Текст книги "Еврейский миф в славянской культуре"

Этот день недели единодушно оценивается как особо значимый для евреев и в связи с предписаниями и запретами, связанными с ним, часто соотносится в народных рассказах с почитанием воскресенья в христианской традиции.

«Субота – цэ ў ных вэлыкый праздник, субота. В нэдылю воны мaют пострыраты, в ныдылю, чи в пьятныцу, постыраты всё, а так, як у нас ныдыля, а ў ных субота» (Е.Е., 1950 г.р., Черневцы Могилевского р-на Винницкой обл., 2004, зап. О.В. Белова, Т.В. Величко);

«У нас нэдиля, а у ных субота. О цэ воны в суботу идут на кучки и моляца до обиду, молюца Богу, вот. А так у их… у нас, наприклад, нэдиля, а у их субота» (Б.И. Ридвянский, 1919 г.р., Вербовец Муровано-Куриловецкого р-на Винницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин). Отметим в этом рассказе следующую деталь: говоря о субботней молитве, информант называет это действо «идти на кучки». К этому мотиву мы вернемся, когда речь пойдет о праздниках.

Именно с субботой связаны у многих рассказчиков воспоминания детства о первом опыте общения с соседями-евреями:

«Я сама маленькая була, они платили мэни по пьять копийок, по дэсять копийок. Свечи там ў суботу – им нэльзя ничoго делать, то мы в пьятныцу вэчором ужэ зналы, и йдут еврэи, просят, шоб идти свечи засвeчовать. Угощают нам – и коржики ўдають, в общем, пэчиво свое. Оны выпекалы, булы таки мас тера, шо я не знаю…» (А.А. Скибинская, 1915 г.р., Сатанов Городокского р-на Хмельницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин);

«Я ходыла, свички гасила и светила в пьятницу. В пьятницу вэчэром трэ посвятити и потом погасыты» (С.Д. Остапович, 1923 г.р., Вербовец Муровано-Куриловецкого р-на Винницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин);

«Евреи в субботу вообще ничего не делают. Дед рассказывал, ещё как пацаном был, то там платили денежки, они тут печку растaпят, там еду подогреет, хлеб нарежет – они даже нож не брали, даже на субботу двери не закрывали – те приходили, у них даже, ну, суббота как святой день. Он даже ключ в дверях не повернет…» (М. Кукурба, 1969 г.р., Куты Косовского р-на Ивано-Франковской обл., 2005, зап. О.В. Белова, М.М. Каспина).

Любопытное переосмысление терминов субота, шабас встречается в Полесье (с. Ласицк Пинского р-на Брестской обл.): именно так именуют здесь женские «критические дни». Поскольку, согласно народным представлениям, во время месячных женщинам запрещается заниматься приготовлением пищи, засолкой овощей и мяса, работой в поле и на огороде («нечистота» может пагубно отразиться на результатах работы), вынужденный «отдых», «сидение» напрямую соотносятся с еврейской бытовой и обрядовой практикой.

«Субота тепэр у мэнэ, а зaра месячныя говoрать, або на сорoццы»; «Тэпэр у мэне прышоў шaбас, вроде еврэйска слoва, шчо трэба посидиты. А так то кажа “на одэжы”, чы “субота”»; «Як так е, то кажуть: “У мэнэ тэпэр субота”. Сияты нэ сиямэ, нэ шаткyема» (ПА 1985, зап. К.Е. Рутковска).

