Текст книги "Повседневная жизнь в Северной Корее"
Автор книги: Барбара Демик
Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Когда комиссия вошла в класс, девочки чинно сидели за партами по двое и тихо ждали. Ми Ран была в школьной форме и кедах. Члены комиссии ходили меж длинными рядами парт, время от времени останавливаясь и приглядываясь.
«Встань», – приказал один из них, подойдя к парте Ми Ран. Ей подали знак пройти в учительскую. Когда она туда вошла, там уже ждали четыре другие девочки. Члены комиссии пролистали личное дело Ми Ран, измерили ее рост – 160 см (Ми Ран была одной из самых высоких в классе). Девочку забросали вопросами. Как она учится? Какой у нее любимый предмет? Здорова ли она? Не жалуется ли на какое-либо недомогание? Ми Ран отвечала спокойно и, как ей казалось, правильно.
Больше ее не вызывали. Не то чтобы она хотела расстаться с семьей, но отказ всегда ранит самолюбие.
К этому времени детям стало ясно: в прошлом их семьи есть какой-то изъян. Они начали подозревать, что раз у отца нет родственников на севере, то он, наверное, пришел с юга. Только вот при каких обстоятельствах? Должно быть, он убежденный коммунист, героически вставший на сторону армии Ким Ир Сена. Но однажды брат Ми Ран добился правды. Сок Чу несколько месяцев готовился к вступительным экзаменам в педагогическое училище и прекрасно знал ответы на все вопросы, поэтому, когда ему сказали, что он не прошел, он гневно потребовал объяснений.
Правда ошеломила его. Детям сызмальства навязывалась официальная версия новейшей истории. Американцы считались воплощением зла, а южнокорейцы – их никчемными приспешниками. Ученики школ тщательно рассматривали фотографии северокорейских городов, подвергнутых массированным бомбардировкам со стороны США. Ребята читали о том, как американские и южнокорейские солдаты, ухмыляясь, вонзали штыки в тела беззащитных мирных жителей. Школьные учебники изобиловали описаниями зверств врагов, которые сжигали, давили, резали, расстреливали и отравляли невинных людей. Поэтому Сок Чу был так поражен, узнав, что его собственный отец воевал на стороне янки. Впервые в жизни парень напился. Он убежал из дома и две недели жил у приятеля, пока тот не убедил его вернуться к родителям.
«Он все-таки твой отец», – сказал друг. Этот аргумент подействовал. Как любой корейский мальчик, тем более единственный сын, Сок Чу знал, что должен чтить родителей. Парень вернулся домой и упал на колени, умоляя о прощении. Первый раз в жизни он увидел, как отец плачет.
Детям очень долго не открывалась правда об отце, и узнали они ее последними, когда соседи давно уже сплетничали о том, что Тхэ У был солдатом в южнокорейской армии. Инминбан получил указание пристально следить за их семьей. Как только Чон Сан выяснил имя девочки, которую встретил возле кинотеатра, ему стали известны и слухи о неблагонадежности ее отца. Молодой человек прекрасно понимал, что связь с такой семьей ставит под угрозу его карьерные планы. Он не был трусом, но, как и другие северокорейцы, воспитывался в духе конфуцианства и верил, что пришел на этот свет для того, чтобы исполнять желания отца, а тот хотел видеть его студентом Пхеньянского университета. Для поступления туда требовались не только отличные оценки, но и безукоризненная характеристика. Малейшая неосторожность могла разрушить парню все планы, тем более что его семья тоже была не без проблем.
Отец и мать Чон Сана родились в Японии, где к концу Второй мировой войны жило около двух миллионов корейцев различного социального происхождения: люди из знатных семей, которые отправились туда учиться, те, кого принудительно вывезли на работу в военной промышленности, и те, кто просто приехал на заработки. Некоторым удалось разбогатеть, но все равно они оставались представителями национального меньшинства и к ним нередко относились с презрением. Они жаждали вернуться на родину. Но на какую родину? После раздела Кореи японские корейцы тоже разделись на два лагеря. Те, кто поддерживал КНДР, стали членами организации «Чхонрён» – Ассоциации корейских граждан в Японии.
