Текст книги "История Испании"

12. Мясорубка в Лас-Навасе

Веку к XIII или около того, как раз в то самое время, когда на севере формировались королевства Кастилия, Леон, Наварра, Арагон, Португалия и графство Каталония, мавры Аль-Андалуса еще больше, так сказать, размякли: ни дать ни взять – каста чиновников, сборщиков налогов, жители более или менее благополучных городов, сельское хозяйство, скотоводство и тому подобное. Все это были люди по большей части мирные, которые уж и думать забыли об объединении рассыпанных по испанской территории исламских государств и уж тем более – о том, чтобы наживать на свою голову проблемы с христианскими королевствами, которые с течением времени становились все более сильными и заносчивыми. Война для мавров имела характер скорее оборонительный и велась в том случае, если другого выхода уже не оставалось. Правящий класс задремал и не был способен защитить своих подданных, а религиозные фанатики были весьма недовольны тем, что предписания Корана соблюдались здесь, на Полуострове, спустя рукава: тут тебе и вино, и свинина, да и паранджи маловато. На все на это с негодованием и недоброй ухмылкой глядели единоверцы с севера Африки, где еще хватало народа несколько менее избалованного и устремлявшего взоры на Иберийский полуостров в раздумьях, а не попытать ли там счастья? «На что они годятся, эти говнюки? – говаривали они. – Христиане лопают их вместе с потрохами, к исламу у них – почтения никакого, а все вместе – сплошное посрамление мусульманства». Приняв же во внимание, что здешние мусульмане время от времени обращались к тамошним за помощью в борьбе с христианами, а их единоверцы с той стороны отличались амбициями и религиозным рвением, понятно, что государство Аль-Андалус испытало не одну волну нашествий – вояк свежих, на новенького, с тем же горячим желанием повоевать, какое и у них самих когда-то имелось. В общем, вояк в высшей степени опасных. Одним из таких племен были альмохады – народ жесткий, провозгласивший джихад, то есть священную войну (термин вам наверняка знаком). Они заполонили весь юг старушки Гишпании и всыпали королю Альфонсу VIII Кастильскому (королевство в очередной раз было поделено, чтоб привычку не потерять, между детьми, так что Леон и Кастилия снова разделились) по полной программе в битве при Аларкосе, где беднягу Альфонса просто разделали под орех. Кастильский король принял это чрезвычайно близко к сердцу и не успокоился до тех пор, пока не смог ответить маврам тем же в Лас-Навас-де-Толосе, а уж эта заварушка имела далеко идущие последствия по самым разным причинам. В первую очередь потому, что там захлебнулся девятый вал военно-религиозного исламского радикализма. Во вторую – по той причине, что король Кастилии очень ловко добился от папы провозглашения своего выступления крестовым походом против сарацин, стремясь избежать возможной в теории ситуации, что, пока он будет рубиться с альмохадами, короли Наварры и Леона (которые, к слову сказать, были связаны с королем Кастилии взаимными обязательствами) подкинут ему большую свинью, ударив в спину, – тогда никто не доверял никому, даже собственному отцу. В-третьих, и это самое главное, в Лас-Навасе армия христиан чудесным образом включила в себя, кроме французских добровольцев и твердокаменных кавалеров испанских орденов, отряды кастильцев, наваррцев и арагонцев, которым в кои-то веки удалось между собой договориться. Чудеса Истории, да и только. Так невероятно, что сохранись с того дня фотки – и то не поверишь. И – ни больше ни меньше – армия со всеми тремя королями во главе, и это в те времена, когда короли рисковали жизнью на поле боя, а не женившись на леди Ди или скатившись со ступенек бунгало во время охоты на слонов[25]25
  Намек на реальное происшествие, случившееся с королем Испании Хуаном Карлосом I в Ботсване в 2012 г.: король сломал бедро, вследствие чего перенес серьезную операцию.


