Текст книги "Гурудев. Плато на вершине. Жизнь Шри Шри Рави Шанкара"

Пение мантр и медитации стали привычной частью нашей жизни.

Питаджи был внимательным наблюдателем, он вовлекал нас в диалоги и побуждал думать. Он рассказал нам об одном случае, который его глубоко впечатлил: «Одним прекрасным утром маленький Рави смотрел, как играют другие дети, и вдруг сказал: „Люди ждут меня, я должен к ним идти“. Ему было всего четыре года. Я понял, что это дух внутри ребенка побудил его произнести эти слова».

Примерно в то же время Питаджи повел нас к Тангамме, преподавательнице санскрита, которая давала ежедневные уроки «Бхагавадгиты». Было известно, что она гостила у Махатмы Ганди в его ашраме. Во время урока она запела: «Партхая пратибходитам», и сделала паузу, ожидая, что мой брат повторит за ней. Вместо этого маленький Рави пропел: «Бхагавата нараянена сваям», тем самым закончив строфу и поразив учительницу. Она попробовала с другими строфами из разных глав – он знал их все! Преподавательница санскрита объявила нашему отцу, что его сын – необычайно одаренный ребенок. Тангамма поддерживала в учениках дух патриотизма. Например, в августе, в День независимости Индии, мы с братом вставали в шесть утра и шли на прабхат пхери, уличную процессию с распеванием национальных патриотических песен.

Значительное влияние на нашу семью и наше детство оказал Махатма Ганди. Наш дед по отцу жил в ашраме Сабармати и помогал Махатме Ганди двадцать лет. Аттхайамма, его жена, увезла детей в дом своих родителей и пожертвовала все десять с половиной килограммов своих золотых украшений ашраму Ганди. Она сказала нашему деду: «Я позабочусь о детях. А ты иди и служи стране».

По соседству с нами в Бангалоре жил Судхакар Чатурведи, знаток Вед и близкий сподвижник Махатмы Ганди. Он давал Ганди уроки «Бхагавадгиты», хотя был намного моложе его – 1897 года рождения. Махатма звал его Бангалори, так как тот был родом из Бангалора. Когда Кастурба (жена Ганди) лежала на смертном одре и Гандиджи понял, что она может не пережить этот день, он попросил Чатурведи почитать ему вторую главу из «Гиты». Там есть строфа, в которой описываются качества ститхапраджны – человека, утвердившегося в знании. Гандиджи сказал: «Бангалори, сегодняшний день – испытание для твоего Бапу[15]15
  Бапу («отец») – так называл Махатму Ганди народ.


[Закрыть]. Посмотрим, смогу ли я сохранить беспристрастие сегодня. Моя спутница на протяжении шестидесяти с лишним лет, моя жена покидает свое тело. Я всегда навязывал ей свою волю, но она выбрала остаться со мной до последнего вздоха. Она настоящая святая». Он сделал это признание в последний момент жизни Кастурбы.

Был случай, когда пандит Чатурведи ехал в поезде с Ганди в Дарджилинг. Пассажирский вагон отцепился и покатился назад, под уклон. В этот момент, когда жизни пассажиров оказались в смертельной опасности, Ганди попросил его начать писать кому-то письмо об этом происшествии. Чатурведи, явно ошарашенный, колко заметил: «Если мы не выживем, его никто не прочтет». Гандиджи ответил: «А если выживем, то это время будет потеряно, если мы не начнем его писать». Чатурведи рассказывал много подобных памятных историй о Махатме, которыми мой брат, в свою очередь, сейчас делится со всеми нами.

Во время раздела Британской Индии в августе 1947 года Ганди глубоко страдал, теряя веру во всех своих близких советников. Когда он узнал, что мусульмане и индуисты массово истребляют друг друга, он отказывался в это верить. Чтобы получать информацию из первых рук, он отправил Чатурведи в Лахор. По приезде в город пандит увидел, что индуистов здесь пытают и убивают. На него самого напали, несколько раз ударили ножом и закопали по шею в песок, но, к счастью, его спасли военные. Когда он рассказал о ситуации Ганди, Махатма отказывался ему верить, говоря, что пандит судит предвзято, потому что сам является индуистом. Чатурведи был глубоко обижен тем, что Ганди потерял веру в него. В подавленном состоянии он вернулся в Бангалор. Спустя три дня, тридцатого января 1948 года, Ганди убили. Пандит рассказывал эту историю, отмечая с сожалением, что у него такое чувство, будто он предал Гандиджи в его последние дни.