Переделанные, полуразрушенные, покинутые еврейские синагоги по-прежнему организуют вокруг себя пространство местечек, своим расположением указывая направление старых улиц и дорог. Ни в одном из обследованных во время экспедиции 2001 г. населенных пунктов здание синагоги (если оно сохранилось), естественно, не используется по прямому назначению. В Шаргороде в синагоге был расположен цех соко-морсового завода, в Вербовце в синагоге разместился школьный спортивный зал, в Копайгороде в синагоге долгое время находилась пекарня (сейчас здание пустует), в Сатанове стоит заброшенной огромная синагога XVII–XVIII вв. – бывший склад (правда, на недосягаемой высоте на внешней стене укреплена табличка, свидетельствующая о том, что перед нами – памятник архитектуры). Многие из этих зданий сами по себе становятся объектом местного фольклора. Так, еще в 1913 г. этнограф С. Ан-ский записал в Сатанове предание о том, что Большая синагога в местечке была «выкопана» из-под земли. В начале 1990-х гг. местная жительница-украинка рассказала исследователям вариацию этой легенды: «На этом месте издавна был высокий холм. Как-то люди начали копать его и обнаружили что-то твердое, продолжили раскопки и так откопали всю синагогу» (100 еврейских местечек 1: 200–201). Заинтересовавшись этим сюжетом, мы продолжили расспросы во время нашей экспедиции 2001 г. Рассказов о чудесном выкапывании синагоги зафиксировать не удалось, но, как нам кажется, удалось нащупать, с одной стороны, «реальную» составляющую этой мифологемы, а с другой – проследить ее продолжение.

Вот что рассказал о строительстве синагоги в Сатанове Владимир Федорович Бабийчук (1946 г.р.): «Будовалы стины. И насыпалы зэмлю. В сэрэдине. В сэрэдине насыпалы зэмлю. Потим робыли склэпиння, як на погрэб. Звэрху, над цэю зэмлэю. [То есть своды делали?] Своды, так. Зробылы, воно там застигло. До цэей, значыть, до извэсти добавлялы яйця курици и, значыть, в яме, дэ робили известь, кидалы дохлы кони, коровы, козы, свиньи, и так дали, и так дали. Воно всё стипливалосе. И пoтим робили известковый раствор. И через то о цэй известковый раствор, скильки ему уже викиў, и вин шчэ до цього [все еще крепко держится].

[Куда девали насыпанную землю?] А по́тим они йийи вынoсили. [Снизу?] Звидци вынoсили [показывает – сверху, как бы “раскапывали” здание]. О ця склепиння через то так и залишилосе, скильки викиў оно стоить, там жэ дэрэва виросли. Ми там бигали шчэ пацанами. Так воно стоить и всэ так – кирпичик до кирпичика. И всэ вручну зроблэно, и всё…»

Как и положено, под синагогой есть якобы подземный ход, причем прямо в отдаленный монастырь. «Звидци идэ подзэмний хид вниз, тому шо, як шо вкинути каменэц, то вин дуже долго и нудно лэтить. А потим бульк! и попадае ў воду. Значыть, так, по-видимому, як пише шчэ стародавняя история, цэй зъеднэный с тим, з монастырём. Буў ў монастырь пидзэмный хид, то я знаю наверняка. И пoтим ешчэ зъеднэнный с зaлишкамы [остатками. – О.Б., В.П.] замку, який сэло Сэдэриў Гусятинского району» (Сатанов Городокского р-на Хмельницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова).

Итак, в этом рассказе тоже имплицитно присутствует мотив «выкапывания» здания из-под земли, отражающий, вероятно, и некоторые моменты средневековой строительной техники (насыпание земли вокруг строящегося здания вместо возведения строительных лесов). Второй момент, на который стоит обратить внимание, – это слова о необыкновенной прочности синагоги. Как отмечали многие наши информанты, другие культовые здания Сатанова – старые церковь и костел – были разрушены, а синагога стоит. Может быть, то, что построено необычным способом или чудесно обретено, не подвержено разрушению?

Рассказы о том, что происходит, если еврейские культовые здания используются не по назначению, органично входят в круг легенд об оскверненных святынях, бытующих и на Русском Севере, и в Центральной России, и на Украине, и в Белоруссии. Считается, что в таких зданиях – будь то синагога или церковь – «путя не будет» – дело не идет, все ломается. Когда в вербовецкой синагоге был клуб, там все время что-нибудь не ладилось. Потом клуб переделали в школьный спортзал – и «ничо, с тих пор всё нормально, нихто ноги не подвернуў. А як буў клуб, то кино пускали, вроде говорят, культурное заведение, но зосталося взрослые, ругаюця, плююця, курат и так дальше. А цэ ж называеца – то Божье здание. Нельзя» (Н.А. Ковальский, 1951 г.р., Вербовец Муровано-Куриловецкого р-на Винницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин). Итак, несчастливую судьбу покинутой святыни определяют в первую очередь грешные люди – те, которые ругаются, курят и плюются, «приносят во рту грязь» – за что и бывают наказаны несчастьями.