[Закрыть]. Так вот, Альфонс VIII выступил в поход во главе своего кастильского войска; Педро II Арагонский, как и положено доброму кабальеро (от отца он унаследовал королевство Арагон, включавшее в себя также графство Каталонское), явился ему на подмогу с арагонским и каталонским отрядами, а Санчо VII, король Наварры, хотя категорически не ладил с королем Кастилии, привел с собой цвет своей конницы. Не хватало лишь короля Леона, Альфонса IX, который остался дома и воспользовался всеобщей сумятицей, чтобы оттяпать пару-тройку замков у своего кастильского коллеги. В общем, там все они и сошлись, в Лас-Навасе, вблизи ущелья Деспеньяперрос: двадцать семь тысяч христиан против шестидесяти тысяч мавров. И началась такая сеча, которой до тех пор никто никогда и не видывал. Чудовищная вышла мясорубка. Перифразируя стихи Соррильи из его «Легенды о Сиде» – всячески рекомендую к прочтению, – мы могли бы сказать: «Нравы той давней эпохи, / яростной и доблестной, / когда с плеч летели головы / к вящей славе Божией». Победили христиане, но в самой распоследней атаке. Возник изумительный момент, когда, осознав себя на грани поражения, кастильский король в совершенном отчаянии сказал себе: «Да мы ж все тут передохнем!» – всадил шпоры коню под ребра и со всей дури бросился на врага. Выплеск тестостерона. И тут короли Арагона и Наварры, из чувства долга и чтобы в грязь лицом не ударить, сделали то же самое. И вот бок о бок скачут по полю боя три короля старой Гишпании и будущей Испании, или что там еще из всего этого выйдет, вслед за ними – их знаменосцы со стягами, а изможденная и покрытая кровью пехота, воодушевленная их единством, орет от восторга, прорубая брешь во вражеских рядах, и – вперед.

13. Проснись, железо[26]26
  «Desperta, ferro» (кат.) – боевой клич альмогаваров, наемной легкой пехоты Арагона, который воины выкрикивали, высекая копьями или дротиками искры из камней и скал.


[Закрыть]

К XIII веку королевство Арагон подошло богатым, сильным и могущественным. Петронила (сиротка, чуть ли не героиня мыльной оперы, наследница королевства) вышла замуж и стала жить-поживать и добра наживать с графом Барселоны Рамоном Беренгером IV; так что в годы царствования их сына, Альфонса II, Арагон и Каталония на пару оказались под четырьмя столбами арагонской монархии[27]27
  Четыре столба (или вертикальных полосы) красного цвета на желтом фоне – традиционный герб Арагона.


[Закрыть]. Этому семейству повезло произвести на свет одного чувака, из ряда вон выходящего: его звали Хайме, а в Историю он вошел под именем Завоеватель, и не по причине успехов среди сеньор, которым он также уделял немало внимания – был большим любителем покувыркаться в постели, – а по той веской причине, что в три раза увеличил размеры своего королевства. Хайме I, человек образованный, историк и стихотворец, задал маврам очень неслабого, до самых тюрбанов, жару, отвоевав у них Валенсию и Балеарские острова. И тем самым установил на Средиземноморье столь зоркий в военном и торговом плане «орлиный глаз», что закроют его каталонцы и арагонцы еще не скоро. А сын его, Педро III, отбил у французов Сицилию в ходе кампании, удавшейся так, что любо-дорого: адмирал Руджеро ди Лауриа показал противнику на море, где раки зимуют, – до Трафальгара у нас оставалось еще шестьсот лет владычества морского, а из Жироны, после ее осады и захвата, французы сбежали сами, спасаясь от мух и чумы, да так, что только пятки засверкали. Каталоно-арагонская экспансия в Средиземноморье с тех самых пор была вне конкуренции, а столбы Арагона с таким триумфом пошли гулять по той луже, что именовалась «Наше море»[28]28
  Mare Nostrum (лат.) – обычное для римлян наименование Средиземного моря.


