Электронная библиотека » Артур Филлипс Этвуд » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Пробуждение Ктулху"


  • Текст добавлен: 8 октября 2024, 12:21


Автор книги: Артур Филлипс Этвуд


Жанр: Триллеры, Боевики


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Над старым порогом

Записки о прожитом (продолжение)

Ночь прошла на удивление спокойно: мой дядя-мутант, если он действительно существует на этом свете, не посещал меня в действительности и не врывался в мои сновидения; заснув, я попросту провалился в небытие. Утро также оказалось на диво спокойным. Вскоре после полуночи, видимо, прошел дождь, но затем природа уступила полную власть его величеству Солнцу и встретила его сияние коленопреклоненно: не шумел ветер, облака не затягивали небо, капли влаги стремительно высыхали; все сулило теплый, приятный взору день. Меня все еще продолжало удивлять, что в городе больше не было ни того ослепительного, приносящего боль взгляду света, ни переполненных восторгом жителей, каких я помнил в детские годы. Быть может, в прошлое время все это каким-то образом было связано с моими переживаниями касательно смерти моих малолетних братьев и матушки – образ того старичка доктора, который рекомендовал отцу давать мне лекарства, то и дело вставал в моей памяти. Странно – я не вспоминал об этом довольно долго. Должно быть, сейчас дело в сильном волнении, которое я испытывал накануне и толчком для которого стало письмо, написанное самим мистером Лавкрафтом!

Я коснулся одеяла, желая подняться из постели, и внезапно что-то зашуршало под моей рукой. Это оказался неведомо откуда взявшийся бумажный листок, и инстинктивно я сжал пальцы, комкая его. Я точно помнил, что не приносил с собой никаких бумаг, поскольку все предназначенное для изучения так и оставил разложенным на столе внизу. Должно быть, листок каким-то образом прилип к моей одежде, когда я шел по лестнице к спальне (в детские годы я тоже ночевал здесь!). Непонятно только, как он очутился поверх одеяла.

Тоска на миг охватила мою душу, и солнце, пробивавшееся через окно в эту комнатку, из приятного и заботливого опекуна в единое мгновение превратилось в чуждого мне, торжествующего свой вечный триумф владыку мира. «Либо подчинись мне, либо будешь уничтожен!» – словно доносилось с внешней стороны окна.

– Ну уж нет! – произнес я вслух, пользуясь тем, что в доме нет никаких людей, которые услышали бы этот странный разговор. – Не стану тебе подчиняться – и попробуй меня уничтожить. Посмотрим, как быстро у тебя это получится.

С такими словами я поднялся с постели и резким движением задернул штору – ночью я забыл это сделать.

Затем я спустился вниз и снова уселся за столом.

Вчера, при свете люстры, этот стол, засыпанный листами исписанной, изрисованной, исчерченной бумаги, выглядел триумфально, словно он сделался победителем в неслыханной битве против чуждого мне человечества, но сегодня, когда солнце дотягивалось сюда тусклыми, скучающими пальцами, картина изменилась: она сделалась обыденной и внушающей весьма мало воодушевления. Такое происходит, когда после возбужденной вечеринки с друзьями ты просыпаешься с больной головой и полным отсутствием интереса к своим в общем-то случайным товарищам. В подобном я участвовал раз или два, когда отец, огорченный моей малой общительностью со сверстниками, организовывал праздники с непременным условием присутствия не менее десятка моих товарищей по учебе. В конце концов я сослался на свое дурное самочувствие и попросил его отменить эту инициативу.

