Текст книги "Самый безумный из маршрутов"

Равнина казалась чужой, африканской. Здесь могли обитать львы, прячущиеся группами за белой скалой. В этой открытой степи было легко потеряться, если свернуть с тропы. Пройдя примерно три мили, мы увидели гору Игл Рок, поднимающуюся над горизонтом подобно живой птице. Мы остановились на отдых в ее тени.

Ледяная Шапка опять сказал, что волновался за меня.

Эдисон снова сказал, что я его раздражаю, как «пятое колесо». «Еще от тебя странно пахнет, – сказал он. – Как будто кровью».

«Кровью?» – спросила я. Я была напугана. Я больше не ощущала последствий изнасилования, ужасных кровавых семян. Но после замечания Эдисона я внезапно почувствовала себя виноватой, как будто лгала своей новой семье. Похоже, что, в конце концов, следовало рассказать им об изнасиловании. Внезапно я захотела поделиться секретом, который носила с собой, чтобы они могли помочь мне справиться. Я верила, что они помогут. Я надеялась, что они позаботятся обо мне и примут меня – скажут мне: «Черт с ними! Черт с ними со всеми!», и мы втроем будем диким племенем в центре пустыни, воинами, идущими вместе, сплотившимися в борьбе со всем миром. С ними я чувствовала себя спокойнее. Я думала, что хочу оставаться с ними всегда.

Затем, прежде чем я осознала, что мои слова могут обнажить мою душу, я сказала двум своим соплеменникам: «Я не я была. Я была изнасилована в колледже».

Эдисон бросил камень в пустоту. «Многие девчонки так говорят», – сказал мне Эдисон.

Слезы брызнули мне на ноги и стекали в пыльную почву. Мои уши горели. Эдисон говорил, но я не хотела слушать. Я старалась не слушать. Он был слишком близко ко мне, мое колено – в дюйме от его. Я не отодвигалась. Он рассказывал историю. Он говорил, что нужно научить меня, как устроен мир. «Все просто, – сказал он. – Слушай и запоминай».

Он рассказывал о своем городе и его проблемах. «Если вы белые, чертовы ниггеры говорят, что вы их все время насилуете». Это постоянно случалось в его городе в штате Теннесси. Он говорил, что они врали из-за денег, чтобы привлечь внимание, что им стыдно за «чертовых отвратительных людей» и все такое, и что они хотели верить, что могут себя уважать. Потому что изнасилование лучше, чем твой собственный долбаный выбор.

«Им следует знать, что никто не хочет иметь дело с их черными задницами».

У меня с языка было готово сорваться слово «невежда», которое я хотела бросить в него, но я почувствовала, что мой пересохший рот не способен выговорить его.

Каждая группа новых людей, узнававших меня, заставляла меня почувствовать угрызения совести. Моя история была постыдной. Мне всегда придется все разъяснять, смягчать, извиняться, скрывать или глубоко захоронить. Я очень ненавидела ее.

Наконец я посмотрела на Ледяную Шапку, но в его глазах я увидела прочный языковой барьер между нашими жизнями.

Я предположила, что все это так и останется. Навсегда – с этого момента. Эта семья тоже не понимала меня. Я была озадачена тем, что вновь обнаружила: после долгого времени скандирования «Изнасилование Это Не Моя Вина», некоторую вину я все же ощущала.

Чертовски много девушек говорят «изнасилование», я в этом уверена. После этого я больше ничего не сказала.

Мы все молчали на пути к Уорнер Спрингс. Мой стыд раскопали, он жил. Он таился внутри, я хотела раствориться в рассеянном свете, как тень. Мы прошли мимо школы в пустыне – территории выцветшей земли, огороженной забором из цепей; шлакобетонное здание было такого же грязного цвета. Пяти-, и восьми-, и тринадцатилетние дети играли. Один ярко-рыжий ребенок помахал нам рукой, его волосы были как оранжевая охотничья куртка, они были самым ярким пятном вокруг. Группа самых маленьких подбежала к ограждению из цепи; их крошечные носы и глазки выглядывали из-за зеленых металлических крестовин ограждения, маленькие пальцы обхватывали цепь, а один ребенок ее раскачивал. Они смотрели, как мы проходим мимо с яркими рюкзаками. Они знали, что мы были путешественниками – они проходили через их городок Уорнер Спрингс каждый апрель, год за годом, – но я думала, что они не понимают – зачем. Даже я четко этого не представляла.

