Текст книги "Убит заочно"

Глава II

Неспешно прогуливаясь вниз по склону, я продумывал свои следующие действия. Приближаясь к гавани, я почувствовал голодное урчание в животе и понял, что время уже близилось к обеду. Остановившись возле придорожной палатки, я купил кальмара на шпажке, обжаренного в чесноке и специях.

После того как Корпио в достаточной степени оправился после увиденного и мог самостоятельно ходить, мы вернулись в его кабинет и на двоих распили кувшин вина, не разбавляя его водой.

«Но почему? – бормотал он. – Кто мог сделать такое с моим милым мальчиком?» «Вы знаете так же, как и я, что некромантия вне закона в Эгретии, впрочем, как и в других частях Нурематы, – сказал я. – И так было еще до основания нашего города. Насколько мне известно, Коллегия Инкантаторум очень хорошо следит за этим как на внутреннем уровне, так и среди варваров».

«Конечно, я понимаю. Все это лишь усложняет ситуацию. Кэзо, казалось, никогда не интересовался инкантаторес… Естественно, я отправил его в Коллегию Меркаторум, поскольку это наша семейная традиция. Он никогда не был лучшим студентом, и я не возлагал на него больших надежд, однако он никогда не выявлял интереса к другим коллегиям…». Корпио говорил довольно бессвязно, заглатывая неразбавленное вино с удивительной скоростью. Невнятно пробормотав слова сочувствия, я позволил ему продолжить. «Как любой заботливый отец, я, конечно же, пытался подтолкнуть его в нужном направлении. Он никогда не противился мне, но все же я видел, что его сердце лежит не к этому. Куда интереснее ему было ходить на спектакли и вечеринки, даже уличные мимы радовали его больше… Он никогда не любил цифры и так и не привык к морю. Его покойная мать и я баловали его, как нашего младшего, а когда она скончалась… Возможно, я не уделял ему должного внимания. Но что может отец? Расскажи он мне о другой коллегии, приводя разумные доводы, я не стал бы его переубеждать. В конце концов у меня есть Маркус. Он продолжит наше дело после моей смерти…»

«Расскажите о его друзьях», – попросил я.

«В колледж он ходил вместе с сыном моего хорошего друга Гнея Друсуса Скеволы. Друсус, филий, все еще живет со своими родителями недалеко отсюда. Кэзо дружил с ним с детства, поскольку наши семьи всегда были довольно близки. Кэзо и Друсус были одногодками… Но это уже не имеет никакого значения, не так ли?» На его глазах выступили слезы.

Я молчал. Он прикрыл глаза рукой и сделал очередной глоток вина. Глубоко вздохнув, он продолжил.

«Думаю, Друсус расскажет о его окружении и жизни в колледже. Он уже второкурсник, а не какой-нибудь новичок, с которым мой Кэзо вряд ли стал бы общаться. Знаете, Друсус всегда прислушивался к его мнению.

Помимо Друсуса, я слышал, как он упоминал Гнея Порция и Гая Лутация. Однажды я их видел мельком на форуме, но не могу особо ничего рассказать ни о них самих, ни об их семьях. Они пользуются уважением, но не входят в наш круг. Тем не менее я уверен, что они приходили к Кэзо в этот дом. Как вы понимаете, в силу моей деятельности – как рон рыбного хозяйства – я часто выхожу в плавание. Кэзо был хорошим юношей, все еще очень зеленым. Всего лишь в позапрошлом году я разрешил ему, как мужчине, надеть тогу. Я пытался оттянуть этот момент, позволить ему оставаться мальчишкой как можно дольше… И он был им, угощая своих друзей моим лучшим вином в мое отсутствие. Мой приказчик и, возможно, Тифей смогут рассказать вам больше.

Вероятно, у него были другие… знакомства… среди столь обожаемых им мимов и актеров, но я, конечно же, не знаком ни с кем из них. Кэзо был достаточно умным, чтобы не запятнать старинный род Квинкти Корпиони, вынося напоказ свои отношения с такими людьми. Юноша нашего сословия может развлекаться и блудить с уличными бродягами столько, сколько ему вздумается, но он никогда не должен относиться к ним как к равным».

