Текст книги "«Оскар» за имя"

ГЛАВА 9

Теперь она понимала, что значит выражение «сидеть на макушке мира». Город простирался под ними, как черный бархат, расшитый тысячей огоньков. Звезды были такими яркими, такими близкими, что казалось, только протяни руку – и схватишь одну.

Пол переключил на вторую скорость и протянул ей коробочку с едой. Он уже переоделся в белую рубашку и черный кашемировый джемпер.

– Кисло-сладкая свинина, – сказал он.

– Чудесно, – ответила она.

Когда они спустились вниз и поехали по прямой дороге, Пол передал руль Бет, а сам принялся за еду. Так они и ехали, передавая друг другу коробочки с едой. Теплый легкий ветерок ласкал ее щеки. Где-то поблизости ухнул филин, в кустах слышался шорох – очевидно, возились какие-то ночные зверюшки. Дорога стала извиваться книзу, и Пол опять сел за руль. Она смотрела на его профиль и думала, что он такой надежный, такой умный.

Они так долго ехали по шоссе в одиночестве, что Бет даже вздрогнула, услышав шум еще одной машины, остановившейся рядом с ними. Красная, сверкающая от многократных покрытий лаком старая колымага с открытым верхом. Нос лишь на несколько дюймов приподнимался над асфальтом, а сзади огромные колеса. В машине было двое парнишек. Тот, кто сидел за рулем, наклонился вперед и, встретившись глазами с Полом, поднял одну бровь, улыбнулся.

Пол смотрел прямо перед собой, плотно сжав зубы, она видела, как напряглось все его тело. Боже, только не это, подумала Бет, чувствуя, как напряжение охватывает и ее, когда Пол перевел рычаг на первую скорость.

Загорелся зеленый свет.

Завизжали покрышки, пахнуло горелой резиной, от черного выхлопа у Бет защипало в глазах. Стрелка спидометра поползла вверх. Колымага шла бок о бок с ними, лишь на несколько дюймов опережая их. А теперь уже почти на два метра. Пол перевел своего «ягуара» на вторую скорость и рванулся вперед. Они буквально летели вдоль дороги. Колымага шла рядом с ними, они пересекали ряды, мчась по извилистой гористой дороге. Бет чувствовала, как ветер бьет ей в лицо, выжимая слезы, волосы ее буквально стояли дыбом. Сердце билось с такой же скоростью, что и мчавшаяся машина. Впереди показался указатель крутого поворота. Пол снова перевел «ягуар» на вторую скорость. Казалось, колеса отрываются от земли. Но колымага по-прежнему была рядом, опережая их на несколько дюймов.

Теперь дорога шла прямо. Нога Пола, упиравшаяся в педаль газа, буквально стояла на полу. Спидометр показывал 100, 110, 120. Парень в колымаге замедлил движение и слегка свернул в сторону. Он проскочил мимо них, как будто они вообще стояли на месте.

Проехав несколько метров, он, должно быть, чуть притормозил. Задние огни пару раз им подмигнули, и они снова оказались в темноте, кругом были слышны лишь ночные шорохи и стрекот цикад. Когда Пол немного снизил скорость, к Бет вернулась способность нормально дышать.

– У меня не было ни малейшего шанса, – засмеялся он.

Бет закрыла глаза, дрожа, как осиновый лист.

– Битый-перебитый «форд» тридцать второго года, – пробормотал он. – Неплохо. Парень, должно быть, вложил в него целое состояние.

Бет открыла рот, чтобы что-то сказать, но у нее ничего не получилось. Она попыталась разобраться в своих ощущениях. Это был не страх, а что-то совсем другое, она даже не могла описать словами, что именно, но гораздо сильнее, чем просто страх.

– На дорогах Америки нет серийной машины, которая могла бы его обогнать, – объяснил он свое поражение. Объясняя больше себе, как показалось Бет, постепенно приходившей в себя. Не ей.

Через несколько минут Пол свернул с извилистого шоссе на ровную площадку, откуда хорошо был виден город.