Несколько минут я глядел на разложенные повсюду листки с какой-то необъяснимой яростью: мне хотелось собрать их все и бросить в горящий камин. Единственным, что меня удерживало, было нежелание совершать какие-либо активные действия в этом доме. Кроме того, из моей памяти вылетел сам принцип разжигания камина – там следовало отодвигать какую-то заслонку, чтобы в помещение не струился угарный газ… Но я не помнил, где эта заслонка находится. Дед любил создавать в доме своего рода «сюрпризы», так что она могла быть спрятана где угодно. И постепенно ненависть сменилась во мне скукой. Я подумал было, что могу ведь попросить мисс Радклиф убрать эти бумаги и сделать их обычной растопкой, но ее появления в моем доме следовало ждать еще три дня. (Я понятия не имел, где она живет, и, таким образом, не мог нанести ей неожиданный визит.)

Так что же, мне придется ждать еще три дня? От подобной мысли в глазах у меня потемнело; я чувствовал, как ярость захватывает меня всего, и опять, как это бывает в тех случаях, когда меня терзают чересчур сильные эмоции, кончики пальцев у меня онемели. Почти теряя сознание, я рухнул на стул и бросил руки поверх разложенных бумаг. В тот же миг все необъяснимые чувства оставили меня. Мне показалось, что на пару минут я потерял сознание. Когда же я открыл глаза, вокруг царил полный покой. Я ощущал уверенность в себе и собственном будущем – и не сомневался в том, что именно сейчас занят наиболее необходимым делом изо всех возможных.

Уверенным движением я разложил перед собой листок, который все это время лихорадочно скомканным находился в моем кулаке. Это был клочок бумаги, вырванный из газеты. Даты не сохранилось, но бумага пожелтела и сделалась хрупкой: несомненно, газета была старой. Шрифт, который давно уже не используется, также свидетельствовал об этом.

Заметка выглядела странной: мутная (как выходило на печати в те времена) фотография женщины, видимо красивой, оборванная до середины туловища. Дизайнер пытался сделать снимок более наглядным и обводил некоторые черты лица карандашом, но эти линии выглядели карикатурно и лишь уродовали внешность. Статья касалась какой-то театральной постановки, но и она была оборвана. Тщетно я пытался вникнуть в содержание текста – не менее половины слов остались лишь фрагментарно.

Наконец я понял, в чем причина, и начал смеяться. Я смеялся мелким, сотрясавшим все тело смехом – и радовался тому, что в доме нет никого, кроме меня, и никто, следовательно, этот нервный хохот не услышит.

Я попросту пытался вникнуть в содержание не той газетной страницы!

Все еще смеясь, я перевернул листок. Моя догадка тотчас подтвердилась. Окруженный разорванными заметками, необходимый для сохранения текст был обведен толстой линией синим карандашом. Только что совершенная ошибка не вызвала у меня даже ничтожной досады – наоборот, она как будто дружески вернула меня в роль исследователя дедовского внутреннего мира. Если внешний мир мистера Дерби Коннора Эллингтона заключался в изрядном материальном состоянии, которое было описано в его завещании, то внутренний… О, с ним все обстояло гораздо сложнее. Однако истинный наследник получает в свое достояние оба наследства – и очевидное, и тайное; в противном же случае он утратит и то немногое, что попало к нему в руки. Сейчас у меня не осталось уже ни малейшего сомнения в этом обстоятельстве.

Заметка, привлекшая внимание деда, гласила:

«Нью-Шорем. ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ КРИСТИАНА УЭСТА. Редактор широко известного в Нью-Шореме журнала “Утренний ответ” Кристиан Уэст был обнаружен мертвым сегодня утром в собственном доме. Смерть наступила от неизвестной причины. До нынешней поры Кристиан Уэст не был замечен в опасных для здоровья привычках. По отзывам докторов, он также никогда не был подвержен серьезным заболеваниям. Тело Кристиана Уэста лежало на кровати в мирной позе. Когда санитары морга наклонились над ним, дабы забрать его в надлежащее место, кот, лежавший на теле покойного, внезапно изогнулся, взвыл, разорвал руку одному из санитаров и вылетел в окно. Об этом происшествии санитары рассказали в больнице, где пострадавшему оказывали первую помощь».

