большие колонии были даже более единодушны, чем метрополия. Неудача объединила нас там, где успех мог вызвать моральное неприятие.

В общем, решимость нации отразилась в активных действиях правительства. Еще до того как британцы узнали имена погибших, были предприняты шаги, чтобы доказать всему миру, насколько велики наши скрытые резервы и как мы тверды духом. 18 декабря, через два дня после Коленсо, для продолжения кампании были приняты следующие решения:

1. Поскольку генерал Буллер полностью занят в Натале, контроль и руководство кампанией в целом передается в руки лорда Робертса и лорда Китченера.

Таким образом, знаменитые старый и молодой солдаты вместе встали на службу Отечеству.

2. Объявить призыв всех оставшихся резервистов.

3. 7-ю дивизию (10 000 человек) отправить в Африку. Сформировать 8-ю дивизию и подготовить ее к боевым действиям.

4. Сформировать значительное артиллерийское пополнение, включая бригаду гаубиц.

5. Выслать в качестве подкрепления одиннадцать милицейских батальонов.

6. Послать на фронт мощный контингент добровольцев.

7. Направить кавалерийские силы территориальных частей.

8. Сформировать кавалерийский корпус на усмотрение главнокомандующего в Южной Африке.

9. С благодарностью принимать патриотические предложения из колоний по предоставлению дополнительных сил.

Предполагалось, что вследствие этих мер от семидесяти до ста тысяч человек присоединятся к нашим южноафриканским армиям, которые уже насчитывали не менее ста тысяч.

Правда, одно дело создавать пополнение на бумаге и совсем другое – превратить планы в реальные полки и эскадроны в свободной стране, где не станут терпеть никакого насилия. Но если и был человек, сомневающийся в том, что наш древний народ утратил юношеский пыл, то его опасения очень скоро рассеялись бы. На эту далекую войну с нападающим из засады невидимым противником вызвалось столько добровольцев, что власти испытывали затруднения от их количества и настойчивости. Вдохновляющее зрелище представляли собой длинные вереницы юношей в цилиндрах и сюртуках, которые ожидали очереди в военную канцелярию с такой страстью и беспокойством, как будто скудная еда, сон на земле и бурские пули – это все, ради чего стоит жить. Особенно привлекала наших людей Имперская территориальная кавалерия, корпус всадников-стрелков. Многие умели держаться в седле, но не умели стрелять, другие хорошо стреляли, но не ездили верхом – отвергли больше соискателей, чем приняли. Тем не менее очень скоро восемь тысяч человек из всех сословий уже носили серые мундиры и патронташи. Эту грозную часть собрали из всех районов Англии и Шотландии. В нее также вошел контингент ирландских верховых охотников на лис. Аристократы и конюхи скакали рядом в шеренгах рядовых. Среди офицеров было много и знатных людей, и простых. Хорошо вооруженная кавалерия с отличными лошадьми – то, о чем можно было только мечтать для решения стоящей перед нами задачи. Патриотическое чувство было настолько сильно, что сложился корпус, в который люди не только пришли с собственным вооружением, но и пожертвовали в военный фонд свое жалованье. Многие известные молодые люди впервые оправдали собственное существование. Из одного-единственного клуба, который объединял jeunesse dorée,[49]49
  «Золотая молодежь» (фр.).


[Закрыть] на войну отправились триста его членов.

Ожидая издалека необходимое пополнение, генералы в Африке могли рассчитывать на две дивизии, одна из которых уже фактически подходила, а другая еще находилась в море. Это были 5-я дивизия под командованием сэра Чарльза Уоррена и 6-я дивизия во главе с генералом Томасом Келли-Кенни. До подхода этих сил нашим трем армиям, разумеется, лучше всего было ждать. Если не возникало острой потребности помогать осажденным гарнизонам или реальная угроза осложнений в Европе, каждая проходящая неделя играла нам на руку. В войне наступила долгая пауза, в течение которой Метуэн укреплял свои позиции на реке Моддер, Гатакр держался в Стеркстрооме, а Буллер собирал силы для следующей попытки освободить Ледисмит. Единственную в это время последовательную серию операций осуществил генерал Френч в окрестностях Колесберга, ее я детально опишу позднее. Сейчас кратко представлю действия каждой из наших армий, пока период передышки не подошел к концу.