– Может быть, устроим здесь пикник? – спросил он, протягивая ей одну из коробочек с едой.

Дрожащими руками она взяла коробочку и стала ковыряться в ней деревянной вилкой, не отрывая взгляда от расстилавшегося перед ними Лос-Анджелеса – бескрайнего моря огней.

Никаких ориентиров, думала она, чувствуя, как в ней поднимается тревога. Невозможно сказать, где находишься. Здесь не за что зацепиться глазом. Совершенно не за что. Даже красный огонек в небе двигался. Очевидно, самолет шел на посадку. Она слышала, как рядом с ней тяжело дышит Пол. Он также был не так уж спокоен.

– Если ты знал, что не сможешь выиграть, зачем же стал с ним соревноваться? – спросила Бет.

– Надо было попытаться, – с удивлением ответил Пол. – Безусловное поражение – отказ от попытки.

Бет задумалась над его словами. Он был прав, да, но попытка чего?

– Знаешь что, – сказал Пол, трогая машину, – ты мне нравишься. Ты – отличный парень.

– Спасибо, – сказала она с некоторым сомнением в голосе. То он говорил, что у нее красивые глаза и что девушка, за которую он ее принял, так много значит для него, а то вдруг отличный парень.

Вскоре они опять оказались в центре цивилизации, свернув в проезд, рассекающий гору, и влившись в поток автомобилей голливудской автострады. Пол свернул машину на голливудский бульвар.

Не может быть, твердила она себе, глядя то на указатель с названием улицы, то на саму улицу. Голливуд – это яркое, оживленное место, где кинозвезды приветствуют своих поклонников из своих открытых машин. Или прогуливают своих борзых на усыпанных бриллиантами поводках. Ну, и все в таком роде.

А здесь было полно мелких магазинчиков с объявлениями о распродажах. Закусочная на углу Голливуда и Вайн. Универмаг «Бродвей» – большое серое здание, которое вполне вписалось бы и в ее родной Спокан. Даже одежда на манекенах казалась старомодной и неряшливой. Мусорные урны на перекрестках переполнены. На тротуарах группками стояли солдаты и определенного вида девицы в очередях к кинотеатрам, которых здесь было превеликое множество. На скамейке у автобусной остановки спал пьяный. Огромные автобусы изрыгали черные клубы дыма, и казалось, что каждая вторая машина – полицейская.

Единственным по-настоящему великолепным предметом на голливудском бульваре был «ягуар», Пол и она сама, сидящая с ним рядом. Люди, стоящие на тротуарах, буквально толкали друг друга в спины, чтобы те оглянулись и взглянули на них. Рядом с Полом Бет и сама чувствовала себя знаменитостью. Она робко посмотрела на него, он ей широко улыбнулся и похлопал по руке.

Правда, он очень симпатичный, решила она, на мгновенье вспомнив Бадди и подумав о том, что рядом с Полом он, конечно, просто деревенщина.

Когда они вошли в ночной клуб, там было уже полно народу. Царил полумрак, так что Бет с трудом догадалась, что серая завеса – это сигаретный дым, повисший в воздухе. Когда какой-то мужчина около двери вопросительно посмотрел на нее, Пол взял ее под руку и провел к маленькому столику около сцены. Шум стоял просто оглушительный, все громко разговаривали и смеялись так, что почти не было слышно музыки, раздающейся из музыкального автомата. Когда глаза немного привыкли к темноте, Бет увидела, что за каждым из крохотных столиков сидит не менее четырех человек. Большинство людей было намного старше них, много негров. На женщинах нарядные платья, сверкающие ожерелья и сережки. Все мужчины в костюмах и при галстуках… Солдаты толпились у стойки бара с рекламой «Будвайзера», «Сиграма», «Дювара». На бармене белая рубашка с черным галстуком-бабочкой. Он что-то наливал в высокий стакан, разговаривая и смеясь с одним из клиентов, затем положил в напиток оливку. К ним подплыла официантка, также не первой молодости, с неестественно рыжими волосами, ярко-красными губами, очень сильно накрашенная. Тесные шорты едва прикрывали ягодицы, блузка с огромным вырезом делала ее груди похожими на дыни.