История немного странная, но в общем ничего шокирующего она не содержала, по крайней мере на первый взгляд. Возможно, дед по личной инициативе пытался расследовать эту несколько загадочную смерть редактора журнала? Но почему? Не исключено, конечно, что мистер Эллингтон лично был знаком с этим Кристианом Уэстом, ведь дедушка, как теперь я выяснил, писал художественные произведения и, несомненно, рассылал их по разным печатным изданиям. Вряд ли он ограничивался перепиской с Говардом Лавкрафтом, который по тем временам вовсе не был влиятельной персоной в издательском мире – настоящая слава пришла к нему, как это случается в большинстве случаев, только после смерти. Я даже не исключаю, что этот Кристиан Уэст, будучи редактором журнала, обладал куда большими издательскими возможностями, нежели великий писатель, который не владел ни одним журналом и зачастую сам зависел от подобных «Уэстов».

Так или иначе, какие-то данные почти наверняка содержатся в оставшемся после деда архиве. В данном случае меня в первую очередь интересовал внутренний мир моего деда, поскольку собственно странная смерть Кристиана Уэста не имела ни малейшего отношения к нашей семье. Я перерыл все бумаги, которые поспешно принес вчера, но не обнаружил там больше ничего связанного с гибелью редактора «Утреннего ответа». Что ж, время снова посетить тот странный заброшенный сад и войти в пустующее здание. На сей раз я подготовился куда более тщательно и взял с собой трехколесную тачку вроде тех, на которых бродячие торговцы перемещают свой товар, а сборщики мусора – подобранный на улицах хлам. Откуда подобная тачка имелась у дедушки, я понятия не имел; впрочем, он был хозяйственным и некоторые роды его деятельности, особенно в более ранние годы, оставались для меня неизвестными.

Так или иначе, я хорошо был экипирован для предстоящей экспедиции и, нимало не обращая внимания на переглядывания городских жителей, бодро выкатил тачку на улицу. Сознаю, я был одет несколько неподобающе для человека, который толкает перед собой нечто подобное: на мне был костюм, на голове – недавно купленная шляпа, на ногах – тщательно вычищенные ботинки. Видит Бог, даже если бы в моем жилище завелась персональная служанка, я все равно не доверил бы ей работу по чистке моей драгоценной обуви и продолжал бы делать это самостоятельно.

Такие мысли мелькали у меня, пока я шествовал по улицам, то и дело отводя от окружающих глаза и стараясь думать о чем угодно, только не о возникающем на мой счет мнении местных жителей. Подняться к церкви оказалось труднее, поскольку мне пришлось вкатывать по дороге тачку, внезапно оказавшуюся довольно громоздкой, а спускаться будет еще страшнее – ведь она сможет ударить меня под колени или даже завалиться набок. Однако больше всего меня беспокоил вопрос, остались ли бумаги в прежнем хранилище или же они исчезли вместе с этим «несуществующим», по мнению некоторых городских обитателей, сараем.

Сарай, к счастью, оказался на месте, и дверь его все так же была открыта. Вообще там ничего не изменилось… если не считать какого-то тюка, брошенного в углу. Я был уверен, что вчера ничего подобного здесь не наблюдалось. Я остановился на пороге, раздумывая, как отнестись к непонятному явлению. Разумеется, вариантов имелось множество: не входить в сарай вообще, быстро развернуться и, бросив здесь тачку (это казалось наиболее разумным – и в моей ситуации, к несчастью, наименее возможным), войти, быстро собрать бумаги и еще быстрее покинуть это место; и наконец… В самом деле, к чему терять время и притворяться, будто у меня имеется какой-либо выбор? Никакого выбора у меня не было и в помине. Резким рывком я вкатил тачку в раскрытую дверь (которую придерживал ногой, дабы она меня не прихлопнула) и приблизился к странному громоздкому тюку. Смотреть, что находится там, внутри, при здешнем слабом освещении показалось не слишком разумным, поэтому я выволок содержимое на порог сарая.

