Текст книги "Преступления и призраки (сборник)"

На волосок
Рассказ мичмана

Перевод Н. Чешко

Что есть такого во всей природе, что было бы красивее или сильнее вдохновляло бы, чем вид великого океана, когда над ним веет радостный ветер, а солнце льет свет на длинные зеленые гряды со снеговыми гребнями? Истинно опечаленным должно быть то сердце, которое не отзывается на бодрящий плеск волн и грохот их о галечный берег. Однако бывают времена, когда великий волнующийся гигант в другом, мрачном настроении. Те, кого, как меня, некогда швыряли темные воды всю долгую ночь напролет, пока огромные волны в ярости выплевывали из себя пену, а над ними завывали разъяренные ветра, всегда будут смотреть на море иными глазами. Каким бы мирным оно ни было, такие люди всегда будут видеть демона, скрывающегося под улыбающейся поверхностью. Это – огромный дикий зверь, непредсказуемо буйный, с немереной силой.

Однажды, и только однажды за долгие годы, проведенные на море, оказался я отданным на милость этого чудовища. Да еще и при обстоятельствах, угрожавших более страшной катастрофой, чем потеря одной только моей жизни. Я взялся записать так коротко и точно, как только смогу, факты, связанные с этим приключениям, и его необычайные последствия.

В 1868 году я был четырнадцатилетним парнем и только что вернулся из своего первого плавания на «Парагвае» – одном из лучших судов лучшей Тихоокеанской линии, где я служил мичманом. В Ливерпуле наше судно должно было стоять около месяца, и я получил отпуск, чтобы навестить родственников, которые жили на берегу Клайда. Я поспешил на север со всем пылом мальчишки, впервые вернувшегося из чужих стран, и меня с любовью встретили родители и единственная сестра. Никогда я не знавал в жизни радости, хоть сколько-нибудь сравнимой с той, какую подобные встречи могут доставить молодому человеку с любящей натурой.

Деревенька, где жила моя семья, называется Радмор и расположена в одном из красивейших мест на всем Клайде. Именно эти преимущества побудили моего отца купить здесь загородный дом. Земля наша спускалась к самому берегу с небольшим деревянным причалом, выступавшим в реку; у причала стояла на якоре маленькая яхта, принадлежавшая прежнему владельцу и включенная в собственность, приобретенную отцом. Это был изящный маленький клипер грузоподъемностью около трех тонн, и как только он попался мне на глаза, я решил, что испытаю его мореходные качества.

У моей сестры была младшая подруга, Мод Самтер, которая как раз у нее гостила, и мы втроем часто исследовали окрестности, а время от времени выходили в устье порыбачить. Во всех этих водных экскурсиях нас сопровождал старый рыбак по имени Джок Рид, которому доверял мой отец. Поначалу мы были рады обществу старика и нас забавляла его беспрерывная болтовня и странные воспоминания. Однако через некоторое время нас начала раздражать мысль о том, что к нам приставили гувернера, а меня эта обида донимала вдвойне, потому что, как и положено мичману, я пал жертвой голубых глаз и золотых волос хорошенькой подружки моей сестры и полагал, что без нашего лодочника улучил бы много возможностей продемонстрировать свою галантность и проявить свое чувство. Кроме того, казалось чудовищным, чтобы настоящему моряку, пускай даже и четырнадцати лет отроду, уже по-настоящему обогнувшему мыс Горн, не доверяли командовать лодочкой в тихом шотландском устье реки. Мы вместе напрягли свои три молодых ума над этим делом, и результатом стало единодушное намерение взбунтоваться против нашего дряхлого капитана.

Осуществить это решение на практике было нетрудно. Однажды, ярким зимним днем, когда ободряюще сияло солнце, но поверхность воды ерошил морозный ветерок, мы объявили о своем намерении выйти под парусом, и, как обычно, Джок Рид был вызван из своего домика, чтобы нас сопровождать. Я помню, что старик взглянул с сомнением на барометр в нашем холле, а потом – на восточное небо, где кучевые облака громоздились вместе, в одну гигантскую башню.