Формально Чатурведи никого не брал в ученики, пока не появился мой брат. Пандит увидел интерес маленького Рави к Ведам и начал передавать ему свои знания. Проведение пуджи всегда было любимым занятием моего брата. Именно этот момент позволил Бангалори разглядеть в нем любовь к Ведам и тяготение к бесформенному непроявленному божественному.

У нас дома была маленькая скульптура Махатмы Ганди. Однажды мой брат спросил Питаджи: «Где сейчас Гандиджи?» Питаджи ответил: «Он стал одним целым с Богом». Тогда Рави сказал: «Если Гандиджи – одно целое с Богом, он заслуживает цветов так же, как и другие божества, правда ведь?» И мой брат положил несколько цветов к скульптуре Ганди. Потом он захотел поместить ее среди статуэток божеств. «Хочешь знать, почему ты должен стоять здесь? Питаджи сказал, что ты одно целое с Богом!» – сказал Рави скульптуре. Статуэтка была довольно тяжелой, и он попросил меня помочь переставить ее. Но когда мы начали ее двигать, посох Ганди сломался. Мы поставили скульптуру перед божествами. С улыбкой маленький Рави сказал Гандиджи: «Твой посох все равно был непрочным. Но не волнуйся, я дам тебе крепкий». Когда кто-то из взрослых спросил, что делает скульптура Ганди перед божествами, он ответил: «Тот, кто достиг Бога, равен Богу».

3 / Жемчужины на берегах времени

Я всегда любила море. Оно напоминает мне о бесконечности, о бескрайнем пространстве. Каждая волна является частью океана, но в то же время отчетливо выделяется на его поверхности. Поднимаясь, она осознаёт себя волной, а опадая, вновь сливается с океаном. Так и наша жизнь – она возникла в виде данной формы, но в то же время является неотъемлемой частью божественного.

В детстве мой брат очень интересовался нашей древней культурой. Он хотел знать подробности обо всех богах, ритуалах и их значении. Он впитывал все объяснения и позже делился ими со мной. Его простые прямодушные рассказы пробуждали мой интерес. Я по натуре любопытна и потому всегда задавала сотни вопросов в поисках логических ответов. Меня было не так уж просто в чем-то убедить, но когда говорил Рави, я всегда соглашалась с его доводами. У нас дома была небольшая библиотека с «абонементом». Мы создали картотеку и вели учет, когда соседские ребята брали книги. Таким образом Питаджи побуждал детей читать и узнавать больше о нашей стране, ее людях и традициях.

Питаджи рассказывал нам истории о разных святых, и потом мы весело проводили время, разыгрывая их. В нашей библиотеке мы собирали сведения об этих святых, и Рави делал наброски персонажей и расписывал диалоги. Мы устраивали спектакли на террасе нашего дома в Джаянагаре, пока внизу взрослые пытались вздремнуть после обеда. Мама недовольно жаловалась: «Мы отправили вас наверх, чтобы в доме стало потише, но из-за шума на террасе не смогли сомкнуть глаз! Что вы там вытворяли?»

Жара нисколько нас не беспокоила. Мы брали для костюмов полотенца, которые сушились на веревке. Брат наряжался в Будду, а я и наши друзья из соседних домов ходили вокруг него и пели: «Буддам шаранам гачами». При этом мы хихикали так, что даже «Будде» было трудно сдержать смех. Или, бывало, он обматывал голову оранжевым полотенцем и держал посох, подражая Ади Шанкаре. А мы ходили за ним и пели: «Хара хара Шанкара, джая джая Шанкара». Я шла к «Шанкаре» в поисках гнаны (знания), но все, что я получала, – это мягкий удар палкой по голове. Эти маленькие представления были очень веселыми, и мы узнавали очень много нового о разных святых. Рави помнил дату рождения каждого из них и устраивал особые праздники по таким дням. Даже сейчас эта традиция продолжается – он празднует чей-то день рождения каждый день в году! Мы также разыгрывали жизнь королей и королев, богов и богинь. Мы с огромной радостью носили костюмы, заботливо сшитые тетей Васантой. Она всегда с удовольствием наряжала нас, а потом восхищалась собственной изобретательностью. Нам с Рави нравилось играть разные роли, так что мы оставались в образах наших персонажей еще долгое время после представления, иногда хохоча над собственным актерским искусством. Однажды в возрасте около восьми лет Рави поставил танец под одну народную песню на каннада[16]16
  Каннада – язык жителей штата Карнатака.