На самом деле я смутно догадывался, что обнаружу внутри. Веревка, затягивающая мешок наверху, была затянута крепко, и я повозился какое-то время, распутывая сложный узел. У меня не было ножа, чтобы перерезать ее, иначе я не стал бы возиться так долго…

…Или все-таки стал бы? Я тряхнул головой, отгоняя какой-то мелкий, неуместный в данной ситуации вопрос, и потянул мешок вниз – он туго обтягивал то, что было помещено внутри.

Что-то гладкое, поблескивающее на солнце показалось при первом движении, затем грубая холщовая ткань сползла еще ниже, и мне открылось лицо моего дядюшки Джейдена Мэйсона – или, возможно, кого-то из его братьев-близнецов… В единое мгновение перед моим внутренним взором встал тот день, когда я увидел в этом сарае с десяток таких существ, безмолвно и неподвижно свисающих под потолком вниз головой. Он, несомненно, был мертв… Мешок мягко стекался к его ногам, и мне была явлена его грудь, обгрызенная чьими-то огромными зубами. Кости были обломаны, и вся плоть, находившаяся под ними, изъята. Кривые следы зубов заметны были повсюду, где имелись раны.

Я рассматривал его так, словно он явился из невероятной, непостижимой дали, из некоего иного пространства, совершенно не пересекающегося с человеческой средой обитания: все воспринималось так, словно мы с ним принадлежим к настолько разным мирам, что наша встреча при нормальном течении событий совершенно невозможна. Почему-то мне в голову не приходили соображения о том, как же поступить с этим телом. В обычной ситуации я бы, вероятно, задумался над тем, следует ли мне спрятать его или похоронить… Надлежит ли вообще отнестись к гибели этого существа с истинным человеческим состраданием – или же воспринимать его с таким же слабым сочувствием, с каким взрослый мужчина взирает на сдохшую кошку?



В конце концов я выбрал самое простое: натянул обратно мешок, прикрыв лицо покойного, и оставил его сидящим возле стены. Если убийца сюда вернется, он в любом случае поймет, что кто-то здесь был и прикасался к этому телу, ведь я определенно не смогу завязать веревку тем странным, замысловатым узлом, который был скручен изначально.

Джейден Мэйсон? Мой дядюшка? Я пожал плечами – и вдруг ощутил невероятную усталость, которая охватила меня. Я опустился на землю и прислонился к наружной стене сарая. Последнее, о чем я подумал, было: «Слева от двери сидит труп чудовища, справа – живой, но спящий человек… Есть ли разница, заметит ли ее тот, который…» Я не смог подобрать правильного определения – о ком же я думаю, как пытаюсь его назвать? Убийца? Голодное чудовище? Обитатель неведомых пространств – или, возможно, моих сновидений?

При последнем слове я резко встряхнулся – по телу пробежала болезненная дрожь – и распахнул глаза. Похоже, я заснул здесь, на солнечном свету. Хватаясь за стену, я поднялся на ноги и заглянул за раскрытую дверь.

Там никого не было. Ни мешка, ни тела.

– Дядя Джейден! – позвал я пустоту, и пустота отозвалась безмолвием – быть может, даже более глухим, чем обычно.

Я тряхнул головой, избавляясь от остатков своих странных сновидений, и вернулся внутрь сарая. С некоторой опаской я покосился на угол, где при первом моем появлении обнаружился тот самый мешок, – там оказалось пусто. Я выдохнул воздух и ощутил, как входит облегчение в каждую клетку моего тела: глаза лучше видели, уши лучше слышали, сердце билось ровно, легкие втягивали больше воздуха, чем обычно. Стремительным шагом я приблизился к сундуку и торопливо начал вынимать пачки бумаг и складывать их в тележку. Странное дело – их оказалось меньше, чем запомнилось вчера. Может быть, основной объем занимали здесь те два пиджака, что сразу бросились мне в глаза. Я рассмотрел их внимательнее. То, что накануне представилось как буквы, в спешке выведенные на ткани (вероятнее всего, кровью), сегодня предстало просто в виде пятен жидкой грязи. Возможно, люди, одетые в эту одежду, попали под дождь и поскользнулись на размякшей дороге… Тем не менее я забрал с собой и эту одежду, памятуя о том, что бывали случаи, когда так называемые ученые принимали древний, еще не изученный способ написания за обыкновенный узор.

