Текст книги "Двойное убийство"

– Принимая во внимание мнение одного конкретного полицейского, – вставила Нэн, пожирая глазами картонки, которые раскладывал Трент, – я бы не удивилась, если б нас обвинили в создании помех официальному расследованию.

Трент ухмыльнулся.

– Так или иначе, услыхав эту новость по радио, я подумал, что нам стоит устроить завтрак с шампанским. Прежде чем репортеры разнюхают, что вы дома, и заявятся сюда толпами, горя желанием взять интервью у новоиспеченных героинь Луисвиля.

Героинь? Как-то странно он произнес это слово. Я поймала себя на том, что непонятное ощущение усилилось.

Да что со мной? Рядом симпатичный мужчина, удивительно напоминающий Харрисона Форда, и он дарит мне улыбки в сто ватт. Мало того – этот мужчина вознес поцелуй до высот подлинного искусства. Так в чем же тут загвоздка?

Может, я все больше становлюсь похожей на Нэн? По словам сестры, флирт напоминает рыбную ловлю: когда улов уже в лодке, он очень скоро начинает смердеть.

Значит, дело в этом? И коль скоро Трент клюнул, мой интерес пошел на убыль?

Расположившись на софе, Трент указал на коробочки с яствами:

– Итак, милые дамы, я тут принес блинчики, яйца, бекон и бог знает что еще.

Нэн накинулась на картонки. Я потянула носом и вдруг поняла, как сильно проголодалась. Когда же мы с Нэн ели в последний раз? И кстати, почему я до сих пор стою столбом?

Сестра, очевидно, не замечала моего ступора.

– Как мило с твоей стороны, Трент, – ворковала она, расстилая на коленях бумажную салфетку, – тем более что твоему клиенту теперь придется выплачивать страховку.

Пожав плечами, Трент достал из пакета горсть пирожков и пакетиков с кленовым сиропом.

– Мне-то что, мне все равно заплатят, независимо от исхода дела. И вдобавок малыш Рассела Мурмена теперь станет на сто тысяч долларов богаче. И на здоровье.

Нэн улыбнулась и недоуменно покосилась на меня. Я без труда уловила ход ее мыслей: мол, что со мной происходит?

Я перевела взгляд на Трента. Упоминание о Расселе Мурмене навело меня на какую-то мысль. Но какую?

– Берт, ты что, устала? – озабоченно спросил Трент. – Должно быть, вся эта история здорово тебя вымотала.

– Нет-нет, – отмахнулась я, – все нормально.

Нэн вновь испытующе взглянула на меня.

– Прежде чем мы примемся за еду, – заговорил Трент, – предлагаю выпить. – Он поднялся, пропуская Нэн, которая обошла вокруг столика. Как и в тот раз, когда мы устроили вечер с пиццей, Трент сел между нами – чтобы не стукаться локтями со мной, правшой, и левшой Нэн.

Смутное ощущение по-прежнему не давало мне покоя.

Наполнив бокалы, Трент передал один Нэн, а другой – мне.

– За вас, милые дамы! Пьем до дна. У нас с вами вон какая бутыль! Не каждый день детективы-любители обставляют полицию и частного сыщика.

Нэн улыбнулась:

– Что верно, то верно. Помощь мы оказали неоценимую. Пожалуй, больше всех нам благодарен Гецманн.

– Кто-кто? – Трент вскинул бровь.

– Гецманн, – повторила Нэн, потянувшись за ломтиком бекона. – Полицейский, который ведет это дело.

И тут вдруг в голове моей все прояснилось, словно части головоломки встали на свои места.

Остальное помню как в замедленной съемке. Я прыгнула вперед. Увидела вьггаращенные от изумления глаза Нэн. Трент повернулся, протягивая ко мне руки.

Казалось, я двигаюсь не по воздуху, а сквозь толщу воды… Рванувшись к Нэн, левой рукой выбила у нее бокал. А правой схватила за горлышко тяжелую бутыль шампанского. После чего развернулась и опустила бутыль на голову Трента.

Раздался противный глухой стук, и шампанское, пенясь и шипя, брызнуло во все стороны.

Глава двадцатая
НЭН

Как пишут во всех научных трудах, которые мне довелось прочесть, если один из близнецов сходит с ума, у второго отличные шансы немедленно последовать его примеру. Глядя, как бутылка с шампанским опускается Тренту на голову, я невольно подумала, что не пройдет и часа, как примчится пара дюжих санитаров, дабы нарядить меня в шикарный прикид с чересчур длинными рукавами, которые завязываются сзади.

