Текст книги "Дуэль"

Глава 24

Когда мужчина решает жениться, ему следует найти такую женщину, которой он доверяет.

Аноним

Когда женщина находит мужчину, которому она доверяет, ей следует выйти за него замуж.

Жена анонима

Может быть, он действительно ее любит, думал Йен. Если любить означает ставить ее выше всех, ставить ее благополучие выше всех остальных забот, тогда да, он, наверное, любит свою бесценную жену. Если это означало, что он хочет отпраздновать их спасение и их свадьбу самым основательным образом из всех, ему ведомых, тогда да, он ее любит.

Он хочет ее, он хочет быть с ней. Он хочет, чтобы она была счастлива и благополучна, и он хотел бы умереть, если бы потерял ее в дыму, пожара. Может ли любовь на самом деле быть такой простой? Тогда почему все поэты делали из нее такую ужасную тайну? Наверное, чтобы продать побольше своих скучных стишков и чтобы заставить меньшее количество мужчин считать себя бессмысленными болванами только потому, что они не приходят в восторг от бровей своих возлюбленных. Но, поразмыслив, Йен решил, что у Афины брови действительно прекрасны: они выгнуты мягкими дугами, их коричневатые волоски золотятся на кончиках, несколько волосинок нарушают ровную линию. Раньше ему хотелось пригладить эти волосинки, но потом он обнаружил еще множество очаровательных деталей во внешности своей пленительной жены.

Он постарается проделать это вскорости, нынешней же ночью, после того как признается ей в любви. Она скорее всего заплачет, глупышка, но он осушит ее глаза поцелуями и слижет слезы языком. Нет, он не станет подражать Роме.

Он лучше запасется лишним носовым платком, вот что он сделает, после того как примет ванну, чтобы избавиться от запаха дыма и какого-то притирания, которое дала ему кухарка, чтобы утишить боль в ногах. Огонь был везде потушен, но лакеи стояли на страже, чтобы не пропустить, если снова где-то загорится. Другие обходили дом по периметру на тот случай, если поджигатель решит сделать новую попытку. Следили за домом и два сыщика с Боу-стрит. Утром они начнут искать следы, и помоги Боже будущему висельнику, если Йен найдет его первым.

Йен подумал, не переселить ли всех в гостиницу, но людей было слишком много и все очень устали. Его мать на этот раз действительно разболелась, она была бледна и дрожала, а у Ренсдейла снова двоилось в глазах. Дом, кажется, не очень пострадал, так что там было спокойно и дым проник не во все помещения. Окна открыли в холодную ночь, и хотя оставшийся запах дыма нельзя было назвать приятным, к нему можно было притерпеться.

Утром Йен все как следует осмотрит, вызовет архитекторов и инженеров, чтобы те выяснили, насколько прочно здание, и наймет работников, чтобы те вымыли стены и выбили ковры. Все это может подождать до утра. Когда Йен расплатился с пожарными, он поговорил с сыщиками и отослал слуг – тех, кто не стоял на часах, – предаться заслуженному сну.

Он же заслужил того, чтобы провести остаток ночи в объятиях жены.

Сложность заключалась в том, что Афина крепко спала в своей комнате. Он заметил, что она спит на боку, свернувшись калачиком на середине кровати. Он вполне может уместиться рядом с ней.

Йен подумал было разбудить ее, но тут же отказался от своего намерения. Всю ночь она трудилась не покладая рук – помогала горничным разносить рабочим питье, охраняла братьев от опасности, спасла его мать от апоплексического удара. Отдавала распоряжения прислуге так, словно была рождена для этого, что скорее всего так и есть. Потом отправилась с дворецким и экономкой осмотреть спальни прислуги, распорядилась поставить на время раскладные кровати, раздавала чистое постельное белье.