Мой путь обратно оказался проще, нежели путь туда: завершать дело всегда легче, чем начинать его. Я оказался дома около половины четвертого вечера. Меня охватил голод, к тому же я сильно разволновался и потерял немало сил. Совокупность этих причин направила меня к ресторанчику, который находился в двух кварталах от унаследованного мной жилища. Меня обслуживали почтительно и если поглядывали с любопытством, то лишь издалека. Кроме того, я заметил, как трое здешних завсегдатаев при виде меня начали шептаться, сближаясь головами. Позднее я заведу с ними знакомство, решил я, но пока что мне попросту некогда. Я скорее закончил обед, расплатился, прикупил несколько тщательно упакованных бутербродов, чтобы не пришлось заботиться об ужине, и покинул заведение.

Бумаги завалили весь стол, и я внимательно осматривал листок за листком, вчитываясь в буквы и в ряде случаев пытаясь понять, какая часть газеты так заинтересовала дедушку.

Если бы за мной сейчас наблюдал кто-нибудь посторонний, ему могло бы показаться, что это я второпях перепутал листы, навалив их как попало, однако на самом деле все обстояло далеко не так. Бумаги в дедовском «архиве» изначально были брошены в сундук в совершенно произвольном порядке. Складывалось такое впечатление, будто дед убирал их туда в спешке, словно торопился ликвидировать некие важные свидетельства, могущие нанести ущерб его репутации.

Впрочем, это лишь мои домыслы. Есть ведь и другое, более простое объяснение: все эти письменные свидетельства деду попросту в один прекрасный миг надоели, и он избавился от всего, что утратило для него какую-либо ценность. Почему он не потрудился сжигать их в печи – другой вопрос; полагаю, все дело в самом обычном человеческом нежелании обременять себя лишними трудами. В самом деле, если вы хоть раз в жизни пытались сжечь тетрадь или книгу, то знаете, насколько трудно это сделать. Книгу приходится рвать, выдергивая из нее страницу за страницей; пачка бумаги удивительным образом умеет сберегать свою целостность и обгорает только по краям. Поэтому гораздо проще бывает отнести нежелательные рукописи куда-нибудь в сарай и там вывалить в сундук.

В этом ли было дело, в чем-либо другом – сейчас уже нет никакого смысла доискиваться. Если дед прятал от кого-то странные письменные свидетельства, рано или поздно я об этом узнаю.

Разбирая бумаги, я обнаружил еще одну мятую страницу, которая, несомненно, относилась к прочитанной мною вчера истории о мистере Эллингтоне и его трансформировавшейся возлюбленной. Но поскольку я уже был в курсе финала этого происшествия – реального или вымышленного, – то лишь положил свеженайденные записи туда же, где уже хранились предшествующие, и подобрал для них надлежащее место.

Внезапно я увидел листок, на котором мелькнуло уже знакомое имя – Кристиан Уэст. Это было письмо, как мне показалось; по крайней мере, листок был исписан от руки – тонким убористым почерком. Впрочем, когда я разобрал первые несколько строк, стало понятно, что передо мной – нечто вроде документального рассказа, основанного на реальных событиях. И судя по почерку, писал его именно мой дед… Почему он не отправил это литературное творение в какую-либо газету? Не в том ли причина, что Кристиан Уэст был обнаружен мертвым – и дед опасался попасть в сходную ситуацию, если статья будет опубликована и подлинная история гибели редактора «Утреннего ответа» сделается всеобщим достоянием?

