Текст книги "Амрита"

Когда мы пришли сюда с Рюичиро, я обнаружила, что ничего не изменилось. Все было таким знакомым… Странно, что никогда раньше мысль о том, что я могу оказаться у этого стеклянного шара (через который теперь струились по-летнему теплые солнечные лучи) вдвоем с Рюичиро, не приходила мне в голову.

Рыба-луна плавно рассекала воду белым телом. Она совсем не изменилась. Не изменились и ее медлительные движения. Но мне вдруг показалось, что в ней поубавилось равнодушия к собственной жизни. Она выглядела более спокойной и даже какой-то повеселевшей.

Это я. Это я изменилась!

Раньше я смотрела на мир из-за стеклянной перегородки, и все во мне сжималось от страха. Но теперь все по-другому. Зима закончилась.

– Какая несуразная рыбина, – сказал Рюичиро. – Но смотреть на нее можно бесконечно.

– Это точно.

Я рассказала ему о своих одиноких визитах к рыбе-луне.

– Это секрет твоего возвращения к жизни. Белый и круглый, – улыбнулся Рюичиро.

Он иногда такое скажет, даже не знаешь, что и думать.

Время было таким же медлительным, как рыба-луна. Оно текло вокруг нас, пока мы стояли, заливаемые сверху солнцем сквозь стеклянные стенки шара. Мне было так спокойно рядом с Рюичиро. Он тоже был не такой, как все, но для меня в нем не было ничего непонятного. Я знала, кто он и откуда он пришел. И если бы он вдруг убил кого-нибудь, пусть даже очень близкого для меня человека, в конце концов, я могла бы понять и это. Понять и простить. Но не головой – в моих чувствах не было ничего рационального, они просто отражали воздух и время, которые сгустились вокруг нас.

Интересно, а что чувствовала Маю?

Она всегда была одна. Одна во времени и пространстве. Никто не мог дотянуться до нее, пробиться к ней. Даже Рюичиро не сумел.

А теперь мы стояли здесь вместе с ним. И за стеклянной стенкой перед нами плавала рыба-луна. Я в одно мгновение ощутила тепло, вдруг разлившееся по моему телу, как чернила из бутылки. Что-то произошло между нами.

– Знаешь, я, кажется, очень давно люблю тебя. Все это время… – сказал Рюичиро.

Вокруг никого не было. Только мы с рыбой-луной услышали это признание. Я ничего не ответила. Мир вдруг надвинулся на меня с угрожающей скоростью, словно он попал в объектив гигантской телекамеры: голубое небо наверху, улица внизу, прикосновение его руки и ответное движение моей – все ощущения были обострены вдруг захлестнувшей меня любовью.

– Когда Маю не стало, я решил, что мне нужно уехать. Куда-нибудь. Далеко – далеко. Я начал путешествовать. Но если бы ты знала, какими скучными были эти одинокие путешествия. И я всегда думал о тебе. Пытался представить, как бы все это выглядело, если бы мы путешествовали вдвоем. Меня несколько раз обворовывали, мне приходилось терпеть чужую грубость. И когда вечером я сидел в каком-нибудь захолустном отеле перед телевизором, показывающим странные программы на непонятном языке, единственное, что спасало меня от помешательства, – это мысль о тебе. Ты была моим секретом, моей «формулой жизни». И в какой-то момент я понял, что должен вернуться и увидеть тебя. С тех пор эта мысль не давала мне покоя. И я вернулся, увидел тебя и не смог устоять. Та ночь, когда мы были вместе, наша страсть – это было настоящее счастье… Это была любовь.

– Значит, ты любил меня еще до того, как я упала с лестницы?

– Выходит, что так. Но тогда Маю еще была жива, и, наверное, я чувствовал, что все как-то не так, как должно быть. Что между нами ничего не получится. Но потом все изменилось. Может быть – я сам, разозлившись на весь мир и на свои дурацкие путешествия. А может быть, дело в тебе. Мне трудно сказать, что и как именно изменилось в тебе после того, как ты упала и ударилась головой, но во время нашей последней встречи я вдруг увидел, что ты такая… живая и настоящая… Наверное, ты и раньше была такой, но я просто этого не замечал. Я как будто открыл тебя заново. Ведь твоя душа – она всегда была в тебе. С самого начала. Просто ей нужно было время, чтобы выбраться на поверхность. И как только я почувствовал ее приближение, я понял, что мы созданы друг для друга, но не в романтическом смысле, а просто так оно и есть. И так будет до конца нашей жизни. Когда я уехал от тебя, а ты ударилась головой, что-то сдвинулось с места, что-то зашевелилось. И это прекрасно! Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Я молча смотрела на рыбу-луну и чувствовала, как краска заливает мое лицо. Мне показалось, что рыба беззвучно смеется надо мной.

