Текст книги "Из бездны – к небесам"

Хотя как любовница она его уже не интересовала, Рози со слезами благодарила его. А в своих счетах с графом маркиз выиграл еще одно очко.

– Что мне теперь делать? Перегрин, вы должны помочь мне в этом деле, – озабоченно проговорил Олчестер.

– Конечно, я готов для вас на все, – отозвался Уоллингхем, – но что мы можем предпринять?

– Конечно, можно написать графине и попросить ее не отпускать Мирабел в Лондон в этом году.

– Но ведь это всего лишь отсрочка? И если Бранскомб решил непременно на ней жениться, он вполне может отправиться за ней не только в Рим, но и вообще на край света.

Маркиз задумался, и прошло не меньше получаса, прежде чем он заговорил снова:

– Не может быть, чтобы не было способа остановить Бранскомба!

– Разве что найти для него другую богатую наследницу! Но в Лондоне найдется не так уж много девушек, чье состояние может сравниться с состоянием Мирабел Честер!

– Это мне известно Кроме того, хотя в последний раз я видел ее ребенком, я уверен, что она прелестна и у нее прекрасный характер.

– Не думаю, что Бранскомба интересует ее характер, – усмехнулся Уоллингхем.

– Но я должен предотвратить этот брак! Если бы Эдуард был жив, он бы увез ее на вершину Гималаев или в пески Гоби, но в подобных местах и мужчине пришлось бы нелегко, что уж говорить о молоденькой девушке!

– Должен же быть какой-то другой выход, – проговорил Уоллингхем. – Не может быть, чтобы в Лондоне не нашлось еще одной богатой наследницы, которая ожидает чести быть представленной королеве!

– Если подобная особа существует, мы непременно о ней услышим, – заметил маркиз, – а уж княгиня Левина наверняка в курсе дела. Никогда не поверю, что какая-нибудь свежая новость лондонского света сможет миновать чуткое ухо нашей приятельницы.

– Может быть, спросить у нее? – предложил Перегрин.

– О нет! Ради всего святого! – испуганно воскликнул маркиз. – Я поклялся, что Бранскомб не женится на моей подопечной, но вам не хуже, чем мне, известно, что нет такой силы, которая помешала бы княгине передать ему мои слова. А тогда он станет добиваться своего еще настойчивее!

– Я не думаю, что на свете вообще существует какое-нибудь препятствие, непреодолимое для графа, – сказал Уоллингхем, – особенно если ему действительно нужны деньги. Пожалуй, кроме вас, никому и в голову не придет мешать ему!

– Может, я смогу убедить Мирабел не принимать его предложение?

– Это было бы неплохо, но вы прекрасно понимаете, что большая часть ваших родственников сочтет графа подходящей партией. Среди всех известных мне холостяков нашего круга нет никого, кто выдержал бы сравнение с Бранскомбом. За исключением вас, разумеется, но вы для этого случая вряд ли подходите.

– Вы, безусловно, правы. Я вообще пока не намерен жениться, а тем более на неоперившейся школьнице!

– Итак, мы вернулись к тому, с чего начали, – резюмировал Уоллингхем. – Бранскомб в роли злодея или героя драмы – это как вам больше нравится – и юная героиня, прелестная и невинная, неопытная, ничего не знающая о жизни, в которую только-только вступает.

Перегрин произнес эту фразу с драматическим пафосом, ожидая, что маркиз рассмеется, но тот вдруг резко переспросил:

– Что, что вы сказали? Повторите!

– Что именно?

– То, что вы только что сказали. Вы подали мне неплохую идею!

– Я сказал: «Бранскомб…»

– Нет, не о нем. Что вы сказали о девушке?

– Я сказал: юная героиня, прелестная и невинная, неопытная… – медленно повторил Уоллингхем.

– Вот оно! – воскликнул маркиз. – Именно так! И Бранскомб никогда ее не видел!

– О чем вы?

– Это же очевидно! Все, что нам требуется, это найти юную, прелестную, невинную девушку, не искушенную в жизни, которую мы втайне воспитаем в «своей конюшне», чтобы подготовить ее к этим скачкам, в которых Бранскомб заранее считает себя победителем!

– Но кто сыграет эту роль? – спросил Уоллингхем.

