Текст книги "Преступления и призраки (сборник)"

– …А если кто-нибудь скажет, что это не так, – ответил я, перефразируя Сэма Уэллера, – тот скажет неправду, которая на правду не только не совсем похожа, но и совсем непохожа[12]12
  Сэм Уэллер – персонаж романа Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба»: бойкий на язык слуга, регулярно изрекающий слегка пародийные афоризмы. В данном случае Ватсон цитирует фрагмент его высказывания из финала главы XVI, «слишком изобилующей приключениями, чтобы их можно было кратко изложить».


[Закрыть]. В любом случае, коль скоро дело касается меня, буду только счастлив присоединиться к вам, друг мой!

– Значит, давайте считать, что по этому поводу мы договорились. Тогда я оставляю вас. Мне, как вы помните, вскоре предстоит нанести визит в ист-эндские трущобы и уладить то небольшое дельце о краже в музее. Не забудьте: наш поезд отходит от Сент-Панкрас в час тридцать ночи!

* * *

За несколько минут до названного времени я уже стоял на платформе, но Холмса не было. Его высокая фигура возникла рядом со мной буквально в последние мгновения, когда минутная стрелка больших вокзальных часов указывала ровно половину второго и проводники начали шумно захлопывать двери вагонов.

– Вот мы и отправляемся, Ватсон! – выкрикнул мой друг с веселым легкомыслием, когда нам все-таки удалось вскочить в поезд. – Бьюсь об заклад: вы были уверены, что я опоздаю. У меня сегодня действительно был чрезвычайно напряженный вечер, буквально ни минуты свободной с тех пор, как мы расстались, но всеми имеющимися минутами я распорядился с толком. Что ж, по мнению одного француза, так и должен поступать настоящий англичанин: «Хорошо использованный минимум вполне достаточен!»

– Кто это сказал?

– Англичанин Филеас Фогг. Точнее, все-таки француз Жюль Верн. Роман «Вокруг света за восемьдесят дней» – слыхали?

– Доводилось. Но, Холмс, вы напрасно думаете, будто меня так уж смутило ваше появление за миг до отхода поезда. Это предпоследнее, чем меня можно удивить!

– А последнее?

– Последнее – если вы окажетесь на платформе не просто вовремя, но на десять минут раньше.

– Да, если уж выбирать между двумя из этих зол… – пробормотал Холмс. – Ладно, давайте устраиваться на отдых. Очень кстати получилось, что в вагоне первого класса мы оказались одни. Нам надо как следует выспаться: завтра, судя по всему, нас ожидает тяжелый день.

Он опустил непрозрачный абажур, пригасив свет электрического ночника у своего изголовья, откинулся на спинку сидения – и прошло не более минуты, как мерное дыхание убедило меня, что мой друг крепко спит.

Одной из особенностей Холмса была способность мгновенно засыпать в любой выбранный им свободный момент. Правда, он обладал и прямо противоположными способностями, позволявшими ему очень долго воздерживаться от сна, чем, к сожалению, часто злоупотреблял, несмотря на мои возражения. В результате ему порой действительно удавалось за несколько бессонных суток распутывать очень сложные и необычные дела, однако, утверждаю это как врач, такая бессонница все-таки действительно вредна для здоровья.

Не наделенный тем же даром, что Холмс, я тоже постарался последовать его примеру. Поезд стремительно несся сквозь ночь, вагон ритмично потряхивало на стыках, иногда мы пролетали сквозь освещенные станции или мимо рядов горящих во тьме фонарей… Заснуть мне все никак не удавалось, я с завистью поглядывал на безмятежно дремлющего Холмса, но сам сумел погрузиться в дрему лишь через несколько часов. Во всяком случае, отчетливо помню, как мы миновали Ноттингем, и я уже уверился было, что меня ожидает бессонная ночь…

Проснулся я от того, что вагон чуть накренился на повороте. Через секунду в глаза мне ударил солнечный свет, хотя в миг моего пробуждения, готов поклясться, вокруг царил полумрак. Холмс, сидя напротив, внимательно штудировал «Брэдшоу», время от времени сверяясь с расписанием пароходных рейсов. Заметив, что я пошевелился, он перевел взгляд на меня.