Город Уорнер Спрингс – старомодный курортный городок западного типа, выстроенный вокруг чистых природных горячих источников. Это туристическая достопримечательность ушедшего поколения. Никаких обертываний морской травой, никаких массажисток или баров под небом. Никаких светофоров и одна выцветшая автозаправочная станция, модульное почтовое отделение, ставшее из временного постоянным, заваленное потрескавшимися коробками из-под обуви; путешественники брали здесь коробки для новых запасов продовольствия. Мы втроем подошли к зданию почты, соленые от пота и уставшие. Снаружи на пустой парковке в небольшой тени дуба мы увидели полдюжины развалившихся мужчин. Это были «дальноходы», которые пили пиво.

Мы заговорили с ними – Острая Горчица, Кролик Джек, Долина, Блейк, Ветка и Белый Носорог. Острая Горчица расположился возле горячего источника, пил пиво, бегал за пинтой «Бен и Джерри» к автозаправочной станции, а затем – за горячими такито; он провел здесь сначала день, потом два, потом неделю.

«Время пропадает в водовороте», – сказал он, передавая мне банку пива. Я держала ее в ладонях, не зная, что делать. Острая Горчица дотянулся до банки и открыл ее в моих руках: «Снимайте рюкзак. Передохните немного». Он сказал, что этот город был местом, точкой, отметиной.

«Но, – сказала я, – мне нужно зайти на почту». Мне нужно было получить посылку от матери с новыми запасами.

Он не слушал. Он разговаривал с Эдисоном, у которого в руках уже была открытая банка пива.

«А можно пить пиво на почте?» – спросила я, затем повторила, держа в руках теплое пиво; но меня никто не слушал. Я ждала, неловко постояла минуту, затем оттянула эластичный пояс шортов и прижала им свою банку пива к животу. Пояс удерживал ее на месте, и я осторожно вошла внутрь.

За стойкой неподвижно стоял мужчина. Раскрытый регистрационный журнал для «дальноходов» лежал на прилавке, точно такой же, как на книжной полке с водой. Его предоставили сотрудники почты. Я кивнула служащему, поблагодарила и пролистала журнал. Свобода – глупость. Мисс Информация, Йог Пиво – многие имена я уже видела. Также много было настоящих имен: Джек, Эндрю; расписался и Блейк, который находился снаружи. Это были люди, еще не получившие прозвища на маршруте. Я нашла Белл! – но увидела, что она была в трех днях пути от меня, может быть, на 80 или 100 миль севернее. Большинство людей делали ликующие записи – 100 миль позади, теперь дальше! Служащий почты спросил, откуда я.

«Массачусетс», – сказала я. Я чуть не добавила, что хожу в колледж в Колорадо, но врать не хотелось.

У служащего были бесцветные глаза. Он склонился ко мне, опершись выпуклыми локтями на прилавок. У него был хриплый низкий голос, и он сказал, что хочет сообщить мне что-то по секрету: «Ты слишком красива, чтобы быть вегетарианкой».

«О», – сказала я. Я посмотрела на коробку от мамы – забитую едой 15-фунтовую упаковку, – поблагодарила его и вышла. Я выходила, когда на почту входили Ледяная Шапка и Эдисон. Я избегала их глаз, хотя не думала, что они помнят разговор у Игл Рок – простая юношеская забывчивость. Я тоже очень хотела забыть. Я сердилась. Я была в замешательстве.