– А в этом вся соль! – ответил маркиз. – Я скажу вам, кто сыграет эту роль.

Он помолчал немного, а затем продолжил, и в его голосе зазвучал металл:

– Бранскомб – сноб, и поэтому она должна явиться из трущоб; Бранскомб жаждет денег, и поэтому у нее не будет ни гроша; Бранскомб хочет жену аристократической крови, которой он мог бы гордиться, поэтому она будет безродной! Это преподаст ему урок, который он никогда не забудет – и я тоже!

Глава вторая

– Поздравляю! – сказал Уоллингхем, как только лошади тронулись.

Маркиз, сосредоточенно правивший упряжкой, улыбнулся, и его друг понял, что все шло, как ожидалось.

Накануне вечером, прибыв в поместье Олчестера в Хартфордшире, они просидели за полночь, размышляя, где найти девушку, которая смогла бы ввести графа в заблуждение.

Перегрин сначала настаивал на том, что она должна быть актрисой, но маркиз решительно отверг эту мысль:

– Если она попытается играть, обман очень быстро обнаружится, а именно этого мы должны избежать любой ценой. Он должен жениться на фальшивой наследнице, а уж тогда мы раскроем ему правду и заставим выглядеть полным дураком.

– Пожалуй, – неохотно согласился Уоллингхем.

– И более того, – продолжал маркиз, – я не собираюсь давать повод обвинять меня в мошенничестве.

– Что вы имеете в виду?

– А то, что девушка, которую я представлю Бранскомбу, на самом деле будет моей подопечной.

Уоллингхем изумленно посмотрел на него.

– Как вы собираетесь это устроить?

Губы маркиза скривились в презрительной усмешке.

– Если бы я жил на Востоке, я бы, безусловно, мог купить ее на невольничьем рынке, но, поскольку мы с вами в Англии, нужно получить право на устройство ее судьбы более деликатным способом.

– Надеюсь, вы не собираетесь воспользоваться услугами какой-нибудь старой ведьмы из тех, что заманивают деревенских девушек в публичные дома, а потом продают любителям юных девственниц?

– Я не собираюсь опускаться до подобной грязи, – резко возразил маркиз. – Но есть же на свете девушки, которые были бы рады получить богатого опекуна.

– Может, сироты?

– Вот и ответ на все наши вопросы! – воскликнул Олчестер. – Под моим покровительством находятся два сиротских приюта.

– Так давайте немедленно съездим туда, – предложил Уоллингхем. – И лучше, чтобы у девушки не было никаких родственников, которые могут внезапно объявиться и начать скандалить или шантажировать вас. Все должно сойти гладко.

– Сперва надо найти подходящую девушку, – напомнил маркиз, и по его улыбке Перегрин понял, что идея, которая пришла ему в голову, показалась его другу весьма недурной.

Всю дорогу до Олчестерского аббатства они не могли говорить ни о чем другом.

Родовое гнездо маркиза, построенное задолго до закрытия монастырей, было когда-то цистерцианским55
  Цистерцианцы – члены католического монашеского ордена, образованного во II в.


[Закрыть] аббатством и одним из самых прекрасных памятников архитектуры в Англии.

Позже основная часть его была превращена в удобный жилой дом, но изящные крытые аркады, большая трапезная и средневековая часовня сохранились.

Перегрину казалось, что в Олчестерском аббатстве царила какая-то особая атмосфера. Он никогда не решился бы сказать об этом самому Олчестеру, но про себя удивлялся, что святость этого места не заставляла маркиза быть чуть мягче и снисходительнее по отношению к миру, что лежал за стенами аббатства.

Более того, Уоллингхем не сомневался, что его друг намеревался в отношении Бранскомба повести себя так, чтобы подтвердить свою репутацию человека безжалостного, а порою – жестокого.

Но в конце концов Бранскомб, безусловно, заслужил то, что его ожидало.

Это подтверждалось и тем, что произошло перед самым их отъездом из Лондона. На следующее утро после обеда в честь победителя дерби маркизу сказали, что с ним хочет поговорить его жокей.

– Оставить вас наедине с ним? – спросил Перегрин, когда они перешли из столовой в библиотеку.

Олчестер покачал головой.