– Берт! – взвыла я. – Ты что, рехнулась? Какого черта ты вытворяешь?

– Ничего другого не оставалось, – отозвалась Берт дрожащим голосом, не сводя застывшего взгляда с Трента.

Он, бедняжка, рухнул ничком на софу, медленно сполз на пол и теперь лежал лицом вниз, распростертый между софой и журнальным столиком.

Я наклонилась и приложила руку к его шее.

– Слава богу! Дышит!

Затем обернулась к Берт. Сестренка пребывала в полной прострации. Набрав побольше воздуха, я заговорила:

– Берт…

Она испустила горестный вздох и пробормотала:

– Неужели ты ничего не поняла? Он заранее открыл бутылку!

Я опешила. Как там советуют обращаться с психами? Ласково, терпеливо, и ни в коем случае им не перечить.

– Совершенно верно, – медленно и внятно произнесла я, – он заранее открыл…

– Очнись, Нэн! – перебила меня сестра. – Трент пытался нас убить!

– Что?!

Берт кивнула на обмякшего Трента. Я тоже посмотрела. Будучи без сознания, он уже не так напоминал Харрисона Форда.

– Неужто ты так и не поняла, кто это? – устало спросила Берт.

– Человек, который подаст на тебя в суд за телесные повреждения, – послушно ответила я.

Берт будто и не слышала.

– Это мистер Сандерсен, Нэн! Тед Сандерсен, Бедняжка! Как видно, события этой ночи так повлияли на ее психику, что главные неприятности у нас еще впереди.

– Мистер Сандерсен? Берт, но ведь Тед Сандерсен погиб…

– А вот и нет! Не погиб, потому что это он и есть. Тед Сандерсен, он же Эллиот Симс, он же Трент Марксберри.

Ну да. А еще миссис Сандерсен, Вильма Картленд и Максина.

Берт потребовалось некоторое время, чтобы все мне объяснить. Однако, объясняя, она не сидела без дела, а связывала Трента подручными средствами. Да-да, вырубив беднягу, Берт тотчас метнулась наверх, к себе в спальню, откуда полминуты спустя вернулась с ворохом непочатых колготок.

– Вряд ли у меня найдется веревка, так что сойдет и это!

И, деловито разорвав зубами целлофановую упаковку, обмотала колготками сначала нижние конечности Трента, а затем ножку тяжеленной софы. Очевидно, по замыслу Берт, если Трент вдруг очнется и попытается сбежать, ему придется сделать это, волоча за собой тахту времен первых поселенцев.

Я же, разумеется, не оказывала Берт содействия, пока она окончательно не убедила меня в своей правоте. А до этого момента я просто стояла, наблюдала, как моя сестрица сноровисто бинтует колготками лодыжки Трента, и надеялась в душе, что у сыщика хорошее чувство юмора.

– Ты только вспомни, Нэн, – вразумляла меня Берт, закрепляя добротный узел. – Что нам говорил Гецманн? Что полиция установила личность Рассела Мурмена чуть ли не к полуночи пятницы. Но Трент знал его имя уже в пятницу днем – когда заявился сюда, после того как моя квартира была перевернута вверх дном.

О боже. Неужели это правда?

Берт между тем торопливо продолжала:

– Готова поспорить, именно Трент и обшарил наши квартиры – надеялся, наверное, выйти на след шантажиста. Как же он, должно быть, озверел, когда, избавившись от Рассела, получил весточку от Глена и понял, что в этом деле участвует кто-то еще. Похоже, обшарив мои комнаты, Трент обошел дом и как ни в чем не бывало предстал перед нами.

Я смотрела на Берт, пытаясь справиться с подступающей тошнотой. Господи, неужели она права?

– Нэн, кто мог раньше полиции узнать имя убитого? Только убийца! Он прикончил Рассела и забрал его бумажник.

Я сделала глубокий вдох и медленно проговорила:

– Трент сказал, что имя убитого ему сообщили в полиции, но, судя по его недавней реакции, о Гецманне он слышал впервые.

Точно! Уж кого-кого, а очаровашку Гецманна вряд ли так быстро позабудешь. Я метнулась к Берт и, присев рядом, принялась обматывать колготками запястья Трента и еще одну ножку софы.

– Но с чего ты взяла, что это Тед Сандерсен? А не Лес Теннисон, любовник миссис Сандерсен?