[Закрыть], и мы с другими детьми вдесятером танцевали в доме учительницы Тангаммы. Наш номер был частью праздничной программы в честь Ганди джаянти – дня рождения Ганди. В песне были строки: «Когда Бог поместил воду в закрытую раковину и превратил ее в идеально круглую жемчужину…» В то время я не понимала значения этих слов, мне просто нравилось исполнять танцевальные па. Но мой брат обладал особым зрением – он замечал и превозносил маленькие чудеса вокруг нас. В «Йога-сутрах» говорится: «Изумление предшествует йоге». У нас тогда было замечательное время, и, оглядываясь в прошлое, я не могу не изумляться снова и снова.

Мы смеялись, делая что-то, что нам нравилось. Но, что важнее, мы смеялись, даже когда приходилось делать то, что было нам не по вкусу, – например, пить касторку. Это стало воскресным ритуалом. Питаджи с ложкой вязкой жидкости, предназначенной для прочистки наших желудков, притворялся, будто ищет нас. Мы бегали вокруг дома и в конце концов прятались под кровать. Питаджи громко всех спрашивал: «Вы не видели детей?» Обычно я начинала хихикать, и Питаджи находил нас. «Это все из-за твоего смеха, – ворчал на меня брат. – Я тебе говорил, сиди тихо». Под воздействием звучного, но приятного голоса Питаджи лекарство все-таки попадало в наши рты. Наш отец никогда ни к чему нас не принуждал, он все делал в мягкой и приятной манере. То были особые касторочные дни!

Но касторка была не единственным, что мы глотали по одной ложке. В наш дом в любое время могли приехать гости – это было обычным делом. Поэтому Амма запасала для экстренных случаев кое-какие продукты, например растворимое сухое молоко, и никому не позволялось их брать. Хотя мы с Рави любили сухое молоко, нам давали только свежее. Поэтому, когда Амма ложилась вздремнуть после обеда, мы обшаривали кухню в поисках жестяной банки с молочным порошком. Но Амма была на шаг впереди нас и прятала ее на самых высоких полках, куда наши руки не дотягивались. Она знала, что у нас на уме, как бы мы ни пытались это скрывать. Мы разговаривали друг с другом на языке жестов и хихикали, придумывая хитроумные планы. Амма изображала неведение и позволяла нам получать удовольствие от наших секретных игр. Но стоило только нам вскарабкаться наверх и найти заветную жестяную банку, и Амма появлялась на кухне, как по волшебству. Мы упрашивали ее, но тщетно. Она без обиняков выдворяла нас из кухни со словами: «Вредно для здоровья». Аттхайамма вступалась за нас: «Дай им всего по одной ложечке. Ничего же не случится!» После этого Амма не могла отказать, и в результате начиналось их молчаливое противостояние со свекровью. Хотя Амма уважала ее, она не любила проигрывать в споре. Так или иначе, мы обычно получали то, что хотели. Разные мелочи могли приводить к определенным трениям между свекровью и невесткой. Но Рави говорил Аттхайамме, что Амма очень хвалила ее, и то же самое он говорил Амме об Аттхайамме, тем самым помогая сгладить между ними возможные разногласия.

Я вспомнила те дни, посмотрев сегодня утром в Калифорнии на жестяную банку сухого молока Nestle, припасенную для чаепития. Вот я сижу, созерцая океан, и пью маленькими глотками чай. Вкусы и приоритеты меняются. Теперь я могу съесть хоть целую банку сухого молока, когда мне захочется, но у меня больше нет такого желания. Жизнь так же бурна и переменчива, как эти волны. Но все же кое-что остается неизменным.