– Нет, я хочу, чтобы вы слышали все, что скажет Беннет. Если это именно то, о чем я думаю, очень полезно будет иметь свидетеля.

Уоллингхем в ужасе поднял руки.

– Я отказываюсь, решительно отказываюсь вмешиваться в вашу вражду с Бранскомбом! Он не слишком приятный противник, мне против него не выстоять.

– Я же не прошу вас с ним бороться и не попрошу никогда. Я просто нуждаюсь в моральной поддержке, в которой вы никогда не отказывали мне раньше.

– Моральной – бесспорно: я всецело ваш! – улыбнулся Перегрин. – А вот физически я предпочел бы спрятаться!

Маркиз рассмеялся.

– Никогда бы не подумал, что вы трус!

– Я просто хорошо понимаю, что осторожность – лучшая часть доблести!

Они посмеялись. В это время дворецкий объявил;

– Беннет, милорд!

Жокей казался взволнованным. Уоллингхем подумал, что без ярких курток и шапочек, придающих им некий романтический ореол, жокеи выглядят людьми маленькими и незначительными.

– Доброе утро, Беннет! – приветствовал его маркиз. – Надеюсь, мой секретарь уже выдал вам обещанное вознаграждение?

– Да, милорд, и я весьма благодарен, милорд, тем более что я заслужил не больше половины того, что получил.

– Я думаю, Беннет, вы великолепно провели скачку и сделали все, что было возможно в сложившихся обстоятельствах.

– О них я и хотел поговорить с вашей светлостью.

– Я слушаю, – ответил Олчестер.

– После скачек Смит пил со своими дружками и, как говорится, хватил лишнего.

– Попросту – был пьян?

– Да. И язык у него развязался.

– Что же он говорил?

– Он был обижен, милорд: ему сказали, что он не получит своих денег, раз не сумел выиграть.

Маркиз недоверчиво усмехнулся.

– Вы, Беннет, всерьез утверждаете, что граф Бранскомб не заплатил Смиту, хотя его лошадь первой миновала призовой столб, и только потому, что это был мертвый гит?

– Он так сказал, милорд. Он жаловался, что это низкое дело было частью плана его светлости, а сам Смит должен был лишь выполнить его инструкции.

– Он сказал, какие именно?

– Милорд, он дал это понять достаточно ясно. Когда мы уходили, Смит встал у меня на дороге и сказал: «Это ты виноват, что я оплошал. В следующий раз я, как велел мне его светлость, возьму хлыст, и не поздоровится ни тебе, ни твоей проклятой лошади».

– И что вы ответили?

– Я не успел ничего ответить, милорд. С ним были два грума из конюшни графа Бранскомба. Они поняли, что он болтает лишнее спьяну, и уволокли его.

Маркиз помолчал минуту, затем сказал:

– Благодарю вас, Беннет. Ваш рассказ подтвердил мои подозрения, и я рад этому. Я собираюсь предложить вам на выбор любую из трех моих лошадей, которых я выставляю на скачки в Аскоте, и уверен, что, если все будет в порядке, вы сумеете выиграть Золотой кубок.

Беннет широко улыбнулся.

– Благодарю вас, милорд! Огромное вам спасибо! Именно об этом я и мечтал. Я всегда предпочту выступать за вашу светлость, а не за любого другого. Вы всегда честны, а большего ни один жокей и желать не может!

Беннет вышел, по-прежнему улыбаясь, а Олчестер повернулся к другу:

– Вы слышали, что он сказал. Бранскомб прямо приказал своему жокею помешать моей лошади выиграть скачку.

– Но теперь вы ничего не сможете сделать, – заметил Уоллингхем. – Даже если Беннет повторит свой рассказ перед стюардами, никто не поверит его слову против слова Бранскомба. А тот, конечно, будет все отрицать.

– В этом я не сомневаюсь, – ответил маркиз. – Поэтому я и не испытываю угрызений совести, собираясь сыграть с ним штуку, которая не будет и вполовину столь же нечестной, как та, что он пытался проделать со мной.

– В этом я совершенно согласен с вами, – сказал Перегрин, – но думаю, что это нелегко будет сделать.