Она приняла ванну, это было ясно по влажным завиткам волос, обрамлявшим ее лицо, освещенное свечой у него в руке. Несмотря на пожар, от нее пахло розой. Ее и его комнаты почти не пострадали, аромат свадебных букетов перебил запах дыма.

Йену хотелось ей сказать, что он гордится ею и благодарен, но он этого не сделал. Не сегодня. Сегодня он позволит ей выспаться, как и подобает джентльмену, каковым он является, то есть джентльмену истерзанному, измученному и трепещущему.

Он укрыл ее вторым одеялом, потому что через открытое окно проникал холодный воздух, а угли в камине давно догорели. Она не проснулась, даже когда он поцеловал ее в щеку и пожелал доброй ночи. Он подбросил в камин угля и при помощи мехов раздул огонь. Афина не проснулась.

Пришлось Йену уйти, улечься в свою холодную, пустую, пропитанную дымом постель, где никто не сетовал, что у него ледяные ноги, и никого не волновало, что они болят.

Конечно, он любит жену, раз пошел на такую жертву.

Он приготовился сказать ей все утром. Ах, он приготовился многое сделать утром. Но Афина все еще спала. Надолго ли хватит его благородства? Благородства хватило, чтобы не торопиться осуществить брачные отношения на то время, пока сыщик с Боу-стрит, архитектор и маляр ждут внизу. Если он начнет ласкать жену, он не остановится, даже если внизу будут ждать принц-регент, прославленный архитектор Кристофер Рен и Микеланджело, вместе взятые.

Сначала он разбирался с делами прислуги, отдав все в опытные руки дворецкого, в том числе и тяжелый кошелек, чтобы все работы были проведены быстро, с наименьшими потерями. Потом пригласил сыщика позавтракать вместе с ним.

Сыщик уже завтракал, но пошел за лордом Марденом в большую столовую, поскольку малая была повреждена. Он выпил чашку кофе, после чего приступил к расспросам. Первым вопросом было – куда уехал лорд Пейдж. Все знают, что лорд Марден и барон Пейдж – враги, сказал он, и Пейдж мог захотеть отомстить.

Трусливое нападение поджигателя вполне было в стиле Пейджа, но Йен был уверен, что Пейдж уехал в Шотландию. Карсуэлл проверял эти сведения, а своему другу Йен доверял. То есть доверял до того, как этот негодяй соблазнил его сестру. Йен сомневался, что у Пейджа хватило бы денег нанять какого-нибудь негодяя на эту грязную работу, но сыщик сказал, что наведет справки в игорных домах и низкопробных пивных, где Пейдж был завсегдатаем. Если он нанял поджигателя, кто-то должен об этом знать. И этот кто-то заговорит за достаточно щедрое вознаграждение. Йен опустошил домашнюю кассу и решил сходить в банк.

Если не Пейдж, спросил сыщик, не думает ли лорд Марден, что с пожаром как-то связана леди Пейдж?

Мона могла обидеться и оскорбиться концом их связи, но она живет в его доме в Кенсингтоне и на его деньги. Даже у нее хватило бы ума понять, что он вряд ли станет щедрее, если его лондонский особняк сгорит дотла. И потом, она слишком ленива.

Нет ли у лорда Мардена других идей насчет того, кто может стоять за попыткой уничтожить его дом?

При этом слове по спине у Йена пробежала дрожь. Сыщик думает, что кто-то попытался убить его и его родных, а не просто пытался устроить шум и суматоху в его брачную ночь.

Его брачная ночь. Существует человек, полагающий, что он имеет первоочередное право на руку и приданое мисс Ренслоу. Уиггз мог решить, что поскольку не заполучил Афину, ее не получит никто. Йен представить себе не мог, что этот прелат способен испытывать такую жгучую, деспотическую страсть, но сообщил сыщику имя Уиггза.

– Священник, говорите? Необычный подозреваемый. Я им займусь. У вас есть его адрес? – Сыщик записал адрес, данный Йеном, затем пролистал назад две страницы своей записной книжки. Адрес Уиггза совпадал с адресом леди Пейдж.