Снаружи на парковке мы все трое уселись на пожелтевшую траву и стали разбирать присланные вещи. Я потягивала пиво, которое мне вручил Горчица. Мама прислала мне 15 фунтов конфет «Вертерс ориджинал», сыра пармезан, вкусных маленьких шоколадок и крекеров «Каши ти-эл-си» – то, о чем я просила, а также сублимированную зеленую фасоль и ягоды, добавки с кальцием, о которых я не просила, но которые могли мне понадобиться. Мои продукты, в основном из продуктового магазина, были лучшими. Коробка Эдисона была странной. Ее заполняли бумажные стаканчики с шоколадным кремом «Бетти Крокер», вяленая ветчина и фруктовые конфеты «Гашерс». То, что не вмещалось в наши перегруженные рюкзаки, мы съели на месте, обменивая сладкое на соленое, как школьники. На дне моей коробки, защищенный двумя пакетами для заморозки «Зиплок», находился обещанный спутниковый телефон. Он лежал рядом с незаметным маленьким серебристо-серым устройством, о котором я, определенно, не просила. Я не знала, что это такое, и просто упаковала его в рюкзак вместе со спутниковым телефоном. Моя банка с пивом опустела, я на секунду опьянела.

«Это классное дерьмо, – сказал Эдисон, его рот был красным от вишневых конфет „Пец“. Он держал тунца в упаковке, которого прислали Ледяной Шапке. – Восемь „Пец“ стоит одной такой рыбы».

Мы бродили по городку с банками пива, блестевшими у нас в руках на дневном свете, купили мороженое «Кримсикл» на автозаправочной станции. Пыльный вечерний воздух проникал сквозь старую кружевную занавеску и грел мои освещенные солнцем щеки. Затем, обезвоженные, под тяжестью рюкзаков и пива мы доковыляли до «курорта», где вскладчину втроем заплатили 90 долларов за номер в деревянном здании. В номере были две двуспальные кровати. В чистой комнате я почувствовала себя грязной. Мне нужно было принять душ. Я нервничала, пыталась шутить и расслабиться. Мне было трудно вообразить, что я буду спать вместе с ними в одной спальне, я была в замешательстве и ненавидела себя. Я видела, как Эдисон молча расстелил свой спальный мешок на полу.

В присутствии парней я позвонила маме. Я еще не связывалась с ней с тропы. На этот раз сигнал телефона был четким; я нервно шагала и чувствовала напряжение. Я тянула время. Я нервничала в ожидании ее голоса. Я опасалась, что прежняя напряженность быстро вернет меня в прежнее состояние. Ледяная Шапка и Эдисон сидели на ковре и пили портвейн из прозрачной пластиковой бутылки.

Она ответила. «Алло? – сказала мама быстро. Ее голос звучал радостно, в нем чувствовалось удивление. – Алло, Дебби?» Услышав ее четкий высокий голос, я сжалась внутри, опустила голову, но быстро сделала усилие, чтобы выпрямиться. Я медлила и надеялась, что ребята не почувствуют мою неустойчивую подростковую сущность.

Я попросила прощения за то, что еще не звонила с маршрута: «У меня до сих пор не было связи. Я пыталась».

Без колебаний она предложила: «Ты еще можешь вернуться домой».

Все время я слушала молча.

Затем, без паузы, она спросила, получила ли я спутниковый телефон. Она сказала, что я должна всегда нести его с собой в водонепроницаемом пакете и защитной упаковке. Теперь она будет ждать моего звонка каждый вечер. Мне непременно следует звонить перед сном, иначе она не сможет заснуть. Я сделала вывод – она не спала. «Теперь ты можешь связаться с нами из любого места». Из пустыни, с далеких горных ледников, отовсюду я смогу позвонить родителям.

Затем она вдруг спросила, получила ли я продукты, которые она послала, понравились ли они мне, когда и куда мне нужно послать следующую посылку. Принимаю ли я мультивитамины? Хватает ли мне кальция? В каком состоянии мои кроссовки после всех этих миль ходьбы по песку и камням пустыни?

Я спросила ее, что за маленькое серебристое устройство было в ее посылке.

«А, да», – ответила она. Она объяснила, что это портативное устройство GPS из магазина REI. Она уже вынула его из коробки, установила литиевые батарейки, а папа загрузил в него все карты, которые могут мне понадобиться. «Теперь ты всегда будешь точно знать, где находишься», – сказала она.

Она также сказала, что теперь, когда я буду звонить ей каждый вечер, я должна буду сообщать ей свои координаты – широту и долготу. Мое точное расположение в глобальном мире.