– Далеко в этакий день нельзя, – сказал он, тряся седеющей головой. – К вечеру, глядишь, сильный ветер разыграется.

– Нет-нет, Джок, – закричали мы хором, – мы не хотим идти далеко!

Старый моряк спустился с нами к яхте, все еще ворча о своих предчувствиях насчет погоды. Я шествовал со всей важностью главаря заговорщиков, а сестра и Мод опасливо следовали за мной, полные робости и восхищения моей дерзостью. Когда мы добрались до яхты, я помог лодочнику поднять грот и кливер, и старик уже собирался отдать якорь, когда я выложил свой припрятанный козырь.

– Джок, – сказал я, сунув ему в руку шиллинг, – боюсь, вы замерзнете, когда мы выйдем. Вы бы не хотели выпить капельку чего-нибудь перед отплытием?

– Это уж точно, что хотел бы, молодой хозяин, – отозвался Джок значительно. – Я уже не так молод, как был когда-то, а кофе держит холод снаружи.

– Так сбегайте в дом, – сказал я, – мы можем подождать, пока вы вернетесь.

Бедный старина Джок, не подозревая предательства, удалился в направлении деревушки и вскоре исчез из виду. В ту же секунду, как он исчез, шесть маленьких деловитых рук принялись за работу, отдавая швартовы, и минуты не прошло, как мы отчалили, смело направившись к центру Клайдского устья. Под давлением своих парусов маленькое суденышко накренилось так, что планшир подветренного борта оказался вровень с водой, и когда мы врезáлись в волны, пена фонтаном взлетала над носовой частью и ливнем обрушивалась на палубу. Далеко на берегу мы могли разглядеть старину Джока; он, предупрежденный жителями деревни о нашем побеге, метался туда-сюда и возбужденно размахивал руками. Как мы смеялись над бессильной яростью старика, как развлекала нас соленая пена, от которой мокрыми стали наши лица и губы! Мы пели, мы шумели, мы баловались, а когда устали от этого, девушки устроились в парусине, пока я стоял за штурвалом и рассказывал бесчисленные истории о своих морских приключениях и событиях одного-единственного своего плавания.

Поначалу мы были в нерешительности насчет того, каким курсом, или же куда направиться, но после совещания единогласно решили, что пойдем в самый зев устья. Старик Джок всегда избегал открытого моря и болтался по реке, и нам казалось теперь, когда мы избавились от своего командира-ветерана, что это – отличная возможность показать, на что мы способны без него. Еще и ветер дул с востока, а значит, благоприятствовал такой попытке. Мы набили грот как могли и, закрепив руль, быстро шли по ветру в направлении моря.

Позади нас огромная облачная башня сделалась выше и шире, но по-прежнему ярко светило солнце, снова и снова заставляя вспыхивать гребни волн, будто длинные гряды огня. Берега устья, между которыми не то четыре, не то пять миль, густо поросли деревьями, и много красивых домов и величественных замков выглядывали на нас из зелени, пока мы проносились мимо. Далеко позади мы видели длинную линию дыма, говорившую нам, где лежат Гринок и Глазго с их тысячами тяжко трудящихся жителей. Впереди вздымался величественный горный пик, Гоутфелл на Арране, с кокетливой гирляндой облаков вокруг вершины. Далеко на севере тоже лежали в пурпурной дымке горные хребты, простирающиеся вдоль всего горизонта и отбрасывающие странные тени там, где яркие лучи солнца падали на изрезанные склоны.

Мы не были одиноки в своем пути по великой артерии, несущей в море коммерцию запада Шотландии. Снова и снова проходили мимо нас суда всех размеров и типов. Маленькие энергичные пароходы, пыхтя, везли мимо нас свой груз – граждан Глазго, покидающих этот большой город или возвращающихся туда. Яхты, катера, рыболовные суда сновали во всех направлениях. Один рыбак прошел у нас перед носом, и кто-то из экипажа, парень с неухоженной бородой, хрипло закричал на нас, но ветер помешал нам расслышать его слова. Ближе к морю нас медленно миновал большой атлантический пароход, трубы его изрыгали тучи дыма, сирена ревела, предупреждая меньшие суда, чтобы уходили с дороги. Пассажиры столпились у борта посмотреть на нас, а мы промчались мимо, очень гордые своим суденышком и собой.