Этим людям Северная Корея представлялась истинным отечеством, порвавшим с японским колониальным прошлым, в отличие от проамериканского правительства Ли Сын Мана, которое назначало на ответственные посты коллаборационистов.
До конца 1960-х годов экономика КНДР казалось более сильной, чем южнокорейская. Социалистическая пропаганда распространяла листовки с изображением розовощеких детей, играющих в полях, где только что сошедшие с конвейера тракторы собирали обильный урожай, и все это – в чудесной новой стране, которая расцветала под мудрым руководством Ким Ир Сена. Сегодня такие плакаты представляются нам социалистическим китчем, но тогда им многие верили.
Этому обману поддались более 80 000 человек, в том числе дедушка и бабушка Чон Сана. Его дед по отцу был членом Японской коммунистической партии и даже сидел в тюрьме за свои левые взгляды. Будучи человеком старым и больным, он посчитал себя малополезным для строящейся страны, поэтому послал туда своего старшего сына. Отец Чон Сана прибыл в «дивный новый мир» в 1962 году, после того как почти сутки плыл на пароме через Японское море. Он был инженером и получил работу на заводе рядом с Чхонджином, где его знания оказались востребованными. Спустя несколько лет ему встретилась элегантная молодая женщина, которая прибыла со своими родителями из Японии примерно в то же время, что и он. Отец Чон Сана был умен и образован, хотя и непривлекателен внешне (сутулый, с изрытым оспой лицом). В семье шутили, что он выглядит, как пират, зато говорит, как поэт. Он ухаживал за грациозной красавицей мягко, но настойчиво, пока она не приняла его предложение.
Родители Чон Сана смогли сохранить свои сбережения и зажили лучше большинства северокорейцев. Они получили по блату отдельный дом, что считалось тогда большой роскошью, поскольку это позволяло выращивать овощи в собственном огороде. Вообще-то до 1990-х годов гражданам КНДР не разрешалось обрабатывать личные участки. В доме было пять шифоньеров, набитых качественной японской одеждой и одеялами. Северокорейцы спят, как это принято в Азии, на циновках: их расстилают на полу, а утром сворачивают и убирают в шкафы, количество которых в ту пору служило мерилом благосостояния. Те, у кого пять шифоньеров, считались богачами. Электроприборов у родителей Чон Сана тоже имелось больше, чем у кого-либо из соседей: вентилятор, телевизор, швейная машинка, магнитофон, фотоаппарат и даже холодильник – многим северокорейцам там и хранить-то было нечего.
И уж совсем необычно выглядело то, что у Чон Сана жила лохматая белая собачка корейской породы пунгсан (нечто наподобие шпица). В Северной Корее собак разводили на фермах, чтобы варить из них заправленное специями рагу босинтан, а держать их дома было не принято. Ведь питомца надо кормить, а еды и людям с трудом хватало.
Корейцы, приехавшие из Японии, жили обособленно. У них было характерное произношение, женились они обычно друг на друге. И хотя по японским меркам они не могли называться обеспеченными, в Северной Корее их считали богачами. Эти люди прибыли в новую страну в кожаных ботинках и добротных шерстяных свитерах, в то время как северокорейцы носили тряпичную обувь и одежду из дешевой синтетики. Японские корейцы получали от родственников иены, на которые покупали электроприборы в специальных валютных магазинах. Некоторые даже привезли с собой автомобили, которые вскоре вышли из строя из-за отсутствия запасных частей и в конце концов были переданы корейскому государству. В течение многих лет после переезда в КНДР к японским корейцам на пароме, зафрахтованном Ассоциацией корейских граждан в Японии, регулярно приплывали родственники с деньгами и подарками. Эти визиты поощрялись, поскольку обеспечивали приток валюты, часть которой государство присваивало себе.