Я осмотрела устройство, его серебристый пластмассовый корпус. Даже этот небольшой груз казался лишним. Я сказала ей: «Он мне не нужен». Мне не нужен был лишний вес. Я нажала на черную резиновую кнопку сбоку, увидев, как гладкий черный экран засветился зеленым светом. Зазвучала переливчатая мелодия, как в компьютерной игре, появилось с десяток черных знаков, которые крутились, увеличивались и образовали надпись печатными буками ПОИСКОВЫЕ СПУТНИКИ.

Я спросила, оставить мне его или отослать обратно.

«Где бы ты ни остановилась, – сказала она, как будто не услышав, – определи широту и долготу. Считай цифры, а я запишу их и перепечатаю».

По вечерам я буду звонить и сообщать о своих GPS-координатах, несмотря ни на что. Это было единственным требованием ее и папы. Они будут оплачивать мое снаряжение, отправлять мне новые кроссовки на адрес отдаленных почтовых отделений на маршруте, коробки с хорошей едой, а также будут продолжать оплачивать мою кредитную карту, которую вручили мне в колледже. Все, что от меня требовалось, – позвонить и сообщить, где я находилась.

Ребята продолжали выпивать. Эдисон стянул посеревшую от пота футболку и, положив ее на ковер, сделал большой глоток. Ребра у него были как у борзой собаки. Мама продолжала говорить. Я сказала: «Аг-га» и прошла в ванную комнату. В запотевшем зеркале я увидела, что мои лицо и руки потемнели от грязи и слишком сильного солнца. Я заметила, что немного похудела. Я ощупала рукой живот и внутреннюю сторону бедер – я нащупала пульс; мое тело уже было стройнее – и я ощутила чувство гордости. Я встала на бежевые пластмассовые весы, чтобы узнать свой вес.

Стрелка весов качнулась и резко остановилась, удивительно близко. Цифры, которые показывали весы, поразили меня. Мой вес был таким же, что и в начале учебы в колледже. До Джуниора. Я сделала свой выбор и всего за шесть дней сбросила все фунты, накопившиеся после изнасилования. Взгляните на меня. Мое тело стало прежним. Я почувствовала его необычную легкость. Это было удивительно. Я стояла в вечернем свете, глядя в зеркало ванной комнаты, мама была на связи. Я внезапно с радостью поняла, что уже преодолела сотню миль.

Мама все еще была на связи. Наконец я сказала: «Хорошо». GPS и спутниковый телефон сильно отяжеляли мой рюкзак, но связывали с внешним миром. Это были вещи, которые мне нужно было нести с собой защищенными и сухими. Мне приходилось нести бремя ее любви.

Эдисон лежал в спальной комнате с раскрытым ртом, на его пухлой щеке блестел след от спиртного. Во всем его стройном теле жир был только на щеках. Он передал мне большую бутылку с желто-коричневым вином. Я не знала, что это было. Я сделала большой глоток. Вкус был явно искусственным. Мама говорила: «Я люблю тебя, Девочка-куколка». Она пожелала мне хорошо выспаться этой ночью в кровати.

Я уже опьянела.

Я боялась заснуть в эту ночь. Я посмотрела на аккуратную кровать. Я сердилась; пьяная ненависть сжигала меня. Я не годилась для этого мира. Мир хотел, чтобы я была чище – девственницей, хотел, чтобы я ненавидела данное мне тело, была стройнее и чувствовала легкость в теле. Я не могла – черт с ними. Я сбежала в дикую природу, чтобы укрыться, но даже здесь я была вынуждена чувствовать нелюбовь к себе, задаваться вопросом о целостности своего тела после изнасилования. Даже на Тропе Тихоокеанского хребта я должна была противостоять невежественным суждениям мужчин обо мне. Это был чертов Эдисон. Я ему покажу.

Эдисон и Ледяная Шапка переоделись. На мне была старая одежда. Мы вышли в ярко-синие сумерки, чтобы найти на этом курорте термальный плавательный бассейн. Вечерний воздух стал прохладнее. Скоро станет совсем темно. В бассейне была прозрачная вода, покрытая мелкой рябью. Натриевые лампы отражались в мокром асфальте золотыми кругами, как упавшие солнца. Меня покачивало, шатало. Я сосредоточилась на светящемся круге желтого света. Со всех сторон бассейн окружала сухая земля пустыни.