[Закрыть], что хронист Десклот (на своем беглом каталонском) написал так: даже «рыбы несут на хвостах четыре полоски королевского дома Арагона». Был, однако, что правда, то правда, пример еще большего величия, позже утерянного, когда Санчо Сильный, король Наварры, умирая, оставил свое королевство в наследство правителю Арагона. Это могло бы коренным образом сместить вектор власти в будущей истории Испании; но его подданные проглотить эту свинью не захотели, и на трон взошел племянник графа Шампанского. Так что история испанской Наварры на целых три столетия оказалась связанной с Францией, пока ее не забрал назад, силой присоединив к Арагону и Кастилии, Фердинанд Католик (тот самый красавчик, на которого можно полюбоваться по телику в сериале «Изабелла»). Однако самым замечательным эпизодом арагоно-каталонского этапа нашей национальной драмы стал тот, что связан с альмогаварами, или так называемым каталонским отрядом. Об этих людях сегодня не очень-то принято говорить, потому что уж чем-чем, а политкорректностью они явно не отличались. Но история их просто завораживает. Это были отряды наемников – каталонцев, арагонцев, наваррцев, валенсийцев и майоркинцев, в большинстве своем заматеревших на войне с маврами и в битвах на юге Италии. Вояки эти, храбрые до безумия и безжалостные до лютой жестокости, внушали ужас. Даже находясь на службе у иностранных монархов, они каждый раз шли в бой под штандартом короля Арагона с четырьмя столбами; а их боевым кличем, от которого волосы у врага вставали дыбом, были слова: «Арагон, Арагон» и «Desperta, ferro» – «проснись, железо». Послали их раз на Сицилию, воевать с французами; а когда дело было сделано, заказчики и сами так струхнули, что тут же отправили их прямиком к императору Византии – помочь остановить наступавших с востока турок. И они пошли – шесть тысяч мужиков со своими женами и детьми, свирепые бродяги без земли, но с клинком. Если бы об этом не упоминалось в исторических трудах, то поверить было бы невозможно: едва сойдя на берег, они, подобно урагану смерти, провели три боя подряд – резня за резней – против турок, общим числом пятьдесят тысяч. А в качестве наших добрых земляков, коими они и были, на досуге они зарились на чужих женщин и на чужую добычу и дрались, отправляя друг друга к праотцам. В конце концов их начальник, император Византии, перетрусив не на шутку и не видя иного способа избавиться от таких опасных чуваков, 4 апреля 1305 года отправил их командиров на тот свет, заманив на званый ужин. После чего послал целую армию в двадцать шесть тысяч византийцев уничтожить тех, кто остался. Но эти железные бестии, не склонные позволить спустить с себя шкуру задаром, решили умереть, убивая: послушали мессу, перекрестились, проорали: «Арагон» и «Проснись, железо» – и устроили этим византийцам такую жуткую мясорубку, что, как повествует хронист Мунтанер, свидетель этой сечи, «не было поднятой для удара руки, что не встречалась бы с плотью». После чего, раз уж рукава закатали, альмогавары из мести разграбили всю Грецию, из конца в конец. А когда не оставалось ничего, что бы еще поджечь, и ни одной живой души, кого бы еще убить, они основали два герцогства: Афины и Неопатрию, где и поселились. И прожило там три поколения этих людей, с византийками и другими сеньорами, наплодив кучу византийчиков, и жили они там до тех самых пор, пока их, сильно со временем размякших, не накрыло с головой той самой волной турок, кульминацией которой станет взятие Константинополя.

14. Сосуществование – на равных

В христианской Испании XIV и XV веков, точно так же как и в мавританской (к тому времени на Полуострове было всего пять королевств: Португалия, Кастилия, Наварра, Арагон и Гранада), гражданская война стала местным обычаем, таким же типичным, как паэлья, фламенко и коварство, – это если предположить, что тогда уже существовали паэлья и фламенко, в чем я далеко не уверен. Тон задавали амбиции и надменность аристократии, вмешательство духовенства в политику и общественную жизнь, бандитизм, группировки и поножовщина на ровном месте, за здорово живешь. Как Кастилия, так и Арагон, вместе с включенной в него Каталонией, в те времена были хорошо знакомы с междоусобными потасовками типа «пили-ели, веселились, посчитали – прослезились». И так же, как и предшествующие эпизоды нашей истории, эта эпоха щедро одарила нас первоклассным материалом для целого ряда поистине шекспировских трагедий. Мы запросто могли заткнуть за пояс Ричарда III и всех остальных обитателей туманного Альбиона. Следует, правда, признать, что в те времена повсюду жилось так, что мама не горюй, и ни итальянцы, ни французы, к примеру, от нас тоже не отставали. Отличие было лишь в том, что на Иберийском полуострове, по крайней мере в теории, у христианских королевств имелся общий враг, и этим врагом был ислам. Обратное тоже верно. Однако мы уже видели, что на самом деле взаимодействие мавров и христиан было процессом неоднозначным – это был настоящий коктейль, и не только из военных конфликтов, но и из альянсов, махинаций и других интрижек. И видели, что вся эта реконкиста как идея единой христианской Испании типа «Сантьяго, смыкай»[29]29
  Боевой клич испанских христиан «Santiago, (y) cierra (España)», в котором упоминается апостол святой Иаков (Сантьяго), покровитель Испании, и команда сомкнуть ряды. Известен начиная с битвы при Лас-Навас-де-Толосе (1212).