– Неужели не понимаешь? – Берт закрепила еще один узел. – Трент не может быть Лесом Теннисоном – ведь он с самого начала знал, кто из нас правша, а кто – левша. И как я раньше не сообразила! Помнишь, что сказал Трент, когда принес пиццу? Что не сядет рядом с левшой Нэн, чтобы не стукаться локтями. А ведь мы не говорили ему, что мы зеркальные близнецы, – значит, он откуда-то уже знал это. Вспомни, мистера Сандерсена это в свое время очень заинтересовало, он все расспрашивал нас…

Во рту у меня пересохло. А ведь правда… Сидя. с детьми Сандерсенов, мы вряд ли встречались с Лесом Теннисоном, но вот мистер Сандерсен проводил с нами немало времени. Я покосилась на Трента.

– Все дело в бороде, это из-за нее он так изменился.

Берт пожала плечами:

– Борода плюс двадцать с лишним лет.

Как только Трент был на совесть примотан к софе, я бросилась к телефону. Вызвав полицию, вернулась и вновь уставилась на человека, распростертого на полу.

– Но если ты права, значит, он убил своего родного сына… – Спазм сдавил мне горло. – Как же он мог дойти до такого?

У Берт на все был готов ответ.

– Помнишь, что сказала нам сестра Теда Сандерсена? Узнав об интрижке его жены, Вильма с мужем засомневались, что мальчики – сыновья Теда. – Пожав плечами, Берт отошла и уселась в кресло-качалку, стоявшее у книжного шкафа. – И потом, ведь братья шантажировали собственного отца, пусть даже они этого не знали. Вряд ли Сандерсен воспринимал их как сыновей – скорее как проблему, от которой надо избавиться.

– Наверное, он и Элис убил, – продолжала я. – Помнишь, он появился в мотеле, когда мы там торчали? Якобы получил анонимный звонок. Не было никакого звонка! Он узнал адрес у бедняжки Элис, как и мы, а поскольку Элис его видела, решил не оставлять ее в живых.

– О господи! – выдохнула Берт, глянула на Трента и испуганно прикрыла рот рукой.

Я подумала, что он приходит в себя, но нет, беглого взгляда хватило, чтобы понять: лежит как лежал, готовенький.

– В чем дело? – Я повернулась к Берт. Внезапно побледнев, она уставилась на меня круглыми от ужаса глазами.

– Нэн, я увлеклась убийцей! На его счету четыре жизни!

Что тут сказать?

– Бывает, – утешила я сестру.

Трент – для меня он все равно оставался Трентом – только-только начал приходить в сознание, когда на пороге появилась доблестная полиция. И я – совсем недавно утверждавшая, будто не желаю их больше видеть, – готова была целовать им форменные ботинки.

Едва полицейские отвязали Трента от кушетки и поставили на ноги – он, ясное дело, стал громко возмущаться, что Берт ни с того ни с сего на него напала. И опять – господи, сколько же можно! – мы с Берт потащились в полицейское управление.

Кажется, это место уже стало нашим вторым домом.

В полиции, перед Гецманном, Трент выглядел чертовски убедительно. С нескрываемой обидой пожаловался: с какой, мол, стати мы с Берт додумались его связать? Я заметила, что Гецманн внимательно прислушивается.

Исход дела решила Максина. Пока ее вели к кабинету, она, разумеется, визжала на всю округу.

– Мыслимое ли дело, снова приволочь меня в эту дыру! Не успела я добраться домой… – Тут Максина увидела Трента и осеклась на середине фразы. Картинно ткнув лакированным коготком в Трента, она выкрикнула: – Это же Эллиот! Мой гнусный муженек-убийца!

До чего ж трогательный момент! Что и говорить, приятно наблюдать воссоединение любящих супругов, а также теории с практикой.

Глядя на очаровательных мистера и миссис Симс, я вдруг сообразила, что это Максина стреляла в нас перед дверью Берт. Только метила она не в меня и не в Берт. Не сумев уговорить братцев порешить муженька, она попыталась сделать это сама.

После того как Максина опознала Трента, сюрпризы почти закончились. Правда, мы узнали, что в бутылке шампанского действительно содержалась изрядная доза крысиного яда. Видать, старина Трент решил отплатить нам за все неприятности, которые мы ему учинили, а затем снова удариться в бега.

Когда Гецманн поведал мне эту новость, я аж поежилась. Оказывается, мы с Берт чудом избежали двойных похорон. И вдобавок, подобные фокусы могут напрочь отбить вкус к шампанскому.