Метуэн после отпора у Магерсфонтейна отступил обратно к рубежам реки Моддер и укрепил их таким образом, чтобы быть в состоянии отразить атаку. Кронье, со своей стороны, расширил позицию вправо и влево, усилив оборонительные сооружения, которые и так уже были труднопреодолимы. Таким образом, установилась ситуация бездействия, которая оказалась для нас очень выгодной, поскольку Метуэн сохранял связь по железной дороге, а Кронье приходилось доставлять все ресурсы за сто миль по шоссе. Британские войска, и в особенности Хайлендская бригада, очень нуждались в отдыхе после сурового испытания, через которое им пришлось пройти. На место несчастного Ваухопа из Индии направили генерала Гектора Макдональда, который за свою военную биографию заслужил подобающее солдату прозвище Боевой Мак. Ожидая прибытия генерала и пополнения, Метуэн ничего не предпринимал. К счастью, буры последовали его примеру. Серебряные всполохи огней в северной части горизонта говорили о том, что Кимберли не запугали и город надеется на будущее. 1 января пал форт Куруман. Там взяли в плен 12 офицеров и 120 милиционеров. Город находился в изоляции, и его захват не мог оказать никакого влияния на основные операции, однако он примечателен как факт первого захвата бурами укрепленного пункта.

Затянувшееся ожидание и однообразие нарушил смелый рейд, осуществленный отрядом с линии связи Метуэна. Он состоял из 200 квинслендеров, 100 канадцев (рота из Торонто), 40 конных манстерских фузилеров, санитарного транспорта из Нового Южного Уэльса и 200 человек из полка легкой пехоты герцога Корнуолльского с одной конной батареей. Замечательным отрядом (столь небольшим по численности, однако собранным с разных концов земли) командовал полковник Пилчер. Внезапно и стремительно выдвинувшись из Бельмонта, он ударил по позиции буров с правого фланга, который защищали мятежники из этой части колонии. Трудно преувеличить энтузиазм колонистов перед перспективой вступить в борьбу. «Ну наконец-то!» – закричали канадцы, получив приказ наступать. Отряд добился полной победы. Мятежники дрогнули и побежали, их лагерь был взят, сорок человек оказались у нас в руках. Наши потери были небольшими: трое убитых и несколько раненых. Отряд занял городок Дуглас и поднял там британский флаг. Однако было решено, что время удерживать Дуглас еще не пришло – отряд Пилчера вернулся в Бельмонт. Пленных мятежников отправили в Кейптаун для суда. Рейд прикрывало наступление формирования под командованием Бабингтона из войск Метуэна. В него входили 9-й и 12-й уланские полки с небольшим количеством конной пехоты и дивизион «G» конной артиллерии. Соединению поставили задачу предотвратить возможность нападения на Пилчера с севера. Следует отметить, что, хотя два отряда действовали на расстоянии тридцати миль друг от друга, им удавалось поддерживать телефонную связь. Между вопросом и ответом проходило в среднем семнадцать минут.