– Понятнее не бывает, – наконец ответила я. – По крайней мере, на этот раз ты, кажется, не ради красного словца что-то придумываешь. Во всяком случае, похоже на правду.

– А ты что, детектором лжи подрабатываешь? – он улыбнулся. – Проверяешь меня?

– Я тебя только одним способом могу проверить, – сказала я. – Надо съездить куда-нибудь вдвоем. Можно за границу поехать, можно по Японии. Мне все равно. Главное, чтобы ты взял меня с собой. Вот тогда мы и посмотрим, как у нас пойдут дела, потому что я не собираюсь сидеть месяцами и ждать, пока ты соизволишь вернуться домой. Я скорее повешусь. Так что давай – покажи мне мир, покажи мне себя. Докажи, что твои путешествия – это стоящая вещь, а не просто так – пыль в глаза.

– В следующем месяце я еду на Сайпан, навестить друзей. Хочешь, поехали вместе. Или это слишком неожиданное предложение? Может быть, ты хочешь еще немного подождать?

– Нет, я ненавижу ждать. Я же сказала.

Мы засмеялись.

– Значит, едешь? – сказал он.

– Значит, еду, – сказала я.

На город опустился вечер. Солнце уже почти закатилось, окрасив облака над горизонтом в темно – оранжевый цвет.

Я коснулась его руки. Он крепко сжал мои пальцы. По телу разлилось знакомое тепло – тепло его рук. Между нами что-то было. Теперь в этом не оставалось никаких сомнений. Я снова взглянула на белую рыбу-луну, и вдруг мне неудержимо захотелось прикоснуться к ней.

… Протянуть руку и дотянуться до всего – всего – всего, удостовериться, что вещи вокруг меня не призраки. Что они действительно существуют. Что они живут.

10. Полумертвая

Всю дорогу, пока я смотрела на океан ослепительно сияющих облаков в иллюминаторе нашего самолета, меня не покидало странное чувство. Если бы кто-нибудь сказал мне сейчас, что я сплю и вижу сон, я бы охотно ему поверила. С другой стороны, точно так же я поверила бы и в то, что вся моя предыдущая жизнь – это тоже всего лишь далекий – далекий, пригрезившийся мне сон.

Я еще ничего не успела сообразить, а уже лечу на остров Сайпан. Мы примчались в аэропорт как сумасшедшие и взяли билеты в бизнес – класс – никаких других в наличии не оказалось. Теперь я сижу в огромном кресле (даже и не знала, что такие бывают), наслаждаясь непривычно просторным личным пространством. Этим утром мы встали очень рано, и, пока самолет ехал по взлетной полосе, я пребывала в сладкой полудреме. Но вот мы взлетели, и теперь надо было чем-то себя занять – я то врубала свой плеер на полную мощность, то пыталась сосредоточиться на книжке. Мне не хотелось заснуть и пропустить момент приземления на райский остров, поэтому я бодрилась, как могла. В книжке рассказывалась история одного святого, который с тем же рвением, с которым дети собирают всякие игрушки – побрякушки, коллекционировал «роллс-ройсы» и драгоценные запонки. Это была страшно интересная и очень грустная история.

Все, что происходило вокруг, как нельзя больше соответствовало моему внутреннему чувству «здесь и сейчас». Не берусь перечислить все мелкие составляющие этого приятного ощущения, однако со всей уверенностью заявляю, что ту невыразимую свободу, которую я вдруг испытала в самолете, никоим образом нельзя отнести только на счет выпитого во время полета пива.

В соседнем кресле спал Рюичиро. Он заснул мгновенно, сразу после того, как откинул спинку кресла и пристегнул ремень. Я вдруг заметила, что у него почти такие же брови, как у моего брата. Лицо Рюичиро имело свойственное спящим людям выражение сладкого одиночества и какой-то духовной отдаленности. Он, как спящая красавица, путешествовал по миру своих снов. Путешествие, к которому я никогда не смогу присоединиться.