Несмотря на свою относительную обеспеченность, японские корейцы оказались на нижних ступенях официальной иерархии. Убежденных коммунистов, оставивших благополучную жизнь в Японии, причислили к классовым врагам. Государство не доверяло беспартийным гражданам, у которых водились деньги. Японские корейцы были единственными, кому в КНДР разрешалось поддерживать связи с заграницей, а это само по себе делало их неблагонадежными в глазах власти. Ведь эта власть держалась благодаря тому, что полностью изолировала граждан от внешнего мира.
У репатриантов из Японии идеализм быстро улетучился. Некоторые из тех, что приплыли в Северную Корею в числе первых, писали оставшимся дома родственникам, отговаривая их от переезда. Но письма перехватывались и уничтожались. На вновь обретенной родине многие из японских корейцев, включая видных деятелей Ассоциации корейских граждан в Японии, пали жертвами «чисток» в начале 1970-х годов: руководителей этой организации расстреляли, а семьи отправили в лагеря.
Однажды Чон Сан подслушал разговор родителей о том, что происходило вокруг. За людьми приходили без предупреждения. Ночью к дому подъезжал грузовик, на сборы давали час или два. Чон Сан жил в постоянном страхе, который коренился так глубоко, что его трудно было выразить. Инстинктивно молодой человек понимал, что надо следить за каждым своим словом.
Еще он старался не вызывать зависти окружающих. Он носил толстые шерстяные носки японского производства, которые прятал под длинными брюками, чтобы никто не заметил (ведь у большинства детей носков не имелось). Впоследствии он сам говорил, что был похож на чуткого зверя с большими ушами, всегда настороженными на случай приближения хищника.
Несмотря на свои теплые свитера, электроприборы и одеяла, семья Чон Сана жила ничуть не спокойнее, чем семья Ми Ран. С годами мать мальчика, которая приехала из Японии красивой девушкой, пользующейся популярностью у молодых людей, стала тосковать о потерянной молодости. После рождения четырех детей она так и не восстановила свое здоровье. Отец Чон Сана по вечерам курил, тяжело вздыхая. Их не могли подслушать (одним из преимуществ отдельного дома была некоторая степень уединения), но они все равно предпочитали молчать. У них не хватало духу признаться, что они мечтают покинуть социалистический рай и вернуться в капиталистическую Японию.
Над домом довлела постоянно обострявшаяся невысказанная горечь: осознание ужасной ошибки, которую родители Чон Сана совершили, переехав в Северную Корею. Поскольку вернуться в Японию не представлялось возможным, им пришлось приспосабливаться к новой обстановке. Помочь семье можно было только одним способом: попытаться использовать систему себе во благо и продвинуться по общественной лестнице. Все надежды возлагались на Чон Сана. Если бы ему удалось поступить в Пхеньянский университет, со временем его бы, пожалуй, приняли в Трудовую партию, и тогда семье простили бы буржуазное прошлое. Под бременем ответственности перед родными Чон Сан стал робким и нерешительным. Он мечтал о девушке, которую увидел в кино, постоянно раздумывал о том, стоит ли завязать с ней дружбу, но, в конце концов, так ничего и не предпринял.