Мои пальцы подрагивали, когда я раскладывал перед собой эти старые, местами забрызганные упавшими каплями (слез? чая?) листки…

Смеющийся во тьме

(так называлось это произведение)

Кристиан Уэст никогда не имел оснований жаловаться на собственное бытие: он явился на свет в благополучной семье, где главным достоинством человека считались умственное развитие и спокойная, немного отрешенная благосклонность к окружающим. Члены семьи Уэст, быть может, и не бросались защищать от опасностей и спасать от ужасов жизни первого встречного, не задав ему изначально нескольких необходимых вопросов, ответы на которые, собственно, и определяли дальнейшее принимаемое решение, – но эта же хладнокровная рассудительность и делала их людьми уважаемыми и достойными всяческого доверия общества.

Кристиан, единственный сын многочтимых матери и отца, родился довольно поздно: его матушке уже минуло тридцать, когда она наконец смогла произвести на свет столь желанное дитя. Тем тщательнее производилось его воспитание; он получил наилучшее из возможных образование; ему уже сулили большую карьеру в юридическом мире, однако внезапно он подвергся легкомысленным увлечениям, присущим молодежи его поколения, и объявил о своем решительном намерении сделаться журналистом.

Мать едва не упала в обморок; был вызван доктор, который диагностировал у нее нервное расстройство и прописал спокойное сидение в кресле и употребление слабого, разведенного молоком чая. Что касается отца Кристиана, то он лишь посуровел и в конце концов объявил сыну:

– Каждый мужчина избирает собственный путь. Если этот путь оказывается неверным – что ж, ответ за него придется держать с высоко поднятой головой и крепко сжатыми кулаками. Помни об этом, мой мальчик.

Таким образом Кристиан Уэст получил от родителей разрешение и начал свою работу журналиста. Поначалу он сделался корреспондентом и каждую неделю отправлялся куда-нибудь наблюдать за происходящим и писать об увиденном яркие, волнующие читателей строки. Даже мать в конце концов признала его несомненный талант и в семейных беседах за ужином неоднократно произносила: «Дух захватывает! Ждешь финала! Совладают ли герои с событием, справятся ли – или же сделаются жертвами невероятного происшествия?»

Обыкновенно раз в неделю, по воскресеньям, Кристиан навещал родителей, поэтому в воскресные дни всегда готовился особенный обед, включавший в себя блюда, издавна любимые сыном семейства Уэстов.

Когда Кристиан в очередной раз появился в доме, где прошло его детство, матушка встретила его взволнованная и почти с порога заговорила о только что прочитанной статье. На сей раз статья была посвящена истории пожара одного небольшого здания, где погибли владелица дома и ее служанка. Наиболее шокирующим моментом этого события, вероятно, являлось то обстоятельство, что преступника – точнее, преступницу, молодую особу – удалось схватить на следующий же день, причем неоспоримая улика оказалась сознательно оставлена ею по личной инициативе. Причиной подобного нелепого поступка сделалось… невежество убийцы.

– Статья моя содержит всего лишь правдиво изложенные факты, мама, – улыбался Кристиан, краем глаза улавливая одобрительные кивки отца.

Но матушка решительно возражала:

– О нет, сынок, ты совершенно неправ! Ты утверждаешь такое исключительно из скромности, а на самом деле половина чувств, охватывающих читателя, порождены твоим талантом, твоим умением определенным образом расставлять сведения… Что стоит только эта история о сгоревшем доме и погибших внутри него госпоже вместе с горничной? Читатель будто бы самолично осторожно ступает по пеплу и видит обгоревшие тела несчастных жертв… И какая же психологически выразительная история о самой преступнице! Подумать только, падчерица дамы решилась изобразить собственную гибель во время пожара, для чего оставила прядь отрезанных волос возле самого входа. Она действительно считала, что подобного будет достаточно, чтобы следователи предположили ее присутствие в доме и гибель во время катастрофы! Какая ничтожная наивность!..