Моя связь с морем зародилась во время священного омовения в городе Рамешварам. Отец, сказав, что сегодня благоприятный день, окунул меня в море. Я хватала ртом воздух, но знала, что в руках отца я в безопасности. Он смотрел на меня с ободряющей улыбкой, как бы говорящей, что все будет хорошо, и я улыбнулась в ответ. До сих пор я помню тот день. Мне было, наверное, два с половиной года, и, конечно, Рави был с нами. Отец и его окунул в море.

Рамешварам, Каши, Мадурай Минакши… Питаджи брал нас с собой в древние великие храмы, когда нам не исполнилось и четырех-пяти лет. Архитектура и пышность этих храмов внушала нам трепет. Пока Рави молился в святилище, я разглядывала драгоценности, которыми был украшен храм. Рассматривая с головы до ног разряженную Минакши, я сделала вывод, что она могла выдержать вес стольких украшений только потому, что она богиня. Рави очень нравилась Минакши в этой форме еще с раннего детства, когда он едва научился разговаривать. Нежно держа в маленьких ладошках крохотную статуэтку богини, он говорил «Мичини» в попытке выговорить «Минакши». Подобным образом «Пиллаяр», тамильское имя Ганеши, превратилось в «Пурару». Каждый год во время праздника Ганеша Чатурти, который выпадает на август – сентябрь, в дом приносили глиняную статуэтку Ганеши для поклонения. Как только пуджа завершалась, статуэтку погружали в воду. Однажды мой брат, которому к тому времени исполнилось четыре года, взял после пуджи украшенную цветами скульптуру Ганеши, положил в корзину и поставил себе на колени. Он держал ее с большой любовью и не хотел с ней расставаться. Он умолял Амму позволить ему оставить его «Пурару». Амма, хоть и была тронута привязанностью ребенка к фигурке, стремилась соблюсти традицию. Но было непросто объяснить, почему необходим этот ритуал. Она сказала Рави, что «Пурару» придет обратно через год, если только он отпустит его сейчас. Позже Гурудев объяснил: хотя божественное живет внутри нас, природа нашего ума такова, что ему требуется внешняя форма для выражения своих чувств. Мы исходим из идеи, что божественное является частью статуэтки, идола, и предлагаем ему цветы, фрукты, благовония и прасад[17]17
  Прасад – в индуизме пища, предложенная божеству (мурти) в храме или дома и распространяемая после этого среди верующих как духовный и священный дар.


[Закрыть] в качестве благодарности. Как только пуджа завершается, мы приглашаем божественное обратно в наше сердце, и идол больше не требуется. Вне сомнения, наше сердце – лучшее место для божественного!

Рави собрал коллекцию из пяти или шести статуэток богов и богинь. Это были его любимые игрушки.

Во внешних галереях больших храмов Южной Индии размещались маленькие лавки, торгующие типичными храмовыми товарами: книгами со шлоками[18]18
  Шлока – главный стихотворный размер духовных произведений на санскрите в виде двустиший.


[Закрыть], благовониями, цветами, принадлежностями для пуджи и статуэтками. Когда мы приехали в храм Кумбешвара в городе Кумбаконам, маленькому Рави в одной лавке приглянулась изящная латунная статуя Натараджи, и он захотел взять ее домой. Она была довольно большой, и Амма с Питаджи не знали, как отговорить семилетнего сына от этой идеи. К счастью, Рави увидел такую же статуэтку меньшего размера, которую родители решили купить. Дома мы осторожно поместили все наши фигурки богов и богинь в их чаши, украсили сандаловой пастой и цветами и опустили в кухонный бак, всегда наполненный водой. В храмах проводится церемония теппам, в ходе которой статуи божеств украшаются и спускаются на лодочках в храмовый пруд. Мы устроили свой маленький «теппам» в нашем домашнем «пруду» в Папанасаме, и вся семья любовалась этим милым ритуалом.

Дни, которые я проводила с Рави, были поистине драгоценными. Пруды, озера и моря состоят из воды, но все же они разные. Когда мы становимся старше, все как будто бы остается прежним, но качество нашего сознания претерпевает колоссальные изменения. В детстве мы часто ходили на морской пляж в Ченнае, ели традиционную местную еду – вареный горошек с кусочками кокоса и свежего манго, и окунали стопы в морские волны. С годами я стала смотреть на море иначе. Теперь я наслаждаюсь восхитительным спокойствием, наблюдая за волнами. Так много волн – маленькие, большие, легкие, бушующие… Совсем как мысли в голове. Иногда они приходят приливной волной, а когда стихают – это как медитация, возвращение к источнику. Что за жизнь подарил мне Мастер! Я изумляюсь своей счастливой судьбе. Мастер подобен величественному морю: внешне спокоен и вместе с тем полон энергии.