Сыщик прищурился.

– Кажется, это не обычный священнослужитель. Вы не можете вспомнить, нет ли у вас еще врагов? Джентльменов, которые проиграли вам в карты? Другого разгневанного супруга? Кого-то, кого вы победили в бою на кулаках или на шпагах?

– Таких половина джентльменов в Лондоне. Вряд ли мои грехи так велики, чтобы я заслужил быть изжаренным заживо, а в последнее время я стал просто святым. Женатый человек, понимаете ли.

Сыщик не был уверен, что обручальное кольцо является лекарством от моральной развращенности, но продолжал листать свои записи.

– А кто-то из тех, кто живет в доме? Может ли у кого-то, живущего в доме, быть за пределами дома тот, кто хотел бы убить его?

– Например, мою мать? Вряд ли хныканье и придирки – такие страшные преступления. Моя сестра обижает всех, – включая и его самого, как выяснилось этим утром, – но ее борьба за реформы не настолько серьезна, чтобы представлять собой угрозу для кого бы то ни было. Моя жена? Кто может не любить этого ангела? Ведь это – самая любящая, самая бесценная душа, когда-либо…

Сыщик кашлянул.

– Ну да. Ее младший брат почти не выходит из дома и не мог бы никого настроить против себя. Но теперь я вспомнил, что на другого ее брата, виконта Ренсдейла, напали несколько дней назад. Тогда мне показалось это странным.

Сыщик поискал в записной книжке записи о происшествиях той ночи.

– Сказали, что у него сотрясение мозга. Кирпич. Не обычное оружие.

– И не обычный грабеж. Ничего не взяли.

Они начали говорить о Ренсдейле, который все еще спал после всех волнений этой ночи. Лорд Марден разбудил своего гостя без всяких угрызений совести, особенно если учесть, что тот был целью нападения и поставил под удар всю семью Йена.

Ренсдейл не знал никого, кто ненавидел его настолько, чтобы зажечь спичку под его ногами, тем более устроить поджог дома его новообретенного зятя. Попытка ограбления могла не иметь никакой связи с поджогом. Кучка негодяев, напавших на него, могла быть просто уличной шайкой или чем-то в этом роде.

– Он хромал, – прервал Йен рассказ Ренсдейла о его, Ренсдейла, мужестве. – Напавший побежал, когда услышал крик. Я подумал, что это вы, потому что он хромал.

Ренсдейл не любил говорить о своем физическом недостатке.

– Многие люди хромают. Это могли быть солдаты, вернувшиеся с войны, которые остались без работы и без денег.

– Вы знаете в Лондоне еще кого-нибудь, кто хромает, милорд? – спросил сыщик.

Ренсдейл задумался.

– Только один из моих конюхов. Я послал его в Лондон с Эффи и Троем. Я его видел. Вспомнил, когда вы заговорили о нем.

– Алфи Браун? – спросил Йен.

– Да. Он, наверное, нашел место получше. В нем не было нужды, потому что мои брат и сестра поселились здесь.

– Где вы его нашли? Из какой он семьи? Где он может находиться и почему ненавидит вас? – Йен был уверен, что преступник – Алфи. Он никогда не доверял этому человеку, потому что тот бросил Троя в день дуэли и больше не появился. Любой приличный плут давно бы попытался шантажировать его.

Ренсдейл запинался и мямлил, а потом признался, что семья Алфи Брауна живет по соседству с ним. Попросту говоря, в его доме. Алфи – один из незаконных детей его отца, его мать – кухарка Салли Браун. Покойный виконт поступил хорошо, с гордостью сообщил Ренсдейл. Он помогал служанке и ее сыну до самой смерти.