– Да уж, – вздохнул Кристиан. – Полиция обнаружила преступницу как раз благодаря этой пряди… Кстати, – спохватился он, – я ведь принес домой котенка.

– Котенка? – удивилась миссис Уэст.

– Да; а что в этом такого? – пожал плечами Кристиан.

– В этом нет ровным счетом ничего необычного, – улыбнулась миссис Уэст, – за исключением того факта, что до сих пор ты был абсолютно равнодушен к кошкам – да и к любым прочим животным.

– Полагаю, сдержанное отношение к иным живым существам, – кашлянув, подал голос мистер Уэст, – является типичным и весьма характерным для нашего семейства качеством. Однако отсутствие шумных эмоциональных вспышек вовсе не означает также отсутствие таких благородных чувств, как сострадание и желание оказать посильную помощь.

– Это просто обычный маленький котенок черного цвета, – повторил Кристиан. – Перепуганный, он забился под корень растущего поблизости дерева и следил за проходящими мимо людьми широко распахнутыми желтыми глазами. Я почувствовал сильное сострадание к этому созданию – в первую очередь потому, что оно, скорее всего, осталось без человеческой заботы и вполне может умереть от голода. Ах, матушка! У кошек и без того недолгая жизнь – так отчего же им не прожить эти отпущенные им судьбою годы по крайней мере беззаботно?

– Вполне естественная мысль, – проговорил отец, как бы подводя логический итог всей этой переполненной чувствами беседе.

Было бы странно предполагать, что наличие в доме маленького черного котенка коренным образом преобразило жизнь Кристиана Уэста. Он продолжал посещать различные сенсационные мероприятия и писать о них захватывающие статьи, которые неизменно имели широкий отклик у читателей и привели к увеличению тиража печатающей их газеты приблизительно вдвое.

И все же что-то изменилось в самом Кристиане. Если раньше он наблюдал за шокирующими событиями как бы издалека, надежно защищенный от всяких неприятностей своим социальным положением и профессией, хотя и не считал себя совершенно отделенным от происходящего, то теперь его поведение, все его манеры и интонации в разговоре и статьях кардинально трансформировались. Он испытывал сильное отвращение к своим персонажам: как к тем, кто совершил преступление (что вполне естественно), так и к тем, кто пострадал во время описанного казуса. Слабые, беспомощные создания, павшие жертвой злодеев, вызывали у него откровенную неприязнь. Достойны ли они вообще существования в нашем мире? Не лучше ли истребить всех этих жалких, ничтожных существ, неспособных даже защитить себя от малейших посторонних нападок? Следует ли позволять им производить на свет потомство? Разве не станет наш народ от подобного наполнения слабее, ничтожнее? Кто выйдет на его защиту в случае какой-нибудь катастрофы – потомки жалких трусов, недостойных существования?

Подобного рода рассуждения то и дело проскальзывали в написанных им текстах. Тираж газеты начал неуклонно падать, и в конце концов главный редактор предложил Кристиану Уэсту уволиться.

– Не считайте это желанием нанести вам какую-то личную обиду, – бубнил он, отворачиваясь к окну и постукивая своими толстыми, вечно потными пальцами по распечатанному материалу, – но сами видите: от популярности авторов зависит процветание или упадок печатного издания. Личная симпатия редактора к своим сотрудникам играет здесь ничтожнейшую роль; все дело в тиражах.

– Не понимаю, в чем причина, – сказал Кристиан Уэст. Он определенно нервничал и сейчас как никогда напоминал себя прежнего – доброго, душевного и вместе с тем полного достоинства молодого человека.

Редактор едва не дрогнул, поддавшись нахлынувшим воспоминаниям, однако в последний момент все же сумел твердо взять себя в руки.

– Причина не так важна, – ответил он. – Все дело в тиражах. Популярность начала падать с какого-то момента. И поскольку вы являетесь кардинальным автором, полагаю, все происходящее так или иначе связано именно с вами.

