Текст книги "Двойное убийство"

Я пожала плечами:

– Ну, в пятнадцать лет нас, наверное, куда больше интересовало, что он о нас думает, а не наоборот.

Ведь в подростковом возрасте все воспринимаешь сквозь призму своих комплексов. Хорошо ли я выгляжу? Правильно ли поступила? Как они ко мне относятся? Что они обо мне думают? Правда, для нас с Берт «я «и «мне «превращались в «мы» и «нам». А окружающие взрослые тогда попросту отходили на задний план.

Берт докрутила до конца свой микрофильм, и на экране появился раздел некрологов. Там фигурировал тот же снимок Сандерсенов на пристани, только его урезали, оставив одни головы.

Мы быстренько пробежали глазами строчки, повествующие о несчастной судьбе супругов. Вкратце все сводилось к тому, что из родственников у них оставалось три человека. Их сыновьям, Карлу и Эдварду, на момент смерти родителей было соответственно три и четыре года. И еще у Теда имелась младшая сестра по имени Вильма Сандерсен Картленд.

Достав из сумочки ручку и блокнот, я записала это имя. Вдруг она все еще живет в Луисвиле? Мыто с Берт по-прежнему торчим здесь, так почему бы и Вильме не жить в нашем городе? Пока я писала, Берт прогулялась к полке и вернулась с телефонным справочником Луисвиля. Мы принялись лихорадочно листать страницы. По адресу Винчестер-роуд, 39173, значилась некая В. Картленд.

Мы устремились к ближайшему телефону. В. Картленд – точнее, Вильма Сандерсен Картленд – ответила после первого же гудка.

И как ни странно, изъявила желание дать интервью радиостанции «Кентукки—Индиана».

Глава одиннадцатая
Берт

Встреча с Вильмой Картленд явилась крупным разочарованием.

Не знаю, как Нэн, но лично я всю дорогу до Винчестер-роуд надеялась, что Вильма Сандерсен Картленд окажется знакомой нам особой. Например, той дамой в оранжевых очках и рыжем дождевике, которая преследовала меня до самого офиса. Или, на крайний случай, миссис Картленд перенесла в прошлом операцию на голосовых связках, в результате которой может говорить только сиплым шепотом. Что помогло бы нам свести воедино хоть какие-то концы.

Хорошо еще, я не поделилась своими мыслями с Нэн: она наверняка стала бы насмешничать.

Женщина, открывшая дверь дома номер 39173 по Винчестер-роуд, была долговяза, костлява и не первой молодости. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: она лет на двадцать старше и фунтов на двадцать легче, нежели та дамочка, что следила за мной.

– Вы с радио? – справилась Вильма голосом столь же мелодичным, как скрип пенопласта по стеклу.

Хотя нас разделяла только москитная сетка, орала она так, будто между нами была по меньшей мере бетонная стена.

Пришлось распрощаться и с теорией поврежденных голосовых связок.

По обе стороны садовой дорожки красовались две небольшие металлические таблички. Та, что слева, гласила: «По газонам не ходить». «Живете ли вы в согласии с Господом?» – интересовалась та, что справа.

– Да, мэм! – откликнулась Нэн, с заметным усилием отрываясь от табличек, – мы с радио.

Я же тем временем рассматривала Вильму. Одета она была в так называемое домашнее платье – бесформенный линялый балахон с длинными рукавами. Ее тускло-каштановые, с проседью волосы были подстрижены «под пажа» и с боков закреплены заколками в виде фигурок Микки-Мауса, так что из-за ушей нам весело улыбались две веселые мышки. Прическа – мечта любой девочки, только вряд ли Вильму можно было назвать девочкой. Глубокие складки прорезали ее щеки и переносицу, а губы были сжаты в гримасе, которую наша мама именовала «будто незрелую хурму укусила». Правда, в случае Вильмы казалось, будто хурма укусила ее в ответ.

– Мы очень благодарны вам за то, что согласились с нами встретиться, миссис Картленд, – щебетала меж тем Нэн, помахивая перед носом Вильмы своим пропуском с моржовыми усами. Я постаралась напустить на себя вид заправской журналистки. Однако, несмотря на все наши старания, Вильма пока что не выказывала намерения открыть дверь.

– Мы не отнимем у вас много времени, миссис Картленд, – продолжала Нэн.

– Мисс Картленд, – поправила ее сестрица убиенного Теда. Ее тон и поджатые губы давали понять, что быть миссис – вопиющая безвкусица. Не знаю, как Нэн, но лично я, учитывая свой недавний опыт, нашла в ее логике резон. – Вообще-то я вдова.