– Эй, малыш, что-то давно мы тебя здесь не видели, – сказала она, наклоняясь и целуя Пола в ухо.

Бет едва поверила своим глазам, когда он схватил рыжую в охапку и, притянув к себе, начал что-то шептать ей в ухо. Она фыркнула и облизала губы. Еще несколько минут назад ей казалось, что они с Полом здесь совсем чужие, как заблудившиеся в лесу детишки, но было похоже, что Пол и эта довольно дешевого вида девица – лучшие друзья. Неудивительно, что Пол не очень ладит с отцом, подумала Бет. Его отец, наверное, и не знает, что Пол посещает подобные заведения. А если б узнал, его хватил бы удар. Она почувствовала что-то вроде ревности, когда Пол заказал ей кока-колу, а себе «Дювар» и воду.

Потом вдруг стало совсем тихо, когда очень красивая негритянка поднялась и запела под аккомпанемент небольшого ансамбля. У нее была довольно светлая кожа золотистого цвета, в волосах, уложенных в высокую прическу, приколота белая гардения. Она была потрясающа. Бет еще не слышала ничего подобного. Ее высокий, как у ребенка, голос и все, что она исполняла, казалось таким печальным, что сердце сжималось от боли. И слова песен были о потерянной любви, о тоске по любимому. Как будто она пела историю жизни Бет. Рядом с ней был только Пол, а он не был ее любимым. Пока не был.

Бет слушала со слезами на глазах, но ей стало легче от того, что не она одна испытывала такие чувства. Когда негритянка кончила петь, ей так сильно хлопали и кричали, что Бет поняла: очень многие чувствуют то же самое. Песни задели душевные струны всех здесь сидящих.

Когда Пол вышел в туалет, к ней подошли несколько человек, стоявших прежде у стойки бара, и стали с ней заигрывать. Бет с некоторой надеждой думала, что ему это не понравится, но он не обратил на это особого внимания, бросил на стол несколько купюр и вышел в компании других молодых людей.

Они все забились в большой новый «олдсмобиль» и куда-то поехали. Пол сел где-то впереди, а Бет оказалась на заднем сиденье с четырьмя, а может быть, и с пятью парнями и девушками. Они буквально сидели друг на друге и при этом передавали друг другу небольшую самокрутку, сильно затягивались и подолгу задерживали дым в легких. Даже запах табака показался Бет каким-то странным, ни на что не похожим. Он был одновременно и тошнотворно-сладким, и терпким.

Совершенно непонятно, почему Бет почувствовала неожиданную симпатию к девушке, буквально сидящей у нее на коленях. Она начала хвастаться, рассказывая о том, какая у нее богатая семья, о своих сестрах, об острове и обо всем остальном. Но все же она чувствовала себя как-то странно. Все приобрело более четкие очертания – свет фонарей на улицах, свет фар проезжающих машин, – все, что говорили кругом, казалось чрезвычайно забавным, так что она все время хохотала и не могла остановиться. Затем кто-то еще начал хохотать.

Они просто мотались по городу, время от времени заскакивая в разные ночные клубы. Где-то в одном из них Бет добрела до дамского туалета. Там сидела негритянка в форме служительницы и решала кроссворд. На столике лежали свернутые полотенца, кубики мыла, расчески, маленькие флакончики с духами. Там же стояла тарелка, на которой лежала мелочь.

Бет посмотрела на себя в зеркало. Глаза красные, волосы торчат во все стороны. Боже, ну и видок! Кошмар. Хуже не бывает. Глядя на свое отражение, она опять захихикала и стала смачивать руки холодной водой.

– Тебе бы в твоем возрасте еще рано баловаться этой дрянью, – сказала женщина, протягивая ей полотенце. – А то у тебя будет много неприятностей.

– Мне восемнадцать с половиной, – сказала она заплетающимся языком, – значит, все в порядке.