Его голос стал жестким, в глазах промелькнула гордыня. Даже будучи вне себя от горя после смерти сына, он не мог скрыть своей принадлежности к старинному роду сенаторов. К тому же он гордился своим повышением и званием рона.

Полагая, что состояние Корпио в достаточной степени улучшилось, я начал приближаться к менее приятным темам, касающимся смерти его сына.

«Что вам известно о последних днях Кэзо? Я спрашиваю об этом, поскольку, несмотря на то что довольно мало известно о внутреннем механизме некромантии, на протяжении веков скопилось достаточно информации. Легенду о Сервилии Ахале, возникшую еще до основания Эгретии, до сих пор рассказывают нашим амбициозным инкантаторам в качестве предостережения. Некромантия была, в нашем понимании, темным ответвлением магии вита. Во всех случаях, когда мы сталкивались с ее проявлениями, это был тщательно продуманный процесс с долгими ритуалами, множеством участников и мудреными условиями. Это не то, чем можно заниматься любительски, и наши юные инкантаторы учат все признаки некромантии, чтобы в случае выявления очередного некроманта все государство могло объединиться против него».

Я посмотрел Корпио в глаза. «Поэтому заранее прошу у вас прощения, но мне действительно нужно знать обо всех странностях, которые происходили с вашим сыном: с кем он виделся, где бывал в свои последние дни».

«Я был здесь, решал вопросы по Контио Ронов. Зима уже закончилась и навигация возобновилась. Поскольку я уже долгое время не уходил в плавание, мне действительно нужно было многое наверстать как в моем частном бизнесе, так и на занимаемой должности. Тем не менее, когда я приходил домой, Кэзо всегда был один. Он игнорировал учебу и выглядел, как я уже говорил, больным. В конце концов я перестал обращаться к докторам. Не потому что не доверяю им, а потому что они только нервировали его, и он отказывался выходить к ним из своей комнаты. Я распоряжусь, чтобы Тифей и мой приказчик ответили на все ваши вопросы. Вы также можете осмотреть дом, но не забывайте при этом оставаться в тени».

Я слегка приподнялся в кресле, подбирая подол тоги. «И последний вопрос, господин рои, если позволите. Почему я? Вы, безусловно, имели предположения о характере его смерти. Почему вы не обратились к ронам Коллегии Инкантаторум?»

«Я думал, это вполне очевидно. В конце этого года мне придется оставить пост рона, но на этом моя карьера в государственном аппарате не заканчивается. Мое положение позволяет мне получить концессии на открытие морских путей вокруг Мыса Массо. Уверен, вы знаете об этом по слухам в форуме. А такой скандал, как этот, положит конец моей политической карьере и полностью разрушит мой бизнес. Все дело моей семьи и дело моего брата попросту рухнет, поскольку никто не сможет доверять нам. Это навсегда ляжет черным пятном на имя Квинкти Корпиони, и вся проделанная мною работа от Массо до Урики окажется напрасной.

Я не могу рисковать этим! Я не позволю какому-то ментуле из Коллегии Инкантаторум шантажировать меня этим или просто на пьяную голову обсуждать это со своей любовницей и не позволю омрачать репутацию Эгретии среди всех народов Марэ Сэпие!»

Ему явно потребовалось усилие, чтобы успокоиться. Он откинулся на спинку кресла, сложив руки на коленях, и сделал глубокий вдох. «Ваша репутация опережает вас, Феликс Фокс. Мне известна ваша некрасивая история, и мне известно, что вам удалось начать все заново благодаря вашей честности и умению хранить тайны. И требую абсолютной конфиденциальности. Хочу знать, при каких обстоятельствах умер мой сын, но не желаю видеть, как мой мир рушится. Кэзо был молод и, очевидно, довольно глуп. Но я не верю, что у него было плохое сердце. Узнайте, кто сделал с ним это, найдите виновного и разберитесь с ним, но не вмешивайте сюда мое имя, и я награжу вас, как следует».