Глава 3
Правоверная
Корабль Вооруженных сил США «Миссури», обстреливающий Чхонджин. Октябрь 1950 года
Чхонджин – место с плохой репутацией, неудобное для жизни даже по северокорейским стандартам. Этот город с полумиллионным населением вклинился между гранитными спинами гор, то поднимающихся зигзагами вверх, то спускающихся к воде, и Японским морем, которое корейцы называют Восточным. Прибрежная полоса своей суровой красотой напоминает пейзажи штата Мэн. Сверкающие воды глубоки и холодны, но рыбная ловля здесь возможна только при наличии прочной лодки. На обдуваемых ветрами горах мало что растет, и зимние температуры опускаются до –40 ºС. Только в низинах вдоль берега можно выращивать рис – главный продукт питания, без которого корейцы не представляют себе жизни. На протяжении веков признаком жизненного успеха в этой стране, да и вообще в Азии, была приближенность к источнику власти. Люди всегда стремились переехать из деревни в город, поближе к императорскому дворцу. Чхонджин расположен почти на самом краешке карты Кореи – ближе к Владивостоку, чем к Пхеньяну. Даже сегодня 400 км, отделяющих Чхонджин от столицы КНДР, можно преодолеть только за три дня, двигаясь по разбитым горным дорогам с крутыми опасными поворотами.
Во времена правления династии Чосон, когда центр государства находился еще дальше, на месте нынешнего Сеула, чиновники, навлекшие на себя гнев императора, высылались в этот далекий северный край. Потому-то, видимо, и считается, что здешние жители – носители мятежных генов, самые упрямые и непокорные во всей Корее.
До XII века провинция Северный Хамгён, простирающаяся до реки Туманган – границы с Китаем и Россией, – была мало населена и не играла существенной роли в экономике страны. На протяжении веков людей здесь жило меньше, чем тигров, которыми корейские народные сказки до сих пор пугают маленьких детей. Но теперь тигры перевелись. Все изменилось в годы японской экспансии. Провинция Северный Хамгён лежала на пути японцев к Маньчжурии, которую они оккупировали в преддверии Второй мировой войны. Японии, жаждавшей завладеть большими залежами угля и железа вокруг Мусана, нужно было найти способ доставки трофеев с оккупированного полуострова. Маленькая рыбацкая деревушка Чхонджин, которая получила свое название от китайских иероглифов, означающих «переправа через чистую реку», превратилась в морской порт, способный отправлять 3 млн тонн грузов ежегодно. В годы оккупации (1910–1945) японцы построили в Чхонджинском порту сталелитейный завод. Южнее вырос Нанам – четко распланированный город с улицами, проложенными перпендикулярно друг другу, и большими современными зданиями. Здесь была расквартирована 19-я пехотная дивизия японской императорской армии, принимавшая участие во вторжении в Восточный Китай. Южнее японцы буквально на пустом месте построили другой приморский город – Хамхын, где сосредоточились крупные химические заводы, производившие все – от пороха до удобрений.
Коммунисты, пришедшие к власти в 1950-е годы, национализировали и восстановили предприятия, разрушенные во время войн. Чхонджинский сталелитейный завод, ранее принадлежавший японской компании Nippon, получил имя Ким Чхэка[3]3
Ким Чхэк (Ким Чак) (1903–1951) – корейский политик и военачальник, соратник Ким Ир Сена. В годы японской оккупации видный деятель партизанского движения. Во время Корейской войны член Военного комитета КНДР и командующий фронтом. В его честь переименован город Сонджин.
[Закрыть] и стал крупнейшим в КНДР. Промышленную мощь северо-востока Ким Ир Сен считал блестящим примером своих экономических достижений. До сих пор жители Чхонджина почти не знают истории своего города: он кажется лишенным прошлого, потому что корейские власти не желают быть хоть чем-то обязанными Японии. При социализме вместе с количеством жителей стал расти и престиж Чхонджина. К 70-м годам XX века этот город с 900-тысячным населением был вторым по величине в стране. (Правда, с тех пор, по некоторым данным, число жителей уменьшилось до 500 000, и Чхонджин уступил второе место Хамхыну.)