Однажды мой брат из озорства положил в портфель Питаджи игрушки вместо документов. Хотя он хихикал после совершенной шалости, никто не заподозрил неладное. Когда Питаджи открыл портфель в конференц-зале на работе, из него посыпались игрушки! Вечером он пришел домой, широко улыбаясь, и рассказал семье, как маленький Рави своей шалостью оживил атмосферу всего офиса. Думая об этом, я удивляюсь тому, что Питаджи тогда нисколько не рассердился. Он даже потворствовал нашему озорству.

Я с теплом вспоминаю о том, что сближало нас с Питаджи прежде всего, – о его притчах. В раннем детстве Рави часто влезал Питаджи на плечо и просил: «Аппа, расскажи сказку». Я забиралась отцу на другое плечо. Питаджи рассказал нам, наверное, сотни притч. Гурудев всегда их помнил. Спустя годы, когда Питаджи несколько раз путешествовал с ним, Гурудев просил его снова рассказать их нам. Питаджи рассказывал какую-нибудь притчу из писаний, а Гурудев открывал нам ее глубокий непреходящий смысл.

Притчами можно было легко поднять мое настроение. Во время цветения жасмина наша тетя, Васанта-аттаи, часто украшала мои длинные волосы цветами. Я ждала, когда отец вернется с работы и окружит меня любовью. Он всегда расхваливал меня до небес, и я чувствовала себя значимой и счастливой. Иногда он приходил поздно, и я, не дождавшись его, уже спала, вся в цветах. На другой день я ходила с кислой физиономией, но он мгновенно вызывал у меня улыбку, просто рассказывая истории о королях и королевах. Танцы, сценки, рисование, изготовление кукол, игра на вине, пение – у нас было так много дел, что мы весь день были чем-то заняты.

Васанта-аттаи была нашим первым учителем музыки. Она усаживала нас перед собой и просила повторить мелодию, которую она пропела. Когда она пела ноты «са ре га ма па да ни са…»[19]19
  Ноты в индийской музыке, аналог звукоряда в западной музыке.


[Закрыть], мы, удивляясь, глазели на ее рот, откуда вылетали эти звуки. Мой брат интересовался больше происхождением звуков, чем нотами. Уже с четырех-пяти лет Васанта-аттаи иногда брала его на музыкальные концерты, но он часто засыпал у нее на коленях к середине концерта. То же самое случалось, когда Питаджи приводил нас на богословские дискуссии с теологами, приезжавшими в город. Мы были единственными детьми на этих собраниях. Несколько минут такой дискуссии – и мы уже спали! Питаджи придерживался мнения, что впитывать вибрации таких мест полезно для нас – неважно, спим мы или нет. Сегодня я вижу много детей на сатсангах. Отрадно наблюдать, как новое поколение растет в атмосфере знания и медитации.

В детстве нищие представляли для нас загадку. Маленький Рави однажды спросил Амму: «Почему они попрошайничают?» «Потому что они нищие», – ответила Амма. «Но почему они нищие?» – настойчиво продолжал мой брат. В беседу включился Питаджи: «Бог создал их нищими». «Я попрошу Бога не создавать нищих», – сказал маленький Рави. Питаджи часто вспоминал этот разговор. «Какое зрелое намерение чуткого сердца», – говорил он с теплотой.

Заботливое отношение и чуткость моего брата распространялись на всё и вся, будь то люди, животные или растения. Он легко мог подружиться с животными и любил собак, кошек, слонов… Это продолжилось и во взрослом возрасте. Как он играет со слоном Махешварой, постоянным жителем бангалорского ашрама! Их отношения удивительны. Такое удовольствие – наблюдать за эмоциями Гурудева! Когда мы были маленькими, отец часто брал нас в большие храмы, при которых жили слоны. Мой брат всегда хотел потрогать слонов, а я готова была завизжать при одной мысли об этом. И все равно отец обеспечивал мне слоновье благословение (прикосновением!). Он знал, что в противном случае я потом буду нудить. Что бы мой брат ни делал, я должна была сделать то же самое. Такое сильное дружеское единение… Но это точно не было конкуренцией. Я не знала ни определения этого слова, ни чувства, которое оно описывает, особенно когда дело касалось брата. Ничего подобного детскому соперничеству. Мы никогда не слышали об этом понятии и не сталкивались с ним.