Позади нас сидел Кодзуми. Мы ехали на Сайпан к нему в гости.

Кодзуми был очень странным. Такого странного человека я не встречала в жизни. Я даже в книгах про таких людей не читала. И по телевизору ничего подобного не видела. Две недели назад Рюичиро позвонил в «Берриз» и рассказал мне про своего друга, который переехал жить на Сайпан. «Было бы неплохо, чтобы вы с ним встретились. Разве тебе не хочется узнать, к кому мы едем в гости?» – сказал Рюичиро и пообещал ближе к ночи привести своего приятеля ко мне в бар.

«Конечно, какие проблемы», – ответила я и повесила трубку. И тут же с тоской подумала о том, что зря я все это затеяла. Кому нужна эта поездка на Сайпан? Еще месяца не прошло, с тех пор как я брала отпуск, чтобы поехать на море с братом. Да хозяин просто уволит меня, и дело с концом. А тут еще этот Кодзуми… Со слов Рюичиро я приблизительно составила себе представление о его развеселом друге – владельце маленького сэндвич-бара и пункта проката, в котором можно было взять напрокат снаряжение для подводного плавания. Ну что это, скажите, за жизнь? Я представила себе до черноты загорелого, худощавого парня. Этакого заядлого ныряльщика, который не дурак выпить и обожает женщин.

И зачем только я согласилась?

С другой стороны… Я представила себе, как ныряю в теплую, ласковую воду… Я ведь никогда не была в тропиках, и неизвестно, появится ли у меня еще когда-нибудь шанс туда съездить. И самое главное – я буду вместе с Рюичиро! Разве этого недостаточно, чтобы захотеть поехать куда угодно? Плевать на всех его друзей, плевать на хозяина. Надо брать отпуск и ехать. В конце концов, это моя единственная жизнь, другой не будет.

И я вдруг поняла, что с нетерпением жду этой поездки. Пришла пора окунуться в любовь.

– Меня тут приглашают прокатиться на Сайпан. – сказала я маме. – Ничего, если я съезжу? Вы без меня справитесь?

– Конечно справимся. А с кем ты едешь?

– С Рюичиро.

– У меня будет только одна просьба – постарайся не сразу покончить с собой, – она засмеялась.

С братом я тоже поговорила.

– Ёшио, я еду на Сайпан с Рюичиро. Хочешь поехать с нами?

– Ну… я бы, конечно, с радостью поехал, но… – Он помолчал. – Кажется, мне лучше еще немного походить в школу.

– Ну смотри. Если передумаешь, всегда можешь нам позвонить.

– Я не умею звонить за границу.

– Это просто. Сейчас я тебе все напишу. Английский для этого знать не надо. – Я написала на листке бумаги набор необходимых кодов.

Он взял листок у меня из рук, просмотрел его наискосок и вдруг спросил:

– Саку, тебе Рюичиро по-настоящему нравится или это у вас так – ничего серьезного?

Опять вопрос на засыпку…

– А почему ты спрашиваешь?

– Ну… мама, когда влюбляется, она каждый 'вечер куда-нибудь ходит. А ты всегда дома.

– Наверное, это потому, что я не умею влюбляться.

– Значит, это судьба?

– Ну… В каком-то смысле, наверное, судьба. Нам с Рюичиро никак не убежать друг от друга. Вот и получается, что выбора как бы нет.

– Ха! Я как раз то же самое хотел сказать, – радостно сообщил брат. – У вас просто нет выбора.

Я смотрела на него и не могла понять – он говорит это, потому что ревнует или потому что предвидит наше с Рюичиро будущее.

Я чувствовала, что моя любовь – это что-то столь же невероятное и ослепительное, как та летающая тарелка, которую мы с братом видели в синтоистском храме. Для того чтобы изменить будущее, для того чтобы у нас появился выбор, нам с Рюичиро надо во что бы то ни стало держаться друг друга. Не важно, что будет потом, но сейчас мы должны крепко взяться за руки и совершить прыжок – иначе потеряемся в водовороте стремительно меняющейся жизни.