Вдохновленная этим небольшим успехом кавалерия Метуэна 9 января совершила еще один рейд за границу Свободного Государства. Он примечателен тем фактом, что (исключая переход родезского отряда полковника Плумера) стал первым случаем нарушения границы противника. В экспедиции под командованием Бабингтона участвовали те же полки и та же батарея, что прикрывали рейд Пилчера. Они взяли юго-восточное направление, чтобы обойти левый фланг позиции буров. С помощью отряда викторианских конных стрелков он покрыл значительное расстояние и разрушил несколько ферм. Последнюю крайнюю меру можно рассматривать как предупреждение бурам, что разрушения, которые они допускали в Натале, не могут оставаться безнаказанными. Однако и политика, и гуманность подобного курса, безусловно, остаются под вопросом. Президент Крюгер, конечно, имел основания для протеста, который он вскоре и направил Британии по этому вопросу. Экспедиция возвратилась в лагерь на Моддере к концу второго дня, не встретившись с противником. За исключением одного-двух подобных кавалеристских разведывательных рейдов, редких обменов дальнобойными снарядами, небольших перестрелок и пары ложных ночных тревог, превращавших весь фронт Магерсфонтейна в желтую линию недовольных огней, в войсках Метуэна не происходило ничего достойного описания вплоть до момента выступления генерала Гектора Макдональда в Кодосберг. Это движение можно было связывать с решительными операциями лорда Робертса, частью которых оно и являлось в действительности.

Рассказ о действиях сил генерала Гатакра в течение долгого периода (с момента поражения у Стормберга и до общего наступления) не потребует много времени. Хотя номинально Гатакр являлся командующим дивизией, его войска постоянно отзывали то на восток, то на запад. В его распоряжении редко оказывалось более бригады. В течение недель ожидания силы Гатакра состояли из трех батарей полевой артиллерии (74-й, 77-й и 79-й), некоторого количества конной милиции и иррегулярной кавалерии, остатков Королевского ирландского пехотного и 2-го Нортамберлендского фузилерского полков, 1-го Королевского шотландского, Дербиширского и Беркширского полков – в общем около 5500 человек. Генералу требовалось держать весь район от Стеркстроома до Ист-Лондона на побережье, имея перед собой победоносного неприятеля и недовольное население вокруг. В таких обстоятельствах он не мог сделать больше чем пытаться сохранить свою позицию у Стеркстроома, что он решительно и делал, пока линия обороны буров не развалилась. Однообразие такой пассивной обороны скрашивали разведка и вылазки на вражескую территорию. Их организовывал преимущественно капитан Де Монморанси, чья ранняя гибель положила конец карьере человека, обладавшего всеми качествами партизанского командира. В последнюю неделю года череда небольших стычек, центром которых был городок Дордрех, давала войскам генерала Гатакра поупражняться в партизанской войне.

3 января силы буров пошли в наступление и атаковали лагерь конной милиции Капской колонии, который находился примерно в восьми милях от основного рубежа Гатакра. Атака, однако, была вялой, и ее отбили с малыми потерями со стороны неприятеля, еще меньше потерь было у нас. После этого никаких серьезных действий в колонне Гатакра не производилось, пока общее наступление по всему фронту не расчистило генералу путь.

Тем временем генерал Буллер тоже вел политику выжидания. Зная, что Ледисмит все еще может держаться, Буллер копил силы для второй попытки освободить стойкий, но испытывающий сильное давление гарнизон. Бригады Хилдьярда и Бартона с конной пехотой, корабельными орудиями и двумя батареями полевой артиллерии оставались в Чивели. Остальные части отошли во Фрере, который находился в нескольких милях к тылу. Ободренные успехом буры высылали отряды на другой берег Тугелы, их останавливали наши дозоры, расставленные от Спрингфилда на западе до Уинена на востоке. Несколько разоренных ферм и короткий список убитых и раненых кавалеристов с каждой стороны стали единственным результатом этих разрозненных и вялых операций.