В тот же день они покинули аббатство, чтобы побывать в сиротских приютах, находившихся на попечении маркиза Олчестера, надеясь найти там подходящую девушку, которую можно будет подготовить так, что она сможет обмануть Бранскомба.

Во все века владельцы крупных поместий строили на своей земле сиротские приюты и дома призрения.

Маркиз рассказал, что самый новый приют, который он намеревался посетить в первую очередь, был построен его бабушкой.

– Мой дедушка был великий распутник и оставил после себя множество внебрачных детей. Должно быть, бабушка считала, что основание сиротского приюта послужит искуплению его грехов.

– Если вы собираетесь использовать одну из ваших незаконнорожденных родственниц, то, боюсь, вам не удастся найти ничего подходящего. Они, пожалуй, будут староваты.

– Я знаю. Я просто объясняю, почему был построен этот приют. Он, по-моему, может служить образцом для учреждений подобного рода.

Похоже, это заявление было сделано маркизом не без оснований.

Приют выглядел очень мило, да, и сироты – их здесь было около двадцати – казались здоровыми и счастливыми. Сестра-хозяйка, по-матерински заботливая женщина, и обрадовалась, и несколько взволновалась при неожиданном визите маркиза. С гордостью она показывала гостям все помещения, сиявшие чистотой, а воспитанники приветствовали гостей поклонами и реверансами.

Однако и маркиз, и Уоллингхем сразу обратили внимание на то, что все они были маленькими детьми. Когда они спросили об этом, сестра-хозяйка охотно объяснила:

– Милорд, сироты покидают приют, как только им исполняется двенадцать лет. Мальчиков отдают в обучение ремеслу, а девочки поступают в прислуги.

– В двенадцать лет! – воскликнул маркиз.

– Да, милорд. Месяц назад я отправила двух старших девочек в аббатство, и они очень неплохо справляются с работой при кухне.

Олчестер переглянулся с Перегрином. Оба понимали, что этот их визит оказался напрасным.

Поблагодарив сестру-хозяйку за образцовый порядок во вверенном ей учреждении, маркиз вернулся к фаэтону.

Грум отпустил вожжи и отошел в сторону, и экипаж снова двинулся в путь.

– Идея была хорошая, – вздохнул Уоллингхем, – но откуда нам было знать, что сироты покидают приют сразу же, как только становятся пригодны для работы?

– Вы думаете, так обстоит дело во всех приютах?

– Думаю, да, – ответил Перегрин.

– Ну, наверняка это еще не известно, – заметил маркиз таким тоном, словно его возмутила сама возможность, что его план может оказаться неосуществимым. – Навестим-ка второй приют, который расположен на южной границе имения.

Путешествие заняло довольно много времени. Южная окраина принадлежавших маркизу земель была заселена не так густо, и деревни здесь были гораздо меньше.

– Не помню, бывал ли я здесь раньше, – заметил Перегрин.

– Мы охотились в этих местах, – ответил маркиз. – Но в здешних лесах меньше зверя, чем в тех, что расположены рядом с аббатством. Боюсь, в этих местах нам не пришлось пострелять.

– Линден, ваши владения слишком велики. Уверен, что вы не в силах лично проследить за всем, что происходит в вашем имении.

Олчестер рассмеялся.

– Для этого у меня есть управляющие, и я не слышал никаких нареканий.

Уоллингхем подумал, что, если бы кто-то и решился пожаловаться на управляющего, маркиз не стал бы выслушивать эти жалобы.

Большую часть времени Олчестер проводил в Лондоне, а в поместье приезжал всегда с толпой гостей, которые не давали ему скучать. Про себя Уоллингхем подумал, что трудно представить, чтобы кто-нибудь на месте маркиза мог томиться от скуки. Он был достаточно богат, чтобы иметь все, что пожелает.

В Лондоне не нашлось бы ни одной хорошенькой женщины, – которая не хотела бы оказаться на месте Изобел Сидли, особенно теперь, когда сердце маркиза вновь было свободно.

– Линден, ваша беда в том, что вы слишком хороши собой, – сказал Перегрин вслух, – слишком богаты и слишком легко добиваетесь успеха во всем, за что беретесь.

Маркиз рассмеялся.

– Чем бы я ни заслужил подобный отзыв, я не намерен это обсуждать!