Мной овладела сильная фантастическая ненависть. Я была выжата от необходимости реагировать на людские суждения, мне это было ненавистно, с меня хватит.

Я хотела лишить этих парней возможности самодовольно смотреть на меня, оценивать и судить. Делать выводы, что изнасилование было моей виной, моим постыдным поступком.

Шатаясь от выпитого, я решила нанести суждениям парней ответный удар, самым шокирующим способом, на который только была способна. Я стянула твердую от соли футболку, расстегнула грязный от пота лифчик, сбросила его на блестевший грубый мокрый бетон с множеством трещин. Парни стояли на сером бетоне и смотрели. В этом бассейне нельзя было купаться без одежды.

Я закрыла глаза, вдохнула через нос, почувствовала необычный подъем и свободу. Круги натриевых фонарей освещали мое сухое тело перед Ледяной Шапкой, Эдисоном и остальными, кто был здесь. Ледяная Шапка и Эдисон стояли в своих шортах не реагируя. Они не понимали, что я делаю, и глазели. Я не могла припомнить, когда в последний раз появлялась голой перед незнакомцами. Это было неловко, но в порыве эмоционального раздражения казалось необходимым.

Я, дрожа, спустилась в бассейн, слившись с черной водой. Незнакомцы вокруг зашевелились. Ласковая вода подействовала на меня отрезвляюще. Я снова стала разумной, трезвой, как будто проснулась посреди ночи и обнаружила, что вокруг меня находились люди. Я уже не ощущала своей силы. Я запаниковала. Я была в воде с незнакомцами, и моя открытость пугала меня.

Толстый мужчина развернулся и медленно, как поменявший курс корабль, поплыл, уставившись на мое голое тело. Я прижимала локти к груди, стыдливо прикрывала ее. Большой мужчина был лысым. Он плыл ко мне.

«Вы спасатель?» – спросил он. У него был протяжный южный акцент и не было бровей. Я задрожала в горячей воде. «Нет, – прошептала я. – Нет. Простите. Я не спасатель».

Он кивнул.

Я поняла, что большой лысый мужчина шутил. Отсутствие у него волос напоминало последствия химиотерапии, как будто в этих горячих источниках среди пустыни он проводил свои последние дни.

Я плыла в трансе. Я чувствовала себя плохо из-за своей наготы, пропало ощущение безопасности и силы, стабильности и защищенности.

Я хотела, чтобы Эдисон и Ледяная Шапка наконец увидели, насколько я открыта, даже через тонкую кожу грязной девичьей одежды. Как я бесформенна. Я ужаснулась. Моя сексуальность вызывала у меня неловкость, я потеряла над ней контроль и не могла восстановить его.

Парни должны увидеть.

Они спустились в бассейн, но оставались в дальнем углу, в тени, вдали от меня.

Глава 9
Дикие мечты

«Прошлой ночью ты хотела всем показать, что ты – плохая девочка», – сказал Эдисон. Я напряглась, чувствуя, как меня сковало под старым одеялом. Он лежал на полу, глаза у него были как серые камни, безжизненные. Он подробно описал, как я разделась догола в плавательном бассейне без какой-либо необходимости. Он сказал, что я вела себя как шлюха. Его глаза были непроницаемы: «Ты напилась, как шлюха».

Я моргнула и тупо уставилась на ступни Ледяной Шапки. Они свисали с кровати, большие и белые. Я видела, как они шевелились. Он перевернулся, чтобы посмотреть на меня.

«Ты пьешь слишком много. – сказал он. – Действительно, ты же должна знать свои возможности».

Я снова закрыла глаза. Его слова обожгли меня внутри, как мазок ядовитой краски, пометившей меня, – они меня предали.

В красной пелене закрытых глаз я воспроизводила события прошлой ночи. Я разделась догола перед мужчинами. Была пьяной. В трезвом утреннем свете я пыталась вспомнить, почему я это сделала. Полная открытость показалась мне тогда единственным способом правильно представить себя, но сейчас это, напротив, казалось диким поступком, который характеризовал меня.