* * *

Доев кальмаров, я уже было вытер руки о подол тоги. Даша пристыдила бы меня, увидев на ней пятна от рыбного соуса. После смерти моей матери она стала заботиться о моем внешнем виде, но ее вкусы и представления об эстетике были не менее консервативны. Прогуливаясь дальше по гавани, я остановился возле общественного фонтанчика, чтобы вымыть руки и попить воды.

Наконец, спустившись к берегу залива, я повернул налево, на восток, вместо того чтобы пойти к Форуму направо – туда, откуда мы пришли утром. Эта дорога приведет меня к устью залива и островку, на котором находится маяк Фарос. Великолепный вид и свежий воздух могут стать источником новых идей.

Я шел по набережной вдоль внутренней береговой линии Септентрионали. С этой стороны морское движение в основном обращается вокруг небольших частных причалов и пристаней. Большинство торговых причалов находится с южной стороны, на Кампус Цивикус, а также вдоль основания Меридионали, где расположены крупные рынки. Далее выстроились частные суда – от небольших быстроходных до гигантских прогулочных кораблей, приводимых в движение несколькими ярусами гребущих рабов.

Узенькие дорожки, идущие вверх по склону, скрылись за пустыми стенами богатых особняков. Лишь кое-где виднелись аллеи фиговых деревьев, открытая местность с дорогами, ведущими обратно к Викус Капрификус, очерчивающей край склона.

Беседа с Тифеем и приказчиком Корпио не дала мне новой информации. Они оба лишь подтвердили рассказ Корпио о том, что друзья Кэзо, Порций и Лутаций, были не так близки с ним, как Друсус, хотя недавно и гостили у него. Ни Тифей, ни приказчик не осведомлены о том, чем именно Кэзо занимался со своими друзьями. Казалось, он не очень доверял им, что вполне нормально, и особо не рассказывал никому в доме о своих делах. Хотя он был студентом Коллегии Меркаторум и еще юным парнем, рабы не сопровождали его в повседневной жизни.

После проведенных бесед я обыскал комнаты Кэзо. Перевернул его постель, обыскал весь сундук с одеждой, заглянул под кровать, простучал стены на наличие потайных отсеков, проверил письменный стол в его небольшом кабинете, прочел все бирки на свитках, хранящихся в гнездах библиотеки, и развернул некоторые из них наугад, чтобы проверить их соответствие, разорвал матрас, простучал его стол – опять же на наличие тайников.

Ничего.

Даже ни единого тайника с порнографической поэзией, что довольно странно для юноши его лет.

Я поинтересовался у приказчика, куда еще Кэзо мог спрятать свои ценности. По указаниям Корпио домочадцы содействовали мне всеми возможными способами. В сопровождении его верного помощника Тифея мы втроем обыскали все укромные уголки особняка, на которые хватило времени. Мы задавали вопросы о том, видел ли кто-нибудь Кэзо в этих местах, стараясь не вызывать подозрений. Обыскивая необычные, удаленные места, в которых Кэзо мог бы спрятать свои личные вещи, мы пытались выглядеть максимально непринужденно, хотя я уверен, что в тот вечер среди рабов ходили слухи о том, что какой-то незнакомец выискивал что-то с лампой в уборных.

И опять ничего.

* * *

Я дошел до вершины Септентрионали, где Залив Эгретии выходит на Марэ Сэпие. Обойдя изгиб, я увидел Понс Игнис – путепровод, ведущий к Инсула Лариде – небольшому острову, на котором стоит Фарос. От этой вершины невозможно идти дальше в северном направлении; северная сторона Септентрионали, выходящая на открытое море, полностью изрезана отвесными скалами. Стоящие на вершине дома богачей могут похвастаться живописнейшими видами и естественной защитой от вторжения, по меньшей мере с этой стороны.

Массивные каменные блоки, образующие пять арок моста, были заложены столетия назад. Когда наш кочевой народ наконец решил осесть вокруг залива, он основал рыбацкую деревушку в наиболее приближенном к центру месте. С ростом торговли росла и деревушка. Возведение Фароса считается одним из трех ключевых моментов в основании нашего великого города.