Мы взяли с собой несколько бутербродов и бутылку молока, так что причин сокращать вылазку не было. Поэтому мы шли вперед, пока не оказались на траверзе Ардроссана, который стоит на самом устье реки точно напротив острова Арран, лежащего в открытом море. Пролив между ними примерно в восемь миль шириной, и обе мои спутницы шумно требовали пересечь его.

– Очень похоже на шторм, – сказал я, глядя на груду облаков позади. – Думаю, лучше нам поворачивать обратно.

– Ой, пожалуйста, пойдем к Аррану! – с энтузиазмом воскликнула малютка Мод.

– Пожалуйста, Арчи, – вторила ей моя сестра, – ты ведь не боишься, правда?

По правде говоря, я действительно боялся, потому что лучше них распознавал погодные предвестники. Читавшийся в голубых глазах Мод упрек мне в том, что ей казалось слабостью духа, перевесил мою осторожность.

– Если вы хотите идти, мы пойдем, – сказал я, и мы вышли из устья реки в пролив.

До сих пор нас в какой-то мере закрывали от ветра холмы позади, но как только мы вышли из-под их заслона, ветер набросился на нас более яростными и более долгими порывами. Мачта под напором ветра на парус согнулась, как хлыст, и, вероятно, сломалась бы вовсе, не будь я достаточно искушен в парусном деле, чтобы суметь взять пару рифов на гроте. Даже и после того судно пугающе кренилось, так что нам пришлось держаться за фальшборты, чтобы не соскользнуть. Волны тоже сделались намного больше, чем были в устье, и мы набрали столько воды, что мне пришлось несколько раз вычерпывать ее шляпой. Девушки хлопали в ладоши и кричали от удовольствия, когда нас окатывало водой, но я был серьезен, потому что понимал опасность, и, видя меня серьезным, они посерьезнели тоже. Перед нами огромный горный пик возносился, как башня, в облака, основание его тонуло в зеленых лесах; мы могли различить дома вдоль берега и длинную сияющую полосу желтого песка. Позади нас все темнее и темнее становились тучи, обрамленные снизу тем особенным мертвенно-сизым оттенком, что служит у природы сигналом опасности. Очевидно было, что бриз скоро станет штормом, и притом яростным. Нам следовало, не теряя ни секунды, возвращаться в реку, и я уже горько жалел, что вообще покинул заслон ее берегов.

Мы развернули судно так быстро, как только могли, но для троих детей это не легкая задача. Когда наконец мы закрепились на курсе к шотландскому берегу, то поняли, какой трудной задачей будет для нас возвращение. Пока мы шли по ветру, мы шли одновременно и вместе с волнами, и только случайные опрокидывались на нас. Но как только мы развернулись бортом к морю, нас тут же затопила вода, набиравшаяся быстрее, чем мы могли ее вычерпывать. Зигзаг молнии рассек темное восточное небо, за ним последовал оглушительный раскат грома. Ясно было, что сейчас начнется шторм, и я понимал, что если он застигнет нас в теперешнем положении, мы неминуемо потонем. С большим трудом мы снова набили грот и пошли по ветру. Он повернул на пару румбов к северу так, что этот курс должен был доставить нас на юг острова. Теперь мы набирали меньше воды, но в то же время с каждой минутой становились все ближе к бурному Ирландскому морю, все дальше и дальше от дома.

К этому времени ветер так разыгрался, а волны так гремели, что трудно было расслышать слова друг друга. Малютка Мод пристроилась у меня под боком, держась обеими руками за мою руку. Сестра вцепилась в поручень с другой стороны от меня.

– Как ты думаешь, – спросила она, – мы не могли бы войти в одну из гаваней Аррана? Я знаю, что есть гавань в Бродике, это прямо против нас.

– Нам лучше держаться оттуда как можно дальше, – ответил я. – Если подойдем к берегу, наверняка разобьемся. А крушение здесь ничем не лучше, чем крушение в открытом море.