Она полезла в сумочку и высыпала на столик ее содержимое: губная помада, пачка бумажных носовых платков, желудочные таблетки.

– Можешь говорить что угодно, – презрительно фыркнула женщина. – Но ты здорово под кайфом.

– Ничего подобного, – сказала Бет, опираясь на столик и запихивая все обратно в сумочку. – Но спасибо за полотенце.

Она опять начала шарить в сумочке, чтобы найти кошелек и дать чаевые. Нашла какую-то мелочь, но кошелька не было. Странно. Наверное, она уронила его в машине.

– Что-то не могу найти свой кошелек, – сказала она. – Пойду попрошу деньги у моего парня. Знаете, он из одной из самых уважаемых семей в Лос-Анджелесе. У него такой большой дом, что есть даже озеро на участке. Он очень хороший парень, и скоро у него будет своя студия.

– Давай-ка я лучше позвоню твоей маме, чтобы она приехала и отвезла тебя домой, детка, – предложила женщина. – Сколько тебе? Лет шестнадцать? Пятнадцать? Кто-то здорово морочит тебе голову.

– Моя мама умерла, – сказала Бет, опускаясь на одну из табуреточек напротив зеркала. – Как она могла так поступить? Как посмела она бросить меня одну в этом мире?

Она почувствовала, что плачет, и женщина смотрела на нее с тревогой и сочувствием.

– Занесешь в следующий раз, – сказала она, печально глядя на нее. – И будь поосторожнее, слышишь?

Когда она вернулась в машину, все просто умирали от голода. Они подъехали к круглосуточному универсаму и купили кексов, шоколадок и прочей ерунды. Бет подумала, что никогда в жизни не ела ничего вкуснее.

Они заехали еще в несколько мест, было уже действительно очень поздно. Все пили из кофейных стаканчиков, но Бет знала, что там полно виски. Каким-то образом вся их компания, кроме них с Полом, сменилась. Куда же делись остальные, подумала Бет, и кто эти новенькие? Парни держали в руках футляры с музыкальными инструментами и, войдя в клуб, сели на сцене вместе с оркестром. Потом они уходили. Приходили другие. Пела еще одна негритянка, очень большая. Тоже здорово. Так же, как и та, первая, только у нее в волосах не было гардении. У нее был потрясающий голос, как серебряный колокольчик, но ее пение не вызвало у Бет чувства, что кто-то совершено точно знает, что у нее на сердце, знает, чего ей хочется. А хочется ей, чтобы ее любили, чтобы кто-то нуждался в ней.

Уже светало, когда они вышли оттуда и опять оказались только вдвоем в своем «ягуаре», наслаждаясь свежим утром и солнцем, только-только начинающим освещать улицы города. Машин было мало, несколько прохожих направлялись к кафетериям с газетами под мышкой. Вид у Пола был такой же свежий, как и в ту минуту, когда они выходили из его дома накануне вечером. Бет вспомнила, как ужасно она выглядела в зеркале дамского туалета: глаза красные, волосы растрепаны. И там было еще что-то. Она попыталась вспомнить, но ей это никак не удавалось.

Бет никак не могла понять, что она испытывает. Она не устала, но нельзя было и сказать, что чувствовала себя бодрой и свежей. Она же выпила только немного коки и «Твинки», а ощущение – как с похмелья. Во всяком случае, ей так казалось. Может быть, это из-за новых впечатлений, новых людей, новых мест.

Когда она проснулась, ей показалось, что веки у нее склеились. Она лежала под одеялом, но, кроме туфель, на ней была та же одежда, что и в прошлую ночь. Шторы были задернуты, но она догадалась, что уже середина дня. Сильно хотелось есть. Бет поднялась и с трудом вышла из комнаты на лестницу. Казалось, она двигается, как в замедленной киносъемке. Когда она доплелась до кухни, ей показалось, что она затратила на дорогу несколько часов. В холодильнике стояли коробки с остатками еды из китайского ресторана. Она стала есть руками.