Это похоже на какой-нибудь изыск типа «механизма автоматического открывания дверей». Такого рода изобретения иногда показывают по телевизору в передачах для буйных изобретателей: бильярдный шар катится по трубе и падает в ведро с водой, вытесненная шаром вода выплескивается наружу и течет на мельницу, мельница крутится, срабатывает включатель, вслед за ним еще один, и наконец после многошаговой цепочки бессмысленных на первый взгляд действий цель достигнута – нам показывают открывающуюся дверь.

Ветер подул в нужную сторону, и изобретатель вдруг стал миллионером.

Разбогател, что называется, на соломе.

Повезло. Бывает и такое.

… Человек, зависящий от другого человека, бессилен. Но на самом-то деле это кажущееся бессилие. Он может все.

Он черпает силу из бессилия, он играет и в процессе игры совершает прыжок за прыжком. Здесь можно ошибиться и тем не менее уцелеть. Но сирена внутри тебя не выключается ни на миг. Загораются лампочки: «Неверно!», «Сейчас!», «Не так!». Противиться этим сигналам невозможно, и ты раз за разом прыгаешь в никуда…

Рюичиро, как и обещал, пришел тем вечером в «Берриз» и привел с собой Кодзуми, который настолько не соответствовал моим представлениям о «смуглых парнях, живущих на пляже», насколько это вообще было возможно. Никакого загара не наблюдалось. Его матово – белая кожа была начисто лишена пигментов. Светлые, почти прозрачные глаза, льняные волосы.

Кодзуми оказался альбиносом.

«Вот это да!» – подумала я, пока Рюичиро представлял нас друг другу.

– Приятно познакомиться, – белокожий Кодзуми улыбнулся от уха до уха. Пусть южного загара он так и не приобрел, но южная улыбка была при нем.

В тот вечер посетителей в баре не было.

– Так ты в Японии?! – Хозяин страшно удивился, увидев Рюичиро, и тут же принялся его о чем-то расспрашивать.

Теперь мы с Кодзуми были предоставлены самим себе. В полусумраке бара он казался гипсовой статуей.

– На Сайпане меня ждет жена, – неожиданно сказал он. Я чуть со стула не упала. Хорошенькое начало для светской беседы. Неужели я похожа на одну из тех девушек, которые только и ждут случая завести роман с другом своего парня?!

– Да что вы говорите! – сказала я.

Кодзуми пропустил мою язвительную реплику мимо ушей.

– Мне кажется, вы с ней обязательно подружитесь, – он снова улыбнулся своей широченной улыбкой.

– Она родилась на Сайпане?

– Нет. Она японка. Ее зовут Сасэко[20]20
  Сасэко – женское имя, ставшее нарицательным. Используется по отношению к женщинам, которые никому не отказывают.


[Закрыть].

– Сасэко?! Не может быть!

Наверное, это было не очень-то вежливо с моей стороны, учитывая, что я видела Кодзуми в первый раз в жизни. Но я просто не смогла удержаться от этой вполне естественной реакции. Назвать дочку Сасэко? Господи, кому это могло прийти в голову?! Назвали бы ее сразу: Дырка или Давалка…

– Значит, все-таки может, – сказал Кодзуми. – Да ты не смущайся, я уже привык. Все удивляются, когда в первый раз слышат. У нее родители были очень жестокие. Если тебе интересно, я могу рассказать историю ее имени. Хочешь?

Я кивнула.

– Ее мама была алкоголичкой. Она окончательно спилась и умерла к тому моменту, как Сасэко исполнилось три года. Незадолго до этого случайно выяснилось, что папа Сасэко ей вовсе не папа и что ребенок родился от кого – то, с кем мама девочки переспала по пьяни. Он пришел в бешенство и, не сказав неверной жене ни слова, отправился в мэрию и изменил девочке имя. Назвал ее Сасэко. Мама, между прочим, про это так и не узнала.

– Н-да…

– Вот. А так как папа Сасэко был якудзой, то ему не с руки было возиться с маленьким ребенком. Поэтому он отдал девочку в приют, где она и жила, пока ей не исполнилось шестнадцать. Потом она встретила какого-то парня и вместе с ним приехала на Сайпан. Ты только подумай, в первый раз в жизни она оказалась там, где над ее именем никто не смеялся. Никто из сайпанцев не называл ее Давалкой. Им даже в голову это не приходило.