Перейдя Понс Игнис, я с трудом вскарабкался вверх по крутой тропе к основанию Фароса. И расположение, и форма этого холма идеально подходили для маяка. Наш народ в течение многих лет поддерживал тут костер еще задолго до его появления. С расширением нашего порта также расширялись наши знания. Именно инкантатор Иуний Брутос стал создателем Фароса более четырехсот лет назад и объявил миру о возникновении нашего города и нашей коллегии. Он использовал силу шести стихий, чтобы воздвигнуть квадратное основание, поставить на него изящную башню из чистого мрамора и зажечь на ее вершине неугасающее пламя. Его мастерство было совершенным; воздвигнутый им каменный шпиль обвивали барельефные изображения, отображающие некоторые значимые события из жизни города: наши скромные начинания в качестве кочевников, наши победы над Вольски и Габии, проживавшими в этом регионе до нас, первая Курия Сената, знаменитое жертвоприношение Курция в форуме, извержение Вергу, которое практически погубило весь город. И, конечно же, изображение самого Брутоса, устанавливающего этот шпиль на вершине.

На самой вершине, на капители в форме листьев аканта, Иуний Брутос смастерил мраморную статую прекрасной белой цапли, хохолок на голове которой выглядел слишком изящно, чтобы быть вырезанным из камня. В клюве цапля держала вечный огонь. С тех пор, в течение четырехсот лет, несмотря на войны и природные катаклизмы, этот огонь никогда не гас. Рассказывали, что во время совершения колдовства и устремления магических энергий для создания Фароса Иуний Брутос в течение семи дней и семи ночей не мог сойти с места. После же окончания ритуала он наконец шевельнулся, и его покрыл тонкий слой мраморной пыли.

Я взобрался на основание, к подножию конструкции. Высота квадратного подиума Фароса – около тридцати футов. Боковые ступеньки ведут к широкой платформе, с которой можно наблюдать за кораблями на горизонте. Выступающий по центру шпиль сделан из цельного куска мрамора высотой в сто футов, и только сумасшедший мог бы осмелиться взобраться на него и достать огонь, хранимый на вершине белой цаплей.

Размышляя о минувших событиях, я вдруг увидел мистическую сцену, изображающую, как Сервилий Ахала поражает некроманта Афанасия. На какую мысль мог бы меня натолкнуть это древний персонаж?

Я присел лицом к морю, свесив ноги. Вдали виднелись парусные суда и гребные шлюпки, рыбацкие и прогулочные лодки. Слева пригревало солнце, вода ослепляла своим блеском, а легкий ветерок покачивал пушистые белые облака.

Это был идеальный день, но моя голова все же была занята темными мыслями. Я задумался о том, что в первую очередь следовало бы поговорить с Друсусом. На этот разговор я возлагал большие надежды, но прежде нужно было все продумать. Сложность заключалась в том, что передо мной стояла намного более необычная задача, чем те, к которым я привык. Более того – я не знаю никого, кому поручали бы более странное задание. Тема некромантии всплывает не так часто. Даже просто упомяни я эту тему, многие люди в лучшем случае начали бы избегать меня как сумасшедшего или, в худшем, сдали бы меня ронам Коллегии Инкантаторум как опасного для общества психически больного.

Это определенно было не мое направление. На свой хлеб и рыбный соус я зарабатывал делами о краже драгоценностей, пропаже людей, изменах супругов. Редкие случаи разоблачения шарлатанов, подтверждения древних свитков и даже дело с настоящим магическим кольцом – это именно то, что однажды могло бы лечь в основу моих мемуаров. Но некромантия! На это я точно не рассчитывал. Если мне посчастливится дожить до того дня, когда все закончится, это расследование станет пиком моих мемуаров. Кто знает, возможно, я даже смогу продать их!

А выжить – это довольно нелегкая задача в деле о некромантии.