В доме было тихо и пустынно. Вообще время воспринималось ею как-то странно. Казалось, все, что она делает, длится целую вечность. И что-то еще беспокоило ее. Что-то грызло. Ах да, ее кошелек. Он исчез, и с ним вместе исчезли все ее деньги, все до копейки. Она села на кровать и закрыла лицо руками. Что ей теперь делать? Как она скажет об этом Полу?

ГЛАВА 10

Кофейня располагалась на самом верху холма, откуда открывался вид на океан, с его белыми барашками, похожими на кружевную отделку нарядного платья. Полная луна оставляла на его поверхности золотую дорожку, а звезды, казалось, были совсем близко. На столах неровным светом горели свечи, стены были увешаны плакатами времен второй мировой войны. «Болтун – находка для шпиона», «Дядя Сэм зовет тебя». Из репродукторов доносилась классическая музыка. Бет потягивала приготовленный в автомате кофе и смотрела, как рядом с ней двое парнишек играют в шахматы. За соседним столом девушка в спортивном трико с серьезным видом шевелила губами, уставившись в книжку, – читала какие-то стихи. Зал был наполнен жужжанием голосов. Как пытался объяснить ей Пол, это были в основном битники, богема. Они утверждали, что в жизни нет смысла, но, как говорил Пол, на самом деле они просто не верят, что смогут прожить ее со смыслом.

При звуке открывающейся двери она подняла голову, ожидая, что войдет Пол. Но это были два паренька в водолазках, джинсах и вельветовых курточках. Она почувствовала легкое разочарование.

Все ночи и вечера проходили подобным же образом. Когда Пол приходил домой, они садились в «ягуар», и начинался обычный круговорот. То это были особняки на Беверли Хиллз, там, где марокканский дворец стоял рядом с английским загородным домом. А рядом с ним итальянская вилла, французский домик, современный фермерский дом – только при нем не было никакой фермы. Все это было очень сумбурно, бессмысленно, лишь подъездная аллея отделяла плод фантазии одного владельца от другого. Больше всего Бет раздражал их какой-то несолидный вид, как будто за фасадом ничего не было и даже ребенок мог бы одной рукой все это разрушить. Ей было трудно поверить, что в этих домах действительно живут. Что там любят и ссорятся, что по утрам в своих детских просыпаются дети и спускаются вниз, чтобы позавтракать и отправиться в школу.

Они ехали по извилистой дороге Лорельского каньона. Бет с удивлением разглядывала эту причудливую смесь крохотных домишек, почти лачуг, и величественных особняков, ржавых, побитых автомобилей и пустых, заброшенных бассейнов наряду с великолепными парками, сверкающими новыми «кадиллаками» и «паккардами». Там был один дом с поворотным кругом для машин во дворе, переделанный в квартирки и студии. Одна из них принадлежала приятелю Пола, который делал снимки для журнала мод. Бет даже пожалела его, когда увидела, что у него на глазу черная повязка, и все думала, что же с ним произошло, не потерял ли он глаз вообще. Затем ей вдруг пришло в голову, что он старается быть похожим на одного из Хатвеев, чья физиономия украшает многие рекламные объявления. В нем было что-то такое… Но снимки были действительно превосходны. Огромные черно-белые фотографии с изображением красивых девушек, некоторые из них позировали рядом с леопардами, с пантерами.

Они заезжали в симпатичные домики в небольших ущельях в горах за бульваром Сансет около четырех часов утра, когда, как полагала Бет, все нормальные люди уже спят. Но все эти люди – сценаристы, музыканты, композиторы – именно в это время работали, принимали гостей. На их каминах стояло множество призов, полученных за работы. Почетные значки и всевозможные трофеи украшали стены, размещались на застекленных полках.

Они ходили в рестораны, ночные клубы. Один раз – даже в негритянском квартале в центре города, где Бет боялась идти в туалет, и где один негр играл на саксофоне, стоя прямо на стойке бара, и все, придя от этого буквально в неистовство, кричали и топали ногами. Ездили в студии художников в Венеции на самом берегу океана в стороне от шоссе, в квартиры, расположенные рядом с Лос-Анджелесским университетом, в которых жили студенты, бывали в «Парамаунте» на встречах с Вуди Германом и Стеном Кентоном, на концертах Дюка Эллингтона и его оркестра, на джазовых концертах в филармонии.