– Вы становитесь еще высокомернее, чем Бранскомб! – воскликнул Уоллингхем.

– Если вы повторите это, – ответил маркиз, – я высажу вас посреди дороги и вам придется добираться домой пешком.

– Я и не сомневался, что вы разозлитесь! – усмехнулся Уоллингхем.

Маркиз собирался ответить резкостью, но тут из-за поворота показался приют.

Длинное низкое строение располагалось в стороне от дороги, на краю маленькой деревушки: несколько домов, постоялый двор, выкрашенный черной и белой краской, зеленая лужайка – вот и все.

Маркиз придержал лошадей, а когда к ним подбежал грум, привязал вожжи к передку экипажа и вышел. Перегрин последовал за ним.

Они подошли к давно не крашенной двери, и Уоллингхем взялся за грязный дверной молоток.

– Мы пробудем здесь недолго, – сказал маркиз. – Но если нам и здесь не повезет, придется придумывать другой способ найти девушку, которая нам нужна.

– Что-то не похоже, что здесь нас ждет удача, – заметил Перегрин. – По-моему, в доме вообще никого нет.

Он снова постучал молотком, и стук, как ему показалось, гулко разнесся по всему дому.

– Я уверен, что, если бы приют опустел, мне бы об этом сообщили, – проговорил маркиз в некотором замешательстве.

Но тут за дверью послышались шаги, и мгновение спустя она открылась.

На пороге стояла девушка, одетая в чистое, но совершенно изношенное платье и дырявый фартук из мешковины. Волосы, зачесанные со лба назад, были заложены за уши.

Она казалась больной и до того истощенной, что даже скулы заострились. Девушка переводила взгляд с маркиза на его друга, и на лице ее отражалось нескрываемое удивление. Затем, спохватившись, она присела в реверансе.

– Я маркиз Олчестер и хотел бы осмотреть приют. Здесь сестра-хозяйка?

– Д-да, милорд, – запинаясь, явно взволнованно выговорила худенькая девушка.

Она приоткрыла дверь чуть шире, чтобы гости могли пройти в холл.

Там не было никакой мебели. В дальнем его конце виднелась лестница, и, как заметил Уоллингхем, многие ее ступени были сломаны или отсутствовали вовсе. Девушка направилась к одной из дверей.

– В-возможно… В-вашей светлости стоит начать отсюда, – произнесла она дрожащим голосом.

В это время раздался крик, крик ребенка, которому больно. К нему присоединились крики других детей, которые эхом отражались от стен пустого холла.

– Что происходит? – спросил маркиз. – Случилось несчастье?

– Н-нет. Это… это сестра-хозяйка.

– Но что она делает? Почему дети так кричат?

Шум стоял такой, что Олчестер с трудом расслышал собственные слова.

В эту минуту девушка, которая пыталась разглядеть, что происходит наверху, вскрикнула:

– Ее надо остановить! Она же… убьет маленькую Дейзи! – и с этими словами бросилась вверх по лестнице. Помедлив с минуту, маркиз и Уоллингхем поспешили за ней.

Поднявшись на площадку, они увидели, что девушка бежит по короткому коридору к комнате, расположенной в задней части дома.

Именно оттуда доносились крики, и, войдя за девушкой в комнату, маркиз с другом увидели женщину, которая избивала детей тяжелой палкой.

Маленькую девочку лет пяти-шести она крепко держала за руку, остальные пытались укрыться от ударов за кроватями.

Крик стоял невообразимый. Одна девочка лежала на полу, и видны были окровавленные рубцы, которые оставила палка на ее спине.

– Перестаньте, миссис Мур! Остановитесь! – надрывалась девушка.

Она схватила женщину за руку, пытаясь помешать ей снова ударить ребенка.

– Убирайся! – раздраженно оттолкнула ее миссис Мур. – Эти маленькие негодяи снова разбудили меня, хотя я приказала им вести себя тихо! Я научу их выполнять мои приказы! Я изобью их до потери сознания – Нет, миссис Мур! Вы не можете так поступить! Не бейте… Дейзи. Ей… очень больно!