Чхонджин, «город железа», как его называли когда-то, бурно развивался и имел важное стратегическое значение благодаря своим металлообрабатывающим заводам. Местные предприятия выпускали часы, телевизоры, синтетическое волокно, фармацевтическую продукцию, станкостроительное оборудование, тракторы, плуги, листовое железо и боевую технику. Крабы, кальмары и другие морепродукты, выловленные в местных водах, экспортировались в другие страны. Порт был превращен в кораблестроительные верфи. Японские военные базы, расположенные вдоль берега, были приспособлены под установки для ракет, нацеленных на Японию. А окружающие деревни оставались местом ссылки для врагов и колеблющихся, таких как отец Ми Ран. Их размещали в шахтерских поселках. Тем не менее промышленный центр такого масштаба не мог быть населен только неблагонадежными: для того чтобы город оставался верным линии партии, нужны были преданные представители передового класса. В Чхонджине сформировалась своя правящая элита. Эти люди жили неподалеку от ссыльных, хотя и не бок о бок с ними. В результате взаимодействия этих полярных групп чхонджинское общество развивалось довольно своеобразно.
Сон Хи Сок была одной из правоверных. Фабричная работница, мать четверых детей, она являла собой образцовый пример северокорейской женщины. Будучи ярой сторонницей социализма, Хи Сок выкрикивала лозунги Ким Ир Сена без тени сомнения. Госпожа Сон, как она будет называть себя позднее (женщины Северной Кореи, выходя замуж, не меняют фамилию), с таким увлечением служила режиму, что ее легко было вообразить героиней какого-нибудь пропагандистского фильма. В юности она выглядела точно так, как и должна была выглядеть идеальная гражданка КНДР. Именно такой типаж предпочитали режиссеры киностудии Ким Чен Ира: Хи Сок была круглолицей и поэтому казалась сытой, даже когда голодала, а губки бантиком как будто бы улыбались, даже когда она грустила. Нос кнопкой и блестящие серьезные глаза довершали образ женщины простой и открытой, искренне преданной социалистическим идеалам. Такой она, собственно, и была на самом деле.
Даже много лет спустя, когда существующий строй себя окончательно дискредитировал, Сон Хи Сок оставалась непоколебимо преданной ему. «Служение Ким Ир Сену и Родине было смыслом моего существования. Я никогда и не думала, что можно жить иначе», – сказала она мне при первой встрече.
Госпожа Сон родилась 15 августа 1945 года. Выросла она в Чхонджине, неподалеку от железнодорожной станции, где ее отец работал механиком. Когда началась Корейская война, чхонджинский вокзал стал основной мишенью для бомбежек: руководимые американцами войска ООН пытались разрушить идущие вдоль побережья линии связи и тылового обеспечения. Корабль Вооруженных сил США «Миссури» и другие военные корабли курсировали в водах Японского моря и обстреливали прибрежные города, в том числе Чхонджин. Американские военные самолеты ревели над головой, пугая детей. Иногда бомбардировщики летали так низко, что госпожа Хи Сок могла видеть пилотов. Днем мать госпожи Сон уводила своих шестерых детей в горы, чтобы уберечь от обстрела. С наступлением темноты они возвращались и ночевали в убежище, вырытом их соседями неподалеку от дома. Хи Сок тряслась под тонким одеялом, прижимаясь к маме, к братьям и сестрам. Однажды мать оставила детей одних, чтобы узнать о судьбе отца. Накануне ночью город сильно бомбили, и завод, производивший детали для нужд железной дороги, был разрушен. Мать госпожи Сон вернулась в слезах, упала на колени и опустила голову на землю. «Ваш отец убит», – со стоном сказала она собравшимся вокруг нее детям.