– Куда мы идем?! – закричала она.

– Туда, куда несет ветер, – ответил я, – это единственный шанс. Не плачь, Моди, мы просто вернемся, как только закончится шторм.

Я попытался утешить их, потому что обе плакали, да я, признаться, и сам едва сдерживал всхлипывания, потому что очень уж я был мал для такой переделки.

Когда на нас обрушился шторм, сделалось так темно, что мы едва могли видеть остров впереди и темную линию побережья Бьюта. Мы летели сквозь воду на колоссальной скорости, скользя по огромным шипящим волнам, а ветер завывал и взвизгивал в нашем такелаже, будто весь воздух переполнился демонами, преследующими нас, чтобы уничтожить. Девушки съежились, дрожа от ужаса, на дне, а я старался утешать их, как только мог, и держать судно по ветру. Чем ближе становилась ночь и чем больше мы удалялись от берега, тем сильнее становился ветер. Огромные темные волны вздымались высоко над верхушкой нашей мачты, так что, оказавшись в ущелье моря, мы не видели ничего, кроме мрачных жидких стен впереди и позади. Потом мы взлетали по черному склону, пока не увидим с вершины пугающую панораму яростных вод вокруг, а затем спускались вниз, вниз в долину на другой стороне. Только предельная легкость и плавучесть нашего суденышка спасала его от немедленного разрушения. Десяток раз гигантские валы нависали над нашими головами, словно собираясь сокрушить нас, но каждый раз храброе суденышко торжествующе поднималось над ними, отряхиваясь после каждого столкновения с водами, как морская птица отряхивает перья.

Никогда я не забуду ужасов этой ночи! Когда на нас опустилась темнота, вблизи замаячил силуэт огромной скалы, и мы поняли, что проходим Элайза Крэйг. В каком-то смысле хорошо было знать, что он остался позади, потому что теперь не осталось земли, которой нужно было бы бояться – только огромная ширь Ирландского моря. В короткие промежутки, когда поднималась туманная завеса, мы видели мерцающие позади нас огни шотландских маяков. Волны ужасали днем, но теперь стали еще хуже. Легче было видеть их вздымающимися над нами, чем слышать, как они шипят и свистят над головой, и не различать ничего, кроме случайного отсвета пенной линии. Один и только один раз луна выпуталась из плотных торопливых туч, затмивших ее лик. Тогда перед нами явилась было огромная ширь пенных мечущихся вод, но темный поток проносился по небу – и серебристый свет быстро угас, и снова воцарилась мгла.

Что за долгая и утомительная ночь! Замерзшие, голодные и дрожащие от ужаса, мы трое прижались друг к другу, вглядываясь во мрак и молясь так, как никогда не молились раньше. Все эти долгие часы мы по-прежнему неслись сквозь воды – неслись на юго-запад, потому что ветер был теперь северо-восточный. Когда забрезжил день, серый и хмурый, мы увидели изрезанное побережье Ирландии, обрамляющее весь западный горизонт. И вот теперь, при первом смутном свете зари, с нами случилось огромное несчастье. Было ли это результатом долгого напряжения, или особенно яростный порыв ветра рванул парус, мы так и не узнали, но вдруг раздался резкий треск, звук разрыва, а в следующее мгновение мачта уже волочилась сбоку, а паруса и такелаж хлопали по поверхности воды. Раз наше движение прекратилось, в тот же миг огромная волна опрокинулась на судно и почти потопила нас. К счастью, удар был так силен, что накренил корпус, и яхта всплыла носом вперед. Я отчаянно вычерпывал воду шляпой, потому что лодка наполовину наполнилась и я знал: еще немного – и она потонет, но сколько я ни вычерпывал, столько же, и даже больше, захлестывало внутрь. Именно в этот момент, когда казалось, что все уже кончено, я услышал, как радостно вскрикнула моя сестра, и, подняв взгляд, увидел большой паровой катер, продвигающийся к нам сквозь шторм. Тогда слезы, которые я так долго сдерживал, пришли ко мне на выручку, и от радости, которая охватила нас, когда мы поняли, что спасены, я раскис окончательно.