Но больше всего поражало Бет, что они ни разу не встречались с одними и теми же людьми. Там, в ее родном городке, все – богатые, бедные и средние – постоянно общались между собой, иногда по несколько раз на дню. А если и не виделись, то слышали, знали, все обо всех: кто болеет, кто с кем поссорился, а кто помирился. Только подумать о том скандале, который приключился с ней и Бадди! Теперь об этом будут говорить много лет. Ведь ей было стыдно не только из-за отношения семьи, из-за реакции отца. Все было гораздо серьезнее. Она, конечно, здорово подвела их. Но она подвела и всех остальных. Одобрение или неодобрение жителей города как бы помогали ей оценить собственные поступки, и их реакция подсказывала ей, как относиться к себе, что она из себя именно сейчас, сегодня представляет.

Здесь, в Лос-Анджелесе, никто бы не вспомнил ни о ней, ни о Бадди уже через несколько дней. Абсолютно не имело значения, что на ней надето, здесь сойдет все. И действительно – годилось все, что угодно, потому что все только что прибыли в город, только что привели себя в божеский вид, только что решили, кем они будут, и старались вести себя соответствующим образом. Здесь никто не делился воспоминаниями. Каждое утро, когда они вставали с постели, перед ними был новый мир. Чистая страница.

По тому, как здесь шла жизнь, можно было понять, что у каждого в любой ситуации еще остается шанс. Но это и немного пугало, потому что от тебя вчерашней ничего не оставалось. Ты все время была как на иголках, надо было что-то делать, а ты не знаешь как. Не на что опереться. Никаких ориентиров для самооценки, для оценки собственных поступков.

А может быть, это было только из-за Пола, из-за того, что он так любил вращаться среди совершенно разных людей, бывать в разных местах. Он, конечно, имел солидную основу. Его семья, ее положение в обществе. Этот великолепный дом и окружающий его ландшафт оставались на своем месте, когда они каждое утро возвращались домой, и каждый раз она удивлялась, что это не исчезло, не испарилось в воздухе, пока их не было. Пол знал, кто он такой, все в его жизни твердило ему об этом: его образование, его цели. Принципы, которыми он руководствовался: «Если хочешь чего-нибудь добиться, то надо сделать для этого все», «Поражение – это отказ от попытки», «Нужно хотя бы раз попасть в точку», «Это тебе не генеральная репетиция».

Так что Пол в порядке, и когда она была с ним, то и она тоже точно знала, кто она. Она слышала, как говорили: «Ну, вы знаете эту симпатичную девушку, с которой всюду появляется Пол». Ну и все такое. Но когда Пол куда-нибудь исчезал, и она оставалась одна, ей казалось, что она парит в безвоздушном пространстве.

Служительница в дамском туалете была права. Она действительно была тогда под кайфом, хотя и сама не знала об этом. То, что они все курили там в машине, – была марихуана, или, как они называли ее – «травка». Или дерьмо. Она хоть сама и не курила, но надышалась дымом. Она была так же опьянена, как и они. И это происходило снова и снова. На нее бросали сочувственные взоры, когда она заказывала свою коку, так что наконец она решилась взять себе то же, что и все, отличную вещь – коктейль из водки с лимонным соком. Это действительно было вкусно. И ей понравилось то, как она себя чувствовала после этого. Все было так весело, и она прекрасно вписывалась в любую компанию.

Все же иногда Бет просыпалась по утрам в маленькой кроватке Дианы с таким чувством стыда, что ей хотелось умереть. Чем веселее было накануне, чем сильнее все напивались, тем больше все выходили из-под контроля, по крайней мере по ее меркам. Все кругом целовались и тискались. И даже хуже. Иногда некоторые парочки делали это прямо там. Девушка с девушкой. Или парень с двумя девушками. А поскольку на следующий день они ни с кем из них больше не встречались, то не было ни смущенных взглядов, ни публичных обсуждений. Они тоже, наверное, понимали это. Возможно, они просыпались на следующее утро со словами: «О Боже, что же я натворила?» Но она могла знать реакцию только двух человек – свою и Пола.