Мне нужны были некоторые наработки, некоторые потайные рычаги, на которые я мог бы нажимать, разговаривая со свидетелями. Мне нужен был повод направить разговор в сторону мистической смерти Кэзо, пронаблюдать за реакциями, не вызывая при этом подозрений у властей. Мне нужно было освежить свои знания о некромантии, восстановить данные о последних комбинаторах, каких-либо недавних событиях с применением незаконной магии и о случаях торговал контрабандными товарами.

Одним словом, мне нужен был Араксус.

Больше известен как Араксус Безумный.

Глава III

Последнее, что я слышал об Араксусе, – он живет в трущобах на Кампус Цивикус среди отвергнутых рабов, затерявшихся иностранцев, сумасшедших, нищих и других отбросов общества. Поскольку этот район находился на противоположной стороне залива, я мог туда добраться вплавь, проделав долгий путь вокруг залива или наняв лодку.

Я перешел Понс Игнис обратно и пошел по набережной, вглядываясь в проходящие мимо судна. Эта сторона была населена более состоятельной публикой, поэтому предприимчивые люди всегда находились неподалеку, высматривая, кого бы подвезти. На мне же была респектабельная тога, которая должна была обязательно привлечь хоть чье-то внимание. Я выбрал судно, капитан которого меньше других походил на человека, способного перерезать мне горло и скинуть мое тело в залив, и сторговался с ним о цене в два серебряных сестерция. Торговался я больше для порядка, поскольку все расходы брал на себя Корпио.

У моряка было четыре раба, чтобы довезти нас до Кампус Цивикус. Мы виляли между более крупными судами, пробираясь сквозь оживленное движение гавани. В его гребной лодке было достаточно места для нескольких человек, а экипаж привычен к более тяжелым грузам, так как богачи редко передвигались без свиты. Мы направились к общественным причалам, переполненным в это время дня судами, загружающими и разгружающими всевозможные товары: широко известные на всю Марэ Сэпие вина Эгретии из виноградников, произрастающих на богатых вулканических почвах с другой стороны Вергу; с архипелага Кеброс импортировали столь любимый в наших краях рыбный и кальмаровый соус, перевозимый в больших килевидных глиняных сосудах, помеченных штампами качества от «изысканного» до «плохого»; зерно, скот, живая рыба, тюки с полотном. Здесь же сновали посыльные с официальными депешами, сюда причаливали даже военные судна, перевозящие солдат и патрулирующие наши берега. Гавань была колотящимся сердцем всей империи, и в такой ясный весенний день, как сегодня, все внимание капитана было сосредоточено на маневрировании его маленькой лодки между другими участниками движения.

Добравшись до Кампус Цивикус, мы пришвартовались у одного из общественных причалов. Я вышел, а лодка быстро отплыла от берега, высматривая потенциальных клиентов с воды, вместо того чтобы занять место на стоянке и внести сбор начальнику порта.

Я миновал тюки с силосом, большие склады, базилику, торговые лавки, увертываясь от постоянного движения рабов и груженных повозок, орущих начальников и торопящихся рабочих. Телега, запряженная волами, доставляющая цыплят с фермы на рынок, перегородила мне путь. Я пошел за ней и наступил на свежую кучу, только что оставленную на дороге одним из волов. «Мерда! Феллатор асини!» – выругался я на извозчика. Он обернулся, выпучил на меня глаза и поднял свой хлыст. Я поспешил свернуть за угол. Конфиденциальность и тому подобное – сейчас действительно было не время заниматься ерундой.

Обойдя бурлящий порт сзади, я пошел в направлении Цирка Магнус. В какой бы город я ни приехал, везде зоны вокруг общественных развлечений граничат с заведениями, рассчитанными на неискушенного клиента, – тавернами, дающими возможность как следует напиться, а также публичными и игорными домами, готовыми, пользуясь моментом опьянения, облегчить их кошелек. Я остановился в нескольких из них, заказав дешевое вино, хорошо разбавленное водой; некоторое время поболтал с куртизанками, стоящими в дверных проемах и наглядно демонстрирующими свои принадлежности и особые умения; и раздал несколько медных монет уличным мальчишкам. Наконец я встретил нескольких людей, которые видели сумасшедшего отшельника, подходившего под описание Араксуса. По их подсказкам я пошел к грудам мусора за Кампус Цивикус.