Нашим спасителям не просто было нас выручить, потому что соприкосновение двух суденышек представляло опасность для обоих. Но нам бросили канат, и доброжелательные руки перетащили нас одного за другим в безопасное место. Моди была в обмороке, а мы с сестрой так ослабели от холода и усталости, что нас, беспомощных, на руках перенесли в каюту катера, где дали немного горячего супа, а потом мы заснули, как ни качало и ни бросало маленькое судно.

Сколько мы спали – не знаю, но когда я проснулся, уже было, кажется, за полдень. Сестра и Моди лежали на койке напротив, и я видел, что они еще спят. Высокий чернобородый человек склонялся над картой, пришпиленной к столу, вымеряя расстояния циркулем. Когда я пошевелился, человек этот поднял взгляд и увидел, что я не сплю.

– Ну, приятель, – ободряющим тоном произнес он, – как дела?

– Хорошо, – сказал я, – благодаря вам.

– Вы были на волосок, – заметил он. – Посудина пошла ко дну через пять минут после того, как вас подняли на борт. Знаете, где вы теперь?

– Нет, – сказал я.

– Рядом с островом Мэн. Мы собираемся вас высадить на западном побережье, где вряд ли нас кто-нибудь увидит. Нам придется для этого сойти с курса, и я бы предпочел взять вас во Францию, но хозяин думает, что вас надо отослать домой как можно скорее.

– Почему вы не хотите, чтобы вас видели? – спросил я, приподнимаясь на локте.

– Неважно, – отозвался он, – не хотим, и этого достаточно. А еще – и вы, и девочки должны помалкивать о нас, когда высадитесь. Скажете, что вас спасли рыбаки.

– Хорошо, – пообещал я.

Меня очень удивила серьезность, с которой он этого потребовал. На какое же судно мы попали? Может быть, контрабандист, наверняка что-нибудь незаконное, а не то – почему бы так беспокоиться, чтоб не увидали? Но они были добры к нам, так что, кем бы они ни были, не нам их разоблачать. Лежа и раздумывая об этом, я вдруг услышал шум на палубе, и тут же в люк просунулась чья-то голова.

– Прямо по курсу судно, похоже на канонерскую лодку, – сообщил заглянувший.

Капитан – я предположил, что черноволосый был капитаном – уронил циркуль и бросился на палубу. Через минуту он спустился обратно, явно взволнованный.

– Пойдем, – сказал он, – мы должны избавиться от вас немедленно.

Он разбудил девушек, и нас троих поторопили к борту и в лодку, где сидели на веслах два моряка. Холмистое побережье острова оказалось не больше чем в сотне-другой ярдов. Когда я спускался в лодку, человек средних лет в темном костюме и сером плаще положил мне руку на плечо.

– Помните, – сказал он, – молчание! Вы можете причинить много вреда!

– Ни слова, – ответил я.

Он помахал нам на прощание, наши гребцы взялись за весла, и через несколько минут мы ступили наконец ногами на твердую землю. Лодка быстро отплыла обратно, а потом мы увидели, как катер помчался к югу, очевидно, спеша ускользнуть от большого судна, чей дым виднелся вдали. Со второго взгляда катер был уже только точкой на воде, и с того дня до нынешнего мы больше не видели наших спасителей и ничего о них не слыхали.

К счастью, у меня в кармане было достаточно денег, чтобы послать телеграмму отцу, а потом мы дождались в гостинице в Дугласе, пока он сам приехал и забрал нас. Страх и неизвестность побелили его волосы; но он за все был вознагражден, когда снова нас увидел и сжал в объятиях. На радостях он даже забыл отругать нас за то предательство, что послужило причиной наших несчастий; и ничуть не менее теплый прием нас ожидал, когда мы вернулись на берега Клайда, в том числе и со стороны самого старины Джока, полностью простившего нам бегство.