Смерть отца превратила Хи Сок в «дочь героя, погибшего за освобождение Родины». Семья даже получила соответствующее удостоверение. Госпожа Сон стала ненавидеть Америку, что вполне вписывалось в идеологию КНДР. Проведя юность в хаосе войны, она восторженно приняла порядок, диктуемый Трудовой партией. К тому же Хи Сок была достаточно бедна для того, чтобы считаться представителем угнетенного класса, который якобы представлял Ким Ир Сен. Девушку со столь безупречными анкетными данными, конечно же, ожидало удачное замужество. С будущим супругом ее познакомил один партийный работник. Чан По, жених, тоже был партийным: Хи Сок и помыслить не могла о том, чтобы выйти замуж не за коммуниста. Отец молодого человека прошел войну, прекрасно зарекомендовав себя в северокорейской разведке, а младший брат уже поступил на работу в Министерство государственной безопасности. Сам Чан По закончил Университет имени Ким Ир Сена и собирался делать карьеру в журналистике. Эта профессия была в КНДР очень престижной, так как пресса считалась рупором режима. «Тот, кто пишет в соответствии с линией партии, – герой», – утверждал Ким Чен Ир.
Чан По был крепкий парень, очень высокий для северокорейцев своего поколения. Госпожа Сон ростом едва достигала полутора метров и могла примоститься под его рукой, как маленькая птичка. Они хорошо подходили друг другу. Эта красивая политически благонадежная пара могла получить разрешение на проживание в Пхеньяне. (Столица была единственным городом, куда допускались иностранцы, поэтому государство старалось, чтобы пхеньянцы производили хорошее впечатление своим внешним видом и идеологической подкованностью.) Однако было решено, что молодая чета должна пополнить ряды партийного актива в Чхонджине, и они, воспользовавшись определенными привилегиями, поселились в лучшем районе города.
Несмотря на принятый в КНДР уравнительный принцип, жилплощадь распределялась в соответствии с классовым происхождением. Районы похуже располагались на юге, вблизи угольных и каолиновых шахт: там рабочий люд ютился в беленых приземистых домах-«гармошках». На севере все выглядело куда приличнее. Начиная с Нанама, стоящего на крупной магистрали, здания становятся выше: некоторые имеют до 18 этажей – последнее слово техники в то время, когда они строились. Архитекторы предусмотрели даже шахты для лифтов, хотя сами лифты так и не заработали. Многие проекты создавались в ГДР, а затем приспосабливались к корейским условиям. Для принятого в Корее подпольного отопления сделали дополнительный зазор между этажами, квартиры оборудовали громкоговорителями, оповещавшими жильцов о местных новостях.
Чхонджин – куда менее современный город, чем Пхеньян, но и в нем чувствуется дух власти. В столице провинции Северный Хамгён располагаются крупные государственные и партийные учреждения. Административный центр построен по строгому плану. Здесь есть университет, металлургический, горный, сельскохозяйственный и медицинский институты, институт искусств, институт иностранных языков, три педагогических колледжа, десяток театров и музей революционной истории, посвященный жизни Ким Ир Сена. Напротив восточного порта – предназначенная для иностранцев гостиница «Чонмасан», а неподалеку – российское консульство. Улицы и центральные площади задуманы в типичном для Москвы и других социалистических городов помпезно-величественном стиле, подчеркивающем ничтожность индивидуума в сравнении с мощью режима.
Главная транспортная магистраль, проходящая через весь город и известная просто как шоссе № 1, по ширине вместила бы шесть рядов автотранспорта, если бы в Чхонджине было столько машин. По обе стороны дороги через равные промежутки, как караульные на посту, стоят огромные платаны и акации; нижняя часть стволов окрашена белым. Говорят, белая краска защищает деревья от насекомых и от низких температур, а также указывает на то, что деревья являются собственностью государства и не подлежат вырубке на дрова. Бордюры тоже побелены. Между деревьями расставлены щиты с обычными для КНДР пропагандистскими надписями, а за ними – устремленные ввысь уличные фонари, которые почти никогда не зажигаются. Своей шириной тротуары могут поспорить с Елисейскими Полями: они замышлялись как большой бульвар, но многие пешеходы предпочитают идти прямо по дороге, поскольку движение крайне неоживленное.