Однажды, когда Рави было около восьми лет, он пришел из школы и сразу же побежал в кладовую. Он что-то прятал. Сгорая от любопытства, я пошла за ним. Мама тут же поняла, что здесь что-то неладно – ведь он никогда от нее ничего не прятал. Она спросила нас, что мы такое замышляем. Рави посмотрел на нее невинными глазами, пытаясь придать лицу бесстрастное выражение. Ей было любопытно, но она погрузилась в свои бесконечные домашние дела и до поры оставила нас в покое. Через какое-то время из школьной сумки брата показались маленькие пушистые уши и светящиеся глаза, за которыми последовало тоненькое «мяу». Это был крошечный котенок. Спрятавшийся среди учебников, он выглядел умилительно. Прежде чем Амма успела напустить на себя суровый вид, в ее глазах на мгновение загорелась искорка. Но этого мгновения нам обоим было достаточно, и мы так или иначе убедили ее оставить котенка в доме. Мы воодушевленно кормили его из пипетки, и вполне возможно, даже перекормили! Мы часто смотрели на него, проверяя, спит он или нет. Наступила ночь, и, как только котенка оставили в покое, он начал сильно шуметь. Мы периодически просыпались, что раздражало Амму. Конечно, ей надо было отдохнуть, ведь она весь день работала.

Первое, что мы сделали на следующее утро, – пошли искать маму котенка. К счастью, она была недалеко – возможно, как раз это ночное мяуканье и помогло ей найти своего малыша. Но мы скучали по нему весь день. Я бегала по дому и мяукала, изображая котенка, а Рави хохотал над моим неумелым подражанием. Но я, по крайней мере, радовалась, что рассмешила его. Он был единственным, кто всегда вызывал у меня улыбку.

Что ж, то был наш первый котенок, а сейчас у нас в ашраме их много, особенно из потомства Шанкари. У нас живут пять поколений кошек, и выглядят они одинаково. Шанкари всегда возникает из ниоткуда и, когда Гурудев садится обедать, мяуканьем дает о себе знать. Гурудев дает ей немного риса с йогуртом, который она с удовольствием ест. И после этого она исчезает. Ее нигде не видно, когда Гурудев уезжает в турне. Это так странно!

В детстве мы часто сооружали из спичечных коробков домики для бабочек, гусениц, лягушек и червяков. Но, будучи любопытным созданием, я постоянно заглядывала в домики, чтобы проверить, там они еще или нет, и при этом выпускала их. После обычного дня открытий, приключений и игр мы не шли отдыхать, а ждали Питаджи и его притчи. Он поощрял нас придумывать собственные истории. Однажды я рассказала сказку о прекрасной королеве, которая мыла посуду. Брат посмеялся надо мной: «Как может королева мыть посуду?» Мы поспорили на эту тему, и он, конечно, победил в споре. Но я была рада проиграть ему. Позже Гурудев воплотил мою сказку в реальность. Наша готовность делиться и помогать другим называется «сева». Все, кто приезжает в ашрам на «Продолженный курс», участвуют в севе, вне зависимости от своего социального положения. Чтобы наша радость возрастала, мы должны делиться ею с другими. Для духовного роста необходимо отдавать. Гурудев говорит, что лучшая сева – это помогать кому-то понять вечную природу жизни.

Однажды маленький Рави узнал, что люди стареют, а затем умирают. Так как Аттхайамма была старшей в семье, он решил, что она умрет первой. Он был к ней очень привязан, и мысль о ее возможной смерти его очень тревожила. Он поселился в ее комнате и, когда она спала, часто просыпался посмотреть, дышит ли она. Смотрел, движется ли ее живот вверх и вниз, и радовался, когда она громко храпела. Когда она переставала храпеть, он ее будил. Так проходили часы, пока около четырех утра он не проваливался в сон. После этого он часто засыпал днем. Рави представлял, как бабушка проснется от его прикосновения, когда ей придет время умереть. Это продолжалось много месяцев. В конечном счете Аттхайамма ушла в мир иной. Это случилось во время школьных экзаменов, когда я училась в седьмом классе. Я помню, Рави не прикоснулся тогда к ней из страха, что она воскреснет.