– Алфи не испытывает ко мне ненависти. Я дал ему работу. Он говорил, что будет присматривать за юнцом, как за родным братом. Это вполне резонно – это ведь так и есть. То есть они братья, хотя никто не говорил об их родстве. Конечно, все соседи это знают. Фамильное сходство. Например, хромота.

– Хромота? Вы же сказали, что обязаны своей хромотой несчастному случаю в дороге.

Ренсдейл натянул на себя одеяло.

– Я не хотел, чтобы жена думала, что наши дети могут оказаться с уродливой стопой.

– А Трой?

Ренсдейл кивнул:

– Он тоже, но ее пытались выправить, когда он был еще младенцем. Мой отец так горевал после смерти молодой жены, что не мог выдержать появления еще одного ребенка с физическим недостатком. Какой-то костолом сломал ребенку ногу, чтобы выправить ее. После этого он уже никогда не был прежним.

– Господи, еще бы! Матери нет, вот они и мучают дитя? Удивительно, что он вообще выжил.

Ренсдейл пожал плечами:

– Никто не предполагал такого, кроме Эффи.

Сыщик кашлянул.

– Вы говорите, этот Алфи Браун здесь, в Лондоне? Мне бы хотелось перемолвиться с ним словечком.

Йену хотелось перемолвиться с этим ублюдком не одним словечком, но он послал сыщика на Камерон-стрит узнать, не поможет ли слуга капитана Макелмор найти пропавшего конюха.

Сам он поехал в Кенсингтон на тот случай, если ошибся относительно леди Пейдж и преподобного Уиггза.

Леди спала, ведь еще не было и полудня, а мистер Уиггз отбыл примерно полчаса назад в дом лорда Мардена. Так сказал дворецкий. Лорду Мардену это было все равно, дворецкий – вот кого он хотел расспросить. В конце концов, этот человек состоит на службе у Йена, а не у леди Пейдж. Его преданность соответствовала размерам его жалованья.

– Эта… эта леди и этот… этот преподобный джентльмен – оба были дома вчера вечером, – доложил дворецкий. – Никто из них не уходил из дома, потому что окна и двери были еще заперты изнутри, когда встали слуги.

Эти-то сведения и были нужны Йену. Он отправился к капитану посовещаться с сыщиком и успокоить дядю Афины, что ни она, ни ее брат никак не пострадали во время пожара. Об Алфи не было ни слуху ни духу, но сыщик намеревался подключить к поискам побольше людей, поскольку конюх остался единственным подозреваемым. Йен предложил награду, а капитан сказал, что удвоит ее, чтобы защитить своего родственника. Они одновременно направились в свои банки.

Уиггз действительно зашел в Мэддокс-Хаус. Потрясение, которое он испытывал при виде ущерба, причиненного пожаром, было вполне правдоподобным, и еще больше его потрясло, что леди Дороти так рано ушла из дома, но больше всего его потрясли сведения, которые он должен был, по его глубокому убеждению, сообщить Афине.

– Я предупреждал вас, что не следует выходить замуж за этого развратника, – сказал он, выпятив грудь. – И я был прав. Разводы вызывают косые взгляды, но я не вижу никакой иной возможности покончить с этим губительным мезальянсом. Нет никакой вероятности, что суд решит считать брак недействительным, разве что вы назвались вымышленными именами при венчании, хе-хе. Я знаю, что вы этого не сделали, потому что сам произносил ваши имена. И вряд ли вы сможете доказать, что лорд Марден не в состоянии осуществить… э-э-э… брачные отношения, поскольку половина Лондона может доказать обратное. Лунатизм мог бы быть законным основанием. Этот человек должен быть безумцем, если считал, что вы никогда об этом не узнаете.

– Господи, да о чем же я не узнаю? – спросила Афина. Она чувствовала усталость, раздражение и тревогу из-за того, что кто-то пытается им навредить. Кроме того, у нее было очень много дел – нужно проследить, чтобы дом Йена был восстановлен во всем своем прежнем великолепии. – Скажите, сэр, все, что вам так не терпится сказать, чтобы я могла заняться своими делами и продолжать свою замужнюю жизнь, которую, уверяю вас, я совершенно не собираюсь прекращать.