[Закрыть] – и давай на них, создавалась постепенно, на протяжении долгого времени, явившись скорее следствием, чем общим замыслом нескольких королей, каждый из которых существовал, вообще-то, сам по себе, преследуя свои собственные интересы на собственной обособленной территории. На земле, на которой, если вывести за скобки вторжения сарацин, одинаково здешними были мавр, что молился лицом к Мекке, и христианин, читавший молитвы на латыни. Что на той, что на другой стороне дворяне, сборщики налогов и священники – без разницы, с тонзурой или тюрбаном на голове – были похожи, как близнецы-братья. И того, кто внизу, зовись он Маноло или Мухаммедом, во все времена – как и сегодня, в XXI веке, – гнобили одни и те же. А относительно разговоров о том, что (как утверждают некоторые) были такие места, в особенности на андалузской территории, где все три культуры – мусульманская, христианская и иудейская – жили в полном согласии и при всеобщем процветании бок о бок, прорастая друг в друга, и что раввины, улемы и клирики целовались при встрече на улице в уста сахарные, да еще и взасос, то это, скорей всего, полная ерунда. Среди прочего еще и потому, что тогдашние понятия о приятном времяпрепровождении, равенстве и сосуществовании не имели ничего общего с тем, что стоит за этими словами сегодня. Представление о толерантности сводилось приблизительно вот к чему: «слушай, чувак, ежели ты согласен, что я разорю тебя непомерными налогами, а ты при этом будешь сидеть тихо как мышка, то я, так уж и быть, не спалю тебе, пожалуй, дом, не отберу урожай и не попользуюсь твоей женой». Понятное дело, близость народов (как это случалось и вдоль других границ в Европе) вела к взаимопроникновению обычаев с чрезвычайно интересными плодами, так что из среды евреев вышло немало врачей, финансистов и сборщиков налогов, в том числе и при мусульманских королях. Но от отдельных фактов до утверждений (как у Америко Кастро; но оговорюсь, что сразу после гражданской войны 36-го года он, вообще-то, имел в виду другое), что на Полуострове были примеры мирного сосуществования, – дистанция огромного размера. Мавры, христиане и иудеи, в зависимости от того, где именно они находились, жили в страхе и притеснениях со стороны тех, кто был при власти, если власть была не у них самих; и как на мавританской территории, так и на христианской случались вспышки фанатичной жестокости, направленные против религиозных меньшинств. В особенности начиная с XIV века, когда вместе с растущим радикализмом, неустанно подогреваемым набирающей все большую силу католической церковью, на территории христиан участились преследования мавров и евреев. (Евреев так или иначе гнобили повсюду, однако именно наваррцы, подзуженные неким священником по имени Ольогойен – мало того что чокнутым, так еще и явным сукиным сыном, – претворяли соответствующие поучения в жизнь с истинным энтузиазмом, разорив пару раз еврейский квартал в Памплоне, а вслед за тем – сровняв с землей таковой и в Эстелье.) Впрочем, оставив в стороне хроническую юдофобию – мавры евреям тоже жару давали, – следует сказать, что три религии со своими обычаями и традициями нередко существовали в Испании бок о бок, однако никогда – на условиях равноправия, как утверждает кое-кто из тех, кто за все хорошее и против всего плохого, а также многие патологические оптимисты. А вот тем фактором, который и вправду перемешивал христианство с другими культурами, были переходы в другую веру. Когда вставал выбор: креститься, спастись бегством или дать себя поджарить на костре, – граждане сжимали кулаки и начинали молиться на латыни. И именно таким макаром очень знатные семьи, как иудейские, так и мусульманские, переходили в христианство, обогащая его за счет ценнейшего багажа своей исконной культуры. Одновременно с этим лучшие ученые головы, они же – апостолы обращения неверных, не за страх, а за совесть штудировали ислам и все то, что он нес с собой. Таким был случай блистательного Рамона Луллия: этот мальчишка с Майорки, из очень хорошей семьи, вбил себе в голову, что его призвание – спасать заблудшие души мавров, и так вот и вышло, что этот парень наловчился писать по-арабски лучше, чем по-каталонски или по-латински. Что само по себе уже – немалое достижение.