* * *

Мы с Араксусом были друзьями в детстве. Мы вместе пошли в Коллегию Инкантаторум, предвкушая, что впереди нас ждет интереснейшая жизнь, полная магии и приключений. Но потом Фортуна нанесла мне первый удар.

Дело моего отца рухнуло. Он был торговцем антиквариатом, произведениями искусства, экзотическими украшениями, а также редкими магическими предметами. Это дело было довольно успешным, чтобы мы могли называть себя обеспеченными, если не богатыми. Его агенты прочесывали удаленные королевства, а он сам был старожилом на аукционах, выискивая интересующие его уникальные предметы и игнорируя выставляемых рабов и мебель. У него был склад для хранения диковинных вещей на любой вкус. Его постоянные клиенты знали его и доверяли его репутации, приобретая необычные изделия.

Я не пошел по его стопам, а вместо этого первым из моей семьи решил учиться в Коллегии Инкантаторум. Мои родители были невероятно горды мною, когда я сдал вступительные экзамены; отец купил всем выпивку и рассказывал желающим о том, что однажды его мальчик будет сидеть в Курии Сената.

Крах был внезапным и стремительным. Начало всему положило стихийное бедствие, а уже усилие конкурентов окончательно свалило с ног. В течение месяца отец потерял морские и сухопутные поставки, его банкиры отказались продлевать срок выплаты кредитов, а разгневанные кредиторы день и ночь стучали к нам в дверь.

В конце концов отец не выдержал всего этого и вонзил в себя меч. Мать так и не смогла оправиться и провела свои последние недолгие годы, каждую ночь плача в подушку.

Поскольку у нашей семьи больше не было денег, я не мог продолжать обучение в Коллегии. К счастью, мне удалось сохранить наш дом, хотя и пришлось продать практически все, кроме Даши.

Все это время Араксус был для меня надежной опорой. Неоднократно убегая от своих бед, я находил приют в его доме. Когда я в итоге покинул Коллегию, он пытался держать меня в курсе того, чему его учили, периодически тайно передавая мне свитки. Он оставался единственным настоящим другом, в то время как все остальные отвернулись от меня.

Я решил изменить свою жизнь, точнее, построить заново. Вначале я на некоторое время подался в легионы, но вскоре осознал, что военная служба не для меня. Потом я, по воле случая, начал выполнять поручения для фирмы «Гордий и Фальконий» и открыл, что, не имея ни образования для того чтобы быть инкантатором, ни денег, чтобы начать торговлю, я имею явный талант к тому и другому. Многому научился я у этих почтенных людей, после чего стал вынюхивать собственный путь, как лис, хотя во многих случаях сравнение с хорьком было бы более уместным. Мне даже посчастливилось найти любовь.

Потом несчастье произошло с Араксусом. Он потерял рассудок, и никто не мог вернуть его. Я все еще не могу понять, чего он добивался, подрывая свои комнаты и половину крыла в доме своего отца.

Я никогда не забывал о том, как добр он был ко мне, и, поменявшись с ним местами, всегда старался отплатить ему тем же. Вначале отчаянно пытался излечить его, потом – оградить от возможности навредить себе.

А потом произошла эта отвратительная история с Эленой, которую я так и не простил ему. С тех пор я его не видел.

* * *

Вокруг стоял невыносимый смрад. Наш великий город имеет канализационную систему – подземную клоаку, идущую от районов, расположенных на самой вершине склонов Вергу, и проходящую с двух сторон залива. В канализационные стоки поступает вода из Аква Сэкстия, которая выносит нечистоты в открытое море, – обычно это мусор и трупы. Все то, что не может быть вынесено водой, испокон веков сваливалось рабами в долины между холмами за Кампус Цивикус. Законы, запрещающие выбрасывать отходы на улицы города, дали свой результат, а налоги, позволяющие нанять рабов, чтобы те вывозили уличный мусор на городскую свалку, были еще более эффективными. Все ненужное – от старой мебели до мертвых младенцев – оказывалось на этой свалке.