От большинства синагог сегодня уже не осталось следов. На месте синагоги в Мурафе сейчас стоит жилой дом. Иван Ананьевич Крупляк (1916 г.р.), показал нам дворовые строения, среди которых были и остатки еврейской «мытвицы» (т. е. помещения, где моются – «мыются») – другими словами, бани с миквой (бассейном для ритуальных омовений). Здесь, по словам информанта, омывались молодожены: «Новобрачные, они собе заходили, и рабин их благословлял и давал им свои указания <…> У меня там зaра тэля стоить!» Мы увидели неглубокий забетонированный «бассейн», в который вели несколько ступенек. В микве стоял теленок…

На территории Волыни, Подолии, Галиции и Буковины существуют также «природные святыни», связанные, согласно местным преданиям, с «еврейской верой» и ее представителями.

На Волыни целебными считались «источники Бешта», в которых, по преданию, купался Баал Шем Тов; вода этих источников излечивала, в частности, от бесплодия (Cała 1992: 111–112). При этом некоторые из этих источников, когда-то засыпанные, были чудесным образом обретены вновь местными крестьянами после того, как Бешт являлся кому-то из них во сне (Cała 1992: 112).

В предместье Меджибожа, в с. Требуховцы, находится еще одно место, ставшее в последнее время объектом паломничества. Это источник, так называемая «жидовская (рабинова) криница». По преданию, в этом месте Баал Шем Тов ударил посохом о землю, и из земли забил источник, вода которого считается целебной (100 местечек 1: 162). В 2004 г. мы стали свидетелями своеобразного «бизнеса», который развернули вокруг источника местные подростки. Они «охраняют» источник, поджидая прибытия иностранных автобусов, и взимают (если пове зет) с гостей «плату» за приобщение к святыне. Несколько разочаровавшись в нашей исследовательской группе («мы думали, шо опять жиды понайихалы!»), ребята тем не менее охотно сообщили «для науки», что блюдут это место исключительно ради сохранения его чистоты: приезжие иностранцы норовят не только напиться и умыться из источника, «йим трэба залезти до криницы, а мы нэ даeмо!» – видимо, гости пытаются возобновить традицию омовения в источнике, связанном с именем Бешта.

Не случайно ключевые слова, вынесенные в заглавие раздела, взяты в кавычки. Дело в том, что на этот раз речь пойдет не о восприятии этнических евреев и иудаизма славянской книжностью и фольклорной традицией, о чем мы уже говорили выше. Здесь мы хотели бы обсудить вопрос, каких признаков с точки зрения носителей древнерусской книжной и славянской устной народной культуры достаточно, чтобы явление, объект или персонаж приобрели в их глазах статус «еврейского». Отметим при этом, что предметом нашего внимания будут культурные явления, не связанные генетически с еврейской традицией, но имеющие ряд типологически сходных черт с еврейскими обрядами (такими, как они видятся соседям-славянам). Таким образом, мы рассмотрим частный случай реализации оппозиции «свой – чужой», когда элементы «своей» культуры начинают восприниматься как «чужие» (т. е. «еврейские»), и попытаемся проанализировать механизмы этой трансформации.