15. Первые интернациональные бригады

Наивным людям, которые полагают, что все последние века реконкисты были эпохой общих усилий, направленных на борьбу с мусульманством, скажем, что они сели в лужу. Если бы стремление к единой цели имело место, все закончилось бы намного раньше; однако все было совсем не так. А ведь христианские королевства к тому времени в определенной степени уже окрепли и стали вполне благополучными в финансовом отношении, и значительная часть испанских мавров либо превратилась в новообращенных христиан, либо сидела в мавританских кварталах (а евреи – в еврейских), но дело было уже скорее не в этом. Это был какой-то бег с препятствиями, в котором участвовали короли, дворяне и епископы, выясняя, кому из них достанется больший кусок пирога. Чрезвычайно вкусного. Вследствие чего слова «война» и «гражданская», рядком стоящие в исторических трудах, бросаются читателю в глаза на каждой странице. И ведь каждый получил свою собственную: Кастилия, Арагон, Наварра. Заплатили же за банкет те, кто и всегда платит, – пушечное мясо, те несчастные холопы, что использовались и той и другой стороной либо на поле боя, либо чтобы вытрясать из них налоги. А между тем некие индивиды со скотской репутацией, как, например, констебль Альваро де Луна, строили заговоры и манипулировали королями и графами, набивая себе мошну почище дядюшки Скруджа. Этот самый констебль, живое воплощение совершеннейшего испанского мудака с властными полномочиями, окончил свой путь на плахе (порой чуть ли не жалость берет в связи с утратой некоторых гигиенических обычаев старины); и это всего лишь один персонаж из длинного ряда – да они и сегодня имеются. В любом случае, если уж заводить речь о настоящих кинозлодеях, которыми изобиловала та эпоха, то первым на память приходит имя Педро I, известного как Педро Жестокий: это был один из самых подлых – и таких хватает – королей и правителей, когда-либо рожденных в Испании. Этот парень вверг Кастилию в такую гражданскую войну, в которой и без интербригад не обошлось, потому как на его стороне воевали британские войска, да еще и под командованием не кого-нибудь, а легендарного Черного Принца, в то время как его единокровного брата и противника Энрике Трастамарского поддерживали лягушатники под предводительством не менее знаменитого француза Бертрана дю Геклена. Все разрешилось, когда Энрике словил Педро в силки (как сказали бы птицеловы) в Монтьеле и лично зарезал его кинжалом: чик-чик – и дело в шляпе, проехали. Спустя несколько лет после этих событий, причем уже в Португалии – о Португалии мы мало говорим, но она тоже присутствовала, – сын этого самого Энрике II, Хуан I Кастильский, женившись, между прочим, на португальской принцессе, наследнице престола, еще бы чуть-чуть – и закатил бы пир на весь иберийский мир, объединив оба королевства. Вот только португальцы, у которых был свой взгляд на ситуацию, на что они, впрочем, имели полное право, решили по-другому. В ответ на это Хуан I, терять которому было практически нечего, атаковал их, что твой задиристый петушок, с целой армией; однако ж затея эта вышла ему боком, поскольку деды Пессоа и Сарамаго очень наглядно показали ему кузькину мать в сражении при Алжубарроте. Приблизительно в то же самое время, но на другом конце Полуострова, королевство Арагон с каждым годом превращалось во все более прибыльное предприятие, в державу, устремленную в будущее: к Арагону, Каталонии, Валенсии и Майорке, охватившим в ходе военной и коммерческой экспансии практически все западное Средиземноморье, присоединились Руссильон, Сицилия и Неаполь – те самые знаменитые рыбы с арагонскими полосками на хвосте. Но вирус гражданской войны оказался в высшей степени заразным и там, и долгих десять лет арагонцы и каталонцы резали друг дружку все из-за того же: дворяне и высшая буржуазия – другими словами, вечная аристократия от политики – спорили: «хочу, чтоб королем был вот этот, – я при нем стану богаче, а ты-то почему за другого?» Тем временем королевство Наварра (включавшее в себя и часть того, что сегодня мы называем Страной Басков) наслаждалось собственной гражданской войной – вся эта история с принцем Вианским и его сестрой доньей Бланкой (оба под конец были отравлены), изобилующая такими берущими за душу подробностями, что заставляют пожалеть о краткости данной версии «Игры престолов». Наварра шаталась между Пинто и Вальдеморо – другими словами, между Испанией и Францией: династия отсюда – династия оттуда. И так ровно до тех пор, пока в 1512 году Фердинанд Арагонский одним рывком не присоединил ее к испанской короне, принудив силой оружия. В отличие от португальцев с их успехом в битве при Алжубарроте, наваррцы войну проиграли, потеряв заодно и независимость, но, по крайней мере, спасли свои фуэрос. (Все государства – и Европы, и всего мира – создавались в соответствии с той же четырнадцатой статьей: если победишь – ты независим, если же проиграешь – все, кранты.) Это случилось в аккурат пять веков назад и означает, следовательно, что баски и наваррцы, по доброй воле или же без оной, стали испанцами всего на двадцать лет позже, чем, к примеру, гранадцы. Последние, без всякого сомнения, также были включены в королевство Испания manu militari[30]30
  «Военной рукой» (лат.), то есть с применением военной силы.


[Закрыть], что произошло, как мы увидим в следующей главе, в 1492 году.