Дверь она по-прежнему не открывала – стояла и сверлила взглядом Нэн, точнее, красную майку и драные джинсы моей сестры. Судя по тому, как сузились глазки Вильмы, увиденное ей не понравилось.

– Я вдовствую уже много лет. – Интонация подразумевала, что вдовство – всего лишь еще одна неприятность в череде жизненных зол. – И теперь называю себя мисс, а не миссис. Это избавляет от долгих объяснений по поводу местонахождения моего мужа.

В том смысле, что он в могиле? Какая деликатность!

Взгляд Вильмы переместился на меня. Мельком осмотрев мой твидовый спортивный пиджак и модельные джинсы, она, очевидно, не нашла ничего предосудительного и вновь повернулась к Нэн.

– Само собой, я мало слушаю радио, – поведала Вильма с гордостью, давая понять, что опускаться до столь вульгарного занятия простительно только плебеям.

Приятная неожиданность. Стало быть, дамочка не знает, что Нэн не имеет никакого отношения к программе новостей. Впрочем, самой Нэн явно было наплевать, слушает ее Вильма или нет. Такое случается с радиознаменитостями сплошь и рядом – даже с теми, у кого наивысший рейтинг. По той или иной причине всегда находятся люди, которым доставляет удовольствие сообщить работнику радио, что они никогда его не слушают. Нэн говорит – это потому, что людям хочется вас унизить.

На мой взгляд, эти люди просто плохо воспитаны.

Нэн невозмутимо пожала плечами. Я знала, что она сейчас скажет, – уже не раз наблюдала.

– И правильно делаете, что не слушаете, – с приветливой улыбкой отозвалась Нэн. – Я вас не виню. Порой там и слушать-то нечего.

Видимо, не такой реакции ожидала старушка Вильма. Она резко развернулась, жестом веля нам следовать за ней, и, не оглядываясь, устремилась через просторную прихожую.

В конце концов мы оказались в гостиной, доверху забитой всевозможными безделушками. На всех до единой горизонтальных поверхностях стояли фарфоровые статуэтки и вазочки. Ни семейных фотографий, ни картин на стенах не было, но керамических изделий хватило бы на вагон и маленькую тележку. Пастушки, эльфы и клоуны беззаботно улыбались нам со всех сторон. На журнальном столике выстроилась целая деревня, с внутренним освещением и обледеневшим прудом.

Я зачарованно уставилась на деревушку. У этой женщины явный избыток свободного времени.

Шустро взобравшись на кресло-трон в стиле королевы Анны, Вильма изящно скрестила костлявые щиколотки и сложила руки на острых коленках. После чего выжидательно уставилась на нас. Мы с Нэн переглянулись, раздумывая, куда бы присесть, и направились к противоположным углам софы.

– Нет, не туда! – вскричала В ильма. – Посредине.

Пожав плечами, Нэн уселась в центре кушетки. Для двоих там места не было, разве что мне сесть к Нэн на колени. Вместо этого я выбрала единственное оставшееся кресло в этой комнате – без подлокотников, с плетеным сиденьем. Удобное, как булыжник, кресло стояло рядом со столиком на колесиках, зеркальная столешница которого была уставлена – как вы уже догадались – фарфоровыми статуэтками. Взгляд мой привлекла ближайшая – маленькая девочка, целующая куклу.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула я, протягивая к ней руку.

– Не троньте! – взвизгнула Вильма. – Разобьете!

Я отдернула руку. Теперь понятно, почему Нэн было велено сесть в центре софы: столики по обе стороны софы были тоже уставлены фигурками, и Вильма опасалась, как бы мы с Нэн случайно их не разбили. Судя по всему, у Вилъмы и ее покойного супруга никогда не было детей. И домашних животных тоже.

Нэн вытаращила на меня удивленные глаза, но затем, вспомнив о своих обязанностях, откашлялась и повернулась к хозяйке.

– Как я уже сказала вам по телефону, мы работаем над репортажем, посвященным громким убийствам в Луисвиле.

Вильма еще сильнее поджала губы.

– В самом деле? – скептически переспросила она.

– Ну да, – кивнула Нэн. – И естественно, мы подумали о вашем брате и его жене.

Вильма напряглась.

– Это было так давно – не представляю, зачем вам понадобилось заново ворошить всю эту грязь, – проскрипела она. – Лично мне уж точно нечего добавить. – Взгляд ее переместился с Нэн на меня и обратно. – Вы близнецы, да?