– С вашим зрением все в порядке, Ватсон, и утро по-прежнему не наступает мгновенно. Просто мы уже миновали Доур, а сейчас как раз вынырнули из Тотлейского туннеля[13]13
  Самый длинный в Великобритании железнодорожный туннель. Построен в 1893 г. Протяженность его составляет 3,5 мили (5,7 км).


[Закрыть]. Стало быть, приготовьтесь: поезд будет в Шеффилде через несколько минут.

– Вижу, вы не тратите время впустую.

– Да, сейчас я окончательно убедился: «Брэдшоу» – полезнейшее издание всех времен и народов. Во всяком случае, для людей моей профессии.

– И чем этот справочник прямо сейчас помог вам в расследовании? – спросил я с легким удивлением.

– Пока, допускаю, и не помог, но в любом случае он позволяет, так сказать, держать в руках весь объем информации, которая ежеминутно может оказаться полезной. Весьма вероятно, что этот человек, Джейбс Бут, решил уехать из страны. Если эта моя гипотеза правильна, то он, несомненно, окажется просто вынужден будет черпать информацию из тех же источников. Судя по сведениям, сообщаемым утренней «Шеффилд Телеграф»…

– Холмс! Как вы, не выходя из поезда, сумели узнать, что пишут в сегодняшней газете?!

– Никакого спиритизма, Ватсон: я купил ее на остановке в Лестере, когда вы все еще изволили безмятежно почивать… Так вот, в «Шеффилд Телеграф» сообщается, что наличные по последним из подделанных чеков мистер Бут получил в Северо-Британском банке, что на Сэвил-стрит. При этом время самой последней из этих банковских операций установлено с точностью до минуты: она произведена ровно в четверть третьего пополудни в среду. Он нанял кеб и в нем проделал маршрут с остановками у всех намеченных банков, причем финальная точка этого маршрута, Сэвил-стрит, находится совсем неподалеку от железнодорожной пассажирской станции. Отпустив кебмена, Бут мог пешком добраться до этой точки… так… примерно через три минуты после того, как покинул Северо-Британский банк. А теперь открываем справочник и видим, что, согласно расписанию, в четырнадцать двадцать два оттуда следует скоростной экспресс по маршруту Шеффилд – Ливерпуль. На конечную станцию он прибывает менее чем через два часа, в шестнадцать двадцать. Этот рейс рассчитан специально на тех, кто хочет успеть к отправлению пассажирского лайнера «Эмпресс Квин», линия «Уайт Стар»[14]14
  «Уайт Стар Лайн» – ведущая в те десятилетия пароходная компания, работавшая под девизом «Экономичность, скорость, комфорт!». Пассажирские лайнеры этой компании, выходившие в плавание под вымпелом со знаком белой звезды на красном фоне, лидировали на трансатлантических линиях с начала 1870-х по 1930-е гг.


[Закрыть], который в восемнадцать тридцать выходит из Ливерпульской гавани и берет курс на Нью-Йорк. Не исключен и другой вариант: специальный поезд, маршруты которого согласованы с Гульским пароходством, отбывает с этой же шеффилдской станции в четырнадцать сорок пять и приходит в Гуль всего через два с четвертью часа, как раз успевая к рейсу «Кометы». Это голландский паровой пакебот, он отправляется по маршруту Гуль – Амстердам ровно в восемнадцать тридцать, так что у пассажиров есть время без спешки добраться от вокзала в порт.

– Вы, безусловно, правы, Холмс. Это два равновероятных пути бегства!

– На мой взгляд, первый все же более вероятен. Но возможны, конечно, оба.

Едва Холмс произнес эту фразу, как наш поезд затормозил у шеффилдского вокзала.

– Пять минут пятого, – я посмотрел на часы. – Без нескольких секунд…

– По сравнению с расписанием мы опоздали почти на полторы минуты, – Холмс покачал головой. – Мистер Фогг был бы недоволен, но планам мистера Бута столь малые несовпадения вряд ли помешают. Нам – тем более. У нас остается вполне достаточно времени, чтобы как следует позавтракать и выпить крепкого кофе, прежде чем отправляться по делам.

После завтрака мы первым делом посетили центральное отделение полиции. Каких-либо новых сведений по интересующему нас вопросу к тому времени не поступило, нам сообщили только, что официально дело теперь ведет инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда, который прибыл в Шеффилд еще прошлым вечером. Кроме того, мы узнали в полиции адрес мистера Джервиса, управляющего того банка, где работал Бут, а также адрес дома, в котором Бут ранее проживал. Последний располагался в Брумхилле, на окраине Шеффилда, так что сначала мы заехали к управляющему.