– Я уволюсь, – спокойно, даже как-то кротко проговорил Кристиан Уэст. – Я не стану ползать у вас в ногах, умолять…

– Это было бы бесполезно, – заметил редактор.

– Тем более, – завершил журналист. – Что ж, на этом, вероятно, мы с вами прощаемся.

– Зайдите к бухгалтеру, – сочувственно произнес редактор уже ему в спину. – Вам заплатят за вашу последнюю статью.

– Она была лучшей, – не оборачиваясь, бросил Кристиан Уэст и хлопнул дверью.

Вскоре после этого он оставил родной город и перебрался в Нью-Шорем, прихватив с собой и котенка. Животное не доставляло ему хлопот, поскольку по-прежнему оставалось маленьким и легко помещалось в небольшую сумку. Пока поезд мчал известного журналиста к новому месту работы – это был журнал «Утренний ответ», чрезвычайно популярный в Нью-Шореме, – котенок мирно спал среди багажа. Он даже не заметил, что поездка завершилась и любящий хозяин выложил его на кровать в своей новой квартире. Разместив котенка, Кристиан Уэст направился в редакцию.

Журнал выходил раз в месяц и наряду с репортажами и информационными статьями размещал художественные произведения. Собственно, именно ради них большинство читателей и оформляли годовую подписку на «Утренний ответ». Единственное требование к рассказам заключалось в том, чтобы с персонажами внутри сюжета происходили некие таинственные истории, которые поутру находят вполне реальное объяснение. До некоторых пор в этом журнале печатались произведения таких авторов, как Эллис Мюррей, Гарри Бробст и… сам Говард Филлипс Лавкрафт, который, насколько нам известно, в те годы не был великим и неповторимым, но представлял собой «одного из многих» и получал отнюдь не высочайшие гонорары, но весьма скромные даже по тем временам суммы.

– Видите ли, друг мой, – объяснил Кристиану главный издатель, некто Каэл Рэнди Льюис, – ситуация нынче такова, что нашим жилам требуется свежая кровь. Она необходима нам… как воздух для дыхания, как пища, содержащая много белка, – если вы понимаете, о чем я говорю.

– Мне кажется, да, – едва заметно улыбнулся Кристиан. – Полагаю, всем этим авторам попросту надоело писать одно и то же. Вам необходим новый человек, который взглянет на происходящие события совершенно иными глазами.

Каэл Р. Льюис шумно хлопнул ладонями по столу.

– В самую точку! – вскричал он. – Однозначно в самую точку! Все ровным счетом так и обстоит. Рад, что мы мгновенно нашли взаимопонимание.

После этого они обменялись рукопожатиями и допили виски из бутылки, которую мистер Каэл Р. Льюис уверенным движением вынул из нижнего ящика редакторского стола.

К несчастью для главного редактора, он недооценил своего нового коллегу: тот буквально фонтанировал великолепными текстами и в считаные месяцы сделался гораздо более популярным – и необходимым – сотрудником для журнала. Когда внезапно возник вопрос, не превратить ли мистера Уэста в главного редактора и не уволить ли Каэла Р. Льюиса за ненадобностью, проблема была решена исключительно быстро. Именно мистеру Уэсту были адресованы многочисленные письма, содержащие в себе поразительно яркие и жуткие сюжеты (мистер Уэст с необычайной легкостью превращал их в художественные произведения, и в конце концов журнал начал выходить не раз в месяц, а раз в две недели). Именно мистер Уэст привлек к работе новых сотрудников. Он ухитрялся и заниматься творчеством, и организовывать литературные процессы. В конце концов владелец журнала – его основной бизнес был связан, впрочем, не с прессой, а с производством автомобильных двигателей – задался вопросом: имеет ли смысл платить две ставки, если ситуация позволяет платить полторы? Таким образом, ненужный человек отправился восвояси, а нужный получил за успешно производимую им двойную работу полторы ставки – выгоду имели двое из троих.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 4 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации