Текст книги "Рама II"

17. СМЕРТЬ СОЛДАТА

Николь снилось, что ей опять десять лет и она играет в лесу неподалеку от дома в парижском пригороде Шилли-Мазарин. И вдруг понимает, что ее мать умирает. А потом в ужасе бежит домой рассказать все отцу. Прямо на ее пути оказывается небольшая кошка, шипящая и скалящая зубы. Николь останавливается. Неожиданно в лесу раздается вопль, и она бежит по лесу, оставив тропу, и ветви царапают ее кожу. Кошка следом. Новый вопль! Проснувшись, она увидела над собой встревоженную физиономию Яноша Табори.

– Что-то случилось с генералом Борзовым, – проговорил Янош, – у него сильные боли.

Мгновенно выпрыгнув из постели, Николь запахнулась в халат, подхватила портативную аптечку и следом за Яношем направилась в коридор.

– Похоже на аппендицит, – заметил коллега-врач, пока они пересекали кают-компанию, – правда, я не совсем уверен.

Ирина Тургенева стояла на коленях возле командира и держала его за руку. Генерал был распростерт на кушетке. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот.

– А вот и доктор де Жарден, – он ухитрился улыбнуться. Попытался сесть, дернулся от боли и опустился на спину. – Николь, – тихо пожаловался он, – адская боль. Ничего подобного со мной в жизни не было, даже когда ранили, было легче.

– И давно это началось? – спросила Николь, извлекая сканер и биомонитор, чтобы проверить все характеристики организма больного. Тем временем из-за правого плеча Николь показалась физиономия Франчески, снимающей доктора за установлением диагноза. Николь с досадой велела ей подвинуться назад.

– Минуты две или три назад, – с трудом проговорил генерал Борзов. – Я сидел в кресле, смотрел кино и, кажется, от души смеялся, и вдруг острая резкая боль – справа внизу живота. Словно что-то жжет меня изнутри.

Николь запрограммировала сканер на считывание всей рассеянной по организму информации с зондов Хакамацу за последние три минуты. По частоте пульса и секреции эндокринных желез она легко установила момент начала болевого приступа и запросила информацию со всех каналов.

– Янош, сходите в кладовую и принесите портативный диагност. – Она передала Табори карточку с кодом, открывающим дверь.

– Слегка лихорадит, значит организм сопротивляется инфекции, – заметила Николь, обращаясь к генералу Борзову. – Внутренние датчики подтверждают наличие острой боли.

Космонавт Табори вернулся с небольшим электронным устройством в виде коробочки. Достав из сканера маленький куб с данными, Николь вставила его в диагност. Секунд через тридцать небольшой экранчик засветился, на нем выступили слова «АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 94%». Николь нажала на кнопку, проверяя возможные варианты. В остальных случаях диагност выдавал вероятность не более 2%.

«Есть две возможности, – Николь торопилась с мыслями, генерал Борзов дернулся от боли. – Можно отослать все данные на Землю для постановки окончательного диагноза… – Она поглядела на часы и быстро прикинула, сколько времени потребуется сигналу на путешествие до Земли и обратно и сколько уйдет, чтобы собрать там консилиум после получения диагноза. – Можно и опоздать».

– Что он говорит, доктор? – спросил генерал. Глаза его молили снять боль как можно быстрее.

– Наиболее вероятный диагноз – аппендицит, – ответила Николь.

– Черт побери, – выругался Борзов. Он поглядел на остальных. Здесь были все, кроме Уилсона и Такагиси, не ставших смотреть кино. – Но работы не будут прерваны. Первая и вторая вылазки пройдут без моего участия. – Очередной приступ боли искривил его лицо.

– Ну пока еще не все ясно. Нужны дополнительные данные. – Николь вновь сняла показания, но теперь с поправкой на две минуты, проведенные ею в общей каюте. И на этот раз диагноз «АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92%». Как и положено, она собиралась проверить альтернативные диагнозы, но сильная рука командира остановила ее.

– Если все сделать быстро, пока в моем организме не оказалось много отравы, эту несложную операцию может осуществить и робот-хирург?

Николь кивнула.

– А если мы затратим время на диагностическое подтверждение с Земли… ох… мое тело может получить более серьезные повреждения?

«Будто читает мои мысли», – сперва подумала Николь, но затем сообразила, что генерал просто досконально следует методике действий экипажа «Ньютона».

– Значит, пациент уже делает предложение доктору? – спросила она, не сумев скрыть улыбку, невзирая на страдания Борзова.

– Я еще не настолько самонадеян, – ответил Борзов, чуть шевельнув веком, как бы подмигивая.

Николь глядела на экран монитора. На нем светились те же слова «АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92%».

– Можете ли вы что-нибудь добавить? – спросила она у Яноша Табори.

– Только то, что мне приходилось видеть аппендицит на практике в Будапеште, – ответил невысокий венгр. – И симптомы полностью совпадают.

– Хорошо, готовьте «Рохира» к операции. Адмирал Хейльман, не доставите ли вы с космонавтом Яманакой генерала Борзова в госпиталь? – Николь повернулась к Франческе. – Я понимаю, что это сенсация, и допущу вас в операционную, только если вы обещаете выполнить три условия: пройдете такую же дезинфицирующую обработку, как и хирурги; во время операции простоите со своей камерой у стенки; будете повиноваться любым моим приказам.

– Весьма любезно с вашей стороны, – кивнула Франческа. – Благодарю вас.

Когда Борзов вместе с Хейльманом и Яманакой покинули общую каюту, в ней остались Ирина Тургенева и генерал О'Тул.

– Знаете, волнуюсь, как Ирина, – с обычной своей искренностью обращаясь к Николь, проговорил американец. – Можем ли мы хоть чем-то помочь?

– Во время операции Янош будет ассистировать мне. Но пара рук может пригодиться в качестве стратегического резерва.

– Это как раз для меня, – ответил О'Тул, – приходилось в порядке благотворительности работать в госпиталях.

– Отлично. А теперь идемте готовиться.

«Рохир», переносный робот-хирург, находившийся на «Ньютоне» именно для подобных нужд, с точки зрения медицинского совершенства по классу уступал полностью автономным операционным лучших госпиталей Земли, но и его не без оснований можно было считать техническим чудом. Это сложное устройство, упакованное в небольшой чемоданчик, весило всего четыре килограмма. Требования к мощности питания тоже были невелики. Но прибегать к его услугам можно было более чем в сотне случаев.

Янош Табори распаковал «Рохира». Вид чемоданчика не больно-то впечатлял. Все необходимые конечности и соединения были сложены для длительного хранения. Проверив наличие инструкции к роботу-хирургу, Янош прикрепил его сбоку к кровати, на которой уже находился генерал Борзов. Боль слегка отпустила его. Но нетерпеливый командир торопил всех.

Янош ввел кодовое обозначение операции. «Рохир» автоматически расправил конечности, в том числе удивительную руку-скальпель с четырьмя пальцами – именно той самой конфигурации, что предназначена для удаления аппендицита. В это время в комнате, подняв руки в перчатках, появилась Николь, облаченная в белый халат хирурга.

– Вы проверили программное обеспечение? – спросила она у Яноша.

Тот отрицательно качнул головой.

– Пока вы умываетесь, я закончу предоперационные тесты, – сказала ему Николь, давая знаком разрешение Франческе и О'Тулу войти в операционную. – Лучше не стало? – обратилась она к Борзову.

– Не слишком, – пробормотал он.

– Пока я дала вам легкое успокоительное. Перед началом операции «Рохир» введет полную дозу анестезии.

Переодеваясь, Николь освежила в памяти все подробности. Эту операцию она знала наизусть, ею пользовались в качестве теста при отработке хирургических процедур. Николь ввела информацию об организме Борзова в «Рохир», проверила электронные цепи, несущие информацию о пациенте во время операции, провела автоиспытания всех программ. В качестве итоговой проверки она тщательно настроила пару крошечных стереокамер, действовавших совместно с хирургической рукой.

Янош вернулся в комнату, Николь с пульта управления робота-хирурга быстро распечатала две копии описания последовательности операции. Одну взяла сама, другую передала Яношу.

– Ну все готовы? – спросила она, глядя на генерала. Командир «Ньютона» утвердительно – вверх-вниз – качнул головой. Николь включила «Рохир».

Одна из четырех конечностей руки «Рохира» впрыснула анестетик в тело пациента, и за какую-то минуту сознание оставило генерала. Камера Франчески фиксировала каждый этап исторической операции – по ходу дела она что-то нашептывала в сверхчувствительный микрофон. Рука «Рохира» со скальпелем, руководствуясь картинкой, полученной с помощью пары глаз, сделала надрезы, необходимые для вскрытия нужного органа. Никакой живой хирург не смог бы сделать все так быстро и точно. Вооруженный целой батареей датчиков, каждую секунду проверяющий сотни параметров, «Рохир» отогнул все ткани покрова и обнажил аппендикс за какие-то две минуты. Автоматической последовательностью операции был предусмотрен тридцатисекундный перерыв для осмотра, прежде чем робот-хирург приступит к удалению органа.

Николь нагнулась к пациенту, чтобы разглядеть открытый отросток. Он не был ни воспаленным, ни распухшим.

– Янош, посмотри, быстро, – сказала она, одним глазом приглядывая за цифровым датчиком, отсчитывающим время визуального осмотра. – Совершенно нормальный аппендикс.

Янош наклонился с другой стороны операционного стола. «Боже, – думала Николь, – неужели мы удаляем здоровый…» На цифровом датчике времени значилось 00:08.

– Выключай хирурга, – крикнула она, – прекращаем операцию, – и одновременно с Яношем потянулась к пульту управления.

И в этот самый миг весь космический корабль землян дернулся куда-то вбок. Николь отбросило назад, к стене. Янош упал вперед, ударившись головой об операционный стол. Пальцы его руки скользнули по клавишам пульта управления и потом опустились на пол. Генерала О'Тула швырнуло вместе с Франческой к дальней стене. Раздавшийся в комнате писк зонда Хакамацу свидетельствовал, что кто-то из экипажа в опасности. Николь, коротко глянув, убедилась, что с Франческой и генералом О'Тулом все в порядке и, с трудом превозмогая действующий на всех крутящий момент, попыталась добраться до операционного стола. С огромным усилием тянулась она вперед, подтягиваясь за закрепленные ножки стола. И когда добралась до него, поднялась, пытаясь сохранить равновесие.

Едва голова Николь появилась над операционным столом, кровь брызнула ей в лицо. Не веря своим глазам, она глядела на тело Борзова. Разрез был теперь полон крови, и рука-скальпель «Рохира» уходила в рану и резала… отчаянно сигналил набор зондов в теле Борзова, хотя Николь перед операцией задала допуски побольше.

Волна страха и дурноты охватила Николь, осознавшую, что робот ни на минуту не оставлял хирургической деятельности. Крепко вцепившись в край стола, чтобы не поддаться огромной силе, она сумела дотянуться до пульта управления и выключить питание хирурга. Скальпель поднялся из кровавой лужицы на теле и лег возле опоры. Николь попробовала остановить сильнейшее кровотечение.

Через тридцать секунд неожиданная сила исчезла, словно ее и не было. Генерал О'Тул поднялся на ноги и рванулся к уже не скрывавшей отчаяния Николь. Скальпель натворил слишком много. Командир истекал кровью перед ее глазами.

– Нет-нет. О Боже! – воскликнул О'Тул, глядя на истерзанное тело друга. Датчики настойчиво звенели. Теперь звуки доносились не только с операционного стола. Франческа очнулась как раз вовремя, чтобы запечатлеть последние десять секунд жизни Валерия Борзова.

Эта ночь всему экипажу «Ньютона» показалась чересчур долгой. За два часа, последовавших сразу за неудачной операцией. Рама трижды проводил коррекцию орбиты: каждая из них, подобно первой, длилась одну-две минуты. Земля в конце концов подтвердила, что маневры изменили ориентацию, скорость вращения и орбиту космического корабля чужаков. Цели ночных маневров определить не смогли и там. Земля ограничилась сообщением, что «коррекции» изменили наклонение и линию апсид орбиты Рамы. Однако энергетически траектория не изменилась. Рама оставался на гиперболической орбите, разомкнутой относительно Солнца.

Внезапная смерть генерала Борзова ошеломила всех и на «Ньютоне», и на Земле. Пресса всех стран превозносила покойного, а начальники и сотрудники вспоминали многочисленные свершения, связанные с его именем. Смерть Борзова, как было объявлено, произошла в результате несчастного случая, вызванного неожиданными маневрами Рамы, совпавшими с обычной аппендэктомией. Но уже через восемь часов после смерти генерала осведомленные люди повсюду задавали одни и те же вопросы. Почему Рама вдруг начал двигаться именно в это самое время? Почему не сработала защитная система «Рохира», не сумевшая прервать операцию? Почему присутствовавшие при операции офицеры медицинской службы не смогли выключить аппарат, прежде чем оказалось слишком поздно.

И сама Николь де Жарден задавала себе те же вопросы. Она как раз закончила оформление всех документов, требующихся от врача, когда в космосе случается смерть, и поместила тело Борзова в вакуумный гроб, оставленный во вместительном трюме в задней части военного корабля. Потом быстро составила и записала отчет о случившемся; О'Тул, Сабатини и Табори проделали то же самое. Во всех отчетах обнаружилось одно-единственное существенное расхождение. Янош забыл упомянуть, что во время маневра раман тянулся к пульту управления. В этот момент умолчание показалось Николь несущественным.

Вынужденные телепереговоры с представителями МКА проходили даже болезненно. Основной мишенью резких и дурацких вопросов являлась Николь. Несколько раз она сохраняла спокойствие только собрав все свои силы. Николь ждала, что Франческа в своей телепередаче будет делать намеки на некомпетентность врачей «Ньютона», но итальянская журналистка держалась непредубежденно и доброжелательно. Дав короткое интервью Франческе, где она в основном подчеркнула тот ужас, который испытала, увидев окровавленный разрез в теле Борзова, офицер службы жизнеобеспечения направилась в свою комнату, сославшись на желание отдохнуть или поспать. Но Николь не позволила себе этой роскоши. Снова и снова переживала она критические секунды операции. Могла ли она чем-нибудь изменить ее исход? И как объяснить тот факт, что «Рохир» не остановился сам?

Николь и предположить не могла, что в защитные алгоритмы программ «Рохира» может прокрасться ошибка – в таком случае они не прошли бы всей той интенсивной предстартовой проверки. Значит, или где-то была допущена ошибка, небрежность – они с Яношем в спешке могли пропустить какой-нибудь ключевой параметр, ведающий автоматикой хирурга, – или же причиной всему был несчастный случай уже после внезапного разворота Рамы. Бесплодные поиски разгадки и почти полное изнеможение заставили ее наконец уснуть. Но одна часть уравнения, с ее точки зрения, была яснее ясного – умер человек, и она несет ответственность за эту смерть.

18. ПОСМЕРТНАЯ

Как и следовало ожидать, день после смерти генерала Борзова был полон суеты. Представители МКА проводили расследование инцидента, и большая часть космонавтов подверглась новому длительному перекрестному опросу. От Николь требовали признания в нетрезвости. Некоторые вопросы были просто подлыми, и Николь, пытавшаяся сохранить силы, чтобы самостоятельно заняться расследованием событий, связанных с трагедией, дважды теряла терпение во время допроса.

– Ну знаете, – воскликнула она в первый раз. – Я уже четыре раза повторяла, что выпила две рюмки вина и рюмку водки за три часа до операции. Я бы не стала даже прикасаться к алкоголю, если бы знала, что мне предстоит операция. Я даже признала задним умом, что одному из двоих офицеров жизнеобеспечения следовало бы соблюдать полную трезвость. Все это

– остроумие на лестничной клетке. И опять повторяю собственные слова. Ни на мои суждения, ни на физические действия во время операции алкоголь не оказал никакого воздействия.

Оказавшись вновь в своей комнате, Николь сосредоточилась на одной мысли: почему робот-хирург не прервал операцию, повинуясь внутренней защите от ошибок. В соответствии с инструкцией две отдельные сенсорные системы «Рохира» должны были сигнализировать об ошибке его центральному процессору, а акселерометры – известить процессор о том, что гравитационные условия изменились вследствие появления чрезмерного бокового ускорения. Поступающее со стереокамер изображение также должно было отличаться от ожидаемого. Но по какой-то причине ни одному из датчиков не удалось прервать ход операции. Что же случилось?

Чтобы установить возможность существенной ошибки в программном обеспечении или в инструкции самого «Рохира», Николь потратила почти пять часов. В загруженной программе и базе данных ошибок не оказалось; это она подтвердила путем эталонного сравнения кодов со стандартным вариантом, часто проверявшимся перед запуском. Ей удалось выделить сигналы стереосистемы и акселерометра, в какие-то секунды последовавшие за поворотом гигантского корабля. Все данные надлежащим образом поступили в центральный процессор и должны были привести к прекращению операции. Этого не случилось. Почему же? Оставался единственный вывод – после времени загрузки программ или в ходе аппендэктомии действиям компьютера помешали неправильные ручные команды.

Здесь Николь оказалась не в своем огороде. Познания в области программирования и системотехники позволяли ей убедиться, что программа загружена правильно. Но понять, когда и где ручные команды могли изменить ход действий «Рохира», способен был только специалист, прекрасно владеющий машинным языком и умеющий выудить необходимое из миллиардов битов записанной об операции информации. Николь отложила свое расследование: нужно было отыскать какого-нибудь помощника. «Может быть, вообще отказаться от расследования?» – спросил внутренний голос. – «Разве можно?

– устыдил ее другой голос. – Следует понять причины смерти генерала Борзова». Стремясь разгадать эту тайну в первую очередь, Николь надеялась убедиться, что смерть Борзова вызвана не ее собственной ошибкой.

Отвалившись от терминала, она рухнула на кровать. И уже лежа, вспомнила о том изумлении, которое испытала, увидев открытый аппендикс генерала. «Не было у него аппендицита», – подумала Николь и поднялась, чтобы вновь усесться за терминал. Отыскала второй набор данных, по которым электронный прибор выдал свой диагноз, прежде чем она решилась на операцию. В этот раз она не стала уделять внимания первому диагнозу «АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92%» и сразу обратилась к остальным. Здесь вполне допустимым было «ОТРАВЛЕНИЕ» с вероятностью 4%. Николь попробовала ввести данные другим способом. Она запросила через статистическую программу вероятности прочих заболеваний в предположении, что это не аппендицит.

Через какие-то секунды на экране возникли результаты. Николь нахмурилась. Подсчеты показывали, что, если не было аппендицита, вероятность отравления составляла 62%. Прежде чем Николь могла продолжить свои исследования, в дверь постучали.

– Входите, – проговорила она, не отрываясь от терминала. Обернувшись, Николь увидела в дверях Ирину Тургеневу. Пилот молчала.

– Меня просили позвать вас, – нерешительно сказала Ирина. Она была очень застенчива и держалась весьма скованно со всеми, кроме своих друзей из Восточной Европы – Табори и Борзова. – Весь экипаж собирается в общей каюте.

Николь сохранила в памяти компьютера все созданные ею временные файлы данных и присоединилась к поджидавшей в коридоре Ирине.

– Что там еще за собрание?

– Организационное, – ответила Ирина, ограничившись одним словом.

Когда обе женщины вступили в каюту, Реджи Уилсон и Дэвид Браун были заняты яростной перепалкой.

– По-вашему выходит, – саркастически настаивал доктор Браун, – что Рама преднамеренно совершил маневр в тот самый момент. А если так, не объясните ли вы, как этот неодушевленный металлический астероид узнал, когда именно будут делать операцию генералу Борзову? И если вы еще не изменили своего мнения, поясните, почему этот злокозненный космический корабль позволил нам высадиться на него, не предприняв никаких мер против нас?

Реджи Уилсон огляделся в поисках поддержки.

– Все это лишь внешне логично, Браун, – проговорил он с явным недовольством. – Вы всегда логичны и поверхностны. Только не мне одному это совпадение кажется зловещим. Например, Ирине Тургеневой. Именно ей первой пришли в голову эти мысли.

Доктор Браун заметил появление обеих женщин. В тоне его вопросов чувствовалось, что собранием заправляет он.

– Это так, Ирина? – спросил Дэвид Браун. – И вы тоже считаете, что Рама давал нам зловещий знак, коварно изменив курс во время операции?

Ирина и Хиро Яманака во время совещания экипажа разговаривали менее других. Под обращенным к ней общим взглядом Ирина нерешительно выдавила «нет».

– Но вчера вы же сами говорили… – настаивал Уилсон.

– Довольно об этом, – повелительным тоном распорядился Дэвид Браун. – Я думаю, все мы сошлись в едином мнении – земные службы наблюдения за полетом тоже подтверждают это, – что маневр Рамы случаен и непредусмотрен.

– Он поглядел на разъяренного Реджи Уилсона. – У нас есть более важные вопросы. Я хотел бы попросить адмирала Хейльмана рассказать нам, что он выяснил в отношении наследования руководства.

Отто Хейльман прочел: «Согласно методике, экипаж „Ньютона“ в случае смерти или неспособности командующего офицера выполнять свои обязанности сперва должен завершить все действия в соответствии с ранее полученными указаниями. Однако, поскольку „все действия“ нами закончены, предполагается, что космонавты должны ожидать назначения с Земли нового командира».

Дэвид Браун вновь бросился в разговор:

– Мы с адмиралом Хейльманом приступили к обсуждению ситуации около часа назад и быстро поняли, что у нас есть все причины для беспокойства. Представители МКА затеяли расследование по поводу смерти Борзова. Они там даже не подумали, что кто-то должен его замещать. Ну а стоит им только начать размышлять – решать будут не одну неделю. Вспомните, это те самые бюрократы, что так и не сумели назначить заместителя Борзова и в конце концов разрешили проблему с невиданной мудростью: просто объявили, что заместитель ему вовсе не нужен. – Браун подождал несколько секунд, чтобы остальные члены экипажа вдумались в его слова.

– Отто предлагает не дожидаться решения Земли, – продолжал доктор Браун. – По его мнению, мы должны создать собственную систему управления, приемлемую для всех нас, и отослать свои предложения в МКА. Адмирал Хейльман полагает, что они будут приняты, поскольку позволят Земле избежать долгих дебатов.

– Со своей идеей адмирал Хейльман и доктор Браун явились ко мне, – вступил Янош Табори, – и подчеркнули, как важно для нас приступить к работам внутри Рамы. И даже изложили некоторые вполне приемлемые основные моменты. Поскольку никто из нас не обладает опытом генерала Борзова, они предлагают, так сказать, двоевластие, и берутся возглавить это дело. Отто согласен заняться военными вопросами и техническим обеспечением космических кораблей, а доктор Браун – исследованиями Рамы.

– А что будет в случае расхождения мнений, в особенности если области их деятельности совпадут? – поинтересовался Ричард Уэйкфилд.

– В таком случае, – отозвался адмирал Хейльман, – вопрос будет решаться голосованием всех космонавтов.

– Ничего себе совпадение! – выкрикнул Реджи Уилсон. Он все еще сердился. Отложив пульт, на котором набирал какие-то заметки, он обратился ко всем космонавтам. – Брауна и Хейльмана ни с того ни с сего обеспокоило безначалие, и тут их немедленно осеняет идея – как разделить власть в экспедиции между собой. Неужели один я ощущаю запашок от этого предложения?

– Не надо, Реджи, – убежденно возразила Франческа Сабатини, опуская вниз камеру. – Все вполне логично. Доктор Браун является старшим ученым-специалистом экспедиции, адмирал Хейльман многие годы тесно сотрудничал с генералом Борзовым. Никому из нас не под силу руководить работами сразу по обоим направлениям. И разделить обязанности…

С Франческой Реджи Уилсон спорить не собирался. Тем не менее он перебил ее на полуслове.

– Я не согласен с этим предложением, – ответил он тоном ниже. – Думаю, нам необходим единый руководитель. И, исходя из собственного мнения об экипаже, могу предложить кандидатуру, против которой никто не будет возражать. Это генерал О'Тул, – он махнул рукой в сторону американца. – Если здесь еще действует демократия, я рекомендую его кандидатуру на пост нового начальника экспедиции.

Во всеобщем шуме Реджи опустился на место. Дэвид Браун попытался восстановить порядок.

– Прошу вас, прошу всех, – выкрикнул он, – давайте решать вопросы по одному. Так как же, будем выбирать себе командира или позволим МКА руководить нами? Если решаем мы, то можно и обсудить кандидатуры.

– Я не думал обо всем этом до начала собрания, – проговорил Ричард Уэйкфилд, – но я согласен: Землю следует исключить из контура. Они не знают, кто есть кто в экспедиции. И, что еще важнее, находятся не на космическом корабле, прилепившемся к инопланетному левиафану. Если будет допущена ошибка, то здесь, внутри орбиты Венеры, страдать придется лишь нам. Давайте решать сами.

Ясно было, что все, пожалуй кроме Уилсона, предпочитают самостоятельно определить организацию управления экспедицией, а затем уже ознакомить с ней МКА.

– Хорошо, – продолжил Отто Хейльман через несколько минут. – Будем выбирать наших лидеров. Одно предложение предполагало разделение руководства между мной и доктором Брауном. Реджи Уилсон предложил единоначалие в лице генерала О'Тула. Есть другие предложения? Кто-нибудь хочет высказаться?

В каюте воцарилось молчание.

– Простите, – проговорил генерал О'Тул, – мне хотелось бы высказать ряд соображений. – Американского генерала слушали все. Реджи Уилсон был прав. Несмотря на всем известную религиозность О'Тула, а может быть, и благодаря ей, – впрочем, своих взглядов генерал никому не навязывал, – он пользовался уважением всего экипажа. – Я полагаю, нам сейчас следует проявить осторожность и не растерять тот дух товарищества, который мы с таким трудом выработали за последний год. Выборы на соревновательной основе могут разделить нас. И результат их не столь важен, как может показаться. Кто бы номинально ни значился руководителем экспедиции, все равно каждый ее участник обязан выполнять те функции, которые входят в круг его обязанностей. И их мы будем выполнять в любой ситуации.

В каюте согласно кивали.

– Со своей стороны, – продолжал генерал О'Тул, – должен признаться, что почти ничего… во всяком случае, очень мало знаю о том, что предстоит нам делать внутри Рамы. Я учился управлять двумя кораблями «Ньютона», принимать меры против возможной военной угрозы и исполнять на борту функции координатора и связиста. Я не обладаю квалификацией, необходимой для начальника экспедиции. – Реджи Уилсон попытался прервать его, но О'Тул продолжил без всякой паузы. – Мне бы хотелось рекомендовать всем план, предложенный Хейльманом и Брауном, и заняться нашим главным делом – а именно исследованием левиафана, приплывшего к нам от звезд.

Завершая собрание, два новых лидера проинформировали прочих космонавтов о том, что наметки сценария первой вылазки будут готовы к завтрашнему утру. Николь отправилась в свою комнату. По пути она остановилась возле двери Яноша Табори и постучала. Сперва ответа не было. Постучав второй раз, она услыхала голос Яноша:

– Кто там?

– Это я, Николь, – отозвалась она.

– Входи.

Табори лежал на спине с непривычным для него хмурым выражением на лице.

– В чем дело? – спросила Николь.

– Ни в чем. Просто голова болит.

– Принимал чего-нибудь? – осведомилась Николь.

– Нет. Не такая уж сильная боль, – Янош не улыбнулся. – Чем могу услужить? – спросил он неприязненным тоном.

Николь была озадачена. Она осторожно попробовала обратиться к интересующему ее вопросу.

– Видишь ли, я прочла твой отчет о смерти Валерия…

– Зачем тебе это понадобилось? – резко прервал ее Янош.

– Чтобы посмотреть, нет ли разночтении в нашем восприятии событий, – отозвалась Николь.

Ей было ясно, что Табори не желает касаться этой темы. Подождав несколько секунд, Николь заговорила снова:

– Извини, Янош. Вижу – попала не вовремя. Зайду в другой раз.

– Нет-нет, – ответил он. – Давай-ка немедленно покончим с этим делом.

«Странный способ постановки вопроса», – подумала Николь, подбирая слова.

– Янош, в своем отчете ты нигде не упомянул, что успел дотянуться до пульта «Рохира» перед началом маневра. Клянусь, что видела твои пальцы на клавиатуре, прежде чем отлетела к стене.

Николь умолкла. На лице космонавта Табори застыла ничего не выражающая маска. Словно бы он думал о чем-то далеком.

– Не помню, – наконец без всяких эмоций выговорил он, – может быть, ты и права. Этот удар затронул мою память.

«Стоп, – обратилась к себе Николь, глядя на коллегу. – Здесь ничего более не узнать».