– Ничего себе!

Мне было странно, что, рассказывая эту историю, Кодзуми не перестает улыбаться. И голос у него тоже был какой-то странный – хриплый и монотонный.

– … С тех пор как я познакомился с Сасэко, в ее жизни многое изменилось. Оказалось, что у нее есть сверхъестественные способности. И она наконец-то нашла свое призвание.

– А что у нее за способности?

– Как я уже говорил, родители Сасэко были не в восторге, когда она родилась. То есть желанным ребенком ее никак не назовешь. Так вот, еще в утробе матери она чувствовала эту нелюбовь. Она знала, что снаружи ничего хорошего ее не ждет, что весь мир против нее, только вот выбора у нее особенно не было. Из утробы не убежишь. Младенец даже не может перестать чувствовать и слышать те вещи, которые ему неприятны… Сасэко привыкла терпеть и ждать, но, в конце концов, боль и тоска стали настолько невыносимы, что с ней произошла внутренняя метаморфоза. Ей открылся некий новый путь, и она научилась общаться с «иными».

– Какими такими иными?

– С духами.

«Ну вот, приехали, – подумала я. – Только духов во всей этой истории и не хватало».

– И теперь вместо того, чтобы ублажать мужчин, она утешает духов. Это ее работа. Она поет во время ритуала поминовения.

– Поет?!

– Ну да. Ты обязательно должна послушать! – с гордостью сказал он.

– Я слышала, у вас на Сайпане духов – тьма – тьмущая.

– Ага, тьма – тьмущая, – согласился Кодзуми и поднялся с места. – Извини, я на несколько минут тебя оставлю.

Он пошел в уборную.

– Ну что, поговорили? – спросил Рюичиро, наконец повернувшись ко мне.

– Где ты его откопал? Он же ненормальный.

– Зато очень честный. Он никогда не врет. Никогда.

Ну раз Рюичиро говорит, что Кодзуми не врет, значит, не врет. И, следовательно, все, что он мне рассказал, – это чистая правда. Хотя все это очень и очень подозрительно.

На прощанье я сказала Кодзуми:

– Ну что ж, передавай жене привет. Только вряд ли она захочет со мной дружить, я ведь даже в духов не верю.

– Не беспокойся. Обязательно захочет.

Луна освещала ночную улицу. Прозрачные глаза Кодзуми красиво сияли в лунном свете. И я вдруг поняла, что он вовсе не сумасшедший, хотя говорит довольно странные вещи, да и выглядит, прямо скажем, не совсем обычно. И аура у него особенная – воздух вокруг него пахнет, как пустынный пляж, залитый светом луны, или как тенистое кладбище в яркий полдень. Тесно переплетаясь, в нем сосуществуют свет и смерть. Такой вот он человек. Раньше я таких не встречала.

Я рассеянно водила глазами по строчкам. В наушниках еле слышно играл рэп. Утробно гудел мотор самолета. Меня начало клонить в сон. И вдруг…

Самолет резко тряхнуло. От толчка я сразу пришла в себя, и первое, что подумала, было: «Эйко!» Я физически ощутила ее запах, увидела ее лицо, почувствовала прикосновение – все эти ощущения захлестнули меня с невероятной силой.

Я не могла пошевелиться. Сердце бешено колотилось. Голова кружилась. Самолет уже давно выровнялся, однако мне никак не удавалось справиться с этим непонятным приступом.

Почему? Почему я так переживаю эту вспышку памяти?

Ее голос, рассыпавшиеся по плечам волосы – я вдруг увидела каждую мелочь, каждую деталь. И в то же время – я увидела всю ее целиком. Эйко. Воспоминания нахлынули и закружили меня, увлекли, выдернули из настоящего. Это было невыносимо. Я резко поднялась с кресла и пошла в туалет, хотя мне вовсе туда не хотелось.

Запершись в маленькой серой кабинке, я первым делом несколько раз глубоко вдохнула. Надо было успокоиться.

Кажется, похожая сцена была в «Сиянии» Стэнли Кубрика. Мальчик просил о помощи, посылая мысленные сигналы. Кажется, ему удалось кого-то позвать. Или все-таки нет?… Неужели с Эйко что-то произошло?