Закашлявшись, я прикрыл лицо льняным платком. Всматриваясь в кучи мусора в поиске движущихся фигур, я заметил несколько печально шатающихся бродяг. Я искал тех, кто здесь обосновался, вглядываясь в лица прячущих глаза и изучая силуэты, пытаясь не слишком приближаться к ним.

Наконец я увидел его – силуэт сгорбившегося и исхудавшего мужчины моих лет, который когда-то был высоким и стройным. Сейчас же он ходил, опираясь на самодельный костыль, который, скорее, выглядел палкой из необработанного дерева. Его волосы свисали рваными засаленными прядями, закрывая лицо, борода была всклокочена, а рваная грязная туника едва походила на когда-то приличное одеяние. Я подошел ближе. Он поднял голову, уставился на меня, и я понял, что это он.

В молодости Араксус был хорош собой. У него было стройное тело, лицо напоминало о гелликанской статуэтке руки Праксителя – высокие скулы, крепкий подбородок, длинный нос, широкий лоб, обрамленный вьющимися пшеничными волосами. А смеющиеся глаза и приветливая улыбка восхищали всех.

Лицо, которое я видел перед собой, утратило былой шарм. Изможденное, грязное, обветренное лицо, которое старость настигла уже в тридцать четыре года. Он был небрит и болен. Но его глаза! Именно они больше чем что-либо отражали то проклятие, которое он наложил на себя. Его правый, зеленый, глаз смотрел на меня с коварной звериной смышленостью, а левый, черный, где-то блуждал независимо от второго, а когда остановился на мне, я вздрогнул.

Я медленно подошел, убрав платок от лица, в надежде, что он узнает меня. «Араксус…» – начал я и увидел, как его правый зрачок расширился. Значит, узнал.

«Нет! Не смотри на меня!» – вскрикнул он, отвернулся и заковылял от меня довольно быстро, несмотря на неуверенную походку и сутулость.

«Араксус, мне нужно поговорить с тобой!» – поспешил я за ним, пытаясь не поскользнуться на гниющих отходах. «Араксус! За тобой долг!» Но он продолжал убегать.

«Араксус! Не заставляй меня называть ее имя!» Эти слова остановили его, как удар молнии. Он стоял спиной ко мне, слегка покачиваясь. Я остановился за несколько шагов от него. Он медленно повернулся, и его оба глаза смотрели четко на меня. По спине у меня пробежала дрожь.

«Некоторые долги невозможно вернуть, – сказал он, – и некоторые вещи невозможно забыть, как бы мы ни старались».

«Это так, Араксус, факты остаются фактами, как и прошлые грехи. Но сейчас у тебя появился шанс немного облегчить свои страдания и оплатить долги перед тем, как Дис заберет тебя навсегда».

Еще пару минут т мы пристально смотрели друг на друга, но потом он сдался. Его левый глаз, наконец, возобновил блуждания, и я почувствовал облегчение, когда его взгляд перестал вонзаться мне в душу.

* * *

Обратно мы пошли по оживленным улочкам квартала развлечений Кампус Цивикус. Я хотел поговорить с Араксусом в тишине, поэтому мы зашли в таверну, где не кишел народ. Я заказал нам вина и оливок. Владелец с подозрением покосился на Араксуса, так что пришлось положить на стойку целый серебряный динарий и позаботиться о том, чтобы у нас был тихий угловой столик и много дешевого вина.

Боковым взглядом я посмотрел на Араксуса в надежде, что не попусту трачу время. Судя по его виду, он не поддерживал связей с прошлым и особо не интересовался общественной жизнью Эгретии. Но, с другой стороны, незаметные люди, существующие как бы на отшибе общества, часто слышат, знают и понимают намного больше, чем мы думаем.