Кебмен доставил нас на место в семь тридцать. Судя по всему, банкир первоначально хотел обсудить вопрос с одним только Холмсом, но тот настоял на моем присутствии, поэтому в роскошно обставленную гостиную мы проследовали вместе. Ждать пришлось недолго: мистер Джервис, крепкий полнокровный джентльмен примерно пятидесяти лет, спустился к нам почти сразу. Весь его облик распространял вокруг себя неуловимый аромат финансового процветания, но по тяжелому дыханию банкира и его раскрасневшемуся лицу (в комнату, где мы находились, он даже не вошел, а буквально вбежал), было видно, каким ударом для него стала эта история.

– Извините, джентльмены, что вам все-таки пришлось меня дожидаться, – отдуваясь, произнес хозяин. – Мистер Холмс, я получил вашу телеграмму и ждал вашего приезда, но вы и вправду прибыли быстрее, чем я мог предполагать.

– Право слово, мистер Джервис, – мой друг покачал головой. – В извинениях нет никакой необходимости, скорее, нам должно быть неловко за столь неурочный визит. Именно поэтому давайте сразу перейдем к делу мистера Бута, которое, строго говоря, и является источником всех этих затруднений. Надеюсь, нам удастся с ним разобраться.

– Буду счастлив помочь вам в этом расследовании, мистер Холмс, – банкир, не зная, куда девать руки, нервно теребил золотую цепочку часов, массивную, словно якорная цепь. – Спрашивайте все, что считаете нужным.

– Когда мистер Бут начал работать в вашем банке?

– В январе тысяча восемьсот восемьдесят первого.

– Вам известен его первый адрес, по которому он поселился в Шеффилде?

– Он снял жилье на Ашгейт-роуд и, насколько я знаю, живет там до сих пор. То есть жил…

– Вы что-нибудь знаете о нем, его семье и вообще о его жизни до того момента, как он поступил к вам в качестве служащего?

– Увы, очень мало. Он холостяк, родителей его, кажется, нет в живых – и, боюсь, это все, что мне известно. Но до этого он работал в филиале нашего банка в Лидсе, где получил наилучшие рекомендации. К сожалению, больше ничего не могу об этом сказать.

– Эти рекомендации подтвердились? Он был толковым работником?

– Безусловно, мистер Холмс! Лучшим банковским работником на моей памяти!

– Он владел каким-либо языком, кроме английского?

– Практически уверен, что нет. У нас есть специальный клерк, который ведает иноязычной корреспонденцией – и я точно знаю, что Бут обращался к нему за помощью, когда ему приходилось иметь дело с документами или письмами из других стран Европы.

– Мистер Джервис, вы – банковский работник с большим опытом; Бут, полагаю, тоже. Как вы думаете, мог ли он хотя бы приблизительно вычислить, как скоро будет обнаружен подлог?

– Ну, это зависит от многих обстоятельств. Впрочем… – банкир задумался. – Будь это один чек – могла пройти неделя, даже две. По крайней мере, если востребованная сумма оказалась бы не слишком велика. В противном случае это непременно привлекло бы внимание, а при таких обстоятельствах тщательная проверка неизбежна. Так что столь крупную сумму, как в конечном счете похитил Бут, подобным образом снять со счета вообще нельзя: банк заподозрит неладное сразу, еще до того, как выдаст деньги. Разбив всю сумму на двенадцать долей, эти чеки обналичить можно, но замести следы после этого гораздо труднее. Я бы сказал, что это невозможно даже теоретически. Действительно трудно поверить, как опытный банковский работник подался на такую авантюру: будучи в здравом уме, он должен был понимать, что его мошенничество будет обнаружено самое позднее через двадцать четыре часа – и полиция тут же отправится по его следам!

– Благодарю вас за столь подробную информацию, мистер Джервис. Благодаря вам я получил ответ на все вопросы, которые мне доселе были неясны. Обещаю, что буду держать вас в курсе расследования. – Шерлок Холмс поднялся с кресла. Я тоже встал, понимая, что наш визит близок к завершению.

– Буду вам очень обязан, мистер Холмс. Этот прискорбный случай, как вы понимаете, вызывает у всех нас большое беспокойство – и не только из-за похищенных денег. Какие именно шаги лучше всего предпринять в первую очередь, оставляем полностью на ваше усмотрение. Да, кстати, я послал домохозяйке Бута просьбу ничего не переставлять и вообще не трогать в его комнатах до тех пор, пока у вас не появится возможность тщательно обследовать их.

– Чрезвычайно мудрое решение, – Холмс кивнул. – Это может очень помочь делу.

– Насчет накладных расходов не беспокойтесь. Я проинструктировал своих помощников, можете обращаться в банк в любое время – затраты вам возместят немедленно.

Банкир вежливо проводил нас до дверей и мы откланялись.

Вскоре мы уже были в Брумхилле, у входа в дом на Ашгейт-роуд, где Бут квартировал последние семь лет[15]15
  Некоторое нарушение внутренней логики рассказа. Получается, что события происходят в 1888 г. – тогда как в начале однозначно указан 1895. Эта последняя дата хорошо согласуется с фактом железнодорожного движения через Тотлейский туннель. Впрочем, сам рассказ, судя по ряду косвенных данных, был создан на рубеже XIX и XX вв., так что такие подробности могли и забыться, особенно если вспомнить, что мы имеем дело с черновой версией, не вычитанной для печати.


[Закрыть]. На звонок вышла горничная, которая и сказала, что хозяйка, миссис Парнелл, сейчас как раз показывает квартиру некому джентльмену. Когда мы объяснили девушке, по какому делу пришли, она тут же провела нас в кабинет бывшего жильца, располагавшийся на первом этаже. Там мы увидели миссис Парнелл (невысокую, пухленькую, миловидную и донельзя разговорчивую даму лет сорока) и «некого джентльмена», оказавшегося нашим давним знакомцем Лестрейдом. Инспектор как раз заканчивал осмотр помещения.

– Доброе утро, Холмс, – по лицу Лестрейда блуждала чрезвычайно самодовольная улыбка. – Вы, как то частенько случается, прибываете к месту действия чуть слишком поздно. Похоже, что я уже получил всю информацию, необходимую, чтобы поймать этого субчика!

– Искренне рад слышать это, – сухо сказал Холмс. – И столь же искренне готов буду поздравить вас, если этой информации действительно окажется достаточно. Возможно, после того как я произведу хотя бы беглый осмотр, мы сможем сверить свои мнения.

– Как пожелаете, – ответил инспектор с вальяжностью человека, успехи которого столь велики, что он может позволить себе великодушие. – Лично я думаю, что вы просто зря потратите время. Может быть, сразу сказать вам, что именно я обнаружил? Просто для экономии ваших сил?

– Нет-нет, давайте пока обождем. Если угодно, отнеситесь к этому как к моей прихоти.

Прислонившись спиной к каминной доске, Холмс, негромко посвистывая, оглядел комнату. Через минуту его взгляд вернулся к миссис Парнелл.

– Ваш жилец, наверное, снял комнату уже меблированной? Вся обстановка принадлежит вам?

Хозяйка многословно подтвердила эту догадку.

– А картина, которая до утра прошлой среды висела вот здесь… – мой друг, не оборачиваясь, указал на стену за своей спиной. – Она, наверно, принадлежала мистеру Буту?

Присмотревшись, я увидел прямо над каминной полкой, чуть повыше головы Холмса, прямоугольный участок обоев, до недавнего времени защищенный от солнечного света и потому менее выцветший. За многие годы я хорошо изучил рабочие методы своего друга, поэтому ни на миг не усомнился, что этот прямоугольник он заметил сразу же, как только вошел в комнату. С несколько большим трудом, но все же удалось понять, как Холмс сумел столь точно определить время: на стене не было и следов паутины, которая неизбежно должна была скопиться за рамой, висевшей несколько лет, – следовательно, сама миссис Парнелл или служанка успели пройтись по этому прямоугольнику метелкой от пыли. А поскольку мистер Джервис уже днем в среду предупредил хозяйку, чтобы в квартире ни к чему не прикасались, значит, уборка была произведена до этого, а картина снята со стены еще раньше.

Но это мне удалось проследовать за логикой Холмса; полицейский же и домохозяйка буквально замерли с открытыми ртами.

– Д-действительно, мистер Бут снял ее со стены в среду утром, – запинаясь, произнесла женщина. – Это была даже не просто его собственная картина, а картина, которую он собственноручно нарисовал. Этот, ну, эскиз – незавершенная работа: он сам так говорил. Правда, он, кажется, и не пытался ее завершить. Так вот, мистер Бут ее взял и унес с собой. Объяснил – мол, собрался другу подарить. Сказать, что я была удивлена – это, сэр, еще слишком слабо сказано будет: я ведь знала, как он ею дорожит, у меня ни тени сомнения не было, что он с этим эскизом никогда в жизни не расстанется. Ну, если подумать, то понятно, отчего он решил избавиться от своего имущества, но я-то этого не знала и удивилась, сэр, вот право же слово – ну так удивилась, что…

– Хорошо-хорошо, – Холмс сделал нетерпеливый жест. – Эскиз, если я правильно понял, был совсем небольшой. Акварель?

– Она самая, сэр, миленький такой рисунок, хотя и мрачный. Вересковая пустошь, холм, и на голой его вершине – три или четыре стоячих камня, а поверх них другие глыбы положены, на манер стола, сэр. Мистер Бут это еще называл как-то… вроде как «дружеский круг»…

– Скорее, «друидический», но дело не в этом. А что, он часто рисовал такие акварельки?

– Ни разу, сэр, во всяком случае, пока жил здесь. Говорил, в отрочестве много занимался живописью, пока еще родители были живы, а потом не до того стало, он и забросил это дело…

– Понятно…

Холмс снова осмотрел комнату – и я увидел, как глаза его вспыхнули, когда он заметил какой-то предмет, стоящий на фортепьяно. Это была фотография в рамке.

– Надо думать, это и есть ваш жилец, миссис Парнелл? Во всяком случае, черты его лица совпадают с тем описанием, которое я получил.

– Да, сэр, это его фотография. И очень хорошая, если хотите знать мое мнение: мистер Бут на ней ну прямо как живой!

– Как давно она была снята? – Холмс взял фотографию в руки.

– О, совсем недавно: всего несколько недель, сэр. Я как раз была здесь, стояла на этом самом месте, когда прибежал мальчишка-посыльный от фотографа с пакетом. Мистер Бут сразу же при мне и вскрыл его, то есть пакет, а не мальчишку. Там было только две фотографии, вот эта и еще другая. Ту, вторую, он подарил мне, не знаю уж зачем, а эту оставил здесь.

– Вы меня чрезвычайно заинтриговали, – Холмс внимательно посмотрел на хозяйку. – Этот полосатый пиджачный костюм, в который ваш жилец одет на этом снимке… Скажите, когда он уехал от вас в среду, на нем действительно была эта же самая одежда?

– Да, сэр, насколько я могу припомнить, он был одет точно так же, как тут.

– Спасибо, миссис Парнелл. Не припомните ли: когда ваш жилец уходил отсюда в тот последний раз – он, случайно, не сказал чего-то необычного?

– Ох, сэр, я, право, и не вспомню ничего такого. Да мы тогда почти и не разговаривали. Разве только утром, когда я приготовила ему чашку горячего шоколада, он сказал…

– Одну минуту. Мистер Бут всегда пил поутру горячий шоколад?

– Ой, сэр, что да, то да. И зимой, и летом. Уж такая у него была привычка: сразу, как проснется, еще до завтрака, звонит мне – и я ему готовлю. Мне так кажется, он скорее бы на службу без всего другого пошел, а вот про шоколад не забыл бы. Да, так вот, в среду утром, как я эту чашку ему принесла, он сперва что-то сказал о погоде, а потом вдруг заявляет: «О, между прочим, миссис Парнелл, забыл вам сказать: сегодня вечером я уезжаю на пару недель. Багаж свой я уже упаковал, после обеда пришлю за ним носильщика».

– И вы, вне всякого сомнения, были очень удивлены этим? – понимающе кивнул Холмс.

– Да, честно-то говоря, не так чтобы очень, сэр. Он ведь по службе часто ездил с ревизией или, уж не знаю, не разбираюсь в этом, по иным делам во всякие там банковские филиалы. Такая уж у него была работа: чуть ли не ежедневно могут приказать – и сорвешься с места, что делать-то. Особенно в последнее время его, бедняжку, все время в командировки посылали. Такого, чтоб он аж на несколько недель уезжал – этого, сэр, не было, разве что в отпуск. Но на несколько-то дней – запросто. Тут уж привыкнешь не удивляться…

– Вот оно как… А позвольте поинтересоваться, миссис Парнелл: «последнее время», когда мистер Бут постоянно ездил в служебные командировки, – это пару месяцев назад, не так ли?

– Больше, сэр. Сразу после рождественских праздников началось. Уж так его заваливали работой, так заваливали…

– Понятно… – казалось, что этот разговор Холмса совершенно не интересует и продолжает он его исключительно из вежливости. – Да, конечно, кому такое понравится, когда работодатель постоянно придумывает новые поручения, к тому же связанные с отъездами из дома…

– И не говорите, сэр. Да еще и вечерняя работа, после службы: он тогда же брал на дом какие-то документы, сидел за ними дотемна… буквально с ног валился. А ведь мистер Бут – он не здоровяк какой: тихий такой джентльмен, необщительный, из породы домоседов…

– Он, как я погляжу, все свое имущество, кроме картины, так и оставил в вашем доме?

– Какое там имущество, сэр… Ничего он толком не скопил, а если что и было – так разве только старье всякое, от которого проку чуть. Сейчас все идет к тому, что мистер Бут – вор; но если даже и так, то он – самый честный вор во всей Англии, сэр! – хозяйка даже не заметила, что произнесла афоризм. – Уезжая в среду, он мне заплатил за жилье на остаток недели вперед и на всю следующую неделю, потому что, мол, до выходных точно не вернется. А ведь я от него ничего такого и не требовала!

– Да, это, конечно, говорит в его пользу, – улыбнулся Холмс. – Так, значит, никакого ценного имущества у него и не было?

– Ну, раз уж вы спрашиваете, сэр, то были еще книги, но он их в основном уже продал. Давно, еще несколько месяцев назад. Наверно, бóльшую часть – каким-то серьезным покупателям, потому что вывозил по многу за один раз.

– Среди этих книг были старинные издания?

– Были, сэр. Я в этом не смыслю, но мистер Бут смыслил: он мне сам как-то раз сказал, что в его коллекции есть экземпляры, стóящие немалых денег.

Все время, пока длилась эта беседа, инспектор Лестрейд нетерпеливо барабанил пальцами по столешнице. Теперь он встал:

– Простите, Холмс, если вам охота и дальше собирать сплетни – воля ваша. А я, к сожалению, должен вас покинуть. Мне еще надлежит отправить телеграмму по поводу ареста этого нашего «честного вора». Ей-богу, Холмс, вам сперва все-таки стоило ознакомиться с моей находкой. Если бы вы прочли, что написано на этом обрывке промокательной бумаги, которую я нашел в корзине для бумаг, вы бы избавили себя от множества лишних хлопот!

Он торжествующе швырнул на стол измятый листок.

Холмс поднял бумагу, осторожно разгладил ее и поднес к зеркалу, стоящему на буфете. Заглянув через его плечо, я сумел прочесть отражение написанного, складывающееся в осмысленные строчки. Почерк принадлежал, несомненно, Буту: Холмсу уже успели выдать ознакомительные образцы, которые я просмотрел с не меньшим вниманием, чем он сам.

Это было письмо в одно ливерпульское агентство, занимающееся предварительным заказом билетов на трансокеанские линии. В письме содержались инструкции: корабль – «Эмпресс Квин», маршрут – от Ливерпуля до Нью-Йорка, каюта – отдельная, класс – первый. Некоторые слова и даже целые строки оказались смазаны, но в целом можно было понять, что оплата предполагается чеком, который отправлен вместе с письмом. Внизу стояла подпись: «Дж. Бут».

Текст Холмс прочел сразу, гораздо больше внимания он уделил самой бумаге. По-видимому, ею промокали далеко не одно только это письмо, но, к счастью, нужные нам строки попали на самый центр промокашки, а кляксы и неясные помарки располагались в основном по краям. В одном из углов даже удалось обнаружить адрес ливерпульского агентства: по всей видимости, Бут этим же листом промокнул и запечатанный конверт.

– Мой дорогой Лестрейд, вам действительно очень повезло: даже более, чем я мог вообразить, – церемонно произнес Холмс, возвращая инспектору бумагу. – Могу ли я узнать, какие шаги вы теперь намерены предпринять?