Когда приступ паники прошел, я вернулась на свое место. Теперь оставалось ждать приземления – я смогу позвонить Эйко из аэропорта. Еще несколько минут назад я была в таком ауте, что эта простая мысль даже не пришла мне в голову.

Я поудобнее устроилась в кресле, и в этот момент Рюичиро открыл глаза.

– Мы уже почти прилетели, – с улыбкой сказал он. Загорелась надпись «Пристегните ремни», из динамиков раздался голос стюардессы.

– Просьба пристегнуть ремни и приготовиться к посадке, – сказал голос.

В иллюминаторе я увидела несколько маленьких островков. Они ослепительно зеленели на необъятной поверхности океана. Океан был окрашен во все оттенки голубого. Волны закручивались белыми барашками. Сверху все выглядело как на открытке.

– Как красиво! – сказала я. – Просто восхитительно!

– Здорово, правда? – подхватил заядлый путешественник Рюичиро. Глаза его сверкали.

«Так вот, значит, какой он на самом деле. Теперь понятно, почему ему так нравится путешествовать», – подумала я.

Он обращается со своими чувствами, как с дрожжевым тестом, и, в конце концов, они поднимаются, переполняют его и преображаются в виде историй… В виде книги.

– Красота! – донесся с заднего сиденья голос Кодзуми.

– А ты разве еще не привык? – спросила я, повернувшись к нему.

– А разве к этому можно привыкнуть? Я каждый раз поражаюсь… Послушай, я хотел тебя спросить… Несколько минут назад тебя кто-то позвал. Ты слышала?

Я испугалась.

– Кто?

– Я не разглядел. Кажется, женщина. Очень красивая. У нее высокий голос. Она такая… тоненькая…

– Ты что, тоже слышал? – спросила я, догадавшись, что он говорит про Эйко. Что же это за место такое, куда мы летим? Прямо альтернативная реальность. И, похоже, к этому придется привыкнуть. Может быть, это мой единственный шанс вспомнить все позабытое…

– Как приземлимся, ты лучше сразу ей позвони, – сказал Кодзуми, проигнорировав мой вопрос. В его голосе не было ни капли беспокойства. Он произнес это как что-то само собой разумеющееся. Таким голосом обычно говорят: «Сегодня холодно, лучше надеть пальто».

Я посмотрела на Кодзуми и сказала:

– Хорошо. Я позвоню.

Мы вышли из самолета и погрузились в жаркий и влажный, словно разбавленный горячей водой, воздух.

Может, это небо слишком синее?

Может, эта зелень чересчур сладкая и сочная?

«Подождите меня на выходе», – попросила я и, предварительно разменяв деньги, отправилась на поиски международного телефона – автомата. Я нашла его почти сразу и поспешно принялась набирать номер Эйко, то и дело путаясь в кнопках. Наконец в трубке раздались длинные гудки. В аэропорту было шумно, и гудки казались еле слышными. Шестой, седьмой, восьмой… Почему же никто не подходит?

Все это было очень странно, потому что мама Эйко редко отлучается, а если все-таки выходит из дома, то в доме всегда остается прислуга.

Я уже собиралась повесить трубку, когда услышала чей-то голос.

– Алло? – Это была домработница. Я немного успокоилась.

– Можно поговорить с Эйко?

– Извините, сейчас никого нет дома. Я выходила по делу и только что вернулась. Даже не знаю, куда все ушли. Это очень странно, потому что никто меня ни о чем не предупредил.

От моего спокойствия не осталось и следа. Я сообщила домработнице свое имя и название отеля, сказала, что мне обязательно надо поговорить с Эйко.

– Пожалуйста, пусть она мне перезвонит, как только сможет.

– Да – да, конечно, я ей передам, – ответила мне женщина.

Я повесила трубку. А что еще мне оставалось делать?

Когда я пристроилась в самом конце очереди на таможенный досмотр, таможенники как раз проверяли багаж Рюичиро и Кодзуми. Еще через несколько минут, когда я вышла в зал ожидания, я увидела их обоих – они стояли немного в стороне от выхода и разговаривали с молодой женщиной. Я предположила, что это жена Кодзуми. Ее длинные черные волосы очень эффектно оттенял розовый брючный костюм. Рюичиро заметил меня и помахал мне рукой. Женщина обернулась и посмотрела в мою сторону. Я застыла на месте. «Где я ее видела? Ну где?» Вспомнила! Я видела ее в Кочи, на мониторе видеофона. Это она. Это ее лицо.