Полемика по поводу происхождения и содержания ереси, которая привела к идеологическому кризису в российской истории эпохи сложения Московского царства на рубеже XV и XVI вв., продолжается вот уже 500 лет, и не только в богословских кругах. Виднейший ученый источниковед ХХ в. – Я.С. Лурье в книге 1955 г. (АЕД), знаменующей начало «оттепели», исследовал весь корпус древнерусских источников, касающихся ереси. Он показал, что апелляция преследователей ереси к иудейским истокам, прозелитизму обнаруживается не в начальных «документах», касающихся ереси, а скорее завершает борьбу с еретиками (или даже относится ко времени после их казни в 1504 г., времени составления «Просветителя» Иосифом Волоцким), чем инициирует преследование инакомыслящих. Все это приводит к парадоксальным дефинициям ереси – «иудействующие без иудеев» (Klier 1997) и напоминает о парадоксах антииудейской полемики, характерных для всей древнерусской книжности, – полемика была риторической, адресованной православным и не предполагала участия самих обличаемых: объект полемики напоминает современному исследователю «улыбку Чеширского кота» (Peresvetoff-Morath 2002).

Правда, в первом из дошедших до нас посланий главного преследователя еретиков, новгородского архиепископа Геннадия (Гонзова), отправленном епископу Прохору Сарскому (АЕД: 309–312), говорится о новгородских еретиках как о «жидовская мудръствующих». Доносчик поп Наум свидетельствовал, что они молились «по-жидовски» по «тетрадям», которые Геннадий послал адресату. При этом, однако, Геннадий обвинял еретиков в маркианской и месалианской ереси. Ссылается Геннадий и на широко распространенное в его эпоху астрологическое сочинение «Шестокрыл», пользуясь которым «лета украли у нас еретици жидовскыми числы». Различия в летосчислении волновали людей того времени, ожидавших конца света по истечении 7000 лет от сотворения мира, в 1492 г. по христианскому летосчислению. Переводы с еврейского были обычны в эту эпоху исканий (в кружке книжников Геннадия был астролог Николай Булев из Любека), однако ни «Шестокрыл», ни т. н. Псалтырь Федора Евреина (не вполне умелый перевод вновь обращенным иудеем Махзора) не относились к еретическим сочинениям и не были связаны с прозелитизмом (ср. Цветков 2003: 188; Zukerman 1987).

В следующем послании от января 1488 г. епископу Нифонту Суздальскому (АЕД: 312–313) Геннадий конкретизирует деяния еретиков. При этом Геннадий поминает грамоту и «подлинник» – материалы следствия, которые он послал митрополиту и великому князю. Но с тех пор, жалуется Геннадий, «еретикам ослаба пришла, уже ныне надругаютця христьянству – вяжут креста на вороны и на вороны. Многие видели: ворон деи летает, а кресть на нем вязан деревян, а ворона деи летает, а на ней крест медян. Ино таково наругание: ворон и ворона садятца на стерве и на калу, а крестом по тому волочат!»

«Да с Ояти привели ко мне попа да диака, – продолжает Геннадий, – и они крестианину дали крест телник древо плакун, да на кресте том вырезан со ром женский да и мужской, и христианин де и с тех мест сохнути, да немного болел да умерл. А диак сказываетъца племенник Гриди Клочу еретику (борисоглебский дьякон. – В.П., О.Б.), что в подлинник не писан».

Здесь еретики уже никак не ассоциируются с «жидовством». Конечно, иудеи были еретиками par exellence с точки зрения православия, и «жидовствующий» отнюдь не всегда ассоциировался с иудеем (ср. Хоулетт 1993: 64–65); в ереси, волховании и похвальбе «еллинъскими и жидовскими мудровании» обвинялся, в частности, Максим Грек через 20 лет после расправы над «жидовствующими» (ср. Райан 2006: 597). Но Геннадий не обращается здесь и к связи кощунствующих с язычеством – эллинством; ему важнее указать на их связь с еретиками, и он обнаруживает эту связь в родстве с Гридей. Между тем связь с «язычеством» и пресловутым «двоеверием» описанных приемов мантики (гадания) по полету птиц очевидна: сходные приемы гаданий неоднократно упоминаются в древнерусских обличениях «язычества» (ср. Мансикка 2005: 161; Райан 2006: 191). Традиционным было и использование «древа плакуна» – в фольклоре «травы плакун», выросшей из слез Богородицы, пролитых возле распятия. В рассказе Геннадия крест-тельник ассоциировался не только с крестным древом, но и с древом познания – грехопадением и предназначался, видимо, для присушки или «отсушки»; магический акт не сработал, и сохнуть стал сам носитель амулета.