И почему я не удивилась, услышав этот вопрос, заданный с такой неприязнью?

– Да, мэм, мы близнецы, – ровным голосом ответила Нэн.

Я заерзала в своем плетеном кресле. Уж больно вежлива моя сестрица. Это было так на нее не похоже, что я занервничала, отлично сознавая, каких трудов бедняжке стоило сдерживаться. Однако, на мой взгляд, это было лишь вопросом времени.

– Так вот, мисс Картленд, насчет гибели вашего брата и золовки, – продолжала Нэн тем же неестественно учтивым тоном. – Нам хотелось бы узнать, что именно вы помните…

Вильма вскинула костлявую руку:

– Бросьте! Все это вы можете почерпнуть из старых газет. – И пристально оглядела наряд Нэн. – Если, конечно, удосужитесь немножко поработать.

Глаза Нэн полыхнули гневом.

– Какого чер… Пришлось вмешаться.

– Полагаю, – заговорила я, доверительно подавшись к Вильме, – вам тогда пришлось несладко. Я хочу сказать – убийства создали вам непредвиденные сложности.

Нэн повернулась ко мне, приподняв бровь. Да-да, понимаю, возможно, слово «сложности» не совсем здесь уместно, но Вильма показалась мне особой, любящей порядок во всем. Наверняка она расценила гибель брата и его жены как грубое вторжение в свою размеренную жизнь.

– О да, уж это точно, – вздохнула Вильма и взяла с трехъярусной этажерки керамического медведя. – Это вы верно заметили. Именно так все и было. Жуткие сложности. Просто жуткие! – Она вгляделась в веселые глаза медвежонка. – Приходилось отпрашиваться с работы, а это было так не просто! Но пришлось – ведь надо было привести в порядок имущество, договориться насчет похорон… Столько всяких мелочей…

– Не говоря уже о докучливых полицейских, – вставила Нэн.

– И репортерах. – Вильма презрительно оглядела нас обеих. – Ужас до чего они меня довели! Кажется, круглые сутки только и делала, что отвечала на вопросы, – то репортеры, то полиция… – Достав из кармана носовой платок, она принялась полировать медвежонка. – Я уж думала, никогда моя жизнь не вернется в нормальную колею. Как будто я чем-то заслужила такую участь! – И гордо выпятила подбородок.

Намекает ли она на то, что Тед с Джейн заслужили подобную участь?

Нэн во все глаза смотрела на хозяйку. Тут я спохватилась:

– Как я вам сочувствую! – Ведь именно это жаждала услышать Вильма.

– Что ж, сами знаете, мир жесток. – Она поставила на место медвежонка и взяла керамического кролика. – Жесток и бездушен. – Она произнесла это будничным тоном, словно говорила о погоде.

– Да, конечно, – вмешалась Нэн. – Наверное, тогда у вас забот было выше головы…

– Ну, во-первых, мне пришлось опознавать труп бедного Тедди. – Вильма снова вздернула подбородок и принялась ожесточенно тереть кролика. – Больше некому было, кроме меня. Муж мой тогда был еще жив, но что толку? Отправь я его на опознание – он бы грохнулся в обморок. Так что пришлось самой управляться. Зрелище было еще то! Никогда не забуду. Девяносто восемь процентов тела было обожжено – так они сказали. Плевать мне, что они сказали. На мой взгляд, там были все сто процентов!

Существенная разница, однако.

– Прямо как подгоревший гамбургер. Честное слово! Я опознала Тедди только по кольцам на руке да по тому, что осталось от его обуви. А все остальное – черное, липкое месиво. И мне пришлось на это смотреть!

Свою маленькую речь Вильма произнесла, вложив в нее всю глубину чувств дохлой саламандры. А ведь говорила о своем брате! Осторожно водворив кролика на место, она невозмутимо посмотрела на меня. В жизни ничего ужаснее не слышала! Мне вдруг сделалось неуютно; я пожалела, что вызвала старуху на откровенность.

– Но, как я уже говорила, кто-то ведь должен был его опознать, – продолжала Вильма. – А если не я, то кто же? Ведь не эти бедные детки. И не сказать чтоб это явилось для меня неожиданностью. Видит бог, я это предчувствовала! Это было… как говорят?., неизбежно! О да, меня это не удивило.

– Вас не удивило, что они сгорели? – вскинулась Нэн.

Вильма бросила на нее раздраженный взгляд:

– Не говорите глупостей. Конечно, это известие меня потрясло. Но я предчувствовала, что должно случиться что-то нехорошее. Иного было не дано, понимаете? Зло порождает зло. Так гласит Священное писание.