А кто были наши спасители? Это достаточно сложный вопрос, и все-таки у меня есть догадка по этому поводу. Через несколько дней после нашего возвращения вся Англия гудела от разговоров о том, что Стивенс, знаменитый главарь фениев, благополучно бежал на континент. Может быть, я фантазирую на пустом месте; но мне часто казалось, что если бы та канонерская лодка догнала тот катер, вполне возможно, что упомянутый мистер Стивенс никогда бы ни объявился на дружественных берегах Франции. Однако, какова бы ни была его политика, а если нашим спасителем действительно был мистер Стивенс, то он оказался нам хорошим другом в беде, и мы часто вспоминаем с благодарностью наше короткое знакомство с пассажиром в сером плаще.

Церковно-приходской журнал

Перевод Г. Панченко

Эта история началась в шесть часов вечера: не так уж и поздно, но зимой рано темнеет. Мистер Помрей, директор и владелец типографии, как раз собирался завершить рабочий день и отправиться домой. Собственно, для него это означало всего лишь перейти из задней комнаты, где располагалась типография, в переднюю, где располагалось все остальное. Он уже встал из-за стола, когда из прихожей навстречу ему шагнул юный мистер Картоффли. Это был невозмутимый молодой человек, лицо которого и обводами, и общей одухотворенностью чувств в точности соответствовало его фамилии. Правда, он отличался довольно редкой способностью в точности и без вопросов выполнять то, что ему поручено. Вообще-то, у работодателей это обычно считается достоинством, но всему своя мера.

– Там двое пришли. Хотят вас видеть, – Картоффли положил на стол перед своим шефом две визитные карточки.

Мистер Помрей посмотрел на них. Некие мистер Роберт Андерсон и мисс Джулия Дункан. Эти фамилии он видел в первый раз.

– Хорошо, скажи им, чтобы заходили.

Двое потенциальных клиентов ступили через порог помещения, которое сам мистер Помрей называл «кабинет директора», а как его следовало называть на самом деле, вы уже знаете. Роберт Андерсон оказался высоким и унылым джентльменом примерно в возрасте Картоффли; ему сопутствовала юная леди тоже самого печального вида, вся в черном. Впрочем, следует признать: помимо уныния, их облик дышал респектабельностью.

– Смею предположить, что вам известно это издание, – сказал юноша, демонстрируя маленькую книжицу в серой обложке, первую страницу которой украшало изображение церкви. – Официальное его название «Журнал церкви Cв. Оливии», но это не один из небольших журнальчиков, кои нередко издаются при разных церквах от случая к случаю – о нет, перед вами регулярный, ежемесячный приходской вестник! А приход у «Cв. Оливии» большой. Мы двое, я и эта молодая леди, представляем собой редакторский коллектив в полном составе. Обычно наш журнал печатается…

– В Сити, в типографии Элтона и Дарка, – вмешалась вышеупомянутая молодая леди. – И вот сейчас мы вдруг узнаем, что «Элтон и Дарк» закрылись. К счастью, основной номер уже напечатан, но мы хотим приложить к нему…

– Мы хотим приложить к нему приложение, если вас интересует, как я бы это назвал, – продолжил молодой человек, бросая косой взгляд на свою соратницу по редакторской деятельности. – Вот так оно и будет называться – «Приложение»! Дело в том, что из-за этого названия, чтоб его чер…

– Мистер Андерсон хочет сказать, – опять перебила его девушка, – что у нас возникла мысль дополнить церковно-приходской вестник рубрикой, затрагивающей социальную тематику. Но мы не смогли определиться с названием. Поэтому в конце концов решили выпустить эти материалы отдельным приложением к основному номеру, малым тиражом для самых уважаемых прихожан.