Узкие глаза. Нос пуговкой. Пухлые губки. Вся ее фигура источала какой-то сладкий легкий аромат. Она радостно улыбалась, будто и не мне вовсе, а кому-то далекому, кого нельзя увидеть обычным зрением. Ее внешний вид – толстый слой косметики, ярко наманикюренные ногти – вызывал определенные ассоциации и наводил на мысль, что людям сложно менять привычки… В ней чувствовалась умиротворенность, но не как у святых, а сродни той, что бывает у очень пьяных людей или у наркоманов. В последние месяцы, незадолго до своей смерти. Маю тоже была очень спокойной…

Я улыбнулась ей в ответ.

Она протянула мне правую руку и сказала:

– Приятно познакомиться, Сасэко.

У нее был низкий бархатный голос. Бездонный.

– Сакуми, – произнесла я, пожав протянутую руку. – Мне тоже очень приятно.

И в этот момент она сказала:

– Ой!

– В чем дело? – тут же вскинулся Кодзуми.

– Вот это да! Представляешь, Кодзуми, оказывается, ты у нас не один такой.

– Вы это о чем? – поинтересовалась я.

– Сакуми, должна тебе сказать, что ты наполовину мертвая, – Сасэко ослепительно улыбнулась.

Я растерялась.

Рюичиро с интересом следил за происходящим.

– Сасэко! Как тебе не стыдно! – сказал Кодзуми.

Она продолжала улыбаться. Потом тихонько сказала:

– Так ведь в этом нет ничего плохого.

«И правда, что в этом плохого?» – вдруг подумала я.

– После того как одна твоя половина умерла, вторая заработала в полную силу. Ты как будто переродилась, понимаешь? Такое очень редко бывает. Некоторым людям это удается с помощью йоги, но они обычно посвящают этому всю свою жизнь, – попыталась она успокоить меня.

Должна сказать, что это ей удалось.

Вчетвером мы сели в машину Кодзуми и поехали в отель. Всю дорогу Кодзуми предлагал нам остановиться у них с Сасэко. Но, в конце концов, мы с Рюичиро убедили его, что в отеле нам будет ничуть не хуже. А уж им с Сасэко точно будет гораздо удобнее. Кроме того, отель, в котором мы намеревались поселиться, находился буквально в десяти минутах ходьбы от их дома. Сама же местность называлась Сусупе и лежала к северу от Гарапана.

Южное небо было ясным и светлым, ветер раскачивал густые заросли, начинавшиеся сразу за обочиной. Дорога была абсолютно пустой. Ничего, кроме джунглей по обеим сторонам. Рассеянно глядя в окно на несущийся навстречу монотонный пейзаж, я почувствовала, что в глубине души происходит что-то непонятное.

Я как будто «превращалась» в кого-то, или, наоборот, кто-то «превращался» в меня (кажется, английский глагол become подходит здесь гораздо больше).

Мне сдавило грудь. Воздух вдруг стал тяжелым и всем своим грузом лег на сердце. Деревья, кустарники, травы ожили и казались причудливыми сказочными животными, а небо и земля еле виделись сквозь дрожащее марево. Все вокруг меня двигалось, только я оставалась неподвижной.

Может быть, меня просто укачало? Я вдохнула поглубже, но ничего не изменилось. На секунду мне показалось, что невидимая, но всегда очень четко ощущаемая граница между моим телом и душой вдруг исчезла. Это было невыносимое чувство. Темное и мучительное.

Но в этот момент машина въехала в Сусупе, и кошмар отпустил меня. Я с готовностью сразу же о нем забыла. Откуда мне было знать, что это только начало? Первые шаги на новой земле.

Сусупе был похож на декорацию для кинофильма. Островки зелени тут и там прикрывали незаполненные прорехи в городском пейзаже. Машины гоняли по улицам, поднимая огромные клубы белой пыли, и это только усиливало ощущение нереальности.

Машина проехала мимо отеля, в котором мы с Рюичиро должны были остановиться.

– Давайте сначала заедем к нам домой, – сказал Кодзуми. – Тут на машине две минуты ехать.