Показательно, что Геннадий разделяет рассказ об этих кощунственных актах с крестами иным повествованием, очевидно, для того, чтобы перевести языческое кощунство в иной «регистр»: он вводит в перечень обвинений «еретиков» «иконоборческие мотивы». В послании 1490 г. собору епископов Геннадий рассказывает, как «Алексейко подьячий… напився пиян, влез в чясовню, да сняв с лавицы икону – Успение Пречистые, да на нее скверную воду спускал, а иные иконы вверх ногами переворочал» (АЕД: 380). Далее говорится об обычае резания икон; последователь Геннадия в преследовании еретиков Иосиф Волоцкий умножает примеры (поминая и Алексейку) без какой-либо хронологической привязки: поп Наум показывал «кукишку» иконе, еретики оскверняли священное вино при помощи блудниц (АЕД: 123).

Первый упомянутый случай иконоборства представляется особенно показательным: осквернение Успенской иконы напоминает о сюжете, повествующем о попытке некоего иудея осквернить погребальное ложе Богородицы – невидимый ангел отсекает ему руки (ИЛЛ), но, когда нечестивец уверовал, он чудесно исцелился.

Кроме того, архиепископ «обретох икону у Спаса на Ильине улици – преображение з деянием, ино в празницех обрезание написано – стоит Василий Кисарийский, да у Спаса руку да ногу отрезал, а на подписи написано: обрезание Господа нашего Иисуса Христа» (АЕД: 312–313). Возмущаясь этим мотивом, опытный книжник Геннадий, как давно показали иконографические исследования (Голейзовский 1980: 125–127), либо лукавил, либо не знал распространенного в канонической литературе сюжета о явлении иноверцу чуда евхаристии, когда сарацинский царь или – в другой версии (Житие Василия Великого) – иудей видел на престоле вместо раздробляемой просвиры самого младенца Иисуса. Потрясенные чудом принимали крещение.

Так или иначе, послания Геннадия возымели действие, и великий князь созвал собор против еретиков в 1490 г., выдав архиепископу провинившихся новгородских попов «на градскую казнь» за то, что те «величали жидовскую веру» и хулили православную. При этом обвинения против Гриди показались князю и митрополиту недостаточно обоснованными, и те потребовали в грамотах 1488 г. дополнительного следствия. (Московские еретики новгородскому владыке остались по большей части неподвластны.)

Способ расправы над еретиками вызвал «романтическую» интерпретацию в современной историографии, хотя истоки ритуала, продемонстрированного в Новгороде, представляются очевидными. Согласно описанию Иосифа Волоцкого, подключившегося к борьбе с ересью в ее «московской» части, еретиков, выданных Геннадию, за «сорок поприщ» до Новгорода посадили задом наперед на конские седла, перевернув также и их одеяния, – «да зрят на запад в уготованный им огнь. А на главы их повеле возложити шлемы берестены остры, яко бесовьскыа, а еловцы (хвосты. – В.П., О.Б.) мочалны, а венцы соломены, с сеном смешаны, а мишени писаны на шлемех чернилом: “Се есть сатанино воиньство!”» (АЕД: 472). Так архиепископ велел возить их по граду, плевать на них и проклинать, потом сей «добрый пастырь» повелел сжечь шлемы на их головах.