И Уиггз рассказал, испытывая при этом наслаждение, совершенно не подобающее духовному лицу. Всю эту историю он слышал от леди Пейдж, которая слышала ее от своего супруга перед тем, как этот последний сбежал, не прихватив ее с собой.

– Вы говорите, что мой муж участвовал в этой дуэли? Вполне могу это допустить, поскольку было упомянуто имя леди Пейдж. Я уже сказала вам, что этот роман кончился. Он не имеет ко мне никакого отношения. – И она снова занялась своими списками. – Лорд Пейдж выстрелил преждевременно? Неудивительно, что эта женщина изменяла мужу, если этот муж – такая скотина. – В отличие от замечательного мужа самой Афины. Она и представить себе не могла кого-то другого ни в своей постели, ни в своей жизни. – Как видите, я очень занята. – Она собиралась внести в список новые комнатные туфли для Йена. Последнюю пару присвоила Рома – не для того, чтобы сжевать ее, но чтобы носить ее по следам запаха своего спасителя.

Уиггз договорил до конца все, что знал.

Блокнот упал на пол.

– Что сделал мой муж? – Карандаш сломался пополам. – Куда он выстрелил?

Афина обезумела. Она вошла в комнату Троя и закричала:

– Как же это ты не видел, кто стрелял в тебя?

– Клянусь, он не целился в меня.

Тогда она закричала на второго брата:

– Вы знали и позволили мне выйти за этого человека?

– Ясное дело, знал. Марден – человек чести, он откровенно рассказал мне, что случилось, в письме. Сказал, что берет на себя всю ответственность, в том числе и за тебя. Ясное дело, это не назовешь иначе, кроме как благородством.

Афина закричала на свою новообретенную золовку, которая пришла в ужас от того, что ее не оказалось в Мэддокс-Хаусе во время пожара, и от того, что ее уличили в ее проступке.

– Вы предостерегали меня, что я не должна позволить соблазнить себя, – кричала Афина, – посмотрите на себя! Вернуться утром домой в том же платье, в котором были вчера вечером! И не с кем иным, как с Карсуэллом! Этот человек – бесстыжий лгун! Он такой же негодяй, как и ваш брат, и вы не будете иметь с ним ничего общего, вы меня слышите?

Поскольку Афина была почти на фут ниже ростом, чем леди Дороти, и поскольку Доро явно намеревалась иметь общее с «этим человеком» и дальше, и как можно больше общего, она просто погладила Афину по щеке.

– Что бы ни сделал мой брат, что вызвало у вас такое раздражение, дорогая, уверена, что он сумеет убедительно извиниться. Если вы будете правильно разыгрывать свою карту, получите новый браслет или собственный выезд.

– Мне ничего не нужно от вашего брата! Мне не нужен ваш брат! Он лжец, он чудовище, он бабник и… чудовище, – повторила Афина, не придумав ничего нового.

Леди Марден пожурила ее за крик. От шума у старой графини начинала болеть голова, это во-первых, а во-вторых, такое поведение не приличествует леди и совершенно не подобает графине.

Посему Афина пошла наверх и накричала на глухую собаку.

Йен ожидал, что в его доме кипит бурная деятельность, как в улье, что рабочие скребут стены, выносят ковры. Он ожидал, что жена обрадуется, поскольку теперь им известно имя поджигателя, и еще он ожидал, что остаток дня они проведут в номере гостиницы, который он оставил за собой.