Время здесь (как и в остальных местах) работало на британцев, поскольку к армии Буллера постоянно подтягивалось пополнение. К началу нового года практически вся дивизия сэра Чарльза Уоррена уже находилась в Эсткорте, так что в любой момент могла выступить на фронт. Дивизия состояла из 10-й бригады (Имперский полк легкой пехоты, 2-й Сомерсетский, 2-й Дорсетский и 2-й Мидлсекский полки) и 11-й, или Ланкаширской, бригады (2-й Королевский ланкастерский, 2-й Ланкаширский фузилерский, 1-й Южно-Ланкаширский, Йоркский и Ланкастерский полки). В дивизию Уоррена также входили 14-й гусарский полк и 19-я, 20-я и 28-я батареи полевой артиллерии. Другие артиллерийские батареи, включая одну батарею гаубиц, подошли еще раньше. Теперь армия Буллера насчитывала более 30 000 человек. Чтобы войска имели необходимую для флангового марша мобильность, требовалось подготовить много транспорта. Только 11 января стало возможным реализовать новые наступательные планы Буллера. Прежде чем перейти к изложению того, что представляли собой планы генерала и какая печальная судьба их ожидала, вернемся к истории осады Ледисмита. Расскажем, как освободительные силы едва избежали унижения видеть (кто-то скажет – позора), как на их глазах штурмом берут город, ожидавший от них помощи. Этого не случилось только благодаря поразительной стойкости и невероятной выносливости изнуренных болезнями полуголодных людей, которые удержали хилые оборонительные рубежи, прикрывавшие город.

13
Осада Ледисмита

Понедельник 30 октября 1899 года не относится к тем датам, которые британцы могут вспоминать с удовлетворением. В плохо продуманном и скверно организованном сражении мы потеряли практически всех до последнего солдата на изолированном левом фланге, а на правом были вынуждены бесславно отступить обратно в Ледисмит, пусть и без значительных человеческих потерь. Британскую артиллерию подавили, пехоту остановили, а кавалерию парализовали. Восемь сотен пленных могут показаться не слишком серьезными потерями в сравнении, например, с Седаном[50]50
  Битва при Седане (1 сентября 1870 г.) – генеральное сражение Франко-прусской войны, произошедшее около французского города Седан. Потери французов были чудовищны. 82 000 французских солдат сдались в плен. В плен попал и сам император Франции Наполеон III. Прусская армия захватила 558 пушек и 66 000 винтовок.


[Закрыть] и даже с Ульмом,[51]51
  Битва под Ульмом (16–19 октября 1805 г.) – столкновения между армией Наполеона и австрийской армией под командованием фельдмаршал-лейтенанта Мака. Армия Мака капитулировала. 19 октября он сдался в плен с 30-тысячным войском; около 20 000 спаслись бегством, 10 000 были убиты или ранены.


[Закрыть] но в таких делах все относительно. Силы, которые сложили оружие при Николсонс-Неке, – самая крупная капитулировавшая британская армия со времен наших великих дедов, когда во Фландрии командовал печально известный герцог Йоркский.

Сэр Джорж Уайт столкнулся с неизбежностью блокады, к которой мы были совершенно не готовы, хотя столько месяцев имели открытую железную дорогу. Ледисмит располагается в низине, окруженной кольцом холмов. Ближайшие находились в наших руках, однако никаких попыток в первые дни войны закрепиться на Бульване, Ломбардс-Копе и других позициях, с которых можно обстреливать город, предпринято не было. Военные специалисты много спорят о том, удалось бы их успешно удерживать или нет, но все сходятся во мнении, что по крайней мере Бульвану (где есть собственный источник воды) можно было сохранить. Этот вопрос, однако, не имел смысла, поскольку дальними холмами владел неприятель. Но на самом деле внутренняя линия (Сизарс-Кэмп, Ваггон-Хилл, Райфлмэн-Пост и гряда к Хелпмакаар-Хилл) по периметру составляла 14 миль, и сложность удерживать столь протяженную линию более чем оправдывает генерала Уайта не только в том, что он оставил внешние холмы, но и в том, что держал свою кавалерию в городе.