Д.С. Лихачев (1984: 16) под влиянием идей Бахтина о народной карнавальной культуре писал в книге, посвященной смеху в Древней Руси, что Геннадий разоблачал еретиков вполне «древнерусским» способом, демонстрируя их отношение к «изнаночному» бесовскому миру при помощи традиционных подручных средств (бересты и мочала). В недавнем переиздании этих текстов они помещены в книгу, именуемую «Сатира», в серии «Сокровища древнерусской литературы», а новгородское «аутодафе» называется там «шутовской встречей, устроенной Геннадием еретикам» (Сатира: 362); Б.А. Успенский поминает продолжателя традиции новгородского епископа – Ивана IV, который велел посадить задом наперед казнимого им митрополита Филиппа; фольклорное «антиповедение», доходившее до кощунства, действительно соответствовало инфернальной символике инквизиционных обрядов (ср. Успенский 1994: 320–324). Представляется, однако, что к народной «карнавальной» культуре относится как раз иной артефакт, разоблачаемый Геннадием, – упомянутый крест с «соромными» изображениями (равно как осквернение и переворачивание икон). В осуществлении «градской казни» архиепископ следовал иному образцу, каковой он и указывал в своем послании митрополиту Зосиме, отправленному накануне собора 1490 г.: «Сказывал ми посол цесарев про шпанского короля, как он (от еретиков. – В.П., О.Б.) свою очистил землю!» (АЕД: 378). У Геннадия был и собственный знаток латинских обычаев – доминиканский монах славянского происхождения Вениамин (АЕД: 114, 196–197). В русской книжности сохранился целый рассказ об инквизиции, записанный со слов посла Георга фон Турна Геннадием (АЕД: 114, СКК 2: 439).

Испанские параллели многое позволяют прояснить в этой темной истории. Сходный процесс преследования еретиков, тайно исповедующих иудаизм, описан в связи с инквизиционным делом в городке Лорка, имевшим место уже в середине XVI в., через полстолетия после изгнания упорствующих иудеев в знаменательном 1492 г.; процесс был подробно исследован Хайме Контрерасом (образец «микроистории» – Контрерас 2006). Конфликт, приведший к преследованию практически каждого десятого жителя местечка (ок. 2 тысяч человек), не имел отношения к религии (еврейская община здесь приняла крещение) и был связан с борьбой городских группировок за власть. Началом послужила семейная свара, когда одна из городских матрон уличила свою невестку в связи с городским чиновником. В разгоревшемся скандале невестка назвала свою свекровь упорствующей иудейкой, и это заставило вмешаться в дело инквизицию. Скандальные особы оговорили под следствием с пытками немало народа (дело перекинулось и на соседний городок), но для основательности обвинений не хватало главной улики – кто конкретно мог распространить религиозные обряды, оставленные обращенными жителями городков уже два поколения назад? Под пыткой первая обвиняемая «вспомнила», что в 1539 г. в местечко были привезены три раба-еврея, раздувшие пламя ереси тайно иудействующих (Контрерас 2006: 70–71)[16]16
  Формирование неортодоксальных течений увязывалось в русской традиции раннего Нового времени с пропагандой заезжих евреев; ср. о связи истоков духоборства («жидовствующей» секты) с «польским жидом Семеном» и т. п.: Смилянская 2003: 262–264.


[Закрыть]. Следствие плотнее занялось проблемой чистоты крови, и выяснилось, что даже у инквизиторов в этом смысле репутация небезупречна.

Конечно, в Великом Новгороде, как и в Московской Руси, нет никаких оснований искать сколько-нибудь значительные следы крещеных иудейских общин, чего не делал и Геннадий. Но позиция новгородского архиепископа была не менее сложной, чем позиция испанских властей после Реконкисты. Ибо Новгород был недавно присоединен к Москве, и Геннадий был первым владыкой, которого не избирали новгородцы, лишенные вечевых прав. Не только архиепископ обвинял своих противников (прежде всего из клира) в ереси – он получал ответные обвинения в симонии и принадлежности к еретикам и был, в конце концов, заключен в монастырь по обвинению в симонии сразу после окончательной расправы над еретиками уже на соборе 1504 г. (АЕД: 209[17]17
  В историографии не обошлось без подозрений, что архиепископ пал жертвой клеветы «тайных покровителей жидовства» (АЕД: 209).


[Закрыть]; Хоулетт 1993: 67–68).