Я почувствовала тошноту и слабость от обиды. Я больше не хотела, чтобы Эдисон был рядом. Я проснулась в кровати, а рядом был он, бросал в меня несправедливые слова; они ранили, и мне нужно было от этого уйти. Я его просто ненавидела. Находясь во враждебной темноте закрытых глаз в этот солнечно-горячий день, я очень хотела сама уязвить Эдисона, прямо сейчас, дать ему почувствовать себя так, как чувствовала себя я.

Но я ждала уважения от того, кого сама не уважала. Эдисон не был достоин уважения. Я лежала в кровати, очень уютно и комфортно, протрезвевшая. Я впервые увидела, что могу воспрепятствовать неуважительному отношению к себе. В состоянии гнева я начала понимать всю абсурдность того, что позволила этому парню стыдить меня. На полу Эдисон расплылся, как лужа воды, его левая щека и левая сторона лица были розовыми, словно внутренности, на них отпечатался рисунок ковра. Он пыхтел, даже когда спокойно лежал.

Я попыталась встретиться глазами с Ледяной Шапкой, умоляя и нуждаясь в его поддержке, но его глаза были стеклянными, в них не было света. Я почувствовала, что Ледяная Шапка предал меня, как у Игл Рок, когда Эдисон повел себя грубо и низко, а Ледяная Шапка ничего не сказал. И сейчас он не обращал на меня внимания. Мне было интересно, как бы он воспринял мою наготу, если бы не все эти ребята, которые вызвали у меня чувство стыда.

Я не могла идти с ними дальше.

В тот день Ледяная Шапка, Эдисон и я вышли из Уорнер Спрингс, однако мы уже не были вместе, во всяком случае, все было не так, как при восторженном и безобидном новом знакомстве. Когда я шла из города по крутой горе с Ледяной Шапкой и Эдисоном, меня охватывало безразличие, я тяжело дышала. Я проиграла в своей голове момент, когда у Лайв Оук Спрингс я склонилась к Ледяной Шапке, и мое согнувшееся тело было лишь в нескольких дюймах от него. Я ощущала его взгляд, чувствуя, что он направлен на меня, как это было возле озера Морена – решительный взгляд. Свернувшись рядом в маленькой палатке, мы ощущали тепло ног и рук друг друга. Я чувствовала запах его пота и солнцезащитного крема, ощущала его дыхание, твердое бедро близкого парня, который меня возбуждал. Я вспомнила бьющийся электрический импульс между нашими руками. Я чувствовала, что на меня смотрит парень, который понял, что на меня стоит смотреть. Я хотела, чтобы он запомнил мое лицо и не забыл его. Я хотела, чтобы он дотронулся до моей щеки и сказал, что я красивая.

Его бедро приблизилось ближе к моему, мы слегка и полностью касались друг друга. Наконец я посмотрела на него. По выражению его глаз я поверила в то, что красива.

Я хотела, чтобы он любил меня.

Я с сожалением понимала, что он видел меня не такой, какой бы я хотела быть.

Он не проявлял свою любовь или сочувствие, которые были мне нужны, хотя я заслуживала эту любовь, и когда-нибудь какой-нибудь парень даст ее мне. Даже если я ее еще не нашла, я скоро найду ее.

Я начинала себя жалеть.

Выбираясь, как по американским горкам, из города, я ощутила напряжение и беспокойство, когда Ледяная Шапка подошел слишком близко. Его тело отталкивало меня. Я быстро отвела свои глаза от его глаз, когда они случайно встретились. Все это утро Ледяная Шапка со мной не разговаривал.

Пройдя первые десять миль после выхода из города, мы поднялись на 1500 футов и вошли в густой лес. Хотя было тяжело, я шла к высокому хребту, возвышавшемуся над пустыней. Ребята следовали за мной, не отставали. Эдисон остановился, чтобы перевязать шнурки. Ледяная Шапка остановился и ждал. Я не остановилась, но, напротив, ускорила шаг. Мы перешли через пересохший ручей Агуа Кальенте Крик, далеко позади от меня парни казались черными точками. Затем, пройдя еще четыре мили на север, мы перешли через приятно журчавшую развилку ручья, серебрившегося на солнце. Ледяная Шапка и Эдисон догнали меня и наклонились, чтобы напиться. Я заполнила свои бутылки водой, засунула их в опустевший рюкзак и побежала. Я не попрощалась.