– Порождает? – переспросила Нэн с едва уловимой ноткой сарказма в голосе.

Однако Вильма уловила. И еще выше вздернула подбородок. Я пришла к выводу, что эти движения подбородком – из разряда непроизвольных жестов, которые все мы временами делаем. Например, кусаем губы, когда нервничаем. Правда, Вильмин подбородок устремлялся вверх всякий раз, когда она чем-то хвасталась.

– Я, милочка, способна распознать зло, – заявила она. – А зло порождает зло – это уж в крови. Видно невооруженным глазом. Стоит вспомнить, как они жили. Сплошные пьянки-гулянки. Пьянки и гулянки. С утра и до вечера.

– Веселая парочка, – заметила Нэн. Вильма метнула на нее презрительный взгляд.

– Да будет вам известно, они оба были грешниками, Тедди и эта его жена. Она-то была чистейшим злом. Изменяла Тедди, прелюбодействовала с тем, другим мужчиной. Возмутительно – вот все, что я могу сказать!

Если бы все! Но, к сожалению, Вильма продолжила:

– И ведь Тедди вполне мог выбрать себе в жены кого-нибудь получше. Такой был симпатичный – любая за него пошла бы! Мог взять себе хорошую, богобоязненную женщину. Мы с ним оба получили хорошее религиозное воспитание.

Немудрено, что Тедди захотелось развлечься. На сей раз Вильма сграбастала керамического мышонка.

– Так что я не удивилась, когда злом воздалось за зло. Кровь, и смерть, и пламя адово – прямо как в Библии. Такой конец уготован грешникам. Такова воля Божья. Так должно было случиться. – Голос Вильмы зазвучал ритмично и напевно, как у фанатичного проповедника.

Теперь я поняла смысл металлических табличек во дворе. Для нее согласие с Господом безусловно приравнивалось к почитанию девственной свежести ее газонов.

– И вот теперь все началось заново, – нараспев продолжала Вильма. – Зло снова вступило в свои права. Темное зло. Чистое зло. И вновь я не удивлена. Ничуть не удивлена, что снова творится зло. Потому что зло порождает зло.

– Порождает, порождает, – закивала Нэн, словно прекрасно понимала, о чем толкует свихнувшаяся старушенция. – Говорите, снова творится?

Вильма поочередно оглядела нас с сестрой.

– Ну как же, я решила, вы потому и пришли. Увидела в новостях, – пояснила она. – Все, как я и говорила. Зло плодится. И теперь старший сын Тедди и Джейн тоже убит. И его жена.

О господи…

– Что вы имеете в виду? – медленно спросила Нэн, но, думаю, мы обе знали, что сейчас скажет Вильма.

– Ну как же – Рассел Мурмен! Погиб, как мать с отцом. Рассел был старшим сыном Тедди. Слышала, он погиб где-то в центре. Убили его. Горло перерезали.

Я посмотрела на Нэн. Значит, молодой человек, что пытался подцепить меня недавно на улице, был тем самым маленьким мальчиком, за которым мы присматривали почти четверть века назад! Маленький мальчик вырос и уже убит. И убита его жена.

Я пыталась переварить все это. Какой ужас!

Но, если откровенно, ужасало меня и другое. Боже, я вдруг ощутила себя старухой!

Естественно, я попыталась ухватиться за тонкую соломинку, не может быть, чтобы Рассел Мурмен – тот самый ребенок.

– Но ведь его звали иначе, – заметила я. Вильма фыркнула:

– Конечно, иначе. После смерти родителей мальчиков отдали на усыновление. Само собой, новые семьи сочли за благо изменить им имена. И я их не винила. Кому понравится, когда на твоего ребенка все вокруг указывают пальцем и пялятся? При том что их настоящие родители сгорели дотла в своем борделе, и все такое.

Как я уже говорила, эта женщина умела изящно выразиться.

Подбородок Вильмы снова взлетел вверх.

– Понятное дело, это я все устроила. Отдала детей на усыновление, помогла подыскать подходящих родителей – но ведь это был мой долг. Все было организовано с помощью моей церкви. Апостольской церкви Священного Писания.

Об этом богоугодном заведении я слышала. В основном потому, что о ней упоминалось в новостях на радиостанции Нэн. Прошлым летом Апостольская церковь Священного Писания ненадолго отошла от дел – закрылась, поместив на парадном входе объявление: ЗАКРЫТО В СВЯЗИ С ВОЗНЕСЕНИЕМ.