Она испытывала чудовищный стыд от того, что произошло накануне ночью, – как будто она вывалялась в грязи. Даже хуже, чем когда отец застал ее с Бадди.

А Пол?

Казалось, он даже ничего не заметил, что ему все равно. Он не осудил ее. Он обращался с ней с прежним почтением, как и в день их первой встречи. Как будто они на собрании церковной общины. Братский поцелуй в щеку у дверей. Затем просто «спокойной ночи».

Лишь на третий день она собралась с духом и рассказала ему, что потеряла кошелек.

– Не может быть, – сказал он, и на лице его появилось выражение озабоченности. – Ах ты, бедняжка. – Казалось, он на секунду задумался, как бы пытаясь найти слова, чтобы ее успокоить. – Я посмотрю в машине, – сказал он наконец. – Может быть, он там. Поспрашиваю у ребят. Может быть, он кому-нибудь попался.

Но в машине его не было, и Бет не знала, звонил ли он своим друзьям. Вопрос о кошельке просто больше не поднимался. Вместо этого он повез ее в один из роскошных магазинов на бульваре Уилшир, который назывался «Джекс», и накупил ей множество всевозможных туалетов, расплатившись пачкой сотенных банкнот. Да, на продавщиц это производило сильное впечатление. Такой красивый, элегантный парень, да еще с такими деньгами. Он был похож на петуха, чистящего перышки перед ними, а они тем временем, хлопая глазами, переводили взгляд с него на нее, стараясь догадаться, кто она ему и что тут происходит.

Бет стояла с тесной примерочной, глядя на свое изображение – одно, другое, третье – во всех зеркалах. На ней было бледно-голубое льняное платье без рукавов с немного спущенной талией. На поясе две петельки с голубоватыми перламутровыми пуговицами. Этот голубой цвет как нельзя лучше подходил к цвету ее глаз. Она покрутилась в разные стороны, посмотрела на себя через плечо. Да, у нее такой нарядный, такой элегантный вид. Это было ее собственное платье, а не доставшееся ей после трех старших сестер. А ведь я такая хорошенькая, подумала она, улыбаясь своему отражению. Как мне только могло прийти в голову, что я некрасивая? Видя себя в этом платье, она чувствовала себя необыкновенно счастливой – просто королевой!

– Класс! – воскликнул Пол, когда она вышла к нему в зал. – Пойдем посмотрим еще.

И было еще и еще, в «ягуаре» едва хватило места для всех их покупок, когда они вышли из магазина.

Должно быть, я ему нравлюсь, думала она вне себя от счастья, если он купил мне все эти чудесные вещи и всюду меня возит. И он – настоящий джентльмен. Она просто с ума по нему сходила, только о нем и думала. Ей действительно становилось стыдно, когда она вспоминала о том, что позволяла делать с собой Бадди. Ей тогда казалось, что ее чувства к Бадди и были любовью, но, разумеется, это все ерунда. Они были просто детьми, не понимающими ничего в жизни.

– Только не меняй свою внешность слишком сильно, хорошо? – сказал Пол, держа одну руку на руле, другую на дверце «ягуара». – Я не хочу вместо Риты Хейворс увидеть Сэди Томпсон.

– Хорошо, – сказала она.

Она стояла на тротуаре, с каким-то непонятным чувством глядя на то, как он сидит в своей машине. Конечно же, он не должен идти с ней в салон красоты и держать ее за руку, пока ее причесывают и делают маникюр. Но все равно она испытывала какую-то тревогу… Эти две недели, что они знали друг друга, они были как будто связаны какими-то невидимыми нитями. Когда его не было, она была привязана к его дому, а если они отправлялись куда-нибудь вместе, она всегда знала, что он где-то поблизости, даже если и не видела его.