– Да, именно это я и хочу сказать, – юный мистер Андерсон вновь покосился на еще более юную мисс Дункан. – Все крайне благопристойно и лишь немногим менее пресно, чем в традиционных рубриках «Журнала церкви Cв. Оливии». Так что можно будет распространить это «Приложение» как вкладыш в основной журнал. Если, конечно, вы сможете выполнить заказ в устраивающий нас срок. С набором проблем возникнуть не должно, – молодой человек достал из кармана аккуратный рулон плотно скатанных в трубку листов, – это не рукопись, а машинопись, причем уже беловой вариант для типографии, все правки внесены, даже вычитывать не надо. Вопрос только в срочности. Если вы сумеете напечатать пятьсот экземпляров быстро – то есть действительно быстро…

– Дело в том, что из-за всех этих споров мы почти упустили время, – сказала мисс Дункан. – Месячный номер уже отпечатан, его надо рассылать подписчикам… Крайний срок, когда мы должны получить это приложение, – завтра к полудню. Типография «Фергюсон и Ко» в принципе обещала успеть к этому времени, так что, если названный срок для вас слишком мал, пожалуйста, скажите нам об этом прямо сейчас, чтобы мы могли сразу же поспешить к ним.

Мистер Помрей развернул первый из листов. Его взгляд скользнул по ровным машинописным строкам, на миг зацепился за оборот «…наш высокочтимый викарий, мистер О. Б. Дури…», за фразу о каких-то проблемах, встающих в последнее время перед епархиальным сообществом…

– В работу, – коротко распорядился он, через стол передав лист Картоффли.

– Мы хотели бы заплатить аванс сразу, – юная леди раскрыла сумочку. – Вот пять фунтов наличными, потом вычтете их, когда пошлете нам счет. Конечно, мы с вами не знакомы и вы не имеете оснований нам доверять…

– Хорош бы я был, – улыбнулся мистер Помрей, – не доверяя издателям церковно-приходского журнала!

– Воистину так! – пылко воскликнул молодой джентльмен и тут же чопорно склонил голову. – Тем не менее я настаиваю, чтобы вы приняли от нас эту частичную предоплату. Тираж пришлите мне по адресу Колгроув-роуд, 16. Записали? К завтрашнему дню, не позже двенадцати часов. Устраивает? Успеете?

– Завтра в полдень они будут там, – уверенно заявил Помрей.

Сделка была заключена, и заказчики встали, чтобы покинуть типографию. Уже в дверях девушка обернулась.

– Надеюсь, вы не забудете указать в выходных данных название типографии и свою фамилию? – спросила она. – Закон требует этого, и не церковному изданию нарушать закон. Кстати, не желаете ли вы в дальнейшем стать получателем нашего журнала?

– Конечно. Мы всегда помещаем название нашей фирмы в колонтитуле, – аккуратно ответил Помрей на первую половину вопроса.

Он уже не увидел, как, едва оказавшись на улице, заказчики, более не сдерживая восторга, буквально кинулись в объятия друг другу.

– Кажется, у нас получилось! – воскликнул юноша.

– Изумительно! – согласилась с ним девушка.

– Дать пятерку вперед – это была моя идея! – уточнил он.

– Потрясающе! – воскликнула она. – Этот тип сразу ее сцапал! Теперь он наш!

– Воистину так! – произнесли они одновременно. После чего звонко рассмеялись – и канули в вечернюю тьму, уже плотно окутавшую зимние улицы.

* * *

Если Картоффли и имел какое-то мнение по поводу того материала, набором которого он сейчас занимался, то оставил это мнение при себе. Равно как и по поводу необходимости трудиться во внеурочные часы. Впрочем, такое в «Помрей-Пресс» временами случалось.

Работа была достаточно тяжела, да и заняла она очень даже немалое время – тем не менее на полном, округлом лице Картоффли временами появлялась странная улыбка, надолго изгонявшая обычное выражение бесстрастной угрюмоcти.

Да, это был воистину необычный заказ. Никогда прежде он не читал чего-либо подобного! Может быть, все же стóит…

Но Картоффли, молодой человек и младший работник в типографии, отлично знал, за что именно его ценят. И раз уж для мистера Помрея столь важно, чтобы его помощник выполнял порученную ему работу точно, добросовестно и без вопросов – то так тому и быть.