В холле никого не было – ни дворецкого, ни лакея, хотя двери и окна были открыты, чтобы из дома выветрился запах дыма. В гостиной никого не было, как и в библиотеке, и в столовой, хотя он знал, что его сестра вернулась – он видел, подъехав к дому, что принадлежавшие ему раньше гнедые мчатся по улице, запряженные в коляску Карсуэлла. Он знал, что мать встала, потому что капитан собирался зайти к ним через час. Ренсдейл не спал, потому что Йен сам разбудил его.

Он понял – что-то случилось. Не катастрофа, потому что тогда кто-то послал бы за ним или встретил его в дверях.

Но что-то случилось, и с замиранием сердца Йен понял, что виноват в этом он.

Юный Ренслоу только покачал головой. Собака спряталась под кроватью, даже не встретив его ритуальным рычанием. Йен ослабил воротник рубашки, внезапно ставший тесным.

Он шел в свою спальню, словно на виселицу. Все двери в коридоре были закрыты; ни одна горничная не пробежала мимо него. Эта тишина была хуже смертного приговора.

Трус ушел бы. Йен подумал было уйти, но вспомнил о медальоне с рубином в виде сердечка, который нес в руке и который купил у ювелира рядом с банком. Он еще не сделал свадебного подарка Афине, а ее брачная ночь была испорчена. Может быть, за медальон ему отпустят грех, который он невольно совершил.

Может быть, рак клешней свистнет.

– Я вам верила! – закричала его изящная, обожаемая женушка, когда Йен вошел в спальню. – Я думала, что, по крайней мере, вашему-то слову уж можно верить!

– Я…

– Я думала, что вы человек чести, несмотря на ваше распутство!

– Я…

– Вы мне лгали! – крикнула она, швырнув последнюю пару его шлепанцев ему на стол.

Он успел поймать чернильницу.

– Вы…

– О нет, нет, не получится! Вам не удастся переложить на меня ответственность за ваши грехи. Это вы лгали, это вы заставили меня поверить, что хотите жениться на мне, когда вы с Ренсдейлом уже давно решили это, намереваясь нашей женитьбой искупить ваше преступление. Это вы выстрелили тогда из пистолета, а не лорд Пейдж!

– Да, но…

– Вы выстрелили в моего маленького братика! Лучший способ защиты – хорошее оскорбление, и Йен сам пошел в наступление.

– Ну а вы солгали мне о его физических недостатках. Я думал, что сделал его инвалидом на всю жизнь, а оказывается, он уже был калекой. Вы заставили меня чувствовать себя виноватым в большей степени, чем это было на самом деле.

– Откуда мне было знать, что вы чувствует себя виноватым, когда я не знала, что вам есть из-за чего чувствовать себя виноватым? Больше того, все знают о Трое о том, что с ним сделали, когда он был младенцем. Ренсдейл должен был сказать вам, когда вы обсуждали наш брак, на случай если вы будете обеспокоены тем, что ваши дети могут нести на себе проклятие Ренслоу. Полагаю, это не имеет для вас значения, ведь вы любите вашу сестру, несмотря на ее оспины, и вашу мать, которая принимается чихать от одного-единственного цветка. Я решила, что вы сможете любить наших деток при всех условиях.

– Смогу любить и буду любить.

– Как вы можете полагать, что я в это поверю, после того как вы столько раз лгали мне?

– Это нельзя назвать ложью в полном смысле слова, и у меня были для этого веские основания.

– Для лжи не существует веских оснований!

– Существует. Будьте же разумны, Эффи. Вы были здесь, вы были в расстройстве. Я не хотел увеличивать ваше горе мыслями о том, что вы оказались рядом с тем, кто…

– Убил моего брата? Я вышла замуж за того, кто мог убить моего брата, если бы не хорошие врачи и везение?

– Я не хотел, чтобы вы меня возненавидели.

– И вам больше нечего сказать, почему вы лгали мне? Почему женились на мне, пользуясь ложными предлогами? Почему обещали мне, что я могу вам верить? Это все, что вы можете мне сказать?

Нет, не все. И он сказал:

– Я вас люблю.