Еще один сюрприз случился на следующей неделе, в среду. Около трех, когда я заканчивала свой эфир, в аппаратную просунулась голова секретарши. Девчонке лет девятнадцать, и она очень впечатлительна.

– Нэн, – позвала девушка, лихорадочно поблескивая глазами. – Там тебя кто-то спрашивает. Наверное, по важному делу. – Она уже почти закрыла дверь, но затем, передумав, снова протиснулась в щель и добавила: – Кстати, он ничего себе, такой здоровяк!

Здоровяком оказался Гецманн собственной персоной. Стоя в приемной, руки за спину, он изучал на стенах рекламные плакаты. Рядом с ним наши стулья и столы казались мебелью из страны лилипутов. Заслышав мои шаги, Гецманн обернулся и смерил меня оценивающим взглядом.

Я улыбнулась, стараясь не подать виду, что заметила, как его глаза дважды оглядели меня с головы до ног, пока я пересекала комнату.

– Привет, – поздоровалась я. И умолкла в ожидании.

Гецманн вдруг сконфузился.

– Я тут… подумал, что вам захочется узнать, как идет расследование.

И он сюда притащился только для того, чтобы мне об этом рассказать?! Лично? Когда мог просто снять телефонную трубку?

– Да… неплохо бы…

Я жестом указала ему на один из стульев. Гецманн сел, сразу сделавшись похожим на медведя-гризли, примостившегося на скамеечке для ног. Взъерошив свой «ежик», детектив заговорил:

– В общем, все оказалось именно так, как и говорила ваша сестра. Тед Сандерсен, он же Эллиот Симс, во всем признался. Много лет назад он убил свою жену и ее любовника. А несколько дней назад – Рассела и Элис Мурмен, чтобы замести следы того, давнего, убийства. Очевидно, частным сыщиком он прикинулся, чтобы выяснить, что именно известно вам с сестрой. – Гецманн покачал массивной головой. – Парень он шустрый, нечего сказать. Зашел в какую-то типографию и быстренько отпечатал себе визитки на имя Трента Марксберри. Затем снял дешевый офис в центре Луисвиля, поставил автоответчик – и готово.

Просто немыслимо! Меня потрясли не убийства, и не множество обличий убийцы, и даже не легкость, с какой Трент втянул нас в свою игру. Я была поражена тем, что он сознался. Человек, известный нам под именем Трента Марксберри, как будто не из тех, кто легко ломается и пускается в откровения.

– Что же заставило его признаться?

– Не что, а кто, – усмехнулся Гецманн. – Я привез его сестру, о которой вы нам рассказали, – проверить, узнает ли она его. До чего ж милая особа! Вильма Сандерсен Картленд чинно явилась в тюрьму, зажав под мышкой Библию. И представьте, после стольких лет разлуки у нее не возникло и тени сомнения. Бросив один только взгляд на Сандерсена, она велела ему пасть ниц и вымаливать у Господа милости и прощения. Ибо от нее он этого уж точно не дождется!

Что правда, то правда: геенна огненная не сравнится с гневом Вильмы Картленд.

– Потом она принялась голосить и клясть Сандерсена за те страдания, через которые он заставил ее пройти. Ей, мол, пришлось приводить в порядок его имущество, ведь она считала, что он погиб. А главное – смотреть на обгоревший труп, который, выходит, был даже не его, а Леса Теннисона в обуви Теда.

Глаза Гецманна поблуждали по комнате, на мгновение остановились на плакате с Тиной Тернер в черном кружевном платье с глубоким декольте; затем он снова повернулся ко мне.

А глаза у него, оказывается, карие.

– В данный момент, пока мы тут с вами разговариваем, Тед Сандерсен вместе с адвокатом в поте лица выстраивают линию защиты, сделав ставку на умопомешательство, якобы наследственное. – Гецманн пожал плечами. – Вообще-то, беседуя с этой Вильмой Картленд, я и сам подумывал сменить документы и сбежать на край света.

Я улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

После чего я – диск-жокей с отлично подвешенным языком – не могла найти что сказать. И какое-то время мы просто сидели и таращились друг на друга. Я не имела понятия, что на уме у Гецманна, но заметила: когда нет нужды опасаться, что он вот-вот засадит тебя за решетку, этот фараон, оказывается, чертовски привлекателен. И возможно, гораздо приятнее, чем я считала. В общем, как сказала наша секретарша, ничего себе. Украдкой я покосилась на его левую руку. Хм. Кольца нет.