Очевидно, прихожане ожидали, что их всей компанией переселят живьем на небеса. Журналистская братия тут же прозвала эту церковь «чертовым колесом». Помнится, мне тогда очень хотелось оказаться в их лоне в ближайшее воскресенье и послушать, как пастор будет объяснять своей пастве, почему они все еще обретаются на грешной земле. А кстати, угрюмый настрой Вильмы, вполне возможно, объясняется этим острым разочарованием.

Старушка, очевидно, расценила наше молчание как упрек в том, что она отдала племянников в чужие руки. Она выпрямилась в кресле.

– Ну не могла же я оставить мальчиков у себя! Я обвела глазами многочисленные безделушки.

Она была совершенно права.

– Тем более учитывая, в какой семье они росли, – продолжала Вильма. – Они были такие невоспитанные – сущие дьяволята. К тому же я сомневалась, что мальчишки действительно мне родня. Их мамаша так себя вела… Не говоря уже о том, что я всю жизнь страдаю от болей в спине… но уж это мой крест.

Я вспомнила, как шустро страдалица впорхнула в свою гостиную. Завидная выдержка!

– И вдобавок, – поспешно добавила Вильма, – мне и содержать-то мальчиков было не на что. Тедди с этой женщиной жили на широкую ногу, но, когда погибли, оказалось, что они должны всем и каждому. Даже деньги, вырученные от продажи дома, не покрыли всех долгов.

Я открыла рот, чтобы выказать сочувствие, но Вильма не нуждалась в ободрении.

– Разумеется, я позаботилась, чтобы мальчики хорошо устроились, – заявила она, в сотый раз вздернув подбородок. – Это было самое меньшее, что я могла сделать!

И вновь она была права.

– А брат Рассела? – спросила Нэн. – Как его теперь зовут?

Мы с Нэн уже знали ответ. Родственник – вот как его назвала Элис. И нагловатая особа из шкафа, его жена, это подтвердила. Мы с сестрой переглянулись и в один голос с Вильмой воскликнули:

– Глен Ледфорд!

– Так вы знали? – нахмурилась Вильма. – Кто-то разболтал? Кто-то вынес сор из дома?

– Дело в том, что вчера мы случайно познакомились с женой Глена, – пояснила Нэн.

Вильма нахмурилась еще сильнее.

– Ну нет! – возразила она, качая головой. – Все эти годы я поддерживала с мальчиками связь. И даже с семьями, в которых они росли, – просто чтобы убедиться, что все идет как надо. Церковь по воскресеньям, разумеется воскресная школа, молитвы по средам… Даже если эти мальчики и не родня мне, все равно мой христианский долг – позаботиться, чтобы они получили достойное воспитание.

Я живо представила, как приемные мамы и папы всякий раз при виде спешащей с визитом тетушки Вильмы прячутся под кроватями.

– И когда мальчики выросли, я поддерживала с ними контакты. Если бы Глен связал себя священными узами брака, то я об этом знала бы! – Вильма ткнула в сторону Нэн глиняным мышонком. – До недавнего времени я даже знала, где Глен живет. В жалком мотеле в Джефферсонвиле. А до этого обитал в Чаттануге.

– А где он сейчас, вы не знаете? – спросила Нэн.

Вильма как будто обиделась.

– Глен появится! Всегда появляется. Особенно если хочет занять несколько долларов. – Впервые она улыбнулась. – Я даю ему под хорошие проценты.

Ну прямо сама доброта!

– А как насчет приемных родителей Глена? – не отставала Нэн. – Вы знаете, где они?

У Вильмы сделался такой вид, словно Нэн задала один из дурацких вопросов Джейка.

– Ну, видите ли, когда мальчики подросли, мне незачем было поддерживать отношения с посторонними людьми. Ведь они-то мне не родственники. – Она пожала плечами и вновь принялась полировать мышонка. – И потом, я не смогла их отыскать. Они переехали – в другой штат, как сказали соседи, – и никто не знал их нового адреса. Представляете?!

Вполне. Бедняги наконец-то улизнули от доброй тетушки Вильмы.

– Минутку, – не сдавалась Нэн. – Но если вы не знаете, где теперь живет Глен и где его родители, откуда вам известно, что он не женат?

Сердито глянув на нее, Вильма с громким стуком опустила мышонка на стол.

– Но я же сказала, женат был только Рассел!

Мы с Нэн обменялись взглядами, словно говоря: «Если Вильма права, кто же тогда та женщина в мотеле?»