После Ледисмитского сражения и отступления британцев буры в своей неторопливой, но результативной манере приступили к осаде города. Британский командующий принял это как неизбежность, довольствуясь тем, что может остановить угрожающее колонии вторжение. Во вторник, среду, четверг и пятницу бурские отряды постепенно стекались к Ледисмиту с юга и востока. Мы со своей стороны беспокоили неприятеля вылазками кавалерийских и разведывательных отрядов, эффективность которых пресса сильно преувеличила. В четверг 2 ноября из города под интенсивным обстрелом прорвался последний поезд, пассажиры прятались за сиденьями. В 14 часов того же дня была перерезана телеграфная линия. Одинокий и мрачный город приготовился отражать торжествующих буров до тех пор, пока не наступит день (казавшийся близким) и из лабиринта холмов, лежащих к югу, не появится освободительная армия. Были такие, чье сердце, зная врага и горы, холодело при мысли, какую цену придется заплатить освободителям, однако большинство, от генерала до рядового, безоговорочно верили в неустрашимость своих товарищей и удачу британской армии.

Один из примеров исторической удачливости всегда находился перед глазами осажденных: это бесценные корабельные пушки, которые столь впечатляюще появились в самый критический момент сражения, как раз вовремя, чтобы обуздать гиганта на Пепворт-Хилле и прикрыть отступление армии. Если бы не было грозных корабельных орудий, город оказался бы беспомощным под дулами огромных «крезо». Несмотря на то что буры наивно ожидали какой-то особой удачливости (один доброжелательный немецкий критик описал процесс как «военные действия Всемогущего»), в первые месяцы войны, бесспорно, счастливый случай или милосердное вмешательство спасали от катастрофы именно британцев. Тогда, в первую неделю ноября, когда вспыхивал каждый холм на севере и юге, на востоке и западе и большие 96-фунтовые снаряды ревели над городом, солдаты и горожане ждали помощи только от длинных тонких 120-миллиметровых стволов и крепких бородатых людей, которые их заряжали. Орудия Лэмбтона и две устаревшие 160-миллиметровые гаубицы, управляемые оставшимися в живых из 10-й батареи горной артиллерии, подавляли огонь тяжелых бурских пушек. Если не спасали, то, по крайней мере, отвечали тем же, и это морально облегчало тяжесть положения.

К концу первой недели ноября буры создали свое кольцо огня. К востоку от города на несколько миль тянется широкая зеленая равнина, по которой вьется река Клип. Там осажденные пасли лошадей и скот. Далее возвышается холм с плоской вершиной – знаменитый Бульвана, на котором стоял один большой «крезо» и несколько пушек меньшего калибра. К северу, на холме Пепворт, находился другой «крезо», и между ними, на Ломбардс-Копе, – бурская батарея. Британцы установили корабельные орудия с этой стороны города, поскольку разомкнутая петля реки делала место наиболее вероятным для штурма укреплений. Отсюда в западном направлении до Бестерса на юге шла непрерывная череда холмов, каждый из которых венчали бурские орудия, которые если и не могли повредить отдаленному городу, то по меньшей мере не позволяли гарнизону выдвигаться. Позиции буров были настолько мощны, что в массе высказанных критических замечаний никогда не звучало предположения, что Уайту с его небольшим гарнизоном следовало атаковать. Атака, несомненно, повлекла бы за собой тяжелейшие потери.

Первые дни осады омрачила гибель лейтенанта Эгертона с «Могучего». Он был одним из самых перспективных офицеров военно-морского флота. Ему оторвало ногу и ступню другой ноги, когда он лежал на бруствере из мешков с песком, наблюдая за тем, как мы ведем огонь. «Вот и конец моему крикету», – сказал смелый спортсмен. Его понесли в тыл с сигарой в зубах.

3 ноября на Коленсо отправили сильный кавалерийский разведывательный отряд, чтобы выяснить, какие силы противник имеет на этом направлении. Полковник Броклхерст взял с собой 18-й и 19-й гусарские, 5-й уланский и 5-й драгунский гвардейский полки с полком легкой кавалерии и натальскими добровольцами. Произошла бессвязная стычка, которая закончилась ничем и запомнилась великолепным поведением колонистов. Они показали себя равными солдатам регулярной армии по отваге и превзошли их в тактике, необходимой в такой местности. Смерть майора Таунтона, капитана Кнаппа и молодого Брабанта (сына генерала, который так много сделал на дальнейшей стадии войны) – дорогая цена за знание, что на юге буры имеют значительные силы.