Для понимания «начала» ереси существеннее, однако, другое обвинение Геннадия в связях с латинскою Литвой: в упоминавшемся послании к митрополиту Зосиме 1490 г. Геннадий отпирается от обвинений и уверяет, что «ниже к Литвы посылаю грамоты, ни из Литвы ко мне посылают грамот». Суть же дела заключалась в том, что «был в Новеграде князь Михайло Оленкович, а с ним был жидовин еретик, да от того жидовина распростерлась ересь в Ноугородцкой земли, а держали ее тайно, да потом почали урекатися впиани» (АЕД: 375). Призвание новгородцами Михаила Олельковича из Киева действительно соответствовало интересам антимосковской «литовской» партии новгородского боярства (ср. Лурье 1994: 125 и сл.). Надо сказать, что появление в послании безымянного жидовина, явившегося якобы в свите русского православного князя Михаила Олельковича из литовского Киева в 1470 г., вдохновило не только последователя Геннадия Иосифа Волоцкого на изыскания, которые завершились конкретизацией и «умножением» этого анонима; сам он получил имя Схария, за ним в Новгород явились другие евреи – «им же имена Осиф Шмойло Скарявей Мосей Хануш» (АЕД: 469). Энтузиазм волоцкого игумена понятен: московские последователи новгородских еретиков выступали против монашества, что было на руку Ивану III, заинтересованному в секуляризации монастырских земель (АЕД: 127, 162–163), их необходимо было обвинить в вероотступничестве. Но тем же разысканиям следуют и далекие от продолжения инквизиционного процесса исследователи (начиная с Ю. Бруцкуса – ср. новые наблюдения: Таубе 1997[18]18
  Моше Таубе обнаруживает особую изощренность еврейских переводчиков (возможно, самого Схарии), стремившихся придать переводу сочинения Маймонида «гуманистический и универсалистский» оттенок в угоду предполагаемым адресатам. Впрочем, гуманистические тенденции в переводной литературе обнаруживал и Я.С. Лурье (АЕД: 145), который не усматривал в этом работы иудейских книжников.


[Закрыть]), готовые связать киевского жидовина с кружком киевского книжника Захарии (ср. специально поименованного Схарию из свиты князя Михаила!) бен Аарона ха-Когена, переводчика упомянутого «Шестокрыла», известного «жидовствующим» еретикам на Руси. Современные исследователи располагают солидными архивными данными (Таубе 1997), откуда же взял еврейские имена Иосиф Волоцкий через 30 лет после появления в Новгороде литовского князя – неясно (у Геннадия их не было), но вспоминается инквизиционный процесс в Лорке, где также нужны были «имена и явки»[19]19
  Подозрительность властей приводила к поискам истоков зловредных акций не только в Испании и на Руси. В католической Польше в начале XVI в. распространились слухи об обращении целой группы христиан в иудаизм в Кракове: об ращенные якобы сбежали в Литву (слухи о бегстве еретиков в Литву, где они совершили обрезание, распространялись и на Руси), и королевские власти предприняли безуспешные попытки отыскать беглецов. Ханна Венгжинек (2003) показала, что боязнь перехода в иную веру была связана в это время с кризисом в истории польского католицизма – помимо проблем отношений с православной и иудейской общинами возникли реформационные движения.


[Закрыть].

«Имена и явки» давали доносы об упомянутых «бытовых» кощунственных магических актах с крестами, совершавшие их были подсудны архиепископу, но этого было мало для расправы над противниками Геннадия – необходимо было обвинение в ереси и подключение к расправе (смертной казни) светских властей. Повод для такого обвинения предоставлял неординарный иконописный мотив, «открытый» Геннадием: можно было одновременно говорить о хуле на Христа и иконоборчестве. Иконоборчество в византийских трактатах ассоциировалось (как и прочие ереси) с иудейством (заповедью «не сотвори себе кумира»); это открытие широко использовал и Иосиф Волоцкий, привлекший византийский антииконоборческий «Многосложный свиток» при составлении своего «Просветителя» (ср. Григоренко 1999: 27 и сл.).

Бытовые предрассудки – магические акты – стали началом нешуточного процесса в становящемся Российском государстве.