Женщина уже была готова обрушить проклятия на голову девушки, но тут она заметила в дверях маркиза и Уоллингхема. Раскрыв рот от удивления, она словно окаменела и даже не заметила, что девушка отобрала у нее палку.

Наконец миссис Мур обрела дар речи.

– Кто это? – спросила она.

– Его светлость… маркиз! – ответила девушка.

Бросив палку на кровать, она обнимала за плечи нервно вздрагивающего от слез ребенка, которого отпустила миссис Мур.

– Все в порядке, моя хорошая, все в порядке. Она больше не будет тебя бить.

Остальные дети примолкли и, хотя слезы еще текли по их худым личикам, разглядывали маркиза, словно он явился сюда из какого-то другого мира.

Железные кровати в спальне были поломаны и кое-как связаны веревками. Одеяла и подушки – рваные и грязные.

Миссис Мур направилась к маркизу. Неуверенная походка и покрасневшее лицо недвусмысленно говорили о том, что она пьяна.

Крупная, пышная, хорошо одетая, эта женщина производила странное впечатление рядом с детьми в лохмотьях. Ее пальцы были унизаны кольцами, а в ушах блестели серьги.

– Ваша светлость, какой сюрпришь! – проговорила она, невнятно произнося последнее слово. Затем миссис Мур попыталась сделать реверанс, но едва не упала.

– Вы сестра-хозяйка этого приюта? – резко спросил маркиз.

– Да, ваша светлость, конечно, ваша светлость, – заискивающе ответила женщина. – И если вы соблаговолите пройти в мою гостиную, я расскажу вам о тех трудностях, которые здесь имеются.

Олчестер окинул взглядом спальню и притихших оборванных ребятишек.

Девушка, которая открыла им дверь, стояла на коленях рядом с лежавшей на полу девочкой, обтирая кровь у нее со спины.

– Почему спальня в таком состоянии? – грозно спросил маркиз.

– Это все дети. Эти маленькие негодяи ведут себя, как животные, ломают все, к чему ни прикоснутся!

Миссис Мур приготовилась защищаться. Ее вытаращенные глаза и чувственные губы вызывали у маркиза отвращение. Он повернулся к ней спиной и подошел к склонившейся над ребенком девушке.

– Это правда, что дети ослушались приказа? – спросил он.

Девушка подняла голову, и удивленный маркиз увидел, как ее глаза сверкнули негодованием.

– Если даже они шумели, – ответила она, – и разбудили миссис Мур, то только потому, что хотели есть!

На минуту Олчестеру показалось, что она обвиняет его в тех страданиях, которые им пришлось вынести. Еще раз внимательно посмотрев на детей, он понял, что девушка говорила правду.

Конечно, они голодали. Это было видно по их худобе, впалым щекам, прозрачной коже, затравленному выражению глаз.

– Почему дети голодные? – гневно спросил маркиз.

Он увидел, что девушка хотела ответить, но, взглянув на начальницу, испугалась. Миссис Мур издала вопль, не менее пронзительный, чем крики детей, которых она била.

– Не слушайте ее, милорд! Не слушайте! – завизжала она. – Она лгунья! Она и подбивает детей на все безобразия.

– Довольно! – прервал ее маркиз, и что-то в его голосе заставило миссис Мур проглотить слова, которые были готовы сорваться с ее языка.

Такая сила прозвучала в этом голосе, что начальница подавилась теми словами, которые собиралась сказать.

– Как я успел убедиться, вы не способны выполнять свои обязанности по управлению сиротским приютом, – продолжал маркиз. – Немедленно убирайтесь! Чтобы через десять минут и духу вашего здесь не было. Я не намерен выслушивать ваши оправдания и позабочусь о том, чтобы и впредь вас близко не подпускали к месту, подобному этому.

Миссис Мур сдавленно вскрикнула, но Олчестер повелительным жестом указал ей на дверь:

– Вон!

Чтобы возражать ему сейчас, потребовалось бы немалое мужество.

Маркиз повернулся к девушке:

– В доме есть какая-нибудь еда?

Девушка покачала головой.

– Миссис Мур тратила все деньги на выпивку и свои наряды.

Олчестер хотел было обо всем расспросить девушку, но передумал:

– Где можно достать продукты прямо сейчас?