К концу недели город уже приспособился к осадному положению. Генерал Жубер с рыцарством, всегда его отличавшим, позволил гарнизону вывести гражданских лиц в местечко под названием Интомби-Кэмп (быстро прозванное шутниками «Убежищедорф»). Там людям не угрожали снаряды, но снабжение, конечно, оставалось задачей армейской системы. Крепкие и мужественные горожане в большинстве своем отказались уходить и упорно старались отстоять свой разбитый городок. К счастью, река так размыла дно, что теперь фактически текла по глубокому каналу, на берегах которого оказалось возможным вырыть пещеры – по сути дела, бомбоубежища. Горожане несколько месяцев жили как первобытные люди в пещерах, возвращаясь домой только в благословенный седьмой день, который даровали им осаждающие христиане, так как сами отдыхали.

Периметр оборонительной линии был поделен на зоны ответственности корпусов: на юге, на холме под названием Сизарс-Кэмп, находился Манчестерский полк; на северо-востоке, между Ломбардс-Копом и городом, стояли девонцы. На севере, на наиболее уязвимом участке, размещались пехотная бригада, пехотный полк и остатки 18-го гусарского полка. На западе закрепились 5-й уланский, 19-й гусарский и 5-й драгунский гвардейский полки. Остальные части располагались вокруг предместий Ледисмита.

Буры, по всей видимости, полагали, будто сам факт, что они удерживают доминирующую над городом высоту, скоро приведет к капитуляции гарнизона. В конце недели противник, однако, как и британцы, осознал, что осада предстоит обоим. Огонь неприятеля по городу был тяжким, но не смертельным, хотя с течением времени он становился более результативным. Практика сделала стрельбу буров исключительно точной на пять миль, а стрелки стали более рисковыми. Во вторник 7 ноября буры предприняли вялую атаку на позицию Манчестерского полка на юге, которую британцы отбили без особых осложнений. 9 ноября попытка атаковать носила уже более серьезный и настойчивый характер. Наступление началось с интенсивного артиллерийского обстрела и ложной атаки пехоты со всех сторон. Целью бурской пехоты было не допустить подхода пополнения к пункту действительного удара – Сизарс-Кэмпу на юге. Буры, очевидно, с самого начала решили, что Сизарс-Кэмп – ключ к нашей позиции. Две серьезные атаки (9 ноября и 6 января) были направлены именно в эту точку.

Манчестерцев в Сизарс-Кэмпе усилили 1-м батальоном 60-го пехотного полка, который оборонял продолжение той же гряды – холм под названием Ваггон-Хилл. С рассветом обнаружилось, что бурские стрелки находятся в пределах ста ярдов. С этого момента до самого вечера холм непрерывно обстреливали. Однако буры, несмотря на безусловную личную отвагу, не слишком хороши в атаке, если на их стороне нет численного преимущества. Национальные традиции, основанные на ценности человеческой жизни, восстали. Как следствие, два хорошо расположенных полка смогли целый день отражать бурские атаки, потеряв не более тридцати человек убитыми и ранеными. Неприятель, находясь под шрапнелью 42-й батареи и ружейным огнем британской пехоты, должно быть, пострадал куда более серьезно. Результатом операции стало обоснованное убеждение, что при свете дня буры имеют мало шансов взять наши рубежи. 9 ноября – день рождения Принца Уэльского, поэтому успешный день завершили салютом корабельных орудий в двадцать один залп.