Их дом выходил оранжевым фасадом на дорогу. Снаружи он казался очень просторным.

– Бар с другой стороны. Сейчас я вам покажу.

Мы вышли из машины.

– Теперь туда, – сказала Сасэко, указывая рукой куда-то в глубь участка.

Вокруг дома вела маленькая тропинка.

Мы двинулись по ней.

– Тут у них очень симпатично, – сказал Рюичиро, оглядываясь по сторонам.

Через секунду мы прошли казавшиеся совершенно непроходимыми заросли кустарника и очутились на пляже. Перед нами раскинулся бескрайний океан.

Значит, бар – это одно из помещений в задней части дома. Выход на океанский берег. Очень разумно.

Синий океан был спокойным, вода у берега – почти прозрачной, белый песок – гладким и теплым.

– Мы вернулись, – сказала Сасэко мужчине-японцу, стоящему за прилавком.

Мужчина кивнул и ответил:

– С возвращением.

Потом посмотрел на нас с Рюичиро и добавил:

– Добро пожаловать.

Я довольно улыбнулась. Лицо мужчины было покрыто густой щетиной. Тело – бронзовым загаром. Классический тип. Любитель серфинга, девушек и пива.

– Давайте присаживайтесь, – Сасэко махнула рукой в сторону столиков, стоявших прямо у магазина. – Надо что-нибудь выпить.

Столики были накрыты голубыми скатерками. Над каждым из них стоял зонтик от солнца. А сверху висело яркое южное солнце. Свет и тень.

Мы сели за самый крайний столик, ближе всего к океану. Немного в стороне за одним из столиков сидела компания американских туристов в пестрых пляжных одеяниях. Других клиентов пока не было. Американцы ловко управлялись с гигантскими сэндвичами. Загорелый бородач, который до этого хозяйничал за стойкой, теперь шел в нашу сторону с подносом, на котором стояли какие – то, судя по виду, очень сладкие, напитки. Но на полпути его немного задержал Кодзуми, который ставил машину на стоянку и поэтому появился на пляже только сейчас. Они оживленно о чем-то заговорили.

Казалось, что под тропическим солнцем Кодзуми неизбежно должен растаять. Но он не таял. Он сжился с Сайпаном. Он стал здесь своим.

Солнце понемногу поджаривало наши обнаженные руки, ветерок охлаждал вспотевшие лбы – но не стаканы, которые активно потели на подносе. Мы ждали. Разговор все продолжался.

За несколько минут я настолько успела привыкнуть к этому месту, что мне стало казаться, будто я живу здесь уже который год.

Наконец двое говорунов подошли к нам. После того как мы получили свои напитки, Кодзуми радостно сообщил, что они вместе с бородатым уезжают за товаром.

– Вы тут пока отдыхайте. А вечером сходим куда-нибудь. Выпьем, поужинаем. Я вам еще позвоню.

Мы помахали ему рукой на прощанье и снова остались втроем.

– Видите столики вон там, чуть дальше? Это пляжный бар вашего отеля, – сказала Сасэко, указывая пальцем на ряды белых столиков немного в отдалении. С той стороны ветер доносил обрывки какой-то легкой музычки. – Видите, как близко.

– Так у нас не отель, а океанская вилла, – улыбнулся Рюичиро.

– Ага, – улыбнулась в ответ Сасэко. – Тут эти виллы на каждом шагу. Но главное, что только руку протяни и дотянешься до закусок, пива и прочих прохладительных напитков.

– Но ваши сэндвичи, разумеется, самые вкусные, – сказал Рюичиро.

– Судя по количеству посетителей в обеденное время, так оно и есть.

– Ну для нас-то у вас найдется свободный столик? – спросила я. – Мы очень хотим пообедать вашими замечательными сэндвичами!

И в этот момент со мной произошло то же самое, что в машине по дороге сюда, – воздух начал давить на меня со всех сторон. Голова закружилась, стало трудно дышать.

Голубое небо, океанский бриз, вкуснейшие сэндвичи – все унеслось куда-то далеко – далеко. И ожидание поездки, и чувство освобождения – ничего не осталось. Только острая боль в груди. Она никуда не уходила. Не отпускала ни на мгновение. Как приступ сенной лихорадки, как грипп, как горная болезнь.