– Вы хотите… послать кого-нибудь… за едой? – В голосе девушки звучало недоверие и робкая надежда.

– Мой человек посмотрит, что можно достать здесь, а когда я вернусь в поместье, я пришлю гораздо больше.

Девушка поднялась с пола с девочкой на руках, отнесла ее на кровать, уложила поудобнее и прикрыла рваным одеялом. Малышка не хотела отпускать ее. Тогда девушка сказала одной из старших воспитанниц:

– Присмотри за Дейзи, пока я объясню его светлости, где можно купить еду для нас.

При слове «еда» ребятишки словно очнулись от оцепенения.

– Я хочу есть! – крикнул один из них. – Мы хотим есть! Мы хотим есть! – завопили вслед за ним остальные.

С минуту в спальне стоял дикий гам, но маркиз прервал его:

– Послушайте меня! – заговорил он, когда дети затихли, продолжал:

– Я достану для вас еду, и вас будут всегда хорошо кормить, но сейчас вы должны подождать, пока я найду что-нибудь. Понятно?

Они, вероятно, поняли. Во всяком случае, замолчали, не сводя с Олчестера голодных глаз, которые казались огромными на исхудавших лицах. Словно измученные маленькие зверьки, они не могли разобраться в том, что происходило вокруг них.

Девушка подошла к маркизу.

– Так с чего же мне начать? – спросил он.

– В деревне есть лавка, в которой продают хлеб, а на ферме должно быть молоко.

– Объясните мне подробно, где они находятся.

– Вы собираетесь… пойти сами?

– Мне кажется, здесь больше некому это сделать!

– Да, пожалуй.

– Так объясните мне, где эти лавка и ферма. – Впрочем, подумал маркиз, не так уж трудно найти хлебную лавку в такой маленькой деревне.

– Возможно… у жены фермера есть… окорок, – нерешительно проговорила девушка. – Правда… он стоит очень дорого.

Олчестер нахмурился:

– Не важно, сколько он стоит. Я хочу, чтобы позже вы рассказали мне, кто виноват в том, что в приюте установились подобные порядки.

По выражению лица девушки маркиз понял, что виновник ей хорошо известен.

– Так кто же? – настойчиво повторил он вопрос.

– Пожалуйста… сначала накормите нас. Дети ничего не ели сегодня и почти ничего – вчера.

– Хорошо. Покажите мне, куда идти.

Олчестер стал спускаться по лестнице. Девушка и Уоллингхем последовали за ним.

– Я думаю, Перегрин, – сказал маркиз, когда они спустились в холл, – что вам лучше остаться здесь и проследить, чтобы эта мерзкая особа убралась и не причинила детям какого-либо вреда. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

– Лучше я пойду куплю все необходимое, а вы оставайтесь здесь и выясните, почему приют пришел в столь плачевное состояние. В конце концов, он существует на ваши деньги, – ответил Уоллингхем.

Олчестер догадался, что его другу вовсе не улыбалось оказаться один на один с пьяной мегерой.

– Ну хорошо, – согласился он.

Маркиз открыл входную дверь и, когда Уоллингхем сел в фаэтон и взял в руки вожжи, сказал своему груму:

– Джейсон, помогите мистеру Уоллингхему. Купите все, что можно достать в этой деревне. Нужно накормить много голодных детей. Вы меня поняли?

– Да, милорд.

– П-пожалуйста, – раздался робкий голос сзади, – привезите молока для самых младших. Они долго голодали и, если сразу набросятся на еду, заболеют. Ферма находится рядом с «Зеленым человеком», ее трудно не заметить.

– Я найду ее, мисс, – ответил Джейсон.

– И не стесняйтесь в деньгах, Джейсон. – Олчестер достал из кармана кошелек и отдал груму.

– Думаю, милорд, вам они поверили бы и в кредит, – улыбнулся грум.

Это была несомненная дерзость, но маркиз не обратил на нее внимания.

– Поторопитесь! – сказал он настойчиво. – Дети уже считают минуты до вашего возвращения, и я – тоже.

Джейсон взял кошелек, прикоснулся рукой к шапке, вскарабкался в фаэтон, и тот тронулся с места.

Маркиз вернулся в дом.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал он ожидавшей его девушке. – У меня много вопросов.