Мы многому научились у Аттхайаммы. Если что-то из продуктов в доме заканчивалось, она говорила, например: «В доме полно сахара, и нам нужно еще немного прикупить в магазине». Она никогда не говорила, что чего-то нет или что-то закончилось. Она верила, что вокруг нас летают ангелы, которые говорят «Татасту!», что означает «Да будет так!». Она следила за тем, чтобы мы говорили только о хорошем. Иногда я приходила из школы раздраженная – в основном из-за чувства голода, потому что раздавала бульшую часть еды, которую мама клала мне в сумку. Аттхайамма говорила: «Пойди за тот угол, отдай там свою злость дэвате (божеству) и возвращайся». Вот таким образом мы, дети, учились справляться с гневом и негативными эмоциями. Это переживание избавления от негативных эмоций сейчас намного сильнее, когда мы выполняем «поклонение божествам» на программах «Искусства жизни». Каждая сторона света имеет «главенствующее» божество с характерными для него качествами. Например, гнев принадлежит божеству севера. Осознавая, что гнев не является нашей природой, мы можем отдать его божеству севера и почувствовать освобождение.

Аттхайамма никогда не делала различий между бедными и состоятельными людьми. Для нее не было разницы между нашими родственниками и родней наших домашних работников. Она принимала их как почетных гостей и подавала им бонду (шарики из теста с начинкой) и кесари бхаат (десерт из манки с шафраном). Никто из гостей не уходил из нашего дома, не съев чего-нибудь вкусненького. Аттхайамма говорила: «Пришел отец Шиварудраппы, принесите ему кесари бхаат» – и Амма или Васанта-аттаи быстро готовили блюда. Я никогда не слышала, чтобы Аттхайамма жаловалась. Она всегда улыбалась. Это была сильная женщина с потрясающим чувством юмора. Обладая плотным телосложением, она нередко теряла равновесие и падала, но после этого просто смеялась над собой и поднималась. Это было для меня удивительно. Чтобы, упав, посмеяться над собой, требуется большая сила. Если человек способен на такое, ничто не сотрет улыбку с его лица. Питаджи часто рассказывал, что маленький Рави, гуляя за руку с Аттхайаммой, говорил ей: «Бабушка, ты не упадешь. Я держу тебя за руку». А ему в то время было всего три года! Аттхайамма играла важную роль в нашей семье. Каждую пятницу она зажигала масляную лампаду и в течение часа, с шести до семи вечера, ждала богиню Лакшми, стоя в дверях нашего дома. Эта традиция продолжается до сих пор в виде Лакшми-пуджи, которая проводится по пятницам.

У нашей бабушки по материнской линии, паати, был ортодоксальный подход к жизни. Но когда дело касалось моего брата, она была открыта его взглядам и готова принять перемены, исходящие от него. В те дни действовала кастовая система, выступающая за изоляцию касты неприкасаемых. Некоторых людей не впускали в наш дом, если они не придерживались вегетарианства. Сваминатхан, смотритель рисовых полей, был одним из таких людей. Мой брат оспаривал этот подход, говоря, что в действительности нет разницы, какого происхождения человек. Когда ему было около семи лет, он, с целью переубедить бабушку, катался со Сваминатханом на велосипеде, шокируя консервативных соседей.

Дочь наших домашних работников в Бангалоре никогда не ходила в школу. Во многих подобных семьях давать образование девочкам не считалось необходимым. Но маленький Рави недоумевал по этому поводу: «Если Бану может ходить в школу, то почему она не может?» Я не помню, какие объяснения ему дали в то время, но, без сомнения, именно тогда зародилось мое стремление давать образование девочкам. К настоящему времени Гурудев основал более четырехсот бесплатных школ в самых бедных и труднодоступных районах Индии, чтобы обеспечить всесторонним образованием детей из неимущих семей. Свыше пятидесяти восьми тысяч детей учатся в этих школах, и более половины из них – девочки.