Итак, помощник сделал то и только то, что от него требовалось, сделал добросовестно и в срок. Весь тираж был готов уже к утру. В двенадцать часов Картоффли привез упакованные пачки с экземплярами «Приложений» по указанному адресу – и с удивлением обнаружил, что заказчик, мистер Андерсон, уже ждет его на улице перед входом в палисадник, буквально приплясывая от нетерпения. Да, как видно, редакторам церковно-приходских журналов тоже приходится немало попотеть, зарабатывая свой хлеб…

А через двадцать четыре часа бомба, которую мистер Помрей собственноручно заложил под себя, свою типографию и свой дом, взорвалась. Первым вестником беды стало письмо, доставленное с утренней почтой:

«Сэр!

Все мы, сочлены конгрегации церкви Cв. Оливии, с огромным трудом можем себе представить, что вы прочли текст так называемого «Приложения к церковно-приходскому журналу», полученному нами этим утром. Труднее только предположить, что вы поставили его в печать, не читая. В любом случае ваше имя как издателя делает вас причастным к содержанию этого возмутительного документа. Не стану утверждать, что вы будете избавлены от необходимости отвечать на все вопросы, касающиеся моих зубов, перед судом – однако знайте уже сейчас, что они ни в коем случае не являются вставными, более того: я ни разу в жизни не обращался к дантисту! А вот вам, по-видимому, услуги дантиста вскоре понадобятся. Или услуги адвоката. Выбор в данном случае не за вами, а за мной.

Джеймс Уилсон (старший)».

Следующее письмо легло на стол потрясенного владельца типографии прямо во время завтрака. Мистер Помрей дрожащими пальцами вскрыл его и начал читать аккуратные строки, написанные мелким женским почерком:

«Сэр!

Что касается безосновательно компрометирующего меня утверждения, содержавшегося на страницах вкладыша к «Церковно-приходскому журналу», могу сказать лишь одно: покупка нового автомобиля – мое личное дело, которое никого, кроме меня, не касается. А намеки на сопутствующие обстоятельства тем более безосновательны, оскорбительны и совершенно недопустимы. Поскольку именно Вы как издатель этого отвратительного «Приложения» несете юридическую ответственность за все, что напечатано в нем, приготовьтесь в ближайшие же дни иметь дело с моими юрисконсультами.

Искренне Ваша,

Джейн Педдигрю.

Элтон-Сквер, 14».

– Что это? Что, черт возьми, все это означает?! – вскричал Помрей, дико глядя на сидящих с ним за завтраком жену и дочь. И, не дожидаясь ответа от них, уже не крикнул, а поистине возопил: – Картоффли! Картоффли!!!

Через нескольку секунд (учитывая, что рабочая контора и жилой дом пребывали под одной крышей, столь скорое перемещение в пространстве не должно никого удивить) помощник появился на пороге.

– Да, сэр?

– У нас еще остались экземпляры этого, как его, «Приложения»?

– Да, сэр. Пятьсот, как и было сказано, я отправил клиенту – но несколько штук с техническим браком…

– Сюда их! Сюда! Живо!

Чтобы выполнить его приказ, опять-таки потребовалось не более чем несколько секунд. Мистер Помрей торопливо раскрыл тоненькую брошюру, пробежал взглядом по строкам – и по мере того, как он читал, апоплексический удар, с первых же мгновений неслышно, как огромный кот, подкравшийся к издателю сзади, начал придвигаться все ближе и ближе.

«В последнее время наш высокочтимый викарий, мистер О. Б. Дури-Всех, очень занят: он изобретает новые способы, которые позволят и дальше водить за нос епархиальное сообщество. По сведениям, полученным из информированного источника, пожелавшего остаться неизвестным, недавно викарий похвалялся в узком кругу, что удачный способ уже найден, и теперь преподобный О. Б. Дури чувствует себя на своей должности “надежнее, чем умелый объездчик в седле смирной клячи”. Не знаем, столь ли смирна в действительности эта “кляча”: в прошлые месяцы ей случалось закусывать удила, а викарию – терять поводья. Однако если учесть связи в верхах, а особенно тот факт, что кузен нашего преподобного является одним из высокопоставленных помощников самого лорда Фиц-Бастарда… Как бы там ни было, в данный момент наше издание остережется утверждать, что оптимистический прогноз мистера Дури-Всех лишен оснований».