– И не стригись очень коротко, – добавил он. – Лишь подровняй волосы.

– Хорошо, – сказала она слегка дрожащим голосом. Он посмотрел в зеркало заднего обзора, выбирая момент для того, чтобы влиться в общий поток машин на бульваре Сансет. Бет стояла и смотрела, как он удаляется от нее. Он нажал на гудок, широко ей улыбнулся и исчез в потоке машин.

Она повернулась, глубоко вздохнула и взглянула на вывеску салона на белом мраморном фасаде. Он назывался «Секреты». Пол говорил, что это самый лучший. Сюда ходят киноактрисы, модели, дамы из общества. Сюда ходит его мать. Девушки из богатых семей. Вроде Дианы. Она тоже сюда ходила.

Внутри все было отделано белым мрамором, висели хрустальные люстры, кругом было множество цветов. Здесь царило оживление, носились симпатичные худенькие парнишки в облегающих брюках и девушки-негритянки в белых форменных халатиках. На круглом сиреневом диване сидели три женщины в сиреневых накидках, в бигуди, с салфетками на лбу и в сеточках для волос и попивали кофе из фарфоровых чашек, вполголоса беседуя между собой. На всех них были тонкие чулки, красивые туфли на высоких каблуках. Как она успела заметить, у одной из них на пальце рядом с обручальным было кольцо с огромным бриллиантом. Огромным! Она в жизни не видела такого большого. Перед ними на кофейном столике лежали пачки журналов. «Вог», «Базар Харпера», «Редбук», «Журнал для домохозяек».

Бет почувствовала робость, подходя к столу регистраторши, за которым сидела высокомерного вида блондинка в великолепной косметике и отсчитывала сдачу даме, которая, казалось, сошла с обложки модного журнала. С колотящимся сердцем Бет назвала свое имя, чтобы та проверила его по своему списку.

– Ага, – сказала она, глядя сквозь Бет, как будто та была пустым местом. – Он немного задерживается. Мы вас вызовем.

Бет стала листать один из журналов, совершенно не собираясь подслушивать, о чем беседуют между собой эти три дамы. Она действительно не собиралась делать этого, но как только уловила, что муж одной из них, той, у которой кольцо с бриллиантом, крутит роман со своей секретаршей, а две другие дамы – ее лучшие подруги и в данный момент они проводят что-то вроде военного совета, то просто не могла не вслушаться.

– Говорю тебе, не обращай внимания, – говорила одна из женщин. – Ты же, знаешь, Долли, как это бывает – когда им исполняется сорок и начинает казаться, что они слабеют, им нужна молодая курочка, которая раздвинула бы для него ножки и слушала бы его бред, и поэтому ему кажется, что он еще ого-го!

– Ну, не знаю, – говорила женщина, качая головой, плотно сжав ярко-красные губы. – Он ведь снимает для нее деньги с нашего счета. И счета приходят к нам, значит, он хочет, чтобы мне стало известно. В конце концов, я же знаю, что не покупала ночные рубашки и пеньюары в их отделе женского белья.

– Она права, – сказала третья женщина. – Ты ничего не можешь сделать. Помните, как у моего Ларри была такая же история? С маникюршей из его парикмахерской. Только тогда было не белье, а меховое манто. Норка, точно такая же, какую он подарил мне на Рождество. О Боже, как же меня оскорбило то, что этой дряни он подарил такое же манто, как и мне. Я плакала. Просто рыдала!..

Две другие кивнули, сделав серьезные лица, они помнили.

– А ведь именно мой отец дал ему возможность учиться в медицинском институте, и вот благодарность. Мои родители всегда считали его идеальным зятем. И мне было стыдно встречаться с ними, смотреть им в глаза. А дети? Ведь они же тоже чувствовали, что в семье что-то происходит. А я могла только плакать. Я им объяснила, что у меня климактерические явления. А что оставалось делать?

– Но эта уже совсем обнаглела, – сказала женщина с бриллиантом. – «Разведись, Ларри, – заявила она. – Разведись, или я вообще перестану с тобой встречаться».