Девушка, немного поколебавшись, открыла дверь в комнату, которая разительно отличалась от того, что видел маркиз в этом доме.

Это была гостиная госпожи Мур, небольшая и очень уютная, с диваном и креслами перед камином, в котором весело потрескивал огонь. Но особенно выразительно выглядел стол, на котором стояло множество бутылок и стакан, из которого совсем недавно пили.

– Она, наверное, в своей спальне, милорд, собирает вещи, – сказала девушка.

Маркиз остановился спиной к камину.

Девушка, словно лишь сейчас заметив, насколько непрезентабельно она выглядит рядом с элегантно одетым владельцем поместья, сорвала с себя передник и бросила его на кресло.

Ее платье выглядело немногим лучше: его, видно, носили столько лет, что материя выносилась почти до дыр.

Несмотря на худобу девушки, платье было ей узко в груди и слишком коротко. Девушка из него давно выросла.

– Скажите, как вас зовут? – прервал молчание маркиз.

– Кистна… милорд.

– Кистна?

– Я родилась в Индии.

– Давно ли вы в Англии?

– Три года. – Тон девушки ясно давал понять, что ей эти три года показались вечностью.

– И сколько вам лет?

– В-восемнадцать, милорд.

Маркиз только собрался спросить, как случилось, что ей, почти взрослой, позволили оставаться в приюте, но Кистна, словно угадав его мысли, поспешила объяснить:

– Когда мать и отец умерли от холеры, Миссионерское общество отправило нас с сестрой в этот приют. Сестре тогда было всего восемь лет.

– Она и сейчас здесь?

– Она… умерла год тому назад… зимой – от холода и голода. – Теперь в голосе девушки звучало неприкрытое осуждение.

– Давно миссис Мур занимает это место?

– Около двух лет. До нее здесь работала очень добрая женщина, но управляющий вашей светлости, мистер Хардборд, уволил ее якобы потому, что она состарилась.

– Она действительно очень стара?

– Не настолько… Я думаю, он просто хотел, чтобы миссис Мур заняла это место… чтобы она помогала ему делать все… что он хотел…

Олчестер заметил, что последнюю фразу девушка произнесла очень тихо, почти шепотом, испуганно оглянувшись на дверь, словно боялась, что миссис Мур войдет и опровергнет ее слова.

– Не бойтесь, – успокоил ее маркиз. – Прошлое не вернется, обещаю. Я сам прослежу, чтобы то, что происходило здесь, никогда не повторилось.

Кистна в волнении сжала руки.

– Я надеялась, что ваша светлость скажет это.

Я часто думала, что должна сообщить вам обо всем, я не верила, что вы одобряете то, что происходило в этом страшном месте.

– Расскажите мне все, – попросил Олчестер. – Но сначала присядьте, пожалуйста. У вас такой вид, будто вы вот-вот лишитесь чувств.

Кистна тихонько вздохнула:

– Благодарю, милорд.

Она села на краешек дивана, а Олчестер остался стоять. Помолчав минуту, он сказал:

– Мне трудно поверить в то, что происходило здесь, поскольку я только что посетил другой приют, которому тоже покровительствую.

– Когда я приехала сюда, здесь все было хорошо. Миссис Оуэн, прежняя начальница, добрая и честная женщина. Моя сестра очень тяжело переживала смерть матери, и миссис Оуэн вместо того, чтобы подыскать мне работу, как я просила, позволила остаться здесь, чтобы нам не разлучаться с сестрой.

– А после смерти вашей сестры?

– Миссис Мур решила, что меня можно использовать.

Они с мистером Хардбордом уволили женщину, которая приходила сюда убирать и готовить. Все ее обязанности стала выполнять я.

– Почему они так поступили?

Глаза Кистны вспыхнули. Затем, словно почувствовав, что маркиз все равно заставит ее рассказать правду, она, запинаясь, ответила:

– Они… хотели… сэкономить. Мне-то ведь ничего… не платили.

– Значит, – медленно заговорил маркиз, – они присваивали те деньги, которые должны были тратиться на содержание приюта.

– Не думаю, что миссис Мур получила много денег.

Мистер Хардборд покупал ей спиртное, наряды, дарил… и другие подарки.