Светофоров нет. Вместо них одетые в форму регулировщики роботоподобными гимнастическими жестами направляют движение немногочисленных автомобилей. Дорога упирается в величественное здание главного театра провинции Северный Хамгён, увенчанное четырехметровым портретом Ким Ир Сена. За театром город резко заканчивается ограничивающей его с северо-востока горой Нака. Ее склон усеян могилами, и, хотя большинство деревьев срублено на дрова, здесь по-прежнему довольно живописно. Вообще центр Чхонджина даже в наши дни производит приятное первое впечатление. При ближайшем рассмотрении начинаешь замечать, что от зданий отваливаются куски бетона, уличные фонари покосились, трамвайные вагоны изукрашены вмятинами. Но немногочисленных туристов провозят по Чхонджину очень быстро, и ничего этого они не успевают заметить.
Квартира госпожи Сон находилась на втором этаже восьмиэтажного дома без лифта. Попав туда впервые, женщина с удивлением узнала о существовании канализации и водопровода: обычные люди вроде нее в 60-х годах XX века еще не видали таких новинок цивилизации. Обогрев пола, традиционный для корейских домов, осуществлялся здесь с помощью горячей воды, поступающей с теплостанции по системе центрального отопления. У молодой семейной пары было немного мебели, зато в их распоряжении имелись две отдельные комнаты – одна для них самих, а другая для детей.
В 1966 году у Хи Сок родилась первая дочь, Ок Хи, двумя годами позже – вторая, а за ней и еще одна. К тому моменту медицинское обслуживание в Северной Корее уже достигло достаточно высокого уровня, чтобы большинство городских жительниц рожали в больнице, но госпожа Сон, несмотря на кажущуюся хрупкость, была сделана из крепкого материала. Всех своих детей она произвела на свет самостоятельно, даже без помощи акушерки. Одна из дочерей родилась на обочине дороги, когда госпожа Сон шла домой с корзиной белья. После первых родов свекровь приготовила ей суп из тягучих морских водорослей – традиционное корейское блюдо, помогающее родильницам восстановить запас железа в организме. Во второй раз свекровь, разочарованная рождением еще одной девочки, швырнула водоросли в госпожу Сон, чтобы та готовила себе суп сама. А после появления третьей дочки свекровь перестала разговаривать с невесткой. «Ты обречена рожать только девчонок», – бросила на прощание почтенная кореянка.
Но Хи Сок не сдавалась. Четвертый ребенок родился вечером, когда она была одна в квартире. В тот день женщина почувствовала себя плохо (болел живот) и ушла с работы пораньше. Но сидеть сложа руки госпожа Сон не любила и поэтому взялась мыть полы. Острая боль пронзила ее, и она бросилась в ванную. Наконец-то родился мальчик. Так госпоже Сон удалось реабилитироваться в глазах семьи. На этот раз свекровь сама сварила ей суп из водорослей.
Чан По был в командировке и получил известие на следующий день. Он вскочил в первый же поезд и вернулся домой, задержавшись только для того, чтобы купить детский велосипед – подарок новорожденному.
Кроме заботы о четырех детях и хлопот по дому госпожа Сон шесть дней в неделю работала бухгалтером в детском саду при швейной фабрике. На предприятии трудились женщины, поскольку в Северной Корее вечно недоставало мужских рабочих рук: по статистике, 20 % мужчин трудоспособного возраста – самый высокий показатель в мире – служили в армии.
Обычно Хи Сок шла на работу, пристроив одного ребенка на спину и ведя за руку остальных. Ее дети выросли в детском саду. Госпожа Сон работала восемь часов в день с перерывом на обед и короткий отдых в середине дня. После работы она задерживалась еще на несколько часов для посещения занятий по идеологической подготовке, проводившихся в зале швейной фабрики. Это могли быть лекции о борьбе с американским империализмом либо о подвигах Ким Ир Сена (настоящих или преувеличенных), сражавшегося с японцами во время Второй мировой войны. Госпожа Сон должна была писать доклады о последних решениях Трудовой партии или изучать передовицы ежедневной газеты «Хамбук Ильбо». Домой она приходила к половине одиннадцатого вечера. Прибиралась в квартире, варила обед, а утром вставала до рассвета, чтобы приготовиться самой и приготовить семью к наступающему дню и не позже семи выйти на работу. Хи Сок редко удавалось поспать больше пяти часов.