Провал штурма Ледисмита, по-видимому, убедил противника в том, что тактика выжидания, в которой голод, артиллерийский огонь и болезни становились их союзниками, будет надежнее и дешевле, чем наступление. С отдаленных холмов буры продолжали обстреливать город. Гарнизон и горожане научились терпеливо сносить (если не полюбили) удары 96-фунтовых снарядов и барабанную дробь шрапнели по своим железным крышам. Запасов было достаточно. К тому же осажденным повезло, что среди них нашелся первоклассный организатор – полковник Уард, знаменитость Ислингтона. Уард с помощью полковника Стоунмэна так систематизировали сбор и выдачу всей провизии – гражданской и армейской, – чтобы растянуть ее на возможно более долгий срок. Поливаемые дождем сверху и с грязью под ногами, досадуя на собственную праздность и чувствуя унижение от своего положения, солдаты неделю за неделей ждали освобождения, которое так и не пришло. Иногда обстреливали больше, иногда меньше. В иной день вели снайперский огонь, в другой – нет. Изредка маленький кавалерийский отряд отправлялся на разведку, и орудия выходили из города. Однако по большей части все лежали на боку – таково было разнообразие жизни в Ледисмите. Появилась неизменная осадная газета «Лира Ледисмита», она скрашивала однообразие жизни острыми шутками. Ночью, утром и в полдень на город сыпались снаряды, пока самые робкие не превратились если не в смельчаков, то в фаталистов. Грохот взрывов и холодный мелодичный перезвон шрапнели постоянно звучал у них в ушах. В бинокли гарнизон мог видеть яркие платья и зонтики бурских дам, которые приехали на поезде, чтобы посмотреть на мучения обреченного города.

Буры имели великолепную артиллерию на мощных позициях. Они были достаточно многочисленны, чтобы заблокировать британские силы в Ледисмите и немедленно отправляться на завоевание Наталя. Если бы они так поступили, трудно сказать, что могло бы помешать им доскакать до моря. Между ними и Дурбаном стояли только какие-то остатки воинских соединений – небольшие отряды и местные добровольцы. Но здесь, как и на реке Оранжевая, буров как будто разбил какой-то странный паралич. Когда дорога оказалась открытой, наши первые эшелоны с пополнением едва миновали Сент-Винсент. Однако, прежде чем буры решились воспользоваться возможностью, порт Дурбана уже заполнил британский флот, и десять тысяч солдат бросились им наперерез.

Оставим на время Ледисмит, чтобы описать действия буров в южном направлении. В первые два дня осады города они развернули свой левый фланг и атаковали Коленсо, в двенадцати милях к югу, выбив с позиции Дурбанский полк легкой пехоты дальнобойной артиллерией. Британцы отступили на двадцать семь миль и сосредоточились в Эсткорте, оставив в руках врага крайне важный железнодорожный мост в Коленсо. С этого момента буры удерживали северную часть Тугелы. Многие женщины стали вдовами, прежде чем мы снова овладели этой территорией. Это была самая критическая неделя всей войны. Однако, захватив Коленсо, противник сделал немного. Буры официально присоединили к Оранжевому Свободному Государству весь Северный Наталь – опасный прецедент, когда надо иметь в виду, что роли могут поменяться. С поразительной самонадеянностью они разметили себе фермы и послали за своими людьми, чтобы заселить завоеванные участки.

5 ноября буры оставались столь пассивными, что британцы небольшими силами возвратились в Коленсо и унесли несколько складов (что наводит на мысль о поспешности отступления). Четыре дня прошли в бездействии. Четыре для нас драгоценных дня. Вечером четвертого дня, 9 ноября, дежурные телеграфисты узла связи на Тэйбл-Маунтин увидели дым проходящего мимо Роббен-Айленда большого парохода. Это был «Рослин Касл» с первым пополнением. За неделю в Дурбан прошли «Моор», «Йоркшир», «Аурания», «Хаварден Касл», «Гэскен», «Арминьен», «Ориентал» и флотилия других судов с 15 000 солдат на борту. Империю снова спасло господство на море.