Когда я подняла глаза, улыбка Гецманна сделалась шире. Осмелюсь предположить, он отлично понял, куда я только что смотрела.

Гецманн встал и протянул ручищу, помогая мне подняться. Его пожатие было теплым и крепким, и он задержал мою ладонь в своей.

– Итак, – веско произнес он.

– Итак… – растерянно отозвалась я.

Он все еще держал мою руку, и я не возражала.

– Может, как-нибудь выпьем вместе кофейку? – продолжал Гецманн. – Ведь мы оба работаем в центре.

Как будто все, кто работает в центре, обязаны неформально общаться за чашкой кофе. Я улыбнулась, глядя ему в глаза, и вдруг почувствовала себя совсем как кинозвезда на вручении «Оскара». Я ему нравлюсь. Я действительно ему нравлюсь!

– Ну конечно! Почему бы вам не позвонить мне, Гецманн?

Тут Гецманн наконец выпустил мою ладонь, словно только что сообразил, что до сих пор ее держит.

– Меня зовут Хэнк, – сообщил он.

Я кивнула, словно и так знала его имя, только запамятовала. Хэнк? Смогу ли я всерьез относиться к человеку по имени Хэнк?

С другой стороны, это явный прогресс по сравнению с Тэбби.

Я стояла столбом, пока Хэнк не скрылся за дверью, а потом стремглав ринулась к телефону – звонить Берт.

Глава двадцать первая
Берт

Когда позвонила Нэн, я как раз печатала письмо, которого с нетерпением ждал один из партнеров фирмы «Майер, Креббс и Глисон, юридические услуги». Вновь я замещала ушедшую в отпуск секретаршу, вновь работала в здании «Ситизенс-Плаза», и вновь меня определили в адвокатскую контору. Поскольку вышеупомянутый адвокат висел у меня над душой, временем на разговоры с Нэн я не располагала.

Если уж быть совсем точной, времени мне хватило на то, чтобы выслушать новость сестры насчет Гецманна, сказать: «Не могу поверить, что тебе хочется выйти в свет с этим парнем» – и повесить трубку. Правда, до этого Нэн успела рассмеяться и отпустить какую-то пошлость по поводу наручников, но я не совсем поняла.

Однако, заканчивая письмо, печатая адрес на конверте и относя бумагу на подпись, я то и дело ловила себя на том, что улыбаюсь. Возможно, на сей раз у Нэн все сложится. Будет очень мило, если, разнообразия ради, ее улов не начнет смердеть.

Вернувшись к своему письменному столу, я присела и задумалась. Еще неделю назад, узнай я, что Гецманн пригласил Нэн на свидание, – наверняка бы взбесилась. Меня ведь всегда раздражало количество мужчин, увивавшихся вокруг Нэн. Но сейчас, как ни странно, я больше не чувствовала досады.

Мы с Нэн вовсе не соревновались – просто обе пытались найти человека, с которым смогли бы быть счастливы. А ведь нам и так уже чертовски повезло, родиться вместе с лучшей подругой – это не так уж и мало.

Позднее, в тот же день, выйдя из здания «Ситизенс-Плаза», я стояла на тротуаре в ожидании зеленого света. Было начало шестого, но магазины в торговом центре «Галерея» оставались открыты допоздна, по случаю какого-то праздника. Я собиралась заглянуть к «Лоре Эшли», навестить клетчатый джемпер, на который положила глаз месяца три назад. Хотела проверить, не подешевел ли он, или же мне придется еще немного подождать, пока его цена приблизится к моим возможностям.

Рядом со мной кто-то кашлянул. Я обернулась и увидела мужчину лет сорока, в строгом костюме, непромокаемом пальто от «Барберри», с элегантным шарфом вокруг шеи. Чем-то он неуловимо напоминал Роберта Редфорда – такие же белокурые волосы, те же ярко-голубые глаза, такая же самоуверенная улыбка. Мужчина пристально смотрел на меня.

– Простите, – произнес он с легким британским акцентом, – вы не скажете, который час?

Я покосилась на его наручные часы, выглядывавшие из-под манжеты пальто.

Мужчина заметил мой взгляд и виновато улыбнулся.

– Понимаете, – начал он, – я и прежде вас тут встречал и, если честно, считаю, что вы самая красивая…

Загорелся зеленый свет, и я шагнула на мостовую.

Мне вовсе не хотелось показаться грубой. Тем не менее я, не оборачиваясь, решительно продолжила путь.