«Столько лет прошло, ничего не меняется, я все еще не могу простить тебя, – сказал я. – Но сейчас мне нужна информация». Рабыня подошла к нашему столику, поставила перед нами два деревянных кубка и наполнила их вином. Я сделал глоток и тут же пожалел – оно было жутко кислым. Когда она отошла, я продолжил: «В последнее время ты слышал о чем-нибудь, что могло бы касаться наших прошлых увлечений?»

«Возможно, – сказал он и, увидев, что это не впечатлило меня, продолжил: – Я много чего слышу. В основном это вздор и суеверные сплетни. Я больше не вращаюсь в официальных кругах, как ты мог заметить. Однако другие источники доносят кое-что более достоверное. Что опять привело тебя к этой теме? Зачем возвращаться к тому, от чего ушел?»

«Как ты знаешь, я не сам отошел от этих дел! У меня не было выбора. Я отвернулся от тебя после того как… Но не будем возвращаться к прошлому. Мой интерес касается теперешних событий. Вполне вероятно, что это тайное общество, действующее под прикрытием, не вызывая подозрений у властей. Но это лишь мои догадки. У меня нет точной информации».

Его правый глаз последовал за проходящей рабыней, а левый, черный, уставился на меня. Когда девушка отошла достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем мы говорим, его бешеный взор опять обратился на меня. «Что бы ты ни задумал, это добром не кончится. Уходи сейчас же. Оставь эти проклятые делишки тем, кому они нужнее, иначе закончишь так же».

«Благодарю за совет, – ответил я холодно, – но я лучше тебя знаю, что мне делать. Лучше расскажи мне что-нибудь полезное».

«Ты знаешь, что твое предполагаемое тайное общество собиралось сделать?»

Я задержал на нем свой взгляд. «Ритуал Пелегринус».

Он поперхнулся. Его правый глаз посмотрел на меня с недоверием, а левый жутко забегал, пытаясь смотреть сразу во всех направлениях и даже поворачиваясь внутрь черепа, демонстрируя при этом желтое глазное яблоко с выступившими красными сосудами. «Никто, слышишь, никто не может быть настолько глуп! Любой инкантатор учит этому любого новичка матрис футур, и роны в Совете Коллегии Инкантаторум навсегда отбивают желание делать это даже у тех, кто мечтал вступить на этот путь, как центурион отучает новобранца скучать по мамочке!»

«И все же кто-то осмелился. У него, конечно, не получилось, но я видел стигмы и держал рубиновое сердце в своей руке».

«Кто это был?»

«Сын одного купца. Не могу назвать его имя».

Араксус сделал глоток вина и погрузился в размышления, пожевывая кончик своей неухоженной бороды. Я подозвал проходящую мимо рабыню, дал ей сестерций и попросил принести фаршированные лепешки, чувствуя, как прокисшее вино бурлит у меня в животе. Араксус продолжал смотреть в пустоту, периодически бормоча что-то себе под нос. Девушка вернулась и поставила перед нами тарелку с двумя лепешками. Для такого заведения они оказались на удивление хороши – упругое тесто с начинкой из рубленой зелени, чеснока и нескольких кусочков мяса непонятного происхождения, сбрызнутое рыбным соусом для завершения композиции.

Араксус с жадностью проглотил свою лепешку. «Расскажи мне, что ты помнишь об этом ритуале», – сказал я.

«Это скверное занятие. Мы многого не знаем, поскольку все направление терминалис магии вита много веков оставалось вне закона и никогда не было должным образом изучено. Рубиновое сердце – это верный знак, больше такого нигде нет. Конечно же, нужно тайное общество. Как-то я прочел в одном свитке много лет тому назад в колледже, что для этого нужна длительная подготовка – песнопения, посвящения, снадобья, обряды. Не могу поверить, что кто-то смог скрыть такое. Точно не знаю, что включает этот ритуал, по крайней мере я не встречал такого в доступных частях библиотеки. Я читал трактат о результатах и признаках. В закрытых залах библиотеки инкантаторов должны быть более подробные сведения о требованиях, ингредиентах и формулах. Конечно, если ты сможешь получить доступ…».