Я пересекла дорогу Лост Велли Роуд – на земле было написано: «Не Наша Тропа» – это была другая, старая проселочная дорога, хотя знака не было, я все поняла. Я бежала в расстроенных чувствах, жалея, что рассказала этим парням, почему я отправилась в путешествие. Находившиеся в миле от меня Ледяная Шапка и Эдисон для меня как будто не существовали. На этой тропе можно идти самостоятельно и оставаться на расстоянии одной мили от других, идущих с такой же скоростью, и никогда их не увидеть. Я шла сама по себе мимо сосен Культера, источавших запах ванильного мороженого. Их громадные шишки размером с футбольный мяч как камни лежали на тропе – твердые и тяжелые, по пять фунтов каждая, самые крупные деревья во всем мире. Я пнула одну ногой и почувствовала боль в пальце.

Я прошла несколько миль. Я прошла большое расстояние. Однако через несколько часов я сбавила шаг, не замечая, что кремовое небо стало розовым и потемнело. Где-то позади я услышала крик Ледяной Шапки: «Дикий Ребенок!», но ускорила шаг, чтобы уйти подальше. Я больше не хотела его, он все разрушил. Но затем он тоже прибавил шаг, приблизился и догнал меня. Эдисона с ним не было.

«Ты хорошо идешь, – сказал Ледяная Шапка. Он старался быть хорошим. – Ты хороший ходок». Его влажное от пота худое лицо было похоже на скульптуру. От него исходил запах соленой воды, сырого морского осадка. Не как от маменькиных сынков, пахнущих смесью алкоголя и Axe Эффекта. Он стоял рядом, но между нами лежало бесконечное пространство.

«Мне пришлось бежать, чтобы тебя догнать». Он похлопал меня по плечу, довольно сильно, как будто я была его товарищем по команде. Он понимал, что делает что-то не так.

Я хотела рассердиться, но при этом была тронута тем, что он бежал, чтобы догнать меня. Я уже забыла, чего хотела. Мой гнев и стыд от прошлых дней исчезли. Никакие его слова и поступки не могли затмить мое влечение к нему. Я развернулась и пошла, чтобы он не видел, как я улыбаюсь.

Он молча шел за мной. Я знала, что он знал, что причинил мне боль. Я продолжала идти спиной к нему, не разговаривая.

«Давай оторвемся от Эдисона», – предложила я, удивляясь своим словам.

Он ничего не ответил, но мы продолжали вместе идти на север. Он старался идти рядом со мной, а не впереди или сзади, хотя тропа была узкой. Он спросил, была ли я в команде болельщиц, когда училась в старшей школе. В его голосе звучала надежда. Я ответила, что не была, я была спортсменкой сама. Я бегала кросс по пересеченной местности, усердно занималась и показывала хорошие результаты. Но летом перед последним классом у меня раздались бедра и грудь – я набрала 20 фунтов, – и результаты стали хуже. Меня перевели в юниорскую команду школы. Я получила травму и прекратила выступать на соревнованиях.

Ледяная Шапка рассказывал, как занимался гонками на горных велосипедах профессионального уровня. Это было круто и страшно. Он был вторым в Швейцарии в возрастной категории от 17 до 19 лет, но сильно упал, получил сотрясение мозга и уже не смог ездить так же быстро. После этого у него появился страх. Он стал бояться – стал не таким уверенным, когда велосипед подпрыгивал, и терял контроль над собой. Он сказал, что не чувствовал этого; он совершенно не изменился. Он настаивал на этом. Но он не мог отпустить тормоза. Постепенно он потерял всех спонсоров. После десятка неудачных гонок он решил бросить спорт.