– Безусловно, первым делом я отправлю телеграмму нью-йоркской полиции: пусть арестуют этого умника сразу по прибытии, – сказал Лестрейд. – Есть и другое, столь же первоочередное дело: следует твердо убедиться, что корабль не делает остановки в Куинстауне[16]16
  Такая возможность предусматривалась во всех рекламных проспектах этой пассажирской линии: «Компания “Уайт Стар Лайн”: новые первоклассные мощные винтовые пароходы отправляются по четвергам из Ливерпуля в Нью-Йорк с заходом в Куинстаун». Новозеландский Куинстаун не имеет выхода к морю, он расположен на берегу горного озера (окрестности которого хорошо знакомы современному зрителю по пейзажам фильма «Властелин колец»), но под «Куинстаунским направлением» в то время подразумевались рейсы в южную часть Новой Зеландии.


[Закрыть]. И если это имеет место – я должен принять все меры, чтобы мошенник не смог сойти на берег и скрыться.

– В Куинстаун судно не заходит, – спокойно сказал Холмс. – Я это проверил первым делом, когда рассматривал возможные пути, которыми мистер Бут может воспользоваться для бегства. И узнав, что «Эмпресс Квин» отправляется прямым курсом в Нью-Йорк, сразу подумал: нет, вряд ли наш беглец будет спасаться столь предсказуемым способом…

Это замечание Лестрейд совершенно проигнорировал. Уходя, он заговорщически подмигнул мне: было совершенно ясно, что инспектор не поверил Холмсу, сочтя его последние слова попыткой «сохранить лицо». По правде говоря, я был готов присоединиться к этому мнению, хотя у меня, безусловно, защемило сердце при мысли о том, что гений моего друга спасовал перед случайной находкой Лестрейда, которому, строго говоря, просто посчастливилось.

Холмс с невозмутимым видом повернулся к миссис Парнелл и поблагодарил ее за помощь, оказанную следствию.

– Не стоит благодарности, сэр, – грустно ответила она. – Если уж мистер Бут решил, что он имеет право совершить кражу, то он имеет право и быть пойманным, даже если – это я должна сказать со всей определенностью! – по отношению ко мне он всегда был истинным джентльменом. Мне только жаль, что я, кажется, так и не смогла сообщить вам ничего мало-мальски полезного.

– Напротив, – Холмс покачал головой. – Уверяю вас: то, что вы сказали нам, на самом деле имеет огромное значение и, видимо, существенно поможет следствию. Во всяком случае, лично меня вы натолкнули на очень плодотворную мысль. Между прочим, коль скоро мистер Бут, в чем нет сомнений, перестал быть вашим съемщиком, не найдете ли вы возможность приютить в этой же квартире меня и моего друга доктора Ватсона? Нам, по-видимому, придется провести здесь еще несколько дней, чтобы окончательно прояснить ряд обстоятельств, связанных с этим делом…

– Конечно, сэр, я буду только счастлива.

– Отлично! Тогда ждите нас сегодня к обеду. Точнее, примерно к семи вечера, раньше мы вряд ли сумеем освободиться.

* * *

Хотя Лестрейд только что всячески демонстрировал, до чего ему некогда, он все же нашел возможность дождаться, пока мы выйдем из дома миссис Парнелл, и поинтересоваться планами Шерлока Холмса. Когда мой друг не сообщил ему ничего конкретного, сказав только, что намерен задержаться в Брумхилле и кое-что уточнить, инспектор тут же вспомнил, что очень спешит и умчался в участок, чтобы оттуда отправить телеграмму главе нью-йоркской полиции.

К моему глубокому разочарованию, «кое-что уточнять» мой друг отправился в одиночку. Объяснил он это так:

– Помните, Ватсон: вы сейчас в отпуске. Значит, вам нужно отдыхать и развлекаться – а я, могу вас уверить, сейчас намерен заниматься вещами донельзя скучными и утомительными. Поэтому вам действительно совершенно незачем оставаться со мной. Более того, я категорически настаиваю на том, чтобы вы нашли максимально интересный способ провести время до вечера. Никогда не прощу себе, если вы этого не сделаете!

Весь мой прошлый опыт подсказывал, что протестовать и вообще как-то спорить с Холмсом, раз уж он настроился на такой лад, в высшей степени бесполезно. Поэтому я заверил Холмса, что ему не придется уговаривать меня дважды, после чего поймал кеб и отбыл на поиски развлечений.