Иные дни оказывались еще тяжелее остальных. По средам госпожа Сон приходила на фабрику раньше обычного, чтобы успеть на заседание Женской социалистической федерации, присутствие на котором было обязательным. А по пятницам после работы проводились собрания по самокритике. На этих собраниях Хи Сок и другие сотрудники ее отдела по очереди вставали и докладывали коллективу о своих ошибках (своеобразная коммунистическая версия католической исповеди). Госпожа Сон обычно совершенно искренне признавалась, что не уверена, достаточно ли усердно работала.
Хи Сок верила в то, что говорила. Все эти годы недосыпа, все эти лекции и собрания по самокритике уничтожали в человеке волю к сопротивлению так же эффективно, как средства, используемые для промывки мозгов при допросах. Госпожа Сон превратилась в личность усовершенствованного образца – воплощение идей Ким Ир Сена. Цель вождя была не только в том, чтобы построить новую страну. Он хотел создать нового человека, изменить человеческую природу. Для этого он придумал собственную философскую систему чучхе, название которой обычно переводится как «самобытность». В этой философии использовались идеи Маркса и Ленина о борьбе между землевладельцами и крестьянами, между богатыми и бедными, а также о том, что хозяином человеческой судьбы является сам человек, а не Бог. Но, будучи крайним националистом, Ким Ир Сен не перенял универсализма классического коммунистического учения. Согласно чучхе корейцы – особенный, можно сказать, избранный, народ. Поэтому им не пристало оглядываться на сильных соседей: Китай, Японию и Россию. Что же касается южных корейцев, то они позорят нацию своей зависимостью от Соединенных Штатов.
«Установление чучхе по сути означает, что народ сам руководит революцией и перестраивает страну. Это означает, что надо рассчитывать только на себя, не завися от других государств, жить своим умом, верить в собственные силы, выказывать революционный дух самобытности», – разъяснял Ким Ир Сен в одном из своих многочисленных трактатов. Такие призывы не могли не вдохновлять гордую нацию, чье достоинство на протяжении веков попиралось иноземцами.
Оказавшись у власти, Ким Ир Сен приспособил идеи, выработанные в ходе партизанской борьбы с японцами, для нужд управления обществом. Он убедил северных корейцев, что источник силы человека в подчинении частных интересов интересам коллектива и что обществу не подобает бездумно брести туда, куда направит его демократическое волеизъявление совокупности разрозненных индивидуумов. Народ должен безоговорочно следовать по пути, решительно проложенному Великим Вождем. Конечно же, вождем был не кто иной, как сам Ким Ир Сен.
Но и этого ему показалось мало. Кроме подчинения он требовал еще и любви. На красочных плакатах Ким Ир Сен стоял, окруженный розовощекими детишками: они с обожанием смотрели на него, а он одаривал их широкой белозубой улыбкой. На заднем плане виднелись игрушки и велосипеды: северокорейский вождь не желал быть Иосифом Сталиным, он хотел быть Дедом Морозом. Его круглое лицо с ямочками на щеках выглядело более добродушным, нежели лица других диктаторов. Как отцу в конфуцианском смысле этого слова ему полагалось пользоваться любовью и уважением народа. Он хотел стать неотъемлемой частью каждой северокорейской семьи. Этот конфуцианский коммунизм имел мало общего с идеями Маркса и напоминал, скорее, идеологию японской монархии, где император был солнцем, которому поклонялись все его подданные.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