Я не могла себе представить, как он перенес такой удар. Ледяная Шапка обрел свою страсть – как Джейкоб, решил заниматься тем, чем хотел, трудился, чтобы достичь этого, но все ушло как сквозь пальцы. Мы говорили о гонках и о том, как хорошо быть в форме, в лучшей форме, побивать свои лучшие результаты и побеждать. Когда мы с Ледяной Шапкой шли в тишине в этот прохладный вечер после захода солнца, я составила список того, что хотела сделать.

Я стала представлять, что именно я хочу найти в своей жизни за туманным горизонтом Тропы Тихоокеанского хребта. Я воображала, что меня избрали президентом класса в 2012 году в колледже Колорадо, что меня там любили. Но в действительности в августе начнется новый осенний семестр, а я даже не записалась на курсы. Я даже больше там не числилась.

Мои мечты стали фантастическими. Я всегда хотела стать писателем. Я представляла, что участвую в «Ежедневном шоу» с телеведущим Джоном Стюартом, на котором обсуждается моя новая книга о женщинах и достижениях. Я вообразила, что пью чай с Салманом Рушди за столиком в нью-йоркском кафе. Я видела свое лицо на обложке «Интервью мэгэзин» – великолепную фотографию, на которой я снята с контактными линзами и профессиональным гримом и выгляжу красиво, такой, какой меня мог видеть только Джейкоб. Презентация моей книги пройдет на Тихоокеанском побережье Сан-Франциско в здании с большими стеклянными стенами и головокружительным видом на вершину скалы. Я опубликую эссе «Личная история» в еженедельнике «Нью-Йоркер». Все в Южной средней школе Ньютона узнают об этом. Я представляла себя красивой и уверенной женщиной, признанной писательницей, известной своими сильными рассказами, которые делали мир лучше. Я очень хотела, чтобы Эдисон увидел во мне такую женщину.

Огромное пространство между мной и этими целями казалось непроходимым и невообразимо диким. Непонятная и ненужная ходьба до случайного указателя среди сосен – ничто не ждало меня в лесах на юге Британской Колумбии. Я знала только то, что хотела писать рассказы. Я хотела говорить без перерыва. Я хотела, чтобы меня слышали.

Внутренне я улыбнулась.

Наконец вместо того, чтобы составлять список Дел, Которые Я Не Смогу Сделать, и верить, что я не способна их выполнить, я намечала жизненные пути, на которые надеялась выйти из леса, в котором так или иначе закончится Тропа Тихоокеанского хребта.

Я посмотрела в отрешенные глаза Ледяной Шапки и увидела его по-новому. Для него было сильным ударом потерять свою прежнюю скорость, утратить шанс совершенствоваться и побеждать – в таком молодом возрасте. Я это понимала. Я рассказала Ледяной Шапке о своем брате, о том, как я гордилась Джейкобом, выступающим за бейсбольную команду «Метс». Ледяная Шапка немного напоминал мне брата. Но потом я поняла разницу и сказала: «Я сожалею». Я ущипнула его за локоть: «Может быть, все наладится?»

Он слегка прибавил шаг, и мне пришлось перейти на бег, чтобы не отставать. Мне казалось, что он рассердился, но я почувствовала, что в нем что-то перевернулось. Его глаза сузились – в них чувствовалась решительность.

Мы вошли в лесок из мертвых и сухих хвойных деревьев со стволами медного цвета. Ледяная Шапка обогнал меня и шел, ускорив шаг. Я позвала его, подтрунивая: «У нас гонка?»

Ночь поглотила нас. Мы не снижали скорость. Мы шли, выставив перед собой руки, как зомби, через паутину, которая с удивительной скоростью появляется на тропе после заката солнца. Паутина была липкой, но не страшной. Я нашарила головной фонарь в своем рюкзаке и зажгла его, чтобы не спотыкаться о камни и корни. Паутина блестела. Затем мы что-то услышали – как будто постукивание палки? – а потом голос: «Ребята!» Мы оба остановились.

«Черт, подождите» – Эдисон вышел на свет, щурясь и громко дыша. Он сразу признался нам, что никогда не ночевал один под небом, и заявил, что не собирается начинать это делать в «такой заднице». Люди в пустыне – подонки, никто не знает, чего можно от них ожидать.