Я провел несколько часов в художественной галерее, посетил местный музей, после ланча не спеша прогулялся вдоль древнего тракта, ведущего в направлении Манчестера. Эта прогулка и в самом деле дала возможность если не развлечься, то отдохнуть, вдоволь наслаждаясь свежим воздухом и романтическим видом на вересковые пустоши, правда, без друидических кругов. Должен признать, что мой друг оказался прав: к дому на Ашгейт-роуд я возвращался в превосходном состоянии духа и с много лучшим аппетитом, чем то мне было свойственно уже добрых полгода.

Холмс возвратился не в семь, как обещал, но по меньшей мере в половине восьмого. Я сразу заметил, что он не в духе. На вопросы по поводу того, как продвигается расследование, мой друг ничего не ответил и вообще за весь вечер не произнес почти ни единого слова, устроившись в мягком кресле и задумчиво попыхивая трубкой. Впрочем, меня это не слишком встревожило. Такие приступы замкнутости для Холмса были весьма характерны – и они никоим образом не позволяли судить, близок ли он к разоблачению преступника или, наоборот, последний сумел на некоторое время увеличить дистанцию между собой и правосудием. Одно можно было сказать точно: в такие часы остро отточенный ум моего друга весь целиком сосредоточен на решении стоящей перед ним задачи.

На следующее утро, сразу после завтрака, горничная принесла письмо от мистера Джервиса, сообщив, что посыльный сразу же ушел и ответа не требуется.

Холмс, обычно вскрывавший письма аккуратно, на сей раз, вопреки своему обыкновению, разорвал конверт резким движением. Пока он читал, я видел, как по его бледному от усталости лицу растекается краска досады.

– Черт бы побрал его наглость, – пробормотал он. – Прочтите-ка, Ватсон. Не припомню случая, чтобы клиент обращался ко мне в подобном тоне.

Меня не пришлось упрашивать. Послание было кратким – и действительно почти оскорбительным:

«Усадьба “Под кедрами”, Фуллвуд Шестое сентября

Мистер Джервис от имени Совета директоров Британского Объединенного банка (в дальнейшем – Совет) передает благодарность мистеру Шерлоку Холмсу за его своевременный приезд и ценные услуги, оказанные им по делу, связанному с мошенничеством и исчезновением мистера Джейбса Бута, бывшего служащего Британского Объединенного банка.

Мистер Лестрейд из Скотленд-Ярда проинформировал Совет директоров, что он преуспел в поисках вышеупомянутого Бута, который и будет арестован в ближайшее же время. При сложившихся обстоятельствах Совет более не считает нужным тратить драгоценное время мистера Шерлока Холмса и отказывается от его услуг».

– Довольно холодная отповедь, не так ли, Ватсон? – с большим облегчением я обнаружил, что мой друг не просто сумел преодолеть гнев, но неожиданно развеселился. – Я буду очень удивлен, если в ближайшее время этот «Совет» не примется горько сожалеть о своем решении, потому что дело ни в коем случае не является столь простым, как думает наш приятель Лестрейд. Как бы там ни было – поздно: теперь я, конечно, откажусь представлять интересы этих банкиров даже в том случае, если они приползут на брюхе. Единственно, о чем можно сожалеть, так это о том, что мы не довели до конца это расследование: уже сейчас ясно, что оно содержит ряд совершенно необычных и очень интересных особенностей.

– То есть вы не считаете, что Лестрейд сумел взять правильный след?! – воскликнул я в изумлении.

– Поживем – увидим, Ватсон… – на лице Холмса появилось загадочное выражение. – Помните: Бут еще отнюдь не арестован, даже если Лестрейд свято уверен, что это лишь вопрос времени.

Больше мне так ничего и не удалось из него выжать…

* * *

В результате того что шеффилдские банкиры столь грубо отказались от услуг моего друга, мы вместо расследования провели замечательную неделю в маленькой деревушке Хэйтерсайдж на окраине Дербиширских торфяных болот. Это отличная местность, сочетающая лучшие достоинства курортных и туристских краев, так что в Лондон мы возвратились по-настоящему отдохнувшими. Я даже подумал, что нет особых причин сетовать на бестактность мистера Джервиса, раз уж из-за его письма импровизированный отпуск превратился в настоящий.